Дом Живых. Арка первая: Порт Даль

Глава 5 Моряк на деревянной ноге

— … А потом эта дура заверещала, как банши, и всё пошло по сатировой флейте, — закончил свой рассказа Пан. — Не знаю, Мастер, этого ли эффекта вы добивались…

— Зачем вы потащили её на сцену?

— Ну, у нас как раз не хватало Мьи, а она как раз оказалась в платье…

— Уйди с глаз моих, — сказал Полчек устало.

— Он нас не убьёт! — заявил козёл труппе, ожидающей его в баре. — Думаю, он это всё специально придумал.

— Зачем? — удивился Кифри. — Зачем Мастеру срывать собственную премьеру?

— Наш Мастер знает, что искусство

пора избавить от иллюзий,

скрывающих актёров лица, — сказал Шензи.

— Ужель не было вам обидно,

что ваш талант преображенья

сокрыт магичеством банальным? — добавил Банзай.

— Не в этом ли сокрыта тайна

великой миссии, которой

наш Мастер издавна привержен? — подытожил Шензи.

— Мои сиблинги хотели сказать, что Мастер Полчек хочет избавить театр от магии иллюзий, — пояснил Эд. — Неужели тебе, Фаль, не обидно, что никто не видит на сцене тебя, а только магию иллюзий твоего демона? Неужели ты не смогла бы сыграть Падпараджу без этого? Сыграть так, чтобы все забыли, что ты гномиха на ходулях, и видели только сценический образ?

— Но театр всегда строился на иллюзиях!

— Не всегда, — заметила Спичка, подсчитывающая выручку за стойкой, — только с тех пор, как все театры континента обязали получать лицензии Дома Теней. Это они ввели канон, обязывающий, в том числе, к использованию магии иллюзий.

— Ну да, — кивнул рогатой башкой Пан. — Магия иллюзий — ключевая Марка Дома Теней. Через неё они контролируют всю сферу развлечений. Хочешь использовать — плати. Не хочешь — лицензии тебе не видать. А без лицензии можно только любительские постановки с бесплатными билетами.

— О, так наш Мастер… — начала Фаль.

— … Вовсе не филантроп, — басовито засмеялась Спичка. — Просто он не любит Дом Теней и не хочет им платить.

— Получается, если ему удастся продвинуть идею «театра без иллюзий»…

— Да, Фаль, карманы Дома Теней могут изрядно похудеть. И они не будут счастливы, поверь.

— Наш Мастер — великий человек! — сказал Кифри убеждённо. — Я всегда знал, что он хочет сделать Альвирах лучше.

— Во всяком случае, — хмыкнула в бороду дварфиха, — он сделал нам отличную кассу. Вы бы видели, что тут творилось после премьеры!

— Нас проклинали? — мрачно спросил Пан.

— Не без того, — кивнула барменша, — но какие были споры! Когда свет зажёгся, театралы собрались у стойки и давай орать друг на друга! «Полчек просто издевается!» «Полчек перешёл черту!» «Нет, Полчек опередил время!» «Полчек устроил гениальный перфоманс!» «Полчек сорвал иллюзии, скрывающие прогнившую суть театра…»

— Кстати, о прогнившей сути, — раздался строгий голос из коридора.

— Мастер, вы здесь? — засуетился козёл. — А мы тут…

— Я не мог не отметить, — сказал сурово драматург, — что, когда иллюзии исчезли, наш занавес оказался вовсе не так свеж, как мне представлялось. И стулья в зале оказались весьма не новы. Что же касается стен и потолка атриума, они выглядят просто угрожающе. Однажды обвалившаяся с них штукатурка погребёт кого-нибудь внизу. Хорошо, если вас, а если зрителей? Также хотелось бы обратить ваше внимание на состояние фасада. В этой стадии разложения он может посрамить физиономию матёрого андеда. Я неоднократно давал распоряжения выделить из доходов театра сумму на ремонт, замену занавеса и сценического гардероба, но вы, как я смотрю, предпочли обойтись бесплатной магией иллюзий…

— Выделить сумму из чего? — перебила его Спичка.

