Дитя звезд

1

В тот самый день, час, секунду, когда наступило весеннее равноденствие, ближайшие к Солнечной Системе звезды погасли.

Целая дюжина мигнула одновременно. Блистающий Сириус и его сверхплотный спутник-карлик. Ярко-желтые близнецы Альфы Центавра. Тусклая красная точечка Проксимы… далекие огни Эты Эридана и 70-А Змееносца[1]… и само ослепительное Солнце.

Могучие космические моторы объявили перерыв. Синтез более крупных ядер из мелких, трансформация избытка массы в энергию, просачивание энергии сквозь толщи бушующего газа, излучение энергии в пространстве — все это прекратилось.

На берегах земных океанов, в кратерах Луны, в песчаных пустынях Марса, на спутниках Сатурна и за Космической Завесой, в самих Рифах — миллиардоголовое человечество содрогнулось и познало страх. Через Галактику пронесся фотонный шепот, стремительно, как свет:

— ДИТЯ ЗВЕЗД!

Так это началось.

Звезды погасли всего на несколько секунд, и сначала это заметили на Рифах. Потом медлительный Плутон поймал мигание 70-А Змееносца. Тем временем Нептун, без спешки ползущий по своей погруженной во мрак орбите на противоположной стороне Системы, заметил ослабление накала Сириуса. На Землю, где дряхлый Планирующий ухмылялся в золотом кресле, сигналы прибыли одновременно. Обрюзгшее лицо старика помрачнело, когда астрономы доложили о случившемся. Планирующий взорвался гневом.

Первые доклады пришли из подземной обсерватории в зоне терминатора на Меркурии, где на дне кратера медленно разошлись бетонные плиты и открылся ствол шахты.

Из шахты медленно выдвинулся серебряный купол. Из-под громадины-полусферы на близкое Солнце целились десятки оптических и радиотелескопов, пирометров, телекамер. На куполе сверкали бронзовые литеры: «МОГУЩЕСТВЕННЕЙШИЙ НАГРАЖДАЕТ ВЕРНЕЙШИХ».

Внутри бронированной, термоизолированной, с прохладным кондиционированным воздухом обсерватории три астронома не отрывали глаз от панелей с сотней индикаторов и циферблатов. Они ждали.

Потому что получили предупреждение.

Старший офицер вахты оторвал глаза от хронометра и проворчал:

— Пять минут!

Двое остальных молча наблюдали за приборами. Седой капитан Технокорпуса видел товарищей в бледном свете экрана, который заглушал отсветы шкал и индикаторов. На экране плыло изображение Солнца, золотого, распухшего, с толстыми щупальцами сверхраскаленного газа. Солнце низко повисло над изрезанной вершинами гор линией горизонта.

— Ну же, — проворчал капитан себе под нос. — Давай, мы готовы.

Самым младшим на вахте был молоденький тех-кадет, честолюбивый юноша, уже познавший суровую действительность службы и карьеры в рядах Технокорпуса. Он осмелился возразить:

— Готовы к чему? По-моему, это просто блеф.

Старший повел в его сторону желтоватым глазом, но промолчал.

— Разве? — проворчал третий астроном. Это был невысокий, немного полноватый тех-лейтенант. Его недавно повысили в звании, а потому он смотрел на мир оптимистически. — Значит, задание Машины — тоже блеф?

— Погоди, я не имел в виду…

— Понятно. Но ты забыл — Машина следит за всем Планом. Мы выполняем частные задания. Если Машина заинтересовалась этим так называемым Звездным Дитя, значит, это для чего-то нужно.

Тех-кадет показал на огромный шар Солнца и сердито воскликнул:

— Взгляни! Кто может погасить вот это?

Лейтенант пожал плечами, а старший офицер напомнил:

— Осталось четыре минуты.

Дисциплинированность кадета несколько упала за время вахты. Сердито нахмурившись, он посмотрел на шкалы телеметрических пирометров.

— Температура стоит как вкопанная! Мы здесь три недели и ничего не заметили.

— И на три года останемся, если Машина прикажет, — пророкотал капитан. — Машина не ошибается. Ее построили, чтобы управлять Планом, она не может совершать оплошностей, как мы, люди.

— Да, сэр. Но ведь совсем ничего! — воскликнул кадет. — Никаких звездных детей! Никаких крупных пятен!

— Учись терпению, — посоветовал толстячок лейтенант. — Или послужишь Плану напрямую — в орган-банке запчасти всегда в цене!

Осталось три минуты.

Кадет умолк. Все трое пристегнулись к креслам, не спуская глаз с изображения солнца. В красной струящейся вуали, испещренное оспинами мелких пятен, Солнце нависло нал черным горизонтом, словно глаз Бога. В кабине было тихо, только пощелкивали и попискивали приборы.

— А я его видел простой звездой, — словно самому себе сказал вдруг лейтенант. — Не ярче других, даже не ярче Веги.

— Вы были в Рифах? — ахнул юнец.

— Две минуты, — ворчливо напомнил капитан. Он многозначительно посмотрел на лейтенанта.

Лейтенант кивнул.

— Мы искали одного человека… парня моей сестры. Или жениха. Его звали Бойс Ган. А он искал Дитя Звезд. Ни первого, ни второго мы не нашли.

— Никогда не видел Рифов, — с завистью пробормотал кадет.

— Красиво там… Шипастые кремниевые растения светятся сами собой. Они как драгоценные камни, и такие острые, того и гляди, проткнут скафандр. Еще там есть растение с наростами из чистого серебра — по форме похоже на человеческий мозг. Попадаются платиновые и золотые черенки, а штуки вроде цветов — они из чистого алмаза.

Кадет громко вздохнул. Седой капитан обернулся, его недавнее презрение исчезло, уступив место тоске и безотчетному страху.

— Займитесь делом, кадет! — приказал он. — Рифы — опасная тема!

— Да, сэр, — посерьезнел лейтенант и кивнул. — Там опасно. Я видел там монстра величиной с лошадь и туловищем скорпиона…

— Заткнись, идиот! Рифы таены для Плана Человека! План чуть не погиб однажды из-за них. И если Дитя Звезд добьется своего…

Он не договорил, лишь добавил:

— Одна минута!

Лейтенант покраснел от обиды.

— Прошу прощения, сэр, но я и в мыслях не имея заводить антиплановый разговор. Орды варваров, которые кочуют за Космическим Заслоном, не стоят упоминания. Пусть даже они и верят, что Дитя Звезд — сверхчеловек…

— За приборами следи.

И капитан подал личный пример, уставясь на экран, окруженный рядами циферблатов и указателей. Он почему-то вспомнил светловолосую девушку-общительницу, которая прошептала ему два слова: «Дитя Звезд». Что с ней было потом? Попала в орган-банк?

Времени на воспоминания не было. До срока оставалось тридцать секунд!

Несмотря на холодильные установки и надежную изоляцию купола, в кабине стало жарко. По вискам у капитана поползли капли пота.

— Двадцать секунд!

Взгляд капитана прикипел к черной стрелке хронометра, которая догоняла красную, неподвижную. Когда они наложатся одна на другую, наступит момент весеннего равноденствия. И угроза Звездного Дитя окажется пустым блефом или… не блефом.

— Десять секунд!

Скрытые в полу лампы погасли. Теперь только свет индикаторов соперничал с фосфорическим сиянием экрана.

— Пять!.. Четыре!.. Три!

Двадцать катушек с лентой закрутились. Люди дышали тяжело, будто в помещении не хватало воздуха.

— Две!.. Одна!..

— НОЛЬ!

Капитан сглотнул, протер глаза.

Солнце на экране гасло. Были убраны фильтры, но оно все равно гасло. Последняя вспышка — и темнота.

Солнце исчезло, словно его смахнули с экрана. Капитан услышал чей-то громкий вздох, потом крик.

— Дитя Звезд! Это он!

— Мы ослепли! — зарыдал второй.

Так это началось.

Как круги от брошенного в пруд камня, волны тьмы разошлись во все стороны. Три минуты спустя после наступления весеннего равноденствия волна достигла купола обсерватории на Меркурии.

Менее чем за три минуты после этого волна поразила наблюдателей на орбитальных станциях над раскаленной, вечно укутанной в облака Венерой. Их охватил ужас, но они не были ослеплены последней вспышкой Солнца, как люди на Меркурии, они продолжали видеть приборы.

За восемь минут волна тьмы омыла Землю. На солнечной стороне планеты вдруг наступила кромешная тьма. Ошеломленные, люди замирали на месте, пока несколько секунд спустя не включались городские огни. Ужас охватил тех, кто не знал о предупреждении. На ночной стороне Земли и на Луне многие из астрономов вдруг побледнели, увидев, как гаснут знакомые звезды. Кое-кто из них слышал о предупреждении и о Требовании Освобождения. Остальные просто увидели, как исчезают с неба яркие точки, как изменился привычный звездный узор.

Потом они вновь вспыхнули, и только Солнце в течение получаса оставалось погасшим.

Тем временем началась паника.

Новость застала Планирующего в роскошном золотом кресле, и Планирующий сразу лишился приятного расположения духа, его толстое обрюзгшее лицо побелело от страха.

О том, что происходило, человек по имени Бойс Ган узнал косвенным образом. Он услышал, как охранники его камеры в недрах Машины начали перешептываться:

— Дитя Звезд…

Перед бусинками-сонарами на консоли Машины сидела девушка с отрешенным взглядом. Новость донеслась до нее на языке, изобретенном не человеком и понять который могли немногие. Имя девушки было Дельта Четыре, и она не испытывала страха. Ей было все равно…

А потом волна темноты унеслась дальше, в бесконечное пространство. Через двенадцать минут она накрыла Марс. Был отложен грандиозный проект извлечения кислорода и воды из мертвой коры планеты. Заместитель Планирующего на Марсе, своими глазами читавший Требование Освобождения, выхватил у охранника лазерный пистолет и застрелился.

Через четверть часа тень достигла астероидов. При этом большая часть населения осталась равнодушной. Они просто не знали, что происходит. Одни работали глубоко под землей, добывая драгоценные металлы. Другие были до предела отуплены тяжкой борьбой за существование и поэтому ничего уже не боялись.

Волна умчалась к станциям Плана на спутниках Юпитера, погасила кольца Сатурна, поглотила спутники Урана и Нептуна, захлестнула командный комплекс Космического Заслона на далеком Плутоне. Там ее заметили случайно, посмотрев в сторону Солнца. Никто не испугался.

Волна накрыла и сам Космический Заслон — сеть боевых станций, лазерные излучатели и патрульные корабли, которые бдительно несли вахту, готовые защитить План Человека от пришельцев с Рифов или врагов вроде Дитя Звезд.

Волна страха заставила команды тысячи медленно вращающихся космических крепостей послать аварийные вызовы патрульным кораблям, где завыло десять тысяч сирен. Замигали лазеры связи, передавая страшную информацию, сея панику и ужас.

Через сутки, за орбитой Плутона, волна достигла границ Солнечной Системы, снеголедяных облаков из твердого метана и аммиака. До Солнца было слишком далеко, и его гравитационные руки не смогли слепить из этих снежков настоящие планеты.

И наконец, когда позади остались последние форпосты Плана, волна начала заливать Рифы Космоса.

Для Рифов, для этих живых астероидов, которые за века работы вырастили микроскопические вакуумные организмы — фузориты, поглощавшие рассеянный межзвездный водород, волна темноты ничего ужасного не представляла. Еще одно событие в жизни, полной опасностей и чудес.

Одинокий старатель с досадой бросил взгляд туда, где только что было Солнце, порылся в рюкзаке, отыскал светящийся кристалл фузоритного алмаза и снова принялся бурить породу.

На другом Рифе проповедник из Церкви Звезды бросил взгляд на часы, потом посмотрел на небо. Он не испугался, когда погасло Солнце, потому что ждал этого.

Он встал лицом к синему сверкающему Денебу, опустился на колени, прошептал слова благодарности и мольбы. Потом занялся работой — заканчивать новый космосапог. По профессии он был мастером по обуви.

Волна темноты прокатилась над городом решительных, закаленных и свободных людей — беглецов с планет Плана Человека. Это было крупное скопление рифов, где строилась великая космическая армада из фузоритной стали. Девушка по имени Карла Снег смотрела на гаснущее Солнце, и слезы блестели у нее в глазах.

На другой живой скале пастух бдительно стерег самку пространственника, которая только что принесла детенышей. Роженице угрожало нападение кровожадного пиропода. Спрятавшись за выступом органического железа, бросая время от времени заботливый взгляд на разрешившегося от бремени пространственника, пастух высматривал среди звезд бронированных убийц, отпугивая их вспышками лазерного пистолета. Он и не заметил, как погасло Солнце.

Вот так это началось для всех мужчин, женщин и детей.

Тридцать девять минут спустя Солнце снова излило животворный поток света и тепла на уже изменившийся мир.

Атомные моторы Солнца заработали на полных оборотах. Через углеродный цикл водород синтезировался в гелий, энергия просачивалась к поверхности, устремлялась в пространство.

Три минуты спустя световая волна ударила в купол на Меркурии. Тысячи автоматических приборов и камер зафиксировали это. Всхлипывая от радости, ослепленные астрономы просигналили лазером на Землю: «Солнце ожило!»

Но солнечный свет достиг Земли раньше сообщения.

Первые лучи коснулись места, где в золотом кресле восседал Планирующий. На его плече устроился серый металлический сокол. Сокол бросал по сторонам сердитые взгляды, глаза у него светились красным огнем, стальные крылья позвякивали. Планирующий развернул пергаментный свиток и прочитал заголовок: «Требование Освобождения».

Пергамент доставил один из личных охранников. Он обнаружил свиток у дверей кабинета. В документе говорилось:

«Дитя Звезд требует освободить всех его последователей, которых удерживают на службе Плану с помощью воротников безопасности.

Звездное Дитя требует, чтобы все его последователи, отправленные в орган-банки, были приведены в естественный вид и освобождены.

Дитя Звезд требует, чтобы так называемая Космическая Завеса была демонтирована и был разрешен свободный доступ к Рифам Космоса, а с Рифов Космоса — к планетам Системы.

План Человека мнит себя неуязвимым, и потому Дитя Звезд подготовил предупреждающую демонстрацию своих возможностей. Точно в момент весеннего равноденствия на Земле Солнце будет погашено. Двенадцать ближайших звезд мигнут.

Если Планирующий не выполнит перечисленные требования, после демонстрации будут приняты дальнейшие меры. План Человека будет уничтожен».

— Антиплановый бред! — застонал Планирующий. — Наглость! Предательство!

Рослый полковник Технокорпуса нерешительно сказал:

— Сэр, необходимо принять меры…

— Меры… — проворчал Планирующий, а стальной сокол со звоном ударил крылом о крыло. — Что говорит Машина?

— Нет данных, сэр, — ответила девушка с безразлично-безмятежным лицом. На ней был халат с капюшоном, голос ее звучал, как далекая музыка.

— Нет данных? Так найдите! Выясните, кто такой Дитя Звезд! Объясните, как ему удалось сотворить такое… и как помешать ему в следующий раз!

Тех-полковник кашлянул.

— Сэр, уже несколько лет поступают донесения о так называемой Церкви Звезды. Это новая религия возникла, по всей видимости, в Рифах…

— Опять Рифы! Нужно было уничтожить их двадцать лет назад!

— Совершенно верно, сэр. Но этого не сделали. Колонисты, то есть, прощу прошения, бродяги-варвары, живущие среди Рифов, выдумали новую религию. Они поклоняются звезде Денеб, кажется, она же Альфа Лебедя — верхняя звезда Северного Креста. Воображают, будто на ее планетах находится Рай. Жаждут туда переселиться, часть из них, по крайней мере, хотя для современного космолета, который развивает скорость в одну сотую световой, принимая во внимание расстояние в четыреста световых лет, перелет займет не менее сорока тысяч…

— Ближе к делу! — раздраженно перебил его Планирующий. — Что он собой представляет, этот Дитя Звезд?

— Э-э, видите ли, сэр, несколько лет назад мы послали туда особого… гм… уполномоченного для расследования этого дела. Его имя Бойс Ган, сэр, и…

— Приведите его ко мне! Он ведь на Земле?

— Да, сэр. Но… он вернулся очень странным способом. Фактически… — полковник пребывал в замешательстве, — должен признаться, сэр, мы не знаем точно, каким образом он вернулся.

— Болван! — рявкнул Планирующий. — Доставить его ко мне! Мало ли чего вы не знаете? Доставить ко мне Бойса Гана!

И это тоже было началом, хотя для Бойса Гана все началось много месяцев назад. В то время он был шпионом.

2

Это началось на станции «Поларис», большом обруче из металла, который плавал в ледяной тьме за Плутоном и служил одним из звеньев Завесы, защищавшей планеты Плана Человека от Рифов.

Бойсу Гану было всего двадцать шесть, но он уже был оператор-майором.

Он имел шесть футов росту, каштановые волосы, голубые глаза, был широк в плечах и узок в бедрах. Движения его были легки и грациозны. Он имел внешность человека, который умеет за себя постоять, да так оно и было на самом деле.

С обаятельной улыбкой на устах и обезоруживающим взглядом голубых глаз прибыл он на борт станции «Поларис».

— Докладывает Бойс Ган, сэр, — отрапортовал он вахтенному офицеру. — Тех-кадет Ган прибыл в ваше распоряжение.

Это была ложь. Кадетом он не был. В шпионской школе на Плутоне ему дали новое звание, для конспирации. Оператор-майор — персона важная, за ним станут наблюдать. А кадет может ходить, где угодно, смотреть на все, что угодно.

Вахтенный офицер выдал ордер на койку в каюте, помог уложить вещи в багажный отсек, пожал руку и приказал явиться к коменданту станции, машин-полковнику Мохаммеду Зафару.

В задание Гана входило расследование по поводу слухов о странной антиплановой деятельности на станин «Поларис».

Ган был настоящим солдатом Плана, и антиплановая деятельность в его представлении была чем-то насквозь прогнившим, мерзким, злобным и вредным. На станции он ожидал увидеть полный развал дисциплины и нежелание подчиняться Плану Человека.

Но дисциплина оказалась в порядке. Люди имели опрятный вид. По пути, пересекая пластиковые коридоры станции, он заметил, что металлические части станции превосходно отполированы. Странно, подумал Ган. Но у него было задание, и Ган знал, как его выполнить.

Он постучал в дверь кабинета коменданта, получил разрешение войти. Вытянувшись по стойке «смирно», Ган отдал честь.

— Тех-кадет Ган явился по предписанию, сэр!

Машин-полковник, как и положено, отдал честь. Это тоже слегка удивило Гана, но удивления он не выдал, оставаясь образцом военной выправки и дружелюбия. Машин-полковник Зафар был невысокого роста смуглым мужчиной в отутюженной белоснежной форме. На вид это был человек надежный и непоколебимый, как сам План.

— Добро пожаловать на борт, кадет, — сказал он. — Передайте мне ваше предписание, пожалуйста.

— Есть, сэр!

Предписание тоже было фальшивым. По предписанию Бойс числился оператором лазерных устройств и прибыл прямо с Земли. Ни о настоящем звании, ни об интенсивной подготовке на Плутоне не было ни слова. Комендант внимательно прочел предписание, кивнул.

— Кадет Ган, — тихо, но отчетливо сказал он, — мы рады вашему прибытию на станцию «Поларис». Как вам известно, наша станция — важное звено Завесы. Наша первейшая обязанность — обнаруживать и пресекать незаконные сношения между областью Плана и районами за Плутоном, так называемыми Рифами Космоса. Вторая наша обязанность — следить по мере возможности, за деятельностью на самих Рифах. Радарные, лазерные и оптические системы — главное в выполнении этих задач. Поэтому, кадет Ган, на вас ложится большая ответственность. Не подведите нас.

— Я не подведу, сэр! — торжественно пообещал Ган. — Служу Плану Человека!

Он отдал честь и вышел.

Но сначала он уронил документы, тут же подобрал и сверкнул в сторону полковника извиняющейся улыбкой.

Он вышел с гордо поднятой головой. В тот момент, когда он поднимал предписание, полковник его не видел, и Ган прикрепил «жучка» — устройство для подслушивания — к внутренней стороне стола коменданта Зафара.

Час спустя на шее Бойса Гана оказался воротник безопасности.

Он был готов к этому. В столь уязвимом и важном комплексе, как станция «Поларис», каждый член команды носил железное кольцо на шее. С его помощью нарушитель мог быть уничтожен в любой момент и в любом месте. Иного выхода не было. Спятивший космонавт или изменник, пробравшийся к запасам топлива, пьяный пушкарь у пульта мощных ракет, могли уничтожить станцию. Поэтому необходим был постоянный контроль за каждым человеком на борту.

И все же ощущение было не из приятных. Ган потрогал кольцо, и его всегдашняя веселая улыбка исчезла. Трудно сохранять спокойствие, если кто-то или что-то — Машина на далекой Земле, один из ее ближайших сателлитов-трансляторов или комендант станции — могут одним нажатием кнопки включить взрыватель, и заряд в долю секунды обезглавит славного парня Бойса Гана.

Соседом по каюте оказался высокий худощавый нигериец, тех-кадет по имени М‘Бана. Он прогуливался у двери в отсек Службы Безопасности, увидел, как Ган трогает кольцо, и засмеялся. Когда они вместе направились на пост, М‘Бана сказал:

— Щекочет нервы, а? Ты не бойся, если он сработает, ты об этом даже не узнаешь!

Ган усмехнулся. М‘Бана ему понравился. Он сразу понял, что найдет в нем внимательного и умного товарища.

— А кому понравится воротник? К тому же… — Он сделал паузу, оглянулся по сторонам, — я слышал, где-то есть люди, которые знают, как от него избавиться. Там, в Рифах. Они знают секрет — как снять воротник…

— Я подобными вещами не интересуюсь, — осторожно ответил М‘Бана. — Вот наш отсек.

Ган кивнул, и разговор продолжать не стал. Но про себя отметил, что в его словах имелся призыв к антиплановому поступку, предательству. М‘Бана был обязан оборвать Гана на полуслове, потребовать немедленных объяснений и потом сразу же доложить в Службу о поступке Гана.

Огромная, как океанский лайнер, хрупкая, как воздушный змей, станция «Поларис» представляла собой большое кольцо из пластика. Вращение создавало центробежную силу, достаточную, чтобы суп не вылетал из тарелки, а тарелка не плавала над столом. Ступица колеса была неподвижна. На одном конце находился купол радарно-лазерной следящей системы, на другом — воздушные шлюзы.

Станция была запущена четверть века назад для исследования скопления Рифов к северу — по галактическим координатам — от Солнца. Скопления аммиачного снега, снабжавшие старые ядерные ракеты рабочей массой, по-прежнему были в поле зрения радаров, в сотне миль от станции. Теперь в рабочей массе не было нужды, но снеговое скопление еще могло послужить. Оно стало космической свалкой, сборником отходов со станции. После каждой вахты отходы доставляли туда, чтобы частицы мусора, крутясь по свободным орбитам, не мешали следящим системам и не вызывали ложных тревог.

За сорок восемь часов пребывания на станции майор Ган успел укрепить «жучки» в кабинетах коменданта, старпома, интенданта и начальника службы безопасности. Миниатюрные приборчики передавали на секретной волне каждое слово, произнесенное в этих святая святых станции. Ган лично прослушивал передачи, когда позволяло время. Все сигналы непрерывно записывались специальными устройствами на Плутоне, потом передавались на Землю, в подземную крепость Планирующего и Машины.

Но с помощью «жучков» Ган ничего не смог выяснить.

Ему был дан более чем ясный приказ: «Искать врагов Плана». Остальное — слухи. Контрабандные перевозки ценных стратегических материалов с внутренних планет в Рифы… какой-то смехотворный новый культ… угроза объединения всех Рифов против внутренних планет… вожак культа, призывавший к бегству в Рифы… Что здесь было правдой, а что ложью, Гану не сказали. Служба безопасности не объясняла агентам, что они должны искать. Считалось, что они добьются больших результатов, если сами обнаружат следы преступления.

Но на станции вообще не было следов, никаких.

Во всяком случае, настоящих следов. Были какие-то неосторожные реплики за столом. Пара запасных частей к лазерным батареям пропала без убедительного объяснения. Все это были антиплановые акции, даже за меньшие промахи людей отправляли в орган-банки, и с «Полариса» кое-кто должен был отравиться туда же. Бойс Ган скрупулезно фиксировал имена и звания. Но он искал чего-то посерьезнее, чем небрежности.

За неделю, к собственному удовольствию, Ган убедился, что если мощное антиплановое подполье и существует, то не на станции «Поларис».

Искать надо было в другом месте.

Но где?

Ган успел дважды там побывать, пока сообразил, где находится это «другое место».

Как младший офицер, Ган нес вахту на камбузе и входил в команду по уборке, избавлению от отходов и так далее. Работа была не из обременительных. Высокочастотные печки и киберуборщики исполняли основную ее часть. Оставалось только убедиться, что автоматы работают нормально. И даже короткий рейс со станции на снеговую помойку был приятным разнообразием среди рутины.

Он отправился в мусорный рейс вместе с М‘Баной, и они коротали время за разговорами у пульта шаланды — нереактивного космического тягача, пока автоматические контейнеры самостоятельно избавлялись от мусора и возвращались на место. М‘Бана никогда не вспоминал слова Гана насчет воротников безопасности. И Гану не удавалось вывести товарища на антиплановый разговор, он даже оставил попытки. Они разговаривали о доме, обсуждали проблемы продвижения по службе, а также достоинства девушек.

У Гана была девушка, ее звали Джули Мартин.

— Маленькая такая, — мечтательно вспоминал Ган, — с красивыми черными глазами. Она меня ждет. Когда вернусь…

— Правильно, — согласился М‘Бана. — Так вот, эта девушка, которая у меня была в Лагосе…

— Джули не эта, — сказал Ган. — Она моя девушка, единственная. Все остальные не в счет.

— Почему же она писем не пишет? — спросил М‘Бана.

Ган замер.

— Она не любит писать письма, — сказал он после секундной паузы, в мыслях выругав себя. Какой глупый промах! Он не получал писем от Джули Мартин по простой причине — письма накапливались на Плутоне, поджидая его. Сюда их переслать не могли, слишком велик риск, что кто-нибудь прочтет одно из писем и по косвенным замечаниям догадается, что Ган не простой лазерщик.

Ган поспешил при первой же удобной возможности сменить тему разговора.

— Слушай, — спросил он, — что это на экране?

Искорка сигнала с легкостью перышка опускалась на снежную протопланету. Ничего необычного — что-то из отходов вырвалось из непрочных оков гравитации протопланеты и теперь кружило в пространстве, чтобы через несколько минут или часов осесть на поверхность.

Но М‘Бана, мельком взглянув на экран, сказал, как бы между прочим:

— Наверное, комендант. Он время от времени проверяет, все ли в порядке.

Тщательно скрывая охватившее его возбуждение, Ган спросил:

— Интересно, что он там делает?

М‘Бана пожал плечами и нажал кнопку. Очередной контейнер, избавившись от мусора, вернулся на шаланду.

