Дом Зеора

Глава двенадцатая В плену

Следующие три для Валлероя и Клида превратились в кошмар. Валлерой большую часть времени с трудом воспринимал окружающее. Но несколько происшествий он помнил с необыкновенной четкостью, и впоследствии эти воспоминания его постоянно преследовали.

Когда они пришли к месту сбора, предводитель отряда передал их своему командиру, который руководил всей операцией по погребению мертвых. Валлерой заметил, что в этой армии нет внешнего блеска и муштры, но дисциплина была очень прочная; такого он раньше нигде не видел.

Как только они оказались на месте, им дали еду и питье — лучшего они не видели уже много дней. Не обращая внимания на тяжелые цепи, Валлерой занялся едой, но тут заметил, что Клид наблюдает за ним. Он огляделся и увидел, что на него смотрят все саймы. Он осторожно провел ложкой по тарелке, краем глаза наблюдая за их реакцией. Нет, пища не ядовитая. Но большая ее часть предназначена только для саймов. Он стал есть с аппетитом, но только то, что было ему знакомо.

Не успел он кончить, как группа Рунзи привела в лагерь нового пленника. Это была та самая девушка, которая пряталась с ними. Она была в таком истерическом состоянии, что даже не узнала их. Но Валлероя поразила не кричащая и сопротивляющаяся девушка. И не то, как она умерла. Поразила его реакция Клида на все это.

Девушку втолкнули на арену между двумя пленниками. Плащ и платье с нее сорвали, оставив на холоде почти голой. К ней подошел предводитель Рунзи и осмотрел; очевидно, он определял напряженность ее поля. Потом осмотрел своих людей, выбрал того, у кого потребность была наиболее сильной, и подтолкнул к нему девушку — предводитель пиратов, делящий добычу.

Не в силах оторваться от зрелища, испытывая одновременно отвращение, Валлерой следил за происходящим, но в то же время наблюдал и за Клидом. И выражение лица проводника поразило его. Клид превратился в бесстрастного ученого, наблюдающего за опытом. Он стал врачом, следящим за вскрытием. Актером, смотрящим представление, оценивающим артистическое мастерство, но эмоционально абсолютно не вовлеченным. Ни следа волнения человека, наблюдающего за убийством.

Все кончилось в несколько секунд. Когда сайм приблизился к ней, истерика девушки достигла максимума. Валлерой видел синяки на ее теле: ее явно били. Он мрачно подумал, что, вероятно, ее и изнасиловали. Сайм схватил ее, все мышцы его напряглись. Глаза девушки закатились. Валлерой подумал, что она симулирует беспамятство, чтобы не дать сайму среагировать на ее страх. Но джанкт что—то сделал с ее головой. Она снова начала биться, дико и отчаянно. И в это мгновение хищник напал. Лихорадочные движения девушки не давали ему возможности вступить в контакт губами. Пятым пунктом контакта стала щека девушки. Результат был тем же. Мгновенная смерть и трупная неподвижность тела.

Убийца небрежно поднял груду мертвой плоти в обрывках одежды, такой маленький узелок, и понес к общей могиле, которую уже начали закапывать.

Валлерой никогда не мог забыть это зрелище: убийца, избавляющийся от не имеющего никакого значения мусора. Но еще хуже было лицо проводника. Выражение этого лица не вызывало желания отомстить. Это не было предательством, за которое суд может приговорить к казни. Хуже всего было крушение иллюзий; в только что обретенных идеях Валлероя воцарился хаос.

Мысли его мешались; он вспоминал прекрасную картину, которая только—только начинала для него иметь смысл. Союз саймов и дженов? Абсолютно невозможно. Общины, объединившиеся под руководством Тектона и остановившие Зелеродов Рок? К чему стараться? Гордость за свое место товарища проводника? Отвратительная мысль. Ему хотелось заплакать. Затошнило. Он хотел бы перерезать себе горло.

