Дорогой плотин

— 1962. Замкнулось

Весенние каникулы закончились капелью. Весь март подсыпало, и солнце светило нечасто — зима всё напоминала и напоминала о себе. Но в конце марта дрогнуло, кругом стало мокнуть. Снег проседал и темнел, вокруг деревьев заглублялись кольца.

Дети надоели санки и снежные горки, теперь им были интересны ручейки. Строили запруды и кидали щепки в потоки.

А тепло, будто сломив какую-то преграду, обрушилось всей мощью. Каждый день был теплее предыдущего, съедался толстый белый покров, кругом набухало. Капель уже не звенела — снег с крыш уже свалился, стаял. Грязища развелась кругом поколенная, люди передвигались по тонким перешейкам, и только в сапогах. Птицы сходили с ума в почти круглосуточном оре.

Ванька всё равно продолжал ходить в школу «коротким» путём, отчего был неизменно грязен и ругаем учителями. За компанию влетало и Андрейке — тот не бросал товарища в грязехождениях.

— Надо в воскресенье в Овраг идти, на Шмелёвку. Всё тает кругом, там, наверное, потоп будет! — Ванька шагал по нетвёрдому грунту, перепрыгивая с кочки на кочку, соскальзывая в лужи. Рядом балансировал Андрейка.

— А чего, пошли прямо и сегодня, вона, как жарит, — он прищурился на припекающее солнце.

— Да дед говорит, что самый пик будет в воскресенье — он прогноз погоды слушал. Так и будет всю неделю. Прямо с утра и пойдём. Братанов захватим.

— А откуда начнём? До Зябликова пойдём?

— А здесь, вот, прямо почти от Каширки полезем. Дойдём. Чего ж не дойти? Я бы хотел прямо дотудова, до полей дойти — только не сможем, наверное, разольётся всё.

— Слушай, а Таньку, может, позовём? Она тут чего-то спрашивала, чего мы в выходной делать будем.

Ванька сразу насупился:

— Да ну её! Ныть ещё начнёт…

— Кто, Танька? Ныть? — Андрейка даже остановился. — Ты, брат, даёшь! Чего-то не слыхал я, чтобы Танька когда-нибудь ныла. Её, наоборот, даже борисовские пацаны побаиваются. Вон, как Сашко взяли, так она там ими и заправляет.

— А женщина на корабле — беда, слыхал про такое? Братья начнут чудить. Да и ты, вдруг… — брякнул Ванька и осёкся.

— Я?! — Андрейка возмутился. — Это что ж, я из-за девки дурить начну, что ли? Ты, Ваньк, думай, чего говоришь-то.

— Да ладно-ладно, это я так. Но Козины, согласись, при ней окосеют сразу.

— Это да, это ты прав. Наверное, не сто?ит её брать. Ладно.

Ванька незаметно выдохнул. Конечно, он волновался не из-за самого факта наличия «на борту женщины» (хотя это тоже было), в первую очередь, беспокоился он из-за самого себя. Ведь он, в чём с трудом признавался даже себе, запал на эту бойкую красавицу. Вот и бегал от неё, дабы не портить свой душевной покой. Когда только видел он её, даже издалека, в голове мутилось, ноги становились ватными, а сознание требовало необдуманных поступков. А уж если она была рядом, да ещё и заговаривала с ним… В такие моменты он сразу сбегал, выдумывая различные срочные предлоги.

— Надо у отца болотки попросить, — отвлёк его Андрейка.

— Так они тебе велики будут, запутаешься только в них!

— Не, отец у меня маломерок, а я в материнскую породу пошёл, почти впрок уже, — Андрейка и вправду здорово подрос за последнее время. Когда они собирались вчетвером с громадными Козиными, ровесники затихали.

— А я так пойду, всё равно, думаю, промокнем. Не потонуть бы только.

— Ну, всё, теперь мы москвичи, — Пётр, возбуждённый, кинул на стол паспорта. — Всего и делов-то.

— Не было печали, — проворчал привычно дед. Он чего-то мастерил.

— Не бурчи, отец! Справимся и с этим. А чего, дорогу всё, доделали, говорят?

— А как же! С опережением плана, торжественно открыли. Этот… новый… открывал. Пыгай, что ли.

— Дыгай! — поправила Алёна. Она всегда была в курсе партийных имён. Просто хорошая память, ведь она была к политике и чиновникам равнодушна.

Тут влез Ванька.

— Пап, мы завтра в шмелёвский овраг пойдём с утра, ладно?

— Овраг? А чего там? — несколько рассеяно отреагировал отец, его больше беспокоила их теперь новая, «московская» жизнь.

— Половодьем пойдут любоваться, — ответил за внука дед Андрей. — В этот раз вода хороша! В былые годы затапливала Москва-река Братеево, до Борисова вода доходила. Но перед войной шлюзов понаделали, всё теперь зарегулировано. Не то, что раньше. Эх…

— И правильно! Наводнения если? Чего ж в них хорошего? — подала голос Бабаня.

— Не, Анют, не скажи — не всё так уж по одному, — возразил дед Андрей. — Ведь матушка-природа неспроста так удумала, затапливать. А заливные луга? А удобрения на поля? А? Эээ…

— А затопленные избы и люди на крышах, это как? — Пётр несогласный был с отцом.

— Скажу тебе на то, Петь, что дом надо строить там, где деды и прадеды строили, а не в низинке, поближе к водичке. Учитывать надо, историю-то! Во!

Пётр покачал головой, в спор вдаваться не хотелось.

Ванька же слушал внимательно, и дедовская позиция про стихию ему была ближе.

— Так чего, пойду я завтра, ага?

— Да иди, иди. Только не потоните там, глядите, — разрешил отец.

— Ванюш, вы там поосторожнее, да и за ребятам смотри, особенно, за Андрейкой. А то он бесшабашный, сунется куда-нибудь, — предупредила Алёна.

— Всё лезете на рожон! Нет, чтобы грязь эту пересидеть, — запричитала Бабаня. — И чего лезете туда? Что тут, что ли, мало ручьёв? Вон, на крайний случай, Язвенка.

— Да Язвенка какое там половодье-то, старая? — усмехнулся дед. — Правильно они идут, там овраг знатный, там и вода вся сейчас свалится в одну струю, там хорошо, — сказал дед Андрей мечтательно. — Может, и мне с малыми слазить?

— Ой, сто лет в обед! Сиди дома! — Бабаня взмахнула руками. — Воистину, седина в бороду, бес в ребро! Сиди уж!

— А чего, дед, айда с нами, а? — Ваньке идея понравилась.

— Да ладно уж, мешаться вам там буду, да и, вишь, бабушка-то переживает, — он приобнял Бабаню. — Дома уж вас подожду.

— Кажись, заморозок был, — сказал Антон, с треском разломив ногой тонкий ледок на луже.

— Но днём жарко будет, — ответил Ванька, взглянув на яркое уже солнце.

Они вышли пораньше. Андрейка, как и собирался, надел отцовы сапоги. Ему было неудобно, он отставал, и его приходилось поджидать. Зашли они к оврагу прямо от шоссе, где только небольшая впадина уходила бороздой на восток. Прошлогодняя трава скрывала склизкую землю, под ногами чавкало. Северная сторона была вся ещё в снегу, и под лучами поднимающегося солнца многочисленные ручейки сверкали искрами.

— Вона, вода прёт отовсюду, — восхитился Ванька. Он, взбудораженный, быстрее двинулся вперёд.

Шмелёвка с самых истоков бурыми потоками размывала глинистую землю. Бурлила водоворотам, сплёскиваясь маленькими порожками и водопадиками. Ниже по течению, где стены Оврага кручинами стали сжимать с боков, напор воды ещё усилился и вот уже, речонка вытеснилась из высоких, как казалось летом, берегов затопила долину. Друзья порой шли прямо по воде, обходя по памяти глубокие места. Конечно, все уже черпанули сапогами и теперь шумно хлюпали. Андрейка, гордо задрав голенища, шлёпал, не разбирая дороги.

— Ты там не очень-то! Тут можно, наверное, и по пояс окунуться, — предостерёг его Ванька.

— Не боись, я тут все броды знаю, — самоуверенно заявил Андрейка.

Братья лезли осторожно, помогаю друг другу.

Возле Зябликово на стыке двух ручьев-речек совсем всё затопило. Мостик из деревни на кратчайшую дорогу к Борисово и Шипилово скрылся, и даже перил не было видно.

— Ого! Ничего ж себе! — воскликнули поражённые разливом ребята.

Долина была вся затоплена, кругом бурлило, кружилась пенная вода и всяческий мусор.

— И как мы дальше пролезем? — спросил Сашка.

— Надо сбоку как-то через кусты, по пригорку.

— А далече мы идём?

— Да хотелось до Городни дойти, — ответил Ванька.

— Уж полдень, наверное, а мы ползём еле-еле.

— Ну, как получится. Обратно вылезем наверх да напрямки быстро дойдём.

Андрейка по-прежнему отделялся от коллектива, лазил по низам в отцовых сапожищах. Троица же облезала глубины по взгоркам. Вдруг они услыхали шум воды и крики Андрейки — его несло потоком, а он неуклюже барахтался в потоке.

Братья застыли в ступоре, а Ванька, замерев лишь на мгновение, рванул вниз, к другу. Тут смыкались три оврага, три водных струи, и Андрейку утягивало на середину потока. Ванька ссыпался прямо в воду, шаландая по колено, стал искать какую-нибудь палку. Андрейка пытался цепляться за кусты и немного притормаживал своё движение. Иногда он цеплял дно ногами и пытался тогда привстать, но течением его сбивало и вновь волокло неуклюжего в намокшей одежде дальше. Ванька подцепил по пути какую дубину и теперь совал её бултыхающемуся другу. У того же от холода тело стало вялым и непослушным, и он никак не мог ухватиться за конец длинной палки. Ванька пробирался по краю воды дальше, он знал, что ещё чуть-чуть и там водопадик, где может забурлить с головою, и торопился вытащить друга. За кустами уже слышался большой шум. Андрейка тоже вспомнил про это место, и глаза его округлились — он забарахтался активнее, пытаясь дотянуться до спасительной палки. Ванька, увидав удобную незатопленную кочку, ринулся к ней, стараясь опередить дрейфующего друга.

Братья же в ужасе взирали из кустов. Они пытались пробиться ниже по течению, чтобы там выловить Андрейку, но застряли перед глубоким омутом, полезли на холм, чтобы обойти и вот теперь замерли, видя, как их друзья приближаются неотвратимо к водопаду.

Ванька, взгромоздившись на кочку, уцепился за ствол дерева и изо всех сил своих ещё детских рук сунул палку на стремнину, куда выносило Андрейку.

— Лови конец, а то унесёт тебя к чёрту! — закричал он, задыхаясь от усилий. Тот сделал несколько движений и уцепился за дубину. Ванька начал подтягивать. Вот, уже ноги Андрейки ощутили склизкое дно, вот он подобрался к Ваньке, и тот протянул ему руку и помог выбраться на пригорок. Оба в тяжёлой мокрой одежде, тяжело дышали, не в силах вымолвить ни слова.

— Андрейка, скидывай сапоги и выливай воду, — крикнул Антон. Они пробирались к намокшим друзьям.

Андрейка стал стаскивать дрожащими руками сапоги. Из них хлынула вода.

Ванька тоже занялся сливанием и выжиманием. Несмотря на жарящее солнце, их колотило, и они стучали зубами.

— Ннна-до, ссскорее, на-нна-верх вввыппп-олзать, — синюшными, дрожащими губами пробормотал Ванька. — Ссогреемся заодно.

Кое-как, с помощью братьев они оделись и поползли выбираться.

Когда друзья, измотанные, доволоклись до деревни, хлюпая водой в обуви, было совсем не холодно. Наоборот, Ваньку бросило в жар. Заломило в пояснице, и заболела голова.

