Глава 2

Флорентийская республика, Флоренция, июнь 1492 года

Дорога, будь она неладна. Никогда в своей жизни не ездил верхом, а вот пришлось. Тело помнило, что да как, а вот разум как-то с трудом воспринимал это. Иными словами, со стороны не было заметно, что я в седле первый раз в жизни, но нервишки немного пошаливали. Побаиваюсь я этих копытных и ржущих животных, чего тут скрывать. А никуда не деться, тут они единственный вид транспорта, если не желаешь топать на своих двоих.

Дорога на Флоренцию. В привычном мне представлении, это каких-то два часа на машине, если трасса не забита пробками. Здесь же, сто с небольшим километров и за день не преодолеть, если, конечно, не ставить целью насмерть загнать лошадей. Рассчитывать следовало на то, что выехав утром, до цели реально добраться следующим днём. С ночёвкой, само собой разумеется, благо постоялых дворов на дорогах хватало.

Собрались в дорогу на утро третьего дня после того вечера в траттории «Сломанный стилет». И не потому, что сборы сами по себе могли занять много времени. Нет, занять то могли… но лишь для прежнего Чезаре. Он бы не устоял против того, чтобы отправиться в сопровождении слуг, вьючных мулов, загруженных бесполезной похабенью, от которой меня точно бы блевать потянуло.

Нафиг такое счастье! Пять лошадей для меня с Мигелем и троих наёмников, ещё три вьючных, на которых были нагружены действительно нужные вещи, но в меру. Какую? Ту самую, благодаря которой лошади с грузом не должны отставать от тех, что под всадниками. Что было в «багаже»? Некоторое количество запасной одежды – не гардеробы, а именно минимально необходимый запас на обычные и торжественные случаи – запасное оружие, доспехи, которые на себе постоянно не потаскаешь. Ну и всякие-разные мелочи, без которых в дороге не обойтись. К счастью, в доме у «донора» всё это имелось, ничего закупать не пришлось. За единственным исключением – тонкой кольчуги, которую легко можно было носить, не вызывая особых подозрений, что на тебе есть мало-мальски приличная броня. Конечно же, от арбалетного болта и аркебузной пули она не защитит, да и колющий удар мало какой выдержит, но прорубить и тем паче разрезать эту защиту весьма сложно.

Чем же я был занят до отъезда из Пизы? Без лишней спешки улаживал немногие дела, которые были у прошлого хозяина тела. Ну и выдавал чёткие инструкции управляющему, который оставался следить за домом и слугами. Пришлось помотаться по городу… Не одному, в сопровождении как минимум парочки наёмников. Я всерьёз воспринял предупреждение кондотьера Винченцо Раталли и, как оказалось, был прав. Уже вечером первого дня, как мне, так и моим сопровождающим удалось заметить не особо и тайную слежку. Наглость или недостаток умения? Лично я поставил бы на второе. Кто это проявлял любопытство? Я узнать лица не мог по понятной причине, а вот Моранца с Греко мигом опознали бывших сослуживцев по кондотте. Из числа тех, которые должны были остаться с Галеаццо Проди при любых раскладах. Значит, злобится кондотьер-неудачник, решил попробовать последить на предмет возможного лёгкого устранения своего как бы обидчика. «Как бы» по причине того, что я то тут был совершенно ни при чём. Это сам Проди поставил себя в идиотское положение, винить кого-либо было откровенной глупостью. Однако… факт оставался фактом.

Обломиться тебе и неровно обрасти! При таком раскладе я в одиночку на улицах появляться и не собирался. А наш отъезд из Пизы и вовсе ставил жирный крест на поползновениях Проди.

Первый день прошёл… буднично. Обычная дорога, без каких-либо событий. Единственное развлечение – разговоры со спутниками, благо хоть интересных лично для меня тем хватало. Моранцу я уже успел «обрадовать» тем, что ему предстоит долгая работа по передаче мне тех приёмов работы с оружием, которые я видел, равно как и тех, что я увидеть не успел. Особенно это касалось работы с длинными клинками, в которых, как мне было сказано, он тоже весьма неплох.

К вечеру, близ постоялого двора, где было решено заночевать, я в этом и убедился. Мной буквально вытерли пыльную землю, показав разницу между уровнем «донора» и уровнем настоящего мастера своего дела. Что ж, этого стоило ожидать. Небольшим утешением был факт, что и Мигелю пришлось немногим лучше, когда тот решил было испытать свои силы.

Обижаться? Чур меня, от подобной глупости. Немного забавно было видеть выражение лица Моранцы после того, как я, поблагодарив за учебную схватку, сказал, что их будет ещё очень большое количество. До тех пор, пока мне не удастся подтянуться до уровня, чтобы выигрывать хотя бы четверть поединков. Он, судя по всему, подумал, что я оскорблюсь тому, что меня, сына знатного вельможи, превосходит на голову какой-то полунищий наёмник, к тому же если и старше, то не на великие годы. Проигрывать же специально… это явно не в его привычках. Ан нет, ситуация оказалась совсем иной.

– Вы быстро двигаетесь, синьор, успеваете заметить мои удары, - говорил едущий рядом Моранца. – Только длину своего клинка словно не умеете определять. Ваши наставники это упустили из виду. У синьора Корельи это куда менее заметно.

– Учту, - кивнул я, видя, как расцвёл Мигель, всегда радующийся своим успехам в любой области. А мои слабости как раз понятны. Непривычка к длинным клинкам из настоящей жизни и недостаточный уровень мастерства у «донора. Ничего, попробую исправить. – Иные слабости?

– Раньше вы сражались без доспеха. Тело привыкло к свободе, отсутствию тяжести. Это не всегда хорошо.

– Вчера вечером я не снимал кольчугу.

– И правильно, синьор Чезаре. С лёгкой, но качественной защитой вам не страшны скользящие удары, а солдата без брони несколько порезов заставят ослабнуть от потери крови. Лёгкая добыча.

– Пыль позади! – раздался обеспокоенный возглас Джузеппе Гамбини. – Не один и не двое. Много, с десяток всадников. Быстро скачут.

– Приготовиться! – на всякий случай командую я, хотя понимаю, что скорее всего это кто-то по своим делам спешит.

Да, скорее всего так и есть. Дорога то вполне оживлённая, нам и вчера и даже сегодня попадались путники, едущие как во Флоренцию, так и из неё. Только пыль пыли рознь. Если кто-то мчится во весь опор, то причины могут оказаться самые разные… с некоторыми из которых нашей небольшой группе лучше не пересекаться.

Лошадей в сторону с дороги, самим спешиться. Зачем? Хотя бы потому, что стрелять из фитильных аркебуз с седла – то ещё извращение. А их, аркебуз то бишь, у нас три штуки: моя, Мигеля и Гамбини. Плюс то извращение, которое пистолетом называется, оно тоже как бы заряжено и относительно готово к стрельбе. У Греко и Моранцы арбалеты, что тоже очень даже полезно. Для дальней дистанции они лучше, а вот вблизи полезнее огнестрел. Здешний огнестрел, ведь прицельная дальность у этих, с позволения сказать, устройств невелика.

– Я… узнаю их, - выдавил из себя Бьяджо. – Это же люди Проди. Неужели он так озверел?