Но вместо этого он шел. Шел в цепях за телегой, в которую были впряжены лошади. В нескольких шагах за ним еще пара лошадей, телега, а за ней Клид, тоже в цепях.

Одежда Валлероя пропылилась. Он свирепо радовался, что пыль скрыла цвет Зеора. Ему хотелось сорвать эту форму и закопать ее. Распухшая лодыжка страшно болела. Но он радовался этой боли, потому что она позволяла избавиться от зуда: ему все казалось, что проводник смотрит ему в спину.

В поисках забвения он позволил себе погрузиться в отчаяние. Он даже не пытался сосредоточить на чем—нибудь взгляд. Когда останавливались для еды, он не притрагивался к пище. После нескольких таких случаев к нему приходил сайм и заталкивал пищу в рот. Валлерой жевал и глотал: у него не было сил сопротивляться. И ему было все равно, что его могут отравить.

Они свернули на мощенную бревнами дорогу, которая углублялась в лес из вечнозеленых ароматных деревьев. Ночи стали холодней, но одинокому джену всегда предоставляли место у самого костра. Он даже не заметил, что на него непосредственно не направлены никакие садистские действия. И его не интересовало, что делают с проводником.

На третье утро они увидели поворот старой дороги, которая, как подумал Валлерой, была построена еще Древними. И сразу оказались в главном лагере рейдеров Рунзи. Справа и немного к западу Валлерой увидел проход Ханраан. Между ними и проходом тянулась глубокая, величественная, вечнозеленая долина, и ее пересекала старая вьющаяся дорога; она виднелась в зелени лишь кусочками. Слева, на большой ровной площадке у основания высокого утеса, располагался лагерь.

Впервые со времени смерти девушки Валлерой обратил внимание на окружающее. Он с усилием сосредоточил взгляд. Они входили в лагерь под аркой, на которой были изображены символы Рунзи. Перед ними до самого утеса тянулись два ряда временных сооружений. Очевидно, это казармы. Слева конюшни и административный комплекс; они тоже размещены во временных сооружениях. Справа — ряд за рядом зловещих клеток, все пустые.

Весь лагерь выглядел покинутым. Насколько мог видеть Валлерой, в клетках не было дженов, а в конюшнях — совсем немного лошадей. Из одного здания поднимался столб дыма: очевидно, это кухня. И это единственный видимый признак жизни. Валлерой подсчитал, что вместе с теми саймами, что прибыли с ними, в лагере не больше ста обитателей, в то время как рассчитан он на восемьсот плюс столько же пленников.

Когда они проходили под аркой, два стражника пересчитали их и что—то записали. Через несколько секунд колонна рассыпалась, каждый знал свое дело и выполнял его быстро и эффективно. Двоих пленных передали новым стражникам, которые провели их в пронумерованные клетки, как тащат мешки в картошкой в погреб. Им не дали ни малейшей возможности попытаться сбежать.

Валлерой вынужден был согласиться, что с ними обращаются лучше, чем джены с пленными саймами. Поскольку сайм — самое опасное животное на земле, джены при любой возможности старались его лишить сил. Пленных саймов всегда держали в тяжелых цепях, и теперь Валлерой понимал, какую боль должны были причинять эти цепи, особенно латералям. Саймов не кормили и не поили. И непрерывно допрашивали, пока пленники не умирали — иногда от истощения. Но чаще в отчаянных попытках сбежать.

У пленных дженов не было ничего, что могло бы угрожать их пленителям. Тем не менее саймы всегда оставались бдительны. Неудивительно, думал Валлерой, что не бывает беглых пленников дженов, которые смогли бы рассказать что—нибудь.

Именно эта загадка невозвращения придавала такой ореол ужаса рейдерским загонам. Действительность оказалась не так плоха. И по—своему была вполне разумна. Профессионалы берегли ценный скот. И старались не повредить его до продажи.

