Дом Живых. Арка первая: Порт Даль

Глава 9 Творческие планы

— Ой-ой, — сказала Фаль, когда портовые ушли. — Мы с тобой что-то совсем зарвались, подруга. Ладно ты, но я? Пошли-ка отсюда, пока нам ноги не переломали.

— А что, могут? — испугалась Завирушка.

— Ещё как. А то груз на шею — и с пирса… В порту жестокий бизнес.

— Но мы же делали плохо только плохим! А значит, мы делали хорошо! Разве нет?

— Давай обсудим эту этическую коллизию, когда уберёмся отсюда подальше.

На улице их внезапно окликнули знакомым голосом.

— Эй, барышни!

— Рыжий Зад? — обрадовалась Завирушка. — Приятно встретить дружеское… э… лицо.

— Ну, вы и шухер учинили, скажу я вам! Я как про пропадание иллюзий услышал, сразу подумал: «Ага, кажется я знаю одну девицу…»

— Тс-с-с! — осадила его Фаль. — Мы и так чуть не влипли в неприятности.

— А чего вы хотели, вот так развлекаясь в порту? Что вам медаль дадут? Может, и дадут, но она будет чугунная, и любоваться вы ей будете на пути ко дну.

— Всё-всё, мы просто увлеклись. Мы уже уходим, — сказала Завирушка.

— Погодите чуток, сейчас Нюхопёс читать будет, вам стоит это послушать. Вон, уже народ собирается.

Табакси принялся бодро проталкиваться сквозь толпу, таща за руку Завирушку. Фаль вынужденно последовала за ними.

Без иллюзорной деревянной ноги Нюхопёс оказался парень как парень, хотя и не лишённый определённого обаяния.

— Из него бы вышел неплохой актёр, — шепнула Фаль. — Умеет себя держать.

— Др-р-рагоценейшая публика! — закричал Нюхопёс. — Раз уж вы все тут собрались, следующая читка будет про лучший театр города — «Дом Живых». И нет, мне за это не заплатили, просто ребята отожгли как по кустам фаерболом, неплохо подпалив хвосты надутым занудам из городского совета! Так держать, коллеги по сцене! Порт с вами!

«Дом Живых» — это не просто сцена,

это для пафосных эльфов проблема,

это шило в заду богатеев,

которые нас презирают, плебеев!

«Дом живых» — это крутая точка,

там можно выпить без заморочек!

При этом, братцы, смотреть на искусство,

которое про настоящее чувство!

В «Доме Живых» всё настолько честно,

что лицам актёров на сцене есть место.

Крутит критикам весёлую дулю

там резвая гномиха на ходулях!

Там над бушпритом парит Завирушка,

смешная девчонка, но совсем не игрушка!

А если вам нужен кто-то в штанах —

то вот вам Кифри, беглый монах!

Над этим всем царит Мастер Полчек,

который замутит крутой вечерочек,

к полной для Дома Теней конфузии

этот парень не любит иллюзии!

Больше не надо слов пустых —

беги в театр «Дом Живых»!

— Как вам рэпачок, девочки? — спрашивает Рыжий Зад, перекрикивая хлопанье и свист толпы.

— Ух ты! — искренне восхитилась Завирушка. — Про меня впервые говорят со сцены!

— Впечатляет, — признала Фаль. — Но не уверена, что Мастер Полчек обрадуется такой рекламе. Он не слишком любит привлекать к себе внимание.

— Ерунда! — убеждённо сказал табакси. — Реклама — кормилица искусства. Вот увидите, завтра даже новый, расширенный зал будет трещать от публики. Советую вашей дварфихе закупиться элем как следует!

В «Скорлупе» творится полнейший разгром. Стук, грохот, крики, ругань — два усыпанных с ног до головы белой пылью огра с молотами крушат стены.

— Вы точно знаете, что они не несущие? — в панике мечется между ними Пан. — А если на нас сейчас крыша упадёт?

— Остынь, друг! — флегматично отмахивается от него прораб-полурослик в комбинезоне и строительной каске. — Несущие тут молотом даже не поцарапаешь, имперская постройка. Вот здесь, здесь ещё вдарь! — вопит он, убегая в пыльную полутьму.