– Плевать, - процедил я в ответ, готовясь выстрелить, как только враги приблизятся на подобающее расстояние. – Или мы их, или они нас, третьего тут не выйдет. Говорить с ними бесполезно. Как тебе, так и мне.

Моранца против этого явно возражать не собирался, равно как и Гамбини. А вот Греко на что-то надеялся. Ну-ну! Значит краем глаза стоит за ним присматривать. Увы, недоверия к роду людскому мне не занимать. Жизнь была такая… сложная и богатая на разные события.

Сколько же их там? Восемь, девять… одиннадцать. Много! Для нас в плюс лишь то, что мы съехали с дороги и сейчас находились среди небольшой рощицы. Тут на лошади верхом особо не погеройствуешь. По любому придётся либо спешиваться, либо ограничиваться минимальной мобильностью. Лишившись скорости, всадник теряет и практически все преимущества.

Бьяджио стреляет из своего арбалета… Точно! Я так и не понял, в кого он попал – во всадника или в лошадь – но результат один бес устраивал. Четвероногое создание взвилось на дыбы, сбрасывая с себя седока. Минус один. И сразу же пошла перезарядка. Арбалет то с «воротом», его крутить не пару секунд.

– Греко! Стреляй, будь ты проклят!

Мимо… И не поймёшь, то ли просто промазал, то ли не решается стрелять на поражение по бывшим сослуживцам. Ну, хоть перезаряжать принялся, и то хлеб.

А враги уже близко. Ещё немного и можно стрелять из аркебуз, да и арбалеты уже перезаряжены. Так… пора.

– Бей!

И грохот трёх аркебуз звучит так громко, что у меня с невеликой привычки в ушах звенит. Мда, нынешний огнестрел по уровню громкости не чета мне привычному. И дыма то сколько, дыма!

Минус… три. Ещё один держится за руку, в которой торчит оперение арбалетного болта. Не боец теперь, а полбойца… надеюсь, по крайней мере. Зато оставшиеся шесть индивидов уже спрыгивают с лошадей и, уже вооружённые, в броне, движутся к нам, великолепно видя, кто где есть. Сразу становится понятно - они умеют работать слаженно, в то время как у нас с этим большие проблемы. И ещё команда от Проди, громкая такая, напоминающая:

– Епископа живым! Он денег стоит…

Вот оно что! А я то думал, это просто месть. Оказалось же, тут сочетание приятного с полезным. Переставляю фитиль на пистолет, беру его в левую руку. В правую, само собой, клинок. Пусть моё владение им не так чтобы очень, но помимо чисто фехтовальных изысков, есть и иные. Вот они местных могут неприятно удивить. Надеюсь на то.

Привыкшие работать совместно наёмники всей тройкой выдвинулись чуть вперёд, прикрывая нас с Мигелем. Разумно, но… Без нашего участия им явно туго придётся. Шесть против троих… а уж реализовывать такое преимущество в схватках в кондоттах натаскивали с самого начала.

Рисковать! Иного варианта просто нет. Ну и использовать ту карту, что прозвучал приказ брать меня живым. Это волей-неволей, но ограничит агрессию против меня. Будут стараться оглушить, ранить в руки-ноги, но голова и туловище в качестве места поражения будут под запретом. Здесь ранение в торс очень часто оканчивается смертью. Отсутствие нормальной медицины, неумение бороться с воспалениями… рулетка с большинством проигрышных номеров, больше и сказать нечего.

Ужом проскальзываю между Моранцей – он был справа - и Гамбини, теперь оказавшегося по левую от меня руку. Я их основная цель, а это неплохая возможность разыграть тактическое преимущество с этим связанное. Наёмники понимают, но в глазах того же Моранцы ясно читается: «До чего же хлопотный наниматель попался». Мигель, правильно поняв мой взмах рукой, вклинился между Гамбини и Греко. Вот теперь хорошо… относительно, конечно.

Ещё лучше, что у наших противников нет пистолетов. Редкий вид оружия сейчас, в эпоху фитилей, не слишком удобный. Аркебузы есть, но издалека стрелять не решились, меня прибить опасаясь. А в нынешней ситуации пальнуть с близкого расстояния не получится, стрелок станет легкой добычей, пока станет готовить свою бандуру к стрельбе. Отсюда и теперешние проблемы парней Проди с уменьшившихся числом их и неизменным нас.

– Пьетро, старый знакомый! – подмигиваю я целому и невредимому, помимо той ещё раны руки, Циприани. – Никак ты и в самом деле мечтаешь, чтобы тебя в евнухи произвели. Иди сюда, гадость моя.

Оскорбить врага в расчёте на резкий и необдуманный порыв – святое дело. Особенно если это работает. Сейчас… сработало. Рванувшийся вперёд Пьетро поневоле стал лидером атаки. Только пистолет он заметить успел, равно как и поджигающий затравку фитиль. И опытный, хоть и паскудный по нутру, наёмник сделал то, что в таких случаях и полагалось – упал на одно колено. Смысл? Нынешние аркебузы и пистолеты не стреляли сразу, требовалось какое-то небольшое время, прежде чем произойдёт выстрел. Несовершенство пороха, чтоб ему пусто было.

Только я знал, как с этим бороться. Требовалось «вести» дуло оружия за целью. Так случилось и сейчас. Цель упала на колено, желая пропустить пулю над головой? Так и я сдвинул ствол пистолета вниз.

Б-бах! И свинцовый шарик ударяет не в лицо Циприани, а чуть ниже, в шею. А, всё едино ему амбец, с такой раной выжить почти невозможно. Кровища сразу хлынула, а упавший на землю Циприани, пытающийся зажать рану руками, явно не жилец. Гарантия.

Пистолет… Бесполезная тяжесть, который надо бы выронить, но лучше бросить, в сторону одного из двух, наседающих на Моранцу. На какое-то мгновение тот отвлекается от атаки, уворачиваясь от летящего в его голову предмета, и этого хватает Бьяджио, чтобы зацепить второго своего противника, самого Галеаццо Проди.

Успеваю выхватить кинжал и резко приседаю. Ч-чёрт! Забыл про подранка, с арбалетным болтом в руке. А он про нас и особенно меня не забыл, решив ответить любезностью на любезность. Ну да, тоже пальнул из арбалета, непонятно, как ухитрившись его зарядить с такой то раной. Но справился и попал бы мне в плечо, если б я краем глаза не заметил угрозу.

Падает Греко,… мёртвым. Парень явно так и не смог заставить себя драться со вчерашними приятелями в полную силу. Не до конца поверил, что теперь они совсем по разные стороны жизни и смерти. Это было заметно, он явно медлил, только защищался, да и то как-то вяло. За нерешительность и поплатился.

Сам я уже смещаюсь на помощь Джузеппе. Он однозначно на равных со своим противником, а значит… Выпад, заставляющий его уклоняться, а затем парировать удары со стороны Гамбини. Нет, шалишь, от меня тебе не отвязаться. Сокращаю дистанцию, изображая попытку финта шпагой и последующего настоящего удара кинжалом. Есть, купился. На самом же деле я достаточно близко, чтобы просто ударить противника ногой по голени. Сильно не покалечу, лёгкие поножи у него есть, но сбить с шага на пару мгновений вполне реально.

Ага, так и есть. Запнулся, замешкался… и умер от пробившего броню клинка. Хорошо.

