Алексей Куликов Дорога к дому

«…из кости родилось лезвие, из плоти — рукоять, жар моей боли расплавил их и слил воедино, кровь моя охладила их и, впитавшись, вновь стала частью меня…

Так родился клинок, имя которому — Чака од Тагор…»

Чёрный гремор Ночи Ворона. Оригинал неизвестен. Автор неизвестен.

«…двери Крепости отворяет не время. Двери крепости отворяет клинок…»

Белый гремор Дня Волка. Оригинал неизвестен. Автор неизвестен.

Пролог

Если есть хоть один шанс, что что-то пойдёт не так, значит, что-то обязательно пойдет не так.

Из дневника Ноэр ди Вирза, последнего симб-капитана «Золотого города».

Верховный Патриарх Аорон де Брасс-Тэрин медленно подошёл к окну. Сцепив руки на груди и угрюмо ссутулившись, он устремил невидящий взор глубоко посаженных карих глаз к далёкому горизонту, теряющемуся за нагромождением туч в закатном небе. Он не видел ни огромного сумрачно-серого внутреннего двора крепости, заливаемого струями яростного дождя; ни раскинувшегося за стенами цитадели многолюдного и многоголосого — даже в этот недобрый час — города; ни далёких холмов; ни соснового бора за ними. Блуждающий взгляд скользил по лоснящимся от воды корпусам василисков и мантикор, парящих над древней твердыней ордена; пробегался по стройным рядам послушников и меньших избирающих — мокнувших на плацу в ожидании ежевечерней тренировки, — не замечая их. Незряче миновал он и молнии, ожесточёнными иглами вспарывавших темнеющую громаду небес, не подмечал ответных всполохов чистого пламени, устремлявшихся навстречу своим небесным собратьям из недр его крепости, оттуда, где постигали глубинные тайны особо одарённые «избирающие».

Нет! Его взор слепило послеполуденное солнце, игравшее в мириадах песчинок бессчетных барханов Великой Пустоши, виделись ему совсем другие воины, другие симбиоты, совсем иные стяги развевались на укреплённых стенах похожей — как две капли воды на его собственную — крепости. И молнии. Конечно же, там тоже были молнии: наполняющие воздух ароматом озона, искривляющие пространство одним своим присутствием, испепеляющие материю одним прикосновением — молнии. Но и не только они. Огненные цветки распускали ярящиеся бутоны средь людских скоплений, ледяные иглы вечного холода проносились из конца в конец мятущегося океана плоти; из сияющего поднебесья падали вниз струи жидкого огня и твёрдого хлада, безумствующие кислотные плети, извиваясь, обрушивались на беззащитные тела… были и другие, множество других проявлений Единства. А ещё там были наземные симбиоты. И они так же, как и все, так же, как и их собратья, парящие в вышине, вершили свой танец разрушений. Разнося в клочья ультразвуковыми пульсарами или гравидеструкторами себе подобных, или же подвернувшихся людей… какая разница…

Равнодушное солнце освещало творящееся внизу безумие так же, как и тысячу тысяч раз до этого. Его первые лучи, давшие сигнал к началу агонии жизни, были столь же безучастны, как и те, последние отблески умирающего дня, что озарили кровавым сиянием гонимые ветром обрывки, в которые превратились величественные знамёна, ещё совсем недавно гордо реявшие над ныне павшей твердыней…

Верховный Патриарх обернулся и, неслышно ступая по мягкому ворсу ковра, направился прочь из кабинета. Сияющий розовым светом кристалл-хроникер — кристалл, доставивший патриарху весть о падении аффридского филиала, — гневно отброшенный прочь, одиноко валялся у дальней стены, постепенно тускнея. Удар был нанесён, и уже ничего нельзя исправить!

А ведь этой катастрофы можно было избежать! Конечно, самым верным решением могло и должно было стать истребление, уничтожение в зародыше того мерзкого культа. Вовремя стереть его, развеять по ветру, так, чтобы и памяти не осталось… Но ведь нет же, нет! «Они» предпочли заигрывать с возродившимися идеями, предпочли «закрывать глаза» на нарастающую мощь Дельфуса и увеличение числа его сторонников. А когда стало ясно, что решительной битвы не избежать, — попросту сделали вид, что ничего не происходит!

Даже сейчас, наедине с собой, Аорон де Брасс-Тэрин не осмеливался признаться, что в произошедшем есть и его вина. Что он, как и остальные Верховные Патриархи, предпочёл игру — действию. Как и другие, он втайне радовался неудачам Саируса, его неспособности подавить мятеж. И вот теперь Саирус — мёртв. Его люди — рассеяны или перебиты. Города, цитадели, замки, целые области Аффриды отданы на растерзание орд Дельфуса — этого самозваного пророка. И пройдёт совсем немного времени, прежде чем новый владыка обратит свой алчный взор на восток, на территорию Джайрека, чьи потрёпанные армии давно утратили реальный контроль даже над собственными землями.

Мир определённо сходит с ума! Новые или давно забытые культы и общества возникают из ниоткуда. Старые — разрастаются и ширятся. Конфедерация — раздробленная и терзаемая внутренними склоками, теряет былое влияние, огромные территории уже ей не подконтрольны! А на севере, за горами Солнца, маячит извечное страшилище — Бездна Духа, и только вопрос времени, когда очередной сумасшедший развяжет новую войну, вся тяжесть которой ляжет именно на его плечи. Патриархи теряют власть, ряды «конов» тают, как снег в жаркий полдень. Многочисленные ордены, вскормленные глупцами предшественниками, наглеют с каждым днём. И даже верные цепные псы — эфирцы — стали вести себя куда как своевольней! А теперь ещё и это…

Безумие, безумие! Верховный Патриарх вошел в опочивальню и принялся неспешно разоблачаться, готовясь ко сну. Да! А ведь когда-то он мечтал! Мечтал объединить филиалы! Мечтал восстановить закон и порядок! Мечтал навечно запечатать врата Бездны! Мечтал… Он искренне верил, что ему удастся; ещё чуть-чуть, ещё совсем немного — и всё получится! Но тяжесть мантии быстро развеяла мечты, раздавила, расплющила своим непомерным весом. Осталось лишь стремление выжить… Выжить любой ценой! И если для этого потребуется принести в жертву каких-то там «братьев», что ж — так тому и быть!