— Чего-то я умотался сегодня, — признался он друзьям.

— Спас меня, дружище! — Андрейка неловко обнял друга. Пацаны, они часто играли во взрослых, подражали жестами и словечками. — Я это запомню на всю жизнь.

— Братцы, вы уж нас извините, что мы на холме отсиделись. Но мы ломанулись чуть ниже, вас перехватывать и упёрлись в омут, ну, знаете, там яма обычно такая бывает? Её ж затопило и подступы перекрыло все, — повинился за себя и за брата Антон.

— Да ладо, парни — вы ж потом-то прилезли, — миролюбиво заключил «утопленник». — Я ж сам виноватый. Да всё сапоги эти дурацкие. Чуть оступился, в них вода хлынула, и я уж пошевелиться особо не мог.

— Парни, я это, пойду уже домой — нездоровится, — Ваньку снова начало колотить, и выглядел он плоховато.

— Да всем нам надо уже по домам. Пойду отмываться. Родичам тогда не очень-то, ага?

— Думаешь, по нашему виду они не пойму? — усомнился в пользе скрытничества Ванька.

Андрейка скептически поглядел на него, потом на себя:

— Вообще, да, трудно будет отмазаться. Ну, скажем, что чуток в лужу упали и сразу домой. Ага?

— А, ну, ладно, ага, — Ванька уже совсем скособочился, хотелось ему поскорее лечь.

Он приплёлся домой; дома были только мама и бабушка — хлопотали по хозяйству. Он плюхнулся на лавку, как был в грязной и мокрой одежде.

— О, Бог ты мой, погляди на него, Алён! На нём же лица нет.

— Да я вымок весь, и хочется полежать, — слабо пролепетал Ванька.

Алёна мигом подлетела к нему, стала раздевать.

— Да у тебя же жар!

У Ваньки не было уже сил отвечать и бороться с обступившей его женской заботой. Мать же с бабушкой захлопотали, но не суетились. Закутали, заставили пить чай с малиной и мёдом. Ванька провалился в забытьё.

— Надо врача вызывать, — вечером беспокойство достигло апогея, и Алёна уже соглашалась на домашнее лечение. Ванька стал кашлять и хрипеть.

— Да отлежится! Чаю побольше, вон, сухой малины заварите, — не очень уверенно возражал дед Андрей.

Пётр натягивал куртку.

— Скоро буду!

Но только через час он явился с доктором. Тот осмотрел, послушал и поставил диагноз неутешительный — воспаление лёгких.

— Правильно, что обратились. А то вот в Беляево по старинке лечили воспаление… еле спасли потом ребёнка. В больнице уже. Говоришь, говоришь, что двадцатый век уже… А народ тёмный.

— Так раньше как-то обходились, — заспорил, как всегда дед Андрей.

— Так то раньше! И болезни другие были, и люди. Да и помирали больше. Ладно, вот рецепт. Неделю пусть не встаёт даже. Приду через несколько дней, проведаю.

Следующие несколько дней жар у Ваньки не спадал, он лежал, с запавшими глазами, размётанный на простынях. Бабушка ставила ему компрессы и поила настоями. Дед открывал окна, чтобы выгонять заразу, а мать с отцом в тревогах гонялись за дефицитными антибиотиками.

Но потом состояние больного начало стремительно улучшаться, и вот уже он запросил есть слабым голосом. Было наварено бульону, и кормили его с ложечки.

Ванька ел с чумными глазами, послушно открывая рот.

— Бабань, а дом наш на месте? — он завертел головой, осматриваясь.

— Не вертись, Ванюш, — Бабаня совала ему, как совсем малому ложку в рот, и верчения его головы ей сильно мешали. — Не вертись, говорю! — прибавила она уже строго. — На месте, где ж ему ещё быть?

— А дорогу посреди пруда не построили?

— Ванюш, чего там тебе привиделось, милый? Жар у тебя был, бред всякий и снился.

— Ага, бред, — слабо повторил Ванька и откинулся на подушку.

Когда он чуть окреп и скоро уже готовился к выписке и к школе, к нему пришёл Андрейка. Он тоже маленько захворал после купания, но без воспалений, и в школу ходил. Они сидели на крыльце, греясь на солнце.

— На праздник чего делать будешь? — спросил о приближающемся мае друга Андрейка.

— С отцом на демонстрацию пойду.

— Ваньк, возьмите меня! А то мои тут будут безвылазно дома, а с вами отпустят. А?

— Ну, я отцу скажу, ага, — согласился Ванька. Помолчали. Ванька всё хотел чего-то рассказать. — Слушай, Андрейк.

— Чего?

— Ты это, когда тонул и после, когда приболел, ничего такого не заметил? Ну, там, может, показалось чего?

— Фига се! Я там захлёбывался — вот и заметил, что на дно меня тянет. Как это, считается? — воскликнул Андрейка.

— Ну, это… Когда потом лежал, температура была?

— Была, ага. Мать вареньем кормила, в школу не ходил — красота, — Андрейка предался приятным воспоминаниями.

— Вот, когда спал — ничего такого не снилось?

— Слышь, чего ты пристал — снилось, показалось? Чего стряслось, скажи толком!

— Да это… видения у меня какие-то были. Бабушка говорит, бредил даже.

— Ха! Отец рассказывал, когда после ранения в госпитале лежал, там в жару все бредили, и ему, чего только не привиделось.

— Да знаю я! Знаю, что при высокой температуре всякое может быть. Но, понимаешь, Видения такие… как сказать… Правдивые, что ли. Точнее, вроде как совсем чудно? всё и необычно, но уверенность такая, что не бред это.

— О, опять заладил — кажется, похоже… Чего привиделось, расскажь уж.

Ванька потупился и затих.

— Ну, чего замолк? Говори же! — потребовал Андрейка. Ему стало любопытно, чего так мнётся его друг об обычном, казалось бы, бреде.

— Короче, видел я, как тут нету деревни нашей. Да и Борисово нет. И ничего нету.

— Ха! Но чего-нибудь да есть хотя бы? — хихикнул Андрейка.

— А дома такие огромные и высокие есть! Вот чего! И кругом асфальт, постройки какие-то всё каменные. Дороги везде. И понятно, что тут это всё, потому что пруд наш и плотина. Даже овраг наш вот этот самый и он был, — Ванька кивнул влево, где виднелась начинающаяся борозда Шипиловского оврага.

— Ну, и чего, и подумаешь! Тебе, вон, отец с дедом же, сам же говорил, рассказывали, как теперь Москва будет расти, и домов понастроят. А деревни ликвидируют. Вот тебе и привиделось. Делов-то, — пожал плечами Андрейка.

— Да я тоже так думал, что ничего удивительного. Только понимаешь, людей я тоже видел. А люди эти… Ну, они какие-то странные.

— И чего в них странного?

— Да не знаю я! Знаю, что странные. Чувствую. А объяснить, в чём дело, не могу.

— Да… такой заход был… Прямо на рубль! А получилась на пять копеек история. Ладно, надо итить до хаты. Уроки надо ещё сделать.

— Погодь! Самое главное, знаешь, чего?

Андрейка уж поднялся с порожка, отряхиваясь:

— Ну, чего?

— Мне так чётко привиделось, что если через плотину пройти нашу, то дома эти все и увидишь. Вот чего! — выпалил Ванька и сам испугался того, что произнёс.

— Да, Ваньк. Ты, понятно, что заболел сильно, но уж ерунду-то всякую теперь не разводи тут. Ладно, пошёл я. Бывай!

Ванька глядел в спину удаляющемуся другу, но уже не видел его. То, что видел, потерял среди мыслей и дум. Уже который день не давала ему покоя эта идея — пройти через плотину.

«Как выздоровею совсем — обязательно попробую», — решил он, и немного успокоился.

Ещё до мая он окончательно окреп, пошёл в школу и включился во все мальчишечьи дела, которые поглотили его с головой. Поначалу он постоянно пытался улучить момент, чтобы прошмыгнуть через плотину, прямо по водосбросу, как и привиделось ему во сне. Но то был удобный случай, но вода ещё шла весенняя, бурная. То, вода спа?ла, но ребята рядом были. То просто некогда было туда сбегать. Постепенно мысль эта, съедающая его по началу, начала слабеть и тухнуть в повседневных заботах. А уж когда грянул праздник, то и вовсе «плотинные» мысли заслонились насущным.

В окне лишь слегка начало сереть, а Ванька уж вскочил — он всю ночь ворочался, и волновался. На стуле висела с вечера выглаженная рубашка, на ней алел галстук. Он посидел на кровати, послушал. Тишина. Никто ещё и не думал вставать. Тут он совсем разволновался и ринулся в комнату родителей.

— Пап, пап! — громко зашептал он, слегка поталкивая отца. Тот заворочался.

— Ваньк? Ты чего?

— Так на демонстрацию проспим!

Пётр сразу вскочил и схватил часы.

— Так ещё четыре только. Ещё часок можно поспать, — и завалился обратно на кровать.

Ванька не успокоился и пошёл уже к деду. А дед как раз не спал — он начищал свой Орден. Ванька, заворожённый, замер. Он обожал эту первостепенную награду, он забывал обо всём на свете, когда дед доставал его.

— Ага, тоже не спиться, пацанёнок? Хороший сегодня день, чтобы долго спать, хороший. Сходим.

— Дед, а расскажи про войну, а?

— Чего ж тебе рассказать?

— Ну, как партизанили вы.

— Да… мало уж, кто в живых остался. Мы ж не молодые все были уже тогда. Потом голод, болезни, плен. Мало осталось, мало. Великая победа была, но и горе тоже великое, — дед Андрей затих и затуманился взором. Ванька не решался тревожить. Он всегда затаённо слушал рассказы деда о войне — ведь они были очень редки, эти рассказы. И отец совсем про войну не говорил, хотя тоже имел награды, успев зелёным юнцом дойти до Берлина. Тяжелой поступью прошлась Война по советскому народу, оттяпав кусок и у Мельниковых. Война была темой священной. И лишь в редкие дни Ванька слышал в разговорах отголоски тех трагических и героических дней. От бабушки и от дедушки.

— А расскажешь, как мост с танками взорвал?

Дед, оторвавшись от нелёгких воспоминаний, улыбнулся:

— Расскажу, Ваньк, расскажу. Как стопарь махану, и не такое расскажу, — он заскрипел, смеясь.

Тут уже и остальное семейство зашевелилось, разбуженное неспокойными родственниками. Бабаня сразу пожурила:

— И что вы всех перебудили, окаянные?

Собиралась колонна отца возле института. Народу толпилось прилично. Ванька с Андрейкой держались рядом, озираясь на взрослых. Особенно волнительно было Андрейке — он взирал уважительно на награды Ванькиного отца и деда.

Прежде, чем колонна двинулась, отдельные граждане успели опрокинуть по стаканчику. А то и по два. Но и без этого царило радостное возбуждение. Готовили транспаранты и флаги. Вскоре пошли. Мальчишкам всё это безумно нравилось. Они были возбуждены своей особой радостью, непонятной взрослым. Их распирала гордость. Это было не чувство толпы, это было ощущение коллектива и плеча товарища.

Но вдруг Ванька омрачился. Он отрешился от событий и ушёл в себя. Вбуздораженный Андрейка не сразу заметил, что друг его поник. Только позже ткнул его локтем.

— Ты чего?

— Да так… чего-то подурнело.

Тут на сына обратил внимание и отец:

— Вань, что случилось, а?

— Да ничего особенно, видать, болезнь ещё не совсем отпустила.

— Э, брат! Тогда домой нам надо ехать!

— Как домой? А гуляния… — разочарованно спросил Андрейка — так роскошно начавшийся Первомай рисковал закончиться зелёной тоской в деревне.

— Не, пап, нормально всё ж, говорю. Так чего-то слегка, — отнекивался Ванька, сам нежелавший возвращаться раньше вечера.