– К ним, - взгляд в сторону Бьяджио и Мигеля, которые рубятся вдвоём против двух полноценных противников и одного подранка. – Я арбалетчика.

Кривится Гамбини, но возразить не может. Не дурак, понимает, что шансы справиться с раненым в основную руку у меня есть, в то время как там проку гораздо меньше будет. А ничего не делать я точно не стану, в этом сомнений уже не имелось.

Страх… он не чужд и опытным наёмникам. Понимая, что с одной левой рукой он тот ещё боец, противник струхнул и рванулся к лошади. Бежать? Может и так, только возможно быть и иначе. Там ещё и аркебузы есть. А ну как сначала отъедет, а потом остановится, разожжёт фитиль, подсыплет пороха и ка-ак жахнет! Потому и несусь следом за ним, стремясь если и не догнать, то помешать.

Быстро бегает, и рана ему в этом не помеха. Добрался до лошади, буквально взлетел в седло и ходу. Арбалет давно бросил, теперь только стук копыт.

Что делать? Уж явно не снимать штаны и бегать! Помогать своим надо, вот что. И не глупо бросившись обратно, а более разумным способом. Вот она, лошадь, у которой с левой стороны аркебуза приторочена. И заряжена! Фитиль где? Вот он, запасной, который. Выбить искру… Ну же, зажигайся, паршивое ты древнее творение! Есть. Подсыпать пороха на «полку», прикрепить фитиль. Вот сейчас можно и целиться.

В кого? Либо в Проди, либо в ещё одного. Третий уже мертв, но и у моих людей дела плоховато обстоят. Мигель припал на одну ногу, наверняка получив не сильно серьёзное, но ранение. Гамбини и вовсе скорчился на земле, зажав руками бок. Его и не добили то лишь потому, что Бьяджио был жив, здоров и всё так же опасен. Крутился волчком, отражая атаки с двух сторон сразу.

Ну-ну, думаете, что ваша взяла? Сейчас… Не в Проди, у него слишком хорошие доспехи, а расстояние для аркебузы великовато. Лучше второго. И не в голову целиться, могу не попасть. Здесь мне не там, здесь кучность у оружия просто отвратительная. Поэтому по тулову бить, только так и никак иначе. Прицелился… огонь! Уже привычный сильный толчок в плечо и… вспышка радости. Попал. Не уверен куда именно, но второй из врагов вскрикивает и начинает оседать на землю, тем самым оставляя Галеаццо Проди один на один с бывшим его солдатом. И в этой схватке я однозначно ставлю на Моранцу, особенно учитывая ранение его противника.

Ставлю – это да, но и стоять на месте не собираюсь. Бросаю на землю разряженную аркебузу, не забыв извлечь фитиль, зажав его в зубах – иначе никак, рук у меня всего две - и перемещаюсь к другой лошади, которая, помимо прочего, также несёт на себе подобное оружие. Взгляд в сторону удирающего… Нет, возвращаться он точно не намерен, а значит пусть себе улепётывает.

Схватить становящееся привычным оружие, подсыпать пороху… И понять, что стрелять уже точно не придётся. Финита! Моранца уже извлекает свой клинок из проткнутого насквозь бывшего командира, плюёт на труп и бросается к лежащему на земле Джузеппе. Значит, и мне надо туда же.

Дело было… хреновое. Удар меж рёбер, наверняка повреждено лёгкое, а тут даже обезболивающее и то не водится, не говоря уже о противовоспалительных уколах и тем паче операционных с грамотными хирургами. Может, выживет, но скорее всего, нет. Мы только и могли, что перевязать рану и позаботиться о том, чтобы доставить раненого в более подходящее место. Но уж точно не перекинув его через седло – такое «путешествие» почти гарантированно доконает беднягу.

Мигель… Обычная резаная рана. Промыть крепким вином – надо о более качественной дезинфекции подумать – после чего как следует забинтовать, игнорируя ругань и шипение. Не напрягать ногу сверх минимально необходимого, вот и всё, что можно посоветовать. В отличие от Гамбини.

– Бьяджио, ты больше нашего эти места знаешь. Деревня поблизости есть?

– Есть, на лошади галопом совсем недолго.

– Вот садись на неё и скачи во весь опор. Найми людей и повозку, после сам проследи, чтобы поторапливались. А мы тут побудем, присмотрим за раненым.

– Я должен…

– Защищать нанимателя согласно договору. Помню, - усмехнулся я. – Потому могу ещё раз подтвердить приказ. Раненых бросать нельзя, я этого не приемлю. А сам местность почти не знаю. Бегом к лошади!

Послушался. Меньше чем через минуту по моим внутренним часам Моранца уже мчался в известном ему направлении, нещадно нахлёстывая животину. Надеюсь, особо долго он не задержится. Мне только и оставалось, что спихнуть раненого на Мигеля, а самому отправиться собирать в единую кучу наших и трофейных лошадей. Да и тела стоило стащить в одно место. По какой причине? Вполне банальная цель – обыскать на предмет чего-то действительно ценного. Не то чтобы я сильно надеялся найти золото-бриллианты, но порядку ради. К тому же некоторые надежды на приличный улов вызывал покойный кондотьер-неудачник. Знаю я таких, они деньги в банке или у доверенных лиц хранить не слишком любят. Не доверяют никому, вот единственная причина. Хотя здешние банки, они не привычные мне по родному времени, тут клиентов кидать опасно для здоровья – прирежут и будут в полном праве. Никто за кидалу даже не подумает вступаться. Вот те же флорентийские банкиры – Медичи, Пацци и прочие – очень бережно и тщательно относились как к клиентам, так и к собственным обязанностям. На этом и поднялись, откровенно говоря.

Мысли помогали отвлечься от стонов раненого, равно как и работа по «батованию» лошадей, перетаскиванию тел и сбору трофеев. Оружие, доспехи, небольшие вьюки на лошадях, деньги и украшения. Я решил пока не пренебрегать ничем, потому что Родриго Борджиа ещё не Папа, да и все мои действия с момента попадания в далёкое прошлое… ни разу не схожи с сыновним послушанием. Чистой воды инициатива. Разумная инициатива, спору нет, но пока она не даст должного эффекта, лучше не пытаться получить чего-нибудь с Борджиа-старшего. Вот и буду рассчитывать на собственные силы и средства.

– Роскошная золотая цепь у покойного кондотьера, - хмыкнул я, снимания оный предмет с толстой шеи Проди. – Была… Тебе, случайно, не сильнее твоей нравится?

– Моя привычнее, - отозвался Корелья, устроивший наконец свою ногу так, чтобы она не доставляла особого беспокойства. – Продавать станешь?

– Само собой. Тут почти всё флорентийским торговцам пойдёт. Особо хороших доспехов нет, оружие тоже не лучше нашего с тобой. К лошадям я что-то последнее время безразличен стал. Быстро скачет, вот и ладно.

– Оно и правильно, особенно…

– Стой! – оборвал я Мигеля. – А вот это я удачную штуку нашёл.

Штукой оказался широкий пояс из мягкой, выделанной кожи, который покойный кондотьер носил прямо на теле. Широкий такой, вместительный, с множеством отделений-карманов. И внутри у нас… Золотые монеты. Опять они же, снова они. Хм, ещё и драгоценные камни для разнообразия. Похоже, запас на чёрный день у Проди всё же имелся. Более того, он его всегда при себе таскал. Похвально… с моей точки зрения.