Сами клетки представляли собой прямоугольные коробки, разделенные на шесть отделений каждая тремя тройными рядами прутьев вдоль длинной оси и двумя тройными рядами вдоль короткой. Внешние стены клеток представляли собой двойные ряды прутьев, причем один ряд сдвинут по отношению к другому на шесть дюймов, так что пространства между прутьями почти не оставалось.

Крыша и пол из сплошного металла. Все это сооружение покоится на приземистых ножках, снабженных колесами, и больше всего напоминает цирковой фургон.

Прислонив к стене клетки лестницу, охранники по одному заставили пленников подняться. Передний охранник пользовался большой связкой ключей, у каждого из которых был ярлычок с номером. Ключом он открыл люк в крыше одной из клеток. Два остальных опустили в люк Валлероя. И выпустили его. С высоты трех футов он упал на холодный металлический пол и лежал, ошеломленный падением; волны боли от вывихнутой лодыжки расходились по всему телу.

К тому времени как Валлерой пришел в себя, Клида поместили в соседнюю клетку, и все, кроме последнего охранника, ушли, предварительно натянув на наружные стены клеток прозрачную пленку. Вскоре через решетки в полу начал поступать теплый воздух. Валлерой сел, растирая лодыжку, и осмотрелся.

Внутренность клетки унылая, но чистая. Три сдвинутых относительно друг друга ряда прутьев, отделяющие одно отделение от другого, почти создавали впечатление уединенности, в то же время не напоминая одиночное заключение. Между рядами прутьев восемь дюймов. А прутья посажены так близко друг к другу, что в щель пройдет разве что детская рука. Обитатели соседних отделений никак не могли объединить усилия для побега.

— Хью! Идите сюда.

Шепот сайма царапнул нервы Валлероя. Ему хотелось отодвинуться в самый далекий край клетки. Но прежде чем он успел пошевелиться, Клид спросил:

— Это Эйша?

Это заставило Валлероя вскочить. Он совсем забыл, что Эйша должна быть где—то здесь в лагере. Он подошел к стене и увидел, что проводник смотрит в клетку справа от него. Закрыв один глаз и переместившись немного направо, потом налево, Валлерой смог заглянуть в клетку, у которой с его был общий угол. Однако этого оказалось достаточно. Загорелый лоб, прямой нос, знакомые брови — не узнать все это невозможно. По соседству действительно была Эйша Рауф.

Но она лежала словно без сознания — лишенной костей грудой на полу. Они наконец нашли ее, но ничего хорошего это им не дало.

— Она мертва! — прошептал Валлерой, вопреки своему нежеланию разговаривать с проводником.

— Нет, она жива, но ее опоили. Проснувшись, она испугается меня, и рейдеры соберутся, чтобы насладиться зрелищем позора проводника.

— Она слишком умна для этого. Вы не можете до нее добраться, и вы тоже пленник. Если они ожидают этого, их ждет разочарование.

— Я не уверен в этом. Я всего лишь человек. Вы рядом, но в недосягаемости, и в таких условиях я могу до темноты сорваться.

— Я смогу наслаждаться зрелищем вашей смерти, как вы наслаждались убийством бедной девочки.

— Никто не убивал девочку. Она совершила самоубийство.

— Ну, конечно. Играйте словами. Искажайте их смысл. Мне все равно, как вы это назовете. Я видел выражение вашего лица!

— И что вы увидели на моем лице?

— Любопытство. Интерес. Холодный расчетливый зритель… в цирке!

Валлерой дрожал от отвращения жалости к себе.

— «Любопытство», «интерес», «расчетливость»… Я признаю все это… но. Никогда. Разница между вами и мной в том, что я руковожу войной, а вы от нее спасаетесь. Любой полководец знает, что для достижения победы приходится мириться со смертью отдельных солдат. Как бы ему ни хотелось, он не сможет, добиваясь своей цели, одновременно уберечь от смерти всех. Беглец думает только о себе и должен пользоваться любыми средствами для выживания. И та и другая роль незавидны.