— Знаешь, — предложил Ган, — давай посмотрим, что там.

Ответа он не стал ждать. Контейнер вернулся в гнездо, шаланда готова, ничто не загораживало пути. Он подал ионный поток в блок нереактивного двигателя, включил корректирующие ракеты. Шаланда поплыла вперед.

— Нет, брось, Ган! Старик разозлится, если заметит, что мы подсматриваем, — испугался М‘Бана.

Но Ган не слушал, он был поглощен наблюдением за экраном.

Если полковник Зафар тайком посещает планетоид, на то должна быть причина. Он должен выяснить эту причину. Он дал максимальное увеличение, поверхность планетки прыгнула навстречу.

Планетоид был в восемь-десять миль толщиной и по форме напоминал не шар, а урну для праха. Для дальних протопланет из замерзшего метана и водорода он был необычно плотным. Подойди он ближе к Солнцу — превратился бы в комету. Зеленоватая кора из твердых газов казалась на экране медленно крутящейся метелью. От толчка выброшенного мусора весь планетоид дрожал, газовый свет медленно поднимался над поверхностью и опадал волнами.

Больше ничего не было видно…

Но даже такая планетка имела солидные размеры. Где-то там полковник Зафар. Ган потянулся к пульту, чтобы пустить кораблик в облет протопланеты, но какой-то шум отвлек его.

Он обернулся и увидел, что М‘Бана смотрит на него одновременно с ненавистью и жалостью. В руке у нигерийца был блестящий металлический стержень вроде карандаша. Он направил его на Гана.

В оставшуюся долю секунды Ган успел пожалеть: «Если бы я мог послать сообщение… Здесь что-то антиплановое…» Это была его последняя мысль. Что-то зашипело, шею ужалила нейропуля из контрабандного пистолета М‘Баны. Потом темнота и холод сомкнулись над ним.

3

Нейропуля мгновенно блокирует нервную деятельность. Но это не все. Со временем ее действие не ослабевает само по себе. Жертва не приходит в сознание, пока ей не введут нейтрализующий препарат.

Когда Ган пришел в себя, он понятия не имел, как долго пробыл под наркозом. Одно он знал наверняка — его перенесли из шаланды-мусоровоза в незнакомое место.

Он лежал на чем-то мягком, теплом, вроде мха, на скалистом выступе. Мох слабо, но ровно светился. На ближних скалах он был зеленоватый, на более дальних казался красным и сиреневым.

Небо над скалами было бархатно-черным, с одной-единственной ослепительной звездой.

Бойс Ган с трудом поднялся и воспарил над мхом. Опустившись вскоре обратно, он огляделся. Глаза привыкали к темноте, и он мог рассмотреть остальные звезды. Знакомые созвездия… Тут он все понял.

Яркая звезда была Солнцем.

Он находился на одном из космических Рифов.

Ган так никогда и не узнал, как он оказался на Рифе. Знал об этом, может быть, один М‘Бана, но с ним Ган больше не встречался. Одно было ясно — пока он был без сознания, его перевезли и оставили на осколке Рифа. Без связи, инструментов, скафандра — он мог выжить на этом осколке, но покинуть его — никогда. Он был обречен.

Да, отличный способ избавиться от ненужного человека. Лучше, чем убийство, — не надо было прятать тело.

Было холодно, окоченели руки и ноги, в суставах появилась скованность. Распухли кисти. Судя по всему, похитители не доверяли нейроблокаде и как следует связали Гана. Но путы исчезли вместе с похитителями. Голова болела, во рту пересохло и хотелось есть.

Ган начал исследовать свой новый мир.

Сначала нужно найти воду и еду, но устоять перед соблазном и не полюбоваться чудесной местностью он не мог. Металлические листья папоротников позванивали, словно колокольчики. Откуда-то донесся шум, похожий на хлопанье крыльев целой стаи. Как сюда попали птицы? Но ведь Рифы сотворены живыми организмами, подобно кораллам в земных океанах. Значит, здесь должна быть жизнь, хотя бы и не похожая на земную.

Рифы были сформированы скоплениями фузоритов, которые поедали межзвездный водород и в соответствии с неохойловской гипотезой превращали атомы водорода во все более и более тяжелые элементы.

Была в Рифах и углеродная, дышащая кислородом, теплокровная жизнь. И все же в основном их населяли металлические и кристаллические существа. В лучшем случае они годились в пищу, в худшем — были смертельно опасны.

Далекое Солнце висело у южного полюса небесной сферы. Значит, он находился к галактическому северу от Солнца, на одной прямой с «Поларисом». Но как далеко от станции? Предположительно, от Солнца до основных скоплений Рифов было двести астрономических единиц, примерно двадцать миллиардов миль.

Ган оставил звезды в покое и занялся непосредственным окружением. Этот мир нужно исследовать.

Он потер саднящие запястья и лодыжки и пошел на разведку. Из светящейся зеленоватой лощинки он осторожно выбрался, зная о подстерегавших его опасностях. Атмосферу создавали и удерживали фузориты-симбиоты, и она напоминала мыльный пузырь. Если подпрыгнуть слишком высоко, можно очутиться в космическом вакууме и погибнуть жуткой смертью: кровь выкипит, стенки клеток полопаются.

Взобравшись на гребень, он огляделся.

Впереди лежала еще одна лощина, заросшая какими-то блестящими кустами. Растения доставали ему до плеча, соцветия напоминали плюмажи, усыпанные огоньками — отдельными клетками фузоритов. Каждый лист у черенка был зеленоватым, к краям цвет переходил в черный. На каждом листе имелась ярко-красная ягода.

Невероятно, но кусты росли рядами!

Больше всего это было похоже на плантацию в плодородной долине на Земле. Ган тут же почувствовал приступ голода. Ягоды выглядели так аппетитно! Он поспешил к кустам…

И из-за спины послышался голос:

— Молодец! Только проснулся и сразу решил подкрепиться, а?

Майор Бойс Ган был готов к любой неожиданности. Выработанный на тренировках рефлекс остановил его на полушаге, заставил развернуться и занять оборонительную стойку.

Но незнакомец выглядел совершенно миролюбиво. Невысокий, коренастый, с изрядным животом и грязной русой бородой. Одежда была соткана из грубых волокон, и в ней полно было прорех.

К загорелой лысине приникло какое-то животное размером с обезьянку-капуцина. Зеленое, чешуйчатое, с красными горящими глазками и черными клыками, оно походило на игрушечного дракона. Из-под острых, как бритва, краев чешуи сочились тонкие струйки дыма.

— Привет, — осторожно сказал Бойс Ган.

— Ну-ну, привет, значит, — добродушно ответил человек. — Ты спал. Я и подумал — пусть себе спит. Добро пожаловать — я уже и не надеялся обзавестись компанией.

— Я и сам не рассчитывал оказаться здесь.

Человек кивнул, протянул грязную мозолистую ладонь.

— Так я и думал. Какие-то двое оставили тебя часов пять назад. Похоже, обошлись с тобой не больно ласково, вот я и решил тебя не трогать.

Дракон завертелся, ему не нравилось, что мужчина двигает головой.

Ган пожал протянутую руку и сказал:

— Мне нужна вода и немного еды.

— Сейчас устроим. Пошли.

Мужчина кивнул, едва не скинув дракона с головы, повернулся и повел Гана вдоль поля к черному озерцу.

— Омер не любит чужих, — бросил он через плечо. — Ты его не бойся, только не делай резких движений. Омер из пироподов. Детеныш, конечно, но и они бывают опасны.

Ган про себя согласился. У малыша вид был зловещий, к тому же этот дым, огненные глаза… Они добрались до берега — это было даже не озеро, а, скорее, пруд не более пятидесяти ярдов в поперечнике. По поверхности ходили высокие ленивые волны, характерные для слабого притяжения. На дальнем берегу поднимался крутой утес, весь в сверкающих выходах металлических жил. Кое-где ландшафт смягчали светящиеся мхи и прочие растения, а у подножия стоял металлический навес — он защищал вход в пещеру.

— Вот мы и дома, — радостно сообщил хозяин. — Добро пожаловать. Входи, располагайся.

— Благодарю, — сказал Ган. — Кстати, мы не познакомились.

— Разве? И то верно. Меня зовут Гарри Хиксон. А ты… — Ган открыл было рот, но Хиксон его опередил: — Ты этот, как бишь там, оператор-майор Бойс Ган из шпионской школы на Плутоне.

Ган отдыхал в пещере отшельника Хиксона уже сутки, и мысли его были мрачны. Каким образом Хиксон узнал его имя? Откуда он мог знать, что Ган — выпускник шпионской школы, а не простой лазерщик?

В конце концов Ган оставил бесплодные гадания и начал восстанавливать спортивную форму, а также изучать обстановку.

Очевидно, на корабле он пробыл дольше, чум думал, потому что успел потерять в весе, ослаб и зарос щетиной. Хиксон кормил его и заботился о нем. Он устроил Гану постель из кучи грязных вонючих одеял, не хуже, чем собственная, и делил с ним содержимое горшка, в котором варил что-то вроде рагу, правда, очень жирного. Пища была грубой, но обильной, ее разнообразили плоды и коренья. Красные ягоды на вкус напоминали лимон, они стали хорошим источником витаминов, — Гарри настойчиво это подчеркивал, — а один из лишайников содержал протеины.

Вопрос питания был решен. На подобной диете Хиксон прожил много лет и чувствовал себя отлично. Значит, Ган тоже продержится. А там, глядишь, он найдет способ сбежать с Рифа…

Это могло случиться скоро. Он узнал от Хиксона, что существует система связи, которая позволяла позвать на помощь.

— У меня такой нужды пока не было, — объяснил Хиксон, вылавливая из рагу длинный стебель, похожий на ревень, и облизывая пальцы. — Но когда в тылу все надежно, чувствуешь себя уверенней… Слушай, Бойс, тебе воротник жмет?

Пальцы Гана замерли — он и сам не заметил, что трогает кольцо на шее.

— Не очень, — тихо сказал он.

— Могу снять, — добродушно предложил Хиксон. — Плевое дело. Раз сто такие снимал…

Ган уставился на него.

— Ради Плана, о чем ты? — рассердился он. — Ты знаешь, что это такое? В этой штуке автовзрыватель и дистанционный запал. Только попробуй снять его… — Он сделал пальцами веерообразное движение в сторону и вверх, изображая, как действует обезглавливающий заряд.

— Ясное дело, об этом я все знаю, — сказал Хиксон. — Сиди тихо! Да нет, не ты, это я Омеру. Не ерзай, тебе говорят!

Он поднялся с корточек от дощатого, шаткого стола, обошел Гана, встал за спиной.

— Главное, сиди и не шевелись, Бойс. А если шевельнешься, не смотри на меня… Омер, черт тебя подери! Убери когти! Я его из яйца вывел, прямо вот в этой пещере. Когда этот дьяволенок нервничает, он выпускает когти… Ага, вот и все!

Ган почувствовал прикосновение к шее. Он не видел манипуляций Хиксона, но был уверен, что инструментов у отшельника в руках нет.

Горло вдруг сжало… Затем щелкнул замок…

Кольцо упало на пол. Ган машинально вскочил, побледнел. Он ждал взрыва, но взрыва не последовало.

— Спокойно, Бойс, — успокоил его отшельник. — Перепугаешь Омера до смерти. Эта штука никогда больше не взорвется.

Он небрежно подобрал кольцо, поднял к глазам, чтобы получше рассмотреть в свете никогда не гаснущего алмазного кристалла — на Земле такой стоил бы миллионы.

— Классно сработано, — вздохнул он с восхищением. — Деталек-то сколько… Жаль, больше они ни на что не сгодятся.

И он зашвырнул кольцо в дальний угол.

— Ну как, — сказал он, — ты готов двигаться дальше?

— Куда? — через секунду спросил Ган, пристально глядя на Хиксона.

— Ну-ну, Бойс, не волнуйся. Знаю, о чем ты думаешь. Что меня надо отдать Машине на предмет исследования. Ты понятия не имеешь, как я сумел снять кольцо, но ты уверен — дело это антиплановое. Что ж, ты прав, я насквозь антиплановая личность. И мешать тебе не буду — вот, бери мой лазер, сигналь, вызывай помощь. Но запомни хорошенько — с тобой я не полечу, Бойс Ган, уловил?

— Ладно, — Ган сдался, но лишь на время. Оружие он складывать не собирался.

Намерения Гана отшельник описал правильно, но в крайне мягких выражениях. Честно говоря, Гану очень сильно хотелось доставить Хиксона в лаборатории Плана. Сильнее продвижения по службе и даже счастья в любви с Джули Мартин.

Этот Гарри Хиксон был для Плана катастрофой, страшной угрозой. В ушах Гана явственно прозвучал приказ старшего офицера базы на Плутоне, который он мог получить, доложи ему Ган о Хиксоне:

«Исследуемый Хиксон представляет большую опасность. Его неизвестные способности необходимо изучить и сохранить для блага Плана. Затем каждый орган его тела должен быть уничтожен в отдельности…»

Но как передать Хиксона в руки Плана?

Нужно найти способ. Должен быть какой-то способ, и Ган найдет его. Главное — спокойствие, главное — не выдать себя, а когда подвернется случай, использовать его…

— Пошлем сигнал сразу, — сказал Ган. — Я готов двигаться дальше.

Отдуваясь, Гарри и Ган вылезли на вершину красной скалы. Пиропод на лысине отшельника ерзал и вертелся, не спуская огненных глаз с Бойса Гана.

— Видишь? — спросил Хиксон через плечо. — Вон ту яркую звезду рядом с Вегой…

— Ты имеешь в виду Тету Лиры?

Отшельник с некоторым удивлением посмотрел на него.

— Верно. Вас в шпионской школе кое-чему учат, вот только… Ладно, неважно. Я имею в виду красную звездочку прямо под Тетой. Не помню названия. Там Свободное Небо, в той стороне.

В висках застучала кровь.

— Свободное Небо? Я слышал об этой колонии. Рифовые крысы?

— Ай-ай-ай, Бойс, не надо так выражаться. Просто свободные люди. Свободное небо — самый большой риф. Вроде города, скопление мелких рифов в сотню тысяч миль длиной. Но него каких-то полмиллиона миль.

— Понятно, — сказал Ган.

Он испытал небывалый подъем и гордость. С каким подарком он вернется на Плутон! Целый город будет возвращен Плану! Снова войдет в братство Машины!

Словно наяву он увидел светящиеся следы крейсеров Плана, как они сходятся в нужном секторе у скопления рифов…

— Не мечтай особенно, — сухо сказал Хиксон. — Ты еще туда не добрался. А когда доберешься, по телефону Машину не вызовешь. А теперь погоди, я сигнал подам…

Он поднял громоздкий старинный пистолет, который хранил в промасленном тряпье в пещере, проверил настройку, тщательно прицелился в далекую красную искорку — маяк прямого курса на Свободное Небо. Он трижды нажал на спуск, потом повернулся к Гану.

— Вот и все, теперь будем ждать. Можно спокойно вернуться в пещеру.

Хиксон помолчал, затем, видимо, принял решение. Он снова повернулся лицом к звездам, положил пистолет и вытянул вперед руки. Губы его шевелились, но Ган ничего не мог разобрать. Пиропод на лысой макушке шипел и то и дело соскальзывал. Отшельник, казалось, всем телом стремился… но куда?

Ган не понимал. Наверное, к Свободному Небу, к красноватой звездочке, или к Тете Лиры… или к ярчайшим гигантам Летнего Треугольника — Веге, Альтаиру и Денебу.

Потом Хиксон успокоился, пиропод скатился на его плечо, а отшельник поднял руку и взмахнул ею. Как будто змея извивается, подумал Ган. Или шея лебедя…

Лебедя? Что-то шевельнулось в его памяти. Что-то касательно лебедя… и звезды…

Но вспомнить что-нибудь определенное не удалось, и Ган последовал за Гарри Хиксоном в пещеру.

Крошечный риф Хиксона был мельчайшим островком в бесконечности расширяющегося пространства. Неохойловская гипотеза гласила: Вселенная бесконечна во времени и пространстве, и материя тоже не имеет конца. Новое вещество каждую секунду формируется в атомы водорода, а старые скопления вещества — звезды и планеты, пылевые облака и галактики — разбегаются во все стороны.

Риф Хиксона был младенцем, всего несколько миллионов лет, а размеры — сущая пылинка. Этим он был сходен с остальной Вселенной, вещество в ней было преимущественно молодым. Темп появления нового вещества рос по спирали. Некоторые галактики и рифы были так стары, что возраст их не поддавался исчислению, но Вселенная, пребывая в динамическом равновесии, не имела ни начала, ни конца. И жизнь была самым древним феноменом. Более древним, чем самые старые звезды, и при этом всегда оставалась молодой, в то время как иные звезды уже погасли.

Жизнь в пространстве не имела конца в буквальном смысле. Она принимала самые причудливые формы, эволюция шла невообразимыми путями.

Наблюдая, как Гарри Хиксон играет с ручным пироподом, Бойс Ган решил, что человек — самая странная форма жизни из известных ему. Вот перед ним облысевший отшельник, антиплановый крепыш, смертельно опасный по всем меркам Машины — он совершенно серьезно учил летать своего пироподыша.

Он снял маленькое чудовище с макушки, усадил на высоком выступе. Сам отошел в сторону. Сверкая глазами, испуская сквозь чешую дым от внутренного пламени своего природного ракетного двигателя, пироподыш пронзительно завыл, призывая хозяина вернуться. Потом, отчаявшись, взлетел, промахнулся на несколько ярдов мимо Хиксона и врезался в скалу в дальней части пещеры, где и остался лежать, шипя и плюясь дымом. Хиксон сжалился и поднял его.

— Как бы он башку не расшиб, — пробормотал Ган после пятой попытки.

— Да, надо бы ему поосторожней, — мягко согласился Хиксон. — Однако, она у него совсем, должно быть, пустая. Неуклюжие они создания, пироподы. Верно, Омер? — Он ласково погладил маленькое чудовище, вздохнул и опустил на пол.

Пиропода он накрыл перевернутой корзиной, положил на корзину кусок светящегося фузоритного коралла. Пиропод выл и шипел, но Хиксон не обращал на него внимания.

— Думал, успею его научить, — сказал он с сожалением. — Бойс, за тобой прилетят. Хочешь посмотреть на пилота?

Из кармана изношенной до лохмотьев куртки он достал старинный цветной двумерный снимок. На снимке была совсем молодая симпатичная девушка, одну руку она положила на голову зверьку, похожему на морского котика. За спиной ее светилась серебром и пурпуром масса Рифа.

— Ее зовут Карла Снег, — с любовью сказал старик. — Она дочь моего старого друга, который меня вылечил много лет назад. Он доктор и притом хороший. Не понимал, правда, что со мной происходит…

Тут отшельник заметил, что разговаривает сам с собой и замолчал.

— Ну, все, — сказал он немного спустя со смущенной улыбкой. — Дай Лебедь тебе счастья, Бойс. Передавай привет Карле.

Ган не успел сообразить, что старик намерен сделать, как Гарри отодвинул металлический лист, закрывавший вход в пещеру, и вышел наружу.

Ган покачал головой с сочувствием и удивлением.

— Эй! — позвал он. — Хиксон! Ты куда? Подожди!

Поспешив наружу, он выскочил прямо на лужайку, которую с особым тщанием оберегал старый отшельник.

Старика нигде не было.

Следы остались, они ясно были видны на покрытой мхом поверхности.

Но Гарри как сквозь землю провалился.

Ган обыскал весь риф, потратив несколько часов. Никто не отвечал на его крики. Старый отшельник просто исчез.

4

В пещере майор Ган отыскал пистолет старика — допотопный технокорпусовский лазер. Видно, еще до Завесы его контрабандой провезли в Рифы. Оружие придавало ему уверенности, хотя обороняться здесь было не от кого.

Но уверенность была ему крайне нужна.

«Человек не должен быть один. Каждый имеет место в системе Плана. Под благотворным руководством Машины каждый служит Плану и таким образом План служит всем…»

Бойс Ган обнаружил, что твердит эти слова, взбираясь на скалу, откуда Хиксон посылал сигналы. Какая глупость… И все равно не помогает.

Человек не должен быть одинок… Но он в самом деле чувствовал ужасное одиночество, заброшенный на крошечный риф среди миллиардов сверкающих звезд…

Особого смысла лезть на скалу не было. С таким же успехом можно было ждать в любом другом месте Рифа. Не стоило вообще питать надежды на помощь. К словам полусумасшедшего отшельника Ган не испытывал доверия.

И все же он ждал на вершине скалы, прислонившись к камню, устремив взгляд в небо, но видел лишь сверкание далеких равнодушных звезд. Устав ждать, он задремал, как вдруг…

Вдруг в низком черном небе сверкнуло что-то зеленое. Ган вскочил на ноги. Зеленоватое мерцание было таким слабым, что он даже не был уверен, видел ли его на самом деле. Нет, что-то там определенно было… за ним еще тянулся хвост красных искр.

Ган поднял пистолет, проверил индикатор мощности, — чтобы не выпускать зря в небо разрушительный заряд, — три раза нажал на спуск, направив пистолет в то место, где видел зеленое пятнышко.

Секунду спустя… зеленое свечение появилось вновь, уже ближе.

Это шла помощь! Но что это за красные искры? Прямо на глазах Гана искры тоже изменили курс, следуя за зеленым светом. Они приближались очень быстро…

Неожиданно он услышал рев, словно работали двигатели старинной ракеты. Неизвестные объекты вошли, наконец, в неглубокую атмосферу рифа, с визгом рассекая воздух. Затем послышался чей-то крик…

Красная искра с ревом пронизала зеленое облако и помчалась к Гану, как древняя ракета, ведомая сигналами радара. В дюжине ярдов над его головой ракета вышла из пике, и Гану удалось рассмотреть, что же это было.

Это было чудовище из кошмарного сна. Чешуя сверкала, как металлическое зеркало, со страшных когтей на грунт падали золотистые капли. Красная искра превратилась в два горящих огромных немигающих глаза. Сверкающая голова напоминала голову сказочного дракона, а хвост представлял собой ревущее голубое пламя.

— Пиропод! — ахнул Ган. Он окаменел от страха.

До сих пор ему не приходилось видеть взрослой особи, он только слышал рассказы о нем, а общение с ручным пироподышем Хиксона не подготовило его к столкновению со взрослым хищником, который с раздирающим ревом пронесся над головой Гана.

Пиропод — это живая ракета, и он смертельно опасен. Химия его тела кардинально отличается от химии кислородных организмов. Они произошли из того же источника неуглеродной жизни, что и фузориты. На своих плазменных моторах, которые питает энергия фузоритов-симбиотов, пиропод способен обогнать боевой крейсер Плана, а по свирепости ему нет равных среди хищников Земли. Добычей для пиропода служит все, что движется. Их двигателям нужно очень много реактивной рабочей массы, и аппетит пироподов невозможно удовлетворить. Эти стервятники космоса атакуют все, что шевелится.

К счастью, атмосфера для пироподов — медленный яд, а притяжение тормозит рефлексы. Их дом — межзвездные пространства. Самые крупные из монстров иногда не уступают по размерам космической яхте, и даже на пороге зрелого возраста не бывает пироподов мельче пещерного медведя. Окаменев, Бойс Ган наблюдал, как пиропод делает петлю и разворачивается. Пульсирующие красные глаза его были окружены телескопическими зеркалами, воображение Гана дорисовало страшные черные когти, которые разрывают металл или камень, словно хлеб…

Он слишком поздно сообразил, что сам стал для животного мишенью.

Чисто инстинктивно он вскинул пистолет и выстрелил. Мощность заряда была минимальная, чтобы только посылать сигналы, и все же пиропод почувствовал луч, взревел, метнулся в сторону. Ган кинулся под прикрытие скального выступа. Продырявленное облачко зеленого тумана медленно растворялось в небе. Теперь Ган видел, что скрывалось внутри облака.

Это оказался пространственник — теплокровное, похожее на морского котика животное. Пространственники жили среди звезд и были природной добычей пироподов. Облако принес с собой пространственник — они умели с помощью поля удерживать вокруг себя атмосферный пузырь — это позволяло им жить в открытом космосе, хотя дышали они кислородом.

Пространственник был тяжело ранен. Даже издалека Ган видел жуткую рваную рану во всю длину гладкого золотистого тела. На спине у него сидело какое-то существо, и Ган был уверен, что конец пространственника и его седока был близок.

Пиропод уже развернулся и атаковал раненое животное. Ган среагировал быстрее, чем успел подумать. Он повернул регулятор кристалла на полную мощность, оперся о камень и выстрелил в пульсирующие огненные глаза. Раздался взрыв.

Пиропод взревел, так как остался без глаз. Впрочем, это были скорее лазерные прицелы. Но что бы они собой ни представляли, он лишился своих прицелов. Ослепший пиропод с воем и грохотом помчался прямо вверх, и вскоре звук пропал, как будто за ним захлопнули дверь — чудовище покинуло атмосферу.

Повезло, подумал Ган. Индикатор пистолета мигал оранжевым светом — батарея полностью села.

Но за пределами атмосферы разгуливали другие пироподы. Ган видел красные искры глаз и голубые хвосты выхлопов из огненного чрева. Хищники разом повернули за уходящим огненным хвостом раненого собрата. Вспыхнуло голубое облачко раскаленных газов…

Как во сне, Ган сообразил, что сотоварищи уничтожили раненого и теперь дрались за добычу между собой. Времени не было — пространственник рухнул, и Ган поспешил со всех ног к месту его падения.

Животное упало на самом краю маленькой плантации, которую возделывал отшельник. Кровь пространственника залила зеленый мох. Наездник слез с животного и склонился над раной, пытаясь руками остановить кровь. Это была девушка. Хиксон не ошибся. Та самая девушка с фотографии.

Раненый пространственник дрожал и слабо повизгивал. Девушка всхлипывала.

— Могу ли я чем-нибудь помочь? — спросил Ган.

Карла Снег — это была она — быстро обернулась и посмотрела на Гана, словно перед ней был пиропод или еще какое-нибудь, не менее страшное создание. Кроме страха, Ган заметил в ее взгляде облегчение, как будто она ожидала чего-то похуже.

— Вы кто? — Голосом девушка вполне владела.

Несмотря на молодость, она была высокой и сильной.

— Бойс Ган, — представился он. — Вы — Карла Снег. Гарри Хиксон предупредил меня, что вы прилетите.

Девушка прижала ладонь к губам, глаза ее округлились от ужаса. На мгновение Гану показалось, что она сейчас умчится прочь. Потом девушка с сожалением покачала головой, нагнулась к пространственнику.

Кровь больше не текла, и животное перестало дрожать. Было тихо.

— Султана умерла, — прошептала Карла Снег.

— Очень сожалею, — сказал Ган, понимая, что от слов утешение слабое.

Он взглянул на небо — пироподы пропали. Затем он посмотрел на гостью. Загар на лице Карлы по цвету почти не отличался от медово-русых волос. Пространственник тоже был почти такого же цвета. На белом комбинезоне девушки алела кровь, с пальцев капала золотистая слизь, но это ее не портило, она была удивительно красивой.