Итак, что имеем? Более семисот дукатов, флоринов и иных монет, примерно одинаковых по весу, а к ним ещё и пара пригоршней драгоценных камней, среди которых есть и несколько крупных. Изумруды, сапфиры, рубины… Их стоимость я при всём на то желании оценить не смогу, тут к ювелиру надобно. Лучше всего вообще припрятать и во Флоренции не показывать. Запас карман не тянет, а с учётом золотой части заначки Галеаццо Проди денег у меня, значительно, так прибавилось. Даже учитывая то, что я намерен немалую их часть выделить тем, кто был рядом в этом бою. Это правильно будет.

– Много! – аж прищёлкнул языком Корелья. – Только ты, Чезаре, убери от греха, чтобы не видели, кому не стоит.

– Это конечно, - согласился я, убирая золото обратно, в отделения снятого с покойника пояса, а камни ссыпав в кошелек, который спрятал у себя под одеждой. - Ты не забывай, что твоя часть тут тоже есть. И Моранцу порадовать стоит. Человек нужный и дело своё знает.

– Я возьму… и прогуляю, - махнул рукой друг детства. – У тебя какие-то совсем большие и на будущее рассчитанные мысли. Вот пока и используй. Получится, тогда в золоте вообще недостатка не станет. Нет… даже думать не хочу.

– Получится. Я слова на ветер бросать не собираюсь.

Народ тут всё же осторожный, можно даже сказать пуганый. Завидев невдалеке от дороги что-то подозрительное, случайные путники нахлёстывали лошадей, чтобы оказаться подальше от потенциально опасного места. Разбойники, в изобилии водящиеся в италийских землях, давно приучили к этому. Хотя один раз пара всадников отделилась было от сопровождаемой повозки, но едва завидев трупы и нас, вполне себе живых и вооружённых, припустила во весь опор, даже не подумав связываться. Другие декорации, зато картина донельзя знакомая.

А затем появились те, кого мы ждали – Моранца в сопровождении аж пары повозок, на каждой из которых восседало по два местных пейзанина. Сам же Бьяджио сразу метнулся к нам, мне даже не требовалось выслушивать вопрос, чтобы дать на него ответ:

– Пока не хуже, но и лучшим его состояние не назову. Пусть его везут в деревню, а мы продолжим путь. Да-да, хороших докторов в округе вряд ли можно найти, а вот в столице республики есть мастера своего дела.

– Тогда почему не отвезти его туда?

– Сам знаешь, - покривился я. – Тряска, даже если в повозке, как тут, сено в мешках, убьёт его в нынешнем состоянии. Поэтому нам дорога во Флоренцию, благо недалеко уже. А услышав звон золота, врач согласится и поехать, и за больным присмотреть и, если позволит состояние, перевезти в более подходящее место, чем простой деревенский дом. Теперь понял?

Понял. Мне же оставалось вручить изрядно напуганному местному жителю некоторую сумму, как вознаграждение за присмотр за раненым, а вдобавок пообещать, что если вздумает отнестись к присмотру с недостаточным усердием… Обещание с моей стороны, пустить его кожу на сапоги и перчатки, было воспринято как и полагается. Теперь точно халявить не станет, потому как верит, что ласковый голос плюс трупы вокруг – достаточно убедительная картина. Также пришлось объяснить, что вторую повозку он уже не увидит, получив вместо неё достаточную на покрытие издержек и немного сверх того сумму.

Что ещё? Тело погибшего Греко. Его полагалось похоронить как можно скорее, в хорошем гробу и в нормальной могиле. Само собой, не за свой счёт. Остальные же… их судьба меня не особенно заботила, пусть сами разбираются или стражников в известность поставят. Они тут хоть и в теории, но порой появляются. Пусть у них голова болит, право слово!

* * *

И снова дорога, только уже её заключительный отрезок, и условия немного другие. Мигель в повозке, Моранца за возничего, ну а я всё так же отбиваю задницу о седло, что не доставляет ни малейшего удовольствия. Ах да, за повозкой бредут лошадки без всадников, часть боевых трофеев. Настроение… у меня философское, Корелья больше занят болью в ноге, ну а Бьяджио грустит. Понимаю его, терять хорошо знакомых людей и беспокоиться за их жизни – дело знакомое и очень, чрезвычайно неприятное.

– Жизнь – сложная штука. И даже творец нашего мира не сможет ответить на простейшие, казалось бы, вопросы.

– И это говорит епископ, - не выдержав, Моранца изрёк сие саркастическое замечание. – Я думал, вы должны утешать людей, оказавшихся в сложной ситуации.

– Думать… это уже хорошо. Многие, увы и ах, подобным заниматься даже не пытаются. А лить в души сладкую патоку, тем самым мешая понимать мир таким, какой он есть… Лучше я это оставлю другим, более глупым, а чаще более подлым.

– Подлым? Почему?

– Правильный вопрос. Сначала вспомни привычные проповеди, которые ты во множестве слышал, начиная с детства. А затем сравни с жизнью и тем, что услышишь от таких как я. Потом же, спустя несколько недель, вернёмся к разговору. Если, конечно, сам этого захочешь.

– Странный вы епископ, синьор Чезаре.

Знал бы ты, парень, насколько я странный, по меркам привычного тебе мира! Только не узнаешь, такие тайны исключительно для их носителя и никак иначе. Этих слов ты не услышишь, зато кое-что другое скажу. Поумнее, чем тот бред, которым привыкли пичкать свою паству местные святоши.

– Про умершего твоего друга сначала сказать стоит. Не знаю, как он жил, но видел, как умер. Достойно, с оружием в руке, защищая тех, кто с ним рядом бился. Уж точно не хуже «предсмертной исповеди с отпущением грехов». Я же от всего сердца попрошу, чтобы ТАМ, - слово интонацией выделяю, но без подробностей, – к нему правильно отнеслись. А Гамбини… Пока он жив. И шансы выжить куда больше, чем окажись на его месте простой земледелец или торговец.

– Почему?

– Дух движет материей. Слышал такие слова? Не слышал… Тут суть в том, что человек с сильным духом может, как бы приказывать телу действовать за пределами возможного. Значит, и выздороветь после тяжкой раны тоже. Солдаты, умеющие сражаться и убивать, сами при этом остающиеся на ногах. Правители, из числа не просто сидящих на троне, а ломающие привычный мир вокруг. Ораторы, зажигающие сердца и души слушающих их людей… Подумай над этим, Бьяджио, может поймёшь, почему у твоего приятеля шанс выжить больше, чем у другого.

Задумался Моранца. Пусть, дело по любому полезное. А Мигель, тот скалится. Причина? Не знаю даже. Или нет, точно! Доставшаяся «по наследству» память выбросила на поверхность воспоминания, дающие подсказку. Корелья имел несколько раз возможность послушать Родриго Борджиа, который убеждал в чём-то пришедших к нему гостей. Сейчас же наверняка уловил нечто не аналогичное, но отдалённо напоминающее. Небось, думает будто голос крови таким образом в Чезаре зазвучал. Пускай думает, вполне себе подходящее обоснование, опровергать его точно не собираюсь.