Но весь день он так и ходил смурной, лишь изредка озаряясь настроением праздновавших москвичей и гостей столицы.

Вечером они вернулись все вместе, и слегка подвыпивший дед тоже был с ними.

— Ну, что, Ваньк, про мост рассказать? — он был уже готов рассказать и не только про мост, вот только внучок витал где-то далеко и грустил мыслями. Но Ванька кивнул. — Ага. Морозец, значит, вдарил только вот-вот…

А грустить Ваньке было от чего. Только мэишная колонна объединилась с бауманской, как в мозг возвратилась та картинка, что мучила его мозг во время болезни. Слегка позабытая, она выпорхнула вновь. Яркая и отчётливая. Тоже была демонстрация. Тоже шёл народ. Только флаги были какие-то странные, и люди были непонятные. И… и вот эти многочисленные «и» поразили его самые глубины души, не дав насладиться праздничным настроением.

— Ты чего сразу после парада скис? — спросил Андрейка по дороге в школу на следующий день.

— Слушай, Андрейк, а давай всё-таки слазаем под плотину, а? — вместо ответа Ванька задал свой вопрос.

— Под плотину? В Борисово, как тогда? — нахмурился друг, вспоминая давнишний разлад.

— Да не, под нашу, Шипиловскую, — с горячностью ответил Ванька.

— А, ты снова про видения свои, что ли?

Ванька кивнул.

— Тю… — Андрейка махнул рукой.

— Ну, Андрюшк, ну, давай, а? Чего тебе жалко, что ли? — Ванька начал упрашивать. Один он боялся не справиться с плотиной. — Или ты боишься? — прибегнул к нечестному приёму.

— Я?! Боюсь? Ты, Ваньк, ляпнешь же! Чего там бояться-то? Воды этой скользкой, что ли?

— Так это… всякое говорят, что дух Гамсона там летает, может в воду столкнуть.

Андрейка рассмеялся, но так, не очень уверенно. Все они были смелыми пионерами, но попробуй тут, победи предрассудки, которые с раннего детства вбиваются старшими поколениями.

— Ладно, схожу я с тобой, — великодушно одобрил Андрейка мероприятие. — Только объясни тогда уж, чего это даст?

Ванька с готовностью пустился в объяснения.

Что видение было связано с прудами и плотиной, что всё превращение их деревни через плотину связано.

— То ли сверху вниз надо пролезть, то ли снизу вверх…

— Эх, Ваньк, привиделось, а ты уж и подорвался, — усмехнулся Андрейка.

Ванька потупился. Они стояли уже возле школы, но никак не заходили, договаривая про свои дела.

— Понимаешь, покоя просто не даёт. И вроде подзабылось ближе к праздникам. Но на демонстрации — БАЦ и опять! Только не деревня уже была, а Красная площадь, улица Горького…

— И чего?

— И того, что похоже, вот как мы шли, только другое всё… я даже и объяснить не могу. Но ощущения такие же, как тогда, когда я болел. Вот и засвербило опять, прямо не могу.

— А Федотов с Мельниковым, как всегда, секретничают, — послышался насмешливый голос Таньки Митрофановой. Ванька сразу скукожился и замельтешил руками по портфелю.

— Нарисовалась, — задиристо ответил ей Андрейка. — И чего тебе, Митрофанова в свою школу не ходится? Каждый год ведь специально переводишься.

— А у вас учителя лучше. А я, может, к институту готовлюсь, — Танька красовалась специально, не стесняясь. — Да и мальчики у вас получше, — совсем разошлась она.

— Конечно, у вас там задохлики все. Если девчонка смогла их запугать, — хмыкнул Андрейка.

— Ты нос-то не задирай. И на вас управа имеется, — она зыркнула на совсем притихшего Ваньку и пошла дальше.

— Вот чего ты, Ваньк, её боишься? Как явится, так вечно зажмёшься и даже пикнуть не можешь. Она, между прочим, больше всех просила рассказывать, как ты меня спасал. И долго всё ныла, что её не взяли. А братаны наши рисовались перед ней! Мол, чуть ли не речку перекрыли, чтобы нас уже обоих вытащить, — хихикнул Андрейка. — Они ладно, они ещё мелкими в неё втрескались и при ней теряют волю, и соловьями заливаются. А ты-то чего, а?

Ванька покраснел:

— Ладно, пойдём, звонок уже сейчас будет, — он ринулся к дверям.

— Фига себе! Чего это, значит, и тебя цепануло? Вот ведь вредная баба, — по-взрослому закачал головой Андрейка.

Через несколько дней они, выждав погоду посуше, потихоньку улизнули с футбола к пруду.

Время было ни день, ни вечер, где-то посередине. Из школы все уже вернулись, с работы ещё никто ни шёл, солнце светило и грело — условия в самый раз. По шоссе изредка шелестели грузовики и совсем редкие легковушки.

— Как Кольцевую запустили — больше стало машин, докажь?

— Так понятно, всякие перекрёстки образовались, да и добраться теперь легче, — согласился Ванька с другом. — Ну, чего, пришли.

— Пришли. Дальше чего делать?

Оба притихли в некотором волнении. Пионерский дух не до конца победил дух суеверий и верований. Они замерли у воды, медля делать решительный шаг.

— В воду надо будет лезть, как бы ты снова не заболел, — проявил как бы заботу Андрейка.

— Не заболею! Да и вода уже тёплая, — не очень уверенно возразил Ванька, щупая воду. — Надо разуваться, что ли…

Они, поёживались, полезли в прохладную воду. Подергивая засученные штаны, они пробирались по мелководью к шумящему потоку.

— Чего, в какую арку лезть? — перекрикивая воду, спросил Андрейка.

— Давай в среднюю, — Ванька не задумывался об арках до этого момента и сказал наугад.

Они пошлёпали по гулкой арке, вибрируя от внутреннего напряжения и холодной воды. Дошли до выхода. Ничего не произошло.

— Так, чего дальше?

— Ну, может, обратно теперь надо пройти?

Пошли обратно.

В конце концов, они перепробовали кучу возможных комбинаций. Залезали и вылезали через разные пролёты, ходили туда и обратно, меняли последовательность… Ничего не происходило, даже страх уже притупился.

Дрожа от холода, вылезли на солнце погреться.

— Чего-то ни шиша не выходит. Может, что-то не так всё же сделали, а? — Андрейка, несмотря на полный провал мероприятия, проявлял интерес. — Может, надо ночью там… или в полдень, наоборот?

— Не знаю я, — буркнул Ванька. Он был расстроен и разочарован.

— А покопайся в памяти. Чего-нибудь, может, ещё было, а?

— Да я ж тебе рассказал, чего было!

— Ну, не знаю, может, пруд там был, например, или дворец этот, — Андрейка кивнул в сторону Ленино.

Ванька задумался и вдруг покраснел. Он всегда краснел, когда волновался.

— Точно! Было!

— Чего было, чего? — Андрейка тоже заволновался, даже вскочил на ноги.

— Борисовская плотина была! Вот чего!

— Ух, ё-моё… — озадаченно протянул Андрейка. Борисово после того краеведческого похода они старились обходить стороной. Да и в разговоре упоминали только в связи с Танькой.

— Ну да — ё-моё, — кивнул Ванька. — Надо будет слазить. Только там посложнее будет пролезть. И местные ещё…

— Ну, с борисовскими проще сейчас — с Танькой поговорить просто надо.

Ванька с ужасом поглядел на друга.

— Чего ты так вылупился? Аа… — с пониманием улыбнулся Андрейка. — Да ладно тебе, придумаем чего-нибудь. Может, и так сможем незаметно.

— Ага, как же! В прошлый раз тоже незаметно хотели… А сейчас они всё время там на опорах ошиваются.

— Вообще, да. Получается, либо с ними там ходить — но это всё рассказать придётся.

— Нет! Никому ни слова!

— Да это понятно. Значит, выходит, нужно когда никого нету там. А это надо с Танькой поговорить, как ни крути. Она, конечно, зазнайка, но пацанское слово держит.

— А, ладно. Чего-нибудь придумаем, — Ванька начал одеваться. — Главное, не заболеть опять.

Андрейка засмеялся.

— Ты чего?

— Подумал, что надо заболеть тебе, чтобы видение ещё раз пересмотреть, подробности там всякие.

— Да ну тебя! — Ванька пошагал в горку.

— Понимаешь, Таньк, надо нам там полазить возле плотины вашей, — Андрейка выловил Таньку на перемене. Ванька истуканом застыл рядом.

— Не зря вас краеведами зовут, — хихикнула Танька. — А чего от меня надо?

— Так ты ж старшая среди пацанов вроде, — почти польстил Андрейка.

— Слушаются меня, ага.

— Ну, и вот, когда там народу нет? А то нам бы без толпы.

— Чего, испугались, что ли? — Танька презрительно сощурила глаза.

— Ничего мы не испугались! — вдруг подал голос Ванька. — Не хотим, чтобы мешали, — словно испугавшись, что влез, буркнул он тихо.

— Смотри-ка, даже сам Иван Мельник заговорил! Ну, тогда точно, не испугались, — Танька куражилась.

— Танька, мы к тебе серьёзно, а ты… — Андрейка в досаде махнул рукой.

— Ладно тебе, я ж так, по-дружески.

— Раз по-дружески, то скажи, когда нам лучше придти, чтобы с пацанвой не пересечься.

Танька задумалась, что-то там прикидывая.

— Вот, в субботу хотели все идти змея запускать на поле. Кольке Иванову змея дед сделал, все и собрались его запускать.

— И ты пойдёшь? — неожиданно ревниво спросил Ванька.

— Собиралась, а что?

— Да так, просто, — вновь смутился Ванька.

Андрейка глядел на обоих.

— Так. Тогда в субботу часа в три мы придём. А взрослые там часто шастают?

— Да ходят на выселки, конечно. Да им плевать на нас. Так, бабка какая-нибудь начнёт выговаривать, да никто не слушает. Приходите, не бойтеся, мальчики, — она хихикнула.

— Ой, ладно, а!

— Всё, всё, молчу. А мне можно придти, поглядеть, чего вы там будете копать?

Друзья переглянулись.

— Ну, ежели не растреплешь, приходи, — решил Ванька и от своей решимости в отношении Митрофановой сразу покраснел.

Танька странно на него поглядел, да пошла к подругам.

— Не, странный ты, когда она рядом, ей-богу. На кой она нам там? Сам же её всегда сторонился.

— Да чего-то вырвалось, не знаю, — озадаченно почесал затылок Ванька.

Небо набухло тучами, шуршал в свежей зелени порывами ветер. Навалилась совсем невесенняя духота.

Ванька с Андрейкой встали на поле по пути в Борисово и обеспокоенно глядели вверх.

— Па?рит… Гроза будет, — предсказал Ванька.

— Да уж. Накроет нас тама прям. Да оно и к лучшему — эти «друзья» не сунутся. Сейчас змея своего запустят, да дождярой всех по домам и разгонит.

— А Танька, как думаешь, придёт? Чего-то неохота, чтобы она там шныряла. Чего мы ей скажем?

— Ну, чего-нибудь придумаем, если припрётся. В игру, мол, играем или мало ли чего! Ладно, пойдём к пруду, что ли.

Тут вдалеке загрохотало.

— О! Подходит.

Вскоре они подошли к плотине. Старинные белокаменные контрфорсы подпирали со стороны Наташинского мостка. Здесь тоже был маленький мостик, пешеходный. Под ним по водоскату стекала речка. Основная часть слива была замурована в водостоке с трубой.

— По трубе я точно не полезу, — заявил, разглядывая «фронт» работ, Андрейка. — Под мостком только.

— Да это понятно, — Ванька глазел, как раз на сложный проход. «А вдруг как раз туда и надо…»

— Мальчики, привет! — раздался голос сверху.