— Фаль, они ломают наш театр! — жалуется Пан. — Я не знаю, чем это кончится! Мастер Полчек им разрешил, представляешь?

— Обещают, что завтра к нам придёт чуть не весь город, — сообщила гномиха. ― Мы наконец-то прогремели, Пан.

— Серьёзно? Это правда? Так что же ты молчала! Эй, вы, эту стену тоже ломайте! Нам нужно действительно много места! — козёл тоже канул в облаке каменной пыли, откуда периодически выскакивают полуорки с носилками, полными строительного мусора.

— Хорошо бы они закончили до темноты, — вздохнула Фаль. — У нас же сегодня вечеринка, не забыла?

— Ой, и правда, — озадачилась Завирушка. — У меня нет никаких нарядов, ничего? Только эта старая мантия.

— Это неофициальное мероприятие. Но вообще это безобразие, ты больше не в монастыре, подруга, а в большом городе. Девушке тут надо иметь сколько-то одежды.

— У меня совсем нет денег. Если бы меня не кормили в театре…

— Это неправильно! — заявила Фаль. — Пошли к Полчеку.

— Но…

— Никаких «но». Ты в труппе, ты выступаешь, тебе положена доля. А Мастеру не напомнить, так ему и в голову не придёт. Пойдём-пойдём.

Полчек сидит в своём кабинете и вид имеет вполне страдающий.

— Франциско!

— Да, господин.

— Почему так громко?

— Когда ломают стены, господин, бывает громко.

— Почему никто до сих пор не придумал магический глушитель для кувалды?

— Вероятно, потому что проще некоторое время потерпеть, господин.

— Люди совершенно бесчувственны, Франциско. Принеси мне ещё вина.

— Слушаюсь, господин. Но к вам идут Фаль и эта новая девушка.

— Её зовут Завирушка.

— Если бы я запоминал имена всех, кого вы приводите, господин, я бы давно забыл своё собственное. Память не бесконечна.

— Боюсь, Франциско, эту тебе придётся запомнить.

— Мастер Полчек? Можно к вам?

— Заходи, Фаль. И ты заходи тоже.

— Вы нас ждали? — удивилась Завирушка.

— У Франциско превосходный слух. Был, пока не начался этот разгром. Возможно, мы с ним теперь оба оглохнем. Что вы хотели?

— Мастер, — решительно начала Фаль. — Завирушка член труппы?

— Если ей так угодно.

— Ей угодно! — гномиха жестом обрывает пытающуюся что-то сказать девушку.

— В таком случае, я не возражаю, — кивнул Полчек и отхлебнул из бокала.

— Тогда ей положена доля!

— Почему?

— Потому что она есть у всех, кто в театре! У меня, у Кифри, у тройняшек, разумеется, у Пана…

— Правда? — удивился Полчек.

— А вы думали, что мы живём на подаяние?

— Я, признаться, вообще об этом не думал. Финансовыми делами занимается Спичка. Скажи ей, что я не против, если ей зачем-то нужно моё мнение. Кажется, она прекрасно обходится без него.

— Благодарю вас, Мастер Полчек! — сказала Завирушка. — Вы не пожалеете! Я уже научилась управлять своей способностью и теперь могу сбрасывать иллюзии с чего захочу. А с чего не захочу — не сбрасывать!

— Рад слышать, — кивнул драматург. — Кровь всегда берёт своё, а предназначение находит человека. Мы ещё обсудим это, когда обстановка станет менее шумной.

Полчек отвернулся и уставился в книгу, давая понять, что разговор окончен.

— Стажёрская доля, — решила Спичка, — не более.

— Но её роль почти главная! — возразила Фаль.

— Но за неё тащит Пан!

— Она уже выучила слова, правда, подруга?

— Выучила, — подтвердила Завирушка, — но если уважаемая Спичка считает…

— Считаю, — отрезала дварфиха. — Не будем спешить. Она не первая, кто подавал надежды. Стажёрская доля.

— Но… — начинает Фаль, а Завирушка останавливает её, коснувшись плеча.