– Необычно будем выглядеть, - поморщившись, когда повозка подскочила на очередной кочке, вымолвил Корелья. – Трое людей, двое в повозке крестьянской, вооружённые как наёмники. А за нами более десятка лошадей. Я бы на месте стражи задержал в воротах и стал выспрашивать кто да откуда.

– Резонно! – вынужденно согласился я. – И печально, что придётся делать то, чего я очень не люблю.

Улыбка Мигеля, полнейшее непонимание Моранцы, особенно когда я приказал ему остановить повозку. А как иначе, не переодеваться же мне на ходу, во время движения! Мда, угораздило же… Ведь знал, что рано или поздно придётся напяливать на себя ЭТО, именуемое епископским облачением. Оказалось, совсем уж рано и никоим образом не поздно. Проклятье!

Епископский перстень я носил почти постоянно, как и полагалось, то есть на безымянном пальце правой руки. Золотой, массивный, с большим аметистом, как и полагалось епископу. Украшение и украшение, пусть даже являющееся символом церковной власти. Но добавлять к этому фиолетовую сутану, будь она неладна… А пришлось.

Только сутану, без прочих элементов, по большому счёту необязательных. Набросил её прямо на кольчугу, потому как оставаться без защиты мне ну совершенно не улыбалось. Догадываюсь, что вид у меня и в процессе и после был ну ни разу не радостный. Неудобно. Непривычно. Внешний вид этого и вовсе бесит. Вместе с тем придётся терпеть, раз уж угораздило оказаться в подобном положении. И ездить на лошади в сем наряд ни разу не удобно. Ведь мы снова начали движение к уже близкой Флоренции.

– Засмеёшься… кину чем-нибудь тяжёлым, - процедил я, глядя на с трудом сдерживающегося Мигеля. – Сам знаешь мои… отношения с этой одеждой, которую я ни разу не просил мне дарить.

Проникся. Помнил, что так оно и было, что церковная карьера была навязана Чезаре его отцом. И взгляд в сторону Моранцы, вполне читаемый.

– Можешь ему сказать, только не так, чтобы я всё это снова слышал. И да, после сегодняшних событий ему можно верить в достаточной мере.

– Как знаешь, Чезаре.

И, получив разрешение на открытие частицы моей жизни, Корелья стал разъяснять Бьяджио Моранце некоторые важные нюансы. Я же получил возможность немного отвлечься. Ненадолго, поскольку пригорода столицы республики уже были смутно, но видны.

Вот, верно сказал Мигель про подозрительность нашей, хм, процессии. Не будь я в епископском облачении, с подобающим перстнем и не представься… далеко не факт, что нам бы быстро удалось миновать стражу у ворот. А так ничего, проскочили. Более того, даже предложили парочку проводников, они же эскорт. Не по причине нашего слабого ориентирования в пределах города, скорее в знак уважения. Во Флоренции всегда старались блюсти баланс во всех смыслах этого слова.

Показать достойный епископского статуса дом, где можно снять достаточное количество комнат? Никаких вопросов, сейчас прямо туда и покажут дорогу. Необходим доктор? Он сам придёт, дабы осмотреть рану моего спутника. Ах, требуется и ещё одного раненого осмотреть, временно оставленного в одной из деревень на пути сюда? Тоже будет сделано. Деньги? О, заплатите немногим позже, это не к спеху.

Приятно было видеть такую предупредительность и желание услужить со стороны представителей власти мелкого калибра. Однако, я и не думал обольщаться на сей счёт. Классическая политика правителей Флоренции издавна заключалась в том, чтобы создавать гостям республики из числа значимых персон атмосферу максимального комфорта. В мелочах. Зато по серьёзным вопросам ситуация менялась. Флорентийцы не зря пользовались славой опытных дипломатов и умелых интриганов, ухитряясь порой даже проигрышные ситуации обернуть в свою пользу. Особенно славились этим Козимо Медичи и его внук Лоренцо, прозванный Великолепным.

Сейчас же правителем Флоренции являлся человек иного масштаба. К несчастью для неё. Пьеро де Медичи, старший сын Лоренцо, незаслуженно прозванный историками Глупым. А ведь глупцом он точно не был. Беспечным, склонным недооценивать угрозы, неудачливым – это да, но точно не глупым.

Над Флорентийской республикой сгущались тучи, что было заметно людям, вооружённым здравым смыслом и толикой цинизма. Флоренция, равно как и владения Папской области, стояли на пути французского короля, который очень уж был заинтересовал в походе в италийские земли. В чём именно был заинтересован Карл VIII? Более всего в Неаполе, хотя и от других кусков не отказался бы. А самый надёжный путь лежал через Милан, Флоренцию и Рим. Стоило французам заручиться поддержкой хотя бы одного из трёх правителей или хотя бы нейтралитетом… как путь сразу же переставал быть действительно опасным.

Впрочем, это пока дело будущего. В настоящий момент Флоренция стояла крепко, продолжая поддерживать баланс сил – уже рушащийся, но речь не о том - между итальянскими государствами в меру своих возможностей и понятий. Ошибочных, как по мне, но тут уж дело личных представлений.

Разместили нас в более чем комфортных условиях, особенно для всего трёх человек. Близко к центру города, в доме с большим количеством прислуги, да и плата за постой была, скажем так, весьма невысокой. Как я понял, этот дом был одним из многочисленных строений, принадлежавших семейству Медичи, и использовался как раз для подобных случаев. Что ж, меня это устраивало. Равно как и очень быстро прибывший доктор со своими учениками, сразу принявшийся осматривать рану Мигеля.

Мои предположения подтвердились – рана была плёвая, Корелье требовалось лишь несколько дней относительного покоя и рекомендация не ввязываться в схватки, даже тренировочные, до полного заживления. Что же касается второго пациента, то доктор Луккезе, получив уговоренное число монет и название деревеньки, обещал уже через час-другой отправиться туда.

Вот и славно. С плеч окончательно свалился груз ответственности, которую я нёс за тех, кто сражался рядом. Как ни крути, а теперь я и впрямь сделал всё, что от меня зависело. Если Джузеппе Гамбини и умрёт от полученной раны, то явно не по причине плохого лечения. Врач вполне достойного по нынешним меркам уровня был к нему послан так скоро, как это возможно. Да и никто не сможет сказать, что я не стремлюсь сохранить жизнь тех, кто сражается на моей стороне. Репутация… и жизненные принципы. В данном случае одно дополняло другое.

Флоренция - красивый город. И я бы не простил себе, если бы не отправился на прогулку по его улицам. Только вот в одиночку бродить по ним - не самое разумное решение. К тому же очень желателен местный житель в качестве проводника. Но когда я поделился этой проблемой с Мигелем, возлежащим на кровати, тот ответил:

– Чезаре, ты иногда меня удивляешь! Если стража проводила тебя до дома, который был снят почти мгновенно, то почему бы им и не стать сопровождающими? Только не забудь им заплатить.

– Уж про это забыть не получится. А так… разумно. Ладно, Мигель, лечись, а я действительно хочу пройтись по городу. Нужно кое-что купить, кое-что заказать. И кондотта рекомендованного нам Сальваторе Эспинозы сама по себе не наймётся.

– Ты собрался туда, где собираются кондотьеры?

– Есть такая мысль.

