Добрались до Топики — и оставили ее позади. Во время стоянки «Дредноут» обрел наконец давно обещанного врача — мистера Левина Стинчкомба из штата Индиана. Он был тощ как скелет и менее стар, чем можно бы было подумать, наблюдая за его медлительными движениями и вслушиваясь в его заторможенную речь. Мерси решила, что ему лет пятьдесят. Волосы доктора уже подернулись инеем седины, а руки его с длинными тонкими пальцами были словно созданы для игры на фортепьяно, хотя, умеет он музицировать или нет, медсестра, естественно, не рискнула спросить.
Доктор Стинчкомб любезно поприветствовал Мерси как коллегу, возможно, потому, что капитан Макградер специально познакомил их на тот случай, если медикам придется поработать вместе. Врач показался Мерси в целом милым, хотя и несколько отстраненным человеком. За чаем она узнала, что он больше года прослужил полевым хирургом Союза в северном Теннесси. Доктор не отличался разговорчивостью, но с ним приятно было и помолчать, и Мерси решила, что он ей нравится, и ее обрадовало его пребывание на борту.
Это было немаловажно, поскольку медсестра знала массу медиков, которых с превеликим удовольствием спихнула бы с поезда. Но Стинчкомб, заключила она, может быть полезен — а если и нет, он, по крайней мере, не станет путаться под ногами.
После чая доктор вернулся в свое купе во втором пассажирском вагоне, и впоследствии Мерси с ним почти не встречалась.
В Топике несколько пассажиров сошли, и их места заняли другие, новенькие, как и ожидалось. Молва донесла до Мерси, что в поезде появились: пара молодоженов, только что самовольно обвенчавшихся и теперь направлявшихся в Денвер объясняться с родителями юной леди; трое ковбоев, один из которых — мексиканец по происхождению; две женщины, которым как нельзя лучше подходило определение «дамы с дурной репутацией». Мерси не испытывала предубеждения к их профессии, а они держались дружелюбно со всеми, хотя Теодора Клэй мрачнела в их присутствии и каждый раз, встречая их на пути в вагон-ресторан, бросала на них злобные взгляды.
Мерси решила поддержать их — хотя бы ради того, чтобы досадить мисс Клэй. Познакомившись с женщинами поближе, она увидела, что они необразованны, но жизнерадостны, почти как она сама. Звали их Джуди Гилберт и Ровена Уинфильд. Они, как и многие, собирались сойти в Денвере, так что их присутствие в поезде ограничивалось всего неделей.
Постоянно меняющийся внутри поезда «социальный климат» отлично сочетался с постоянным движением состава, вечными толчками, беспрерывной тряской и качкой вагонов, оставляющих позади милю за милей. Для Мерси со временем стало уже привычным знакомиться с новыми людьми, зная, что через несколько дней они расстанутся, как чужие; точно так же со временем у нее вошло в привычку ловить равновесие каждый раз, поднимаясь со своего места, и подстраивать походку под ритм хода поезда. Даже засыпать стало легче, хотя и нельзя сказать, что совсем легко. Но постепенно она притерпелась и к небольшой постоянной усталости, вызванной вечным недосыпом… да, спала она недостаточно и некрепко, хотя и часто укладывалась — а что еще делать в поезде?
Дни катились гладко и скучно, хотя в воздухе витали прозрачные намеки, что не все тут в полном порядке.
В Топике пассажирам не позволили покидать поезд, даже чтобы просто поразмяться; вокруг катафалка в хвосте то и дело возникало какое-то напряжение. Слышались звуки перебранки, и голос Малверина Пардью заглушал прочие в попытке командовать. Никто не говорил Мерси, что случилось что-то скверное, и у нее не было повода ходить и разнюхивать, но, судя по слухам, еще одна сценка едва не сломалась — то ли в результате саботажа, то ли просто из-за старости и износа, — это не уточнялось.
То, что столь тщательно охранялось, тоже представляло проблему. Однажды вечером медсестра услышала, как капитан повысил голос — на Пардью, как она догадалась, хотя уловила лишь одну фразу, занесенную ветром во второй пассажирский вагон, где Джуди и Ровена учили Мерси играть в кункен.[11]
— …и не волнуйтесь за этот вагон, это моя обязанность. Занимайтесь своим делом!
Три женских головы вскинулись разом, так громко прозвучали эти слова благодаря каким-то фокусам акустики.
— О чем бы они ни спорили, — проговорила Джуди, — я на стороне капитана.
Она была выше, светлее и пышнее своей товарки, ее локоны, казалось, не нуждались в искусственной завивке, фарфоровую белизну кожи оттенял прелестный румянец. Ровена была пониже и посмуглее, и фигура ее не столь впечатляла; но, по мнению Мерси, она была гораздо более привлекательной. Джуди, конечно, могла похвастаться правильными чертами и безукоризненным цветом кожи, но и только, зато Ровена отличалась угольно-черными волосами и огромными сияющими глазами.
— Чертовски верно, — поддержала подругу Ровена и выложила очередную карту. — Мне этот ученый не по нраву — если он, конечно, тот, за кого себя выдает. Он что-то затевает. Эти его пронырливые глазенки и гаденькая улыбочка… — Она покачала головой. — А вот капитан красавчик, и седина так идет его юношескому лицу. И форма его совсем-совсем не портит.
