Глава 7

Завывание муэдзина ворвалось в сон Джозефа Стражински словно ураган.

– Мать твою, ублюдок! – выругавшийся про себя американец польского происхождения попытался спрятать голову под подушкой.

Не вышло – Мешхед, второй по величине после Тегерана иранский город, просыпался. Солнце беззастенчиво осветило кровать в не самой лучшей гостинице не самого лучшего района.

– Вставай, Ахмед, – Джозеф обращался к себе своим подставным именем вот уже несколько месяцев, старательно вживаясь в роль мусульманина.

Зеркало в ванной показало заросшего густой бородой мужчину ярко выраженной персидской внешности – спасибо умению гримироваться и пра-пра-бабушке, согрешившей с кем-то из татар и подарившей потомку смуглую кожу и темные волосы.

Почистить зубы, умыться и вознести краткую молитву Аллаху. Коврик на месте, направление на Мекку известно… Джозеф понятия не имел, следят за ним или нет – но на всякий случай ни на минуту не выходил из образа.

В Мешхеде он жил уже несколько месяцев, обрастая агентурой и связями. Естественно, не как американец – здесь их не любили. И хотя Советы тоже особого расположения не снискали со времени окончания войны, играть на чувствах против них было все еще рискованно. Поэтому Джозеф использовал другую тактику. Тактику, заключавшуюся в разжигании исламской истерии и радикализма. План был составлен давно, еще в сорок девятом, и исполнялся примерно с того же времени, но на финишную прямую он должен был выйти еще не скоро.

Отчасти этому помогала неуклюжая политика властей – марионетки Советов, выслуживая одобрение из Москвы, разом уравняли женщин в правах с мужчинами. Что, естественно, вызвало бурное негодование в народе.

Шах, будучи безвольным слугой русских, вызывал у мулл раздражение. И хотя на данный момент они ничего сделать не могли – военные базы СССР внушали серьезные опасения одним фактом своего существования – пропаганда в мечетях явно проигрывала борьбу.

Стражински был хорошим востоковедом – если не сказать отличным. По крайней мере, в США лучше него Иран не знал никто. И сейчас ему нужно было сплести паутину достаточной площади, чтобы у советской мухи не осталось шансов на спасение.

То, что Эйзенхауэр отказал в проведении Тегеранской провокации, сыграло Джозефу на руку. В стране сохранилась выстраиваемая годами агентурная сеть подпольщиков, многих из которых готовили еще британцы в двадцатых, после захвата власти Резой Пехлеви.

Южный Иран, превращенный англо-американскими усилиями в некое подобие республики, на поверку являющейся обыкновенной восточной диктатурой, служил базой для операций ЦРУ и должен был стать плацдармом уничтожения советского влияния в этой части света.

– Ассалям алейкум, Ахмед, – хозяин лавки восточных сладостей, такой же бородатый, как и поляк, благосклонно поприветствовал своего лучшего покупателя.

Естественно, продавал торговец не то, что было на витринах. Продавал он содержимое нескольких очень удачно расположенных за пределами города схронов.

– Алейкум ассалям, Хамид, – кивнул Джозеф.

– Что привело уважаемого в скромную лавку Хамида?

– Несравненные сладости, здесь имеющиеся в достатке, – Стражински приложил руку к сердцу. Хотя торговец знал его уже не один и даже не два месяца, он все равно постоянно спрашивал у американца нужные слова. До конца, похоже, не доверял. Впрочем, люди его профессии не доверяют до конца никому. Чревато.

– Рахат лукум, что я брал в прошлый раз, оказался неповторимо хорош, хвала Аллаху, – этой фразой Джозеф сообщил, что взрывчатка, полученная в прошлой партии, его полностью устроила и он не против повторить закупку.

– О, уважаемый Ахмед, ваши слова радуют мое сердце. Вы возьмете столько же, сколько и в прошлый раз?