— Я согласна.

— Зря ты так, — говорит Фаль, когда они идут по коридору. — Ещё немного, и я бы её уболтала.

— Но я правда не уверена в себе. Всего несколько дней назад я была непосвящённой птахой, и вовсе не считаю себя актрисой. Кроме того, — Завирушка потрясла звенящим мешочком, — это больше денег, чем было у меня когда-нибудь. У меня вообще никогда не было ни монетки!

— Тогда это надо немедленно отметить! Пойдём для начала купим тебе какое-нибудь отпадное платье! На вечеринке ты будешь блистать, я обещаю!

Труппа собралась в большом помещении за сценой, где обычно хранится реквизит. По случаю спешного ремонта декорации вынесли, взамен напихав притащенной расторопными грузчиками мебели.

— Это столы для зала? — с сомнением рассматривает их Кифри.

— Вроде как, — ответила Фаль. — Тот ушлый табакси раздобыл где-то по дешёвке. Подозреваю, они то ли краденые, то ли из конфискованной контрабанды. Но выглядит терпимо.

— Выглядит — это ладно, — недовольно пробурчал козёл, — но столы в зале? Кто вообще слышал о таком безобразии? Как они будут слушать, чавкая?

— Ну, в основном, булькая, — уточнила Спичка. — Еду мы в баре не подаём. Кстати, может быть, и зря.

— Вот точно зря! — раздался голос из коридора. — Можно к вам?

— Это вечеринка для своих. Типа тимбилдинга, — недовольно сказал Пан.

— Для своих? Тогда я по адресу, — фыркнул, ничуть не смутившись, Рыжий Зад. — Тут все свои-свои, но я своее всех! Вот увидите, у нас впереди большое совместное будущее.

— И зачем нам сдался рыжий табакси? — шутливо интересуется Фаль.

— Ха! Мы знакомы всего пару дней, и вам уже приходится сносить стены, чтобы вместить желающих! Вот увидите, скоро вам потребуется и здание побольше!

— Больше «Скорлупы» в городе ничего нет, — напомнил Кифри.

— Так ты считаешь это своей заслугой? — возмутился Пан. — Не гениальной пьесы Мастера, не моей режиссуры?

— У вас уже были пьесы и режиссура, но смотрели на это три десятка зануд. Потом появляюсь я — и опа! Аншлаг! Совпадение? Не думаю! Маркетинг и промоушен, промоушен и маркетинг!

— Какой наглый!

— Вы так говорите, как будто это что-то плохое!

— Хватит, хватит, — остужает их дварфиха. — Пусть выпьет с нами. Может, он и не совсем свой, но хотя бы забавный. Слушать ваши унылые препирательства мне давно надоело.

— Итак! — громко объявил Пан. — Наше собрание имеет два повода!

— Один из них — надраться, — задумчиво сказал Кифри. — А второй какой?

— Ладно, три повода! Первый — это…

— Надраться, мы уже поняли, — махнула рукой дварфиха. — Сейчас принесу бочонок.

— Вообще-то, это был третий, — недовольно говорит козёл.

— Просто ты демон и не пьёшь, — логично заметила Фаль.

— Ладно, тогда второй повод — наш, не побоюсь этого слова, триумф! Наконец-то публика поняла величие и серьёзность нашего творчества! Оценила наше искусство! Воздала должное нашему таланту!

— Моему элю она воздала должное, — сказал Спичка, возвращаясь с бочонком. — Тащите кружки! Да свои, не из бара! А то потом не досчитаюсь, знаю я вас…

— У меня нет своей кружки, — пискнула растерянно Завирушка.

— Тебе я принесла. Будет твоя. Береги, а то сопрут. Актёры ― народец ненадёжный… Кстати, отличное платье.

— Правда? Вам нравится?

— Выйди в таком на сцену, и продажи эля взлетят процентов на восемь минимум.

— Вы тоже считаете, что оно слишком… короткое?

— Фаль выбирала? — понимающе кивнула Спичка. — Ну, что тебе сказать? В жару я бы тоже носила что-нибудь выше колена, но мои ноги не берёт бритва. Кроме того, голые коленки плохо сочетаются с бородой.