Полчек повернулся к ней и вопросительно поднял брови.

— Давай отойдём, — предложила дварфиха. — Нам, кажется, есть что обсудить.

В кабинете Спичка непринуждённо развалилась в кресле, натужно заскрипевшем под её могучей фигурой. Полчек встал перед ней с лицом строгим и требовательным, но дварфиху это ничуть не смутило.

— Мальчик мой… — начала она.

— Я не мальчик и не твой, — раздражённо перебил её драматург. — Я владелец этого театра.

— Полчек, ты владелец финансовой дыры в моём кармане. Не надо делать страшные глаза и шевелить бровями. На ту, кто менял тебе пелёнки, это не подействует. Вспомни, кто тебя растил, пока твоя мать предавалась душевным терзаниям и проматывала остатки состояния Дома Кай в сомнительных инвестициях?

— Я помню, что ты была моей няней, Спичка, и я благодарен тебе за всё, что ты сделала для Дома. Но…

— Нет уж, дослушай, мальчик мой. Я долго молчала, но когда-то же надо макнуть тебя головой в реальность? Ты можешь сколько угодно корчить из себя демиурга Дома, но скажи правду хотя бы сам себе. Фактически Дома Кай нет уже третье поколение. А после того, как твоя мать отказалась от имени и подалась в птахи, его нет и формально.

— Я не простил ей этого.

— Прекрати, она спасла вам жизнь. Уж как смогла и сумела. Нельзя было вечно скитаться с мишенью на спине. Нет Дома — нет претензий. Может быть, это не идеальное решение, но она была одинокой, всеми брошенной вдовой с ребёнком, за которой охотился самый сильный Дом Альвираха. Не суди её строго, она просто устала бояться.

— Не лезь в это, Спичка.

— Я не лезу. Но напоминаю, что ты просто Полчек, а не Полчек Кай, даже если тебе нравится так представляться.

— Пока я жив, Дом Кай существует. Даже если это кому-то не нравится.

— Не будем заниматься софистикой. Вернёмся к финансам. Всё то, что не успела растранжирить твоя мать, ты вбухал в покупку Скорлупы и превращение её в театр.

— Неужели всё?

— Если честно, мне даже пришлось добавить из своих.

— Не знал.

— Ты всегда крайне небрежно относился к деньгам. Например, ты не в курсе, что уже много лет как банкрот. Я содержу тебя, Полчек. На доходы от моего бара. Я оплачиваю твои счета, плачу твоим актёрам, кормлю твоего маразматика-дворецкого, покупаю тебе еду и вино.

— Не знаю, что и сказать.

— А ты не говори, ты послушай. Я ведь ещё молодая дварфиха, мне и трёхсот нет…

— Есть.

— Заткнись. Совсем чуть-чуть есть, говорить не о чем. Так вот, я ещё не старая дварфиха, но вместо того, чтобы устраивать свою личную жизнь, уже столько лет нянчусь с тобой. Не то чтобы я жалею. Я многим обязана твой матери и привязалась к тебе, мой мальчик. Но какого демона ты творишь?

— О чём ты, Спичка?

— О твоей безумной идее отомстить Дому Теней.

— Они…

— Я знаю, что они сделали! Но та кровь давно высохла! Твои предки просрали Дом Кай, твоя мать официально его похоронила, успокойся и забудь.

— Никогда!

— Я уже молчу о том, что твои капризы дорого нам всем обходятся. Мне дорого обходятся. Твои лазутчики, твои осведомители, твои «певчие пташки» — всё это высасывает последние средства. Ты спрашивал, почему вместо ремонта Скорлупу прикрывают иллюзиями? Именно поэтому — у нас нет денег. Мы еле сводим концы с концами. Но дело даже не в этом. Ты сказал, что никогда не забудешь Дому Теней того, что ни сделали с Домом Кай? Так вот, у Дома Теней тоже отличная память. Тебя не трогают, тебе позволяют смешные шалости с лицензией и мелкое хулиганство против канона до тех пор, пока ты никто. Слишком мелкая букашка, чей писк сильных мира сего развлекает, но не беспокоит.