— Смешно, что люди считают, будто женщины просто не в силах устоять перед мужчинами в форме. А я думаю, нам просто нравится видеть мужчину ухоженного, умытого и в одежде, которая ему подходит.
Именно этот момент выбрал капитан Макградер, чтобы ворваться в их вагон. Он, похоже, направлялся в конец поезда. Его моложавое лицо раскраснелось от гнева, сердитые морщины легли на него. Женщин он не заметил — в сущности, он, похоже, не замечал ничего, кроме очередной двери, — и добрался до нее, и схватился за ручку, и рванул, и распахнул, и скрылся за ней, и захлопнул дверь за собой, словно стремясь сбежать как можно дальше от Малверина Пардью и возвести между ним и собой столько барьеров, сколько в силах человеческих.
Во всяком случае, именно это предположение высказала Мерси.
— Разве можно его винить? — отозвалась Джуди. — Погоди немного. Вот-вот появится и проныра, в любой момент.
И действительно, передняя дверь распахнулась, хотя и не столь стремительно, и в проем скользнул Малверин Пардью, приглаживая свою морковную шевелюру с таким видом, будто был вполне уверен, что никто не слышал, как он получил нагоняй. Увидев женщин, он одарил их одной из своих елейных ухмылок, всегда граничащих с отвращением, коснулся шляпы и проследовал за капитаном.
Джуди приподняла брови:
— Вот тебе и на! Интересно, в чем тут дело?
Игра продолжилась, и вскоре они играли на фоне плоского канзасского неба, расцвеченного золотыми, розовыми и васильковыми мазками и полосами. У Ровены нашлась фляжка с абрикосовым бренди, и она пустила ее по кругу, вызвав в Мерси противоречивые чувства. Пить бренди и играть в карты с проститутками — она и не воображала, что окажется в такой ситуации, но… все течет, все изменяется, не так ли? Пройдет пара недель, и она все равно никогда больше не увидит всех этих людей. Трудно, однако, представить, что сказала бы мама, если бы только узнала, и еще труднее представить, что подумал бы папа, где бы он ни был, если, конечно, он еще жив.
Закат длился целую вечность: здесь не было ни гор, ни холмов, за которые могло бы нырнуть солнце, огненный шар лишь опускался все ниже и ниже, ползя к линии горизонта и все не пересекая эту финишную черту. Теплый свет никак не вязался с морозным воздухом, вагоны купались в розовом сиянии, а пассажиры потирали руки и дышали на пальцы или толпились у отверстий, из которых выходил пар:
Проводники следовали по пятам за отступающими солнечными лучами, зажигая газовые фонари, висящие парами у каждой двери, и огоньки вспыхивали за толстым стеклом, не дающим сквознякам, снующим туда-сюда при открывании и закрывании этих дверей, раздуть пламя и швырнуть его на деревянные стены. Желто-белый свет пришел на смену меркнущему вечернему зареву.
— А это что-то! — проговорила Мерси, склонив голову так, чтобы смотреть прямо на запад.
— Закат? — переспросила Ровена.
— Не думаю, что я когда-нибудь видела что-то более прекрасное.
Она не отрывала взгляда от окна, даже когда закатные краски потускнели. Мерси не была абсолютно уверена, но она почти… кажется… вроде бы увидела что-то темное, несущееся — прыг-скок — к поезду.
Джуди, проследив за ее взглядом, тоже попыталась сфокусироваться на непонятных черных растущих точках. А потом и Ровена, приглядевшись, высказала догадку, что что-то приближается, и приближается быстро.
— Мерси… — В устах Джуди имя медсестры прозвучало как мольба о помощи — или вопрос. — Мерси, ради всего святого, что это?
— Не могу сказать, — с сомнением пробормотала медсестра.
Впрочем, неважно было, что она скажет и скажет ли. Хотя окно и ограничивало обзор, она различила четыре… нет, пять… подскакивающих, катящихся по равнине штук, движущихся со скоростью, сбивающей с толку трех женщин.
Кто-то на сиденье позади них выдохнул:
— Чудовищно!
Прежде чем к данному суждению добавилось еще что-то, в переднюю дверь вбежали солдаты, они мчались в следующий вагон с криками:
— Спокойствие! Всем оставаться на местах!
Обращались они к кучке людей, пребывающих пока в слишком большом замешательстве, чтобы паниковать. Но едва прогремел приказ, едва замелькали повсюду мужчины в форме, пассажиров охватила тревога, сменившаяся ужасом.
— Что нам делать? — спросила Джуди, но ответа на ее вопрос никто не знал.
И она, и Ровена уставились на Мерси так, словно у медсестры должна была родиться некая светлая идея. Идея не родилась, но за время работы в госпитале Мерси научилась тому, что если люди ждут от тебя указаний, то надо дать им указания, любые, пусть даже эти указания заведут людей совсем не туда.
Вспомнив первый неудавшийся налет, Мерси показала на верхние багажные полки и на ящики по обе стороны купе.