Глядя на девушку, Ган вспомнил Джули Мартин, вкус соли на ее губах, когда он целовал их на прощанье на берегу моря в мексиканском курортном городе Плайя Бланка. Карла не была похожа на Джули. У той волосы были черны, как ночь. Карла была высокого роста, а Джули — миниатюрной. У Карлы было доброе, с крупными чертами лицо, даже в минуту печали оно выдавало любовь к жизни, а Джули Мартин была склонна к меланхолии. Но и в той, и в другой было нечто, волновавшее Гана.

— Бестии могут вернуться, — поспешно сказал он. — Нужно уходить.

Слезы на щеках Карлы уже высыхали, она немного успокоилась. Увидев бесполезный пистолет в руке Гана, чуть улыбнулась.

— От него пользы мало, он пустой.

— Я знаю. Нужно возвращаться в пещеру Хиксона. Может, он оставил запасные заряды.

— Оставил? Кажется, вы сказали, что он здесь? — Лицо ее вновь потемнело, в ясных глазах мелькнул страх.

— Был здесь, но исчез. Куда и как — не знаю.

Девушка рассеянно кивнула, словно слова Гана не достигли ее сознания. Она опустилась на колени рядом с мертвым пространственником, погладила золотистый мех.

— Бедная Султана, никогда себе этого не прощу. Когда я получила ваш сигнал, я испугалась… я не знала, что делать… Папа улетел по вызову на нашем корабле и… я решила отправиться на Султане сама. — Она закусила губу. — Я забыла об опасности, пироподы здесь попадаются редко — их вывели несколько лет назад. Наверное, снова расплодились. Я раньше легко убегала от них на Султане! Я забыла, что она… стареет.

Она поднялась, тронула Гана за руку, как бы стараясь придать ему уверенности.

— Не волнуйтесь, мы не потеряемся. Папа прилетит за нами, как только вернется домой. Я оставила записку.

Ган кивнул.

— Скорее всего, он подождет… и если вы не вернетесь через день-два, отправится искать.

Карла покачала головой, тряхнула золотыми волосами.

— Нет, ждать он не станет ни минуты. Я написала, что кто-то подал старый условный сигнал Гарри Хиксона. И папа отправится за нами на полной скорости, чтобы узнать, кто мог подать такой сигнал.

Ган удивленно посмотрел на нее.

— Как кто? Гарри и послал его. Я же вам сказал.

— Я помню, — спокойно сказала девушка, но голос выдавал ее. — Понимаете, это не мог быть Гарри… Погодите, я вам покажу.

Она повела его к красной скале, туда, где Ган стрелял в пиропода.

— Видите? — Она тронула каменную пирамиду.

Он нагнулся, присмотрелся к нижнему камню, разобрал буквы, выжженные лучом. Если бы он не знал, куда смотреть, он бы ни за что их не заметил.

Надпись гласила:

«ГАРРИ ХИКСОН. Умер от фузоритной инфекции. Да светит ему в пути Денеб.»

— Видите? — сказал девушка. — Гарри не мог послать сигнала. Он умер три года назад.

5

Все это случилось за много месяцев до Требования Освобождения. Старик Планирующий пребывал в молчаливом радостном единении с Планирующей Машиной. Пространство Системы бороздили крейсера Плана, достигая самых дальних форпостов Космического Заслона, перевозя оружие и приказы во все уголки империи Плана.

В орган-банке на Кубе бывший солдат Технокорпуса, нигериец, отдал последние жизненные органы в пользу другого слуги Плана и умер. (Когда-то его звали М‘Бана, и он был осужден трибуналом за дезертирство).

Джули Мартин сидела в спальне общежития глубоко под перуанскими Андами, держала в руке перо. Она размышляла, что ей написать: письмо тому, кого любила, но от которого давно не получала писем, или просьбу о приеме на спецслужбу Машине.

В далеких Рифах, в растянувшемся на сотню орбит сообществе, которое называлось Свободное Небо, оператор-майор Бойс Ган решил, что ему предоставлена величайшая возможность сослужить службу Плану — и получить величайшее вознаграждение! Счастливый случай сам шел в руки.

Он находился на Свободном Небе, в самом сердце Рифов Космоса, и наслаждался полной свободой. Ему казалось, что он знает путь возвращения к мирам Плана.

Само собой, еще не все было ясно. От некоторых вопросов по спине пробегал холодок.

Зачем Карла Снег делала вид, будто Хиксон давно умер? Кого же видел тогда Ган? Привидение? Значит, это привидение кормило его, лечило, освободило от воротника?

Он начал подозревать, что на риф Хиксона попал не случайно.

Доказательств у него не было. Но он был уверен, что М‘Бана, а возможно, и полковник Зафар имели отношение к Хиксону и к антиплановой деятельности, которая кипела в этом опасном, насквозь антиплановом скопище — Рифах Космоса. Имелись косвенные данные: неосторожное слово, взгляд, оборванная на полуслове фраза. Ган был уверен, что существуют открытые сношения между Рифами и мирами Плана. В них был втянут даже Технический корпус, были задействованы жизненно важные узлы Космического Занавеса!

Если ему удастся бежать… Нет! Когда он совершит побег, он вернется домой с доказательствами и конспираторы будут отправлены в орган-банки. И тогда самая великая награда не будет для него чрезмерной. И Джули ждет его…

Но пока очень много нужно сделать.

Ган не решался вести записи, добывать фотоснимки или магнитные ленты, но не упускал возможности побывать во всех уголках этого невероятного сообщества, Свободного Неба. Какое странное, приводящее в смущение название — Свободное Небо!

Словно «свобода» так важна. Тем не менее, Бойс Ган не мог не заметить, что обитатели Свободного Неба, никем не управляемые анархисты, выглядели более крепкими, более счастливыми и даже более процветающими, чем миллиарды счастливцев под благотворной властью всемогущей Планирующей Машины.

Очевидный факт сбивал с толку.

Впрочем, задача была ясна. Ган с энтузиазмом занялся сбором сведений.

В сообществе Свободное Небо жило около двух тысяч человек. Жители были разбросаны по фузоритным рифам, которые растянулись на сотни тысяч миль. Многие рифы были превращены в пригодные для людей островки с помощью особого лишайника, выделявшего кислород. Большая часть рифов атмосферы не имела, но все они питали развивающуюся промышленность Свободного Неба металлами и минералами.

Возможно, Ган ожидал увидеть здесь татуированных дикарей, пляшущих под тамтам, и оказался совершенно не готов к встрече с деловитой современной колонией. Здесь были фермы и стада, не только пространственников, но и настоящих коров гернзейской породы — шестьдесят голов были каким-то хитрым способом переправлены на крохотный астероид. На одном безвоздушном рифе, который состоял почти из чистого фузоритного железа, был построен сталеплавильный комплекс с ядерной энергоустановкой — подобные использовались Технокорпусом в поясе астероидов. Ган был поражен тем, что видел. Однажды он сказал об этому отцу Карлы Снег, у которого жил — не то гостем, не то пленником. Они как раз обедали, и Ган наслаждался отличной отбивной и вином, чей букет не уступал лучшим французским винам.

— Дело не только в еде, юноша, — басовито пророкотал в ответ доктор Снег. — Сама жизнь здесь прекрасна! У нее есть вкус, о котором на мирах Плана никогда даже не узнают.

Бойс Ган улыбнулся — снисходительно и как можно дружелюбнее.

— Возможно, вы правы. Прошу меня извинить, но я… ничего, кроме этих миров, не видел.

Отец Карлы кивнул с довольным видом.

— Естественно. Так же, как и мы все, пока не добрались сюда. Не считая Карлы и тех немногих, кто уже здесь родился. Они свободны с самого рождения.

— Но я не совсем понимаю, как работает ваша система? — задал вопрос Ган, придав голосу оттенок недоверия. — Кто дает вам указания?

— Никто! На то она и свобода! Мы не хотели жить в ошейниках Машины, потому и бежали. Мы работаем сообща и, как видишь, получается у нас неплохо. Счастье и процветание! Мы начали с нуля, построили наш мир, как фузориты, из газа и энергии. Помню, когда мы с Гарри Хиксоном сюда прилетели… — Доктор вдруг замолчал, хмуро посмотрел на Гана, задумчиво потер подбородок.

— И что же? Вы и Хиксон…

— Все было по-другому, — коротко заключил Снег. — Юноша, вы до сих пор думаете, что мы поверим в вашу историю? Я сам хоронил Хиксона.

— Видите ли, сэр, — сказал Ган, понимая, что разговор переходит на небезопасную тему. — Я о нем ничего не знаю, но все, что я рассказал, — чистая правда. Человек, пославший сигнал, назвался Гарри Хиксоном, и у меня не было оснований не доверять ему.

Снег помрачнел, кивнул и больше ничего не сказал. Но Ган заметил, что аппетит у доктора испортился.

Ган решил пока не думать об этом, его волновало кое-что посерьезней. В мечтах он думал о награде, которую получит от Машины, когда, используя пространственника, сбежит отсюда — Карла как раз учила его обращаться с этими животными — и принесет на Землю информацию о Свободном Небе. Отличный урожай из двух тысяч отборных кандидатов в орган-банки!

Вместе с Карлой он вышел наружу. Ручной пироподыш Хиксона, спасенный вместе с Ганом по настоянию Карлы, шипел и метался на своей цепи.

Взяв Карлу за руку, Ган смотрел сквозь зеленые вьющиеся побеги на далекий маяк, который обозначал самый центр Свободного Неба.

— Ты обещала покатать меня на пространственнике, — напомнил он с улыбкой. — Если уж мне суждено стать местным обитателем, неплохо бы пораньше освоить это дело.

Она задумчиво посмотрела на него, улыбнулась. По контрасту с медово-золотистыми волосами глаза ее казались ярко-голубыми.

— Почему бы и нет? — сказала она. — Но не дальше атмосферной границы. Не все сразу.

— Я думал, пространственники носят воздух с собой.

Она кивнула, но твердо повторила:

— Не дальше атмосферы. Могут напасть пироподы.

— Здесь? Так близко к Свободному Небу?

— Видишь ли… — нерешительно начала Карла, но договорить не успела. Бледно-голубое зарево вспыхнуло над их головами.

Оба обернулись. Тормозя на полной мощности, на посадку шел корабль. Кто-то явно торопился. Несколько секунд спустя корабль уже стоял на мшистой лужайке перед клиникой доктора Снега. Люк распахнулся, наружу выпрыгнул человек. Увидев Гана и Карлу, махнул рукой: «Срочная помощь!» и повернулся к люку. Оттуда уже что-то передавали.

— Я позову отца! — крикнула Карла. — Бойс, помоги им!

Ган уже спешил на помощь, хотя особой нужды в ней не было. Двое из ракеты вытаскивали носилки, на которых лежал завернутый в белые простыни человек. В слабом поле притяжения рифа они легко справились с ношей. И все же Ган взялся за одну из ручек.

— Кто-то заболел, — пропыхтел один из экипажа. — Я его не знаю, нашел в загоне для пространственников… уже без сознания. Я и подумал — вдруг это что-то опасное…

Ган кивнул. Больной что-то бормотал в бреду.

И тут Ган, несмотря на слабое притяжение, едва не выронил ручку.

Хотя человек на носилках и был мокрым от испарины, взгляд его блуждал, он бредил и метался, лицо его было отлично знакомо Бойсу Гану. Он узнал машин-полковника Мохаммеда Зафара.

Наступил момент, когда Гану потребовались все знания и навыки, полученные в шпионской школе на Плутоне. Для Гана Зафар был не просто опасно заболевшим человеком, он нес с собой угрозу полного провала. Наверняка Зафар знает, что Ган — не простой кадет…

Он боялся, что полковник в любой момент придет в себя и узнает его. И все же, он солдат Плана, а потому обязан использовать любую возможность узнать как можно больше о Зафаре и антиплановом заговоре.

Из трудного положения ему помог выйти доктор Снег, сам того не подозревая.

— Ган и Карла, — проворчал он, — не подходите близко. Если это инфекция… Если нужно будет, я вас позову, — добавил он, склонившись над пациентом.

Карла и Бойс остались у дверей в приемную. Не замечая того, Ган крепко сжимал руку Карлы.

— Он очень плох, — прошептала девушка. — Я не знаю, что с ним. Подобного не случалось с тех пор, как Гарри… — Она замолчала и уже другим тоном обратилась к тем двоим, что привезли полковника: — Лучше к нему не подходите, пока отец не закончит осмотр. Вы можете заразиться.

Доктор Снег вытащил изо рта больного термометр. Бойс Ган напрягал слух, пытаясь разобрать, что бормочет больной, но до него доносились лишь невразумительные обрывки, вроде «…ловушка сознания… живая пыль… лживые грезы…»

Доктор Снег хмурился.

— Высокая! — пробормотал он, потом посмотрел на людей у двери. — Карла! Составь лекарство. Стандартный набор: антибиотики, афибрилий, аналгетики. Примерно на 220 фунтов веса. Максимальную дозу.

Карла поспешила в комнату, где хранились медикаменты, а доктор снова склонился над больным. Даже от двери Ган видел, как судорогой исказилось лицо полковника. Похоже, что это была не просто горячка. Полковник вдруг сел, уставился в пустоту и закричал:

— Кладбище галактик! Дитя Звезд! Ловушка! Ловушка! Бойтесь тайных желаний!

Вернулась с пневматическим шприцем Карла. Отец взял шприц, вытолкнул ее из комнаты и быстро сделал инъекцию.

Зафар тяжело опустился на кушетку, глаза его закрылись, он что-то тихо забормотал.

— Он сейчас заснет, — сказал Снег собравшимся у двери. — Больше мы пока ничего сделать не можем. Нужно посмотреть реакцию на лекарства.

Один из прибывших спросил с тревогой:

— Доктор, а что это? Мы не…?

Снег покачал головой.

— Ничего не могу сказать. Я не знаю, что с ним. Пока нам ничего не грозит. С подобным я сталкивался один раз, три года назад. Я, моя дочь и еще несколько человек — все были в контакте с больным, но не заболели.

Он помолчал, посмотрел на Гана и вдруг раздраженно добавил:

— Это был Хиксон, господин Ган. Он умер.

Бойс Ган открыл было рот, но лишь кивнул.

— Понимаю.

— Понимаете? — в интонации Снега звучала мрачная ирония. — А я не понимаю! Совершенно ничего не понимаю! Позвольте кое-что вам показать, может, вы поймете больше моего.

Он выключил свет в приемной.

— Смотрите! — воскликнул он. — Что это такое?

У присутствующих одновременно вырвался вздох. Карла вскрикнула, один из мужчин тихо выругался.

В полумраке кожа полковника Зафара светилась золотом, как кровь того пространственника, что погиб на глазах Гана! Лицо больного сияло, как солнце, когда на него смотришь сквозь черное стекло. Свесившаяся из-под простыни кисть желтовато мерцала, как скопление миллионов фузоритов…

— Отец, это… как у Гарри, — сдавленно прошептала Карла.

Доктор кивнул, лицо его было мрачно.

— И конец будет тот же. Если не случится чуда, через час этот человек будет мертв.

Он вздохнул, потянулся к выключателю, но тут что-то вдруг зашипело, со свистом пролетело над их головами.

— Что за черт! — изумился доктор Снег и включил свет.

На голове умирающего сидело огненноглазое создание, ерзало и дымило.

— Это Гарри… то есть, его пиропод! Которого мы привезли! — крикнула Карла.

— Смотрите, — едва выговорил Ган, — он разорвал цепь. — Он вдруг неуверенно рассмеялся. — Гарри был бы доволен. По крайней мере, животное научилось летать.

Было ясно, что машин-полковнику Зафару оставалось жить недолго. Он умирал. Бывали минуты, когда он переставал дышать, но потом жизнь вновь вспыхивала в нем, он находил силы пробормотать очередную бессмысленную фразу вроде «Дитя Звезд! Но Лебедь не поможет ему…»

Снег возился за лабораторным комплексом в углу, то и дело подходил к больному, проверял дыхание, качал головой и отходил. Он позвал Карлу и Гана к микроскопу.

— Смотрите, — задумчиво сказал он и отошел в сторону. Карла взглянула в хромированные окуляры, потом вопросительно посмотрела на отца.

— Понимаешь? Теперь вы, юноша.

Бойс было запротестовал:

— Доктор, я не ученый, я не знаю, на что смотреть…

Но в этот момент он заглянул в окуляры и замолчал.

Научная подготовка в данном случае не играла роли, хотя под микроскопом ему открылась картина, подобной которой он в жизни не наблюдал.

Соломенного цвета эритроциты и бледные эозинофилы плавали среди колоний полезных микроорганизмов, которые живут в теле любого человека. Очертания этих бактерий палочки, звездочки или бесформенные мешочки — были смутно знакомы Гану. Но не все. Там властвовали неизвестные микроорганизмы, темные и на первый взгляд непримечательные. Прямо на глазах они то и дело мигали, испускали яркий золотистый свет, словно подавая крохотные сигналы бедствия из недр организма. Их было много, сотни или даже тысячи — все пространство под окулярами сияло золотым светом.

— Великий План! — прошептал Бойс Ган. — Он от этого умирает?

— То же самое я наблюдал в крови Гарри Хиксона, — медленно произнес доктор Снег. — Перед самой его смертью.

Он занял место у стереоокуляров.

— Фузориты, — сказал он. — Я убил месяц на хроматографию и масс-спектральный анализ, но выяснил точно — они были в крови Гарри. Колонии фузоритов бешено размножаются. Они убивают его.

Он взглянул в микроскоп, снова поспешил к больному. Полковник Зафар тяжело дышал, глаза его расширились, он неподвижно смотрел в потолок, а его кожу заливал золотой свет фузоритов.

— Карла! — крикнул доктор. — Герметизация, быстро! Пустим чистый кислород под давлением… Все равно не спасет, — добавил он устало, — только продлит агонию.

Девушка быстро закрыла дверь, снабженную герметическими прокладками, отец тем временем повернул регуляторы клапанов на медконсоли. Ган услышал шипение газа, почувствовал давление на барабанные перепонки. Он сглотнул и услышал голос Карлы, ставший странно далеким:

— Папа! Он пытается встать!

Машин-полковник Зафар сидел на кушетке. Взгляд его стал осмысленным, дыхание — ровней. Наверное, помогла гипобарическая атмосфера в комнате. Но золотистое свечение стало даже ярче, по лбу стекали капельки пота.

Взгляд полковника сверлил Бойса Гана.

— Ты! Предатель, Лебедь унесет тебя! Возвращайся к Машине. — И он сделал резкий жест, волнообразное движение, такое же, как делал Гарри Хиксон.

И тут Ган вспомнил название звезды, что горела в сердце созвездия Лебедя.

— Альфа! — воскликнул он. — Денеб!

Зафар свирепо взглянул на Гана.

— Не пачкай святое слово своим грязным ртом, — прошипел он. — Дитя Звезд покарает тебя. В сердце цитадели, в чреве самой Машины, которая играет вами, как пешками, Дитя Звезд отыщет и уничтожит врагов!

Глаза его закрылись, он задохнулся. Ган быстро взглянул на Карлу, на ее отца — но на их лицах прочел лишь изумление.

— Дитя Звезд? — прошептала девушка. — Отец, о чем он…

— Не знаю, Карла, — прогудел доктор. — Ходят слухи… Будто бы это Звездное Дитя перенесет последователей Церкви Звезды на планеты Денеба — когда настанет срок.

— Это не слухи! — крикнул Зафар, но задохнулся в приступе кашля. — Он существует! Я видел его в центре Вихря! Он коснулся меня сияющей рукой!

Доктор Снег уже стоял рядом, пытаясь успокоить больного и уложить обратно на кушетку.

— Нет! — дико вскрикнул Зафар. — Не мешайте слову Звездного Дитя! Смотрите!

Он дрожащей рукой полез в сумку на поясе своего балахона, вытащил кусок пергамента кремового цвета.

— Это Требование Освобождения! Дитя Звезд поручил мне послать его на Землю, и я посылаю его!

По комнате метался пироподыш Хиксона, глаза его разгорелись в богатой кислородом атмосфере, он шипел, топорщил чешую. И глаза Зафара стали почти оранжевыми, пылая огнем крошечных танцующих золотых пылинок. Казалось, он ничего не видит, а может, взгляд его был устремлен куда-то за пределы клиники…

Бойс Ган испытал толчок, словно вздрогнул пол, хотя на самом деле комната оставалась неподвижной.

— На Землю! — воскликнул умирающий и отбросил пергамент. — Лебедь, неси его! Дитя Звезд, направляй! На Землю…

Доктор снова попробовал успокоить его, но полковник оттолкнул руку врача.

— И ты, шпион, раб Машины! Лебедь унесет и тебя…

Ган открыл было рот, хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. Комната резко накренилась. Голова пошла кругом. Остальные, казалось, ничего не замечали. Затем снова последовал толчок. Ган споткнулся, восстановил равновесие, машинально протянул руку за пергаментом.

Пергамент выскользнул из руки… и исчез. Только что был здесь и в следующий миг словно испарился. Воздух на этом месте помутнел и закрутился вокруг воображаемой оси.

Вихрь становился все сильнее. Он рос, приближаясь к Гану, и комната снова задрожала. Ган хотел отодвинуться, спастись, но вдруг сорвался с места и полетел в самый центр воздушной воронки.

Он падал… падал… падал…

Он падал тысячу лет. Комнату давно затянуло мраком, и она исчезла. Встревоженное лицо Карлы, удивленные глаза доктора, пылающее ненавистью лицо полковника Мохаммеда Зафара — все исчезло. Он смутно видел какие-то огненные точки: звезды, очертания планет, галактик, пылевых облаков, они пылали, крутились…

Он бесконечно долго падал сквозь миллиарды миль пустоты.

Так оно и было на самом деле.

Потом падение прекратилось. Ган, дрожа, как в лихорадке, поднялся на ноги, но тут же упал, расквасив нос о серый, мягко освещенный металлический пол.

Он отвык от земного поля притяжения!

Это был не риф, а планета! Во все стороны расходились пустые коридоры со стенами из металла, мигали индикаторы, вращались магнитные ленты. Оператор-майор добрался, наконец, домой. Он находился в подземном лабиринте, гае были скрыты могущественные электронные внутренности Планирующей Машины!

6

Вот как это началось для Бойса Гана, и приземлился он в самом недоступном месте на Земле, в сердце Машины. Вдоль коридора дул теплый ветер, доносился равномерный далекий гул, его перекрывали свист дисков и жужжание магнитных катушек. Ган с трудом встал, ему было трудно бороться с собственным весом, от которого он давно отвык.

Когда у него перед глазами рассеялся туман, он огляделся и увидел длинный коридор, в конце которого был виден яркий свет. Похоже, там была комната.

Ган поплелся по коридору, зажав тыльной стороной ладони разбитый нос, из которого струйкой сочилась кровь. От соленого вкуса крови во рту он закашлялся.

Свет шел, как оказалось, из обширного круглого зала. Потолок куполом поднимался вверх, на обширном пространстве пола островками стояли пульты и контрольные панели. Никого не было. В зал выходило двадцать четыре туннеля. По одному из них он сюда и попал.

Ган прислонился к косяку, ожидая, когда пройдет головокружение. Потом, собрав последние силы, закричал:

— Кто-нибудь, помогите! Есть тут кто живой?

Ответом было гулкое эхо из-под купола и далекое жужжание магнитных дисков.

Постепенно Ган начал ощущать в этой пустоте присутствие особой жизни, жизни механизмов. Он по очереди заглянул во все коридоры, но ничего не обнаружил, кроме длиннейших рядов вычислительного оборудования и сплетения толстых кабелей под потолком.

Потом на цыпочках, оробев, Ган пробрался к круглом островку пультов в середине зала. Каждый пульт, усыпанный светящимися индикаторами и кнопками, стоял лицом к одному из радиальных туннелей. Как зачарованный, наблюдал Ган за стремительным бегом огоньков на индикаторах.

Место было отлично знакомо ему по учебникам и видеофильмам, которые он десятки раз просматривал на лекциях в Академии Технокорпуса. Он оказался в самом секретном, самом защищенном месте всех девяти планет Солнечной Системы, в мозговом центре Плана Человека!

И Машина не знала, что он здесь!

Этот факт потряс Гана, приведя его в полнейшей ужас. Он боялся не только за собственную жизнь, хотя понимал, в какой опасный переплет угодил. И за меньшие проступки люди отправлялись в орган-банк. Нет, он страшился за благополучие Плана. Как могло подобное случиться?

При всех объемах памяти, в которой хранились факты о каждом поступке каждого члена системы Плана, при всех запасах знаний из любой области Машина, похоже, не в состоянии была заметить, что в самом ее сердце свободно расхаживает проникший сюда без разрешения человек!

Ган заметил, что начинает всхлипывать. Голова кружилась, он в отчаянии оперся о ближайший пульт, попробовал разобраться в незнакомых индикаторах. Вот он, куб связи!

На миг вспыхнула надежда. Но ведь связь-кубы рассчитаны на посвященных, на тех, кто носит вживленную в череп металлическую пластинку. Именно через них Машина связывается с мозговыми центрами. Неужели он осмелится воспользоваться кубом связи?

У Гана мелькнула безумная мысль — нажать на любую кнопку, наугад повернуть первый попавшийся тумблер. Самая незначительная перемена встревожит Машину, и через несколько секунд здесь появятся ремонтные роботы или люди.

Потом ему на глаза попалась красная пластинка, на которой ярко светилась единственная кнопка. Под кнопкой было написано слово. Единственное слово гласило «СТОП»

Затаив дыхание, Ган несколько бесконечных секунд смотрел на кнопку. Если назначение кнопки соответствует более чем понятной надписи, в его власти… в его власти…

Остановить Машину!!!

Оператор-майор Бойс Ган, выпускник Академии, ветеран шпионской школы на Плутоне, обученный борьбе со всеми опасностями Солнечной Системы, оказался вдруг на грани истерики. Остановить Машину! Этой мысли он не мог перенести!

Он бросился к кубу связи, нащупал выключатель, крикнул, зарыдал, забормотал в прибор. Он не знал языка механо, который Машина разработала для своих связных, но если бы и знал, то в этот момент не вспомнил бы. Он в буквальном смысле потерял голову от страха.

Когда отделение гвардейцев Плана ворвалось в зал с оружием наготове, они нашли Гана на полу, в обмороке. В этот миг жизнь его висела на волоске — он вполне мог схлопотать два десятка пуль. Но тех-лейтенант, командир отделения, присмотрелся к телу Гана, подумал секунду, тряхнул головой и отдал команду:

— Не стреляйте в него. Его нужно допросить. Отнесите его в отделение Безопасности, и побыстрее!

Четыре дня подряд Гана допрашивали самые мускулистые спецы из умельцев Безопасности. Они не слишком церемонились.

Он отвечал на все вопросы, говорил чистую правду, за что получал удары по почкам и ребрам. Десятки раз он терял от побоев сознание, и оживал вновь, чувствуя, как санитар с каменным лицом выдергивает иглу шприца. Допрос продолжался.