— Мелкая? — оскалил острые зубы Полчек.

— Именно. Не переоценивай себя. Но… Скажи мне, мальчик, на этот раз ты нашёл? Эта девчонка — та самая?

— Не знаю, Спичка. Ты сама всё видела.

— Я не знаю, что я видела. Но дело в том, что это видела ещё куча народа. И не все они идиоты, болтающие о постмодернизме и новых формах в искусстве. Кто-то припомнит, что было сегодня в порту, кто-то ещё не забыл о Доме Кай, кто-то просто прочитает твоё имя на афише, а кто-то сложит два и два и доложит результат куда следует…

— Нет ещё никакого результата, Спичка.

— А ты думаешь, что они будут ждать, пока он появится? Или раздавят надоедливую букашку заранее?

— И что ты предлагаешь?

— Оставь это, Полчек. Если все начнут мстить друг другу за обиды времён падения Империи, во что превратится Альвирах?

— А во что его превратил Дом Теней, Спичка? В одну сплошную иллюзию, лицензию на которую выдают они же?

— Мальчик мой, не надо громких слов. Я ничего не понимаю в искусстве, но балаболы у бара твердят, что ты талантлив или, по крайней мере, оригинален. Споры вызывают жажду, эль приносит деньги, театр худо-бедно живёт. Занимайся драматургией, не лезь в политику. Против Дома Теней не вывезла даже твоя любимая Падпараджа, а уж она-то была покрепче всех, кого я знала.

Дварфиха Горелая Спичка встала с кресла, потянулась, хрустнув спиной, и, помахав на прощание крепкой рукой, вышла из кабинета. Полчек рухнул на нагретое место и задумался.

— Франциско!

— Да, господин! — гоблин, кажется, просто материализовался возле кресла. (Это загадочное умение присуще гоблинам-дворецким, но полностью отсутствует у других гоблинов. Удивительный феномен ещё ждёт своего исследователя.)

— Сколько у нас денег?

— Нисколько, господин. Прикажете обратиться к мадам Спичке?

— Нет. Принеси мне вина. Вино-то хоть у нас есть?

— Мадам Спичка заботится, чтобы ваш личный бар не пустовал. Бокал? Два?

— Бутылку. Мне надо многое обдумать.

Завирушка пришла в себя в пустой, сумрачной и изрядно пыльной комнате. Она лежит на пыльной кровати, укрытая пыльным одеялом, солнечный луч, прорвавшийся через прореху в пыльной занавеске, подсвечивает плавающие в воздухе пылинки.

Девушка чихнула и спросила вслух:

— Почему утро? Был же вечер… Почему я здесь? И где это «здесь»? Вечна Милосердная! Я опоздала на корабль! — она подскочила на кровати и со стоном рухнула обратно. — И почему у меня так трещит голова?

— Потому что ты вчера накидалась, как огр-грузчик после смены, — раздался голос сбоку и снизу.

Без ходуль гномиха если и возвышается над кроватью, то только за счёт кончиков острых ушей.

— Ты, кажется, Фаль, — неуверенно сказала Завирушка. — Я тебя откуда-то помню.

— Откуда-то? — засмеялась та. — Какая ветреная особа! Вчера лезла целоваться, как озабоченный полурослик, а сегодня «откуда-то помню»?

— Ой… — Завирушка густо, багрово покраснела. — Я, правда, забыла. Всё как в тумане.

— Потому что ты была пьяна, как упавший в кружку с элем пикси.

— Я же не пью!

— Да? А так и не скажешь… Ладно, Мастер Полчек просил сообщить, когда ты проснёшься. Вода в кувшине на столике. Налить, или сама дотянешься?