— Спускайте пожитки вниз, — велела она. — Забаррикадируйтесь и пригните головы.
— А ты? — пискнула Ровена.
— Я вернусь к себе. Не высовывайтесь. Когда начнут стрелять…
— Когда начнут стрелять? — переспросила Джуди.
— Правильно, когда начнут. Ты же не хочешь, чтобы твое прелестное личико стало мишенью, не так ли?
Она выпрямилась и посмотрела в окно на машины, которые определенно катились, огибая редкие деревца, подпрыгивая на холмиках, насыпанных над сусличьими норками, и проваливаясь в небольшие овражки.
Когда налетчики приблизились, Мерси разглядела, что машины оснащены тремя колесами, насаженными на треугольные рамы, и в целом напоминают уродливых жуков; ветровые стекла для этих машин, похоже, позаимствовали у дирижаблей. Прочие окошки, с толстыми мутными стеклами, не позволяли увидеть сидящих внутри людей, только смутные силуэты — по крайней мере, на таком расстоянии.
Она отвернулась от окна и обвела взглядом пассажиров вагона.
— Вы все меня слышали, верно? Снимайте вещи с полок и сооружайте крепость. Действуйте! Все! — рявкнула она на хлопающих глазами мужчин и вялых женщин. — У вас всего пара минут, потом они доберутся до нас!
Косясь одним глазом на окна, она кинулась к задней двери, но, едва сделав первый шаг, услышала нарастающий рев и почувствовала, как рванулся вперед поезд. Кто-то подбросил в топку угля или плеснул дизеля в двигатель, но они, определенно, поехали быстрее.
В соседнем вагоне обнаружилось еще больше солдат, еще больше пассажиров и еще больше смутного страха. Мерси не увидела ни капитана, ни техасца, ни кого-либо другого, к кому могла бы обратиться при крайней необходимости, но Малверин Пардью был тут, тискал кобуру и вертел пистолеты так, словно вроде бы пользовался ими прежде, но не слишком часто и не слишком искусно.
Маленькая девочка в углу вцепилась в руку женщины, должно быть бабушки, которая выглядела напуганной не меньше ребенка. Поймав взгляд Мерси, пожилая женщина спросила:
— Что происходит? Дорогая, что нам делать?
Солдаты кричали, обмениваясь приказами, или подтверждая команды, или передавая по цепи информацию. Что бы они ни делали, они делали это громко и не обращались к пассажирам, даже если их и просили о чем-то. Мерси поняла, что, нравится ей то или нет, ей необходимо вмешаться, и повторила все, что говорила в соседнем вагоне. Потом, потоптавшись по ногам солдат, сгрудившихся у дверей, она вскинула руки:
— Господа, проходы должны быть свободными, понимаете? Все слышали, что я сказала этой леди с девочкой? Снимайте багаж и прячьтесь за сумками!
Вокруг забормотали, закивали, а кто-то уже потянулся к полкам и ящикам; на свет извлекались чемоданы, баулы, коробки, сумки и все остальное, достаточно крупное, чтобы заслонить любую из частей тела; вещи сбрасывались на пол купе.
— Всем все понятно? Не толпитесь в проходах и не выглядывайте в окна!
Малверин Пардью, теперь сражающийся с пряжкой ремня, повысил голос:
— Эй вы, послушайте эту леди. Она дала вам полезный совет. — Ремень наконец был укрощен, и на нем оказалось ровно четыре пистолета спереди и еще один, заткнутый сзади за пояс штанов, как у пирата. — Знаю, — обратился ученый к Мерси, — я не офицер, и вы не обязаны повиноваться мне, так что не напоминайте, но прошу: повторяйте то, что вы сказали сейчас, в каждом вагоне. Убирайте людей с дороги; движение туда-сюда будет оживленным.
Девушка кивнула, и они разошлись в разные стороны; он — вперед, за солдатами, она — назад, к своему купе в своем вагоне.
Ледяной ветер стегнул ее по лицу, обжег легкие и заставил глаза слезиться. Поезд летел так быстро, что череда шпал слилась воедино и казалась лентой струящейся реки. И хотя Мерси смотрела вниз лишь долю секунды, у нее закружилась голова.
Ухватившись за поручни, она шагнула на маленькую платформу и рывком распахнула следующую дверь.
В свой вагон она попала почти бездыханной, взъерошенной и замерзшей.
— Прошу прощения, — сказала она, протискиваясь мимо миссис Баттерфилд, которая, пристроившись на краешке сиденья, теребила мисс Клэй: «Что ты видишь? Что они делают?»
Теодора Клэй стояла, прижав к окну ладони и лицо; стекло от ее дыхания затуманилось, а кончик носа покраснел от холода.
— Я вижу пять этих причудливых устройств, — объявила она. — Они приближаются, но не слишком быстро.
— Как думаешь, сколько там людей? — спросила ее тетушка.
Мерси встала коленями на сиденье рядом с мисс Клэй, чтобы тоже видеть, что происходит. И хотя вопрос предназначался не ей, она ответила:
— Едва ли в такую штуку вмещается больше трех человек.