Проводник с невыразимой усталостью опустился на пол и сидел, прислонившись к стенке, похожий на сломанную игрушку.

Валлерой молчал. Снова мир его распадался на куски. Он научился верить Клиду. Потом научился ненавидеть его. Теперь он думал, а не себя ли самого ему нужно ненавидеть? Он солдат. Он знает, что такое война и какие на ней бывают приказы. Он сказал:

— Но она была еще ребенком…

— Она была солдатом самой трудной войны, какую приходилось вести человечеству. И когда война кончится, моя семья и все мы будем помнить ее и почитать… вечно. Обещаю это.

Вопреки его воле, идеалистическая мечта Клида снова захватила Валлероя. И хуже всего было новое понимание того, что будет значить для борьбы с Зелеродовым Роком смерть Клида. К Валлерою вернулось желание жить.

— Хью, разве вы не понимаете? Я не мог позволить, чтобы она умерла напрасно. Мне нужно было как можно больше узнать.

— Узнать? Что? Что саймы убивают дженов?

— Нет. Почему саймы «убивают»? Если бы я знал, что так привлекает джанктов к убийству, может, сумел бы создавать для них такое качество. И тогда саймам легче было бы решиться на разъединение. Может, когда—нибудь мы так хорошо постигнем эту технику, что приятней будет отправиться к проводнику, чем убить.

Опять эти картины будущего. Валлерой сопротивлялся усилиям собственного воображения.

— Неважно. Вас все равно будут считать извращенцем.

— Извращение — это риск. Но если для большинства нормальных людей извращение становится дешевым, выгодным и эмоционально удовлетворяющим, оно становится распространенным настолько, что считается нормой. Можете представить себе, каким будет мир, в котором убийство является извращением?

— И вы могли все это узнать, наблюдая за убийством?

— Это редкая для меня возможность. Я узнал бы гораздо больше, если бы мне позволили наблюдать с близкого расстояния. Но я был в неподходящем для этого состоянии. А сейчас мое состояние еще ухудшилось.

Глядя на проводника новыми глазами, Валлерой заметил истощенное, в глубоких морщинах лицо, полные отчаяния ввалившиеся глаза.

— Я не замечал, что они делают с вами.

Клид пожал плечами.

— Со мной они обращались достаточно хорошо. Если бы они в пути довели меня до отчаяния, я мог бы причинить им немало ущерба, прежде чем меня убили бы. Но они делали все возможные усилия, чтобы продемонстрировать, как хорошо они заботятся о вас. Много раз обещая мне, что я получу вас, как только мы прибудем, они подавляли мое отчаяние. Стандартная техника.

— Они обещали, что мы…

— О, да. Но я в это не верил. И оказался прав. Разве вы не видите, что они делают?

— Помещают нас рядом, но недостаточно близко, чтобы коснуться? Мое поле должно сводить вас с ума.

— И сводит. — Легкая нежность подчеркнула силу испытываемой эмоции сильней, чем любое проявление боли. — Они придут любоваться зрелищем.

— Как долго?..

— Не знаю. Я уже испытываю сильную потребность, но резервов селина мне может хватить на несколько дней. Перед смертью я потеряю контроль. Вам приходилось видеть истощение?

— Раз или два. Когда я служил в армии. Пленники.

— Обычные саймы. Ужасно, но быстро. Это… не будет таким быстрым.

Валлерою дни агонии, которые ему приходилось наблюдать, не казались быстрыми. Его разжаловали за то, что он застрелил второго сайма, которого они захватили.

— Может, произойдет что—нибудь в нашу пользу. Нам как раз не помешает удача.

— Кто же теперь поддается надежде?

Валлерой рассмеялся, но смех был невеселый.

— Виноват, командир. Сэр. Я хотел бы вернуться в строй, сэр.

Вопреки растущему внутреннему напряжению Клид улыбнулся.