Наконец, ему позволили заснуть. Не потому, что ответы их удовлетворили, а потому, что врачи боялись, как бы Ган не умер раньше времени.

Он проснулся, и каждая клеточка его тела кричала от боли. Он был привязан к операционному столу. Орган-банк, мелькнула первая мысль. Но это была тюрьма. Видно, над Ганом хорошо потрудились врачи — хотя тело и болело, но двигаться он мог. Пальцы сгибались, глаза открывались и смотрели в нужную сторону.

Только на шее он почувствовал что-то холодное, твердое, тесное. Воротник безопасности, который с такой легкостью был снят Гарри Хиксоном, вернулся на прежнее место.

Вокруг суетились санитары, отстегивая ремни. Ему помогли встать на ноги.

— Эй, оп, — проворчал сержант в радарном шлеме, с сиреневатым от щетины подбородком. — Поднимайся! Будешь говорить с генералом.

Они заспешили вдоль серых коридоров к лифту. От легкой перегрузки голова у Гана пошла кругом. Потом лифт резко остановился, и Ган чуть не упал. Охранник поймал его и рывком поставил на ноги.

— Вперед, оп, шевели ногами!

Пройдя по коридору, они вошли в пустую серую комнату, где Ган, вытянувшись по стойке «смирно», долго ждал.

Потом охранник прорычал:

— Вперед! — и втолкнул Гана в дверь. Очевидно, через радарный шлем он получил разрешение.

Ган очутился в комнате больших размеров. Превосходная мебель, на пьедестале — золотой бюст улыбающегося Планирующего, над столом царил золотой связь-куб Машины. Тут же имелась именная табличка:

«Машин-генерал Абель Вилер».

За столом сидел генерал собственной персоной.

Довольно долго он рассматривал доставленного в кабинет опасника. Машин-генерал сам выглядел наполовину машиной: крупный, плечистый, с резкими движениями. Тело казалось металлическим: загорелая кожа цвета бронзы, глаза цвета стали, волосы, похожие на медную проволоку. Он в упор смотрел на Гана, а потом перевел взгляд на крышку стола перед собой. Там что-то лежало.

Бойс Ган почувствовал, как его душит металлический ошейник. Ныли кровоподтеки, он весь покрылся горячим потом, но строго сохранял стойку «смирно». В Академии он научился стоять по стойке «смирно» как угодно долго, правильно перемещая вес то на одну ногу, то на другую. Он старался думать только о том, что должен стоять, как положено, все остальное не имело значения.

Мрачный взгляд генерала был обращен на экраны, встроенные в столешницу. Их Ган видеть не мог. Секунду спустя он нажал на клавишу и, как догадался Ган, связался с Машиной. Почему он не использует связь-куб? Гану не пришло в голову, что генерал не хотел этого делать в его присутствии — человек, необъяснимым образом проникший в святая святых Машины, мог равно необъяснимым образом изучить механо.

Генерал смотрел на экран и ждал. Лоб его избороздили морщины. Он вдруг резко поднял взгляд от экрана, снова пристально посмотрел на опасника.

Экраны погасли. Плоское бронзовое лицо генерала стало похоже на маску, как будто неумелый хирург в центре пересадки забыл подключить мышцы к нервам, которые должны приводить их в движение.

— Оператор-майор Бойс Ган! — Ган чуть не подпрыгнул. Больше всего голос напоминал царапанье железа по железу. — Вольно!

Ган вздохнул, переступил с ноги на ногу, но настоящего облегчения не почувствовал. Глаза генерала продолжали следить за ним, стальные, безжалостные, как зонды, проникающие в самый мозг.

— Машина требует данных, — рявкнул генерал.

— Я знаю, сэр, — с трудом выговорил Ган. — Меня уже допрашивали раз сто, наверное.

— Если надо, и тысячу раз допросят! Машине нужна правда, и поскорее. — Генерал подался вперед, голова его стала похожа на поршень. — Кто такой Дитя Звезд?

Ган почувствовал сухой комок в горле. Он сглотнул и упрямо сказал:

— Не знаю, сэр. Я рассказал все, что мне известно.

— Кто написал Требование Освобождения?

Ган покачал головой.

— Как вы проникли в штаб-центр Планирующего?

Ган упрямо, хотя и с сознанием безнадежности, качал головой.

— Как этот документ попал на Землю? Кто такая Карла Снег? Зачем ты убил полковника Зафара и сочинил эту смехотворную ложь?

— Нет, сэр! — воскликнул Бойс Ган. — Я его не убивал! Полковник Зафар был врагом Плана!

Бесцветные губы генерала сошлись, как створки капкана, в голосе появился зловещий оттенок.

— Мы предполагаем, что вы говорите неправду, — сказал он. — Вы можете доказать свою правоту?

— Нет, сэр, но…

— Оператор-майор Бойс Ган! ДИТЯ ЗВЕЗД — это ты?

— О, нет! — с искренним негодованием изумился Ган. — Я…

— Оператор-майор Бойс Ган, известна ли тебе судьба «Сообщности»?

— Чего? — воскликнул потерявший последнюю надежду Ган. — Генерал, я никогда даже не слышал… что это такое? Сообщность? Не понимаю, о чем вы говорите.

С четкостью пульса лазерного локатора генерал отчеканил:

— «Сообщность» ушла в пространство сорок лет назад. Больше о ней не слышали. Что тебе об этом известно?

— Ничего, сэр, ведь я тогда еще даже не родился!

На мгновение маска генерала ожила, превратилась в почти нормальное, даже немного растерянное лицо. Секунду спустя генерал сказал:

— Да, это так, но…

Лицо его вновь окаменело, генерал всем корпусом подался вперед, прищурился, словно смотрел на Бойса Гана через прицел.

— Благонадежный ли вы член Плана? — тихо спросил он.

— Да, сэр!

Генерал кивнул.

— Надеюсь, что это так, — бесцветным тоном сказал он. — Это было бы для вас самого лучше. Я сейчас скажу вам нечто, что вы никогда никому повторить не сможете. Одно только слово, майор Ган, и смерть не задержится ни на секунду! Дело в том, что Планирующая Машина — не единственная в своем роде. Существует еще одна.

Широко раскрыв глаза от изумления, Ган взирал на генерала.

— Еще одна Планирующая Машина, сэр? — переспросил он. — Где она?

Генерал покачал головой.

— Неизвестно. Еще одна Машина, такая же могучая, как та, что правит Планом. И мы понятия не имеем, где она находится. И что она делает.

— Когда-то на Земле жил человек по имени Райленд. Он был великим математиком. Женился на дочери Планирующего. Несколько десятков лет назад он отправился в космос, побывал в Рифах, вернулся с рассказами о тысячах людей, которые живут вне сферы влияния Плана. — Это была ложь, естественно, — сурово добавил генерал Вилер, — но Планирующая Машина не делает скорых выводов, она взвешивает все факты и обстоятельства… составляет План! Машина приняла мудрое решение — проверить рассказ Райленда.

— Да, сэр, — сказал Бойс Ган, — я слышал об этом Райленде. Он до сих пор, кажется, считается выдающимся ученым.

Генерал кивнул.

— Райленд исправил свою ошибку, — загадочно пояснил он, — отказался от заблуждений, как и надлежит слуге Плана. И бывший Планирующий Криири тоже понял, что заблуждался.

И вот, как рассказал дальше генерал, Райленд и Криири пали жертвами обмана, заставили Машину совершить… нет, не ошибку, конечно, это невозможная вещь. Они склонили Машину на эксперимент, который провалился. Эксперимент предполагал распространение Плана Человека на Рифы Космоса.

Машина дала приказ построить грандиозный космолет, который назывался «Сообщность». Это была космическая крепость. Он был собран на верфях Деймоса. Шесть разъемных нереактивных тяговых комплексов, — сами по себе мощные автономные крейсера — служили ему двигателями. Более половины места в огромном корпусе занимал близнец Планирующей Машины — единое целое из компьютеров и банков памяти. Близнец не уступал Машине в могуществе, ему не хватало лишь сети связи и прочих дополнительных внешних устройств, созданных Машиной при участии людей.

«Сообщность» была построена, испытана, подготовлена к полету. Набрали экипаж. На борт погрузили все необходимое для десятилетнего полета. Планирующая Машина взяла на себя управление… «Сообщность» вышла за орбиту Плутона, миновала Завесу и… исчезла.

Несколько дней спустя по лазерной релейной связи пришло сообщение: полет проходит нормально. «Сообщность» вышла к главному скоплению Рифов.

Больше связи с кораблем не было.

Машин-генерал Вилер замолчал, пристально глядя на Гана своими серо-стальными холодными глазами.

— Больше сообщений не было, — повторил он. — О судьбе корабля ничего не известно. Поисковые отряды возвращались назад ни с чем или вообще не возвращались. Или поворачивали назад, атакованные пироподами. Такова история «Сообщности», майор Ган. Последняя деталь: скопление Рифов, о которых говорилось в последней лазерограмме, находилось в том же месте, что и описанное вами «Свободное Небо». Вы побывали там, майор. Что вам известно о судьбе корабля?

Ган изумленно покачал головой.

— Абсолютно ничего, сэр, поверьте мне. Я даже не слышал о нем.

Генерал долго смотрел на него, потом кивнул.

— Ган, — мрачно сказал он, — вот что я еще скажу. — Он вдруг стремительно перекинул три тумблера на пульте стола и посмотрел на монитор. — Теперь мы экранизированы. Нас не видит и не слышит никто, даже Планирующая Машина. То, что я скажу, предназначено лишь для ваших ушей, Ган. Понимаете, дело не только в процветании Плана. У меня особый интерес к этой загадке. Я должен знать ответ, потому что намерен стать следующим Планирующим. Вы понимаете меня, майор Ган?

Бойс Ган прикоснулся к опасной тайне и прекрасно это понимал. До него и раньше доходили слухи о борьбе за власть среди начальства, стремившегося занять положение поближе к Машине. По всей Академии ходили анекдоты, а после отбоя иногда разгорались споры. Некоторые считали политическую борьбу предательством (об этом говорили только шепотом с глазу на глаз). Другие считали сплетнями, третьи видели в политической борьбе проявление естественного закона человеческих отношений, которому следует подчиняться ради собственного же блага. Ган вспомнил брата Джули, ярого идеалиста, вспомнил одного из преподавателей, циника с чувством юмора. От его рискованных шуток курсанты хохотали, а потом испуганно переглядывались между собой. В один прекрасный день этот преподаватель исчез, а юный кадет стал примерным выпускником Академии и даже поступил в шпионскую школу на Плутоне, как раз в тот момент, когда Ган эту школу покидал.

Как бы там ни было, но сейчас проблема политических маневров мало трогала Бойса Гана… маневры происходили далеко и высоко…

До сих пор.

Подавшись вперед, угрожающе нагнув поршень-голову, генерал Вилер проскрежетал:

— Я… должен знать… правду! Кто послал Требование Освобождения?

Ган отрицательно покачал головой.

— Нет, сэр, я его в глаза не видел и не знаю, что это такое.

— Куча глупых пустых угроз, майор Ган. Безумное обещание погасить Солнце! Требование дать свободу всем желающим — каково?! И все же, — стальной блеск в глазах генерала стал еще холоднее, — похоже, что за угрозами кроется нечто реальное. Солнце действительно погашено.

Бойс Ган не верил собственным ушам.

— Погашено Солнце? Сэр, не понимаю…

— И я не понимаю, — проскрипел генерал, — но это не имеет значения. Значение имеет безопасность Машины, а мне доверена ее охрана. Требование Освобождения — угроза. Я должен защищать Машину. Если повезет… получу соответствующую награду. Тех, кто поможет мне, — он обвел взглядом комнату, наклонился вперед и чуть слышно произнес: — Их я тоже сумею наградить, майор Ган.

Глаза его беспокойно заметались по комнате, потом взгляд остановился на Гане.

— Майор, — сказал он, — вы мне нужны. Как друг и союзник.

Ган все еще думал о погашенном Солнце. Затем он решил отложить этот вопрос и, смущаясь, сказал:

— Буду счастлив стать вашим другом, генерал. Но все равно, мне ничего не известно о Звездном Дитя.

Генерал закивал, как метроном.

— Вас снова будут допрашивать. Теперь вами займется сама Машина через посредника-человека. Может, вспомните кое-что новое. Возможно, вам помогут вопросы посредника… или вы догадаетесь, что у Машины есть сведения, которых даже я не знаю… В таком случае мне будет интересно снова побеседовать с вами. Выбирайте. Или вы мой друг, или враг. И сейчас, — добавил генерал внушительно, — я имею достаточно власти, чтобы наказать своего врага.

Он вернул тумблеры в прежнее положение, бросил взгляд на экраны связи, кивнул, выступал ответ, снова посмотрел на Гана.

— Сейчас вы отправитесь к Сестре Дельта Четыре, — приказал он. — Машина вас допросит. Смотрите сюда, майор!

Генерал поднял руку, и пальцы, как на дистанционном манипуляторе, сжались в увесистый кулак.

— Эта рука когда-то принадлежала другому человеку, врагу Плана. Он бросил в Планирующего бомбу, но промахнулся. Планирующий уцелел, но взрыв раздробил мне руку. Хирурги не смогли ее починить, пришлось заменить рукой неудачника-убийцы. — Бронзовый кулак плавно опустился на панель. — Помните, Ган, Машине вы можете послужить и другим способом — через орган-банк!

7

За дверью Гана ждал охранник в радарном шлеме.

— Пошли, опасник, — проворчал сержант, и Бойс Ган поплелся по бесконечному серому коридору, потом его втолкнули в лифт, впихнули в комнату с голыми серыми стенами и оставили ждать. Но не надолго. Охрана вернулась. Лицо у сержанта было растерянным и сердитым.

— Пошли!

Похоже, других слов он не знал. Гана повели по коридорам.

В дверном проеме стояла молодая женщина. Склонив голову, она перебирала четки-сонары. На ней был длинный белый халат с капюшоном, форма служителей Машины. Они были обучены языку механо, и мозговые центры их были доступны электродам Машины. Когда они проходили мимо, женщина о чем-то спросила охранника.

— Приказ изменили! — огрызнулся конвоир. — Пойдемте с нами, если хотите. Мы ведем его к Планирующему!

Ган на ходу обернулся, посмотрел на девушку, но конвоир подтолкнул его вперед. У девушки был необыкновенно мелодичный голос, словно она не говорила, а пела.

Наверное, это сестра Дельта Четыре, о которой говорил генерал. Она должна была допрашивать его.

Вместо допроса его повели к самому Планирующему!

Бойс Ган в жизни не видел живого Планирующего. Его вообще мало кто видел. Планирующий был человеком скрытным и высокомерным, он не снисходил даже до малого общения с людьми, как это делали древние императоры.

Ган поежился. За это время он успел привыкнуть к своему положению и все более становился похожим на обыкновенного заключенного. Всякая перемена таила для него опасность, он боялся неизвестности, а Планирующий представлялся ему олицетворением именно такой неизвестной угрозы.

Новые туннели, провал скоростного лифта. Снова Гана втолкнули в комнату и оставили ждать.

Он был где-то глубоко под землей, слышалось тихое урчание воздуха в системе вентиляции над головой. Стены были неприятного желтовато-серого цвета — исчез чистый серый оттенок помещений Технокорпуса. Примесь золотистого символизировала Планирующего. А может, покрытие просто пожелтело от времени? В комнате стояли металлический стул и голый металлический стол.

Воротник безопасности сильнее обычного сдавливал горло.

Ган присел за стол, склонил голову. У него ныли кровоподтеки и кружилась голова.

Вихрем понеслись какие-то лица, образы… генерал Вилер, его намеки на вознаграждение… пространственники Карлы Снег… пироподы… Джули Мартин… голубое небо с черной дырой вместо Солнца… золотые пылинки фузоритов в крови полковника Зафара… снова Джули… потом снова Карла…

Он вновь пережил бесконечный полет, он долго падал, и кончилось это падение в чреве Земли, среди магнитных хранилищ памяти Машины. Снова встали перед глазами стерильные ледяные равнины Плутона, медленно крутилось колесо станции «Поларис»… Требование Освобождения… удивительная любовь к свободе у антиплановых обитателей Свободного Неба… любовь к свободе… любовь к свободе…

Он вдруг опять подумал о Джули, погрузился в воспоминания о курорте-сообществе на Плайя Бланка, о маленькой черноволосой девушке, которая пела ему на песчаном берегу, в лучах зари… На губах ее была морская соль… Он видел ее лицо так ясно, как будто она была вместе с ним в этой комнатушке.

— Джули… — нежно прошептал он и вместо ответа услышал:

— Вставай, оп! Пошли!

Его тряс за плечо сержант в рогатом радарном шлеме.

— Опасник, проснись!

Он еще не совсем пришел в себя, а конвоир уже вытолкал его в соседнюю комнату — большую, ярко освещенную, роскошно убранную. Комната утопала в золоте. Золотые гобелены на стенах изображали миры Плана Человека. Золотые светильники, золотые подносы на золотых столах. Золотой ковер на полу, мебель обита золотистой тканью.

По обе стороны от Гана встали охранники, его вывели на середину и оставили. Сержант со шлемом подошел к двери в виде золотой арки и что-то сказал офицеру в форме Технокорпуса. Офицер нетерпеливо кивнул и поднял руку.

Сержант подал знак своим людям — ждать!

Бойс Ган был уверен, что за дверью находится сам Планирующий. В комнате они были не одни. Повернув голову — конвоиры не давали ему повернуться всем телом — Ган увидел, что в комнату вошла жрица Машины, Дельта Четыре. Она опустилась на колени на золотую подушечку и начала шептать молитву в четки-сонары. Девушка была стройная, невысокого роста, лицо почти полностью скрывал мягкий капюшон. Пелерину[2] украшала светящаяся эмблема друзей Машины — переплетенные символические эллипсы электронных орбит.

Охранники заставили его отвернуться. Одни из них прошептал другому:

— Гляди! Сейчас будет входить в сообщность.

Даже в нынешнем своем рискованном положении Ган не мог подавить соблазна увидеть, что происходит. Он никогда не наблюдал процедуры соединения служителя с Машиной. Это было и интересно и страшно одновременно.

Если кольцо на шее Гана было кнутом, который Машина придумала для неверных слуг, то связь-пластина была пряником, которым награждали за верную службу.

Ган знал, как она выглядит — блестящий кружок металла во лбу. На диске — черный узор разъема, в который входили электроды связи.

Сообщность считалась самым большим наслаждением. Такие операции производили лучшие нейрохирурги Машины, и черта пластину она награждала преданных слуг электронным удовольствием. Сигналы возбуждали непосредственно центр наслаждения.

Ощущение было бесподобным — отголоски реальности не пятнали его чистоты. Оно не утомляло, оно было бесплотным! Квинтэссенция удовольствия. Великая радость, к которой всю жизнь стремятся люди, но находят лишь ее несовершенные суррогаты — в еде, питье, холодном воздухе ранним утром на горной вершине, общении с представителями противоположного пола. Оно было и первым, и вторым, и третьим, но усиленным, очищенным и поданным непосредственно сквозь кружок металла во лбу.

— Готовится! — прошептал охранник, и Ган осмелился повернуть голову.

Это ему удалось всего на секунду, когда охранники ослабили хватку. Сестра Дельта Четыре откинула капюшон, обнажила лоб. На белой гладкой коже он увидел металлический кружок. Ган отвернулся, потом посмотрел еще раз. Разум отказывался верить увиденному.

Лицо Дельты Четыре…

Офицер у двери хрипло приказал:

— Пошли!

Охранники потащили за собой Гана, развернули его лицом к сержанту в шлеме. Тот яростно махал рукой, подавая знак, что Планирующий ждет.

Но Бойс Ган сопротивлялся, как сумасшедший.

— Нет! — крикнул он. — Подождите!

Он отбивался от изумленных охранников, а девушка с безмятежным лицом поднимала ко лбу разъем.

Ган не чувствовал ударов. Он вырвался из захвата, столкнулся со вторым конвоиром, оба упали на толстый золотой ковер. В падении Ган снова увидел ее лицо. Он не ошибся, сомнений больше не оставалось. Это была Джули Мартин.

Его любимая больше не существовала как полноценный человек. Она стала придатком Машины, как какая-нибудь далекая подводная автоматическая шахта… Она больше не принадлежала к роду человеческому. Джули Мартин стала частью Машины.

8

Если катакомбы Планирующей Машины были мозгом Плана, то Государственный Зал был его сердцем. Огромный, как космический ангар, роскошный, как усыпальница фараона, зал служил рабочим кабинетом самому могущественному человеку за всю историю Земли. Стены были выложены золотыми панелями, тимпаны[3] в виде полумесяцев украшены фресками с пейзажами девяти планет и тысяч мелких планетоидов — владений Плана Человека.

Приказаний Планирующего ждали приближенные: личный врач, три связных служителя в черных балахонах с кубами связи и тональными четками. Здесь же находился вице-планирующий Венеры, подвижный маленький инженер, у которого уши и нос казались непропорционально большими. Наверное, достались от донора-великана. Тут же был и генерал Вилер, без промедления взявший Гана на придел стального взгляда.

Все молчали.

Вознесясь над залом, в огромном золотом кресле восседал Планирующий. Перед ним был установлен стол из кварца. Планирующий размышлял, рассматривая какие-то металлические и хрустальные фигурки на столе.

Ган оказался в полном одиночестве на выложенном золочеными плитками полу. Он ждал, когда Планирующий обратит на него внимание.

Но взгляд властителя был прикован к фигуркам. Иногда он вздыхал, переставлял фигурки, словно пятилетний малыш, играющий в солдатики. Он выстраивал фигурки в колонны и отправлял в марш по глади кварцевого стекла.

Это были фигурки сказочных драконов и других мифологических персонажей. Некоторые из них сверкали, как ртуть, другие были совершенно черными. Многое были раскрашены во все цвета радуги.

Бойс Ган никогда не видел Планирующего так близко и был немного разочарован тем, что видел. Властелин оказался обычнейшим человеком: старым, толстым, обрюзгшим и, — добавил про себя Ган, — немного чудаковатым.

И все же это был Планирующий, это был глас Машины, а Машина не могла ошибаться, избранный Машиной инструмент не мог быть несовершенным. Конечно, были у Планирующего и предшественники — Криири, например, допускавший ошибки. Криири пытался включить Рифы Космоса в систему Плана и потерпел фиаско… Ган поспешил отогнать крамольную мысль. В этом Зале никто не смеет вспоминать о предателях!

Он вдруг снова с болью вспомнил о Джули Мартин. Как это могло случиться, как могла его любимая превратиться в жрицу Машины?

Планирующий поднял массивную круглую голову и тяжелым взглядом посмотрел на Гана.

— Ты знаешь, что это такое? — хрипло спросил он.

Ган проглотил комок в горле.

— Д-да, сэр, — он вдруг начал заикаться, — з-знаю, кажется. Похоже на пироподов, которые нападают в Рифах на все живое, сэр.

Планирующий не дослушал, кивнул, подпрыгнули обрюзгшие щеки.

— Верно, пироподы, — рявкнул он и одним взмахом смел фигурки на пол. — Будь у меня тысяча пироподов! Миллион! Я бы послал их в Рифы уничтожить предателей! Эти безумные рифовые крысы осмелились толковать мне о свободе!

Он свирепо уставился на Гана, который застыл, потеряв дар речи.

— Я хочу знать правду, — вкрадчиво сказал Планирующий. — Кто управляет Рифами, Ган? Или что? Ты побывал там, ты мне расскажешь. Мало им романтических бредней, — взревел он опять, — будто человека можно улучшить, будто в тупых органических созданиях тлеет дух добродетели! Безумцы! И теперь они угрожают мне… гасят мое солнце… бахвалятся своими возможностями!

Он оперся пухлыми руками о золотые подлокотники, привстал, подался вперед, навис над Ганом.

— Кто такой этот Дитя Звезд, Ган? Это ты!?

Как будто пронзенный ударом тока, Ган задушенно пробормотал:

— Нет, сэр, что вы? Не я! Я его не видел… ничего не знаю… какие-то слухи… Я не Дитя Звезд, поверьте!

— Слухи? Какие слухи, Ган? Я должен знать.

Ган беспомощно оглянулся. Присутствующие хладнокровно наблюдали за ним. Помощи ждать неоткуда.

— Сэр! — в отчаянии воскликнул он, — я тысячу раз уже рассказывал все, что знаю. Я расскажу еще раз. Но дело в том, что мне почти ничего об этом Дитя Звезд не известно.

— В этом дело или не в этом, — заорал Планирующий, — решаю я. Ты рассказывай! Дальше!

Ган послушно начал:

— Сэр, меня направили для выяснения некоторых обстоятельств, имевших место на станции «Поларис»…

Пока он говорил, в Зале стояла мертвая тишина. Планирующий слушал с непроницаемым видом, облокотившись о подлокотник. Голос Гана носился по Залу, как вопль брошенного в колодец, и отвечало ему лишь эхо. Ган кончил сценой ареста в катакомбах Машины и замолчал.

Планирующий проговорил задумчиво:

— Знак Лебедя… Что это такое?

Бойс Ган, насколько был способен, немедленно продемонстрировал плавный жест рукой.

— Кажется, он имеет отношение к созвездию Лебедя, где главная звезда — Денеб. Ей поклоняется так называемая Церковь Звезды.

Планирующий развернулся в сторону служителей связных в черных балахонах.

— Денеб! — гаркнул он. — Показать!

Служитель что-то пропел в свой связь-куб. Свет в Зале тотчас померк, на сводчатом потолке вспыхнула звездная панорама. Взгляды присутствующих обратились к ней вслед за взглядом Планирующего.

Словно тысячи ярдов камня и грунта над головой испарились, и открылась звездная бездна, как в ясную безлунную ночь поздней осенью, решил Ган, оценив положение созвездий. Время — около полуночи. Вот крупные звезды Летнего Треугольника: Альтаир на юге, Денеб и Вега на севере. Густой лентой жемчужной пыли вытянулся Млечный путь. Над западным горизонтом завис красный Антарес, на востоке пылал Фомальгаут…

Поле зрения начало сужаться, как будто они помчались вперед, к созвездию Лебедя. Пропали Фомальгаут и Антарес, созвездие Орла с Альтаиром, Полярная Звезда и Цефей под ней. Остался один Лебедь.

Мелодичный голос проговорил-пропел:

— Созвездие Лебедя. Звезды: Альфа Лебедя, другое название — Денеб, бело-голубая звезда первой величины. Бета Лебедя, другое название — Альбирео. Двойная звезда. Компоненты: ярко-голубая и оранжевая звезды. Гамма Лебедя…

— Мне нужен только Денеб, идиот! — рявкнул Планирующий.

Голос продолжал без запинки:

— Денеб. Расстояние от Солнца — четыреста световых лет. Температура поверхности — одиннадцать тысяч градусов. Сверхгигант. Спектрографические данные: водород, кальций…

— Планеты! — перебил Планирующий. Терпением он не отличался.

— Не обнаружены.