— Нарисовалась, — недовольно буркнул Андрейка, сплюнув в досаде.

Танька, в штанах с заплатами на самом видном своём месте, в клетчатой рубахе, спустилась к ребятам. Улыбалась.

— Ну, чего у вас тут за расследование?

— Да так, плотины вот все в округе хотим осмотреть. Как они там, чего, — невнятное промямлил Ванька.

— Ага, плотины. Я с вами тогда.

— А как же змей?

— Да ну их! Собрались толпой, гогочут, ничего у них не выходит. Да и гроза вон, приближается, они все и домой засобирались, — в подтверждение Танькиних слов снова громыхнуло. Раскатисто и громко.

— Что-то долго она собирается, — Ванька поглядел на небо. А сюда они не придут?

— Не. Они там сахарные все, а сейчас того и гляди ливанёт.

— Ладно, слезай к нам. Вместе тогда пойдём, чего уж, — Ванька вдруг стал смелее — его заботила плотина, и всякие лирические волнения отошли на второй план. Андрейка удивлённо посмотрел на друга, но лишь пожал плечами. Хозяин — барин.

Они подошли к плещущемуся потоку. Пованивало тиной. Обычно под стоком, на краю небольшого прудика кучковались рыбаки. Сейчас никого не было — всех распугала наваливающаяся гроза. Дождь всё не начинался, хотя гремело уже со всех сторон. Сверкали в большом количестве и молнии.

— Эка шибает! — восхитился Андрейка.

Ванька же озабоченно смотрел на предстоящий путь — нужно было вскарабкаться по террасам слива, осклизлым и залитым тонким слоем воды. Он полез первым, за ним ловко двигалась Танька, и после неё, стараясь не упираться в её заплаты глазами, полз Андрейка.

Когда они залезли наверх и стали аккуратно пролезать под мостик к краю дамбы, грохнуло особенно сильно, они даже присели. Танька тихонько взвизгнула. И тут же ливануло. Вода будто выросла из земли и из пруда, стеной отгородив от ребят пространство. Слова потонули в шуме. Они забились под щербатый мост, выискав место посуше. Сразу дохнуло свежестью, а пото?м и холодом.

— Так и задрыгнем тут, — прокричал Андрейка, начав намокать от брызг. А стояли они босиком в прохладной воде.

— Да уж, и не высунешься, — поддакнула Ванька, поглядывая на Таньку. У той уж губы посинели от холода. — Зря ты за нами увязалась, заболеешь.

— Вот ещё! Я ж не некоторые, которые чуть что, сразу воспалением болеют, — скривила губы Танька, и отвернулась. Ванька вспыхнул и тоже отвернулся.

— Кажись, стихает, — вступил в зачинавшуюся ссору Андрейка. А дождь, действительно, заметно умерил свой пыл. А затем и вовсе прекратился.

Друзья пошагали на выход, завершая ритуал «прохода». Пока они вертелись под мостом, в воздухе что-то изменилось. Изменилось так, что они сразу почувствовали. Почувствовали, что воздух не тот, звуки не те, и свет даже будто изменился.

Ванька резко распрямился из-под мостика, ошарашено оглядываясь.

— Сработало… — еле пробормотал он.

— Чего? — друзья его выбирались вслед. — Чего бормочешь?

Они прервались на полуслове, обалдели от увиденного.

Пруд был, даже кое-какая растительность была, особенно по левому берегу. И мостик был, и плотина шумела позади. А вот окружение давило неузнаваемо. Белые громады зданий высились на правом берегу, горизонт застилали целые скопища этих строений, а впереди маячил мост.

— Что за хреновина?! — не сдержал Андрейка бранных слов. — Как так? Где… где всё?

Танька молчала, с открытым ртом озираясь по сторонам.

— Точно, как в видении! Всё так! Вон, и мост есть! — быстро заговорил в волнении Ванька. — Всё, нету наших деревень тут. Пруд только и остался из нашего.

Они медленно выбрались на мост, и пошли по берегу. Было пустынно — погода продолжала погромыхивать, небеса набухшей серостью грозили того и гляди полить дождём.

— Это чего ж получается, а, мальчики? — сказала Танька. — А дом мой где теперь?

— Нету, Таньк, тут дома твоего, вона — футбольное поле тут теперь и, вон, площадки какие-то. А чуть дальше дома эти огромадные, — Ванька, как опытный экскурсовод, махал руками, показывая.

— Постой, Мельников! Ты чего такое городишь? Как нет дома моего? Давай, возвращай его!

— Как я тебе его верну-то? Видишь, всё кругом какое! Не наше.

— Не знаю я ничего про наше или не наше! Я домой хочу, не хочу ваших домов огромадных и полей футбольных! — в глазах её появились слёзы, а голос дрогнул.

Ванька в растерянности стоял, не зная, что ответить.

— Говорил же, зря её взяли, — зашипел Андрейка. — Но, так-то она права — как нам назад теперь?

Тут Ванька понял, что про назад он ничего и не знает. Он даже и не думал, как назад. Он почесал голову.

— Назад? Надо, может, это… ещё раз пролезть?

— Может? То есть, ты чего, и не знаешь, выходит?

— Ну, как не знаю, я и сюда дороги не знал, видишь, само ж получилось.

— Получилось! — передразнил друга Андрейка и полез обратно под мост. Остальные поползли за ним.

Они попробовали и туда, и сюда, и с одной стороны, и с другой — ничего не происходило.

— Мда… чего делать теперь?

Они сидели в задумчивости на берегу. Танька тихонько всхлипывала. Безнадёжность и ощущение бездомности, потери всего овладела ими, и было совсем не до окружающего их непонятного мира.

— Слышь, краевед несчастный, покопайся там в видениях своих, может, было ещё чего?

Ванька пожал плечами, задумался ещё крепче. Вдруг лицо озарилось, он вскочил.

— Точняк! Перепутал я, болван! — здесь вход, там выход! — он махнул рукой в сторону Шипилово.

— Где там? — друзья тоже заволновались.

— Ну, там, под шипиловской плотиной.

— А ежели её здесь и нету, плотины, а? — прищурился Андрейка.

— Нету? — Ванька озадаченно уставился вдаль. — Не, должна быть! — уверенно закончил он пререкания. — Пойдёмте. Надо только по кустам ныкаться, мало ли, чего здесь за люди.

— И кто знает, какие порядки.

— Мальчики, только вы меня не бросайте, — жалостливо попросила Танька. И куда только подевалась гроза всех местных пацанов?

— Таньк, ты чего? Русские своих не бросают, — Ванька храбрился и начал строить из себя героя.

— Ладно, пойдём уже, — охолонул его Андрейка.

Они, крадучись, пошли вдоль берега, прижимаясь к песчаной полоске возле воды.

— Может, всё-таки по дорожке пойдём? — предложила Таня, указывая на многочисленные асфальтированные дорожки, пересекающие явно парковую зону.

— Не, надо к кустам жаться. Народ лучше обходить стороной, — Ванька кивнул на редких граждан. Но, хотя они и старались прятаться, любопытство брало верх — они частенько притормаживали, разглядывая необычно одетых граждан.

— А велик, велик, ты видал, какой? — Андрейка кивнул на пролетевшего мимо них велосипедиста, разодетого, как попугай.

— Ага.

Идти было не так уж и далеко — в своём мире этот путь они проходили минут за сорок. Но тут они постоянно отвлекались, старались прятаться и продвигались медленно. Погода продолжала пугать своей неустойчивостью, поэтому гуляющих было немного.

Подошли к мосту, который рассекал пруд пополам. Посредине был насыпан островок. Сверху по дороге сновала уйма машин, да и сама дорога была широченная.

— Ого! Какие машины! — вся троица заворожено уставилась на дорогу, где проносились невиданной формы автомобили.

— А это троллейбус, гляди! — Ванька указала на «рогатого» с номером «71», горящего яркими лампочками.

— Ладно, хватит пялиться, а то не дойдём никогда.

— Или милиционер какой-нибудь остановит, а мы явно отличаемся от тутошних, — согласился с другом Ванька.

После моста они вышли к родной местности — совсем, прямо самой-самой родной. Замерли, выйдя на пригорок, отсюда в их мире открывался вид на Шипилово, а хутор прямо подходил к воде.

— Ни одного домика не осталось… — выдохнул Ванька. Как ни готовил он себя к тому, что тут тоже всё по-другому, как ни явственны были его видения — реальность стукнула пребольно.

Андрейка тоже глядел, хмурясь, не мог оторваться.

— А, теперь вам тоже несладко? — чуть злорадно заметила Таня. Она уже отошла от шокового расстройства. Более того, в ней взыграло чисто девичье — она особенно пристально разглядывала встречающийся женский пол, отмечая вызывающие одежды.

Мальчики понуро глянули на неё и, не отвечая, пошли дальше. Вот уж и дорожка. Контуры сохранились, только покрыта плиткой и асфальтом, а сбоку не дома, а какие-то клетки. Ребята заволновались, но уже не от изменений вокруг, а от того, что подходили к плотине — вдруг её не будет. Но вот показалась. Почти и не изменилась. Кое-где подкрашено, побелено.

Первым разулся Ванька и полез в арку.

— Чего вы застряли? Вместе ж надо! — позвал друзей. Те заторопились и сунулись к нему. В проходе притихли, не решаясь идти дальше. — Ладно, была не была! Аааа! — Ванька закричал и побежал, брызгая во все стороны. Андрейка с Таней ринулись за ним.

Выскочили наружу. Тишина, только птицы слегка гомонят. Гроза, отшумев, отходила на юг.

— Получилось, — прошептал Ванька, — Получилось! Ура! — уже заорал он.

Они запрыгали по мелководью, крича и вереща.

— Э! Орлы! Хорош орать! — из-за дерева выглянул рыбак — дядя Егор.

— Да мы это… заигрались, дядь Егор, — пролепетал улыбающийся Ванька.

— Ага, игруны. Идите-ка отсюда, горлопаны, — сурово добавил мужичок, перезакидывая удочку. После грозы не клевало.

И они ушли, подобрав мокрые штаны, шлёпая сырыми ботинками.

— Ладно, мальчики — весело было, но я пойду. Потом как-нибудь ещё сходим, да? — Таня была снова уверенна, игрива и иронична. — Только вы уж подготовьтесь, чтобы без сюрпризов, ладно?

— Как это без сюрпризов?! Попала в другой мир, и чтобы там всё было понятно и обычно? Чего ты говоришь такое? — вдруг разозлился Ванька за «свой» этот новый мир. Ведь это его открытие, а она, будто в магазин пришла.

— Ладно, Ванюша, не серчай. Я ж так, по дружбе. Всё, увидимся, — она махнула изящной кистью и пошла лёгкой походкой в обратную сторону.

— Выпендрёжница, — оценил Андрейка. — Ладно, чего ты разошёлся? Она ж девчонка. Чего с неё взять? Пойдём по домам.

Они были вымотаны впечатлениями, и сил на обсуждение не осталось. Это уже в кровати, Ванька ворочался с боку на бок, потом лежал на спине, упёршись взглядом в потолок, бурлил от приключившегося. «А в какой же год мы попали? Ведь всё, как говорил отец — машины, дома, дороги. Люди только какие-то чудные. А домами так всё застроено, что и не продохнуть. Как же они там живут?» Он мучил себя вопросами, не находя ответа. Так и не спал почти до рассвета, взбудораженный. Лишь под утро забылся недолгим сном.

На следующий день решил, что пойдёт один.

Долго рассуждал: «Нечего их с собой водить пока. Разведаю сам сначала. Интересно только, сколько можно там шастать? Чтобы тут не хватились… хм… в тот раз погода прямо совместилась, там были где-то час-полтора. Здесь как раз тоже гроза затихла. Похоже, что сколько там, что столько и тут. Надо чтобы и до?ма не засекли, и чтобы Андрейка не узнал».

