Долины и взгорья

Глава 10 Утренние беседы при дожде

— Нас утро встречает прохладой, — звучало в голове, пока мы занимались зарядкой в садике.

Да уж. Середина августа, а утром плюс семь. Стокгольм — город хладный. И опять туман, в перспективе дождь.

Никто ночью ни Фролова нам не вернул, ни Миколчука. Ну и что? На сон это никак не повлияло. Как другие, не знаю, а я лёг сразу после часу. В час — в три по Чернозёмскому, — получил порцию тягостных видений, а потом и уснул.

А сегодня мы взяли первый из двух разрешенных тайм-аутов. Я-де болен. Бюллютеню. Нету сил. Обдумать ситуацию.

Подумаешь, Фролов. Ну, остался и остался, невелик убыток. У нас на курсе я троих Фроловых знаю, предложи каждому загранкомандировку, в которой всего и нужно только нацепить зеркальные очки, и смотреть на игроков — каждый согласится. В капстрану-то!

С Миколчуком сложнее, но и тут особого беспокойства нет. Так что ноги на ширине плеч, руки за голову и — вправо-влево, вправо-влево.

Нет, зарядку провожу не я. Антон. Но по моему распоряжению. Сам я не отлыниваю, а вместе со всеми: влево-вправо, влево-вправо.

Наклоны, ладонями достать до земли. Снова, снова и снова, развивая гибкость позвоночника. В жизни пригодится.

Наконец, занятия окончились. Переходим к водным процедурам, затем завтрак.

И только мы вошли в холл отеля, как ко мне подошел неприметный соотечественник.

— Я из посольства. Вам нужно срочно приехать.

— Хорошо, приеду, — и двинулся к своему номеру.

— Я сказал — срочно, — повысил голос посольский.

— Вы в самом деле думаете, что я поеду в посольство в этом? — я показал на свой костюм. Хороший костюм, тренировочный, динамовский, но для посещения посольства не самый подходящий.

— Только быстро, — сказал соотечественник.

Я отвечать не стал. Прошел к себе, принял душ, побрился, причесался, надел соответствующий костюм, светло-серый, итальянский, повязал одноцветную бабочку посмотрелся в зеркало. Шляпа у меня одна, тёмно-серая, но еще есть два берета.

Я выбрал шляпу.

Удовлетворительно.

— Ну, что вы так долго?

— Сначала завтрак.

— Какой завтрак?

— Шведский, вестимо.

— Вы что себе позволяете? — и даже попытался взять меня за рукав.

— Послушайте, а вы, собственно, кто? Почему не представились? Может, вы совсем не из посольства? Может, вы провокатор? Готовите похищение? Я звоню в полицию, — и я прошел к стойке портье.

— Я Андрей Белов, атташе посольства по культуре и спорту — сказал в спину посольский.

— Я в посольстве был и вас в посольстве не видел, — сказал я, поднимая телефонную трубку.

— Я был в отъезде, в Мальмё.

Я соединился, но не с полицией, а с посольством.

Время рабочее, на звонок ответили.

— Я — гроссмейстер Михаил Чижик. Тут ко мне пришел странный тип, без документов, и хочет увезти меня в неизвестном направлении. Думаю, это вражеская провокация, и хочу вызвать полицию.

Меня попросили подождать, переключили сначала на одного, потом на другого, и, наконец, на самого посла.

Мы поздоровались, после чего посол перешел к делу:

— Я понимаю, Михаил Владленович, вы очень заняты, у вас подготовка но не могли бы вы заехать в посольство буквально на тридцать минут? К нам прибыл человек с Материка, и ему нужно поговорить с вами.

— Подъеду. Скоро.

— И передайте, пожалуйста, трубку Белову.

Я передал.

Посол Белова не жалел. Выражался громко и простым, недипломатическим языком, да. Потом Белов вернул трубку мне:

— С вами еще хотят говорить.

Трубку я взял, но сначала вытер её от пота. Влажной салфеткой (вот что у буржуев хорошо, так это влажные салфетки, продающиеся в каждом киоске), а потом своим платком. Да, надушенным «Шипром». Сегодня неигровой день.

— Вы, Михаил Владленович, не серчайте на Белова. Это у него от избытка чувств.