— Полагаю, вы правы, — подала голос мисс Клэй. — Эти… эти… повозки, или механизированные тележки, или что бы то ни было… они выглядят так, словно создавались ради скорости, а не для перевозки грузов или людей.
— А еще они создавались для нападения, — добавила медсестра. Посмотрите, чем они оснащены. — Мерси прижала подушечку пальца к скользкому запотевшему стеклу.
Теодора Клэй, присмотревшись, согласилась:
— Да, я вижу по два пулемета над каждой передней осью и мелкокалиберную пушечку над задней.
Мерси удивленно уставилась на нее:
— Вам кое-что известно об артиллерии, да?
— Немного, — буркнула дамочка, но этот ее вклад в разговор был так мал, что его можно бы было не делать вовсе.
— Ладно. А как думаете, мы в пределах их досягаемости?
— Зависит от того, что вы подразумеваете под этими словами. Вероятно, они могли бы попасть с такого расстояния в стену сарая, но не два раза подряд — при их-то скорости. — Мисс Клэй оглянулась на тетушку. — Но нам следует послушаться совета Мерси. Доставайте багаж, тетя Норин.
— У меня нет подходящих вещей!
Мисс Клэй сердито зыркнула на старушку и раздраженно сказала:
— Тогда помогите другим людям достать и рассортировать вещи, если хотите уберечь свою шкуру.
Миссис Баттерфилд надменно фыркнула и выплыла из купе в проход. Там она сразу приметила вдовца, пытающегося усмирить своих мальчишек, и двинулась ему на подмогу.
Мисс Клэй снова переключила внимание на окно и сказала, словно самой себе:
— Они приблизились. Ненамного, но приблизились — и продолжают приближаться.
Мерси все еще смотрела на миссис Баттерфилд, поэтому видела, что происходит по другую сторону поезда.
— И у них есть друзья, они едут к нам с севера.
— Ублюдки! — выдохнула мисс Клэй, отчего-то поразив своим сквернословием Мерси. — И сколько же выходит в итоге?
— Понятия не имею. Отсюда плохо видно. — Медсестра метнулась через проход и прижалась лбом к стеклу. Теперь она различила по крайней мере три машины и хвост пыли, который мог указывать на то, что где-то вне поля ее зрения едет четвертая. — Может быть, столько же?
Мерси вернулась на сторону мисс Клэй и продолжила напряженно вглядываться в самоходки.
— Они вроде бы защищены, — заметила Теодора, — но броня легкая, ей не устоять против зенитных пушек нашего паровоза.
— Однако скорость их велика. Может, думают, что, если настигнут нас достаточно быстро, у нас не будет времени выпалить по ним.
— Тогда они идиоты. Господи, они едут прямо на нас!
Но Мерси сказала:
— Нет, не прямо на нас. — Строй машин напоминал большую вилку. — Смотрите, что они делают. Они нацелились на паровоз и на служебный вагон.
— Зачем?
— Ну, им известно, что на борту пассажиры, — предположила Мерси. — Но на пассажиров им плевать. Им нужно что-то другое. Что-то, что находится или спереди, или сзади.
У Мерси возникло ощущение, что она высказывает очевидное, и чем дольше она смотрела, тем очевиднее это становилось: машины преднамеренно разделялись, игнорируя вагоны в середине состава.
— Вы говорите так, словно они разумные человеческие существа, — фыркнула мисс Клэй.
— Они не глупее парней в этом поезде, — упрямо заявила Мерси. — Если будете их недооценивать, они вас убьют.
Похоже, Теодора собиралась поспорить, но, слыша угрозы и ворчание распоряжающейся в проходе тетушки, девушка то ли передумала, то ли решила изменить тактику:
— Права на ошибку нет. Если все пассажиры укроются в центральных вагонах, они, возможно, будут в безопасности.
— Ваша правда…
Передняя дверь распахнулась, и в вагон протиснулся Сайрес Берри в сопровождении инспектора Гальяно и Пирса Танкерсли, а также Клэгорна Майера и Фенвика Дарборава, еще двух военнослужащих, с которыми Мерси то и дело сталкивалась в поезде.
— Но пока что, — сказала медсестра, — мы должны помочь солдатам разобраться. Мистер Танкерсли! — подозвала она мужчину.
В нескольких словах она изложила свое предположение и идею мисс Клэй.
— План хорош, — кивнул военный. — Вот вы и займетесь его реализацией.
— Что?
— Мы разделились на отряды, будем дежурить спереди и сзади, в хвост состава мы сейчас и направляемся. У вас есть часы?
— У меня нет, — призналась Мерси.
— У кого-нибудь есть часы? — обратился мужчина к окружающим.
Ответом ему стало лишь пыхтение людей, лихорадочно возводящих баррикаду из багажа, и Мерси остановила его.
— Сколько вам нужно, чтобы добраться до места? — спросила она.
— Пять минут. Дайте нам пять минут. Рассчитаете?
— Да. — Она развернула мужчину и придала ему ускорение толчком в спину. — Поторопитесь!
Группа солдат затопала по узкому проходу к задней двери. Когда они скрылись из виду, Мерси и Теодора Клэй стали обсуждать план действий.