– Лучше не надо, - покачал головой Корелья. – В Пизе тебя знали хоть немного, а тут ты совсем чужой. Одному, без сопровождения, туда лучше не приходить. Приходить со стражниками ещё хуже. Лучше пошли Бьяджио, он тут бывал. Пусть передаст Эспинозе письмо с твоей печатью. Кондотьер придёт сюда, здесь и поговорите о возможном найме.

– Возможно, так оно будет лучше. Но прогулка по городу со стражниками… Придётся терпеть эту фиолетовую сутану!

– Она внушает простым людям почтение, - елейно произнёс Мигель. И когда я выходил, то знал, что этот паршивец доволен собой до глубины души. Нечасто ему удавалось одержать верх в словесных баталиях.

Со стражниками всё оказалось просто. Они ничуть не возражали сопроводить «почтенного епископа Памплоны» в его прогулке по улицам славной Флоренции. Только попросили немного времени на то, чтобы другие стражники успели прибыть сюда. Приказ не оставлять дом, где мы поселились, без охраны, никто не отменял. Чей именно приказ? Ответ был предсказуем. Пьеро де Медичи, кто ж ещё! Успели уже доложить о моём прибытии в город, вот и вполне естественная реакция. Или это вообще стандартная процедура для любых заметных гостей города. Может быть и так и эдак.

Ждать особо не пришлось, и уже через час с небольшим, я, Моранца и двое приставленных в качестве проводников стражей, уже топали по улицам этого прекрасного города, настоящей жемчужины италийских земель. Первым делом меня интересовал оружейник, торгующий самыми лучшими образчиками огнестрельного оружия. Такой нашёлся, пусть меня и предупредили, что цены там… немалые.

Пешочком, неспешным шагом, прогулка до оружейника заняла минут двадцать, по-моему представлению. А по пути я рассказывал Моранце о том, что именно я хочу там найти, поясняя преимущества.

– Ты же помнишь, какие хлопоты доставляют эти проклятые фитили. Его нужно зажечь, следить, чтобы он не потух или не выпал. Дождь пойдёт, так из аркебузы или пистолета вообще стрелять невозможно.

– Все привыкли к этому. Зато пуля из аркебузы до тридцати-сорока шагов пробивает любой доспех.

– Привыкать нужно к хорошему, а не в плохому. Но и привыкнув, стоит искать средства улучшить имеющееся оружие. Взять те же аркебузы. Раньше у них и приклада то не было, лишь крюк. Теперь есть приклад. Может, пришло время сделать ещё один шаг, а, Бьяджио?

– Новый механизм, о которым вы говорите?

– Он самый. Я слышал, что один миланский мастер уже лет десять назад придумал его, но широкое использование он пока не получил.

Вопросительный взгляд Моранцы… Дескать, если есть что-то хорошее, то это стоит использовать. Ан нет, не всё так просто.

– Цена! Вот он, главный камень преткновения. Если встроить в аркебузу или пистоль ещё и механизм, то стоимость заметно возрастёт. Надеюсь, что у Джакомо Пирелли – того самого оружейных дел мастера – найдётся в продаже искомое. Ехать в Милан у меня нет возможности, а заказывать оттуда оружие – это и долго и не слишком надёжно. Хотя если не будет другого выхода, придётся рискнуть.

– Сейчас и узнаете, синьор. Вот это место.

И точно, оно самое. Пришли, значит. Стражники-сопровождающие пусть снаружи постоят, внутри они мне точно не требуются. Тяну на себя протестующе скрипящую тяжёлую дверь, после чего захожу внутрь. Посмотрим, что из себя представляют оружейные магазины конца XV века.

Темно, тесновато, душновато. И освещение тоже оставляет желать лучшего. В стойках, на стенах, вдоль стен стоят многочисленные образчики холодного оружия, доспехов. Видны и немногочисленные представители огнестрельного оружия. И это место, где по словам флорентийцев, есть самые лучшие образцы аркебуз и пистолетов? Мда, что-то не слишком верится.

– Что угодно синьорам?.. – появившийся человек лет этак около пятидесяти внезапно осекается на полуслове и тут же поправляется. – Простите, Ваше Превосходительство.

Твою ж дивизию с проворотом до характерного щелчка! Пока на мне это фиолетовое одеяние и епископский перстень в придачу, не избежать такого вот. Появившийся перед нами не то хозяин лавки, не то просто продавец склонился в глубоком поклоне, после чего поцеловал перстень. Тот самый, золотой с крупным аметистом, свидетельствующий о положении епископа. Хорошо хоть перчатки нацепить догадался, не иначе как интуиция сработала.

Оказалось, это и впрямь хозяин, мастер-оружейник Джакомо Пирелли. Сперва он как-то до конца не осознал, по какой причине к нему появилось столь высокопоставленное в церковной иерархии лицо. Потом понял и уже готов был здраво воспринимать обращённые к нему слова.

– Мне нужны пистолеты. Не обычные, фитильные, а из числа новинок. Вы, как мастер, в своём деле, должны были слышать о колесцовом замке. Я прав?

– Слышал, Ваше Превосходительство, - подтвердил Пирелли, а его взгляд вильнул куда-то в сторону двери. – Редкий товар. Дорогой.

– Это несущественно. У вас они есть?

– Ну…

– По глазам вижу, что есть. Показывай.

Прямой приказ, куда от него денешься. Оружейник двинулся в направлении той двери, из которой появился. Похоже, там у него и склад, и особо ценные образцы товара. Ведь выставлены были довольно типичные образцы. Опасается, что украдут? Похоже, я вновь обзавёлся привычкой кое-что произносить вслух, потому как получил ответ от Моранцы:

– Оружейников обкрадывать не полезно. Слухи о таком быстро разносятся. А ценный товар в задних комнатах держат, опасаясь, что дурным глазом испортят хорошую, редкую вещь.

– Суеверия,- усмехнулся я. – Впрочем, у каждого они свои. Главное, чтобы лично мне не мешали.

Бьяджио уже не удивлялся. Судя по всему, банально попривык к моим нестандартным для епископа реакциям на те или иные дела и события. Вот и славненько. Особенно если учесть, что поводов ещё много будет. О, вот и Пирелли возвращается, да не просто с товаром в руках, а с двумя ящичками из украшенного резьбой дерева, да ещё и серебряная инструктация присутствует. Твою мать, это что, он мне музейной выделки экземпляры продать решил?

Похоже, я угадал. Как только Пирелли открыл оба ящичка, внутри я увидел довольно большие по габаритам пистолеты – впрочем, маленьких тут и не ожидалось, время не то – обильно украшенные золотом и серебром. Однако! Чую я, что цена этих произведений искусства будет, скажем так, глубоко шокирующей.

– И сколько стоят эти роскошные творения? – поинтересовался я, беря в руки один из пистолетов. - Та-ак. Вроде, всё как и подобает. Завод пружины нормальный, кусочек пирита искру тоже высекает… Рабочий образец.

– Конечно рабочий, Ваше Превосходительство, - аж возмутился оружейник. - Разве я осмелился бы продавать вам сломанный пистолет! И цена за такой редкий, редчайший товар всего двести двадцать дукатов.

– За пару?

– Не шутите так, - заморгал Пирелли, словно пытаясь выжать из глаз слезу. - За каждый. Это будет достойным подарком для того, кому вы хотите его подарить.