— Налей, пожалуйста… И извини. Ну, за вчерашнее.

— Без проблем. Меня не удивишь пьяными поцелуями. Трезвым я бы удивилась больше. Вот тебе вода, а я пойду.

— Подожди, — Завирушка жадно выхлебала стакан, — уф-ф… Скажи, а Господин Полчек — он какой?

— Мастер — гениальный драматург и великий реформатор, — назидательно сказала Фаль. — Он мудр и талантлив. Нам всем повезло работать с ним в театре.

— Нет, я… Какой он человек? Чего от него ожидать? Что он любит? Чего не любит? Есть ли у него… ну… отношения?

— А, вот ты о чём! — рассмеялась Фаль. — Мастер одинок, но вряд ли его привлечёт в этом качестве юная птаха.

— Я не… — Завирушка покраснела ещё сильнее.

— Не бойся, девочка, — гномиха протянула тонкую руку и похлопала девушку, где дотянулась, по ноге. — Полчек полон тайн и загадок, но он определённо не ест детей. Я бы заметила.

— Я, правда, почти ничего не помню, — признаётся Завирушка Полчеку.

Она переоделась обратно в мантию, которую кто-то постирал и зашил (это был Кифри, который по привычке любит возиться с чужими вещами), они сидят в кабинете, гоблин подал чай и булочки, обстановка располагает к откровенности.

— Хоть что-нибудь, — благожелательно кивает Полчек, — мне пригодится что угодно.

— Простите, господин, но меня так увлекло ваше замечательное представление!

— Не подлизывайтесь, юная леди.

— Это правда! — вспыхнула Завирушка. Кажется, сегодня она за одно утро краснела чаще, чем за всю предыдущую жизнь. — Это какая-то магия! Я как будто провалилась в это действие. Я была Мья Алепу, я любила Падпараджу, мы сожгли монастырь, мы бежали к пиратам, мы…

— И что было дальше?

— Не знаю. Как в порту — что-то увидела, но что? Не помню, простите.

— В обоих случаях есть только одно сходство — ты увидела моряка на деревянной ноге. Это ни о чем тебе не напоминает, может быть, что-нибудь из детства?

— Простите, господин Полчек, я совершенно не помню ничего до монастыря, а там не было никого на протезе, я бы запомнила.

— Сейчас не часто встретишь деревянные ноги, — кивнул он, — заклинания регенерации дороги, но мало кто предпочтёт мучиться, но не заплатить. И всё же… Посмотри туда!

Полчек сказал это неожиданно резко, командным тоном, Завирушка повернула голову за его рукой, и…

— Что же она так орёт? — поморщился, потирая уши, Кифри, с которого слетела иллюзия Дебоша Пустотелого. — Ну и голос…

— Позови кого-нибудь, пусть отнесут девочку обратно в кровать. Надеюсь, на этот раз она придёт в себя быстрее.

— Я отнесу, — в дверях стоит Спичка.

— Хорошо. Тогда ты, Кифри, скажи Пану, чтобы он обновил иллюзии на фасаде. Ещё штрафов от города нам не хватало.

Дварфиха, укоризненно косясь на Полчека, подняла на руки лёгкую девушку и удалилась с ней в коридор. За ней ушёл Кифри.

— Франциско! — позвал Полчек, рассматривая дыру на потёртом обшлаге сюртука.

— Да, господин?

— У меня нет костюма приличнее?

— Нет, господин. Но немного магии иллюзий…

Полчек проводит по рукаву ладонью, и сюртук снова приобретает щегольской, с некоторой даже вызывающей роскошью вид.

— Портные совершенно потеряли совесть со своими расценками, — сообщает нейтрально гоблин.

— Мы действительно настолько нищие?

— Как портовые крысы, господин. Я не получал жалования уже… Да никогда не получал.

— У тебя есть жалование? — удивился Полчек.

— Так написано в договоре, перешедшем на меня после кончины моего отца, Франциско Шнобеля Четвёртого.