Откинув пуховое одеяло, Аорон с головой погрузился в ласковые объятья уютной постели. Не обращая внимания на ломоту в костях — к скорму изменению погоды, не иначе — он, послав мысленную команду, погасил настенные светильники и, немного повозившись, устраиваясь поудобнее, погрузился в сон, оставив все заботы и тревоги на завтра. Завтра… завтра будет новый день, будут и новые заботы!

* * *

Сон прервался столь неожиданно, столь внезапно, что казалось — и не было его вовсе. Верховный Патриарх приподнялся на локтях, недоумённо вглядываясь в приятную, успокаивающую темноту спальни, пытаясь понять: что могло помешать ночному отдохновению? Тишина, нарушаемая лишь монотонным шорохом дождевых капель, стекающих по оконному стеклу, умиротворяющая, убаюкивающая тишина — она усыпляла разум, не давала сознанию сосредоточиться на причинах. Ах, как хотелось спать. Аорон де Брасс-Тэрин откинулся на подушки и утомлённо прикрыл глаза, вновь погружаясь в сладкую полудрёму.

И тут это произошло! Волна безотчётной, всепроникающей и всепоглощающей тоски нахлынула, в один миг затопив целиком всё существо, именовавшее себя Аороном де Брасс-Тэрином. Рассохлись и опали прахом краски мира, смолкли, истаяли звуки вселенной, все чувства разом прекратили свой извечный спор: радости больше не было дела до боли, любовь не сходилась в извечном поединке со злобой, и гнев не нападал на безмятежность. Всё замерло, всё поглотила тоска…

Верховный Патриарх скатился со своего ложа на пол, постанывая и заливаясь слезами от охватившего его чувства утраты, потери, по сравнению с которой гибель, всех филиалов Терры — НИЧТО. Хотелось кричать, выть в полный голос, катаясь по полу, вцепиться в волосы — выдрать их с корнем, царапать лицо, выдавить глаза, нанизать на острую сталь собственное сердце… Только б не чувствовать, не переживать миг за мигом это разрывающее душу отчаянье!

Скуля и подвывая, точно израненная тварь, Аорон на коленках пополз к двери. Та крохотная часть разума, что всё ещё была способна рационально мыслить, отчаянно кричала — ОПАСНОСТЬ! Что-то случилось, что-то очень скверное! Дальнее проклятье? Атака врагов? Заговор? Надо было как можно скорее добраться до стражей, позвать на помощь, вызвать «исцеляющих» и «ваятелей»! Нащупав в темноте дверную ручку, он потянул её вниз, дверь отворилась, патриарх буквально выполз из собственной опочивальни… И как только он миновал её порог, тоска ослабла, сменившись острым чувством… Зов — это было самое верное определение того, что он сейчас ощущал.

Поднявшись на ноги и зябко поведя плечами, Аорон сосредоточился на новом ощущении. Что-то тянуло его в кабинет, что-то невнятное, как дальний крик туманным утром. Прижавшись спиной к холодной стене и осторожно ступая босыми ногами по каменным плитам коридора, он стал приближаться к лишь недавно покинутой рабочей комнате. Чувство тревоги нарастало. Всё его нутро кричало: надо остановиться, надо кликнуть стражу, надо вызвать «взыскующих»! Но Зов… Это проклятое чувство против воли тянуло его вперёд. Свернув за угол, патриарх очутился у дверей кабинета. Распахнутых дверей. Что такое? Он точно помнил, что затворил их! Неяркий свет нескольких, болтающихся как придется в воздухе шаров-светлячков точно обухом вышиб из него слабость и сомнения. Кто-то осмелился проникнуть в его покои! Кто-то покусился на святыню…

Презрев осторожность и здравый смысл, Аорон де Брасс-Тэрин ворвался в комнату. Ящики рабочего стола были вывернуты, множество книг, до того мирно стоявших на полках у стены, валялись на полу, кристаллы-хроникёры — самой разной степени секретности — обильно усеивали ковёр, а в самом центре его, точно в насмешку, лежал перевёрнутый письменный столик, поблескивая лакированной позолотой резных ножек в голубоватых лучах парящего над ним шара. Но не это больше всего разозлило и напугало Верховного Патриарха. Малоприметная дверь в углу юго-западной стены кабинета, ведущая в самое потаённое место крепости, сиротливо поскрипывала на отроду не смазанных петлях. От увиденного всё тело патриарха моментально покрылось холодным потом. Невозможно!.. Этого просто не могло быть!

Мало кто в цитадели (и ещё меньше — за её пределами) знал о существовании этой дверцы. Почти никто не догадывался о хранимых за ней секретах. И уж точно никто, ни единая живая душа, не имел права отворять ЕЁ! Да никто попросту и не смог бы этого сделать, хотя дверь, ведущая в запретное хранилище, была самой обыкновенной. Но любой отворивший её обнаружил бы, что она никуда не ведёт. Стена! Тупик! И только он, Верховный Патриарх Аорон де Брасс-Тэрин, знал, только он один — мог проникнуть в вынесенную за пространство реального мира комнату! Так отчего же тусклый свет заливает древние ступени, отчего глухие голоса доносятся из пространства, которого не существует?

Внезапно от книжного шкафа, в чьей тени притаилась — задрапированная в тон шпалер, покрывающих стены, — тайная дверь, отделилась странная, мерцающая всеми оттенками чёрного фигура. Несколько мгновений продолжался чарующий танец бликов мрака, окутывавших её, а затем он прекратился, проявив одетого в облегающий комбинезон из алмазной паутины мужчину. Неспешно, полным достоинства и изящества движением он склонился в изысканном поклоне, отчего его длинные, светлые волосы упали на лицо. Запоминающееся лицо. С резкими, но не грубыми чертами: тонким носом; высоким, чуть выпирающим «лбом Грегори»; холодными, немного раскосыми глазами и узким подбородком с волевой ямочкой посередине. Это был лицо человека, которого Аорон де Брасс-Тэрин ну никак не ожидал встретить…

— Приветствую тебя, учитель, — глубоким, бархатным голосом проговорил неизвестный, выпрямляясь.

— Ты!!! — взревел Верховный Патриарх, узнав, наконец, полночного «гостя». — Ты жив?! И после всего…И у тебя хватило наглости?.. Да как ты посмел?!!