— Ничего, это пройдет, — ответил я неопределенно. И повесил трубку.

Если Белов со мной такое позволяет, то как разговаривает с другими? Ничего, поговорю с кем нужно.

Затем прошёл в ресторан и не спеша позавтракал. Посол правильно сказал: у меня режим. Нарушать его — всё равно, что мочить порох перед битвой.

Потом я дал Антону деньги на текущие расходы. Миколчука-то нет.

— Вызывают в посольство, говорят на полчаса, но мало ли… Пейте, гуляйте, веселитесь. Сходите в музей, в кино, да куда захотите. Загляните на улицу Каптенсгатан, 17 — там бывал Ленин. Встретимся здесь, часа в четыре. Если меня не будет — действуй по обстановке.

И пошёл к выходу.

На улице меня ждал Белов, и, невдалеке — посольская «Волга».

Белов в раскаянии дошёл до того, что, забежав вперед, распахнул передо мной дверь. Как полагается, заднюю. А сам сел впереди, рядом с водителем. Так у капиталистов принято: почетное место не впереди, а позади. Из соображений безопасности.

Доехали быстро, а пошли неспешно, как советовал Атос, чтобы в боку не кололо. К печени после еды кровь приливает, при ходьбе кровоток усиливается, капсула печени начинает растягиваться, отсюда и колотьё.

Но привели меня не к послу, а в особый кабинет. Простой, без изысков. С голыми стенами.

— Полковник Мухин, госбезопасность, — представился сидевший за простым же столом человек лет сорока пяти в штатском.

— Гроссмейстер Чижик, спортобщество «Динамо», — ответил я.

— Знаю, знаю. Я пригласил вас, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие: ваш товарищ, Николай Фролов, попросил политическое убежище.

— В Швеции?

— В Дании.

— Печально.

— И это все, что вы можете сказать?

— Да, — ответил я.

— Скажите, а вы… Вы не замечали ничего необычного в поведении Фролова? Это не допрос, а обычная беседа, — добавил он.

Ага, обычная. Невозвращенцы становятся обычным делом? Однако!

— Всё было необычным, — ответил я.

— Всё?

— Именно. Вот вы назвали его «товарищем». Но он не был моим товарищем. Он не входил в дела моей шахматной команды. Он, насколько я понимаю, был не по шахматному ведомству, а по вашему. Во всяком случае, товарищ Миколчук представил его мне, как человека из органов, прикомандированного к нам с особым заданием.

— Каким? — как бы невзначай поинтересовался полковник.

— Не знаю. Товарищ Миколчук не сказал, а я не спрашивал. У каждого своя работа. Нужно, значит, нужно.

— Но какое-то впечатление о Фролове у вас сложилось? Он был с вами на межзональном турнире, был с вами на матче с Мекингом, и вот сейчас…

— Когда я понял, что к шахматам он отношения не имеет, он для меня стал частью обстановки. Мебелью, уж извините за прямоту. Я не могу расходовать свою нервную энергию на пустяки, это чревато.

— То есть поступок Фролова стал для вас неожиданностью?

— Только как поступок всякого советского человека, решившего сменить флаг. Как личность, Фролов для меня загадка, которую я совершенно не желаю разгадывать. Может, он и не Фролов вовсе, а Генрих Зайфенгартен, и не невозвращенец, а выполняет задание компетентных органов по внедрению. Мне это неинтересно. Я должен тратить свои ментальные силы, чтобы победить в матче, для этого я сюда и прибыл. Меня никто не спрашивал, когда включал так называемого парапсихолога в команду, так хотелось бы, чтобы и дальше не спрашивали.

— Вы не верите в парапсихологию?

— За все время нахождения Фролова в команде я не ощутил от его присутствия никакого прока. Так что вопрос не в вере, а в знании.

— Хорошо, я вас понял. А что вы скажете о Миколчуке? — он подчеркнуто не добавил слово «товарищ».

А я подчеркнуто добавил.

— Товарищ Миколчук — опытный и ответственный администратор. Технический руководитель. Его отсутствие, его внезапное отсутствие нарушает привычный распорядок, что может негативно сказаться на исходе матча. Можете так и записать.

— У нас же простая беседа, Михаил Владленович.