Стражински отрицательно покачал головой:

– Я хотел бы взять вчетверо больше, ибо собираюсь воздать должное братьям своим.

Торговец кивнул.

Беседа продолжалась еще некоторое время. Американец обсудил с Хамидом погоду, воздал должное шаху, повозмущался предоставлением прав женщинам.

Под конец хозяин лавки неожиданно поинтересовался, не желает ли многоуважаемый Ахмед попробовать новую сладость?

– Какую же?

– О, это новый щербет, что племянник привез мне из другого конца нашей благословенной Аллахом земли, – "щербет" означал стрелковое оружие. "Новый" – что это что-то из того, чего раньше в ассортименте Хамида не имелось. Но у него было все – вообще все, даже японские винтовки двадцатилетней давности. Не хватало разве что последних моделей русского оружия… Боже милосердный, это получается?…

Джозеф был отличным агентом, поэтому даже на секунду не выдал волнения.

– Вы считаете, что стоит попробовать, уважаемый Хамид?

– Я настаиваю, мой дорогой друг! Уверяю, вы не пожалеете ни мгновения, Аллах свидетель моим словам.

Американец согласился. После чего, собственно, начался торг. Если насчет "рахат лукума" договорились быстро – цена была все та же, что и в прошлый раз, то со "щербетом" "Ахмед" выдержал целую битву. Согласившись, в конце концов, на довольно большие деньги.

Впрочем, ни секунды об этом не пожалев – Хамид не солгал.

Уже следующим вечером Стражински достался целый ящик автоматических пистолетов Стечкина под патрон "русский маузер", которых в Иране было завались со времен гражданской войны сорок шестого-сорок девятого. Отличное приобретение, скорее всего попавшее в закрома Хамида откуда-нибудь с армейских складов шаха. Но это было ничто в сравнении с новым русским автоматом – АСКМ. Автомат Судаева-Калашникова Модернизированный. То, о чем в ЦРУ только слышали, но не видели и в руках не держали.

"Теперь будут, – мелькнула мысль у Стражински. – Пару экземпляров я на ту сторону переправлю".

"Стечкины" он решил оставить себе и своей команде. То, что надо для их целей.


* * *

Солнце выглядывало из-за туч, освещая мрачное здание на Лубянской площади. Где-то глубоко внутри располагался "тот самый кабинет", в котором до сих пор работал человек, небезосновательно считавшийся "серым кардиналом" советского Олимпа.

Лаврентий Павлович Берия. Человек, несмотря на иссушающую болезнь работающий без выходных. Человек, чья работа во многом способствовала спасению советского народа от атомного геноцида. Человек, чьи силы подходили к концу.

Он устал. Очень, непредставимо устал. За прошедшие со смерти Вождя два года – а календарь только-только перешагнул на май пятьдесят седьмого – он работал словно проклятый. Проблемы сыпались как из рога изобилия – и все они были "важными", "важнейшими", "первоочередными", "не терпящими отлагательств".

С каждым годом все большую часть груза принимал на себя Богдан – но этого было мало. Слишком мало опыта имел пока молодой лидер Советского Союза. Да, талантлив, умен, прагматичен – но пока не расцвел. Все еще оставался медвежонком – уже подросшим, матереющим на глазах, но не ставшим на данный момент тем зверем, которого уважительно называют хозяином леса.

И это в то время, когда Атлант устал держать небо на своих плечах.

Берия поправил знаменитое пенсне и с грустью посмотрел на груду бумаг, возвышающуюся на столе. Устал Атлант или нет – выхода не было. Оставлять Драгомирова один на один со сворой этих шакалов было бы убийством. Как Богдана, так и государства.

Да и американцы не спали, все время подсовывая все новые и новые задачи, требующие адекватных ответов.

Как там как-то выразился Иосиф Виссарионович? "Вы же котята – умру, вас перетопят". Пока не перетопили. Но – пару раз были к этому близки.