А Андрейка не дремал. Он тоже был пропитан небывалым путешествием.

— Ну, чего, может, прямо после школы ещё разок и попробуем?

— Не, думаю, надо погодить пока, — уклонился Ванька.

— Чего годить-то, Ваньк? Надо поскорее узнать, как там и чего.

— Подготовиться надо, время выгадать.

— Фу-ты нуты! Чего тут готовиться? Чего выгадывать?

— Ну, там — понять, куда ходить, куда не ходить, какое время лучше выбрать. И потом, надо же с борисовскими не пересечься! А то представь, вся эта орава за нами увяжется.

Андрейка замолк, задумался.

— Насчёт борисовских — это ты прав, это нужно продумать. Только это дело не сложное — с Танькой договориться, и готово! А вот остальное — это ты чего-то мутишь! Там по месту и узнаем, какое время лучше. Риск это дело такое… Давай, что ли, в среду и попробуем, а? А то завтра меня отец припахал. До вечера проболтаемся.

— Давай на среду. Идёт, — согласился Ванька. «Ага, вот завтра я как раз и сбегаю туда один. Главное, чтобы борисовские не заметили», — вероломно он состроил план, исключив из этого плана друга. Хотя делал он это совсем не от эгоизма, совсем наоборот. Он хорошо запомнил не только ошарашенность и страх за себя в том мире, но и волнения за то, что затащил чёрти куда своих товарищей. Его терзала вина, что из-за своих видений он подверг их непонятной опасности и риску. «Решено. Дома скажу, что футбол до вечера. Должно хватить времени».

Во вторник сразу после школы, пообедав, убедившись, что друг уехал с отцом, сославшись на футбол, быстрым шагом удалился в Борисово. «Расписание» борисовских на сегодня он не узнавал, поэтому, приблизившись к деревне, стал красться.

— Чёрт! — тихонько выругался. Возле плотины возились местные. Они затеяли какую-то игру и скоро покидать насиженное место совсем не собирались.

Ванька сидел за кустом, ожидая, когда же проход освободиться. Однако детвора не торопилась, с гиканьем и уханьем играя в войнушку. Ванька уже отсидел ноги, да и время поджимало. Он решился.

— А, ладно! — Ванька подскочил и шустро побежал к плотине. Снизу, от маленького прудика. Его заметили не сразу, и он успел подлезть под мостик. Тут засвистели.

— Шипиловские! — заорали сбоку. И вся толпа, улюлюкая, ринулась за пришельцем. Ванька же, как был, в ботинках по воде метнулся на выход из-под мостика. И когда он вылез наружу, крики преследования резко оборвались. Он выглянул. Так и есть, переход состоялся. Он снова был в этом загадочном и непонятном мире. Но он сразу заметил, что было всё не так, как в прошлый раз. Вдалеке, возле моста (мост на месте) не было здоровенной церкви. Да и дорожек было меньше возле пруда. Ходя дома эти огромные, голубые, белые и коричневые также закрывали, казалось, треть неба.

Ванька вылез и неспешно пошёл вдоль берега. План его был отойти от пруда на юг. Хотел пройти там, где привык видеть колхозное поле, сады и край Борисова. Потом по прямой перейти Шипиловский овраг, родные места и закончить возле школы. Спуститься к плотине уже шипиловской и вернуться домой. План был, что придавало уверенности. Но уверенность быстро схлынула, когда он увидел, что кругом полно людей. Люди были разные: пожилые и молодые, с колясками и велосипедами; они прогуливались, играли, сидели на лавочках. Одеты они были, само собой, чудновато. «Кепку надо снять. Не ходят здесь пацаны в кепках», — сразу отметил путешественник, и запихал головной убор в карман.

Он поднялся по взгорку в сторону от пруда, заглубляясь во дворы домов. Изнутри всё тоже было чудно? — везде заборы, угловатые машины, кругом асфальт. На него оглядывались и посматривали. Но он старался прошмыгнуть поскорее, отчего прямого контакта с местными товарищами избегал.

Ванька был хорошо обучен ориентироваться по солнцу, поэтому, когда он вышел на большую улицу с оживлённым движением, он повернул чётко на запад и двинул в сторону родного оврага.

«Интересно, какой день недели тут? Ведь должны же работать люди — отчего так много народу на улицах? Ага, вон школьники явно. Портфели, группкой идут. Форма только странная» Ванька неторопливо шёл, вертя кругом головой. На него вроде и не очень обращали внимание. Взрослым было не до странного паренька в широких штанах и холщовой рубахе, а своих ровесников Ванька старался избегать. Издалека завидев таких, прятался в проулки. «У пацанов лица не сильно дружелюбные. Точно пристанут, не отмахаешься» Тут дома (Ванька ясно понял, что в этих огромных зданиях живут — вон, и бельё на балконах сушилось) расступились и он вышел на простор. Впереди шумела огромная дорога — под ней они пролезали в прошлый раз, подлезали под мостом через Борисовский пруд. Слева тянулся сад, зажатый коробками домов, дорогами и прочим асфальтом. Ванька пытался понять, где он относительно своего домашнего мира.

— Не, не наш это сад, поле у нас здесь было, — решил он, разговаривая сам с собой тихонько вслух. — Ага, вот тут овражек к пруду, а следующий за ним уже наш. Значит, за тем домом кладбище.

Кладбище. Тут Ванька по-настоящему испугался. Испугался, что не найдёт его — именно захоронения предков казались ему чем-то незыблемым, что не рушится веками. «А если его нет, может это и не продолжение нашего мира… как же не быть кладбищу? Ведь там же прадед…», — Ваньке вдруг стало грустно. Он тряхнул головой, не давая себе размякнуть. И решительно пошёл вдоль шоссе на юг, решив зайти в обход к родному оврагу.

Кругом были всё те же огромные здания, одинаково загромождающие пространство. Впереди замаячила площадь, где было скопление транспорта. Тянуло гарью. Вообще, в этом мире постоянно воняло, заметил Ванька. А возле шоссе так и вообще было не продохнуть. Он постоянно подкашливал.

Ориентация в пространстве сильно затруднилась, всё кругом было мало знакомо. Лишь очертания рельефа, слабо выраженные в этой застройке, позволяли понимать местоположение. Ванька постоянно оборачивался — пока виднелся пруд, было примерно ясно, где находишься. Вот, на восток, в месте перекрёстка шоссе с улицей наметилось понижение. Сердце Ваньки застучало побыстрее, нутром он понял, что надо туда. Однако перейти шоссе было не так-то просто — на огромной скорости сновали полчища страшных машин, автобусов и грузовиков. «Как они тут переходят?» Улучив момент, Ванька перебежал половину дороги, застряв ненадолго на середине, обождав, ещё минуту-другую, перебежал и здесь. И только потом, уже углядел, как чуть дальше люди исчезают в проломе со ступенькам, появляются уже с другой стороны шоссе. «Ага! Переход-то подземный!», — Ванька присвистнул.

Пошёл по дорожке с асфальтом. На другой стороне примыкало к жилому зданию небольшое строение с вывеской «Дом Книги». Ванька по-деловому заприметил это место, но, как его ни тянуло (ведь сколько там можно почерпнуть информации!) туда, он решил оставить посещение на другой раз. Сейчас он спускался к кубическому дому с забором по периметру. Возле него виднелся лесок. Приближаясь, Ванька двинулся уже почти бегом.

— Остался, чертяка! Остался! — задыхаясь, проговаривал он, подбегая к оврагу. В промоине были свалены бетонные обломки, арматура и другой мусор. Ванька, рискуя переломать ноги, сбежал на самое дно — здесь у него были особые приметы. Наконец, понятное кругом и близкое. Вот и берёза, на которую они лепили канат для качелей. Она загрубела и стала много толще, но это точно была она! Вот обрыв, отвесно вздымающийся со дна — он стал дряблым, и не таким отвесным. Вот ключ, выбивающийся из-под борта оврага — совсем уже хилый, да и пованивал он теперь.

Ванька шёл дальше, обходя грязь и горы мусора. Радость от узнавания родных мест постепенно сменилась разочарованием. Даже этот, казалось, неперелопаченный кусочек был изрядно испоганен. Он шагал в сторону бывшего кладбища. Оно раньше примыкало к оврагу, но сейчас, Ванька увидел издалека, вокруг этого места всё было застроено. Вот овраг расползся долиной, и его перегородила очередная дорога, а чуть правее по ходу Ванькиного движения стояли берёзки. Он понуро, без особой надежды сунулся туда, перебежав дорогу. На пути возникли заборы и прочие преграды. Ванька настырно двигался к цели и преграды перелез.

Почти ничего не осталось. Одна бетонная плита со сбитой надписью. Ванька её не узнал. Он ужаснулся, представив, как курочили кладбище, когда шла стройка. Присел рядом на кочку, вздохнул. И ему резко захотелось домой. А ведь ещё он думал отыскать место, где стоял их дом. Но настроя уже никакого не было, хотелось только туда, к себе, в понятный и чистый мир. Где кладбище на месте, мусор весь на участке в компостной куче, а вместо гор асфальта и бетона, благоухающие поля и несрубленные деревья. Он встал и побрёл вниз, к пруду. Обогнул последнее на пути здание и вышел в парковую зону. Рельеф был знакомый, лишь деревья были там, где их не было, и не было там, где они были. Овраг при «впадении» в пруд был сильно заболочен и попахивал нечистотами. Ванька тропой (в прошлый раз тропа была более «цивильная») пришёл к плотине, с некоторым волнением пролез в среднюю арку и с радостным вздохом вылез уже в Шипилове.

— И особо даже не загулял, — сказал он, довольный благополучным возвращением.

— Опять, едрёна-корень, лазиете тут! Я вас! — дядя Егор был на месте, и вновь Ванька нашумел ему под руку. Ванька опрометью ринулся на дорогу, не дожидаясь, пока ему всыплет сердитый рыбак.

Он шёл к дому и думал, взмахивая лениво сорванной травинкой. «Как-то невесело в том мире. Всё чужое…, - тут же оборвал себя, — а какое оно должно быть? Родное, что ли? — усмехнулся, — не, это понятно. Но всё какое-то неправильное, что ли. Если это то, что тут будет когда-то… то разве оно и есть — светлое будущее? Как-то несветло совсем. Ну, может, ещё разок с ребятам сгоняю, а так, довольно! Тоска там зелёная» Так, в задумчивости добрёл до калитки. Тут были и отец с матерью, болтали с соседями.

— О, Иван! Ты чего смурной? — отметил Пётр.

— Да так. Задумался, — уклонился от ответа Ванька.

— Ванюш, иди, умывайся и скоро уж ужинать будем.

— Вань, не хочешь вечером на рыбалку? С дядь Васей собираемся, — предложил отец.

— Да я лучше почитаю.

— А, это да, это, брат, полезно.

Но Ваньке не читалось. Он вынес на лужайку перед домом овчинку, и улёгся, упёршись взглядом в темнеющее небо. Комар был ещё незлобный и сильно не докучал. Бабушка возилась где-то в огороде, а вот дед подошёл, присел на крыльцо. Закурил папиросу.

— Чего, Ванюшка, задумался?

— Думаю, чего с деревней-то теперь будет, коли Москва наступает? Так ничего и не останется?

— Да, выходит, что так, ага. Что ж думаешь, они ораву эту цельную, которая на заводы, фабрики и институты понаехала, в избах, что ли, будут селить?

— Так ведь жалко ж, дед, — Ванька жалостливо посмотрел на деда.

— Жалко ему! Думаешь, мне не жалко было, когда дядьёв твоих на фронт забирали? Жалко. А ничего нельзя поделать — война.

— Так сейчас не война!

— Так и на фронт никого не забирают! Подумаешь, построят дома кирпичные или какие там. Не умирал от этого никто ещё.

— А если огроменными такими домами всё тут кругом застроят так, что света белого не будет? Ежели всё асфальтом этим заделают?