— Ага, ага. Под магнитофон. Потом магнитофонную запись расшифруют, перепечатают, и подошьют к делу. Так в кинофильмах показывают.

— Показывают, — вздохнул полковник. — Хорошая штука — кино. Все всё знают. Вы «Джеймса Бонда» смотрели?

— Пару фильмов видел.

— И как вам?

— Забавно. Но «Фантомас» лучше.

— Я тоже так думаю. А Миколчук вернётся. К вечеру. Непременно.

Он встал из-за стола, я тоже встал, мы обменялись рукопожатиями, и я вышел в коридор.

Ко мне подошел посольский, не Белов, другой, я его видел на встрече.

— Михаил Данилович занят, у него важная встреча. Он просил передать, что болеет за вас и желает победы. Автомобиль отвезет вас, куда скажете.

Ну, и хорош был бы я, если бы приехал голодным?

«Волга» довезла меня до стокгольмского отделения «Пролетария» — газеты коммунистической партии Швеции.

У шведов три коммунистические партии. Может, и больше. Одна, реформистская, еврокоммунисты, другая, маоистская, и только третья — настоящая, марксистко-ленинская. Она-то и издаёт еженедельник «Пролетарий». Штаб-квартира «Пролетария» в Гётеборге, далеко, но в Стокгольме есть отделение. Туда-то я и направился. Brahegatan, 23.

Квартира очень скромная, хоть и штаб. Меня поджидал глава стокгольмского бюро, товарищ Ульф Андерсон и Свен Воллтер, один из сочувствующих.

О встрече мы договорились накануне, но никаких приготовлений шведские товарищи не делали. Я представляю, что было бы, вздумай какой-нибудь швед не из последних посетить редакцию нашего чернозёмского «Молодого Коммунара» или даже каборановской районной газеты: всё бы вылизали, натащили бы снеди, водки, коньяка, настоек разных, и так далее. А тут все просто: проходи, садись, пиво будешь?

Поговорили о том, о сём. О советской молодёжи: чем живёт, как работает, где проводит свободное время.

Рассказал. Пусть завидуют. Будут завидовать — будут стремиться поскорее перейти на светлую сторону. А то они совсем ничего не знают о нашей жизни. В самом деле — совсем. Считают, что советская молодежь до сих пор поднимает целину и рубит в лесу дрова для паровозов, чтобы доставить зерно целинных земель в Москву и прочие города.

Свен, сочувствующий коммунизму актёр и писатель. Нет, фантастики он не пишет, и детективов тоже, увы. Зато как актер, сыграл детектива Кольберга в фильме по роману Пера Валё. Да, в прошлом году.

Удивительное совпадение, а я как раз читаю роман Пера Валё.

Поговорили — и разошлись. Шведским коммунистам нужно работать, готовить газету. Штат-то небольшой, товарищ Ульф Андерсон и есть весь штат, и то, на наши термины — на полставки, а на полставки он работает юристом в небольшой конторе. Специалист по контрактам в мире шоу-бизнеса. У тебя, Михаил, не намечается контракт? Пока нет, Ульф. У них так принято — сразу на ты и по имени.

И да, разговаривали мы по-шведски. Ну, почти. Одна из заповедей при изучении языка — не стесняться. При каждой возможности говорить, говорить и говорить. Тебя поймут, тебя простят, тебе помогут. Все одобряют иностранцев, стремящихся выучить твой язык. Учит — значит, уважает.

«Волга» давно уехала, мне ж её не на весь день дали, а только доехать. Ладно, возьму такси, не разорюсь.

Сначала пообедать. Ресторан не слишком пафосный, но и не совсем уж народный. Для среднего класса. Обед обошелся в шестьдесят крон. Не корысти ради подсчитывал, денег довольно, а — понять обстановку. Бытие определяет сознание того или иного класса.