Вспомнился сорок восьмой, когда он узнал про только-только появившийся план американцев "Тоталити". На тот момент обстановка в мире не просто накалилась – она уже готова была взорваться. На очередную вспышку эскалации в иранской гражданской войне (пусть она и оказалась последней – но тогда-то об этом никто не знал) неожиданно даже для СССР наложились начало Корейского конфликта и очередное крупное наступление Мао в Китайской гражданской. Американцы, на тот момент вот уже несколько лет пугающие мир "красной угрозой", основательно струхнули.

Эйзенхауэр, разработавший план, включавший в себя сброс нескольких десятков ядерных бомб на советские города, представил его Трумэну, как безальтернативный. Мир встал на грань очередной Мировой войны, на сей раз атомной – а у Советского Союза на тот момент и было-то всего несколько ядерных боеприпасов. И небольшое количество бомбардировщиков, реально неспособных достичь территории США. Или достичь в малом, совершенно недостаточном для серьезного ущерба количестве.

В тот раз пронесло – спасибо в очередной раз гению Сталина. Но даже сейчас американцы имеют вполне себе реальную возможность уничтожить Советский Союз, пусть теперь они и получат несколько очень серьезных ответных ударов.

Как бы то ни было, Берия склонялся к мысли, что Драгомиров прав – они не рискнут. Но вот попытаться расшатать страну изнутри – это да, это они первые вперед будут ломиться. И британцы – большие мастера разных гадостей – им в этом помогут.

Последнее время подозрения стал вызывать Иран. Уж что-то больно притихло там на Северных территориях. И пусть недалекие товарищи считают, что это от больших успехов в социалистическом строительстве – нарком был рациональным прагматиком. Подозрительным, к тому же. И реальное положение с "социалистическим строительством" знал как бы не лучше всех в Союзе.

А обстановка там походила на бурление воды под крышкой котла. И как бы эту крышку не сорвало к чертям собачьим… Надо будет внимательнее посмотреть, что происходит.

Разорвавший тишину кабинета звонок телефона отвлек наркома от мысли. Звонил Драгомиров, спрашивал про ракетный проект. Вскоре из космоса на землю должна была вернуться собака. Точнее, две штуки сразу.

Завертевшись в делах, всесильный Берия почти неделю не трогал папки с бумагами по Ирану…


* * *

Мгновения прошлого. Париж, весна 1946-го года.


Полковник торопился. Очень торопился. Дождь, моросящий с самого утра, неожиданно усилился и теперь все больше напоминал тропический ливень.

Впрочем, молодой для своего звания американец торопился не поэтому – в джунглях Юго-Восточной Азии бывало и хуже. Много, много хуже. И еще там были японские снайперы, о существовании которых не подозреваешь до тех пор, пока твоему соседу в голову не прилетит пуля. А торопился полковник потому, что узнал нечто очень, очень важное. Узнал вот буквально только что – и сразу осознал, насколько ценная информация попала ему в руки.

Северный Иран, находящийся под контролем Советов, собирался заполучить власть во всей стране. Заполучить военной силой, одним рывком заняв все значительные объекты с помощью стремительных танковых бросков и массированных воздушных десантов. Уж чему-чему, а этому Советская Армия в Европе выучилась на отлично. И вот уже пару лет передавала опыт иранским воякам. И наверняка там будет не один, и не два советника. "Направлять и руководить".

Агент, передавший эту информацию, рисковал – но по-другому было нельзя: если русские выйдут на побережье Индийского океана, это серьезно нарушит расстановку сил во всем мире. Нельзя им этого позволить. Нельзя!

Полковник еще пока не знал, что попытку Северного Ирана остановить ему не удастся. Удастся только лишь минимизировать ущерб – и, главное, все же не дать русским получить выход на побережье. За это он получит большую награду от своего правительства.

А вот агент… Агент в тот вечер решил уйти. Больше рисковать он не мог, и последняя встреча должна была действительно закончить его "шпионскую" карьеру. Хотя она, в общем-то, и закончила.