— Не слушай её, подруга! — тут же заявила Фаль. — Ты отлично выглядишь. О, у тебя теперь есть своя кружка?

— Да, — смущённо показала посудину девушка, — красивая.

— Ха, на ней пьяный пикси! Я думаю, теперь это должен быть твой тотем!

— Я должна была его освободить! В Обществе анонимных пикси-алкоголиков обещали за ним присмотреть.

— А поскольку мы пока не пикси-алкоголики, то давайте выпьем! — провозгласила гномиха. — За третий повод нашей пья… то есть встречи, за новую актрису на нашей сцене! Начинающую, но талантливую! За Завирушку! Имейте в виду, кто её обидит, будет иметь дело со мной!

Дварфиха, не спрашивая согласия, уже наполнила кружку девушки элем, а, поскольку пили за неё, отказаться было как-то неловко…

— Мы будем знамениты, я вас уверяю! — горячится козёл. — Публика осыплет нас деньгами, а Дом Теней будет умолять взять лицензию! А мы будем хохотать и вытирать о них сапоги! То есть копыта, в моём случае. А все эти расфуфыренные попугаи из городских театров, которые даже смотреть в нашу сторону брезговали, будут скромно проситься полюбоваться из коридора на наши репетиции!

— Он не пьёт, — пояснила хихикающая Фаль Завирушке, — но он мой демон и пьянеет вместе со мной. Смотрю на него и думаю, неужели я так надралась?

Вечеринка вошла в ту фазу, когда не считают кружек и говорят, не слушая друг друга, но всем хорошо и весело.

— Не вреден ли коммерческий успех,

для нашего убогого театра,

в котором лишь одно искусство правит,

и не бренчат в карманах куспидаты? — сомневается Шензи.

— Не совратит ли звон монет с дороги,

на коей лишь таланту всё открыто?

Не станем ли мы жертвою невольной,

соблазнов пошлого благополучья? — подхватывает Банзай.

— Не предадим ли мы стези актёрской,

и долга, что внушает нам лишь сцена,

в угоду публике, чьи вкусы непристойны,

и меркантильным денежным мотивам? — заканчивает Шензи.

— Мои сиблинги хотят сказать, — поясняет Эд, — что там, куда приходят деньги, не остаётся места чистому искусству. Однажды нам придётся выбирать между тем, что требует сцена, и тем, что требует публика. И что мы тогда выберем?

— Да бросьте вы, — отмахивается Фаль, — лично я уверена, что сумею совместить деньги с творчеством. У меня, конечно, никогда не было случая проверить, но я готова рискнуть! Пусть публика хотя бы раз осыплет меня деньгами, а не огрызками. Если не понравится, всегда можно всё просрать и вернуться к бедности!

Завирушка в какой-то момент поняла, что совершенно опьянела.

«Это очень увлекательно, — думает она. — Но что здесь делаю я? С чего вдруг вообразила себя актрисой? Откуда у меня взяться таланту? Я всего лишь обладаю способностью разрушать чужие иллюзии, хотя сама не наложу ни одной. Это даже не способность, а антиспособность — разрушать то, что делают другие. Если есть на свете что-то противоположное таланту, это как раз я. Вечна Милосердная, как я здесь вообще оказалась? В этой компании, с элем в кружке, в непристойно коротком платье? Разве такой я представляла себе жизнь? Разве для этого отправляла меня в Корпору настоятельница? Ведь мне оставался всего один шаг до посвящения! Я могла бы стать птахой, не разрушать чужое, а создавать своё! Помогать людям, быть нужной, исполнить свой долг перед теми, кто меня вырастил! Но ведь ещё не поздно? Я не совершила ничего непоправимого. Я могу вернуться к своей настоящей жизни прямо сейчас. Пускай она не такая весёлая, как театр, но зато моя и ничья больше…»

От этой мысли ей стало грустно, и она почти заплакала. Но взяла себя в руки, набралась решимости, поставила кружку на стол, с сожалением посмотрев на смешную картинку с пьяным пикси, и тихонько удалилась. В азарте споров о туманном, но, несомненно, величественном будущем театра её ухода никто не заметил.