Вот я — к какому классу отношусь? Явно не рабочий. Явно не крестьянин. А интеллигенция не класс, а нечто аморфное. С первых дней революции пытаются её, интеллигенцию, определить, но не определяется она. Вот что такое наш советский врач? Была дискуссия в институте, которую быстренько пресекли. Потому что выходило чёрт знает что. С одной стороны, ответ напрашивается: советский врач — пролетарий умственного труда, потому что средства производства ему ни разу не принадлежат. Он не собственник ни больниц, ни лабораторий, ни операционных. Голь, как есть голь перекатная. С другой стороны, что у врача главное? К примеру, у врача-терапевта? У врача-терапевта главное голова, следовательно, она, голова, и есть средство производства. Тогда вопрос: принадлежит ли голова советского врача ему, врачу, или не принадлежит? И, более широко, кому принадлежит голова всякого советского человека? Не в смысле поесть, а в смысле результата умственной деятельности: кому принадлежит этот результат? Как до этого дошло, так дискуссию и закрыли. Потому что плохо организована. Мол, тратите время на бесплодную схоластику, а вы еще и не врачи вовсе. Будете не в ту сторону умствовать — так и не станете ими.

После ресторана я добрался до Королевского Парка, погулял, и стало мне грустно и одиноко. Что проку невозвращаться? Чтобы жить чужим среди чужих? Нет, со временем познакомлюсь с людьми, может, даже подружусь, стану «своим русским парнем», буду пить пиво и болеть за «Тре крунур» — но не то.

Совсем не то.

Не хочу.

И тут я увидел шедшего по аллее Миколчука. Увидел — и обрадовался. Вот что такое одиночество на чужбине.

— Товарищ Миколчук! — позвал я его.

Он, похоже, тоже обрадовался. Подошел, поздоровался, сел.

Немного осунулся. Небрит. Но в целом держится бодро.

— Где остальные?

— Осматривают достопримечательности. Ленинские места, товарищ Миколчук.

— Это… Зовите меня Адольф Андреевич.

Так вот почему он товарищ Миколчук!

— Ну да, — прочитал мои мысли Миколчук. — Мне даже советовали — поменяй имя, на Андрея того же, или Анатолия, да на любое. А я так думаю: негоже, если Гитлер сможет имя опозорить. Нет у него на это силушек. Вон, и Геринг был Германом, а космонавт Титов имени не поменял.

О Геббельсе мы и не упомянули, но, верно, подумали оба.

— Так как с Ларсеном? — спросил Миколчук.

— Ничья.

— А в перспективе?

— В перспективе победа будет за нами. Если еще что-нибудь не случится.

— Вы думаете, может случится?

— Я думаю, не случайно Фролов сделал свой ход сейчас, а не после матча.

— Что-то затевает?

— Что-то затевают.

— Ларсен?

— Вообще не из шахматного мира. Может, и не шведы вовсе.

Тут начался дождик, слабый, нудный, но всё равно неприятный. Не нормальный летний дождь, после которого всё на свете хорошо, а вот это самое, стокгольмское.

И мы поспешили в отель.

По пути я купил с полдюжины газет, шведских и западногерманских.

В номере начал просматривать. Нет, ничего неожиданного о нашем матче не пишут. Чижик натолкнулся на крепость — и соответствующий рисунок. Маленькая птичка бьется о каменную стену, теряя пух и перья, а из-за стены выглядывает невозмутимый рыцарь без шлема, Ларсен то есть.

Ну, рисуйте, рисуйте. Я заметку вырезал и положил между страниц книги — для сохранности. «Искусство войны», да. Умная книга. «Если ты слабый — притворись сильным, если ты сильный — притворись слабым».

И не только с целью обмануть соперника. Поединок что с Корчным, что с остальными неизбежен, обманывай, не обманывай. Нужно обмануть зрителя. Зритель ведь очень любит, чтобы его обманывали, особенно в детективных фильмах. Если зрителю сразу сказать, кто есть кто, он фильм смотреть будет куда с меньшим интересном. Или вообще не будет смотреть, зная, что убийца — сенатор. Да, шахматы это наука, искусство, спорт, но ещё и шоу-бизнес. Без болельщиков скучно и бедно.

Я продолжал листать газеты. Вот еще интересное: в Ливии силами советских специалистов ведётся подготовка к широкомасштабному строительству систем орошения. «Ливия будет зелёной» — сказал Муаммар Каддафи. Эксперты оценивают объем работ на многие миллиарды долларов. Контракт века.