— Это ты хватил — всё! Дерева-то, они, и в городе нужны будут.

— Ну, а если кладбище мешать будет, а?

— Кладбище уж не тронут, эт ты не выдумывай! — дед Андрей даже рассердился. — Чего ты, вообще, завёл? Не слышно ещё пока. Ты ещё вырастить успеешь, своих детей нарожать. Ещё, может, и сам отсюдова уедешь.

— Я?! Никогда не уеду! — вскинулся Ванька.

— Хе-хе, этого, Вань, никто не знает, — усмехнулся в усы дед. — Думаешь, дед мой здесь родился? Ан, нет, с Каширы сюда пришёл. За невестой. Да и осел. А тоже, небось, в детстве не гадал, что сюда его закинет. Вот. Пойдёшь ты в институт какой-нибудь, как отец твой, знаний всяких там наберёшь. Да в Сибирь какую-нибудь и уедешь.

Когда дед сказал про Сибирь, «патриотический» настрой в Ваньке маленько схлынул. Сибирь была для него заоблачной мечтой. По карте он не раз перелезал за Обь, Енисей и Лену. Путешествовал мысленно вместе с Арсентьевым и Федосеевым.

— Ну, если только в Сибирь.

— Вот видишь! Так чего тебе за Шипилово наше тогда держаться?

Вообще, дед Андрей сам удивился своему такому спокойствию относительно предрекаемого невесёлого будущего их деревни. Сам же он воевал с сыном, когда тот заводил разговоры про современные дома, ванные и кухни. Злился и спорил. А вот те раз, сейчас он сам выступил против. Юное поколение и то, вон, сожалеет о деревне, а он, старый, куда?

— Да, Ванюш, — дед неожиданно помягчел. — Грустно это, конечно, всё. Думаешь, меня не держит земля эта? Ещё как! Каждый ведь столбик, деревце родное. Но ведь надо ж понимать, что в стране огромной живём. Строим коммунизм, да. Хотим так сделать, чтобы всем хорошо было. Тут приходится своим, что ближе к телу, и жертвовать. Я-то за себя не жалею, старый уж, пожил. Вот как ты, единственный наш внучок, будешь жить поживать — тут переживания и случаются. Ну, дак, даст Бог, не пропадёшь. Отец с матерью есть, в стране порядок вроде.

Ванька маленько успокоился словами деда. А вспомнил о разговоре лишь осенью, в октябре. А пока он наслаждался вечерним небом, деревенской тишиной и тёплой овчинкой под боком.

— Я это, был ТАМ давеча, — признался Ванька другу.

— Как так был?! Без нас?

Ванька кивнул.

Он с Таней и Андрейкой был вновь возле плотины, они собирались сделать переход. Ванька, терзаемый совестью, решил всё же признаться.

— Друг, называется! — присвистнул Андрейка. Обиженно отвернулся.

— Да, дал ты, Мельников, маху, — выступила и Татьяна. — Как же мы тебе доверять теперь будем, если ты за нашими спинами дела такие творишь, а?

— Ребят, да я ж как лучше хотел. Я в прошлый раз виноватым, знаете, каким себя чувствовал? Вот и решил, что чуть проверю сначала сам. И если уж что, то тогда я один только и пропаду.

Андрейка скептически глянул. Сплюнул.

— Сказать мог бы.

— Да как бы вы меня пустили?

— Не, постой. Ты чего ж, получается, себе прихапал переход, что ли, выходит? — вдруг возмутилась, не желая мириться вторыми ролями, Таня.

Ванька аж обомлел. С этой стороны он никак не думал. Не было совсем в его мыслях именно единоличничать. Совсем наоборот.

— Ты чего, Таньк?! Я ж говорю, для вас же старался. Почву готовил, — беспомощно оправдывался Ванька.

— Почву он готовил… — Андрейка был недоволен, но обиду затаивать не стал. — Ладно, Тань, фиг с ним. Лазил и лазил, чего теперь, обижаться, что ли? Проверим, чего он там наразведовал.

Таня всё ж поджала губы. Кокетничала.

— Так чего, будешь чего рассказывать, или полезем?

Ванька по-быстрому поведал, как и чего он делал в прошлый раз. Упомянул про магазин с книгами, овраг и кладбище.

— Как нет?

— Ну, вот так — одна плита только какая-то лежит и всё.

— Вот те на! — поразился Андрейка. — У нас там дед и бабка лежат.

И пока они задерживались с переходом, время шло.

— Ага, я ж говорил, она с шипиловскими ошивается! — вдруг услышали голос. Увлечённые разговором, они не заметили, как подошли местные ребята. Предводительствовал Колька Иванов.

— Ты поосторожнее, Иванов! Кто это тут ошивается? — с вызовом спросила Таня.

— Да вот, предательница одна, Танька Митрофанова.

Таня вспыхнула.

Андрейка и Ванька не вмешивались, не понимая, пора защищать или не ещё не время.

— А вы, пацаны, чего тут у нас ковыряетесь, да ещё с нашими девчонками, а? — Колька наступал, за ним толпились с нагловатыми улыбочками ещё с пяток парнишек.

— Земля у нас общая вроде. Аль не знали? — задиристо ответил Ванька.

— Ого, пацаны! Мельник-то борзый у нас. А ежели по сопатке за оборзение?

— Кишка тонка!

Андрейка, поддерживая друга, начал засучивать рукава. Назревала драка. Неравная и жестокая. Танька покусывала губы. Её авторитет рушился с треском, но и подлости она не могла себе позволить.

— Стойте!

Все обернулись к ней.

— Стойте! Мы тут проход открыли.

Ванька с Андрейкой сделали страшные глаза — молчи, дура! Уж лучше пасть в драке, чем сдать секрет врагу.

— Ты чего, Танька?! Молчи!

А борисовские остановили приготовления к битве, заинтересовались.

— Так, так. Чего говоришь, Митрофанова? — Колька стремительно прибирал в руки бразды правления, сталкивая ещё с пьедестала всё дальше Таню.

— Ну это… тут, если пройти под плотиной, то в другой мир попадаешь. Вроде как наш, но совсем не наш. Есть что-то, как у нас, но почти всё другое, — как это было непохоже на Митрофанову Таню. Она лепетала жалко, по-девичьи. Почти что умоляла. Ведь в голове у неё стучало — главное, защитить Ваньку.

— Чего ты мелешь? Сказок наслушалась? — заржали парни. — Надо тебе тоже мозги вправить.

— Ты как с ней разговариваешь? — вступился Ванька.

— Ты чё, Колян, давно от мамки-то отбежал? — поддел, зарываясь, и Андрейка. Бил по больному. Все знали, как загоняет домой Иванова мать.

Тот позеленел.

— Ну, всё, гады, хана вам, — и уже ринулся в бой, когда Таня сунулась между ними.

— Да пойдёмте же, я покажу.

Парни тяжело дышали, быками глядя друг на друга. Кулаки давно уже были сжаты, и лишь каким-то чудом их сдерживала эта девчонка.

— Ладно, чёрт с тобой, показывай, — великодушно позволил Иванов. И они стали спускаться.

— Зря она, — качал головой Ванька. Но сильно расстроенным он не был. Как она защищал именно ЕГО, это не могло укрыться от его внимания, не заслонялось даже яростным конфликтом.

Вся компания во главе с Таней поползла под мостик.

— Э, чего это, разуваться надо? И в воду лезть? Мы так не договаривались, — Колька остановился. В воду ему не хотелось ступать, было прохладно, задувал пасмурный ветерок. Борисовские мрачно глядели на Таню и ребят, которые разулись и ступили на мелководье. — Ладно, чёрт с вами.

Пошли гуськом. Борисовские шли неуверенно и опасливо поглядывали на впередиидущих. Ванька первым подошёл к краю, остановился, поджидая всех. Столпились, собрались кучкой.

— Готовы? — спросил перед решительным шагом, поглядывая на нервничающих компаньонов. — Вместе шагаем. И… раз!

Они ступил разом.

И всё осталось, как было. Никаких громад домов, ни моста, ни дорожек в парковой зоне. Ванька изумлённо озирался.

— Смотри-ка, выселок нет, — сказал вдруг один из борисовских.

— И Дома Культуры не видать, — поддакнул другой.

— Кажись, мы куда-то не туда перешли, — шепнул Ванька другу.

— Ага, точняк. Больше на наше похоже, но тоже не очень.

— Мальчики, куда нас теперь занесло? — испуганно спросила Таня.

— Э, Мельник, куда нас затащил? — Колька храбрился, делал бодрый вид, но в глазах засел страх.

— Так вы не верили, пожалуйста. Проверяйте, — усмехнулся Ванька. Его охватил весёлый азарт. Дорогу назад он знал, а эти, пускай боятся.

— Я домой хочу, — залепетал самый маленький из борисовских, готовясь захныкать.

— Чего это вы? Забоялись никак? А щас, как местные выйдут из вон тех домов, а? Будете права качать? — Ванька совсем разошёлся. Таня и Андрейка удивлённо глядели на него.

Колька хмуро огляделся.

— Ладно, ваша взяла. Давайте назад вертаться. Не нравится мне тут.

— И можно будет нам лазить у вас и не будете к нам приставать? — скорее надо было выторговать выгодные условия.

— Не будем.

— И перед Таней извинишься? — Ванька обнаглел.

Колька со злостью взглянул на него. Тут во дворах залаяла собака. Колька вздрогнул, оглянулся. Буркнул в сторону Тани:

— Извини.

— Идёт! Давайте, парни. Пойдёмте за мной.

Ванька двинул в сторону от Борисова, на другой берег. Он быстро понял, что попали они теперь не вперёд по времени, а шагнули назад. Было ли наличие борисовских тому причиной, погода или день недели, он не знал. Но знал, что наделают они серьёзный переполох этом мире и, как не любопытно ему было (да и в глазах Андрейки читался азарт), слово надо было держать. Да и, с другой стороны, не хотелось ему такой оравой таскаться по «незнакомым» местам. Но вот ориентироваться в этом мире прошлого было гораздо проще. Деревьев было побольше, а полей поменьше. Но всё читалось и просматривалось привычно. Разве что дома стояли не совсем там. А в не которых местах и вовсе был лес.

— Лучше не рисковать. Столкновения с местными нам ни к чему. Надо идти к шипиловской плотине. Там и выведу, — пояснил он остальным. — Поэтому по этому берегу пойдём.

— Так это ж до чёрта идти! — план Кольке не понравился.

— Не, ну ты можешь по этому берегу, я не заставляю, — усмехнулся Ванька.

— Да не, я так… Пойдёмте, что ли, парни? — спесь с Кольки давно слетела.

— Ты чего-то, Колян, совсем оробел, — поддел его Андрейка.

— Ладно, потом поговорим, — озлобился Иванов.

— Поговорим, поговорим, ага.

Они шли то по самому берегу, то облазили крутые места по леску. Поглядывали на другую сторону, узнавая и не узнавая.

— Да, деревьев-то тут поболе, — отметил Ванька, остановившись и вглядываясь через пруд.

— И сами деревья большие такие, — согласился Андрейка. — Интересно в деревню всё же пролезть.

— Интересно, но, видишь, опять не в этот раз, — Ванька кивнул на «нагрузку». Борисовские, расхристанные, перемазанные, устало плелись сзади. — Тань, ты как?

Таня понуро и молча брела вместе со всеми. Многовато было для неё сегодня событий. И не самых приятных. Куда подевалось былое высокомерие и надменность. Сейчас она хотела опять домой.

— Да надоели мне ваши путешествия, не пойду больше с вами, — плаксиво заявила она.

— Ну, ладно. Не пойдём больше. Ты не грусти, скоро уж придём.

— Ага, вот, когда придём, тогда и поговорим. Не нравится мне тут.

Таня будто чувствовала. Они вышли на каширский тракт — здесь это была накатанная грунтовка — и повернули налево. Возле плотины высилась мельница.