Неприметная машина, коих в отходящем от войны Париже становилось все больше, ожидала его прямо у того кафе, где он передал американцам пакет. Человек, проходящий в американских документах как "Вермут", уселся за руль и, заводя двигатель, огляделся. Слежки вроде бы не было, но уж он-то знал, что засечь профессионала можно только при очень-очень большом везении. С другой стороны, вроде бы никто не должен его подозревать – а денег теперь хватало, чтобы безбедно просуществовать где-нибудь в Уругвае. Хотя и в Америке сойдет. А еще лучше – в Австралии.

"Точно, в Австралии, – окончательно решил для себя мужчина, выруливая на трассу. – Там даже искать не будут. Только надо бы оставить следы, ведущие в США. Чтобы уж точно не нашли".

В одном агент был прав – профессионала, ведущего слежку, причем не в одиночестве, а с подготовленной командой, очень сложно заметить. Вот и ему не удалось этого сделать – его проследили до гостиницы. А затем – и до второй, резервной базы, с которой он и собирался отбыть в страны капитализма.

Андрэ Нефер – в миру Андрей Нефедов – профессиональным нелегалом не был никогда. А вот профессиональным "чистильщиком" – сколько угодно. Своего навидался еще во время войны и теперь был временно прикомандирован к команде Старика. Именно для этих целей. Кто этот Старик такой, он не знал. И сомневался, что кто-то вообще, кроме, разве что, очень больших людей в Москве, знает. Но в том, что тот профи сверхвысокого класса, был уверен на все сто процентов. Собственно, сам Нефедов, судя по всему, понадобился именно для грязной работы – во Франции он после этого долго не появится. Концы в воду, Старик в безопасности.

И сейчас Андрэ сидел в машине, одетый в форму жандарма и имея при себе помимо полицейского револьвера еще и "Вальтер П38". Он ожидал только одного. Человека, который выйдет из отеля и сядет в припаркованный рядом с ним автомобиль черного цвета, марки "Ситроен", модель "7CV".

То, что время пришло, Нефедов почувствовал сразу – еще даже не видя, куда именно направится человек в темном пальто.

"Вермут" уселся в авто и облегченно выдохнул – осталось совсем чуть-чуть. Еще немного, и он прибудет на небольшое взлетное поле неподалеку от французской столицы, откуда на маленьком самолете долетит до Испании, а оттуда на корабле отбудет в Бразилию. Затем – Чили. Затем – Мексика. И только после этого – Австралия. Документы и деньги есть, пару намеков на американцев – намеков еле заметных, еле видных – он оставил. Теперь аккуратно доехать до аэродрома – и все. Хватятся его только через пару дней, а к этому моменту он будет уже в Атлантике, с другим именем и другой внешностью.

Опасность он не увидел – почувствовал. Многолетний опыт, помноженный на усиливающуюся в последнее время паранойю, дал о себе знать. И в тот же самый момент двигатель неожиданно отказался заводиться. Продолжая пробовать, "Вермут" оглянулся. И увидел направляющегося к нему жандарма.

Беззвучно выругавшись, он опустил стекло. И посмотрел полицейскому в глаза. Рука рванулась к спрятанному пистолету сама собой, словно бы ей управлял другой человек. Но медленно, как же медленно она это делала!

Потому что тот, кто притворялся жандармом, почувствовал, что его раскусили. И, не останавливаясь, открыл огонь. Из двух пистолетов сразу, словно в каком-то дурацком кино про ковбоев.

И стрелял "жандарм" гораздо лучше "Вермута", попав первым же выстрелом.

Острая боль пронзила плечо и буквально бросила на руль. Предатель все еще пытался извлечь свое собственное оружие, но было уже поздно.

Подошедший почти вплотную убийца сделал всего один – уже прицельный – выстрел. В голову. А затем разрядил в распластавшийся на сиденье труп все оставшиеся патроны. И ушел, растворившись в сумерках, опустившихся на улицы французской столицы. Исчезнув так же быстро, как и появился.

