Драконы

Девять драконов держу я в коровнике старом

И иногда захожу подопечных проведать.

Нет, я коровник не строил, его приобрел я

У старушенции из Пасадены.

А позже случайно узнал я:

Вроде, по слухам, попала старушка в кутузку,

Деньги изрядные выманила у слепого,

С неба звезду простодушному пообещала,

Да не какую-нибудь, а Полярную. Ну и ловкачка!

А вот драконов сам вырастил я и выкормил тоже.

Чем я кормлю их? Убоиной, птицей и джемом,

Если подохнет куренок — скормлю им куренка.

Пойло простое: жидкость для зажигалок.

Правда, пришлось мне отстроиться заново, ибо

Рядом с драконами жить, скажем прямо, опасно,

Очень горючи. Поодаль я домик построил.

Подле коровника землю сплошь покрывают

Птицы, сгоревшие заживо прямо в полете.

Да и земля вся оплавлена, в черных и красных, как оспа, отметках:

Черный — ожоги, а красный — то выдохов пепел драконьих.

Ну и помет, разумеется, тоже… ведь девять скотинок.

Тут удобрений на целое поле посадок!

Тесно драконам в коровнике — не вытянешь шею,

Толком крыла не расправишь. Теснятся и злятся.

Пахнут болотною прелью и гнилью отлива,

Пахнут раздавленным крабом и дохлой медузой…

Восьмиугольны глаза их и остры прижатые уши,

Гривы драконьи гремят, как кандальника цепи,

Желтые зубы ощерены, словно в усмешке.

Лучше заборов любых огорожен коровник

Смехом хриплым драконьим, ведь огнем они дышат, напомню.

Или огонь ими дышит? Не знаю, но пахнет драконами пламя,

Черные тени драконьи ложатся на стены,

А стены заляпаны грязью.

Вяло драконы-самцы тяжелые туши таскают.

Крылья их куцы и коротки, не для полета —

Так, обозначить, что мы, мол, драконьего рода.

В воздух драконам-самцам никогда не подняться,

Да и с земли не встают, а лежат, блестя чешуею,

Что на монеты новой чеканки похожа.

Бьют сердито хвостами и пепел вздымают.

Словом, прискорбное зрелище.

Но вы бы видели самок!

Пурпур, и пламя, и крылья их величиною

С двери собора, и сизы, как зимние тени.

Движутся самки проворнее быстрого ветра.

Каждая в стойле своем дрожит нетерпеньем,

Ходит туда и сюда, и клацают по полу когти,

Будто бы землю скребут, чтоб она расступилась

И пропустила драконих в глубины, где плещется лава.

В доме своем (от коровника он в отдаленье)

Слышу я клацанье это, уснуть я не в силах.

И удается мне сном ненадежным забыться,

Только когда драконихи угомонятся.

Самки драконьи, однако ж, почти что бессонны —

Спят, лишь с самцами натешившись досыта, вволю.

Порознь, увы, на них нападает охота,

И потому хоть одна да не спит еженощно.

Стоит войти мне в коровник — драконихи тут же воззрятся,

Гребни торчком, в глазах — огоньки вожделенья.

Имя мое им давно уж прекрасно известно.

Немудрено: с ними я совокуплялся.

Что ж, я не первый познал самку дракона:

Рыцари давних времен потеху придумали эту.

Страсть утолив и стыдом внезапным терзаясь,

Рыцари ждали, пока одолеет дрема драконов,

И убивали. Считалось, что подвиг вершили.

Рыцарей многих за это потом возводили в святые.

Только я думаю: холодно, тягостно было

Рыцарям после на ложе с дочками Евы.

Но ненадолго…

И я в свое время, я тоже

Пил белоснежное пламя из уст крепких и хищных,

Когти мне в спину, я помню, от страсти впивались,

И чешуя оставляла шрамы на коже,

Слышал я грохот драконьего пылкого сердца —

Будто часы старинные гулко стучали.

Семя свое извергал я в глубокое лоно, на волю

Фатума я полагался: что будет, то будет.

Изнемогая, огнем опаленный, потом уползал я,

Долго, бывало, в мокрой траве под небом дождливым валялся.

Кожа краснела тогда моя и шелушилась,

Воздух и дождь ее ранили прикосновеньем,

Кровь из ссадин сочилась и траву обагряла.

А из коровника не доносилось ни звука,

Нет, не клацали когти, самки были довольны.

Спали драконы.

Я думаю, рано иль поздно

Сын мой на свет народится.

Он будет красавец когтистый.