В комнате она не удержалась, в последний раз полюбовалась на себя в зеркало — платье, выбранное Фаль, ей действительно очень идёт. Девушка сказала себе: «Это неправильно!» ― и решительно сняла обновку. Натянув старую мантию, она как будто обрела с ней и былую уверенность.

'Господин Полчек! — написала она аккуратным почерком на листе желтоватой бумаги. — Вы очень многое для меня сделали, и я очень вам благодарна. Но всё же я считаю себя обязанной следовать по пути своего долга, а не полагаться на вашу благосклонность впредь. Моя судьба — посвящение и служба Вечне Нашёптанной. Я лишь следую её велению.

Не сердитесь на меня и простите.

Искренне сожалеющая,

Завирушка'.

Перечитав письмо, девушка уронила на него ещё пару пьяных слез, но затем, открыв тугую створку присохшей рамы окна, выбралась на улицу и канула в ночном городе.

— Мастер Полчек?

— Фаль, веселитесь без меня, мне надо подумать.

— Мне кажется, Мастер, вам стоит прочитать прямо сейчас. Это адресовано вам.

Фаль протянула драматургу листок бумаги.

— Я увидела, что Завирушка куда-то ушла, сначала решила, что эль дал о себе знать, но потом забеспокоилась, пошла в её комнату…

— Я понял, помолчи, — Полчек отложил записку, подумал и сказал. — Я знаю, куда она могла пойти.

— Мне пойти за ней?

— Не надо. Я сам схожу. Иди, развлекайся.

— Мастер, вы же никому не дадите её обидеть? Она хорошая девочка. Наивная, но хорошая.

— Я разберусь, Фаль, ― сказал Полчек, вставая. — Франциско! Плащ, трость и шляпу! Придётся нанести ночной визит.

— Я поняла, что лишняя там, — жалуется Завирушка. — Они этим живут, сцена для них всё, а я случайный гость. Я и с ними, и не с ними одновременно!

Пробежка по ночной прохладе слегка отрезвила девушку, но её решимость не совсем прошла.

— Твоё сердце умнее тебя, дитя, — сказала Юдала. — Хорошо, что ты пришла ко мне. Мой сын — талантливый манипулятор, он легко внушает людям свои желания под видом их собственных. Это делает его очень сильным драматургом, но, к сожалению, он считает своей сценой всё вокруг, а своими актёрами всех, кто рядом. Он и тебе роль нашёл — спасительницы мира от иллюзий. Но ты не обязана её играть, девочка.

— Но разве это не благое дело, избавление от иллюзий? Сегодня в порту я освободила пикси, просто сбив иллюзии с тех, кто его мучил…

— «Всё яд, и всё лекарство», говорят лекари. Иногда иллюзии используют во зло, но так же во зло используют всё, что создаётся людьми. Если нож становится оружием разбойника, это не значит, что ножи плохие и должны быть уничтожены. Если бы мы даже запретили ножи, то разбойник нашёл бы для своего ремесла что-то другое, а множество людей не знали бы, чем порезать хлеб. Иллюзии делают нашу жизнь проще и легче. Они избавляют нас от страданий, приносимых созерцанием несовершенства мира. Прикрывают то, что нельзя исправить иначе. Тебе это не нужно, но многие девушки, обделённые врождённой миловидностью, теперь не страдают от этого всю жизнь, а носят иллюзию, возвращающую им уверенность в себе и позволяющую найти своё счастье. Пострадавшие в войне не обязаны больше пугать людей шрамами. Некрасивые здания можно не спешить сносить…

Юдала провела рукой по рукаву мантии Завирушки, и её потрёпанная уже на грани приличия одежда стала выглядеть новой.

— Даже в самом практическом смысле иллюзии экономят нам множество сил и ресурсов, девочка. Континент пока не оправился до конца от тёмных лет Смуты — у нас мало ресурсов, не хватает рабочих рук, утрачено много знаний и их носителей. Иллюзии — это бинты на наших ранах. Срывать их — болезненно и опасно.