— У нас семь пассажирских вагонов, — подсчитала Мерси. — Если все из первого и седьмого втиснутся в остальные пять, те станут вроде как буферами, и люди в них не слишком пострадают.
— Да, — поддержала ее мисс Клэй. — И мы, вероятно, сумеем расчистить проходы, когда все устроятся. В какой вагон предпочитаете отправиться, в передний или задний?
— Ммм… не знаю. Все равно.
Теодора Клэй издала некий звук, означающий сдерживаемое раздражение, и извлекла из кармана монету:
— Последний вагон к нам ближе, так что с ним будет проще. На счет «три», орел или решка…
— Решка, — выбрала Мерси и, когда выпал орел, добавила: — Отлично. Буду пробираться вперед. Вы идите назад, встретимся посредине.
Мисс Клэй кивнула с решимостью козыряющего, выслушав приказ, солдата.
Мерси подхватила сумку и сбросила плащ, чтобы ничто не мешало движениям. Плевать на холод между вагонами, она справится. Проверила пистолеты, и девушки вышли в проход, едва разминувшись со второй волной вооруженных мужчин в форме. Потом они разделились и побежали в разные стороны.
Мерси возвращалась по тому же пути, по которому только что шла, загоняя людей в центральных вагонах в самодельные укрытия и заверяя истериков, что все идет по плану, умалчивая о том, что план слабоват и состоит в основном из приказа «пошевеливайтесь!». Но план хотя бы не позволял всему покатиться к черту, и солдаты вроде бы понимали это, помогая, где возможно, в процессе метаний между головой и хвостом поезда, громоздя баррикады и устраивая оборонительные позиции в местах, где с наибольшей вероятностью ожидалась атака конфедератов.
В первом пассажирском вагоне она встретила капитана Макградера. Когда медсестра закончила перегонять обитателей этого вагона в соседний, капитан взял Мерси за руку и увлек ее обратно, в первый, где готовились отразить нападение его солдаты. Там мужчина застыл, пытаясь спросить ее о чем-то и затрудняясь сформулировать вопрос.
— Могу я вам чем-то помочь, капитан? — попробовала подтолкнуть его девушка.
— Я только… ну, я надеюсь, мы поступаем правильно, оставляя пассажирские вагоны без охраны.
— И я надеюсь.
— Получается, мы слепо полагаемся на врага… — пробормотал он.
— Возможно, — согласилась медсестра. Оглядевшись, она не нашла ни одного свободного уголка и увлекла капитана в одно из покинутых купе — там они обрели хоть какое-то подобие уединения. — Сэр, позвольте спросить вас кое о чем.
— Конечно-конечно.
— Чего они хотят?
— Прошу прощения?
— Может, я и не офицер, но я отнюдь не идиотка, сэр. А этот поезд, эта поездка… это же большая жирная куча конского дерьма, и пахнет соответственно.
— Понятия не имею, о чем вы толкуете, — сказал капитан, чуть помедлив, что и убедило Мерси в его неискренности.
Она, естественно, рассердилась:
— Взгляните на эти машины. Они доберутся до нас в любую минуту. Я никогда не видела ничего подобного, а вы?
— Я тоже. Но почему вы…
— Пари держу, они дорого стоят. Возможно, сделаны в Техасе, как все лучшие военные игрушки, и доставлены сюда по одной из республиканских линий, что идет через Юту. А это тоже недешево.
— Мадам, уверяю вас, у нас чисто гражданская миссия…
— О да, а я ваша матушка! — чуть не заорала она на него. И снова ткнула пальцем в окно, туда, где на бешеной скорости неслись — хотя отсюда пока казалось, что ползли, — по низкой траве прерий диковинные машины. — Посмотрите на них! Они знают! Знают, что пассажиры — блеф. Они нацелились на локомотив и служебный вагон или на тот, что после служебного. И я требую, чтобы вы, капитан Макградер, сказали мне… почему?
Капитан поежился и медленно проговорил:
— Вы — лицо штатское, и все это — не ваша забота.
— Я — женщина, застрявшая в этом треклятом поезде с вами и вашими парнями, а другие парни собираются открыть по нам огонь, и уверена, что это — все же моя забота!
В этот момент жужжание спереди объявило о том, что системы обороны «Дредноута» пришли в действие и что сейчас орудия на бортах паровоза готовятся к бою — и разворачиваются пулеметные ленты.
— Капитан! — воскликнула Мерси.
Она не знала, что вложила в это слово — то ли мольбу об информации, то ли требование инструкций, но времени ни на то ни на другое уже не осталось.
Дернувшись так, что первая пара пассажирских вагонов покачнулась, «Дредноут» открыл огонь, осыпая землю пулями, от которых в песке оставались неглубокие ямки. Механизированные трехколесники, едва войдя в зону досягаемости орудий «Дредноута», тут же принялись вилять влево-вправо, оказавшись неожиданно устойчивыми и действуя невероятно слаженно для таких быстроходных агрегатов. Мгновение — и строй машин восстановился, и они снова помчались прямым курсом.
— Возвращайтесь в свой вагон и не высовывайтесь, — велел капитан, и в этот момент машины южан дали ответный залп.