— В этой армии, назтер, вы офицер, наделенный особыми полномочиями. Товарищи — наши элитные войска и наше тайное оружие.

От такого легкого прощения у Валлероя загорелись уши. Казалось, его всегда ждали, а он отвергал то, что больше всего хотел: жить ради чего—то большего, чем его собственная маленькая жизнь… чего—то такого, что имеет смысл.

Вскоре охранник сменился и принесли еду. В центре внешней стены скользнула в сторону часть пола, под ней обнаружилось углубление. Внутри Валлерой увидел закрытый ночной горшок, от которого сильно пахло дезинфекцией, и деревянную тарелку, полную горячей еды. Чашка и ложка тоже деревянные и чуть отдают дезинфекцией. Но еда хороша, а горшок вообще необходим.

Закончив, Валлерой поместил деревянную посуду в углубление и принялся ждать. Невозможно создать клетку, из которой нельзя было бы бежать. И он твердо решил найти слабое место в этой клетке. Это слабое место не прутья. Они прочно закреплены в полу и потолке, и на их поверхности ни следа ржавчины. Валлерой не знал, как саймы этого добиваются, но это не казалось важным. Если невозможно вырваться, нужно все равно искать способ выйти.

А это означало — обращать внимание на все, какой бы тривиальной ни казалась любая мелочь. Валлерой заметил, что Клиду дали только хлеб и воду. Значит, не видят необходимости кормить сайма в состоянии потребности. Клид с ними был согласен. Он отпил немного воды и даже не коснулся хлеба. Для Валлероя это означало, что Клид будет слишком слаб, когда у них появится возможность бежать. Придется как—то раздобыть лошадей.

Позже в тот же день его терпение оправдалось. Он внимательно наблюдал смену охранников. Новый охранник с помощью ключа каким—то образом закрыл углубление в полу. Затем открыл часть боковой стены и извлек посуду. Теперь Валлерой знал, как работает это устройство, но ближе к бегству не стал. Очевидно, открыть обе дверцы одновременно невозможно. Он сможет это проверить, заклинив свою дверь в следующий раз. Он решил попробовать.

Остаток дня он провел, изучая крышку люка и прозрачные полотнища — очень похожие на те, что использовали дети в теплицах. Полотнища свертывались, поднимаясь, и опускались, как жалюзи на окнах.

На дне было забранное решеткой отверстие, через которое поступало тепло; такое же отверстие находилось вверху. Теплый воздух делал обстановку в клетках если не приятной, то по крайней мере здоровой.

Сама клетка достаточно велика, чтобы можно было упражняться. Вскарабкаться по прутьям невозможно. Они настолько близки друг к другу, что не пройдет даже нога ребенка, а поверхность такая гладкая и отполированная, что руки скользят. Но даже если пленник умудриться забраться наверх, все равно до люка в центре клетки не менее четырех футов.

К тому же на крышке клеток стоит охранник. Даже в туманную ночь всякий беглец обязательно столкнется с ним. Для сайма ощущение поля селина так же реально, как зрение. Клид, будь он в хорошей форме, справился бы с охранником. Но проводник весь день пролежал в углу клетки с открытыми глазами, дышал с напряженной регулярностью. Он словно вел невидимую, но решающую битву в войне. Побег не имеет смысла, если не удастся вернуть Клида в Зеор, а Эйшу Стэйси.

За обедом Валлерой понял, что единственный способ выйти из клетки — вынудить рейдеров вывести его оттуда. В тот момент, как эта мысль пришла ему в голову, она показалась очень разумной, но когда он попытался придумать способ ее осуществления, выяснилось, что у него нет никаких аргументов, чтобы убедить врагов.

Если он заболеет, они, вероятно, просто оставят его умирать. Товарищи не подходят для хорошего убийства, а его смерть, вероятно, создаст любопытное зрелище в клетке Клида… так что они ничего не потеряют, если оставят его умирать. Разговаривать с охранниками он не может, потому что для них он животное или извращенец.