— О, мне дед про неё рассказывал, — узнал строение чуть ли не радостно Ванька. — К ней нам и надо. А потом и под неё.

Остальные робко пошли по обочине дороге за предводителем. Рядом вышагивал Андрейка.

— Она ведь ещё совсем недавно стояла? До революции, что ли?

— Да вроде и после немного простояла, — обсуждали друзья мельницу.

Она возвышалась форпостом на южном берегу борисовских прудов, оттеняя плотину, делая её внушительнее и массивнее, чем они привыкли видеть. Возле мельницы сновал народ. Крестьяне в рубахах и люди явно побогаче, одетые с сюртуки. Распродавались остатки муки.

— Нам надо по берегу, в среднюю арку просочиться, — тихо объяснил Ванька новичкам последующий путь.

— Чего-то стрёмно как-то. Там эти… чужаки ходят, — выразил опасения будто уже и вовсе трусоватый Колька.

— Какие ж они чужаки? — усмехнулся опять Андрейка. — Самые, что ни на есть местные. Даже и нам они родные, скорее всего.

— Какие на фиг, родные? Мои родные сейчас ужин накрывают. В избе. А здесь каменный век какой-то!

Будто в подтверждение Колькиных слов по дамбе прошумела запряженная телегой лошадь с мохнатыми ногами. В телеге сидел бородатый мужик, лузгал семечки.

— Ладно, надо пробираться. Тань, смогёшь? — Ванька был внимателен к единственной барышне.

— А чем я хуже? — та обидчиво поджала губы.

— Ага. Ну да, — кивнул понимающе Ванька. — Ну, пошли.

И они пошли. Где-то ползком, где бегом. Обогнули забор и проникли к подножию мельницы. Сверху гундели голоса.

— Давайте, за мной, — Ванька разулся и пошлёпал по воде в среднюю арку. Товарищи потянулись за ним.

Голоса наверху притихли.

— Чегой-то за плеск внизу? — встревожился один из голосов.

— Да, чтой-то шумит, — согласился другой. — Надо глянуть.

Ребята, напуганные реакцией, метнулись скорее под мост. Лишь самый маленький, Сема Фомичёв рванул в обратную сторону от забора, спрятался под кустом.

— Всё, готовы? Давайте скорее, — Ванька глянул, показалось ему, что все собрались. А борисовские и сами не очень глядели, кто есть, а кого нет — очень уж им хотелось домой, каждый сам за себя. Они все вслед за Ванькой шагнули вперёд в тот момент, когда мужики сверху начали заглядывать с моста вниз. Сделав шаг, услышали совсем другие звуки. Те голоса оборвались, ворвался шум автомобиля — по мосту пропылил грузовик.

— Ффух! Вернулись! — улыбнулся Ванька, привычно увидав Дядь Егора. Тот задумчиво глядел на поплавок.

Борисовские озирались, не доверяя и этому миру. Но тут Дядя Егор заметил компашку:

— Опять, шельмецы, шумите! Сейчас я вас, едрёна корень, пошугаю, — схватил какой-то сук, встал и угрожающе двинулся к ним.

Ребятня с криками кинулась врассыпную. Борисовские поняли — они дома.

— А где мелкий был с вами? — когда собрались уже возле хутора, спросил Андрейка. Все начали смотреть друг на друга.

— Я видела, только возле забора его, — заволновалась Таня. Сема был ей как младший брат. — Ну, там ещё.

— Может тут где запрятался? — с надеждой предположил Ванька. Все пошли назад, покрикивая пропавшего. Нет, тишина.

— Вот ведь нелёгкая! Там остался! — Ванька схватился за голову.

— И чего, не пролезет, что ли, он? Он шустрый парнишка!

— Да без меня не получится! — вдруг понял Ванька. — Застрял он там, — Ванька перестал сокрушаться, принял решение. — Так, парни. Я снова в Борисово, пойду его вызволять.

— Я с тобой, — слишком быстро вскрикнула Таня. Все посмотрели на неё. — Ну, он же мне родной почти. В соседнем дворе рос. Я его нянчила мелкого совсем.

— Да я так думаю, всем надо идти, — сказал Андрейка.

— Нет уж! Ну вас в баню! Затащили, хрен знает куда. И опять хотите? — Кольке перспектива ещё одного такого путешествия совсем не улыбалась.

— Да и пожалуйста, очень ты нам нужен, — Ванька сплюнул презрительно и пошёл.

— Я-то думала, Иванов, ты мужик. А ты трус! — отомстила и Танька.

— Да пошла ты, — Колька плевал на все оскорбления. После пережитого ему хотелось скорее домой.

И все борисовские за своего пропавшего товарища тоже не вступились. Замычали, захныкали, да и отказались от спасательной операции.

— Хорошие у тебя друзья.

— Ну их, какие они друзья.

— Да, видно, что не очень.

Они уже порядком устали — ходить туда-сюда. Но долг гнал и не давал останавливаться. Уже перед самой плотиной Ваньку осенило.

— Стойте!

Андрейка с Таней встали.

— Чего ты?

Ванька, закусив губу, молчал.

— Ну, чего ты? — Таня тронула его плечо. Тот отвлёкся от тяжёлых дум.

— Так это. Мы каждый раз в разное время попадали! И со всей этой гурьбой бухнулись куда-то в прошлое. А сейчас мы втроём опять, вряд ли туда, к Сёме попадём.

Друзья задумались.

— Ну, вообще, необязательно. Ты ж без нас тоже в будущее попал?

— Ага.

— Вот и всё!

— Может, всё-таки, кликнуть эту братву Колькину? Сказать, что ради кореша их мелкого всё? — Ванька обратился к Тане.

— Ладно, схожу я. Но упрашивать не буду! Так и знай, — она повернулась и зашагала к избе Ивановых.

Друзья присели на пригорок.

— Смотри-ка, крутая Митрофанова не такая уж и крутая, — подметил Андрейка особенность сегодняшних приключений. — Вроде бы и обычная девчонка.

— Обычная-то обычная, да не совсем. Есть в ней что не как у всех этих плакс и капризуль.

— Есть. Но я так-то думал, что совсем она, как пацан. И по щам может прописать. Может, это ты на неё так влияешь? — подмигнул Андрейка и пихнул друга в бок.

Тот покраснел и начал усиленно ковырять прутиком землю.

— Ну тя!

Тут возвратилась Татьяна. Одна.

— Чего одна?

— Да пошли они! — в сердцах бросила она. — Буду я их ещё уговаривать. Больно надо.

— Чего сказали? Ты у Кольки была?

— У него. Сказал, что сама, мол, со своими шипиловскими разбирайся. И малой, мол, из-за меня только с ними потащился. Мне и отвечать, — она помолчала. — Козёл он. Иванов этот. Пойдёмте втроём, а, ребят? Авось, получится.

— Пойдём, чего делать-то. Авось и получится.

Они понуро двинули уже привычным путём в проход.

Вылезли. Мир казался тем же, что и в прошлый раз. Выселок не было, моста тоже.

— Вроде похоже, — с надеждой отметил Андрейка.

— И погода та же, — отметил Ванька. — Двинули к мельнице тогда?

— Пошли. Только давайте коротким путём. Ну его, ныкаться по кустам, кругаля давать. Народу тут мало, да и если кто заметит, спрячемся куда-нибудь. А то надоело уже ходить туда-сюда.

— Давай. Тань, согласна?

Та лишь кивнула. Она опять, как и в предыдущие переходы, разволновалась и оробела.

— Да ладно, Таньк, не трусь! Всё будет чики-пуки! — подбодрил Андрейка.

Прошли они деревню и по бережку неизменного пруда доплелилсь до мельницы. Облазили все кусты, канавы и овражки вблизи. Пугались редких крестьян, прятались. Но Сёмы нигде не было.

— Потерялся… — со слезой в голосе сказала Татьяна.

Парни стояли понуро.

— Надо это, у местных спросить, — буркнул Ванька.

— Сбрендил ты, что ли? Огреют ухватом, ещё и тебя потом ищи-свищи.

— Не огреют! Не так уж мы сильно отличаемся от них. Скажу, что неместный.

— А откудова?

— Из Куйбышева скажу!

— Вань, ты дурак, что ли, совсем? Какой, на фиг, Куйбышев? Самара это была раньше, деревня! — Андрейка, даром, что сорванец, соображал, что надо.

— Точно! Это я маху дал, — шлёпнул себя по лбу Ванька. — Ну, может, тогда, что ль, на Мельницу зайду?

— Вань, ты только это… — сказала взволнованно Таня.

— Чего?

— Осторожнее там, ага?

— Понятное дело, осторожно я буду, ага. Вы тут где-нибудь в кустах. Может, тикать придётся резко. Готовы будьте.

— Может, я с тобой, а? — предложил Андрейка.

— Не, лучше одному. Скажу, от папы с мамой отбился, и малой с нами был.

— Ага, ну давай.

Ванька сунулся в калитку и проник на территорию Мельницы.

Вышел он оттуда минут через двадцать, когда друзья уже заволновались, и Андрейка хотел брать штурмом здание. Они вскочили из кустов ему навстречу. Ванька, еле передвигая ноги, плюхнулся рядом с ними. Лица на нём не было, как не было и кепки, сунутой в карман.

— Рассказывай! Чего такой бледный?

— Опоздали мы, братцы… не туда попали, — пролепетал он.

— Как не туда? — Андрейка начал озираться, лишь находя подтверждения, что кругом всё, как и должно было быть.

— А вот так! Лет на десять всего позже мы! Вот разницу и не заметили!

— Как на десять? — Таня присела, прижав ладонь ко рту.

— С чего ты взял?

— Да с того, что Сёму нашего и увидел. Нашего, да не совсем. Лет восемнадцать лбу здоровому.

Друзья примолкли, ошарашенные.

— Так может, это не он, а? — после паузы спросил Андрейка.

— Ага, не он… Зовут Семён, похож опять же.

— Да ну, мало ли Семёнов, да и внешность мог попутать.

— Пускай я выдумал, пусть полно Семёнов, но он же меня узнал, аж из рук всё упало у него. Да и поговорили мы с ним пото?м.

Тут уже упало всё из рук у Андрейки, чего и не было. Таня, та так и не отходила от шокового состояния.

— Поговорили, — продолжил Ванька. — У него голос задрожал, как стал он вспоминать, как он тут метался за нами, пытаясь пролезть. И здесь лазил во все арки, и туда, и сюда. И в Борисово бегал, пока, измождённого и голодного жена мельника не приютила. Накормили его, да оставили, как полоумного и чудно?го. Где ж ещё такого сказочника тут найдёшь, который про Ленина и войну расскажет? Хоть и маленький да в школу ходил, чего-то да знал. Вот они его, считай, и усыновили. Своих не нажили. Так Сёма наш тут и прижился, отчаявшись домой вернуться. К новым родителям привык, говорит. А чего — кормят, говорит, работу, вот дали. Так, иногда батяня врежет сгоряча, так тут принято. Я говорю, мы за тобой, пойдём. А он — да куда я пойду, теперь тут всё родное, считай, опять дом свой терять. Не переживу. Я говорю, а как же мать… ну, та, из нашего мира? Тут он совсем расстроился, зарыдал, — Ванька вздохнул, вытер выступивший пот со лба. — Понимаете, здоровенный детина и плачет. И лопочет сквозь рыдания, мол, ушёл с утра маленьким, а тут взрослый пришёл — на кой ей это?

И замолк, вновь переживая увиденное и услышанное.

— Понимаете, он, конечно, взрослый тут уже, но стал как-то мыслить по дореволюционному, что ли…

— С кем поведёшься, — вставил Андрейка.

— Ну да. Вырос тут, считай. Всё то детское, что у нас было, оно забылось, будто и не с ним было. Но мать ведь нельзя ж забыть. С другой стороны, что с ней будет, когда ей вот этого бугая представить вместо малого Сёмки? Чего думаете? Может, поуговаривать его?