Град пуль обрушился на закрытые окна, засыпав узкое купе стеклянным брызгами. Все инстинктивно пригнулись и замотали головами, вытряхивая из волос осколки. Мерси скорчилась на полу, капитан присел рядом с ней.
— Идите, бога ради! — повторил он.
«Дредноут» палил, так что вагоны тряслись, качались и дергались, когда стреляли пушки побольше. Мерси отступила, как ей и было приказано, — остановилась у дверей, задержала дыхание, выжидая, пытаясь исчислить неисчислимое. Сейчас невозможно было соизмерить шаги с ровным ходом поезда, поскольку девушка не знала, когда грянет следующий выстрел; так что, глубоко вдохнув, она рванула дверь, ныряя в проход, стремясь к следующему вагону — и надеясь на лучшее.
Когда она добралась до третьего вагона — от цели ее отделял теперь всего один вагон, — ее перехватили у первого купе, из которого солдаты стреляли по южанам.
— Миссис Линч! — окликнул ее кто-то.
Она обернулась, и мужчина прохрипел:
— Вы можете вернуться в первый вагон? У нас раненые.
— Уже? Но я только что оттуда! — воскликнула она и тут же замахала руками, словно отрекаясь от собственных поспешных слов. — Неважно, я иду. Сразу за вами.
Солнце, похоже, в конце концов все-таки опустилось за горизонт, и сейчас лишь мрачноватый желтушный отсвет озарял поезд. Проводники, не удосужившись зажечь газовые лампы, несомненно, попрятались кто куда. Сновать туда-сюда по проходам было все равно что продираться сквозь чей-то кошмарный сон, который неуклонно становился все страшнее и страшнее по мере того, как мерк свет и нарастала неразбериха.
И когда уже Мерси думала, что ей не удастся пробраться еще через один вагон, она достигла цели, протянула руку, преодолевая изорванное ветром пространство, и стиснула последнюю ледяную ручку.
— Я здесь, — прохрипела она. — Кому я нужна?
Очередь с ближайшего трехколесника послужила ей ответом: машина поливала вагон пулеметным огнем, который скосил бы всякого, кто не удосужился пригнуться. Помещение провоняло порохом, пеплом и потом перепуганных людей.
Сайрес Берри оторвался от своей позиции у окна, где он стоял рядом с Моррисом Комстоком, чтобы сказать:
— Не сюда, мэм. В следующий вагон.
— Но следующего нет, — устало выдохнула она.
— Пассажирского — нет, мэм. А следующий есть. Идите. Капитана ранили, и Фенвик, кажется, при смерти. Пожалуйста, вы пойдете? Еще один вагон. Вас впустят, клянусь.
Таинственный третий вагон — тот, что за топливным и собственно паровозом, — стал целью (по крайней мере, для половины нападающих) второго, серьезного, куда лучше спланированного налета. Мерси пыталась не думать о том, что может найти внутри этого вагона ответы, вне зависимости от желания капитана делиться ими; а еще пыталась успокоиться, когда наощупь нашаривала скользкую холодную задвижку передней двери.
— Мэм! — крикнул, не отрываясь от окна, Моррис Комсток. — Будьте осторожны и торопитесь! — Он передернул затвор винтовки и прицелился, закрыв один глаз и прищурив второй.
Мерси едва видела солдата — из-за сумерек и порохового дыма воздух стал каким-то вязким, несмотря на рвущийся в разбитые окна ветер.
— Хорошо, — пообещала она, не уверенная, что ее услышали. Потом дернула гладкий шпенек и толкнула дверь плечом.
Свирепая ночь плеснула ей в лицо. В узкой, всего в несколько шагов, щели между пассажирским и загадочным вагонами свистели пули, гремело эхо артиллерии и недовольно, с усилием бухали поршни, вертя колеса «Дредноута», снова, снова и снова толкая поезд по рельсам все дальше и дальше в закат, гонясь за тем, что не суждено догнать, моля всего о нескольких лишних минутах света.
Слева от себя, так внезапно и близко, что захолонуло сердце, Мерси увидела один из трехколесных монстров, чуть ли не присосавшийся к поезду. За исцарапанным толстым лобовым стеклом девушка заметила двух человек, хотя различила только бледные овалы лиц и темные провалы глаз.
Задумавшись о том, а как они видят хоть что-то вокруг, она поняла, что от машин исходит слабое свечение. Она не знала, пользуются ли они лампами, или какими-то электрическими фонарями, или чем-нибудь простым и волшебным вроде банки со светлячками. Но того, чем они располагали, несомненно, было вполне достаточно, чтобы видеть и управлять машиной.
Мерси застыла, парализованная ветром и близостью опасности, в бреши между пассажирским и непонятным вагонами, плача от хлестких ударов взбесившегося воздуха и резкого запаха гари. Она так стиснула поручни, что пальцы окостенели, а костяшки побелели, как обмороженные.