Он в четвертый раз перебирал инвентарь приемов бегства, когда в воздухе разнесся пронзительный вопль, заставивший его броситься в угол клетки, общий с клеткой Эйши. Несмотря на то, что Клид весь день провел в полузабытье, он оказался там первым и, стиснув руками прутья, смотрел широко раскрытыми глазами.

Валлерой с ужасом смотрел, как решительная и храбрая девушка, которую он любил, жалась в угол своей клетки, как животное. Она дрожала от ужаса, из углов ее рта капала слюна, глаза выпучились. И она кричала, кричала так, что вскоре совсем потеряла голос и перешла на шепот. И продолжала кричать… словно совсем обезумела.

— Эйша! — снова и снова окликал ее Валлерой, но его слова не производили на девушку никакого впечатления, только, может быть, усиливали ее страх. Не понимая, что с ней происходит, Валлерой повернулся к проводнику.

Клид тоже дрожал, по его изрезанному глубокими морщинами лицу текли ручейки пота. Но он сумел собраться настолько, что придвинулся к Валлерою.

— Идите… сюда. — Сам прополз вдоль стены из прутьев, пока они не оказались напротив друг друга. Дрожа от усилий, Клид опустился на пол. — Этот страх! Помогите мне, назтер. Помогите мне.

Валлерой попытался просунуть руку меж прутьев, но запястье застряло.

— Я бы хотел, сектуиб. Но не могу дотянуться до вас. И не понимаю, что делает ее такой. Не знаю, как это прекратить.

Под действием эмоционального гнева Валлероя дрожь Клида стихла, но поле джена стало для проводника новым источником пытки. Закрыв глаза, Клид опустил голову на колени и сказал:

— Ее опоили. Я слышал об этом, но не верил, что так делают. Вызванный наркотиками страх служит приправой к убийству. Соответствует характеру Энди.

Валлерой ошеломленно покачал головой.

— Каждый раз как я решу, что саймы почти люди, открывается какой—то новый ужас, хуже любых суеверий.

— Это новое даже для меня. Думаю, она получила слишком сильную дозу, и теперь приходится ее успокаивать, дожидаясь, пока действие наркотика хоть частично пройдет.

— Еще не прошло. Она боится собственной тени. Может умереть от сердечного приступа.

Словно по подсказке, к дальней стене клеток направились несколько охранников. Трое поднялись наверх. Мгновение спустя двое из них спрыгнули в клетку Эйши и надели ей на лицо маску для дыхания. К этой маске был подсоединен цилиндр пурпурного цвета. Валлерой слышал, как зашипел газ. Несколько минут спустя Эйша снова потеряла сознание.

Оба охранника повернулись и подпрыгнули, ухватившись за края люка. Каждый подтянулся так легко, словно поднимался по лестнице. Затем крышку люка захлопнули. Наряд ушел, оглядываясь на Клида. Выражение их лиц Валлерой мог описать только словами «радостное предчувствие». Садисты с нетерпением ждали удовольствия.

Когда они ушли, Клид вытер лицо плащом и задышал немного легче.

— Сектуиб, вы можете это сделать?

— Что?

— Выпрыгнуть из клетки.

— Если дверь не закрыта снаружи, конечно. Даже ускорения не потребуется. Но пока я не умру, дверь не откроют.

— Если будет возможность, я ее открою.

Валлерой всмотрелся сквозь решетку в часть лица Валлероя, которая была ему видна.

— А мне казалось, что это я начинаю бредить. Вам лучше поспать.

Клид с трудом встал и отошел в дальний угол, где снова сел.

Валлерой радовался тому, что его партнер продолжает бороться. Но невозможно сказать, когда он сдастся. Чтобы уменьшить влияние своего поля, он тоже отошел в самый дальний угол и приготовился провести ночь в размышлениях о побеге. Но быстро уснул, несмотря на боль в лодыжке.