— Бинты, которые не дают этим ранам зажить! — решительно сказал вошедший без стука Полчек.

— Сын мой…

— Вместо того чтобы сшить новую мантию, построить новый дом, вылечить шрамы, исправить внешность это раз за разом прикрывают иллюзией. Иллюзия дешева, иллюзию можно наложить быстро, иллюзию охотно предоставит в рассрочку Дом Теней. Эта практика не лечит, а убивает! В Порте Даль не найти приличного штукатура, художника, портного, парикмахера, мастера косметической магии. Для них нет работы, ведь Дом Теней раздаёт иллюзии почти даром! Конечно, потом он стребует своё, когда надо будет продлять договор, но ведь это потом! К тому времени у людей уже нет выбора, ведь те, кто оказывает реальные услуги, уже разорились и уехали!

— Я слышала, — осторожно сказала Завирушка, — что косметическая магия не всем по карману. А иллюзию может позволить себе почти любая девушка.

— А ты подумала о том, кто в неё влюбится? Точнее, не в неё, а в того человека, которого нарисовал на ней мастер иллюзий. Вместо того, чтобы найти парня, который честно полюбит её такой, какова она на самом деле, за доброе сердце, весёлый нрав или умение вкусно готовить, она будет мучительно думать: «Что если бы он увидел меня настоящую? Бросил бы или нет?» Счастье нельзя построить на обмане!

— Вы правы, господин Полчкек, — всхлипнула девушка. — И Юдала права. Я совсем запуталась…

— Оставь рассуждения о высоких материях тем, кому больше нечем заняться, дитя, — говорит Юдала. — Следуй своему пути, не давай собой манипулировать ради якобы «высоких» целей. Никому, даже моему сыну.

— Ты, мама, обвиняешь в манипуляциях меня? И у тебя язык поворачивается? А как называется то, чем сейчас занимаешься ты? Почему ты опять за всех решаешь?

— Она пришла ко мне, сын. Не я к ней. И я говорю: дитя! Нет судьбы выше служения нефилиму. Оставь суету ежедневной рутины тем, кто не может большего. Пройди посвящение, стань птахой Вечны Нашёптанной, войди под сень её крыл, обрети спокойствие и целостность. Именно в этом состоит твой долг, и если ты вернёшься на правильный путь, я помогу тебе. Завтра же отправлю в Корпору с моей личной рекомендацией, и орден даст тебе наилучший шанс проявить себя. Ты начнёшь не с самого низа, а со ступени, которая позволит тебе добиться многого.

— Но зачем вам это, госпожа? — жалобно спросила Завирушка. — Что вам всем от меня надо?

— Я хочу спасти тебя от той участи, что уготовил тебе мой сын!

— Она хочет, чтобы ты исчезла, — устало сказал Полчек. — Всё равно куда. Отправить тебя в Корпору просто дешевле, чем нанять убийцу.

— Нанять убийцу? — остолбенела девушка.

— Моя мать умеет поступать решительно, поверь. В крайнем случае она бы и сама справилась. Но зачем пачкать руки или тратиться на наёмника, если на корабль она тебя пристроит за счёт ордена, а в Корпоре тебя и так, скорее всего, убьют?

— Убьют? — жалобно пискнула Завирушка.

— Даже если моя мать не позаботится об этом, сообщив, кто ты такая, ты обязательно себя где-то выдашь. А как только Дом Теней узнает, кто ты, они напомнят о контракте андедам или просто уберут тебя сами.

— Но почему, почему, госпожа Юдала? Скажите, что это неправда!

— Что такое правда, дитя? Ни мой сын, ни я не сказали ни слова лжи, но тебя разрывает от двух несовместимых правд. Потому что часть правды — это уже ложь, а всей правды не знает никто.

— Мама, будучи птахой, по возможности избегает прямой лжи, — мрачно улыбнулся Полчек, — но умеет ловко выстраивать совершенно ложную картину мира из совершенно честных слов.

— Ты унаследовал это в полной мере, — ответила Юдала, — и даже превзошёл меня.

— Но за что вы так со мной, госпожа?