Ган вытянул шею — голос принадлежал служителю в балахоне с капюшоном, прятавшем лицо, поэтому трудно было сказать, кто из тройки связников сейчас говорит.

Планирующий долго молчал, глядя вверх.

— Имеет ли Машина информацию о связи между Денебом и Звездным Дитя?

— Нет информации, сэр, — пропел невидимый голос. — Возможные исключения — данные о связи между Церковью Звезды и Денебом. Возможна связь между Денебом и 61 Лебедя в этом же созвездии. Это одна из звезд, которую грозил погасить Дитя, что и произошло. Вышеперечисленные факты не приняты Машиной как важные.

— Очень хорошо. Отбой! — проворчал Планирующий.

Изображение на потолке погасло, вспыхнул свет. Несколько секунд Планирующий сидел в тяжелом раздумье, с отсутствующим выражением в глазах. Поверх голов охранников, генерала Вилера, Бойса Гана, поверх рассыпанных фигурок он обвел взглядом комнату.

Взгляд остановился на черных фигурах связников. Планирующий вздохнул и пальцем поманил одного — всего лишь согнул и разогнул палец, но связник тут же оказался у кресла. В руке он держал кабель, выходивший из связь-куба, на конце кабеля имелся золотой разъем с восемью электродами.

Глаза Гана широко раскрылись.

Если он не спятил… Связник был уже рядом с Планирующим, отодвинул со лба редкие волосы, закрывавшие врощенную в кожу круглую пластинку. Планирующий намеревался войти в сообщность с Машиной!

Зрелище было захватывающим… и жутким.

Ни на кого не обращая внимания, Планирующий расслабился, ждал, пока связник ловко вставит электроды в отверстия.

В следующий миг лицо Планирующего переменилось. Он закрыл глаза. Раздражение, злость словно растворились. Он крепко сжал зубы, оскалился, как в агонии… или в экстазе.

Потом волна прошла. Планирующий чуть расслабился, дыхание стало чаще. Тончайшие электроды стимулировали центры удовольствия в его мозгу. Сначала властелин улыбнулся, потом нахмурился, снова улыбнулся. Что-то забормотал… все быстрее и быстрее. Рыхлое тело его заходило ходуном. Связник что-то прошептал ему на ухо, и Планирующий утихомирился, тело расслабилось.

Черный служитель выждал секунду, кивнул, вытащил электроды и, неслышно ступая, отошел. Планирующий открыл глаза, посмотрел по сторонам.

Перемена, которая с ним произошла, показалась Гану чудесней всех чудес, виденных в Рифах. Мрачный, раздраженный человек вступил в контакт с Машиной и вернулся в мир другим: веселым, энергичным. Зал заполнился его громогласным смехом.

— Ага! Ого! Вот это да! Ух, хорошо!

Он уселся поудобнее, стукнул кулаком по кварцевому столу.

— Мы их уничтожим! Рифовых крыс и Дитя Звезд — всех! Если они осмелятся ставить палки в колеса Плана! Раздавим, как клопов, с их мерзкими выдумками. И ты нам поможешь, Бойс Ган, станешь избранным инструментом Плана.

На какой-то миг Гана охватило безумное желание — броситься бежать или прыгнуть на Планирующего, пусть сработает заряд в кольце, и все проблемы будут решены, раз и навсегда. В тоне Планирующего было что-то наводящее ледяной ужас. Если Машина может любого вот так преобразить… Ган боялся Машины! И сама мысль эта была страшной, ведь для него Машина всегда была добрым повелителем, который награждает за хорошую службу и наказывает за плохую. Но самая высокая награда теперь казалась Гану хуже любого наказания…

Но он сказал:

— Да, сэр! Служу Плану, сэр.

— Служи как следует, сынок! — радостно сверкая очами, заорал Планирующий. — Всем сердцем и умом — или послужишь Плану глазами, руками, печенкой и прочим! Все мы служим Плану, сынок, так или иначе!

И взмахом руки отпустил Гана, весело помахал ему пухлой ладонью, повернулся к генералу Вилеру. Охранники сомкнулись вокруг опасника, повели из зала, но он успел бросить взгляд на генерала. Серо-стальные глаза казались холодными и пустыми, но Ган отлично понимал то, что они ему говорили:

«Не подведи и меня, Ган», — говорили глаза генерала.

9

Было время, когда жизнь казалась простой, а обязанности — ясными. В те полузабытые, затуманенные временем дни, — неужели всего несколько месяцев назад? — он любил девушку по имени Джули Мартин. Он помнил ночь, когда они встретились, проведенные вместе часы, взаимные клятвы и надежду на счастье впереди. Он помнил песчаный пляж и ее прощальный поцелуй. Память эту Бойс Ган пронес через свою одиссею в двадцать миллионов миль.

Но еще никогда он не был так далек от Джули, как сейчас. Он бы мог, если бы осмелился, коснуться губ, которые целовал на берегу Плайя Бланка. Но от Джули осталась только оболочка, в которой обитала сестра Дельта Четыре.

— Джули… — невольно сорвался шепот с губ Гана.

Она спокойно смотрела на него, а он искал в этих темных глазах хотя бы намек на то, что она узнала его. Но напрасно. Дельта Четыре кивнула ему:

— Меня зовут Дельта Четыре, — колокольчиком прозвенел ее голос. — Я буду вести допрос.

Она замолчала, ожидая ответа. Бледное лицо наполовину закрывал капюшон, а светящаяся эмблема, казалось, подсмеивалась над Ганом. Это был знак «Не приближаться!» — и он не осмелился бы нарушить запрет.

Все же он не выдержал и спросил:

— Джули, ты совсем не помнишь меня? Что с тобой случилось?

Девушка провела пальцем по нити электронных бус, каждая бусина отвечала определенной нотой.

— Майор Ган, — пропела Дельта Четыре в тон музыке, — я служу Машине. Не напоминайте мне о прошлом.

— Но скажи хотя бы, зачем ты это сделала? Почему ты не…

Сестра Дельта Четыре кивнула:

— Хорошо, у нас пока есть время. Спрашивайте.

— Почему… Джули Мартин не дождалась моего возвращения? Я послал с Плутона письмо…

— Послание было доставлено, — пропела связница. — Но Джули Мартин к тому времени уже была принята на обучение. Она уничтожила послание. Она не желает о нем вспоминать.

— Но я тебя любил! — взорвался Ган. — Как могла ты меня бросить?

Лицо девушки оставалось бесстрастным.

— Вас любила Джули Мартин, — уточнила она. — Меня зовут Дельта Четыре. Прошу садиться, майор Ган, мы начинаем допрос.

Ган заставил себя сесть. Девушка подвинула второй стул и села. Ее движения были плавными и точными.

Из складок пелерины она извлекла маленький черный связь-куб.

— Майор Ган, — начала она, — являетесь ли вы тем же лицом, что и так называемый Дитя Звезд?

— План его побери, нет! — вырвалось у Гана. — Этим вопросом я сыт по горло. Я уже сто раз повторял…

Девушка покачал головой.

— Одну минуту.

Он хмуро смотрел на нее, и боль в сердце казалась сильнее, чем боль от ударов, которые он получил на допросах. Девушка склонила голову, коснулась четок. Всякий раз, когда раздавался звон электронного колокольчика, ее голос повторял ноту, отрабатывая гаммы тоновых фонем искусственного языка механо.

Механо был труднопреодолимым мостом между Машиной и сознанием человека. Раньше его преодолевали переводом, трансформируя речь людей в фортран или какой-нибудь другой машинный язык. Затем фортран переводили в двоичные числа, двоичные числа — в указания и команды. Изобретенный самой Машиной, механо был, по сути, набором двоичных чисел. Эти числа управляли элементарными процессами в структуре Машины: закрытие или открытие контура, зарядка или разрядка емкости, то или иное состояние ферромагнитного слоя на ленте.

Людям не научиться языку двоичных чисел, а Машина не могла тратить время на перевод. Поэтому она создала язык, на котором люди все же могут говорить, с трудом, ценой сосредоточения и отказа от посторонних радостей жизни, но все же достаточно хорошо.

Преодолеть мост между Машиной и человеком было непросто. Для Машины счет шел на миллиардные доли секунды. Рассчитав, что пропускная способность уха и речевого аппарата людей достигает 500 двоичных единиц в секунду, Машина разработала язык, позволявший приблизиться к теоретическому пределу.

Обычно человеческая речь передает всего 50 единиц информации в секунду, механо был в тысячу раз эффективнее.

И выучить его было в тысячу раз сложнее.

Ган с горечью понял, что именно голос Джули, тихий и музыкальный, из-за которого он сам когда-то впервые обратил на нее внимание, стал виновником их разлуки. Машина постоянно искала людей, способных изучить механо, и если находила, они становились ее служителями навсегда. Настоящий связник должен был обладать не только широким вокальным диапазоном, но и абсолютным музыкальным слухом. Ему помогали тональные четки, перед разговором связник настраивался на их звучание. Но превратить обычного человека в бегло говорящего на механо связника четки не могли.

Пока Дельта Четыре повторяла ноты, вызваниваемые четками, Ган представил, как трудно ей было во время обучения, которое требовало полной сосредоточенности, самоотдачи. Окончательной наградой становилась металлическая пластинка на лбу.

Дельта Четыре пропела мелодию, напоминающую птичье щебетание, а связь-куб ответил электронной серией похожих звуков. Дельте Четыре подняла равнодушный, устремленный вовнутрь взгляд на Бойса Гана.

— Мы готовы. Майор Ган, Дитя Звезд — это вы?

Ган отвечал на вопросы, не думая, автоматически.

— Нет, я не Дитя Звезд. Никогда его не видел. Ничего о Требовании Освобождения не знаю. Никогда не участвовал в антиплановых движениях.

Отвечая, он про себя взывал к ней: «Джули, Джули! Вернись…»

Сестра Дельта Четыре передавала его ответы в связь-куб. Лицо связницы казалось таким же нечеловечески-бесстрастным, как и ее голос.

— Для выполнения этого опасного задания я отправился на станцию Космического Занавеса…

Дальше следовала длинная история, которую он столько раз уже рассказывал.

Ему вдруг померещилось, что золотые стены едут на него, грозят раздавить. Сколько над ними тысяч футов скалы? Светит ли солнце над зеленой весенней травой на лугах? Или над ними антарктические льды? Или мили темных вод мирового океана?

Ему вдруг отчаянно захотелось вновь оказаться на Рифах, на Свободном Небе, вместе с Карлой Снег. Космическое сообщество бунтарей показалось ему ближе и человечнее Плана. Он ощутил тоску по бескрайнему пространству… по фантастической свободе…

Шипение из связь-куба вернуло Гана к действительности.

— Продолжаем, — проворковала Дельта Четыре. — На вас напали пироподы?

Он устало кивнул.

— Да, но перед этим, я забыл упомянуть, перед этим Хиксон снял мой воротник безопасности.

Дельта Четыре совершенно спокойно пропела ответ в связь-куб. В ее взгляде появилась особая отрешенность, как будто девушка уже находилась в экстазе от предстоящей сообщности.

Черный кубик зачирикал.

— Машина требует пояснений. Мы должны найти Гарри Хиксона. Его способности надлежит изучить, потом уничтожить каждый член тела в отдельности.

Ган грустно усмехнулся.

— Извините, помочь не могу — он умер.

— Машина не принимает ответа. Вы сказали, что антиплановый отшельник сиял ваш воротник. Вы не спросили, как он это сделал?

— Нет, — ответил он, все еще надеясь увидеть в черных глазах Дельты Четыре живую искру. Но глаза были пусты. — Думаю, он был обращен в члены Церкви Звезды, — поспешно добавил он, когда коробочка зловеще зажужжала, — и силы он получал от Денеба.

Сердитый трезвон связь-куба.

— Очевидная ложь. Звезда не может оказывать такого влияния. Во Вселенной нет разума, более могучего, чем разум Планирующей Машины.

Пауза.

— Если виной всему Гарри Хиксон, правда будет установлена, когда преступника поймают. Если вы сказали неправду, майор Ган, вам грозит орган-банк.

— Я сказал правду! — воскликнул он. — Я целиком и полностью предан Плану Человека!

Куб что-то запел, девушка перевела:

— Машина не принимает словесных заверений. Минуту. Машина получает дополнительные данные по другому входу.

Загадочным образом лицо девушки вдруг стало удаляться. Ган моргнул, протер глаза. Казалось, сестра Дельта Четыре уплывает вдаль, падает в темный колодец, в космическую пустоту. Вот до нее уже тысячи ярдов…

Потом все вернулось на прежнее место. На секунду закружилась голова, будто комнатка в недрах штаб-квартиры Планирующего вдруг закружилась в медленном вальсе.

Связь-куб зловеще дребезжал, и сестра Дельта Четыре пропела:

— Машина прекращает допрос. — Шум из куба. — Запомните, антиплановые идеи, как слова, так и поступки, должны искореняться. Пока Машина откладывает решение о вашей участи…

На бледном лице связницы чуть заметно заиграла улыбка. Дельта Четыре предвкушала скорое наслаждение электронной сообщностью. Но связь-куб не отпускал ее.

— Машина находит ваш рассказ неполным. Вы не раскрыли личности Дитя Звезд, не сообщили фактов о судьбе корабля «Сообщность», ничего не рассказали о так называемом Требовании Освобождения. Вы не объяснили, как попали в крепость Машины.

Ган покачал головой:

— Не знаю, что мне рассказывать, — устало сказал он.

Куб упрямо жужжал.

— Неубедительно, — пропела Дельта Четыре. — Допрос будет продолжен.

Комната вдруг снова поплыла, и Ган ухватился за стул. На этот раз даже связница что-то почувствовала — губы ее чуть приоткрылись, в глазах мелькнуло удивление.

Возбужденно защебетал связь-куб. В этот же момент где-то завыли сирены.

— В нескольких пунктах, — запинаясь, переводила девушка, — отмечены толчки… — В этот момент раздался звон, связница громко вздохнула и вдруг схватила Гана за руку. — Пироподы! Они… Вы должны помочь! Зал Планирующего атакован пироподами! Их десятки, они уже внутри!

Комнатка, где шел допрос, была частью обширной сети помещений, входящих в жилую и административную зону штаб-квартиры. Дверь мгновенно открылась от прикосновения пальцев связницы — замок был настроен на ее отпечатки. Ган и девушка побежали по длинному залу с золотыми стенами. Зал, высотой с двухэтажный дом и шириной с автостраду, тянулся через всю штаб-квартиру. Здесь проводились все церемонии. Вдоль стен выстроились золотые и хрустальные статуи, стены были обиты золотой парчой, украшены фресками и экранами.

В зале было полно едкого ракетного дыма.

По барабанным перепонкам ударил режущий визг — огромная живая торпеда неслась по воздуху. Люди кричали и разбегались в разные стороны. В этой неразберихе Ган все же сумел сориентироваться и успел оттащить девушку под защиту какого-то дверного проема.

Пиропод пронесся мимо — в замкнутом пространстве рев просто оглушал. Словно ангел Судного Дня сошел на землю.

Напоминая внешне скорпиона, размерами чудовище не уступало быку. Глаза — огромные зеркала со стеблями-рецепторами, естественные радиотелескопы. Они светились ярко-красным огнем. Могучие челюсти могли перекусить стальную балку, когти способны были разорвать танковую броню. Тело было надежно защищено зеркальной чешуей, длинный саблевидный хвост загибался к спине. Пиропод мчался прямо на них! Связница в ужасе закричала. Ган прижал ее голову к груди. Да, это не детеныш, с которым Ган играл на рифе Хиксона! Такой пиропод мог вести бой с крейсером Плана!

Пиропод протаранил группу охранников, которые встретили его залпом из пулевых и лазерных пистолетов. Пиропод помчался дальше, а на том месте в живых не осталось ни одного человека. Изувеченные тела указывали место, где только что оборонялись люди.

— Великая Машина! — в страхе прошептала Дельта Четыре. От ее хладнокровия не осталось и следа, капюшон свалился, на белой коже лба ярко блестела пластинка. — Что это?

— Вы сами сказали — пиропод, — проворчал Ган. — Если он вернется, нам крышка.

Она потащила его за руку.

— Сюда, мы спрячемся!

— Нет, их много… Если бы у меня был пистолет…

Он выглянул в зал. Пиропода видно не было. Скорее всего, монстр выскочил в коридор. Ган быстро принял решение.

— Джули… то есть, неважно… слушайте! Я знаю, как убить пиропода, и попробую найти пистолет. Оставайтесь здесь!

Он побежал к мертвым охранникам, подавив соблазн прокрасться вдоль стен. Ган понимал, что его может спасти только скорость. Он преодолел сотню ярдов с быстротой олимпийского чемпиона. И едва не опоздал. Он услышал нарастающий вой, поднял голову. Чуть отставая от звуковой волны, на него мчался пиропод.

Ган бросился ничком на пол.

Чудовище промахнулось всего на пару дюймов, Ган даже заметил клыки-кристаллы и огромные когти. Оно унеслось, а Ган побежал дальше.

Монстр врезался в стену, сокрушил статую, стараясь побыстрее затормозить. Ган даже не обернулся. Последний прыжок — и он схватил пистолет мертвого охранника, проверил заряд, стремительно обернулся.

Пиропод успел развернуться.

Поймав Гана в прицел пульсирующих глаз-локаторов, он устремился на добычу. Ган выстрелил в горящий глаз, бросился на пол.

Пиропод взревел, врезался в стену, прочертив глубокую борозду, хвостом раздробил очередную статую. Вспыхнул огонь выхлопа. Ган выстрелил еще раз и закрыл голову руками.

Где-то рядом рвануло так, что Гана подбросило вверх. Убитых охранников взрывной волной разметало по полу. Затем пиропод исчез.

Дельта Четыре упоминала о десятках адских монстров…

Ган принялся собирать разбросанное оружие. Он сунул в карман легкий пулевой пистолет, отобрал три лазерных с самыми полными зарядами. Когда он повернулся, сестра Дельта Четыре стояла за его спиной. В каждой руке у нее было по пистолету, в кармане балахона блестел, по крайней мере, еще один.

Ган пришел в себя, усмехнулся.

— Пошли! Стреляй прямо в глаза, запомни!

Он хлопнул ее по плечу и побежал в сторону Зала Планирующего.

Ориентиром служил адский рев. Других не требовалось. По дороге Ган убил еще двух пироподов, но не таких больших, как первый, а Дельта Четыре одного вспугнула дальним выстрелом — трудно было судить, попала она в цель или нет.

Зал Планирующего превратился в осиное гнездо. В густом дыму, срывая огромные листы обшивки, поглощая все, что давало реактивную массу, включая кресло Планирующего, по залу метались космические монстры. С людьми они давно расправились и теперь вели борьбу между собой за остатки добычи.

Потом Ган заметил тонкий рубиновый луч пистолета.

Пиропод, попавший в луч, взвыл. Рана не была смертельной, но он столкнулся с другим чудовищем, и они принялись кромсать друг друга.

Значит, кто-то остался в живых!

Убедившись, что Дельта Четыре у него за спиной, Ган шагнул вперед, осмотрелся. Кажется, стреляли из-за статуи в декоративной нише. Ган крикнул, но его крик утонул в грохоте и визге пироподов.

Он прокричал на ухо связнице:

— Попробую покончить с ними по одному, пока они нас не заметили! Если полетят на нас, стреляй в глаза!

Она кивнула. Лицо ее опять стало отрешенным, два больших военных лазера очень странно выглядели в маленьких ладонях. Ган еще раз пристально посмотрел на связницу, на ее лоб с металлической пластинкой и повернулся к Залу.

Все дело заняло двадцать минут.

Он пересчитал пироподов. Их оказалось пятнадцать. Довольно быстро он успел уничтожить семерых. Затем, предупрежденный прикосновением сестры Дельты Четыре, повернулся в другую сторону и расправился с заблудившимся пироподом, мчавшимся на них по коридору.

Прикончив еще троих, он увидел, как в дальнем конце Зала один пиропод взорвался, хотя в него Ган не стрелял. Человек, спрятавшийся в нише под тимпаном, явно копировал тактику Гана.

Теперь они стреляли втроем, считая сестру Дельту, которая, встав рядом, помогла Гану расправиться с последним пироподом. Дышать в Зале было почти невозможно от дыма ракетных выхлопов.

Ган осторожно вышел в Зал с пистолетом наготове на случай, если какое-то из чудовищ окажется лишь раненым.

Откуда-то слышался глухой рев, очевидно, в подземном дворце еще буйствовали пироподы, но основные их силы были уничтожены в Зале. Ган направился к нише, где укрылся неизвестный союзник.

Из-за статуи навстречу Гану вышел генерал Вилер. Хотя ноги у него плохо сгибались, на губах играла жестокая усмешка победителя. Движением, напоминавшим рывок поршня, он сунул пистолет в кобуру, пожал Гану руку.

— Неплохо сработано, майор, — просипел он.

— Благодарю, сэр. Мне помогали. Познакомьтесь…

— С сестрой Дельтой Четыре я уже знаком, — прогудел генерал. — Передайте Машине мои комплименты в ваш адрес, сестра, и справьтесь заодно о ее рабочем состоянии. Опасаюсь, что атака была направлена против Машины!

Сжав стальными пальцами руку Гана, он отвел опасника в сторону.

— Уродины, — проскрипел генерал, пнув останки одного из монстров. — Гротескные существа. Планирующий ими очень увлекался. Забавное совпадение — они возникли из ничего, прямо в его Зале! — Генерал бросил быстрый взгляд на сестру Дельту, которая уже настраивалась для сеанса связи. — Слушайте, Ган, взгляните вот на это.

В нише, где прятался Вилер, валялся квадрат толстой бумаги кремового цвета.

— Что это, сэр?

— Поднимите, взгляните сами!

Из коридоров доносились голоса — солдаты Плана восстанавливали порядок.

Бойс Ган колебался. Что-то здесь не так…

— А Планирующий? Неужели он… — Ган обвел взглядом разгромленный Зал, мертвых пироподов и растерзанных охранников. — Нет, майор, его здесь не было, когда все это началось. Читайте документ!

Ган, которого не оставляло ощущение подвоха, подобрал лист бумаги и взглянул на текст.

Бумага показалась странно знакомой… Он уже видел точно такую… в руках умирающего полковника Зафара… на рифе, в двадцати миллиардах километров отсюда!

Тот документ назывался Требованием Освобождения!

И этот второй, который он держал сейчас в собственных руках, был такой же крамолой и представлял не меньшую опасность для Плана, чем первый.

Документ был озаглавлен: «Планирующему…», и в нем говорилось:

«Планирующему или его преемнику, если первого уже нет на свете.

Ты и твои слуги игнорировали мое предупреждение, не вняли ему даже после того, как я наглядно продемонстрировал мои возможности.

Теперь я начинаю действовать и для разминки посылаю пару милых зверушек, чтобы вы знали — я умею не только угрожать, но и осуществлять угрозы. Большого ущерба они не причинят — это первый визит. В следующий раз я пошлю их уже не в штаб-квартиру Планирующего — даже если от нее что-то останется. В следующий раз они будут посланы в крепость Планирующей Машины!»

Ган поднял глаза на генерала, губы его побелели.

— Машине угрожает опасность! Генерал, сестра Дельта должна немедленно предупредить Машину!

— Решение принимаю я, майор, — просипел генерал. — Что вы можете сказать в свое оправдание?

Пораженный, Ган увидел, что генерал уже направил на него ствол лазерного пистолета.

— Почему… Я совершенно ни при чем…

— Вы арестованы, — отчеканил металлический голос генерала, — не пытайтесь сопротивляться. Не двигайтесь и не разговаривайте.

Гану все это показалось каким-то безумием.

Он даже не рискнул спросить, за что его арестовали. По лицу генерала было ясно, что лучше подчиниться приказу.

За спиной Бойса Гана застучали подошвы сапог охраны, потом раздался далекий знакомый рев.

— Генерал! Еще один!

— Молчать! Я больше повторять не буду! Охрана займется твоим чудовищем сама.

Почему он так громко говорит? Как будто обращается не к Гану, а к толпе людей, свидетелей… Но Гану уже было все равно. Он понимал, что охранники не знают, как бороться с монстрами из космоса… Он стремительно обернулся, выхватил пистолет. Именно в этот момент появился пиропод.

Ган выстрелил прямо в огненные глаза монстра.

Охранники последовали его примеру и тоже открыли огонь. Существо оказалось на перекрестье десятка разрядов смертоносной энергии. Пиропод вспыхнул и взорвался.

Сестра Дельта Четыре, что-то шептавшая в связь-куб, вдруг молча подалась вперед, упала и осталась лежать, хотя связь-куб настойчиво гудел.

— Она ранена! — воскликнул Ган, отшвырнув пистолет. Он бросился к девушке, приподнял, заглянул в ее темные глаза.

На руках его была кровь, на боку по балахону расплывалось пятно, кровь уже капала на пол. Золотая эмблема потемнела.

Сердце девушки перестало биться.

Ган невидящими глазами смотрел на генерала Вилера.

— Она умерла? — спросил он сам себя, не в силах поверить. — Неужели я ее задел? Или…

Он замолчал, попытался вспомнить. Не ударил ли из зала еще один тонкий, как игла, луч? Не успел ли Вилер выстрелить через его плечо?

Времени на размышления не было. Генерал был уже рядом, и лицо его напоминало металлическую маску.

— Отберите у него оружие! — приказал он охране. — Отведите его к Планирующему! Я обвиняю его в том, что он доставил сюда вот этот антиплановый документ, убил сестру Дельту Четыре, которая могла его выдать! Он — Дитя Звезд! В этом я его тоже обвиняю!

10

Изрядно потрепанные победители пироподов вошли в кабины скоростных лифтов и поднялись на поверхность, где на кварцевом балконе у самой вершины снежной горы, в недрах которой находилась штаб-квартира, они обнаружили Планирующего.

Подобно веселому Санта Клаусу, румяный старик весело встретил их в своем так называемом орлином гнезде.

— Они промахнулись! Второго случая у них не будет! Уничтожим бунтовщиков, всех до единого!

— Вот главный предатель! — проскрипел генерал Вилер. — Я застал его вот с этим документом в руках!

— Планирующий, генерал лжет! — воскликнул Ган. — Он знает, что я не…

— Молчать! — рявкнул генерал.

Планирующий не удостоил Гана даже взглядом. С улыбкой прочитал он послание на плотном квадрате кремовой бумаги, потом небрежно уронил на пол.

— Вы уверены, что он действительно Дитя Звезд, генерал?

— У меня есть доказательства, сэр! — заскрипел генерал. — Первое: он появился в бункере Машины необъяснимым образом. Второе: одновременно с ним появилось Требование. Третье: он держал в руках вот этот документ, когда я арестовал его. Четвертое: он выказал подозрительную осведомленность об уязвимых местах пироподов, когда его собственная жизнь оказалась в опасности. Пятое: он хладнокровно убил сестру Дельту Четыре, которая могла его выдать. Шестое: он собирался убрать и меня, когда я отдал охране приказ разоружить его. Вывод: оператор-майор Бойс Ган и есть тот самый Дитя Звезд.

— Но послушайте… — начал Ган.