— Я тоже безмерно счастлив видеть вас, мессир, — согнувшись на этот раз в издевательском полупоклоне — истинной пародии на предыдущий, отозвался вор.

Из потайной двери за его спиной меж тем выскользнул человек, облачённый в такую же, мерцающую и сливающуюся с окружающим пространством одежду из алмазной паутины, и ещё один, и ещё… Каждый из вновь появлявшихся нес в руках свёртки, разглядеть содержимое которых не представлялось возможным — их скрывала та же самая ткань, что была на грабителях. Впрочем, Верховный Патриарх и не нуждался в этом. Зачем знать, что в их руках? Ведь одно то — ОТКУДА эти люди выносили украденное, говорило о многом, о слишком многом.

— Страаа… — несколько запоздало попытался призвать на помощь своих верных клевретов Аорон де Брасс-Тэрин, но исчезнувший из легких неизвестно когда и куда воздух не позволил осуществить задуманное.

— Не стоит трудиться, — усмехнувшись и прищёлкнув пальцами, посоветовал светловолосый вор, с интересом наблюдая за попытками старика вдохнуть хоть немного воздуха. — Всё равно не дозовешься.

Мёртвая хватка, сдавливающая горло, так же внезапно, как и появилась, ослабла, неудержимый поток благословенного кислорода ринулся внутрь, раздувая грудь, кровь — переполненная жизнью, — устремилась в голову. Верховный Патриарх усилием воли заставил себя устоять на ногах и не поддаться естественной слабости. И уже через миг, вновь обретя полную власть над своей плотью, он, отринув немощь, бросился в бой.

С чуть тронутой морщинами, но по-прежнему крепкой ладони Аорона де Брасс-Тэрина вырвался яростный цветок багряно-красного пламени и завис в воздухе, вслед за ним явились сгустки насыщенно фиолетового и ярко-белого огня. С невероятной скоростью сферы принялись кружить и перетекать одна в другую, образуя единый плазмоид, переливающийся всеми мыслимыми оттенками красного; окружающее пространство изменилось, расширилось, от разошедшихся — будто от крошечного солнца — ядовито-оранжевых лучей. Шар вспыхнул, ослепляя всех вокруг и сжавшись до размера горошины, устремился в лицо улыбающегося негодяя. Это был легендарный «патриарший удар»! Невероятно сложная — исполнить которую могли считанные мастера — комбинация, включала в себя использование трёх переплетённых ипостасей огня: «земного», «небесного» и «творящего». Комбинация, помимо невероятного расхода внутренних резервов для поддержания вязи в «спящем» состоянии, требующая также и огромной концентрации при предварительной вязи — ведь любой неверный ход в формировании как информационной составляющей Ал`Легаса — «огня небесного», так и в более низких, материальных формах Ми`Ру — приводил к весьма печальным последствиям. Но, несмотря на всю сложность, у «патриаршего удара» был один несомненный плюс, с лихвой покрывавший все недостатки, — он был необорим. От него не было защиты: ни физической, ни духовной. Его нельзя было перенаправить или растворить, невозможно было искривить перед ним пространство. Это был смертельный удар! Воистину! Последний довод патриархов!

Верховный Патриарх испытал ни с чем не сравнимое наслаждение, увидев страх, на мгновенье исказивший лицо светловолосого грабителя. Он ощутил истинный восторг, услышав приглушённые вскрики подельников вора. Ах, как сладостен был этот момент, как прекрасен! Ещё не видя результатов своего удара, он принялся ваять новый узор Неома, намериваясь обрушить его карающую мощь на тех, кто уцелеет. На этот раз ничего сложного, простой «молот» — расщепляющий кости, сминающий плоть, исторгающий жизнь — молот.

Дальнейшего Аорон де Брасс-Тэрин, как ни силился впоследствии, так и не смог до конца понять. Яростный плазмоид, приблизившись к светловолосому, мигнул зеленоватым цветом и мгновенно исчез, просто исчез. Он еще успел расслышать безумный хохот Вора, а затем чудовищная ударная волна отшвырнула Аорона назад, с хрустом впечатав в дверной косяк. Что?.. Соскользнув на пол, Верховный Патриарх изумлённо затряс головой, отказываясь верить произошедшему. Подтянув под себя дрожащие ноги, он с заметным усилием выпрямился, покачиваясь из стороны в сторону, и, зажмурившись на мгновенье, открыл глаза, надеясь увидеть опалённые тела, разбросанные по комнате, корчащиеся или застывшие в позах, в которых их настигла смерть. Вместо этого…

— Ох, мессир… — давясь истерическим смехом, проговорил Вор, держащийся за бока от сотрясавших его тело конвульсий. — Видит Бездна, вы предсказуемы, как юная куртизанка! Ни фантазии, ни искусности…

— Невозможно! — патриарх невольно отшатнулся назад, вновь упершись в косяк. Того, что случилось, не могло произойти. Попросту не могло! — Как?..

— Работает, — обернувшись к застывшим от ужаса подельникам, удовлетворённо заявил белоголовый, не обращая ни малейшего внимания на своего бывшего наставника, разинувшего рот в беззвучном крике. — Я же говорил… Учитель никогда не ошибается!

Он вынул из потайного кармашка небольшой, сияющий серебряным светом медальон в виде птицы с распростёртыми крыльями висящий на тонюсенькой цепочке, и торжествующе потряс им.

— Нет… — задыхаясь, прошептал патриарх. — Не воз…

— Ой, да ладно вам, мессир, в вашем возрасте пора привыкнуть к неожиданностям! — светловолосый явно забавлялся. — Не поймите меня неправильно, — преувеличенно печально продолжал он. — Я бы с превеликой радостью остался и продолжил нашу занимательную беседу, но, увы, настоятельная необходимость требует моего присутствия в другом месте.

— И как ты намереваешься выбраться? — хрипло поинтересовался патриарх, лихорадочно ища выход из сложившейся ситуации.

— Вы так любопытны, так вдохновляюще заботливы, — кривлялся вор. — Столь похвальное попечение о бывшем ученике, делает вам честь, мессир. Но не стоит тревожиться, мы покинем вас точно так же, как и пришли, — через старый туннель!