Это преступление так и не было раскрыто жандармерией, даже не сумевшей опознать тело.

Единственным из несоветских граждан, кто догадывался – да что там, был почти уверен – о том, что произошло на тихой парижской улочке, был молодой американский полковник, увидевший заголовки утренних газет. За последующие более чем десять лет он таких провалов не допускал.


* * *

"Особенности внутренней и внешней политики Советского Союза в послевоенный период 1945-1955". Издательство "Editorial Ivrea", Буэнос-Айрес, 1984 год.

"Несомненно, последние десять лет жизни и правления Иосифа Сталина отмечались не меньшими успехами в экономическом строительстве, чем предыдущие.

После войны в СССР сложилась ситуация, близкая к катастрофической. Разрушенные города, огромные людские потери (по современным оценкам – до пятнадцати и даже двадцати миллионов человек), сожженные поля… Обеспеченность техникой сельского хозяйства была сведена к ужасающе низкому уровню. Но, тем не менее, страна вырвалась из этой ситуации и в кратчайший срок вышла на довоенный уровень развития, а затем превзошла его показатели.

В странах так называемого западного мира существует миф, что послевоенный период правления Сталина – это продолжение тотального наступления на все свободы в экономической жизни. Это представление очевидно искажено.

Если рассматривать факты, то мы увидим, что, в частности, именно в послевоенный период промысловая кооперация получает "зеленый свет". Забывается также о том, что с 1947 по 1950 год действовал мораторий на смертную казнь. Стоит отметить, что в этом отношении СССР резко расходился с западными странами, в которых применение смертной казни было распространенной практикой.

Надо также сказать, что установка на т.н. "мировую революцию" Сталиным была снята с повестки дня еще в двадцатых годах. Особое внимание следует уделить тому факту, что, согласно исследованиям и оценкам экспертов ЦРУ и Пентагона, сделанным для правительства США по инициативе президента Эйзенхауэра, Советский Союз не готовился к новой войне и не желал ее развязывать. Инициатива конфликта в то время исходила в большей степени именно от США и их союзников, чем от СССР.

…Как бы то ни было, как раз экономические успехи Советского Союза, отказавшегося от финансовой помощи США, предоставляемой в обмен на политические уступки и частичную потерю суверенитета (т.н. "план Маршалла"), во многом определяли его действия на международной арене…

…Главный итог внутренней экономической политики Сталина вполне ясен: экономика Советского Союза позволила ему сохранить национальный суверенитет, потеря которого в условиях одностороннего обладания США атомной бомбой представлялась весьма реальной…

…Фактически в этот период была построена мировая система социализма – или, по крайней мере, ее основа. Мало того, что страны Восточной, Центральной и, частично, Южной Европы (Греция) были "советизированы" и вошли в сферу влияния Москвы, именно в этот период популяризируется социалистическая идея (получившая очередной виток роста популярности уже после Сталина, благодаря "космическому прорыву Драгомирова") в мире в целом. Образ СССР становился все более и более привлекательным…

…Одним из главных успехов внешней политики СССР, настоящим геополитическим прорывом, очевидно, следует считать прекращение гражданской войны в Китае и присоединение трех из четырех образовавшихся в ее результате государств (Уйгурская Народная Социалистическая Республика, Китайская Народная Республика, Маньчжурская Социалистическая Республика и оставшаяся нейтральной Южно-Китайская Демократическая Республика) к социалистической идее. Почти восемьсот миллионов человек – а на тот момент это фактически треть населения Земли – оказались под знаменем социализма…

…Следует учитывать, что победа стран антигитлеровской коалиции под фактическим руководством СССР, вынесшего на себе основную тяжесть войны, в войне с блоком фашистских государств привела к радикальным изменениям международной политической обстановки.

Это проявилось с самых разных сторон.