— Ты опасна. Если мой сын не отступится, скорее всего, это приведёт вас к гибели. Лучше бы тебе исчезнуть из Порта Даль и из его жизни. Он не сможет исполнить задуманное, но останется жив. Но не надо приписывать мне злонамеренность — став посвящённой птахой в Корпоре и проявив сугубую осторожность, ты имела бы небольшой шанс остаться незамеченной. Я бы не стала сообщать о тебе, это привлекло бы внимание ко мне и Полчеку. Я собиралась исполнить то, что сказала — дать тебе рекомендации. Они содержали бы указание держать тебя подальше от столиц, но тебе, будем честны, и так не светили главные храмы. Ещё не поздно сделать этот выбор, дитя. Завтра ночью идёт орденской корабль, я без труда устрою тебя на него. Будь осторожна, забудь, кто ты по крови, и получишь шанс прожить незаметную, но достойную жизнь.

— Спасибо за откровенность, мама, — сказал мрачно Полчек. — Однако не яд ли в той бутылочке? Тот самый, из Диаэнкевала, который действует лишь через несколько дней и не оставляет следов? Очень характерная, знаешь ли, бутылочка. Дорогая штука.

— У меня хорошая скидка, — пожала плечами Юдала. — Я лекарь.

— Ты ничего тут не пила? — спросил Полчек Завирушку.

— Нет, я и так много выпила сегодня…

— Это лишь на случай, если бы девочка не согласилась уплыть в Корпору, — заверила Юдала. — Я не могла допустить, чтобы она вернулась к тебе.

— Прости, дитя, — повернулась она к Завирушке, — но мой сын мне важнее, чем ты. Я не могла спокойно смотреть, как он пытается себя угробить во имя никому не нужных идей.

— Никому не нужных, мам?

— Люди привыкли жить так, как живут, Полчек. Не надо пытаться сделать им лучше. И всё же, дитя, — снова обратилась она к Завирушке, — моё предложение остаётся честным и открытым. Соглашайся отправиться в Корпору, и я выполню свою часть сделки.

— И даже яда на дорожку не нальёшь, мам? — усмехнулся драматург.

— Как ты справедливо заметил, он недешёв. А я не убиваю без крайней необходимости.

— Вечна Милосердная! — воскликнула Завирушка. — За что мне это всё!

Девушка горько зарыдала, уронив голову на сложенные на столе руки.

— Я не знаю, не знаю что мне делать! Я никому не нужна, все хотят меня использовать или убить! Или использовать, а потом убить! Может, мне лучше пойти и спрыгнуть с моста? Всем станет лучше, даже, наверное, мне!

— Прекрати эту истерику, — приказал Полчек.

— Ага, вам хорошо говорить! Вы умный, вы талантливый, вы всё знаете! А я маленькая дурочка, и мне та-а-ак плохо!

Полчек вздохнул, закатил глаза, и, под насмешливым взглядом Юдалы, сел рядом с девушкой. Некоторое время смотрел как она рыдает, потом положил руку на плечо.

— Ну-ну, не плачь, — сказал он неуверенно. — Прости, я не умею утешать детей…

Завирушка зарыдала ещё громче, потом развернулась и уткнулась лицом драматургу в грудь, заливая слезами жилет. Он неохотно и осторожно приобнял её и похлопал по спине.

— Ты ещё удочери её, Полчек, — фыркнула Юдала. — Чтобы когда за ней придёт Дебош Пустотелый, он точно не забыл про тебя.

— Отличная идея, — мрачно ответил тот. — Ведь тогда ты станешь её бабушкой, а андедам всё равно, приёмной или нет.

— Тьфу на тебя! Тогда не вздумай.

— Что мне делать, господин Полчек? — спросила Завирушка, поднимая заплаканное лицо.

— Прежде всего, не принимать поспешных решений, — ответил он. — Ты расстроена, ты устала, ты, в конце концов, нетрезва. Не лучшее состояние, чтобы решить, какой будет твоя жизнь. Сейчас мы с тобой вернёмся в «Скорлупу», ты выспишься, а утром мы поговорим об этом снова.