— Бред, — Аорон де Брасс-Тэрин сумел выдавить слабый смешок, прозвучавший на редкость фальшиво даже для него самого. — Старый туннель охраняет столько ловушек и сетей-стражей… там даже блоха не проскочит, не то что такая крыса, как ты!

— Ах, как вы любезны, как поэтично выражаетесь! — отвесив шутовской поклон и одновременно дав знак своим людям покинуть комнату, ответил светловолосый. — Используя вашу собственную речь — отвечу: блохам там и вправду будет тяжко, а вот нам — в самый раз! Ведь, право слово, мы, в ваших глазах, — меньше блох. Не так ли?

Большинство негодяев пришедших с белоголовым, испытав явное облегчение, уже покинули кабинет, задержался лишь невысокий, стройный, скорее даже тощий человек, двигающийся со скользящей грацией кошки. «Неужели эфф?! — пронеслась безумная мысль в мятущемся разуме де Брасс-Тэрин. — Но нет, нет, это невозможно!»

— Что с ним? — непередаваемо красивым, ласкающим слух голосом спросил оставшийся у светловолосого, указав на патриарха, а того — при звуках этого слишком прекрасного для человека голоса — вновь кольнула шальная мысль об «эфирной» природе незнакомца.

— Ничего, — враз ставшим холодным, как лёд на горных вершинах, тоном отозвался главарь. — Совершенно ничего, Кассель. Он нам не помеха. Тем более…

Светловолосый вяло махнул рукой. Вязь, сформированная с невероятной скоростью, проявилась и опутала сетью тончайших потоков изумлённого патриарха, коему ни разу в жизни не доводилось видеть столь стремительное «ваяние». Упав на колени от накрывшей его слабости, де Брасс-Тэрин всё же попытался связать форму «рассечения», но меркнущее сознание погасило в зародыше отчаянный жест.

Переступив распростёртое тело патриарха, светловолосый обернулся и окинул прощальным взором — в котором на миг промелькнула печаль — опустевшую комнату.

— До встречи, — прошептал он, обращаясь то ли к спящему патриарху, то ли к кабинету, и, не добавив ни звука, выскользнул за порог.

* * *

Очнувшись, Аорон не знал, сколько прошло времени. Минуты? Часы? Зыбкая, точно застоявшаяся болотная жижа, пелена вязи давила на разум, путала мысли, ослабляла волю. Перекатившись на спину, патриарх, смежив веки, принялся ощупью, словно меньший избирающий, исследовать информационную сеть, окутавшую крепость. «Каков мерзавец! Но работа — мастерская», — мысленно похвалил он бывшего ученика, осознав всю мощь и искусность вязи. Также он в который раз пожалел, что не сподобился вовремя разглядеть предателя под личиной многообещающего кодит`жи и не… позаботился о нём, своевременно и не дожидаясь последствий. Отгородившись ментальным щитом от окружающего пространства, де Брасс-Тэрин поднялся и, торопливо семеня заплетающимися ногами, направился к хранилищу.

Спустившись по изгибавшимся змеёй ступеням, он очутился в крохотном закутке, дальнюю от лестницы стену которого перегораживала бледно-золотистая струящаяся пелена, создававшая ощущение текущей воды. Сделав едва уловимый жест, патриарх развеял завесу и вступил в святая святых своей крепости.

Зала была огромной. Более двухсот шагов в длину и почти столько же вширь — если понятие «размер» вообще применимо к искривлённому пространству сплайса. Аорон не знал ни кто, ни когда сотворил это «помещение»: во всех внутренних хрониках невозможно было найти ни единого упоминания о нём, не было записей о хранилище и в секретных патриарших архивах (только в тайных, зашифрованных письменах прежних Верховных Патриархов изредка встречались упоминания о ней), и оставалось только гадать: сколько таких же хранилищ разбросано по остальным филиалам? Создавалось впечатление, что это место возникло само по себе, выросло вместе с крепостью, да так и осталось.

Впрочем, сейчас патриарха меньше всего занимали мысли о происхождении загадочной залы. Первый же шаг патриарха по выложенному непередаваемо сложной мозаикой полу привёл в действие систему освещения. Вспыхнули и засияли ровным светом сотни таинственных освещающих приборов, размещённых в самых разных и подчас удивительных местах; хаотично расставленные зеркала мириадами лучей удвоили световую какофонию, подсвечивая и оттеняя тысячи всевозможных предметов, покоившихся на полках и сундуках, этажерках и тумбах, шкафах и столиках. Ряд за рядом тянулись древние постаменты, теряясь в дальнем конце залы. Ряд за рядом миновал Верховный Патриарх, отмечая многоопытным глазом пустующие места и вспоминая исчезнувшие реликвии: то стеклянную колбу, наполненную серебристым, похожим на туман веществом; то книгу в тёмно-красном кожаном переплёте; то короткий прямой меч из неизвестного метала — чёрный от кончика клинка до ребристой чашечки рукояти; то серебряный жезл в локоть длиной, с изумительным чеканным узором.

Тридцать восемь исчезнувших предметов! Тридцать восемь ударов в сердце! Тридцать восемь уколов страха…

Верховный Патриарх не помнил, как покинул хранилище, не помнил, как добрался до своего рабочего стола, заваленного кипами бумажных и кристаллических донесений, ежедневно доставлявшихся ему со всех сторон света, и стопками документов, требовавших, как обычно, немедленного личного ознакомления и утверждения правителем. Повалившись в кресло, он на миг испытал чувство всепоглощающего облегчения, но уже в следующее мгновенье отбросил его вместе со слабостью. Необходимо было действовать, и как можно скорее!

Потирая покрывшийся морщинами от напряжённой работы разума лоб, он лихорадочно разрабатывал варианты возможных действий и тут же отбрасывал их. Он уже понял: бессмысленно пытаться поднять крепость по тревоге и отправить стражей в погоню за ворами. С невероятным трудом, де Брасс-Терину всё же удалось разобраться в вязи, созданной проклятым предателем. «Сон забвения» был весьма распространённым и известным приёмом. Но то, что сделал Вор, — патриарх намеренно даже в мыслях не произносил его имени — было намного изощрённее и сильнее! Погрузить сотни людей в подобие сна наяву, сделать так, чтоб они вроде и не спали, но в то же время и не ощущали изменений, происходящих прямо у них перед носом… Да, мальчик вырос! А ведь когда-то (и не так уж давно это было) ему с трудом давалось самая лёгкая вязь. Видимо, его новый «Учитель» неплохо с ним поработал! Ах, с каким же наслаждением Аорон вырвет сердце этого «учителя», а заодно и ученичка…

Учитель, учитель… Что-то знакомое, выплыло из глубин памяти. Конечно!