– Для себя беру, поскольку мучиться с фитилем во время боя мне очень не понравилось.

Оружейнику явно было пофиг на то, для какой цели и для кого конкретно будет куплен его товар. Он продолжал расхваливать оружие.

– Вы можете больше даже не думать о фитилях. Не нужно зажигать, не нужно бояться влаги. «Полка» до нажатия спускового крючка остаётся закрытой, ну разве это не чудо?

– Чудо, конечно чудо, - вздохнул я. – Особенно когда услышишь цену. Побойтесь бога, мастер.

– Боюсь, Ваше Превосходительство, ой как боюсь! – охотно согласился Пирелли. – Многие считают этот механизм дьявольским. А я хоть и опасаюсь, а всё же продаю… За двести десять дукатов.

– Сто пятьдесят, тогда я лично о твоём здравии помолюсь и отцу, кардиналу Борджиа, эту просьбу передам.

– Борджиа в Риме, а у нас тут Джироламо Савонарола, - поёжился оружейник. – Он, всяко ближе… его сильнее бояться приходится.

Тьфу! Вот ведь упомянули скотину, будь он неладен. Хлопот от этого фанатика однозначно будет выше крыши. И ничего не поделать, придётся разгребать, если только получится. Иначе, натворит столько же пакостей, сколько учинил и в знакомой мне истории. Но пока…

– Я хорошо запомню это имя недостойного служителя Господа, мешающего спокойно жить достойным гражданам Флоренции, - с ясными, понятными любому человеку интонациями произнёс я. – Сто восемьдесят.

– Сто девяносто, - жа-алобно так вздохнул торговец. – И пусть у Вашего Превосходительства окажется очень хорошая память о старом Джакомо.

– Не такой уж вы и старый. Договорились. Увы, пока беру один, но порох, пули и прочее уж извольте присовокупить. И не за поясом же мне его таскать прикажете. Извольте расстараться… за такую то цену!

Уговаривать не пришлось. Приобретённый мной пистолет был товаром штучным, явно не часто приобретаемым, да и цена впечатляла. Мало кто может позволить себе почти две сотни золотых да ещё за новинку, многими считаемую «дьявольским попустительством созданную». Набор пуль, пулелейка, пыжи, шомпол, запас пороха и приспособления для чистки механизма мне предоставили без звука. И подобие кобуры из мягкой кожи тоже. Её вполне можно было прикрепить к поясу, но…

– Портной поблизости есть? – поинтересовался я. – На виду носить в этом облачении не годится, а чтобы под сутаной спрятать и быстро достать при нужде… нужен аккуратный разрез.

– Я всё понял, Ваше Превосходительство, - кивнул оружейник. – Гвидо Таризо, я сейчас объясню, как к нему дойти. Он сейчас работает, шьёт из дорогих тканей, подгоняет любое платье тоже.

Оказалось, нужно сделать лишь несколько шагов, потом повернуть налево и вот она, нужная цель. Поблагодарив, я распрощался с оружейником, не забыв на прощанье упомянуть, что заинтересован в найме мастера-механика, способного создавать подобные пистолеты. И буде таковой найдётся, меня возможно будет найти в Риме, через моего отца, кардинала Родриго Борджиа.

Меня услышали и, как показалось, заинтересовались. Особенно после того, как прозвучал намёк, что хлопоты по поиску будут должным образом вознаграждены. Вот теперь точно всё, дела в этом месте закончены. Пора было двигаться к следующему.

– А сам себе там ничего не присмотрел? – чуть запоздало поинтересовался я у Бьяджио. – Вернуться не проблема.

– Не-ет. Я под себя и оружие, и доспех подбираю. Лучше сделать на заказ, у знакомого мастера. Покупать готовое я не хочу. А такой вот пистолет… Дорого!

– Может потом и дешевле будет. Пока да, дорого. Механизм сложный, мало кто может такие делать. Вот если его упростят – иное дело.

Упрощать есть куда. Я хорошо помнил, что именно из-за сложности колесцовых замков их постепенно вытеснили более простые кремневые, ударного типа. Да, они чаще давали осечки, но были более быстрыми при перезарядке и значительно более дешёвыми. Важный фактор!

У портного не задержались. Пока мне делали разрез на левом боку сутаны и потом маскировали, чтобы видно не было, я попросил у владельца перо с чернилами. Пара листов бумаги, скрученных в трубочку, были с собой на всякий случай. Тут нормальную писчую бумагу не везде и найдёшь. А я привык к наличию, если и не электронной записной книжки, так хотя бы блокнота. Надо, кстати, завести нечто в этом роде. Но опять же, это исключительно под заказ, просто так не продаётся.

Перо и чернила потребовались для того, чтобы написать пару строк кондотьеру Эспинозе. Если уж не лично его искать отправлюсь, то письмо с подписью и печатью однозначно нужно. Тут и знак уважения, и в качестве подтверждения серьёзности намерений. Вес посланника тоже увеличивается. Моранца уже понял, что это не просто так, что ему и отправляться. Не когда-нибудь, а этим днём, сразу после того, как закончится эта прогулка по улицам Флоренции и её торговцам.

Имелись планы порыскать по аптекарям. Что мне там было нужно? То оборудование и запасы сырья, которым в это время больше всего пользовались… алхимики. Понимаю, что алхимия как таковая – это из области фантастики, но химиками экспериментаторами они были очень даже неплохими. А где химия, там и оборудование, пусть и с поправкой на время вокруг. Оно мне и было нужно. Зачем? Глупый вопрос. Примерно по той же причине, по которой в XXI веке я использовал для своей работы лаборатории, оборудованные по последнему слову науки и техники.

Понятно было, что человеку в облачении епископа выйти на алхимика… сложновато будет. Тут надо через совсем других людей, посредников. Кстати, через кондотьеров вполне реально, им по большей части плевать на все церковные заморочки. Но к аптекарям всё равно зайти стоит, хотя бы из чистого любопытства и…

Чьи-то громкие, но осмысленные крики вырвали задумавшегося меня из глубин размышлений по поводу предстоящих важных и не очень дел. Так, и что мы тут имеем? Улица, довольно широкая, а чуть ни не посредине, используя в качестве трибуны пустую дырявую бочку, во всю глотку разорялся монах. Какой? Громкий и весьма потрёпанный.

А если быть чуть серьёзнее? Память, ау, выручай нового хозяина тела! Есть ответ. Доминиканец это. У-у, тот ещё орден. Официально объявленный нищенствующим, то есть монахи по уставу обязаны были отказываться от имущества и жить на подаяния. Пусть даже с полвека тому назад устав несколько… пересмотрели, но всё равно часть полусумасшедших фанатиков, учащих – и крайне настойчиво, с криками и попытками обвинять всех подряд – аскетизму и неукоснительному соблюдению каких-то совсем уж жестких даже с точки зрения других орденов правил была в процентном отношении крайне велика. Неудивительно, что существа, подобные Савонароле, чаще всего выходили именно из зловонной доминиканской кучи.

Одно из таких существ и вопило сейчас, стоя на дырявой бочке, обвиняя всех и вся, в общем, а в частности богатую, хорошо одетую и пахнущую духами синьору лет… Даже не знаю, скорее всего ей было за тридцать, что по нынешним меркам не самый молодой возраст.