Планирующий подал знак, охранник выкрутил Гану руку, заставив замолчать.

— Так-то лучше, — хихикнул Планирующий.

Он явно только что принял хорошую порцию сообщности и теперь пузырился веселым настроением, как стакан газированной воды.

— Однако, — добродушно отметил Планирующий, обращаясь к Вилеру. — Один из охранников сообщил, что Дельту Четыре застрелили вы, а не Ган. Это не ошибка?

— Конечно, ошибка! Я не мог ее убить, у меня нет мотива!

Планирующий кивнул, поскреб пухлую щеку. Он подошел к кварцевой стене «Орлиного гнезда». С наветренной стороны вершины закатное солнце осветило малиновым светом кучевые облака, красный свет играл на струях небольшого водопада, окрасил мягким золотом покрытые вечнозелеными растениями крутые склоны.

— Собственно, Дельта Четыре не умерла, — добавил Планирующий. Он улыбался, глядя на город у подножия горы, утонувший в облаке коричневого смога. — Она в операционной. Сердце вышло из строя, но удалось подключить аппарат искусственного кровообращения и мозг не погиб. Уже идут поиски донора.

— Слава Плану! — с облегчением воскликнул Ган. — Сэр, она подтвердит, что я и понятия не имел о появлении пироподов, пока она сама не сообщила мне о нападении!

— Молчать! — рявкнул генерал. — Охрана! Не давайте ему открывать рот. Кто позволит вот этому преступнику открыть рот, попадет в орган-банк!

— Не так энергично, генерал, — усмехнулся Планирующий. — Вы слишком усердствуете.

Глаза Планирующего, полуприкрытые тяжелыми веками, казались такими темными и древними, как поросшие мхом каменные стегая под прозрачным парапетом. Планирующий добродушно взирал на панораму задушенного смогом города.

— Давайте планировать, — обернувшись, сказал он с улыбкой. — Давайте решать, что делать.

— Нужно удвоить охрану в бункерах Машины, — затараторил вице-планирующий Венеры. — Ввести предельные меры безопасности, допуск проверенных по максимальной процедуре… — Он замолчал, почесал свой громадный нос, вспомнил, что ни Бойс Ган, ни пироподы не проходили проверки Службы Безопасности перед тем, как проникли в святая святых Плана.

Связник в черном балахоне прислушался к жужжанию своего связь-куба и громко пропел:

— Машина требует участия в акции арестованного. Машина дает указание генералу Вилеру не причинять арестованному вреда, который может повлиять на его память или ясность мышления.

Лицо Вилера стало похоже на серую грозовую тучу. Планирующий проказливо хихикал.

— Генерал, вы слышали приказ? Извольте исполнять. Молодой человек, вам понятен приказ?

— Нет, сэр, не совсем. Но я всегда готов служить Плану Человека!

— Конечно, конечно, — закивал Планирующий. — И как оказалось, неожиданным способом. Майор, выбор пал на вас, вы замените сестру Дельту. Машина даст вам нужную подготовку связника, а потом — сообщность.

Тяжелого воротника безопасности оказалось мало для такого страшного врага Плана, как Бойс Ган.

— Ты не просто опасник, — заботливо объяснил ему охранник. — Мы не хотим рисковать, не хотим убивать тебя раньше времени. Нам нужно доставить тебя по назначению, поэтому стой спокойно, пока я надену наручники… а когда Машина с тобой покончит, мы, наконец, оторвем тебе башку!

С этими словами охранник свирепо щелкнул тугими манжетами наручников на запястьях Гана и толчком велел шагать вперед.

Сначала его привели на станцию субпоезда. На все вопросы о Джули Мартин и генерале Вилере ему не отвечали. Что с ним сделает Машина? На любой из вопросов он получал один ответ:

— Заткнись, оп! Шагай!

Потом шагать было уже некуда, они пришли на станцию. В холодном сводчатом зале шары вагонов субпоезда ждали пассажиров, которых они понесут по пробитым в теле планеты туннелям.

Охранники вывели Гана на платформу. Ган понял, что станция военная — возле выходов он заметил кабинки охраны, все люди были в черной форме Технокорпуса. Это понятно — станция обслуживала исключительно Планирующего. Но почему поезда стоят?

Со свистом закрылись створки шлюза. Симпатичная общительница скользнула взглядом по воротнику Гана и проследовала мимо. Охранники, качнув рогами шлемов, проводили ее глазами.

— Что случилось? — спросил Ган. — Почему мы ждем?

— Придержи язык, оп, — процедил машин-сержант, старший конвоя. Вид у него был встревоженный. Один из конвоиров что-то ему сказал, сержант ответил вполголоса. Гану удалось уловить несколько слов: «…что-то с туннелями… когда будут готовы принять, мы узнаем…»

Сорокафутовые шары вагонов ждали в ложах несущих челноков. Судя по всему, едут они в отдаленное место, на короткие расстояния субпоездами ездят редко. Атомные буры Плана проложили прямые туннели между всеми важными центрами. Электростатические катушки туннелей удваивали и утраивали боковые поля, компенсируя вращение Земли. На субпоезде в любую точку земного шара можно было попасть за несколько часов…

Ган услышал шум и лязг, сосредоточился на происходящем в зале. Огромная серая сфера плавно въезжала через открывшуюся пасть туннеля.

— Чего они возятся? — проворчал сержант. — Пошли, сейчас откроют вагон.

Сержант не ошибся, через десять минут они были в вагоне, в пассажирском купе. Но прошло не менее четверти часа, прежде чем Ган почувствовал плавный толчок — они тронулись.

В вагоне охранники немного расслабились — теперь Ган сбежать не мог. Снаружи были лишь кольца-катушки и безвоздушное пространство туннеля, сквозь которое поезд мчался со скоростью в несколько тысяч миль в час. Два конвоира куда-то исчезли, потом вернулись с довольными ухмылками, дали возможность уйти остальным. Очевидно, в вагоне был буфет.

Больше всего Гану хотелось узнать о судьбе Джули. Во время нападения пироподов она показалась ему не такой уж хладнокровной служанкой Машины… вдруг ему снова удастся завоевать ее или добиться от Машины необыкновенной награды — освобождения Джули…

Ган понимал, что это только мечты, что он должен тщательно обдумать ситуацию, понять, что произошло и что можно сделать. Положение казалось безнадежным. События несли его, как бурный поток, он не мог в них разобраться, не мог повлиять на их ход…

К горлу подступила тошнота, закружилась голова…

Бойс Ган вскочил — он помнил странные ощущения, которые сопровождали его полет-падение с Рифов в бункер Машины. Теперь ощущение было точно таким же. Но причина была в другом — вагон тормозил свой бег. Наконец, он застыл, медленно вращаясь между силовыми катушками туннеля.

— Что случилось! Мы остановились! Великий План, мы на глубине в пару сотен миль… температура… Выпустите меня! На помощь!

Началась паника.

Машин-сержант быстро оценил ситуацию. Качнув антеннами шлема, он проревел:

— Выходи! Эти бараны передавят друг друга! Надо навести порядок!

Бойс остался в одиночестве. Он слышал, как охранники наводят порядок. Никто не мог объяснить, что происходит, знали только, что поезд остановился. Они зависли на глубине в сотню миль, под давлением, сокрушающим даже алмаз, и защищали их только силовые кольца туннеля. Очевидно, та же причина, из-за которой долго не подавали поезд, помешала их поездке.

Разница была в том, что помощь со станции сюда не придет, и если случится секундный сбой в работе катушек поля, они погибнут мгновенно. Или умрут через несколько дней от удушья — если поезд не сможет двигаться дальше.

Потом вагон дернуло — поезд пришел в движение.

Только когда шар вагона набрал скорость, Ган заметил, что почти все время сидел, затаив дыхание. По вагону пронесся всеобщий вздох облегчения. Один за другим, весело переговариваясь, вернулись охранники. Теперь они казались почти такими же людьми, как и все остальные. Один даже исчез на десять минут и вернулся из буфета с подносом выпивки.

И тут громадный шар вагона опять тряхнуло. Толчок… визг разорванного металла… они как будто врезались в преграду. Гана и охранников швырнуло на стенку куне, как пригоршню горошин.

— Конец! — закричал кто-то.

Погружаясь в черноту обморока (он еще не чувствовал боли, но понимал, что истекает кровью), Ган успел подумать; «Он прав. Это конец».

Когда он опять открыл глаза и оказалось, что он все еще жив, Ган почувствовал разочарование. Он лежал в больничной палате. Плотные бинты частично закрывали глаза. Голова раскалывалась. Из-под повязки Ган все же рассмотрел белый кокон фиксатора, в который была заключена рука. Итак, он выжил.

Над Ганом склонилась медсестра-общительница, и Ган прошептал:

— Я думал, туннель рухнул.

— Не нужно разговаривать, — ласково пожурила его сестра. — Он в самом деле рухнул. Но вы были уже почти у поверхности, и аварийная бригада смогла к вам пробиться.

— Почти у поверхности?

Скосив глаза, Ган увидел рядом с сестрой еще одного человека. На один безумный миг ему показалось, что это сам ангел смерти, явившийся по его, Гана, душу. Но потом он увидел связника в балахоне, с кубом связи в руках. Связник напевал звенящие ноты в микрофон куба.

— Значит… я в центре обучения? — понял Ган. Медсестра кивнула.

— Постарайтесь заснуть.

И Бойс Ган с удовольствием внял совету.

Целых три дня он находился на положении выздоравливающего. Это было куда приятнее, чем прежний статус врага общества!

Он был пока свободен от опеки охранников — часть их погибла. Другим предстоял нелегкий процесс восстановления здоровья и замены поврежденных органов в каком-нибудь орган-банке. Ган мог свободно гулять по всему крылу больницы.

Ему разрешили посещать комнату отдыха — ею заведовала общительница, напоминавшая Гану Карлу Снег. У нее был похожий характер, она делала вид, будто не замечает воротника безопасности на шее Гана. И что важнее всего — она разрешала ему сколько угодно смотреть новости.

Бойс Ган совершенно отстал от жизни.

Погруженный в мечты, он сидел перед экраном и с удовольствием предавался отдыху. Он с любовью смотрел на золотоволосых длинноногих общительниц, нежно ворковавших: «Работайте для Плана! Живите для Плана! Ведь вы не хотите попасть на „Небеса“, стать запасными частями в орган-банке!»

Хотя Ган понимал, что у него много шансов оказался именно там, он не боялся. Превыше всего желал он сейчас обрести себя.

Бойс Ган не мог согласиться с тем, что он враг Плана. Этот второй Бойс родился на станции «Поларис», жил среди рифовых крыс и странных космических существ. Этот второй Бойс Ган не вмешался в рамки первоначальной личности и не знал, как соединить двух столь разных людей в одной человеческой оболочке.

Он сидел и смотрел новости, которые казались ему даже очень интересными. Сводка новостей состояла почти из одних аварий и катастроф. Взрыв на космическом крейсере стер с лица земли полгорода. В Антарктиде — землетрясение, взрыв реакторов на фабрике в Индии. Сообщения об аварии субпоезда, из-за которой Ган очутился в больнице.

Странно, но авария была подана как диверсия!

Ган не верил собственным глазам и ушам. Он не сразу понял, что речь идет о той самой аварии. Толстый тех-полковник вкрадчивым голосом выдвигал обвинения: вредители подложили бомбу в поезд с целью дискредитировать Планирующего и Машину. Злобная диверсия. И его, Гана, объявили главным террористом, а машин-сержанта — сообщником!

Ган поставил на стол стакан витаминного сока и прохромал к заведующей комнатой отдыха.

Он весь дрожал.

— Прошу вас, — взмолился он, — вы видели? Как это понимать?

— Ну-ну! — с укором сказала общительница. — Ваша обязанность перед Планом — как можно скорее встать в строй. Никаких вопросов, и не надо нервничать. Отдыхайте и выздоравливайте!

— Они сказали, — с трудом выговорил Ган, — что в аварии поезда виноват я! Это неправда! А сержант… что с ним?

Ясные глаза девушки на секунду потемнели. Она не знала, как ей поступить. Ей приказали заботиться о враге Плана, и она будет исполнять приказ. Покачав головой, она улыбнулась, отвела Гана на кушетку.

— Пейте сок, — с шутливой строгостью сказала она. Все, что План Человека называл «верным» и «правильным», было для нее верным и правильным.

Так же считал и Бойс Ган.

Но в глубине души он сознавал, что в таком образе мыслей есть опасность для него и для всего человечества, потому что если симпатичная и пустоголовая общительница так безоговорочно принимает приказы Плана…

Он не смог додумать мысль до конца. Возникало ощущение, что и он сам, и генерал Вилер, и даже Планирующий, и все человечество были такими же пустоголовыми, как эта общительница.

Потом время отдыха истекло, и думать на посторонние темы стало некогда — начался курс подготовки, который должен был привести Гана к посвящению в сообщность с Машиной.

Двухэлементное отношение: Я НЕНАВИЖУ ШПИНАТ. Трехэлементное: Я НЕНАВИЖУ ШПИНАТ, ЕСЛИ ОН ПЛОХО ВЫМЫТ. Четырехэлементное: Я НЕНАВИЖУ ШПИНАТ, ЕСЛИ ОН ПЛОХО ВЫМЫТ, ПОТОМУ ЧТО В РОТ ПОПАДАЕТ ПЕСОК.

С помощью преподавателей, учебников, гипнолент, шептавших на ухо во сне, и обучающих машин Ган начал овладевать науками. Конъюнкция и дизъюнкция, аксиомы и теоремы, двойные отрицания и метаутверждения, дилеммы и силлогизм Барбара[4] — все это хлынуло в его мозг. Он учился переносить и соединять, овладел принципом экспортирования и применения точек вместо скобок. Он познакомился с линейным построением фраз и афлективной грамматикой машинного языка[5]. Он узнал разницу между символами восприятия и символами действия, учился воспроизводить тончайшие тональные символы — мост над пропастью между человеком и машиной. Часами распевал он гаммы, а в ушах гудели эталонные осциллирующие сигналы. Он изучил таблицы истинности и как ими пользоваться при обнаружении тавтологий в посылках.

Учеба и работа, казалось, никогда не кончатся. Ган просыпался под тягучий речитатив гипнозаписи, ел под звон тональных четок, в изнеможении падал на кровать, а сквозь мозг проносились схемы общего ввода информации.

Мир жил своей жизнью где-то далеко, за стенами учебного центра, но Ган потерял с ним связь. Иногда он ловил разговоры немногочисленных людей, с которыми имел контакт: общительниц, подававших еду, охранников, стерегущих коридоры и залы. Он слишком устал и не пытался сложить части в целое. Дитя Звезд, Требование Освобождения, аварии в подземных туннелях, взрывы космолетов. Какое это имеет значение? Если случался момент подумать о чем-то, кроме обучения, ему всегда представлялось одно: момент, когда эта пытка кончится и он получит знак сообщности.

Ган даже не заметил, что первый этап обучения подошел к концу. Как всегда, уставший до предела, он лег спать, рухнул на жесткую койку в тесной комнатушке, где стены были выложены белой плиткой. Из-под подушки тут же раздался шепот:

— …генерировать матрицу К, используя механизмы ассоциативного накопления дополнительно к контекстуальным отношениям координатного накопления. Ряд И и столбец Ж показывают степень ассоциативности…

Информация впитывалась подсознанием, а сознанием Ган лишь понимал собственное несоответствие заданию. Ему никогда не добиться хрустальных тонов, которые умела выпевать сестра Дельта и другие связники. У него неподходящий голос, и он никогда не освоит теории программирования…

Он заснул.

На втором этапе обучения Гана перевели в общую спальню. Койка была такая же жесткая. Каждую ночь после отбоя спать укладывались восемьдесят усталых молчаливых курсантов. Каждое утро под звон гонга они просыпались в меньшем составе — несколько коек пустовало.

Об исчезнувших никто не вспоминал. Вместе с ними исчезали и немногие личные вещи с полок над койками. Имена вычеркивались из списка. Эти люди переставали существовать. Почему — никто не спрашивал.

Однажды ночью Гана разбудил звук торопливых шагов. Ган рывком сел, словно ему грозила смертельная опасность.

— Джим? — прошептал он имя соседа, новичка с мускулами борца и отличным чистым тенором. Его мать была певицей-общительницей, а отец погиб в космосе, выполняя задание Плана. — Джим, что…?

— Друг, ты ведь спишь, — прошептал тихий голос из темноты. — Ну и спи дальше — тебе же будет лучше.

Тяжелая рука легла на плечо Гана, толкнула обратно на койку.

Ган хотел помочь Джиму, но его сковал страх. Он увидел, как темные силуэты склонились над соседней койкой, услышал вздох Джима. Приглушенные голоса, шорох одежды, звяканье. Заскрипела койка, в лицо ударил тонкий луч, и Ган зажмурился. Шаги удалились.

Он долго лежал, глядя в темноту, прислушиваясь к дыханию спящих, которых стало на одного меньше. Джим так дорожил красной пластиковой медалью отца — героя Плана второго класса. У Джима был красивый чистый голос, но он слишком медленно постигал семантику.

Ган был бы рад помочь, но что он мог сделать? Машина требовала от слуг чисто механических качеств. Наверное, Джим выказал недостаточное рвение превратиться в механизм. Ган повернулся на бок и стал повторять про себя семантические тензоры. Вскоре он заснул.

11

На втором этане Ган понял, что первая фаза обучения была чем-то вроде воскресного отдыха в отеле на морском берегу в компании хорошеньких общительниц. О ней он вспоминал теперь не иначе, как сквозь туман изнеможения. Не было ни секунды отдыха.

— Будь, как Машина!

Простое правило вдалбливали в сознание Гана на разные лады: монотонными голосами — преподаватели, ясноглазые общительницы словно воркующие голуби, стереоэкраны выжигали это правило на сетчатке глаз, не знающие сна динамики гипнопедических установок шептали из-под подушки.

— Будь машиной… Действуй, как машина… Выгляди, как машина…

Чтобы овладеть мириадами тонов языка механо, человеку необходимо было превратиться в механизм. Изображения и шепчущие динамики напоминали Гану и о тех, кто с задачей не справился и попал в орган-банки.

Замкнутый в тесной экзаменационной камере с серыми звукоизолированными стенами, Ган согнулся в три погибели над черным связь-кубом, чтобы уловить все тона механо.

— Кандидат… — даже первое слово чуть не ускользнуло, — кандидат должен назвать себя.

Ган пропел ответ, но голос его оказался слишком хриплым, тон слишком высоким. Он сглотнул комок в горле, провел кончиком пальца по тональным четкам.

— Кандидат Бойс Ган, — Ган снова сглотнул, пропел свой номер.

— Кандидат Бойс Ган, вы проходите экзамен, — промурлыкал куб. — Набрав положительное количество баллов, вы перейдете на новую ступень подготовки, приблизившись к высшему служению Машине, награждаемому сообщностью. Вы должны знать, что обратного пути для вас нет. В системе Плана нет места потерпевшим неудачу, несмотря на их знания или умения. В этом случае единственный путь — в центры утилизации.

— Я понимаю и готов служить, — пропел он, используя одну сложную фонему.

— Тогда проверка начинается, — прочирикал куб. — Вы должны отвечать на каждый вопрос, давая полные и четкие ответы на языке механо. Каждая миллисекунда паузы и каждая ошибка заносятся в штрафные баллы. План не может терять время, не может позволить совершать ошибки. Вы готовы начать?

Ган поспешно пропел фонему, означавшую «Я готов начинать».

— Ваша реакция задержалась на девять миллисекунд, — мгновенно проныл куб. — Первоначальный тон был на двенадцать циклов выше правильного. Ваш тональный рисунок неверен. Длина фразы превышает стандартную на одну миллисекунду. Эти ошибки идут в штрафные баллы.

— Я понимаю.

— Ответа сейчас не требуется, — фыркнул куб. — Приготовьтесь к первому вопросу… Назовите первый принцип механообучения.

Сначала, когда Ган попробовал ответить, его голос оказался слишком низким, и куб выдал новую сумму штрафных баллов, тогда он сделал вторую попытку.

— Обучение есть действие, — пропел он наконец. — Это первый принцип механообучения. Правильная реакция закрепляется, неправильная подавляется. Первое уравнение механообучения гласит: эффективность обучения инверсивно варьируется промежутком между реакцией и наградой.

— Общая сумма ваших штрафных баллов — 489, — фыркнул связь-куб. — Следующий вопрос… Назовите второй принцип механообучения.

Ган истекал потом, спина затекла — он слишком сильно согнулся на твердом узком сиденье. Тесная серая комнатка стала еще теснее, обитые звукоизоляцией стены как будто сжимались вокруг него. Он начал задыхаться, судорожно набрал в легкие воздуха, чтобы ответить на второй вопрос.

— Обучение есть выживание, — он старался как следует выпевать короткие фонемы. — Удача в обучении — нить к жизненной адаптации. Неудача в обучении — смерть индивида. Второе уравнение механообучения гласит: скорость обучения прямо зависит от величины награды и наказания.

Связь-куб зачирикал, едва Ган кончил отвечать. Даже для тренированного слуха Гана ответ куба показался одной неразборчивой металлической нотой. Ему пришлось просвистеть просьбу повторить вопрос.

— Сумма штрафочков по восприятию — 90. — Ноты из куба появлялись лишь с чуть более низким темпом и были чуть-чуть более понятными. — Общая сумма штрафбаллов — 673. Соотношение между положительными и штрафными баллами достигло критического уровня.

Друг за другом понеслись звенящие ноты, как падающие осколки стекла, они не давали времени собрать метавшиеся мысли. Он лишь смутно чувствовал, как стекает по бокам горячий пот, как холодная испарина выступает на лбу, а пот жжет глаза.

— Следующий вопрос… — вопрос был выражен одной сложной фонемой всего за несколько миллисекунд, и Ган едва уловил смысл. — Назовите третий принцип механообучения.

Он тронул четки, взял верную ноту, пропел нужные фонемы.

— Третий принцип механообучения утверждает: величайшее стремление есть стремление избавиться от страданий.

Штрафные баллы накапливались и накапливались, а безжалостный куб задавал вопрос за вопросом.

— Экзамен окончен, — сообщил наконец куб. — Общая сумма штрафбаллов — 5940. Сообщите эту цифру руководителю вашей труппы.

Он едва успел по возвращении в барак выбить сумму баллов на клавиатуре группового компьютера. Он опоздал на полминуты на гимнастическое построение, за что получил два лишних круга в туннеле препятствий. Оказавшись последним в очереди за ужином, он от усталости не мог есть и за разбазаривание пищи получил в наказание две желтые фишки. Добравшись до койки, он почувствовал, что не может заснуть.

— Кандидат Ган!

Темные силуэты окружили койку. Бледный тонкий луч осветил его форму, вещевой мешок, обувь. Хриплый шепот отдал приказ. Минуту спустя Ган уже пробирался по переходу между койками, на которых сопели спящие курсанты. За спиной он нес свой мешок.

Итак, это и есть конец? На секунду подогнулись колени, потом он испытал непонятное облегчение.

Ему уже почти хотелось в орган-банк, который положит конец его мучениям. Там не будет связь-кубов, он больше не должен будет распевать гаммы и зубрить таблицы семантических переменных.

Теперь все позади.

Облаченный в черную форму конвой позволил Гану присесть вместе с ними за стол в пустой столовой. Сонная общительница, зевая, подала завтрак. Ган ничего не съел, только выпил две чашки кофе, от которого во рту осталась горечь.

Вместе с пятью другими кандидатами из других бараков, сонными и растерянными, как и Ган, он вошел в вагон военного субпоезда. Недолгая поездка, и они покинули поезд. Мимо хмурого часового они проследовали в пещеру, где находился другой центр обучения.

Ган оставил вещмешок в камере с плиточными стенами и доложил о прибытии оператор-майору. Майор имел внешность живого трупа, его лысую, как колено, голову покрывали безобразные шрамы — следы нападения венерианского анаэробного грибка-паразита. Майор подчеркнуто вежливо отдал честь в ответ на приветствие Гана. Рука была затянута в черную перчатку.

— Поздравляю, майор Ган.

Ган уставился на худого, как палка, майора. Майор перекладывал какие-то бумаги на столе, за которым сидел, и Ган вдруг понял, что перчатка — вовсе не перчатка, а утилизованная рука, она досталась майору от негра.

— Вы успешно завершили вторую стадию обучения на пути к посвящению в служители Машины. — Не в силах оторвать глаз от чернокожей руки, Ган едва слышал, что говорит ему майор. — Сюда вы направлены для прохождения третьей стадии.

Призрак улыбки тронул желтые губы.

— Вы набрали необыкновенную разность баллов, майор Ган. Машина вас особенно отметила. Поздравляю, можете гордиться.

Сказанное наконец достигло сознания Гана, и он покачнулся, как от сильного удара по лбу. Никакой гордости он не чувствовал и вообще потерял дар речи.

— Вы прошли долгий путь, майор. — Желтые шрамы превратили улыбку майора в оскал. — Вы избежали утилизации и уже близки к высшей награде. Вам очень повезло, майор Ган!

Черные пальцы офицера с сожалением коснулись собственного лба, где пластинки-контактора видно не было.

Внезапно комната, залитая режущим глаза светом, уставленная серыми кожухами компьютеров, показалась ему миражем, а лысый желтолицый майор — фантомом из ночного кошмара. До ужаса реальными были блестящие, как лед, хирургические инструменты. Они возникли в воображении Гана. Ими хирурги выскоблят гнездо у него во лбу. Сверла вопьются в макушку обритой головы, тонкие иглы доберутся до нервных центров. Хирурги хладнокровно вломятся в самые сокровенные уголки его существа…

Ему хотелось закричать.

— Что с вами, майор Ган? — желтолицый сухарь-майор тревожно привстал. — Вид у вас нездоровый.

— Все в порядке, — собравшись с силами, улыбнулся Ган. — Понимаете, я не знал, что меня перевели на третью ступень. Я думал, это центр утилизации.

— Это скоро пройдет. — Ухмылка майора стала еще отвратительнее. — Учитывая ваш послужной список, можете быть уверены — вы уже почти получили посвящение в сообщность. Как бы я хотел оказаться на вашем месте…

— Бла… — Ган проглотил сухой комок, перекрывший горло. — Благодарю вас, сэр!

Механоинструктор был похож на алюминиевую грушу высотой в десять футов. Подвешенный на массивных амортизаторах из серой стали, он стоял в темной мрачной пещере, которую продувал ветер, а с бетонного сводчатого потолка капало. К контрольному пульту у входа в пещеру тянулись черные кабели и шланги.

— Вот она, сэр!

Механоинструктором управлял молоденький тех-лейтенант с розовым лицом младенца и пластинкой-контактором во лбу.

— Идеальная обучающая машина!

В этом Ган не был уверен. Весь в специальном липком желе, в мешковатом сером комбинезоне, он приостановился у входа, без особого удовольствия рассматривая полированную алюминиевую грушу.

— Становитесь вот сюда, сэр! — Лейтенант безмятежно улыбнулся. — Скидывайте комбинезон — и вперед. — Круглые глаза вопросительно смотрели на Гана. — Вы готовы?