Верховный Патриарх невольно застонал, когда образы и мысли, наконец, сошлись вместе, образовав чёткую и логически выстроенную цепь действий. Он понял, что надо предпринять в первую очередь, понял — и от этого стало только хуже. Но необходимость узнать, что украдено, что и, по возможности, почему — вот что сейчас самое важное! А на эти вопросы мог дать ответы только один… человек.

Нехотя поднявшись из-за стола, Аорон направился к дальней стене, полностью сокрытой выстроившимися в ряд шкафами с частично вывернутыми полками. Приблизившись вплотную к одному из шкафов, чудом сохранившему нетронутый вид, патриарх торопливо снял со средней, расположенной на уровне головы полки несколько томов в кожаных переплётах. Небрежно сбросив их на пол, он повторил процедуру. Освободив достаточное пространство, де Брасс-Тэрин принялся простукивать заднюю стенку, пытаясь ощупью определить месторасположение потайной дверцы. Забыл! Прошло столько лет, и он забыл. Как странно.

Очередной удар отозвался глухим звуком. Наконец-то! Сжав правую руку в кулак и оттопырив безымянный палец с кольцом-печаткой, патриарх прикоснулся рубиновыми глазами льва к дверце, информационная сеть-ловушка, плотно окутывавшая её невидимыми силовыми линиями, вздыбилась и забурлила смертоносными петлями, опутывая рубины. Сосредоточившись на вязи сети, Аорон, принялся медленно изгибать и перенаправлять луч за лучом, повинуясь скорее инстинктам, нежели давно похороненным в подсознании знаниям. Эту сеть он сам сплёл много десятков лет назад, когда только-только вступил в права владения кабинетом и вместе с ним — патриаршей мантией. И потому никто не мог помочь ему распутать давнее плетенье.

Ещё один луч, извернувшись, встал на уготованное ему место, образовав правильный круг. И ещё один. Пот градом тёк по лицу патриарха, но он не смел, не решался прервать сосредоточения, даже для того чтобы отереть едкую жидкость, застилающую взор. Кому как не ему было известно, чем может обернуться даже такая малая вольность.

Но вот последняя линия медленно и аккуратно легла в зажим. Изогнутые лучи, образовав подобие многолепестковой розы, полностью освободили пространство в полторы пяди. Послышался приглушенный мелодичный звон, различимый лишь ухом посвящённого. Ловушка обезврежена! И в тот же самый миг, когда это произошло, на материальном уровне проявилась самая обычная квадратная дверца на тонких петлях. Облегчённо вздохнув, де Брасс-Тэрин отворил задвижку и, распахнув створу, внимательно всмотрелся в предметы, покоившиеся в потайной нише. Тонкий и длинный кинжал с гранёным, покрытым пятнами ржавчины лезвием; замызганная, испачканная грязно-бурыми подтёками тряпка; собранный и перетянутый алой, вылинявшей от времени лентой пучок длинных чёрных волос; обломанный набалдашник посоха.

Замерев в задумчивости, Верховный Патриарх Аорон де Брасс-Тэрин раз за разом перебирал взглядом этот странный набор предметов, решительно игнорируя вспышки памяти, упорно выдававшие связанные с ними воспоминания, счастливые и не очень. В конце концов, он остановил свой выбор на пучке волос, посчитав, что для предстоящего ритуала он подойдёт как нельзя лучше. Крепко сжав в руке шелковистые пряди, он развернулся и направился к своему рабочему столу, но, внезапно передумав, вернулся к потайной нише и вынул ржавый кинжал. Воровато, будто опасаясь быть обнаруженным, оглянувшись по сторонам, де Брасс-Тэрин быстро сунул кинжал в рукав ночного халата и закрепил его там с помощью простенькой вязи, позволявшей удерживать предмет на месте.

Подойдя к столу и положив волосы, он повернулся и, нагнувшись, резко отбросил в сторону внушительный кусок казавшегося монолитным ковра. Открывшиеся деревянные панели были вдоль и поперёк исчерчены замысловатыми узорами и линиями, пересекавшимися под самыми невероятными углами. Центр, шага два в диаметре, был лишен каких бы то ни было знаков и ограждён от остального пространства ровным бледно-карим кругом. Второй круг, значительно большего диаметра, заключал в себя — окружавшие первый — символы.

Недовольно скривившись, патриарх осторожно, дабы не повредить ни единой линии, приблизился к внутреннему кругу и неспешно провёл над ним рукой. Результат оказался именно таким, какого и следовало ожидать, — круг повреждён!

Скрипнув от досады зубами, Верховный Патриарх вынул проржавевший кинжал и с силой провёл изрядно затупившимся лезвием по левой ладони. Аккуратно, стараясь не уронить ни единой капли крови, обильно выступившей из раны, он поднёс руку к потускневшему ограждающему кругу и, сжав ладонь, принялся поливать его «водой жизни». Спустя некоторое время круг, впитав в себя вместе с кровью необходимую энергию, засиял насыщенно-багряным светом.

Отступив к столу, Аорон де Брасс-Тэрин наскоро перевязал рану клочком ткани, отрезанным от халата. Конечно, правильнее было бы затянуть порез вязью, но, увы, предстоящее было делом очень щекотливым, и его могла испортить даже такая незначительная вещь, как остаток инородного проявления низших энергий Ми`Ру. Справившись с перевязкой, он поднял пучок волос и, вытянув небольшую прядь, направился обратно. Опустив волосы в центр внутреннего круга, де Брасс-Тэрин, кряхтя, встал на колени и принялся внимательно исследовать линии и узоры на полу.

Удостоверившись, что всё в норме и знаки, выжженные «кровавым пламенем», за минувшие годы не утратили своих сил, он поднялся и прошествовал к креслу.