— А почему я этого не знаю?

— Вы не очень внимательны к денежным делам, господин. Вы слишком поглощены вашими великими пьесами.

— Подсчитай, сколько Дом тебе должен.

— Но, господин, это не обязательно…

— Дом Кай дорожит своей репутацией. Сделай это.

— Слушаюсь, господин.

— Она всё равно поймёт, что это иллюзия, — пожаловался Полчек в пространство.

— Господин собирается навестить мать?

— Боюсь, придётся. И я буду выглядеть в её глазах ровно таким неудачником, каким являюсь.

— Не всё измеряется деньгами, господин. Вот ваш кофий.

— Демоны края, Франциско! Он опять солёный!

— Вероятно, кобольды опять прокрались и перепутали банки.

— Более вероятно, что ты не надеваешь очки!

— Моё зрение всегда к вашим услугам, господин!

— Упрямый старик… Иди, разберись уже с этими банками!

— Ты не очень-то честен с этой девочкой, Полчек, — упрекает его дварфиха.

— Честность — привилегия богатых. Сегодня мне объяснили, что я беднее портовых нищих.

— Портовые нищие — элита гильдии, в городе почти все беднее.

— Ты поняла, о чём я. Кроме того, я вовсе не уверен, что она та, кого я ищу. Слишком молода даже для её ребёнка.

— А если окажется, что ты не ошибся? Что ты ей скажешь? Неужели правду?

— Нет никакой правды, Спичка. Точнее, их тысячи. Но если я прав, она об этом узнает.

— Кое-что, когда-нибудь, в той форме, которая не помешает твоим планам?

— Ставки высоки.

— Нет никакой игры, Полчек. Ты её выдумал и играешь в неё сам с собой. Потому и ставок никаких нет. Но ты же меня не послушаешь…

— Прости, Спичка, мы можем спорить об этом вечно. Но я хотел тебя спросить — ты же общаешься с моей матерью?

— Не так часто, как ты думаешь. Но да, иногда видимся.

— И… Как она?

— Что именно тебя интересует? Жива ли и здорова? Да, хвала Вечне. Ты мог бы этим поинтересоваться и раньше. Вспоминает ли о тебе? Да, при каждой встрече я подтверждаю, что её сын всё такой же балбес и всё так же лелеет свои детские обидки.

— Спичка!

— А что? Я не права? Впрочем, ты не спросил бы просто так. Неужели собрался навестить Юдалу?

— Возможно, придётся, — вздохнул Полчек. — Девочка не помнит своего детства, но впадает в панику при виде одноногого моряка. Надо вернуть ей память, а кто умеет это лучше птах Вечны Нашёптанной?

— Юдала не единственная опытная птаха в городе, — напомнила дварфиха.

— Неизвестно, что всплывёт при этом. Не хочу, чтобы Дом Теней узнал всё раньше меня.

— Сколько вы с ней не виделись?

— Недостаточно, чтобы я её простил, — отрезал Полчек, вставая. — Но я готов перешагнуть через себя ради дела. Где она сейчас живёт?

— В трипернатом храме. Занимается врачеванием душевных недугов, если тебе интересно.

— Я в здравом уме, если ты на это намекаешь.

— Видно, что ты никогда не попадал руки профессионалов, — рассмеялась Спичка. — Иначе знал бы, что ум здравым не бывает!

— Куда мы идём, господин Полчек? — спрашивает семенящая рядом с длинноногим драматургом Завирушка.

— В храм Вечны Нашёптанной.

— Вы решили, что мне лучше покаяться и пройти послушание? — вздыхает девушка. — Вы, наверное, правы. Я и так заняла много вашего времени…

— Нет. Мы идём к моей матери.

— К вашей матери? Но зачем? Ой… Нет… — девушка в очередной раз густо покраснела.