Из-за желе Ган был мокрым и липким. В тонком комбинезоне Ган вдруг задрожал на пронизывающем ветру. Он совсем не хотел изучать механо, не хотел награды в виде электродов в мозгу. Но он взял себя в руки и сказал, что готов.

— Тогда вперед, сэр.

Лейтенант коснулся панели управления, зашипели клапаны. Громадная груша подпрыгнула на подвесках, раскрылась, как разрезанная надвое.

— Вперед, сэр, — лейтенант с уважением дотронулся до плеча Гана. — Поднимайтесь по лесенке, раздевайтесь и ложитесь на эффекторную оболочку. — Он тихо засмеялся. — Многие поначалу чувствуют себя не в своей тарелке, но вы скоро привыкнете, сэр.

Ган глубоко вздохнул, начал взбираться по лестнице. Металл поручней холодил руку, ветер обдувал выбритую голову, а во рту вдруг появился неприятный горький привкус кофе.

Он стащил с себя комбинезон, осторожно ступил на розовую мембрану, которая изнутри покрывала стенки груши, Влажная, теплая, почти живая, мембрана подалась, сморщилась под его весом, потом упруго подтолкнула Гана к центральному углублению.

— Все готово, сэр?

Он решил не отвечать на жизнерадостный вопрос лейтенанта. Зашипел воздух, груша закрылась. Мягкая теплая мембрана ласково уложила Гана в приготовленную выемку Совершеннейшая тьма сомкнулась над его головой.

Он хотел крикнуть, но не мог вздохнуть и…

В легкие вдруг хлынул Свежий воздух. Сквозь веки просочился розовый свет.

Он открыл глаза и увидел перед собой сестру Дельту Четыре.

На самом деле, Ган это понимал, перед ним был проецируемый в его мозг фантом, неотличимый от реальной девушки. Сестры Дельты вообще не могло быть в подземном центре подготовки связников. В балахоне с капюшоном и черной коробочкой связь-куба в руке, она шла вдоль поросшего пальмами берега кораллового атолла, очень похожего на пляж в Плайя Бланка.

Он шел ей навстречу.

Прижавшиеся к коже эффекторы воссоздавали любое ощущение: прохладную твердость мокрого песка, жар солнечных лучей, дуновение океанского бриза. Он слышал глухие удары волн о плиты волнолома, чувствовал йодистый запах высыхающих водорослей и даже слабый аромат духов Джули… Она была уже рядом, и у нее был тот самый живой, теплый голос, забыть который он не мог.

— Вот мы и прибыли. Здесь мы проведем твой первый урок. Механоинструктор, модель-8 — последнее слово в области стопроцентной эффективности обучения. Если ты будешь стараться, уверена, обучение будет для тебя очень приятным и полезным.

Она улыбнулась ему.

— Итак, начнем с технического словаря механо. Он построен на принципе экономии, хорошо тебе известном: один слог для одного предложения. Это требует большого количества слогов. Общий объем словаря механо составляет более миллиарда монослогов, более миллиарда предложений-фонем.

Он стоял на пляже, или ему так казалось, впрочем, синтетические ощущения, созданные механоинструктором, заставили его совершенно позабыть, где он на самом деле находится. Холодная волна с шипением прокатилась по его босым ступням, потом вода устремилась обратно в море.

— Невозможно! — запротестовал он. — Я не могу запомнить миллиард слов!

Тихий смех Джули остановил его.

— Ты даже не представляешь, на что способен! — Она говорила на обычном языке, но все равно казалось, что она поет. — Ты не представляешь, что может сделать с тобой механоинструктор.

Морской бриз приподнял ее капюшон, и Ган заметил блеск контактора. Хотя воздух был теплым, он почувствовал, как бегут ледяные мурашки по спине.

— На самом деле учить все слова не нужно. Ты должен научиться составлять монослоги механо, используя лишь несколько тысяч готовых фонем. Нужно понимать самые тонкие вариации в ударении и высоте звука.

— Я не смогу!

Погрузив ступни в песок, он ждал, пока она повернется. Он ничего не хотел учить, он искал спасения от электронных зондов, которые проникнут в его мозг, когда он выучит механо.

— Я не смогу научиться произносить миллиард разных слов.

— Тебя ждет сюрприз. — Она рассмеялась. — Начнем.

Он упрямо тряхнул головой, стараясь не забывать, что белого песка на самом деле не существовало, что соленый ветер и сама Джули были фантомами, галлюцинациями.

— Старайся, — сказал она мягко. Будешь стараться — мы сможем потом поплавать.

В глазах ее было обещание, а проворные ладони сделали соответствующий жест, как будто она сбрасывала балахон.

— Ты должен стараться.

Лицо ее вдруг стало серьезным.

— Если не будешь стараться, пожалеешь, — сказала она печально. — Не хочу напоминать о третьем принципе механообучения… но величайшая награда — это избавление от страданий.

Она пожала плечами, улыбка ее ослепила Гана.

— Давай начинать!

Они начали с глагольных тонов. Вариации в повышении и понижении тонов означали наклонение, лицо, вид. Она пропела сложную ноту, и Ган честно постарался воспроизвести ее, но все же скоро получил новое напоминание о третьем принципе.

Мельчайшая ошибка означала вспышку боли, а ошибки он делал часто, и не мелкие. Даже когда он реагировал мгновенно и выпевал фонему, казавшуюся эталонной, он часто ошибался и его тут же наказывали.

Потом берег исчез, и Ган оказался внутри громадной алюминиевой груши механоинструктора. Эффекторы облегали каждый дюйм его обнаженного тела. Они могли заморозить его, сжечь огнем или сдавить, как клешами, что часто и делали. Малейшая погрешность бросала его с солнечного берега в механический ад, где он всем существом жаждал лишь одного — конца страданий.

Ган оказался в ловушке — на борту разбитой ракеты он падал на Солнце. Воздух со свистом покидал продырявленный метеоритами корпус, легкие Гана рвала агония. Яростный свет бил через пробоину, сжигал глаза. Отсек превратился в раскаленную печь, но он продолжал слышать голос Джули. Он достигал ушей Гана через динамик лазерного передатчика. Сладким голосом выпевала она фонемы, которые он должен был выучить. Со всхлипом втягивая разряженный воздух, он старался отвечать правильно — законы автоматического обучения он теперь познавал на себе.

Когда он ошибался, жар испепеляющего солнца становился еще более невыносимым. Когда ответ был правильным, жар немного уменьшался и в сожженные легкие вливался глоток свежего воздуха.

Когда ему несколько раз подряд удавалось ответить правильно, пытка на время прекращалась. Он снова оказывался на белоснежном пляже с Джули. Она обещала купание в голубых прохладных волнах или вела к столику под пальмами, где ждали высокие запотевшие стаканы. И тут же начинался новый труднейший урок.

И всякий раз, не успевали они дойти до линии прибоя или столика с напитками, он делал новую ошибку. А всякая неправильная реакция мгновенно подавлялась, хотя наказания варьировались, словно Машина экспериментировала, выясняла, какой вид страданий эффективнее.

Иногда он обливался потом на больничной койке станции, парящей в верхних слоях атмосферы Венеры. Воздух превращался в горячий туман. Анаэробные паразиты, как кислота, разъедали кожу, а голос Джули ворковал в радиоприемнике рядом с койкой.

Иногда он оказывался заваленным камнями на теневой стороне Меркурия. Валун давил на грудь, грозил расплющить ребра, на лицо ему капала ледяная вода, вокруг ползали большие светящиеся черви, которые жадно пожирали торчащие наружу части тела Гана. Из темноты доносился певучий голос Джули, она повторяла слоги, которые Ган должен правильно выучить. Всякий раз, когда он возвращался в компанию Джули, она встречала его мягкой улыбкой. Прохладные ладони ласково гладили Гана, в глазах блестели слезы сострадания.

— Бедненький, — ворковала она. — Я знаю, тебе очень трудно. Но не сдавайся и не забывай, чего ты должен добиться. Когда ты будешь посвящен в сообщность, мы снова будем вместе. Давай теперь начнем новый урок. Если ты хорошо проявишь себя, Машина разрешит нам искупаться.

Каждый раз, когда она упоминала о сообщности, он вздрагивал. Он был достаточно осторожен и не выдавал страха, но ему казалось, что Машина легко его разоблачит через все свои сенсоры, покрывавшие каждый квадратный дюйм тела Гана.

Его страх перед сообщностью рос и рос, как колдовской бурьян, и скоро стал сильнее всех ужасов фантомного ада. Наконец, когда страх стал нестерпимым, он принялся умолять Джули выпустить его из тренажера.

Она засмеялась.

— Тебе еще повезло, мне учить механо пришлось более сложным способом. А здесь тебе ничего другого не остается. Ты и заметить не успеешь, как будешь посвящен в сообщность.

Он не осмелился сказать, что именно этого и не желает.

— Тренажер, как материнская утроба, — продолжала Джули. — Внутри него твои слабые, неправильные человеческие реакции будут перестроены. Ты научишься реагировать быстро и точно. Когда ты «родишься» и выйдешь из тренажера, ты будешь безукоризненным детищем Машины.

Он постарался сдержать охватившую его дрожь.

— Перейдем к существительным, — радостно продолжала Джули. — Ты уже овладел основами анализа механо, рассматривающего Вселенную, как процесс. В сущности, в механо нет ни глаголов, ни существительных, а есть объекты в движении. Ты не забыл?

Вспомнив горнило разбитой ракеты, паразитов на Венере и жала фосфорических червяков на Меркурии, он поспешно кивнул.

— Например, — пропела Джули, — для всех объектов из твердого вещества есть одно базовое имя. Такие аспекты, как размер, форма, материал и назначение, указываются флексиями. Но это не существительное, глагольная интонация всегда напоминает о процессе движения и изменения, поэтому каждая многослоговая форма — законченное утверждение. Улыбка Джули дразнила Гана.

— Если ты будешь стараться, мы немного поплаваем…

Он старался, третий принцип механообучения не оставлял ему выбора, но до воды они так и не добрались.

Наступил момент, когда Джули и берег вдруг исчезли. Он услышал шипение воздуха, почувствовал на вспотевшем теле дуновение воздуха.

Он выбрался из тренажера, надел комбинезон, на подгибающихся ногах спустился по металлической лестнице.

— Добрый вечер, сэр.

У юного лейтенанта вид был скучающий и сонный.

— До завтра, сэр.

Ган страстно желал больше никогда не встречаться с этим лейтенантом и никогда больше не видеть тренажер. Ему отчаянно хотелось бежать куда-нибудь подальше — в Рифы, к Карле Снег.

Но его стерегли, и он не знал, где сейчас находится.

Выполнив положенную норму упражнений, Ган принял горячий душ, выстоял очередь за ужином и отправился спать в свой отсек-каморку.

Едва он уснул, как загремел сигнал гонга. Надо было вставать, мазаться липким желе, брить голову, возвращаться в утробу Машины…

И пришел день, когда Джули Мартин, вернее, ее фантом, после очередного испытания улыбнулась и сообщила, что Ган выдержал экзамен.

— Ты заслужил сообщность. Ты готов заново родиться.

Он едва не закричал, что не хочет этого, но только закусил губу. Он хранил молчание, пока не зашипели клапаны и его не обдало холодным ветром.

Плохо понимая, что происходит, он обнаружил себя вдруг на койке. Он не помнил, как попал сюда. Знал только, что с ним не все в порядке. В воздухе витал непонятный, едва уловимый запах, за дверью кто-то шелестел одеждой, будто дожидаясь, когда Ган уснет.

Потом усыпляющий газ, подаваемый через подушку, подействовал, и Ган заснул, как мертвый.

Пробудившись, он тут же почувствовал не сильную, но ощутимую боль. Болела лобная кость, саднило кожу. Он был в палате для послеоперационных больных.

Он мог, и не прикасаясь ко лбу, сказать, что, пока он спал, хирурги провели тончайшую операцию, врастили волосяной толщины электроды в точки определенных мозговых центров. Теперь на лбу Гана блестел металлический знак сообщности.

В мозгу любого млекопитающего, кроме проводящей нервной ткани, есть особые участки, которые заведуют эмоциями, а также двигательной активностью, саморегуляцией организма, сознательной мыслительной деятельностью и прочим.

Одна из таких зон — центр наслаждения. Врастите в него тончайший платиновый электрод, пустите по электроду слабый, всего в несколько миллиампер, ток, и вы получите настоящий экстаз! Дайте подопытному животному педаль, с помощью которой оно будет замыкать цепь, и животное станет нажимать на педаль, не останавливаясь даже, чтобы поесть и напиться. Оно сожжет себя удовольствием.

Разряд наслаждения, ударивший в самое существо Бойса Гана, превзошел все его ожидания. Это были одновременно осязательные, слуховые, обонятельные ощущения, дикий оргазм и дрожь восхитительного ужаса, словно на опасном повороте в головокружительных гонках — все это слилось и было усилено почти до предела. Время остановилось.

Ган плыл в бушующем океане ощущений.

Через много веков он вернулся в свое тело. Волна экстаза откатила, оставив его совершенно разбитым.

Он открыл глаза, увидел, как медработник в форме Технокорпуса отводит в сторону кабель. Теперь Ган был отрезан от радостного и восхитительного общения с Планирующей Машиной.

Смирившись, Ган глубоко вздохнул. Он снова стал обычным человеком. Теперь он понимал Дельту Четыре и готов был связать навсегда свою судьбу с Машиной. Более высокой награды не существовало, более важной цели не могло быть…

Сквозь туман, еще не совсем рассеявшийся перед глазами, он все же заметил, что лицо у медика было странно бледное, словно он чего-то испугался. Откуда-то слышались громкие голоса, и один из них показался ему знакомым.

Ган вяло поднялся, чувствуя себя выжатым, как лимон. Дверь распахнулась, в палату тайфуном влетел генерал Вилер.

— Ган! — взревел он. Ты — Дитя Звезд! Ты что наделал??

— Я? Наделал? Ничего, генерал… Я не Дитя Звезд, клянусь!

— Ах ты, дерьмо! — заорал генерал. — Кому ты врешь? Говори, что ты сделал с Планирующей Машиной?

Ган пытался что-то сказать в собственное оправдание, но генерал не дал ему и рта раскрыть.

— Ложь! — орал он. — Ты и есть Дитя Звезд! Ты нас всех погубил! Признайся же, признайся! Это ты свел с ума Планирующую Машину!

12

План Человека корчился в судорогах безумия. Во все уголки Земли, в дальние пределы пояса астероидов, в убежища Меркурия и никогда не знавшие яркого солнца ущелья Плутона и даже на космические крепости Заслона — запустил свои страшные щупальца ужас.

Неправильные маршрутные указания — и два субпоезда врезались лоб в лоб в двухстах милях под поверхностью земли. Шестьсот человек мгновенно погибли, сгорев в раскаленных газах.

Тех-капитан на Венере получил очередные указания Машины, повернул выключатель и затопил нефтяной район в сорок тысяч акров с таким трудом очищенной почвы.

На сцене огромного зала в Пидинге, где должен был произносить речь вице-планирующий Азии, возник «человек из золотого пламени». Светящееся существо исчезло так же внезапно, как и возникло, и тут же в зал из ничего ринулись двадцать разъяренных пироподов, уничтожая все на своем пути. Вице-планирующий опоздал на выступление, и тем самым жизнь его была спасена.

Генерал Вилер на скорую руку познакомил Гана со списком катастроф и бедствий, постигших План Человека.

— Дитя Звезд! Сначала ты пробрался в бункер Машины, а теперь она сама сошла с ума! Она отдает неправильные приказы! Мы больше не можем на нее полагаться! Ган, если ты — Дитя Звезд, ты…

Бойс Ган почувствовал, что с него хватит. Перекрыв рычание Вилера, он заорал:

— Генерал! Не будьте дураком! Я не Дитя Звезд!

Лицо генерала дрогнуло, выражение стало мягче. Он помолчал немного, потом заговорил нормальным тоном:

— Да, видимо, это правда. Но во имя Плана, что же тогда происходит?

— Я думал, это вы мне расскажете, — проворчал Ган. — Что вы имели в виду насчет Дитя Звезд в бункере?

— Охрана засекла постороннего. Был послан спецотряд. Неизвестный находился в зале ручного управления, щелкал переключателями, стирал данные с пленок, изменял схемы соединений. Теперь Машина сошла с ума. И вместе с ней с ума сходит План, во всем мире.

— Неважно! Как он выглядел?

Машин-генерал Вилер пожал квадратными плечами и прохрипел:

— Человек с золотой кожей. Он светился. Его сфотографировали, он опознать не смогли. На вас он не похож, Ган, но я подумал, что…

— Что не помешает со мной поговорить? И, возможно, использовать как козла отпущения? Как тогда, ранив Дельту Четыре?

Генерал хотел возразить, но не нашел, что сказать, и, дважды кивнув, ответил:

— Да!

Ган не ждал такого скорого признания.

— Зачем же вы стреляли в нее? Чтобы убрать свидетеля?

— Конечно, — проскрипел генерал.

— А меня вы хотели убрать, чтобы приобрести больший вес в глазах Планирующего и Машины?

— Именно, — прохрипел генерал.

— Но что-то заставило вас передумать, — сказал Ган, задумчиво посмотрев на генерала. — Что же?

Лишь слегка порозовевший лоб и легкая испарина на лице выдавали напряжение, в котором генерал находился.

— Девушка выжила, — проворчал он, — и рассказала Планирующему, как было дело. Планирующий доложил Машине и…

— И что? — Ган подался вперед.

— И Машина сошла с ума, — выдавил генерал. — Приказала меня арестовать. Потом потребовала ареста Дельты Четыре, вице-планирующего Центральной Америки, охраны Великого Зала и даже самого Планирующего. Поднялась паника, пришлось пробиваться с боем. Я прорвался к самолету — тому, что доставил Дельту Четыре в штаб-квартиру, — и бежал! Но придется покинуть Землю, Ган! Я хочу, чтобы вы сопровождали меня в Рифы, Ган… мне необходимо скрыться.

— А чего вы, собственно, боитесь?

— Выбираясь из Зала, — зазвенел голос генерала, — я убил двух человек. Один из них был сам Планирующий.

Бойс Ган до сих пор не имел представления, где именно расположен центр обучения. Когда они вышли на поверхность, он увидел горную стену на севере и догадался, что они где-то на плато в предгорьях Гималаев. Тысячелетиями в этой пустыне скитались кочевники. Теперь ниже поля ракетодрома, выплавленного в скале, грохотал водный поток, падавший с плотины гидроэлектростанции.

У станции вид был необычный. Пока они быстро шли к реактивному самолету, Ган разобрался, в чем дело. Даже на расстоянии было видно, что станция разгромлена. В высоких оконных проемах не осталось ни одного стекла, в цоколе появились трещины. Должно быть, в здании случился мощнейший взрыв.

— Не оглядывайтесь, — приказал генерал. — Скорее в кабину! Там вас ждет приятный сюрприз.

Если разрушение и упадок проникли даже сюда, подумал Ган, то их масштабы, вероятно, очень велики.

И это сделал Дитя Звезд?

Но кто же он? В голове Гана, старавшегося не отстать от Вилера, завертелся водоворот воспоминаний. Потрясшая все его существо вспышка сообщности с Машиной… схватка с пироподами в Зале Планирующего… потрясение от первой встречи Джули в облике Дельты Четыре… головокружительный полет-падение с Рифов на Землю… таинственный отшельник Гарри Хиксон…

Ган был потрясен всем, что произошло с ним за последнее время. Он не заметил, как они подошли к самолету. Вслед за генералом он вскарабкался к открытому люку и, пораженный, застыл на месте.

— Джули! — воскликнул он.

Но ответила ему сестра Дельта Четыре:

— Входите, закрывайте люк. Мы должны немедленно лететь! Я получила сообщение от Машины.

Генерал Вилер действовал молниеносно. Он захлопнул люк, одним прыжком достиг Дельты и вырвал у нее черную коробочку.

— Дура! — рявкнул он. — Какое сообщение? Ты что, не понимаешь, что Машина сошла сума? Она больше не служит Плану. Ты не понимаешь, что происходит?

Девушка спокойно посмотрела на генерала, с обычным отсутствующим выражением во взгляде. Черный капюшон упал, открыв такой же кружок, как и у Гана.

— Я служу Машине, — пропела она. — Генерал Вилер, вы предатель, приговоренный к смерти.

— И ты тоже, в таком случае, — прорычал генерал и швырнул связь-куб Гану. — Следи за ней, пока я подниму самолет. Нам нужно поскорее убраться с Земли.

Он нырнул в кабинку управления, чтобы настроить автопилот, который должен был позаботиться о взлете, запросе на посадку, посадке в нужной точке. Ган посмотрел на связь-куб, потом на Дельту Четыре.

В специальном отделении в кубе был спрятан шнур для сообщности. Ган видел блеск его электродов, они точно соответствовали отверстиям на пластинке.

Если он вытащит штепсель, вставит в контактор, то снова испытает то почти невыносимое наслаждение, экстаз.

Соблазн был непреодолим.

Теперь он хорошо понимал Джули, то есть Дельту Четыре. С этим не мог сравниться никакой наркотик.

Поборов в себе желание, Ган швырнул коробочку на пол. Связь-куб зажужжал, затрещал. Ган уловил несколько знакомых морфем. Он поднял ногу и раздавил куб как ядовитое насекомое. Сверкнули голубые искры, и от связь-куба остались лишь осколки печатных схем.

— С этим кончено, Джули, — сказал он. — Конец связи с Машиной.

Она молча смотрела на него, и глаза у нее были темные, равнодушные.

— Неужели ты ничего не хочешь сказать? — не выдержал Ган.

— Только то, что было приказано передать вам, майор Ган. Сообщение Машины.

— К черту Машину! — крикнул Ган. — Разве ты не понимаешь, с этим кончено! Все! Сначала нужно разобраться, что произошло, и только потом, потом мы, может быть, снова будем использовать Машину. Использовать! И не позволим, чтобы она использовала нас!

— У меня только одно сообщение для вас, майор Ган, — пропела девушка. — В нем говорится: «Майору Гану. Действия: проследуйте немедленно на корабль „Сообщность“ в Рифах Космоса через седьмую станцию на терминаторе Меркурия. Конец сообщения».

Ган недоверчиво покачал головой.

— Полная нелепица. Отправляться в Рифы через Меркурий все равно, что переходить в соседнюю комнату через… Денеб! Так мы ничего…

— Это не наше дело! — проскрежетал генерал Вилер.

Ган обернулся. Генерал стоял в открытой двери кабины управления, в руке он что-то держал. Выражение лица у него было мрачное и испуганное одновременно, как у хищника, попавшего в ловушку.

— Но Меркурий рядом с Солнцем, — сказал Ган. — Мы могли бы пройти рядом с Меркурием по пути к Рифам. Но совершать посадку на терминаторной линии…

— Мы туда полетим, — отчеканил генерал. — И совершим посадку. На этой самой станции. Майор Ган! Я говорил, что мне нужно добраться до Рифов и взять вас с собой. У меня есть на это причина. Вот, смотрите! Это упало на пол передо мной, когда я выбегал из зала после… гм, нашей небольшой перестрелки.

Не говоря ни слова, Бойс Ган взял из рук генерала квадратный, кремового цвета листок. Текст без подписи гласил:

«Если вы хотите спасти себя, свои народы и свой мир, доставьте оператор-майора Бойса Гана и прибудьте с ним лично на корабль „Сообщность“ в Рифы Космоса. Проход на корабль будет открыт на станции Семь по терминаторной линии Меркурия, где находится солнечная обсерватория».

— Дитя Звезд! — воскликнул Ган.

Генерал Вилер тяжело кивнул.

— Да. От него. И такое же сообщение получено от Планирующей Машины. Майор Ган, вы понимаете, что это значит? Планирующая Машина — это и есть Дитя Звезд!

13

В каком-то пункте маршрута они сменили самолет на космический крейсер с нереактивным двигателем. Ган почти не замечал, что происходит вокруг.

Он старался использовать время для отдыха, чтобы хоть немного перевести дух после потрясений, выпавших на его долю за последние несколько недель. Как стремительно сменяли друг друга события, как быстро выпили они весь запас его энергии.

Он до сих пор чувствовал слабую боль в лобной кости, где-то за глазами, там, где прошли электроды.

Еще не сошли кровоподтеки, оставленные на его теле специалистами из Безопасности. Когда же это было?

Он еще не совсем пришел в себя после сражения с пироподами и долгого падения на Землю. В мышцах не успел рассосаться яд усталости после сражения на рифе Гарри Хиксона…

Он закрыл глаза и увидел Карлу Снег. Он открыл глаза — перед ним сидела Дельта Четыре. Она смотрела на него, но не видела.

Он снова начинал чувствовать себя самим собой. Силы возвращались, а с ними появилась проблема, что делать с этими женщинами, такими разными и в то же время одинаково занимавшими его мысли.

— Джули, — сказал он, — то есть сестра Дельта Четыре, генерал Вилер сказал правду? Машина сошла с ума?

Точеное лицо Дельты не дрогнуло.

— Мне известно лишь то, что сообщил генерал Вилер, — нежно прозвенел ее голосок.

— Но, должно быть, она в самом деле работает неправильно. Ее испортил Дитя Звезд. Теперь она разрушает План. И ты до сих пор готова ей служить?

— Я служу Планирующей Машине.

Темные глаза Дельты были холодны и бесстрастны.

— Ради наслаждения сообщности? Я понимаю тебя, Джули. Вот видишь, — он дотронулся до блестящей пластинки на лбу. — Я тоже знаю, что это такое.

Во взгляде Дельты мелькнула искорка снисходительного любопытства. Но она лишь сказала:

— То, что вы испытали, майор — бледное подобие настоящей радости. Той, которая достается настоящим слугам Машины. А вы еще только наполовину слуга Машины, она еще не открылась вам полностью.

Ган спросил в замешательстве:

— Ты имеешь в виду… прямое соединение? Связь… как это назвать… с помощью Мыслей самой Машины?

Она пожала плечами.

— Может быть, что-то в этом роде. Вы не поймете. — Она пропела быстро цепочку тональных морфем. Ган пытался уловить смысл, но сразу запутался.

— Ты что-то сказала… о душе? — предположил он. — О душе Машины?

— Теперь понимаете? Мне жаль вас, майор Ган. Даже больше, чем себя. Вы сломали мой связь-куб, но где-нибудь я раздобуду новый. А вы никогда не получите того, что буду испытывать я.

Пока они разговаривали, машин-генерал Вилер дремал. Теперь Ган заметил, что генерал успел проснуться и прислуживается к их разговору. Когда взгляды их встретились, генерал выпрямился и вдруг разразился хриплым смехом. Он был похож на старую, плохо смазанную машину.

— Дура, — сказал он, бросив презрительный взгляд на девушку. — И ты тоже болван. Вы не способны выжить.

— Я выживу, если прикажет Машина, — пропела Дельта. — Я прекращу существование, если Машина потеряет во мне потребность…

Генерал кивнул, — голова двигалась, как у механической куклы, — повернулся к Гану.