Начало положено! Оставалось немногое. Сконцентрировавшись, Аорон вызвал бесплотный кристалл-накопитель, куда на протяжении многих лет откладывал часть собственной энергии, и, соединившись с ним каналом, принялся создавать фокусирующую вязь. Радужный диск, проявившийся на материальном уровне и ознаменовавший своим явлением успешное завершение работы, неспешно крутился, впитывая энергию тонких эманаций Неома, изливающуюся из накопителя.

Верховный патриарх, внимательно наблюдая за оттенками цветов, волнами пробегающими по ребристой поверхности направляющей линзы, мысленно пребывал очень далеко от своей цитадели. Пред его внутренним взором проносились картины былого, когда точно такая же линза кружилась на огороженной стволами стройных кедров и величественных сосен поляне, покрытой ковром молодой, но уже начавшей подсыхать зелени. А у ног его корчился одетый в простенькую, ничем не примечательную, но крепкую и ухоженную походную одежду человек, пытавшийся дотянуться до ножа, торчащего между его лопаток.

Дурак! Думаешь, сможешь лучше?.. — еле шевеля посиневшими губами, глухо хрипел умирающий.

Даже тогда, отчётливо осознавая, ЧТО ожидает его вскоре, человек не просил пощады. Не скулил, как другие, не умолял… Он был бессилен помешать Аорону. Но он был Силён! До конца! И после…

Напитавшийся стихийными элементами диск сыто завис в воздухе, распространяя мягкое желтоватое сияние. В центре его обозначился чётко выраженный ярко-синий круг, размером с ладонь, через который и должна будет хлынуть необходимая для открытия врат энергия.

Встряхнувшись, Аорон отбросил посторонние мысли и принялся вязать информационную сеть, состоявшую, в отличие от большинства других, не из стихийных эманаций, а из чистой энергии Ал`Легоса. Сама форма вязи не являла собой того невероятно сложного и прекрасного узора, как, например, «Королевский удар». Напротив, она была очень проста, почти незамысловата. Но это не значило, что она, эта вязь, была слабее или проще. Напротив! Самые изощрённые и совершенные стихийные формы были в десять, в сто, в тысячу раз ничтожней самого простого проявления Истинной Силы — могущества Поля Разума, именующегося Ал`Легос! Вот только мало кто был способен Её использовать.

Аорон отлично знал, что без внешнего источника подпитки он не мог и близко подойти к той степени внутренней мощи, что позволяла ему хотя бы дотянуться до Поля Разума, чего уж говорить про вязь… Он знал это с детства, с того самого времени, когда мастер-ваятель Иванэ рассказал ученикам о Нем, об Истинной Силе Ал`Легоса, что созидает миры. И именно тогда будущий Верховный Патриарх поклялся себе, что наступит день — и он сможет прикоснуться к Истинному Источнику Власти. И этот день наступил! Почти три года потребовалось Аорону! Три долгих года проб и ошибок, поисков и неудач. И, конечно, резервы. В то время как его сверстники направо и налево расходовали отпущенную Вечностью личную Силу, он, как алчный скупец, откладывал каждую кроху.

Вот и сейчас, через множество лет, ему, как и когда-то в юности, требуется этот неприкосновенный запас! Кристалл-накопитель, содержавший в себе целых сорок шесть лет беспрестанных самоограничений, мощно и равномерно пульсировал накопленной энергией. Он был велик, он был огромен, мощи, заключённой в нём, было достаточно, чтобы снести, разрушить до основания целый город. Её должно хватить! Должно!..

Невероятно мощный поток энергии выплеснулся из кристалла и устремился в диск-фокусировщик, когда Аорон, закончив вязь, проявил её в центре круга-ограничителя, запечатанного кровью. Бешено вращаясь, диск изрыгнул тонкий луч спрессованной, концентрированной мощи, вплетая её в каждую линию, каждый изгиб узора информационной сети.

Пространство внутри круга невероятным образом сжалось, перейдя в двумерную форму плетения, искривилось, задрожало. Энергия неконтролируемым, постоянно увеличивающимся потоком разрывала границу мира, ломала, растворяла её. Воздух в комнате, сотрясаемый нематериальными толчками, ощутимо дрожал. Двумерное искажение пошло серебристой рябью, затрепетало с непредставимой, неуловимой глазом скоростью, сжатое пространство выпрямилось, вновь проявив полный круг. Но теперь его надвое пересекала тонкая, подобная густому облаку, полоса, в полтора человеческих роста высотой.

Врата Бездны открылись!

С нетерпением ожидавший этого момента патриарх тут же отправил новое, заранее подготовленное плетение внутрь круга. В этот раз — ничего сложного. Называемая в просторечье «поищи меня», форма была направлена на пучок волос, лежащий прямо перед вратами, и предназначалась она для призыва в этот мир того, кому эти волосы принадлежат… Точнее, принадлежали! Это был своеобразный зов плоти, не слышимый никем, кроме того, чья плоть заключена в сети.

Время текло. Ничего не происходило. Кристалл-накопитель, отдавая запасы энергии необходимые для сохранения врат открытыми, тускнел. Кап-кап-кап — утекало время! Кап-кап-кап — исчезала энергия! Дрожа от охватившего его нетерпения, Аорон вглядывался в пелену врат. И вот, когда терпенье почти иссякло, туман всколыхнулся и, раздавшись в стороны, исторгнул из себя высокого, крепко сложенного мужчину, с чёрными, доходящими до плеч волосами и холодными серыми глазами, глядящими с гордого, точёного лица.

Аорон де Брасс-Тэрин невольно подался назад, когда его взгляд пересёкся со взором пришельца. Но он тут же напомнил себе, что бояться нечего, что он хозяин, он господин, да и призванный — всего лишь дух, призрак, осколок былого, он — бессилен, он — ничто… Но Аорон всё равно боялся! И все силы уходили только на то, чтобы не показать своего страха призраку!

— Здравствуй, мой мальчик, — мягким тенором, так не вязавшимся с его мощной фигурой, произнёс пришелец.

Явившийся дух выглядел на удивление «живым». Куда более живым, чем помнился Аорону по их последней встрече во плоти.

— Я тебе не мальчик! — яростно (и откуда только силы взялись) рявкнул патриарх, отчётливо расслышавший в словах духа неприкрытый сарказм, относившийся то ли к пожеланию здоровья, то ли к обращению вообще. А может и к тому и к другому?..