Не знаю, что удерживало эту женщину? Может быть откровенная вонь, источаемая монахом? Или же та самая вера в то, что устами таких вот оборванцев, не удосуживающихся даже вымыться, бог передаёт смертным свою волю. Как по мне, бред редкостный, но история знает множество подобных заблуждений.

Выражение явного неприятия на лицах обоих стражников, сейчас моих проводников по славной Флоренции. Даже так! Тогда никаких сомнений и вовсе не остаётся. Жди меня, трухлявое доминиканское полено, я иду тебя пинать. И от того, что не ногой, а словами, тебе ещё тоскливей станет.

–..забывшие о скромности и погрязшие в похоти! – завывал доминиканец, напоминая о дуновении ветра со стороны болота. – Одного платья достаточно человеку, дабы прикрыть наготу свою!

– Это было… громко, - оказавшись в нескольких шагах от проповедника, спокойно произнёс я. – В том смысле, что крики до сих пор в ушах отдаются. Только вот зачастую шёпот мудреца звучит гораздо убедительнее, нежели истошный крик лишённых разума. За что ты пусть не делом, но словом напал на эту женщину, брат мой?

Самому противно произносить слово «брат» по отношению к этому созданию, но правила игры обязывают, иначе нельзя. Доминиканец же открыл было рот, явно намереваясь разразиться очередными пустопорожними завываниями, но… тут же его захлопнул. Жаль, что язык не прикусил, тогда оно вообще роскошно бы получилось.

Что, слабо на человека в епископском облачении орать как на обычную флорентийку, пусть и не из простых, но для всех этих монасей всего лишь одну из паствы, то есть стада человеческого? Видимо, так оно и есть. Смотрит на меня со злостью, а отвечать не спешит. Наверное, надеется, что я исчезну с глаз долой или просто пойду по своим делам, сочтя эту встречу незначительным событием. Обломаешься, монашек, я от такой забавы отказываться не собираюсь.

– Я жду ответа. И кто ты, обвиняющий добрых флорентийцев всего лишь за то, что они одеваются в красивые одежды и не гнушаются использовать приятные ароматы?

– Брат Симон из монахов ордена святого Доминика, из монастыря Сан-Марко, - стушевался было доминиканец, но тут же снова впился взглядом фанатика. На сей раз, выбрав целью… меня. - Я вижу сутану епископа и златой перстень, подтверждающий сан. Почему же князь церкви защищает ничтожную грешницу, роскошью нарядов и блеском золота отвращающую паству нашу от смирения и кротости?! Почему не призвать кары небесные…

– Не ори, уши от тебя болят, брат Симон, - отмахнулся я, от вновь начавшего было завывать в расчёте на толпу доминиканца. – А я, Чезаре де Борджиа-и-Катанеи, епископ Памплоны, отвечу. Не столько даже тебе, сколько добрым флорентийцам. Ты обвиняешь эту милую женщину в богатстве одежд и блеске золотых украшений, но сам противопоставляешь свою рваную рясу, которую носишь не из-за нищеты, ибо Сан-Марко далеко не бедный монастырь, а из тщеславия. Твоя рванина для тебя, те же бархат и шелка, выставляемые напоказ. Я не сужу. Я лишь отмечаю факт.

– Я чую в тебе…

– Молчать! Князь церкви приказывает тебе слушать, - заткнул я, пытающегося вновь кликушествовать оппонента. – И раз уж ты заговорил о чутье, то и я кое-что чую. Чую вонь грязи и немытого тела, коей явно не день, не неделя, а может даже и не один месяц. Неужто, во Флоренции исчезла вода, граждане республики? Да нет, сомнительно это. Может быть, брату Симону просто мил этот запах? Тогда какое право есть у него восставать против аромата духов, который ощущается от синьор и синьорин вашего прекрасного города?

– Чую козни Рима! Козни порочного города, забывшего заповеди Господа нашего!

– Зато я чую в твоих словах отзвук речей Савонаролы. Того самого настоятеля Сан-Марко, который возлюбил кусать за пятки представителей благородного семейства Медичи, собственно и построивших большую часть монастыря, жертвовавших книги в его богатейшую библиотеку. Где же те книги, брат Симон, что это за книги, принимавшиеся братией с благодарностью? Их заперли под замок и стараются не показывать, ибо Савонарола ненавидит большую часть книг, поэзию, учителей риторики. Он ненавидит всё то, что сделало Флоренцию действительно великой. Такие как ты мечтают дать ему власть над телами и душами… Для чего?

– Чтобы нести свет веры в души грешников закоренелых…

– Сорвать платья и облачить женщин в серые рубища. Сжечь книги, которые не нравятся Савонароле, картины, прославляющие красоту и величие минувшего. Уничтожить то, что он называет роскошью. Понравится ли вам спать на охапке соломы, брошенной на каменный пол, флорентийцы? Или же смотреть на жён и дочерей, опустивших глаза в пол и не радующих взгляд? Отсутствие карнавалов, театров, песен… - небольшая, в пару секунд пауза, чтобы слышавшие меня люди малость прониклись. И затем, почуяв момент, завершаю. – Вот такой будет Флоренция согласно желаниям тех, кто стоит за этим… братом Симоном. А пока… В наказание тебе, брат Симон, да будет велено моим, епископа Памплоны, приказом сей же день вымыться и одеяние в подобающий вид привести. Если же скажешь, что не желаешь расходы на это нести, то добрые христиане, нас сейчас слышащие, я уверен, посодействуют. Так?

Смешки, со стороны слушающих. И злобное шипение монаха, впрочем, в слова не перерастающее. Хватило мозгов понять, что вляпался со своей проповедью по самые уши, и отнюдь не в чистую воду. В совсем иную, крайне дурнопахнущую субстанцию. Я же, понимая, что задерживаться будет ошибкой, пошёл себе туда, куда раньше планировал, оставляя за спиной приверженца Савонаролы. Не победителя, проигравшего, причём в совершенно неожиданный для себя момент.

Стоило мне немного удалиться, как вопли раздались с новой силой. Я оборачиваться не собирался, а вот Моранца не удержался. Присвистнул от удивления, после чего повернулся обратно и вымолвил:

– Синьор Чезаре… люди уходят. Развернулись и уходят. Доминиканца больше не слушают.

– Рад за их разум. Видимо, им не понравилась перспектива спать на соломе в хлеву и прочие сомнительные радости. А вообще, Бьяджио, вот что я тебе скажу. Не тронь доминиканца без нужды – вонять будет. И словами и телом. Как этот вот Симон.

Тут засмеялся не только Моранца, уже привыкший малость к моей экстравагантности по меркам этого времени, но и оба стражника. Смех… убивает страх. И опаску тоже. А ведь Савонаролу многие начинали по настоящему опасаться, считать серьёзной угрозой для Флоренции в её привычном виде. Правильно делали, откровенно то говоря. Вот если бы ещё у Пьеро де Медичи была такая черта характера как решительность и умение просчитывать ситуацию хотя бы на два шага вперёд. Увы и ах.

Ну, а у нас были свои дела. Мне к аптекарям, Бьяджио передавать письмо кондотьеру Эспинозе. Хлопоты и ещё раз они же. Куда от них деться?

Загрузка...