Во-первых, победа над нацизмом привела к росту авторитета и влияния Советского Союза в целом. В частности, возросла его роль при решении геополитических вопросов, связанных с послевоенным устройством стран Европы, Юго-Восточной Азии и некоторых стран Востока – таких, как Иран. И хотя гражданская война в последнем является одним из ярких примеров ошибок внешней политики СССР в рассматриваемом периоде, советизация Северного Ирана стала еще одним фактом, показывающим неуверенность лидеров западного мира в их силах.

Во-вторых, в самих капиталистических странах необычайно возросло влияние коммунистов. Они даже были избраны в парламенты и вошли в правительства ряда стран Западной Европы – в частности, в Италии. Это заставило "империалистические" круги объединиться и организовать "крестовый поход" против мирового коммунистического движения и его вдохновителя – СССР.

Здесь мы можем видеть, как резко меняются отношения СССР с бывшими союзниками по антигитлеровской коалиции. От сотрудничества они переходят к холодной войне, т.е. к жесткой конфронтации на мировой арене, сопровождающейся свертыванием экономических и культурных связей, острейшей идеологической борьбой и враждебными политическими акциями, переходящими даже в локальные военные конфликты (к примеру, в Корее). Фактически, уже события в Иране положили начало длящемуся до сих пор конфликту, называемому холодной войной.

Переход именно к такой политике объясняется не только необходимостью борьбы с коммунистическим влиянием. Почти бесспорным можно считать утверждение, что по окончании Второй Мировой войны США стремились к мировому господству.

Так же очевидно, что на тот момент американское превосходство в экономическом и военном потенциалах было огромно. Особенно следует отметить сохранявшуюся до 1947 г. монополию на обладание атомным оружием. Это определило политику США в отношении Советского Союза, в истории дипломатии называемую политикой сдерживания. И вызывавшую соответствующую реакцию СССР…

Геополитические изменения определили основные задачи внешней политики Советского государства. К их числу, прежде всего, относилось заключение мирных договоров с прежними сателлитами и даже частями Германии (например, Австрией) и формирование у границ СССР т.н. предполья, состоящего из подконтрольных ему стран.

Так, в процессе послевоенного мирного урегулирования в Европе произошли значительные территориальные изменения, в том числе и в самом Советском Союзе. В частности, Эстонская, Литовская и Латвийская ССР были ликвидированы, слиты в единое образование – Прибалтийский край…

…Тем не менее, несмотря на давление западного мира, "Советский проект" постоянно демонстрировал все новые успехи. В конце сороковых годов расстановка сил была наглядно продемонстрирована войной в Корее. СССР, официально в данном конфликте не участвующий, поставлял войскам КНДР технику и советников, обучал китайских добровольцев. Именно тогда Иосиф Сталин уверился в неспособности США начать большую войну…

Несмотря на это, рассматривать последующую политику СССР, как политику экспорта коммунизма, ошибочно. В частности, очень показателен пример с Ким Ир Сеном, лидером КНДР. Сталин сдерживал его левые поползновения, буквально заставив сесть за стол переговоров с представителями Южно-Корейского государства и США. Миф о том, что он сделал это под влиянием ставшего известным советской разведке плана "Тоталити", не выдерживает никакой критики – подобные планы существовали задолго до этого, но ранее они не оказывали столь решительного влияния на действия Советского правительства.

Вполне очевидно, что в случае с КНДР – как и в случае с Ираном – был продемонстрирован тот самый, "советский" метод использования конфликтов, ставший позднее столь распространенным в политике Драгомирова. Имеется в виду использование нестабильности и неясного политического положения для создания просоветской силы, значительное усиление этой силы теми или иными способами и последующее ее применение для установления своего контроля над выбранным государством.

При этом в случае, если быстрый успех не достигнут, Советский Союз избегает разрастания конфликта, используя свое влияние для миротворческих действий.

Именно с этой точки зрения внешняя политика СССР в послевоенный период является особенно интересной – как предтеча сформировавшегося позднее "метода Драгомирова" и основа его действий…"

Загрузка...