— Как пожелаешь, — всё так же мягко произнёс посетитель, склонив в лёгком полупоклоне голову. — Впрочем, для меня ты навсегда останешься ребёнком. Глупым, неблагодарным, эгоистичным, властолюбивым, беспринципным, подлым…

— Хватит! — вскочив на ноги, проревел патриарх. — Я не для того тебя призвал и выслушивать все, что ты обо мне думаешь, — не намерен! Тем более что…

— …что ты это и так знаешь, — закончил за него призрак, искривив губы в ядовитой улыбке.

Великий Патриарх обречённо махнул рукой и, не удержавшись на вновь ставших ватными ногах, грузно опустился обратно в кресло. Спорить с призраком бессмысленно. А тем более с ЭТИМ. И хотя многое из былого начало потихоньку стираться из памяти, одно Аорон помнил чётко: ему ни разу не удалось одолеть в споре Верховного Патриарха Кадима Андреа Валериуса, его прежнего учителя, повелителя, друга, предшественника и…

— А ты изменился, — проведя бесплотной рукой по бесплотной бородке в столь характерном для себя, былого, жесте, подметил Кадим. — Постарел, обрюзг… Видно, давненько мы не общались?

— Сорок семь лет, — совершенно неожиданно для себя отозвался Аорон. — Прошло почти сорок семь лет.

— Всего лишь? — удивился призрак. — А я уж, глядя на тебя, решил было, что минула пара веков. Сам понимаешь, в Бездне трудно следить за ходом времени.

— Тебе виднее, — не удержавшись, ядовито хмыкнул де Брасс-Тэрин.

— Верно, — кивнул призрак, игнорируя явную провокацию. — Но вот что мне интересно: скажи, ты уже объединил филиалы? Я почему спрашиваю? Сам понимаешь: в свете нашего последнего «прижизненного» разговора это представляет для меня некоторый интерес…

— Замолчи, — и куда только делись силы? Аорон даже шептал с трудом. — Прошу, замолчи, оставь…

— Как же так? — искренне удивился дух. — Я-то полагал, что ты вызвал меня для разговора? Кстати, что там с Бездной? Судя по тому, что я здесь — тебе не удалось Её запечатать?..

— Молчи…

А призрак всё говорил, говорил и говорил. Он издевался, он насмехался, он злобно острил, но ни разу не упомянул о том, самом страшном, что связало их в самом… конце. И от этого было в тысячу раз хуже. Лучше бы он кричал, угрожал, проклинал… Но нет, разум Кадима Валериуса был для этого слишком изощрен.

— …минувшие годы. Знаешь, мне, наверное, даже стоит поблагодарить тебя, ведь в нынешнем положении у меня так много преимуществ. Вот, к примеру…

Призрак внезапно смолк.

— Почему ОНА открыта? — чувствуя напряжение в голосе бывшего учителя, Аорон поднял голову и проследил за его взглядом.

— А, заметил, наконец! — Как бы ему хотелось расслышать в собственном в голосе побольше сарказма.

— Её нельзя просто так открывать! — зло прошипел призрак. — Дурак! За ней…

— Нас обокрали, — просто и на редкость равнодушно проговорил патриарх. — Вот почему я призвал тебя.

— Что?! — будь он, как прежде, в своём теле, Кадим Валериус наверняка задохнулся бы от ярости. — Как?!

Верховный Патриарх, откинувшись на мягкую спинку кресла и прикрыв налитые свинцом веки, принялся неспешно и очень спокойно перечислять события ночи. Он начал со своего внезапного пробуждения; рассказал о странном чувстве, вынудившем его отправиться в кабинет; ничуть не стесняясь неудачи, поведал о поединке с вором; скрупулезно перечислил предметы, исчезнувшие из хранилища. А затем он открыл глаза, ожидая ответа своего былого учителя, и…

…и затрясся, увидев неподдельный ужас, на миг исказивший лицо призрака. Кадим Валериус ничего не боялся, ничего, никого и никогда. Это было так же верно, как и солнечный рассвет — утром! Что же должно было случиться, если ему, да ещё и в нынешнем состоянии, довелось испытать неведомое доселе чувство? От мыслей, бешеным хороводом кружащихся в голове, нынешнему патриарху хотелось взвыть!

— Глупец, безумец! — голос призрака, возможно, впервые, с тех пор как он вышел из младенческих лет, сорвался на пронзительный визг. — Ты не представляешь, что ты натворил! Ты хоть догадываешься — ЧТО по дурости потерял, ЧТО теперь разгуливает по миру? Недоумок!.. Да ведь это…

* * *

Личный секретарь Верховного Патриарха и по совместительству глава его многочисленной и разветвлённой сети шпионов, Горгид са`а Тэрин, уныло брёл по длинному коридору, спиралью огибавшему центральную башню цитадели, и гулкий звук его шагов отзывался отвратительной болью в затылке. По пути ему изредка попадались на глаза усталые, чуть не поминутно зевающие в кулак стражи, лениво привалившиеся к стенам. В любой другой день Горгид не преминул бы гневной отповедью вдохнуть чувство ответственности в этих бездельников, а то и отправил бы парочку-другую — самых невезучих — на встречу со старшим гроссмейстером гарнизона. Да, в любой другой день! Но только не сегодня, нет, не сегодня. Орать, ругаться, требовать, когда эта мерзкая головная боль с каждым шагом всё глубже и глубже запускает свои щупальца в мозг, — себе дороже.

Зацепившись за край чуть выступающей напольной плиты, он утратил равновесие и неловко взмахнул руками, пытаясь удержаться на ногах. Левая рука от резкого движения врезалась в стену, занавешенную поблёкшей шпалерой, ладонь, сжимавшая атласный мешочек, доверху наполненный информационными кристаллами-накопителями, разжалась. Выпрямившись и поборов приступ дурноты от резко обострившейся мигрени, Горгид, не скрывая раздражения, выругался в полный голос — чего он, конечно, никогда не позволил бы себе при других обстоятельствах. Заодно он пожелал работникам, небрежно подогнавшим новую плиту, а также и их близким, дальним и предполагаемым родственникам — всевозможных бед и несчастий вплоть до пятнадцатого колена.