— Не выдумывай себе глупостей, — раздражённо говорит Полчек. — Моя мать — сильная посвящённая, прекрасно владеет магией ордена и специализируется на ментальных практиках. Она поможет разобраться, почему ты падаешь в обморок при виде одноногих.

— А это обязательно?

— А ты не хочешь?

— Я боюсь, — признаётся Завирушка.

— Чего?

— Боюсь узнать, кто я такая и откуда. Представьте себе: я живу-живу и думаю, что себя знаю. А потом раз — и оказывается, что я дочь… Ну, не знаю, демиурга! И сразу я — уже не я, а совсем другая девушка. Это почти как умереть, потому что той Завирушки, что была, уже не будет.

— Не преувеличивай. Если ты узнаешь о своём детстве, это никак не изменит ту, кто ты есть сейчас. Просто станешь знать о себе немножко больше.

— Вы думаете, я стану от этого счастливее?

— Что за глупости! — фыркает Полчек. — Никто не становится счастливее от знаний. Но это не делает их менее ценными.

— Зачем вы это делаете, господин Полчек?

— Делаю что?

— Ну, всё вот это со мной? Вы ведь не просто так занялись моей судьбой?

Завирушка остановилась, Полчек, сделав несколько шагов, недовольно притормозил и развернулся к ней.

— Я не пойду, пока вы мне не расскажете! — упрямо сказала девушка. — Я имею право знать!

— Не имеешь, — отрезал Полчек. — Ты пока никто и звать тебя никак.

— Я — это я, и меня зовут Завирушка. Это, может быть, и немного значит в вашем мире, господин Полчек, но это всё, что у меня есть. И у меня есть свой путь, на который ещё не поздно вернуться.

— Ладно, — неохотно кивнул драматург, — давай договоримся так. Скорее всего, никакой истории тут нет, всё это лишь череда совпадений. Странных совпадений — но я видал и постраннее. В этом случае рассказывать будет просто нечего. В качестве компенсации за беспокойство я оплачу тебе билет до Корпоры. Ты пройдёшь посвящение, станешь птахой и вернёшься на свой путь, с которого чуть не свернула.

— И вы мне ничего-ничего не объясните?

— Нет. Это будет чужая история, а чужие истории до добра не доводят. Но если вдруг в этот раз я не ошибся, то я расскажу тебе всё. Такой вариант вас устроит, юная леди?

— Это выглядит честной сделкой, господин Полчек, — вздохнула Завирушка. — Я даже не знаю, чего боюсь больше: стать частью какой-то жуткой тайны или так и не узнать, чего именно почти коснулась…

— А с чего ты взяла, что тайна именно жуткая? — улыбнулся Полчек, возобновляя движение.

— Я прочитала много книг, помните? Есть такая вещь — «закон жанра»…

— Придётся подождать, — сказал недовольно Полчек, вернувшись от птахи-распорядительницы. — Она занята с пациентом.

— Вы как будто не очень рады предстоящей встрече, — проницательно предполагает Завирушка, с любопытством оглядываясь.

Коридоры Малого Храма Имени Трёх Перьев Вечны Нашёптанной (или, коротко, «Трипернатый храм») чисты, но мрачноваты. Освещение тусклое, стены лишены украшений, зато каменные полы вылизаны так, что аж блестят. «Нелегко, наверное, приходится здешним послушницам», — с сочувствием думает Завирушка. Уж она-то знает, как тяжело выдраить такой пол, чтобы ничего не осталось в щелях между плитами.

Полчек с Завирушкой уселись на широкую дубовую скамью. Драматург мрачно молчит, поставив между ног изящную трость и опершись на неё руками. Завирушка думает, что у в трости у него, наверное, клинок. Какой смысл в трости, если в ней нет клинка или хотя бы встроенной фляги? А может быть она ему действительно нужна при ходьбе — мужчина не выглядит очень крепким, имея телосложение скорее болезненно-худое. «А может быть, он маг и использует её как посох?» — приходит ей в голову.