— А нельзя ещё походить, может, в нужное время попадём всё-таки?

— Э, нет. Я тоже про это подумал. Если бы мы могли в нужное попасть время, то тут бы слух-то прошёл, что мы пролезли. Ведь тот, первый проход сюда — он тут в деревне след оставил, ага. Мне Семён рассказал. Да и потом, похоже ведь, что пальцем в небо мы тычем, когда лезем под плотину — случайно всё. Это ж сколько так надо ходить.

Тут из калитки выбежал парень. С узелком. Подбежал, запыхавшись.

— Тут вы ещё? Маленькие такие… прямо, как были, — сказал он.

Таня с трудом узнала в нём своего маленького «братишку».

— Сёмка? — выдохнула она.

— Ага, — пробасил тот. — А ты, Танька, подрастёшь — гарная дивчина будешь. Как я раньше не замечал.

— Конечно, не замечал, мелкий был, потому что, — вступил Ванька. — Так ты чего, передумал?

— Передумал, — малый был здоровенный, а в решимости он уступал Ваньке, хоть тот и был сильно младше. — Я посчитал, что так лет через тридцать мать тут свою могу встретить, маленькой только.

— Чего? — друзья вылупились на «сказочника».

— Того! Год тут девяносто восьмой, вот чего.

— Фига себе! И правда, — присвистнул Андрейка. Про всякие такие вот временные парадоксы они ещё и не задумывались.

— Вот тебе и фига. И надо мне такое счастье в старости? И потом, это ж чего, революции там всякие, война какая-то… я ж помню, в детстве рассказывали. Вот я и подумал, что лучше с вами, пусть и чужой буду, — он помолчал. Вздохнул. — Как и тут в начале. Но по миру ж не пойду, а?

— А то ж! Государство о тебе позаботится.

Вдруг Танька захихикала. Нервически так, со стеклянными глазами.

— Ты чего?

— Представила, как он вот такой придёт во второй класс.

— Да подумаешь! Вон, отец рассказывал, как в школах рабочей молодёжи учатся. И не такие ходят.

— Но не в начальные же классы!

— Ладно тебе! Человек надумал идти с нами, а ты пурги нагоняешь. Пойдём.

Они встали п пошли привычным уже путём.

Возвращение «подросшего» Сёмы «с прогулки» наделало, конечно, много шума. Слухи множились и наслаивались. Кто-то говорил, что прибился чужак, кто-то, что он травы ядовитой наелся, кто-то, что это от полётов в космос такое воздействие нехорошее. Тем не менее, мать его приняла и признала. Слёз, понятное дело, было море разливанное. С обеих сторон. В школу Сёму тоже направили. Так и сидел он, старательно выводя непослушными мозолистыми руками загогулины средь маленьких одноклассников. Сначала косились и шептались школьники, потом привыкли. А потом и полюбили. Сёма был добрый и справедливый — хулиганьё быстро приструнил, в обиду никого не давал, за порядком следил — был прилежным и старательным, на фоне начальных классов добился успехов. В общем, к перемене такой в Сёме постепенно привыкли.

А вот Ванька с Андрейкой решили «переходы» пока оставить — борисовские пускали трёп про плотину, вызывая неудовольствие взрослых. На доказательства в виде Сёмы фыркали и давали ремня. Тем не менее, народ в деревнях окрестных был взбудоражен, пацанва, так вообще прониклась идеей — несколько групп совалась под борисовскую плотину, некоторые копошились возле шипиловской.

— О, смотри, очередная компашка, — Ванька с Козиными и Андрейкой сидели на холме. Пригревало, оставалось несколько дней учебного года, каникулы манили, солнце жарило по-летнему. Козины были в курсе путешествий друзей. Простодушные и наивные парни, они легко поверили. Но и хранить секреты тоже умели. Информацию восприняли спокойно, безо всякой такой ревности. За что их и ценили. Лишь то, что Таня была так близка тогда, а братьев не было, немного их задевало. Но они теперь не без основания надеялись, что после разлада среди своих друзей, она станет чаще бывать в Шипилово. На намёки Андрейки, что забрезжила некая симпатия между Таней и Ванькой, они хмыкнули, ни разу не поверив.

— Ага, лезут. Надеются, — Ванька смотрел, как с другой стороны пруда шла группа мальчишек. Издалека они их не узнавали, но цели их определил легко — ребятня нависла над плотиной, разглядывая поток обеих сторон моста. — Вроде уже куча народу пробовала и всё без толку. Чего все верят? Колька там старается, что ли?

— А чего не верить, ежели Сёма живым примером маячит?

— Ну, Сёма Сёмой, но ни у кого ж не получается.

— Не получается. Но пока ещё каждый это сам поймёт. Пока каждый не пролезет. Уж, видишь, звон слышали про плотину, а деталей уже и не знают. Тычутся наугад.

— А чего вы ещё раз не хотите? Мы бы с вами сходили, — предложил Антон.

— Тох, так видишь, кипешь какой? Пусть попритихнет…

— А почему у них не получается, чего они не так делают?

— Это, вон, у Ивана нашего надо спрашивать, — кивнул Андрейка на друга.

Тот ковырял соломинкой в зубах. Молчал.

— В нём всё дело, похоже, — ответил сам же Андрейка. — Он и есть ключ к переходу. Только с ним и получается.

— Да ладно!

— Ага. Я сам вот пробовал — неа. А у него в одиночку получилось. И с ним у всех, кто был, получилось. Всё воспаление то самое, весеннее на него повлияло.

Тут Ванька отлип взглядом от горизонта.

— Я чего подумал. А если эти докумекают, что в нас дело?

— Не понял. Кто? Какое дело?

— Ну, если Колян Иванов с компанией своей растреплет, что это мы можем туда провести, и будут нас доставать?

— Так он ж сам отбрехался от этих походов, на кой ему?

— Так это он тогда говорил, когда сильно напуган был. А сейчас он вовсю старается перед пацанами. Выкаблучивается. За слова его заставят отвечать, а?

— Так-то может такое быть… — Андрейка почесал голову. — Да пошли они! Пусть сунутся только!

— Конечно, пусть сунутся. Чего-то они там оборзели в Борисове своём.

— Кто это конкретно там оборзел? — раздался Танин голос за спиной. Все разом обернулись.

Та стояла против света в сарафане, лёгко подрагивающем на ветру. Сама, казалось, невесомая. Козины даже покраснели от удовольствия. Ванька вздохнул, Андрейка усмехнулся.

— Так чего вы там на мою деревню гоните, а? — она подошла к ребятам, присела. Сашка сразу кинул на землю куртец, мол, присаживайтесь, мадемаузель. — Спасибочки. Чего молчите все разом?

— Да вот, думаем, что Колян этот твой может на нас стрелки перевести, — пояснил Ванька.

— Чего это он мой? Поцапались мы с ним ещё разок, теперь пусть только сунется.

— Он тебя чего, обижал? — вскинулся Антон.

— «Обижал»! Антон, откуда у тебя эта детсадовские словечки? — язвительно откликнулась на заботу Таня. Тот сразу потупился. — Так чего вы там говорите? Какие стре?лки-то?

— Ну, он развёл там переполох с плотинами?

— Да вроде всё носится с ними, ага.

— Вот. А народ уже сейчас утомится просто так лазить без чудес обещанных. К стенке его и прижмут. Ясен пень, что он на Ваньку и покажет.

Таня задумалась.

— Так и чего? Подумаешь. Припрутся ежель, то вроде несложно от ворот поворот дать. Разве нет?

— Так-то несложно, это понятно, — согласился Ванька. — Но как мы захотим снова туда пролезть, — он непонятно потянул шеей и глазами, куда-то вверх и за спину. — Ну, туда. Как там к борисовской плотине подступиться? Они ж наверняка караулить будут.

— Мы ж вроде порешили пока не лазить? Или нет?

— Решить-то решили. Тут, вон, и шумиха эта вокруг Сёмы… Но охота ж всё равно. Вон, братаны ещё там не бывали. Охота ведь, а? Сашк и Антох?

— Да можно, чёго там, — неуверенно протянули братцы. На приключения их всегда нужно было тянуть за уши, они только в «открытом бою» лезли на рожон, при всяких же замыслах тушевались и робели.

— Летом как-нибудь можно будет. Только когда не жарко, а то там в жару всё время купаются, — предложила Таня.

— Летом это да. Я, правда, может, уеду. Ненадолго, — признался вдруг Ванька.

— Куда уедешь? — спросила Таня, резко повернувшись к нему.

— Да мамка с папой на море берут. На Чёрное. В Крым поедем.

— Ого! Клёво! — завистливо присвистнул Андрейка. — Пальму привези, что ль?

— Да не растут там пальмы.

— Ну, камушек какой-нибудь, что ли?

— Камушек можно.

Они ещё пообсуждали наступающее лето, каникулы и многочисленные свои пацанские дела. Лишь Татьяна загрустила, примолкла и поглядывала вдаль.

— Далось вам это море разливанное, — Мельниковы собирались, дед Андрей бубнил под руку. — Чего, как буржуи будете там? С утра завтрак в постель, вечером танцы и прогулки под луной?

— Ну, положим, не в постель, но завтрак будет. А танцы и прогулки — это обязательно. Только ничего в этом буржуйского нету — для москвича, так, вообще, обычное дело, — подмигнул Алёне Пётр, раззадоривая отца. — Не ворчи, батя. Ванюшке покажем море, а в следующем году в поход, думаю, пойдём. В Сибирь.

При этих словах Ванька навострил уши. Как не будоражили его мысли про Крым и Чёрное море, Сибирь была магически притягательна в любой ситуации.

— Прямо вот в Сибирь? — уточнил он.

— Прямо вот. На Алтай. Ребята знакомые были там на шабашке — такие места, говорят! Закачаешься! Я бы тоже работать туда поехал, да и тут вроде пользы могу много принести. Да и как я вас брошу всех? А вот отпуск законный туда съездить — это милое дело! А, Алёнк?

— По мне так на море или в родной деревне получше будет, чем в какие-то дали дремучие ехать, — улыбнулась Алёна.

— Эх вы, молодёжь! Всё у вас не по-нашему, по-современному. Работы в огороде — не продохнуть, а они куда-то уезжают!

— Так, отец, мы ж не сельских хозяйством живём? В городе живём, считай! Я давно говорю, бросайте этот огород — вон, рынок в Ленино имеется, чего там только нет. Всё можно купить.

— Петь, так у нас же своё, своими руками выращенное. Огурчик хорошо ж с грядки сорвать, а? — вступила и Бабаня. За огород ей стало обидно.

— Хорошо, мам. Конечно, хорошо. Но ведь и разделение труда ж должно быть, согласись? Мне вас с отцом жалко — ведь вам же приходится копаться. Вскопать — это я могу, но сколько ещё хлопот всяких каждодневных… Эх, ладно. Сколько уже говорено. Хотите — запретить не могу. Но в отпуск, уж извините! Страна у нас огромная, надо узнать, как там и чего.

— Всё не сидится им. Деды ведь наши старались! — заворчал непонятно дед. — Чтобы вам ведь, чертякам спокойнее было. Ан нет! Всё равно куда-то тянет, на месте не сидится.

— Ладно, будет тебе, — остановил поток Пётр. — Чего, вроде собрались, что ли? Надо уж и ложиться, с утра рано на электричку. Удобно, что на Курский приедем, а?

— Удобнее было бы, если бы в Ленино можно было подсесть. Всё равно тут поезд проходит, — подкинул свои пять копеек дед.

— Удобнее. А ещё удобнее вышел из двери и сразу на море, — засмеялся Пётр. Настроение было отменное и бурчание деда, который просто боялся заскучать вдвоём с бабкой, не могло омрачить радостного расположения духа.