Трехколесник снова впрыгнул в поле зрения, и мужчины внутри него оказались так близко, что Мерси поняла: черные дыры их глаз видят ее — такую легкую цель между вагонами — и оценивают. Неожиданно она осознала: «Они могут застрелить меня. Они могут застрелить меня. Мои земляки могут убить меня, и никто никогда не узнает…»
Но «Дредноут» не дремал, и, намеревался трехколесник или нет поразить заманчивую мишень, он этого не сделал, поскольку жгучая очередь стегнула по земле, по самой границе линии атаки южан. Справа от Мерси, по ту сторону поезда, вне поля ее зрения, что-то с грохотом разлетелось на куски, и огненный шар на миг согрел — хотя и ужаснул — ее. С одним из трехколесников, определенно, было покончено.
Трехколесник слева, мчавшийся так близко, куда-то исчез. Мерси хотелось верить, что люди внутри увидели, что она женщина, и решили не трогать ее. Впрочем, она подозревала, что дело тут больше в паровозе, в страхе перед его пушками и перед солдатами в соседнем вагоне, которые защищают состав с яростью львов.
Чтобы достигнуть таинственного вагона, требовался один прыжок в неизвестность — в буквальном смысле — или несколько покаянных шагов.
Зная, что ей не дождаться спокойного момента, чтобы перебраться в следующий вагон, Мерси на счет «три» прыгнула на дергающуюся платформу, не предназначенную для пассажиров: у нее не было ни перил, ни шлюза, ни прочих мер безопасности, которые сделали бы проход по этому крохотному жуткому мостку более сносным, хотя бы как на переходах между другими вагонами поезда. Приземлившись, она пошатнулась, но удержалась, уцепившись за перекладины железной лесенки, приваренной к торцу вагона. Чуть успокоившись, Мерси оторвала одну руку, дотянулась до щеколды и рванула ее.
Дверь распахнулась, едва не ударив девушку по лицу, но она уклонилась, перелезла, распластавшись, через створку и захлопнула ее за собой. Процесс занял меньше трех секунд, и в итоге Мерси оказалась в закрытом вагоне, таком темном, что собственные ноги она увидела лишь благодаря теплящемуся в углу у самого пола фонарю.
— Капитан? — окликнула девушка, не увидев его сразу.
Потом заметила прислонившегося к стене мужчину с обмотанной какими-то лохмотьями головой. Фенвик Дарборав лежал рядом с ним.
Медсестра пригнулась, заставляя себя не обращать внимания на свист пуль, визжащих всего в футе, а иногда и в дюймах над ее головой. Метнувшись в угол, она подобрала фонарь и кинулась сначала к Дарбораву, поскольку он не шевелился.
Все вокруг вибрировало и раскачивалось, снаружи снова гремели выстрелы. Задняя дверь открылась, и в вагон ввалился молодой проводник с еще двумя фонарями и коробком спичек и произнес:
— Прошу прощения, сэр. Мне действительно жаль, что пришлось провозиться так долго.
— Не беспокойся об этом, — сказал капитан Макградер, и даже лоскут поперек лица не приглушил его голоса.
Он махнул рукой, подзывая юношу, и тот поставил один фонарь возле Мерси, а другой передал капитану.
— Думаю, для Фенвика уже слишком поздно, — произнес офицер. — Даже если он еще не умер, долго ему не протянуть.
Мерси подняла фонарь выше, не обнаружив у лежащего признаков жизни, — он, похоже, уже не дышал. Оттянув веко раненого, медсестра поднесла свет ближе, но зрачки не сузились, а когда она повернула голову солдата, чтобы пощупать пульс, из его носа потекла кровь.
— Что с ним случилось? — спросила она.
— Разрывные снаряды. Малые модели. Их пускают из этих «корзинок для мяса». Потому-то мы и поставили экраны, чтобы отразить их.
Девушка взглянула вверх и увидела то, о чем говорил капитан: прямоугольники на фоне неба, чуть-чуть темнее его, похожие на старые каминные экраны — чем, вероятно, и были в мирное время.
— Но одна попала?
— Одна попала. Он накрыл ее собственным телом. Глядите. — Капитан показал на грудь солдата, туда, где шерстяная куртка странно изменила цвет и протерлась, будто в живот человека попало пушечное ядро. — Эти штуки рвут тебя изнутри.
Медсестра пробормотала:
— Их еще называют «хлопушки», верно?
Капитан секунду помедлил с ответом.
— Да, так их называют южане.
Фенвик Дарборав тихо, медленно выдохнул, и грудь его опустилась под рукой Мерси. И больше не поднялась.
— Он умер, — сказала медсестра. — А теперь позвольте мне осмотреть вас.
Капитан начал было возражать, но Мерси окликнула проводника:
— Эй, подержи-ка фонарь, чтобы мне было лучше видно.
В этом мирке ее авторитет был пока ограничен и вообще сомнителен, но она знала, как обращаться с людьми в подобных ситуациях. Медсестра силой отвела полную тряпья руку капитана от его лица. Сначала девушка не увидела ничего, кроме крови, струящейся из глубокой и длиной рваной раны.
— Шрапнель задела вскользь, капитан, — сообщила она. — Не дергайтесь, я протру.
Он повиновался и только морщился от прикосновения лоскутьев, таких сырых от крови, что едва ли от них была хоть какая-то польза.
Медсестра и сама это заметила.