Нет, день не задался с самого начала! Да собственно, и ночь была на редкость, просто до неприличия мерзкая. Засыпать и просыпаться от полуосознанных, невнятных — и оттого ещё более пугающих — кошмаров; обливаться холодным потом, дрожать от холода и изнывать от жары; метаться по взмокшим простыням, вскакивать от собственного крика — определённо, не самая лучшая ночь в его жизни! Но самое пугающее — предчувствия! Предчувствия надвигающегося…

Осторожно, стараясь не усилить и без того жуткую боль, Горгид, тихонько согнулся и подобрал с пола злополучный мешок, мысленно благодаря Поле за то, что проклятые хроникёры не рассыпались и ему не надо ползать на четвереньках, собирая их обратно. Выпрямившись, он продолжил свой путь, на этот раз старательно глядя под ноги.

У дверей, ведущих в покои Верховного Патриарха, он ненадолго задержался. Пара стражей, охранявших двери снаружи, проигнорировали его и не открыли створы, как было положено. Они просто тупо пялились в пространство невидящими глазами и, казалось, намеренно не замечают секретаря. Подобного Горгид уже попросту не смог стерпеть, и его бешеный крик прокатился по гулким коридором. Отпихнув моргающего, будто спросонья, неповоротливого стража, сподобившегося, наконец, отворить створы, он ворвался внутрь задрапированного алыми тканями покоя и направился к рабочему кабинету патриарха. Несколько раз свернув, Горгид оказался у украшенных тончайшей резьбой и позолотой дверей. Легонько постучав и не дожидаясь ответа, он потянул на себя ручку, исполненную в форме дельфина, и вступил в чуть освещённую бледным пасмурным рассветом комнату.

— От Джайрека прибыло новое сообщение — ничего важного. Он просит уточнить, на какое количество наших войск может рассчитывать в случае нападения Дельфуса, — уткнувшись в мешочек с хроникёрами и не глядя по сторонам, приступил к докладу Горгид. Никаких церемоний. Никаких приветствий. Они с Аороном провели бок о бок не один десяток лет, виделись помногу раз на дню и давным-давно отбросили за ненадобностью всякие формальности. Тем более — наедине!

— От наблюдателей у Карркса донесений пока нет, но и времени прошло немного — подождём. Ещё из срочного: доставлен запрос Гроссмейстера Ванта (это в Чёрных Холмах) он просит на треть увеличить поставку материалов для «хельмов» — бессмыслица, по-моему, в Черных Холмах сейчас тихо и спокойно, уже несколько лет не было серьезных столкновений, так что ему они без надобности…

— Горгид…

Вздрогнув от неожиданности — до того тихим, бесплотным был окликнувший его голос, секретарь поднял глаза и посмотрел прямо на патриарха.

Злополучный мешочек вновь шлепнулся на пол, рассыпав по пёстрому ковру множество накопителей, но Горгид даже не заметил этого. Головную боль, от которой он так тяжко страдал, сняло как рукой. В кабинете царил непредставимый беспорядок: книги были сброшены с многочисленных полок, повсюду валялись листы бумаги и кристаллы-накопители, центр ковра был оторван, а пол под ним изуродован какими-то мерзкими каракулями. Но не это больше всего потрясло шпиона. Пепельные, кривящиеся губы, бегающие — точно у затравленного зверя — глаза, дрожащие ладони, нервно сжимающие подлокотники кресла — таким предстал перед ним его повелитель и друг. Ни разу за минувшие годы, проведённые вместе, не доводилось Горгиду видеть своего господина в подобном состоянии. Всякое бывало, и такое — о чём и вспоминать-то жутко, но никогда Аорон де Брасс-Тэрин не позволял людям узреть собственных переживаний!

— Что?.. — Горгид не узнал собственного голоса, писклявого, точно у испуганного мальчонки.

Внезапно неизвестно отчего секретарь со всей ясностью припомнил тот день, когда их с Аороном пути впервые пересеклись. Откуда-то издалека вновь повеяло дымом пожарищ, снова раздался лязг стали и противный воющий треск пульсаров, опять в небо устремились крики тех…


Больше восьми десятков лет назад юный младший сержанта, хранивший покой одного из далёких приграничных городов на востоке, вынес из полыхающего дома мальчика-сироту — единственного выжившего из всего поселения. Мальчик рыдал, вырывался и проклинал своего спасителя: ведь там, в доме, осыпались прахом единственные родные ему во всём свете люди. Он кричал и рвался к ним, но сильные руки крепко держали его, а тихий, чуть хрипящий голос говорил бессмысленные, но такие важные слова, он успокаивал. Когда схлынула первая, нестерпимая боль от потери, мальчик пришел к своему спасителю. Он не благодарил его. Нет! Он пришел и решительно потребовал, чтобы те, кто разрушил его жизнь, сполна заплатили за грехи. И они заплатили. О, как они заплатили! Три десятка дней небольшой отряд пограничников маялся в лесной глухомани, прежде чем настиг группу «Чёрных братьев», устроивших погром. Как же они кричали! Мальчик сам подносил факел к их кострам и слышал, впитывал их бесконечные вопли. А когда умер последний из нелюдей, мальчик опустился на землю у его погребального костра и тихонько заплакал. Он хотел умереть. Отправиться на встречу с родными. Он бы всё отдал за один благословенный удар ножа. Но те же самые руки, что отняли его у смерти, вновь подняли его, поддержали, направили. И тогда мальчик поклялся, поклялся своей душой, своей жизнью, что всегда будет верен человеку, отомстившему за его род, за его поруганное детство и несостоявшуюся жизнь. Того мальчика звали Горгид. А молодого гроссмейстера — Аорон, тогда ещё просто — Терин!


— Первое, — пепельные губы с трудом выталкивали слова. — Старый туннель под крепостью! От него к вечеру не должно остаться даже камня. Второе: стражи в цитадели вообще-то не должны ничего помнить о событиях этой ночи, но на всякий случай распорядись, чтобы всех, — ВСЕХ! — кто сегодня нёс службу в самом замке, разослали по гарнизонам. Но только тихо, без лишнего шума, никто не должен заподозрить неладного. Да, ещё, все они должны быть разосланы по разным гарнизонам…

Патриарх нервно забарабанил кончиками пальцев по подлокотникам.

— И третье… третье, — он внезапно поднял устало клонившуюся голову и пронзительно уставился Горгиду в глаза. — Вот что ты должен будешь сделать, мой друг. Слушай внимательно! Слушай и запоминай…

Загрузка...