Открывается дверь, и женщина в мантии птахи выпускает в коридор пожилого мужчину, напутствуя его:

— Обязательно обдумайте то, о чём мы сегодня говорили. Проблемы не уходят, если их игнорировать! Они лишь скрываются внутри души как злые скорпионы, ожидая малейшей слабости, чтобы ужалить вас в больное место! И не пренебрегайте сеансами телесной терапии, поскольку в здоровом теле — здоровая мана! До следующей встречи, которая у нас…

Женщина поворачивается и застывает, увидев Полчека.

— Уважаемая Юдала, с вами всё в порядке? — всполошился пациент. — Вы как будто призрака увидели!

— … Через два дня, — взяв себя в руки, заканчивает фразу женщина. — Всё в порядке, не беспокойтесь.

— Полчек, — констатирует она, когда пациент удаляется.

— Мама, — отвечает он, вставая и наклоняя голову в символическом поклоне.

— Внезапный визит. Но я рада. Зайдёшь?

— Я не один, это…

— Заходи не один. Не в коридоре же нам разговаривать?

В келье уютно, стены задрапированы гобеленами с псевдоэльфийским узором, стоят удобные кресла и небольшая кушетка, застеленная синим покрывалом. Обстановка приятная, но скудная.

— Я здесь не живу, только принимаю больных, — поясняет женщина.

— Это моя мать, Юдала, — представляет её Полчек. — А это Завирушка.

— Надеюсь, девушка, он не привёл вас знакомить с будущей свекровью. Но если это всё же так, мой вам совет — бегите без оглядки, пока не поздно. Дверь вон там.

— Ну что вы! — Завирушка снова вспыхивает багровым румянцем. — Я даже подумать не могла…

— Моя мама так шутит, — мрачно пояснил Полчек. — Не обращай внимания.

— Какие шутки, сынок? Если эта девушка вынудила тебя нанести визит матери, то она важнее, чем всё, что случилось… за сколько там лет?

— Мама. Прекрати.

— Ладно, ладно, простите, что смутила вас, девушка. Вы, я вижу тоже птаха?

— Непосвящённая, — пискнула не знающая куда девать глаза Завирушка.

— Это непростой путь, уж поверьте старухе.

— Вы совсем не старая! — запротестовала девушка.

— Вы закончили кокетничать друг с другом? — спросил Полчек. — Мы можем перейти к делу?

— Минуя скучные «как дела, мама», «как ты жила все эти годы», «я так скучал» и всё такое? — подняла брови Юдала.

— Я не скучал.

— Я знаю. Но мог бы и соврать.

— Ты видишь, когда врут.

— Я оценила бы старание.

— Вот поэтому я и не приходил.

— Так что же тебя привело?

— Она! — Полчек указал пальцем на Завирушку.

— О, так эта девушка важна для тебя?

Завирушка растерянно переводит взгляд с Полчека на Юдалу и обратно, чувствуя себя предельно неловко в этом противостоянии матери с сыном.

— Скорее, некоторые догадки по её поводу. Она не помнит своего детства и падает в обморок при виде одноногих моряков.

— И это настолько тебя заинтересовало, что ты притащил её ко мне?

— Я не знаю других специалистов в ментальной магии такого плана.

— Да уж, это не иллюзией сюртук штопать…

— Мама!

— Прости, — неожиданно сдалась женщина, подняв ладони в примирительном жесте, — это твоя жизнь, и живи её, как хочешь.

— Вот именно, мам!

— Что ты хочешь от этого несчастного ребёнка?

— Я не ребёнок! — возмущается Завирушка, но её все игнорируют.

— Что угодно из воспоминаний детства. Родители. Родственники. Где она жила до того, как её подобрали на берегу птахи. Почему она теряет сознание при виде одноногих моряков.

— Только если девушка сама хочет это узнать, — отрезала Юдала. — Никогда не знаешь, какие демоны вынырнут из глубин прошлого.

— Она хочет.

— Я хочу, — кивает Завирушка. — Боюсь, но хочу.