— Погодите. У меня в сумке кое-что есть. — Она достала склянку, плеснула на тряпку немного жидкости, потом сжала кулак, и лечебный раствор закапал на рану. — Господи, капитан. Я вижу ваш череп. Тут нужно зашивать, и лучше раньше, чем позже. Где врач? — неожиданно спросила она, только сейчас осознав, что доктор отсутствует.
— Позади нас: в ресторане или в следующем вагоне, — ответил капитан. — Пардью, будь он проклят во веки веков, направил его туда.
— Ну, не важно. — Мерси снова открыла свою сумку: — Если бы он был здесь, то все равно только велел бы мне сделать это, — небрежно уронила она, нашаривая припрятанные в глубине иголки.
Несмотря на осколки разрывных гранат, отлетающие от окон, и беспрестанный стук пуль о броню вагона, капитан Макградер не отрываясь смотрел на кривую иглу и катушку с крепкой ниткой, которые медсестра извлекла наружу.
— Вы собираетесь воспользоваться этим…
— Ага, чтобы заштопать вашу башку. Я зашью дыру на твоем скальпе, и ощущения будут отнюдь не из лучших, но потом ты еще скажешь мне спасибо. А теперь будь мужчиной, ложись, а голову клади мне на колени.
— Прошу проще…
— А я вот не прошу — ни прощения, ни разрешения. Делай, что тебе сказано, и я попытаюсь не дать твоей черепушке расколоться. Ты же не хочешь, чтобы лицо сползло у тебя с костей, а?
Он помолчал, потом просипел:
— А что, может?
— Как масло с разогретой сковороды, — приврала она.
Капитан с грехом пополам лег и слабо заерзал, примостив наконец голову на бедре девушки.
— Эй, ты там! — вновь окликнула носильщика Мерси. — Как тебя зовут?
— Джаспер. Джаспер Николс.
— Рада знакомству, Джаспер Николс. Ты мне понадобишься. Держи фонарь и, пожалуйста, постарайся не раскачивать. Ближе. Еще ближе. Я тебя не укушу, и он тоже. — Теперь она обратилась к капитану: — Закрой глаза, если тебе так легче. Лгать не стану, будет больно. Но, думаю, ты вытерпишь.
— Не стану я закрывать глаза.
— Ну, как хочешь. — И пока проводник Джаспер Николс пытался держать фонарь так, чтобы он не качался, что было довольно трудно с учетом скорости «Дредноута» и толчков, вызванных залпами орудий поезда, — медсестра говорила с обоими мужчинами: — Джаспер, насколько я понимаю, все проводники забаррикадировались в одном из служебных отделений. Я несколько удивлена, увидев тебя тут. Сколько бы тебе ни платили, думаю, это все равно мало за исполнение воинских обязанностей.
Юноша не отрывал глаз от головы капитана, рассеченная кожа на которой медленно, с хлюпаньем соединялась, образуя неровный окровавленный шов.
— Может, и нет, мэм. Но я из Алабамы, — ответил он так, словно это все объясняло.
Впрочем, Мерси поняла достаточно, чтобы спросить снова:
— А почему же ты не призван?
— У меня нет ноги, — ответил парень, потупившись. — Мне ее отрубили, когда я был маленьким, за непослушание.
Девушка медленно покачала головой, пытаясь сосредоточиться, несмотря на непрекращающуюся тряску.
— Это неправильно.
— Совсем неправильно, — согласился он. — И оставаться в ресторане тоже было бы неправильно, особенно когда этим людям нужен хоть какой-то свет.
— Верно замечено, — кивнула Мерси, на время зажимая окровавленную иглу губами и прикидывая, как лучше сделать стежок на особо криво оторвавшемся лоскуте кожи. — И я, например, только счастлива, что ты это сделал. А как насчет людей на другом конце поезда?
— О них позаботился мой кузен Сол Байрон. Но в пассажирских вагонах мы свет не включали.
— Ну и хорошо. Пусть посидят в темноте. Народу, конечно, покажется малость страшновато, но так они будут в большей безопасности — ничто не привлечет к ним внимания.
Капитан пробубнил:
— На пассажирские вагоны и так никто не стал бы нападать — что с них брать-то…
Мерси откликнулась:
— Да, кажется, мы с вами недавно это обсуждали.
Но мужчина продолжил, словно и не слышал ее:
— Не знаю, что им надо от ресторана? И что надо от мертвых тел?
— Но знаете, что надо от передних вагонов, не так ли?
Капитан открыл глаза, которые все-таки зажмурил, как только медсестра начала шить, и тихо сказал:
— Оглянись вокруг, женщина. Неужели не видишь, почему их снаряды сюда не попадают? Не считая мелкой шрапнели и той разрывной гранаты… — Голос его сорвался, потом снова окреп. — Безопасность нам тут обеспечивают отнюдь не бронированные стены.
Мерси оторвалась от штопки, чтобы поднять голову, — и поразилась собственной невнимательности. Она ничего не заметила, мечась как сумасшедшая по темному вагону; она ничего не увидела даже при свете трех фонарей, разбрасывающих по углам зыбкие тени… но как она могла прозевать такое?
От пола до окон, вдоль стен, вдоль центрального прохода загадочный вагон, прицепленный сразу за «Дредноутом», был заполнен золотыми слитками.