Это хорошо. Я представил себе, что на месте пустыни будут цвести яблони. Марс — он далеко, подождёт. Сначала нужно превратить в сад Землю. Начнем с Ливии, а там, глядишь, и своё сельское хозяйство подтянем. Девочки сейчас сельхозотрядами занимаются, в областном масштабе. Вот колхозы рядом. В одном — всё нормально. И техника, и постройки, и школа, и больничка, и дороги. А в пяти других — не очень хорошо. Запустение. Работают спустя рукава, небрежно, в коровниках грязища, в полях сорняки, ну, и так далее.

Почему?

Решив эту загадку, можно двигаться дальше. А простой закачкой денег тут вряд ли поможешь. Кадры решают всё. Только где их взять, те кадры? Вот я сейчас подумаю, найду ответ, и при встрече с Леонидом Ильичом раскрою ему глаза, и мы тут же догоним, перегоним, и снова станем догонять, но уже круговых.

Эх…

Я задремал, и дремал до тех пор, пока не разбудил стук в дверь.

Оказалось — Антон. Вернулись, значит, наши.

— Там тебя спрашивает… тебя спрашивает… — он был потрясен.

— Кто? Карл Густав, король Швеции?

— «АББА»!

Как же я забыл! Ну, ничего, поиграем, повеселимся.

И я пошел веселиться.

Фролов Николай Николаевич, 1941 года рождения. Родился и рос в Петропавловске (Казахстан), отец — Фролов Николай Сергеевич, офицер НКВД — МГБ, русский, погиб в боестолкновении с украинскими националистами в 1953 году. Мать — Фролова Анна Ивановна, учительница физики, русская, погибла в 1973 году в автокатастрофе. Фролов Н. Н. закончил Петропавловский педагогический институт по специальности «учитель биологии, химии и географии», по распределению был направлен на работу в Комитет Государственной безопасности, где прошел курсы подготовки оперативного состава. Служил в различных регионах страны, и в Германской Демократической Республики в звании капитана. В 1972 году женился, детей не имеет. Тяжело переживал смерть матери. В 1974 году рассчитывал получить жилплощадь, двухкомнатную квартиру, но был исключен из списка (квартира досталась племяннику генерала). Это резко ухудшило отношение с женой. Не имея покровителей, расценивал свои шансы на продвижении по службе как околонулевые. Подал заявление на перевод в специальный отдел, утверждая, что обладает экстрасенсорными способностями. Прошёл проверку и был признан «подающим надежды» с зачислением в спецотдел. Предложил эксперимент: с помощью своих способностей он будет помогать какому-нибудь шахматисту путем расстройства мышления его соперников. В качестве объекта был выбран молодой шахматист Чижик М. В. Первоначально Н. Н. Фролов работал под видом обыкновенного зрителя, в гриме. В ходе ряда соревнований Чижик добился выдающихся результатов. Было принято решение включить Н. Н. Фролова в команду, обеспечивающую контроль и поддержку Чижика М. В. Победа Чижика М. В. на межзональном турнире 1976 года и в четвертьфинальном матче с Э. Мекингом в 1977 году по мнению Фролова Н. Н. подтвердила его способности, но Фролов не получил ни продвижения по службе, ни очередного звания. В постановке в спецочередь на получение жилой площади ему тоже было отказано. Во время пребывания в капиталистических странах Н. Н. Фролов знакомится с буржуазной литературой, утверждая, что это необходимо для дальнейшей работы в области парапсихологии. Большое впечатление на него произвело чтение трудов антисоветски настроенных так называемых «философов», в частности, А. Амальрика. Н. Н. Фролов пришел к выводу, что Советский Союз как государство, обречен, это первое, и что у него, Н. Н. Фролова в этом государстве будущего нет, это второе. Пошел на контакт с зарубежной разведкой (предположительно — британской) и принял решение стать невозвращенцем, которое и осуществил во время матча Чижик — Ларсен.(Чижик этого не знает)Андрей Белов, атташе по делам науки, культуры и спорта при посольстве СССР в Швеции. Сын заместителя министра торговли, мать — дочь крупного партийного работника. Закончил МГИМО. Стал делать карьеру, но этому мешает склонность к неконтролируемому употреблению спиртных напитков. Однако благодаря связям отца удерживается на должности. Во время встречи Чижика с работниками посольства был пьян до невменяемости, и потому отсутствовал. Чижик о родителях Белова не знает, но диагноз алкоголизма поставил.