— Слышал? А тебя что заставляет бороться за жизнь?

— Не знаю, признался Ган.

Он прошелся по тесной каюте. В слабом поле притяжения, которое создавал нереактивный генератор крейсера, походка потеряла уверенность.

— Среди Рифов я часто слышал разговоры о свободе… Не уверен, но… Да, меня поддерживает надежда на свободу, надежда на то, что она возможна и в ней — благо.

Генерал расхохотался. Голосом, лишенным всякого намека на эмоции, будто это была древняя фонозапись, он сказал:

— Планирующий, которого я недавно пристрелил, хорошо понимал свободу. Называл ее «романтической ересью». Свобода — это жалкое существование грязных антиплановых кочевников среди Рифов. Это миф.

— Я видел там счастливых людей, — тихо возразил Бойс Ган.

— Ты видел животных! Они верят в добрую природу человека. Верят, что обычные люди, оставшись вне власти Плана на дрейфующем осколке Рифа, вдруг откроют в себе природные источники морали и изобретательности. Они ошибаются!

Он закрыл и снова открыл глаза.

— Человек плох по природе своей, — сказал он. — Создатели законов всегда это знали. Ко всякому доброму поступку его нужно вынуждать, подталкивать. И План Человека был создан в подтверждение этого правила — краеугольного камня всякой цивилизации. План ставит заслон для порочной сущности человека, заставляет человека двигаться по пути прогресса и добродетели. Иного пути нет!

Внизу лежал Меркурий, планета-ад.

Управляющий комплекс крейсера протянул к планете лучевые щупальца, ориентируясь по полюсам и экватору планеты, по Солнцу и заданным звездам. Потом он зафиксировал нужную точку на линии терминатора, на границе между светом и тенью. После чего сделал коррекцию курса и вывел крейсер на посадочную траекторию. Можно сказать, компьютер испытывал электронный аналог удовлетворения.

До величественного костра Солнца было в три раза ближе, чем до Земли. Излучение тепла и света выросло в девять раз. Поверхность Солнца была испещрена оспинами пятен, чешуеобразными гранулами. На него больно было смотреть даже сквозь толстые светофильтры. Генерал Вилер сердито шевельнул рукой, и на центральном видеоэкране черное пятно закрыло диск Солнца, как Луна во время полного затмения. Теперь они видели алое кольцо хромосферы, плавно вздымающиеся арки протуберанцев, похожие на змей, кусающих пустоту. И все это в окружении белого сияния короны.

В могучем горниле Солнца каждую секунду моря водорода превращались в гелий, излучая океаны энергии. Каждую секунду каждый квадратный сантиметр необъятной поверхности светила выбрасывал в пространство шесть тысяч ватт лучистой энергии.

На солнечной стороне Меркурия с оплавленных скал стекали жидкие олово и свинец. Хилая атмосфера, выжженная из скал лучами светила или выбитая ударами метеоритов, проводила часть тепла на теневую сторону, которая в противном случае застыла бы в холоде, близком к абсолютному нулю.

Станции терминатора балансировали на грани между испепеляющим жаром, с одной стороны, и смертельным холодом — с другой.

— Вот она! — прохрипел генерал, тыча пальцем в экран. — Станция номер семь. Так-так, посмотрим, что это за Дитя Звезд!

Крейсер Плана, покачиваясь в поле своих нереактивных ходовых генераторов, замедлил падение, повис, потом мягко коснулся оплавленного каменного поля, замер в тени серебристого купола, из которого на Солнце нацелились раструбы телескопов, радаров, пирометров, лазеров. Над входом в купол сверкала надпись: «Могущественнейший награждает вернейших».

Генерал Вилер хмыкнул.

— Верных кому, а? Мне, Ган! Верь в меня!

Бойс Ган спокойно посмотрел на генерала, потом на Дельту. Та хранила молчание, пряча глаза под черным капюшоном. Ган покачал головой, но ничего не сказал. Только подумал про себя: «Безумен. Как Машина».

Из купола в сторону крейсера медленно выдвигалась труба переходного коридора. Ее конец встретился с воздушным шлюзом корабля и герметически соединился.

Открылись люки.

Ган встал.

— Пойдемте, все вместе. Не знаю… что мы там увидим.

Генерал Вилер прошествовал первым, его ноги и локти месили воздух, как коленчатые валы. Дельта Четыре заколебалась у самого люка, взглянула на Гана, пропела серию нот.

— Я… не понял, — с запинкой сказал Ган. — Ты сама говорила, я обучен только наполовину. Что-то насчет родственника?

— Я попросила вас быть осторожным, — по-английски сказала Дельта. — Там мой брат, он эмоционально неустойчив.

— Не понимаю.

Дельта ничего не ответила, только кивнула и прошла в люк на станцию номер семь.

Ган поспешил следом и услышал хриплый зычный возглас генерала:

— Общий привет! Есть тут кто-нибудь?

Генерал стоял на крышке металлического эмалированного стола, вертел головой во все стороны. За его спиной тянулись ряды электронного оборудования, похожие на шкафчики в раздевалке. Шкафчики гудели и жужжали, мигали лампочками и не обращали на генерала внимания. Больше в комнате никого не было.

— Не понимаю, — процедил генерал.

Он слез, взял трубку телефона, наугад ткнул кнопку, послушал и швырнул трубку на место.

— Никого нет, — раздраженно сказал он, хмуря лоб. — Это что, шутка? Дитя Звезд осмелился шутить со мной?

— А остальные помещения, генерал? Тоже никого? — спросил Ган.

— Обыщите! — пролаял Вилер. — И вы тоже, сестра. Здесь должен кто-то быть! Дверь в Рифы… ключ к тайне «Сообщности»… я не дам ему выскользнуть из рук!

Ган многозначительно посмотрел на Дельту, но она не ответила на его взгляд. Перебирая тональные четки, она послушно направилась к одной из дверей. Ган пожал плечами и, выбрав другую дверь, отправился на поиски.

Он слышал сердитые возгласы генерала, щелканье и жужжание приборов, которые продолжали исследовать заданные области солнечного диска и обрабатывать информацию. Он слышал далекие вздохи воздушных насосов, посвистывание воздуха в трубопроводах вентиляции. И все. Обсерватория была пуста. Ган прошел сквозь хранилище информации, где на полках разместились катушки с магнитными лентами, заглянул в комнату, очевидно, кают-компанию, и оказался в главном помещении обсерватории.

Тишина. Неподвижность.

— Кто-нибудь! — крикнул Ган. Ответа не было.

Как правило, команда такой большой автоматической станции составляла полдесятка человек, а может, и меньше. Трудно поверить, что случилась авария и все погибли.

Затем он обернулся и понял, что авария действительно произошла.

Их было трое. Трое мужчин, как соломенные куклы, лежали у запертой двери. Они были мертвы.

Сверху лежал немолодой седой мужчина в мундире тех-капитана. Невидящие желтые глаза смотрели в потолок. О двух остальных мало что можно было сказать, хорошо видны были только знаки различия. Один был тех-лейтенантом, второй — кадетом. Один — молодой, полный, второй показался Гану знакомым.

Ган нагнулся над трупами. Пульса не было, дыхания — тоже, но тела оказались теплыми.

Наверное, воображение разыгралось, подумал Ган. Или в кабине слишком жарко благодаря близости к Солнцу, хотя рефрижераторы и охлаждали кабину.

Вдруг послышался слабый шум, Ган резко поднял голову и прислушался.

Звук был не один. Первый он сразу определил — это пели четки Дельты Четыре. Она приближалась к главной камере.

Но второй звук? Ган посмотрел на запертую дверь. Оттуда? Кажется, там какая-то кладовая, отсек для хранения записей. Дверь была солидная, и отпереть замок можно было только специальным ключом. Но теперь Ган был уверен — за дверью кто-то находился.

В кабину вошла Дельта Четыре, увидела трупы, быстро подошла к ним, наклонилась.

Когда она снова подняла голову, он ничего не смог разобрать в ее взгляде.

— Не нужно его бояться, майор Ган, — пропела она.

— Кого? — не понял Ган.

— Брата. Он умер. Его антиплановые настроения не должны нас больше беспокоить.

— Брата? Но… — Ган замолчал.

Он начал понимать. Он нагнулся, повернул голову мертвого тех-кадета. Да, это лицо он уже видел раньше.

— Ваш брат? — воскликнул Ган.

— Брат Джули Мартин, — поправила его Дельта. — Брат моего тела, совершенно верно. Как видите, он мертв.

В глазах ее не мелькнуло даже искры сочувствия, словно она говорила о плохой погоде.

Из-за золотой квадратной двери, перед которой лежали мёртвые, по-прежнему доносились какие-то звуки, но Ган не обращал на них внимания. Брат Джули Мартин! Теперь он видел сходство — глаза, линия подбородка… У Дельты Четыре она завершала правильный овал, у юноши обрисовывала сильный подбородок, но все равно, это было лицо мечтателя.

Но Бойс Ган заметил кое-что еще. Не поверив собственным глазам, он подошел поближе. Несмотря на мертвенную бледность, кожа явно имела золотистый оттенок. Она почти светилась.

Ган поспешил осмотреть остальные два трупа. То же самое!

Как и машин-полковник Зафар, как Гарри Хиксон, как существа с Рифов, три мертвых технокорпусовца слегка мерцали, будто далекое солнце отражалось на медном шлеме.

Утащив за собой сестру Дельту, Ган отыскал генерала и кратко рассказал о том, что видел.

— Тот самый золотистый свет, генерал. Это смертельно. Или… — Он вспомнил Гарри Хиксона, который умер от фузоритной инфекции, а потом снова оказался жив.

— Смертельно, — повторил он. — Это фузоритная инфекция. Под микроскопом можно увидеть в крови заразившихся светящиеся шарики фузоритов. Особый симбиоз, как говорил доктор Снег. Для человека он смертелен…

— Фузориты, говоришь? — проскрежетал генерал Вилер. — Ага, Рифы, значит! Понимаешь, что это означает? Дитя Звезд — вот что. Мои сведения были верны — он здесь!

— Не может быть. Мы обыскали всю станцию.

— Мы ничего не видели, генерал, — эхом повторила Дельта Четыре. — Здесь никого нет, только мертвые.

— Это не важно, он все равно здесь, — проворчал генерал. — И я его найду. Я заставлю его отвести меня на «Сообщность».

Ган вспомнил о шорохах за массивной дверью.

— Я нашел одну дверь, генерал… Может, там что-то есть. Рядом с местом, где лежат мертвые…

— Вперед! — вскричал генерал и помчался в соответствии с собственным призывом, как приведенная в действие машина. Ган и девушка отыскали его в хранилище, отделенном от инструментальной кабины. Здесь хранились консервы и катушки с чистой магнитной лентой. Генерал, время от времени подбадривая себя свирепыми криками, рылся в припасах. Обратный путь, даже в слабом поле притяжения Меркурия, был утомителен, и Дельта Четыре выбилась из сил на полпути. Ган и девушка остановились, глядя друг на друга, а затем услышали далекий рокот гусеничного шасси, на котором двигался соединительный коридор. Звук передавался через скалу и фундамент станции.

Значит, прибыл еще один корабль или… их собственный крейсер готовился к взлету!

— Бежим! — воскликнул Ган, и они помчались изо всех сил.

Массивная дверь, перед которой лежали мертвые тела, стояла, распахнутая настежь. Мертвые исчезли.

Генерал Вилер и Ган без лишних слов тачали обыскивать кабину. Они заглядывали под столы, пульты, в ниши приборных стоек.

— Исчезли, — сказал Ган, и генерал повторил эхом:

— Они исчезли.

И третий голос добавил:

— И забрали ваш корабль.

Ган и генерал стремительно обернулись. Сестра Дельта не стала тратить время на поиски, сразу вошла в каморку за открытой толстой дверью. Здесь, очевидно, хранились самые ценные записи на случай какой-нибудь катастрофы. Теперь здесь хранилось кое-что другое. Это было девушка. Сестра Дельта вытащила ее из каморки, освободила руки от веревок.

— Они взяли ваш корабль, — повторила девушка. — Трое. Открыли дверь и… бежали.

Ган едва понимал, что она говорит. В мыслях у него было совсем другое. Волосы медового цвета, мягкий загар, ярко-голубые глаза… какое знакомое лицо!

Девушка, которую они обнаружили в куполе станции на Меркурии, была той самой, с которой он познакомился несколько недель тому назад в нескольких миллиардах миль от места, где они сейчас находились.

Это была Карла Снег.

14

Насосы рефрижераторов исправно гнали в купол охлажденный воздух, но огромный диск Солнца на видеоэкране, казалось, жжет беззащитных людей немилосердным светом, как будто они стоят обнаженные на поверхности планеты.

Карла Снег протянула руку и дотронулась до Бойса Гана.

— Я думала, ты погиб, — удивленно сказала она. Потом взгляд ее переместился на сестру Дельту, которая, опустившись на колени, терпеливо растирала распухшие запястья Карлы.

— Неважно. Как ты сюда попала? Это… Дитя Звезд сделал?

Карла задумчиво покачала головой.

— Не знаю. Когда ты исчез, я начала тебя искать.

Генерал Вилер, приникший к одному из оптических телескопов, проскрежетал:

— Вот они! Вижу злодеев! Между нами и Солнцем.

Он яростно завозился над пультом, щелкнул переключателем, и изображение сменилось.

Они увидели крейсер, который доставил их на станцию. Он был уже далеко и едва различим на фоне усыпанного звездами неба.

— Кто же им управляет? — пробормотал Ган.

— Те самые преступники, которых мы здесь нашли! Они прикинулись мертвыми и провели нас! Похитили наш корабль. Нам конец.

— Генерал, — совершенно искренне сказал Ган, — можете мне не верить, но я не мог ошибиться. Они не притворялись, они были мертвыми.

— Как же они тогда… — проворчал генерал. — Посмотрите на идиотов! Идут прямо к Солнцу! Но корабль не рассчитан на температуру фотосферы. Они убьют себя!

Ган устало повернулся к Карле.

— Ты искала меня? Зачем?

Она вспыхнула румянцем, отвела взгляд.

— Полковник умер. Отец сказал, что это опасная болезнь и повез его тело на Свободное Небо, на исследования. Он не знал, что с тобой случилось. И я тоже. Но… я подумала, что смогу тебя отыскать.

Сестра Дельта тихо поднялась, перешла на другую сторону, стала массировать другое запястье. Не глядя на Гана, Карла продолжала рассказ. Крейсер на экране приближался к одному из похожих на щупальца протуберанцев.

Карла рассказала, как вызвала своего пространственника, выпустила на свободу пироподыша Гарри Хиксона. Пиропод улетел, а она, оседлав пространственника, последовала за ним.

— После твоего исчезновения и смерти Зафара пироподыш совсем взбесился. Метался по комнатам. Я подумала, он ищет тебя, поэтому выпустила его на свободу.

— Дитя Звезд! — рявкнул генерал. — Ты о нём рассказывай. Ты его нашла?

Она заколебалась.

— Может быть, я его видела, — сказала она наконец. — Кажется, я встретила его в центре Риф-вихря.

Риф-вихрь — не планета, не звезда, не комета и даже не риф в собственном смысле слова. Он сочетал в себе элементы всех вышеперечисленных объектов. Несомненно, вначале это был риф, который вращался вокруг Солнца. Как у кометы, большую часть его массы составляли газы. А в сердцевине шла реакция превращения водорода в гелий, как в звезде.

В сущности, Риф-вихрь был самым плотным из всех рифов. Со временем, при увеличении массы, он мог превратиться в ядро новой звезды. Он обладал невероятным угловым моментом вращения. Какая-то более мощная, чем гравитация, сила удерживала его составляющие от выброса в пространство. Входившие в него рифы были очень старыми и отличались от обычных. Страшные, мутировавшие пироподы роились вокруг Вихря. В центральные области никогда не проникал ни один человек, даже жители Рифов.

Об этом месте ходили страшные легенды. Жизнь, найдя здесь приют, развивалась очень давно.

Детеныш пиропода стрелой полетел к Вихрю, а за ним, едва поспевая, мчалась на пространственнике Карла Снег.

— Мне было страшно, — рассказывала она. — Мы миновали рой пироподов, у них как раз начался сезон размножения. Их там были тысячи. Если бы они нас заметили и бросились в погоню, мы бы не ушли. Но поворачивать было поздно, хотя Вихря я боялась больше пироподов.

— Про Дитя Звезд рассказывай! — прикрикнул Вилер. — Быстрее.

Глаза генерала были прикованы к экрану, на котором крейсер все ближе подходил к Солнцу. Протуберанец протянул навстречу кораблю язык пламени, как бы пытаясь его лизнуть.

— Мы достигли Риф-вихря. И там я пиропода потеряла. Но Белла — мой пространственник, — казалось, знает, куда лететь.

Вблизи Вихрь был похож на маленькую галактику. Отдельные рифы светились разными цветами, как звезды. По краям Вихря вращались темные мертвые скалы и рифы. Там, как решила Карла, находились гнезда пироподов. Она чувствовала, как дрожит пространственник, видела ужас в его больших влажных глазах. Но они продолжали полет.

— Белла как будто не владела собой, — рассказывала Карла. — Она словно против собственной воли мчалась навстречу гибели.

— Как эти дураки, укравшие корабль? — проскрежетал голос генерала. — Там ты и нашла Дитя Звезд? В этом Вихре?

Карла ответила не сразу.

— Честно говоря, генерал, я не знаю, что именно видела. Знаю только, что многого на самом деле там не было.

— У тебя были галлюцинации?

Она неуверенно кивнула.

— Да… может быть. Не знаю. Только всего этого там на самом деле быть никак не могло. Я видела Гарри Хиксона, хотя на самом деле он умер. И полковника Зафара… И… Бойс, я видела там тебя!

Карла и ее пространственник углубились в сердцевину Вихря. Пространственник все больше нервничал. Они давно миновали внешний край с его гнездилищами пироподов. Но впереди таилось нечто, приводившее Беллу в еще большее неистовство, чем туннели, кишевшие ракетными чудовищами.

— Не бойся, детка, — прозвучал вдруг в ушах Карлы голос отца.

Она вскрикнула, обернулась, кроме нее, в пузырьке воздушной оболочки, которую нес с собой пространственник, никого больше не было.

— Не останавливайся, малышка, — произнес другой голос.

Это был голос человека, который совсем недавно пропал на ее глазах в световом водовороте и которого она теперь искала. Это был голос Бойса Гана.

Потом послышался третий голос:

— Карла, теперь главное — только вперед!

И этот голос напугал ее больше всего. Это был голос Гарри Хиксона.

Галлюцинации?

Другого объяснения не могло быть. Хиксон давным-давно умер. Она была одна. За границей воздушной оболочки пространственника начинался вакуум. Но галлюцинации не хотели оставить ее в покое.

— Не бойся пироподов, — посоветовал хриплый голос.

Именно так, растягивая слова, говорил Гарри Хиксон.

— Вперед! Мы тебя ждем!

Она вспомнила умирающего Зафара. «Ловушка сознания… бойся тайных желаний…» В них было предостережение.

Ничего другого не оставалось, как положиться на пространственника, все глубже увлекавшего ее в сердце Вихря. Мимо проносились мелкие светящиеся рифы, какие-то клубки фосфоресцирующей проволоки, голубовато мерцающие многогранники — безумно играющие красками миры, которым она не могла подобрать названия.

И потом она оказалась, как поняла Карла, в самом сердце Вихря.

Там в пустоте плавал исполинский космический корабль, такой огромный, как скопление Свободное Небо. Из бойниц выглядывали стволы смертоносных излучателей и ракетных установок. Но двигатели были мертвы. Корабль вращался по свободной орбите.

— Великий План! — вскричал Вилер. — Он был в диком возбуждении. — Это же «Сообщность»!

Карла посмотрела на него с некоторым недоумением.

— Да, такое название было на его борту. Это ваш корабль, генерал?

Генерал лучился триумфом.

— Теперь мой! Мой корабль… моя Машина на его борту. Как только я доберусь туда, все миры будут моими! Ты отведешь нас туда. Когда я стану владыкой Машины-2, я вернусь сюда, к планетам. Не генералом, и даже не Планирующим. Я сам буду управлять Машиной! Я — Он замолчал, уставился на Гана. — В чем дело?

А как вы предполагаете туда добраться, генерал? — поинтересовался Ган.

Генерал помрачнел. Безнадежно далекий крейсер на экране обходил стороной язык солнечного огня. Пока они разговаривали, крейсер успел заметно удалиться.

— Рассказывай дальше, — проворчал генерал. — Я найду способ. Доберусь до «Сообщности», и тогда… Неважно! Продолжай.

Вокруг «Сообщности», гигантской космической крепости, выкрашенной для камуфляжа в черный цвет, волнами ходил непонятный золотой туман. Как дымка из мельчайших капель жидкого золота, как золотое облако. Откуда в пространстве взялось облако? Тем не менее, она видела его собственными глазами. В самом центре туман сгущался в золотистую сферу.

Подобно лучу лазера, направленного в цель, пространственник несся к этому золотому облаку. Карла вскрикнула от ужаса — поверхность облака, казалось, метнулась им навстречу. Возникло туманное щупальце, оно потянулось навстречу гостям. И голос-галлюцинация, голос Гарри Хиксона, прохрипел:

— Карла, малышка! Не бойся! Только вперед!

Она не смогла бы остановить пространственника, даже если бы очень хотела. Белла больше не слушалась наездницу.

Хотя голос Хиксона был чистой иллюзией, Карла заметила, что уверенности у нее прибавилось, паника пошла на убыль. Со странной отрешенностью смотрела она, как выпуклость разделилась на три части, каждая часть продолжала расти, пока не превратилась в золотую длинную змею. Все три змеи, извиваясь, тянулись навстречу Карле. Затем последовал удар, и горячие золотые кольца сжали ее.

Боли не было, и даже страх стал еще меньше. Живые золотые канаты потащили ее к центральному уплотнению в облаке. Карла становилась все спокойнее, все хладнокровнее воспринимала происходящее. Даже пространственник избавился от страха. Устроившись в объятиях золотых колец, как в гнезде, Белла мурлыкала, словно большой котенок.

Карлу тянуло в сон. Ей почудился голос Хиксона, спокойный, но настойчивый, он повторял что-то очень важное… «Ты должна отправиться туда, малютка… выполнить задание… потом ты должна вернуться…»

Как хорошо было снова слышать этот уверенный, спокойный голос! Карла Снег заснула.

Она спала, время шло, а проснувшись, она уже знала, что должна делать.

— Я должна была отправиться за вами и привести вас обратно. Всех вас. Он хочет, чтобы вы пришли к нему.

— Дитя Звезд? — прохрипел Вилер. — Ты его имеешь в виду?

Карла упрямо покачала головой:

— Не уверена. Я знаю только, что должна делать… — На лице ее вдруг появилось выражение тревоги. — Здесь меня встретили трое и почему-то испугались. Они связали меня и заперли, они не слушали…

— Майор Ган, генерал Вилер, госпожа Снег, следите ли вы за экраном? — пропела Дельта Четыре.

Как один, они обернулись к видеоэкрану. Протуберанец вырос еще больше и, как гребень океанской волны, навис над крейсером. Протуберанец напоминал кобру, готовую нанести удар.

И удар был нанесен.

Крейсер пытался лавировать, но поздно! Хотя на экране язык огня двигался плавно, на самом деле скорость его составляла несколько миль в секунду. Убежать крейсер не мог. Протуберанец лизнул корабль, и маленький черный силуэт исчез.

Бойс Ган почувствовал, как его пробирает дрожь. Он услышал хриплое проклятие генерала. Крейсера больше не было. Протуберанец начал плавно падать обратно на Солнце.

Генерал первым пришел в себя. Его бронзовое лицо дышало решимостью.

— Отлично! Теперь мы о корабле можем забыть. Вопрос — как отсюда выбраться? Второй вопрос — как добраться до Рифов и попасть на «Сообщность»?

— С этим не будет затруднений, — гордо пропела Дельта. — Машина сказала, что попасть на «Сообщность» можно со станции номер семь, то есть отсюда.

Генерал прицелился в Дельту серо-стальным взглядом.

— Но где? За шлюзом? На скалах? Там мы изжаримся за считанные минуты. Или вы научите нас летать?

Он замолчал на полуслове, позабыв даже закрыть рот. Потом развернулся к Карле.

— Ваши звери? Где они? Эти, как их, пространственники?

Карла покачала головой.

— Так близко от Солнца Белла не выдержала бы. Она погибла бы от радиации, а мы — вместе с ней, ведь мы зависели бы от ее воздушной капсулы. Кроме того, ее нет со мной.

— Тогда как же? — воскликнул генерал. — Должен быть способ! Оба сообщения указывали именно эту станцию!

— Совершенно верно, генерал, — тихо сказала Карла. — Поэтому я здесь. Чтобы доставить вас в Рифы. Я не знаю, как, я знаю лишь, что это произойдет.

Комната вдруг накренилась.

Толчок застал всех врасплох. Люди испуганно переглянулись.

— Кажется, — мрачно сказал Бойс Ган, удивленный менее всех, — это ощущение мне знакомо.

Он знал, что долгий путь к Рифам теперь сократится до нескольких секунд.

Он не чувствовал страха, наоборот, уверенность, что скоро они лицом к лицу встретятся с существом, которое вызвало такие потрясения во всей Солнечной Системе, освободила душу от бремени сомнений. И все же Гана что-то тревожило, какой-то вопрос, который недавно задавали, но на него так и не было дано ответа.

Комната вновь накренилась, свет померк. И он вспомнил!

— Карла, почему? — прохрипел он.

Девушка с Рифов смотрела на него влюбленными глазами.

— Что «почему», Бойс?

— Почему они тебя испугались? Ты сказала, что люди на станции испугались тебя. Почему?

Комната шла волнами, как будто на нее смотрели сквозь бракованное увеличительное стекло. Свет затухал и с каждой секундой расстояние между ними увеличивалось, хотя сами они оставались неподвижными, подобно разбегающимся галактикам.

И тогда Ган увидел ответ, увидел причину страха трех астрономов.

В полумраке кабины только лицо Карлы по-прежнему было видно ясно — оно светилось. Лицо, тело, руки ее светились золотистым светом.

15

Они падали сквозь пространство, и путь был бесконечно долог, потому что вел в Вечность. Потом падение окончилось.

Они прибыли в пункт назначения, в удивительный незнакомый мир.

Во тьме пространства плавали разноцветные миры Вихря — изумруды, рубины, голубые и чисто-белые самоцветы. Медленно пульсировало золотое облако. И внутри него висел корабль-крепость «Сообщность».

Рассказ Карлы Снег не передавал его истинных размеров. Это был космический левиафан.

Бойс Ган увидел, что они не одни. Что-то темное метнулось в их сторону, замерло, радостно повизгивая. Светящийся красный нос ткнулся в руку Карлы.

— Белла! — Девушка радостно погладила темно-золотистый бархатный бок животного. — Это мой пространственник. Мы в ее воздушной капсуле. Без нее мы и секунды не выжили бы.

— Кончай с сантиментами, — проскрежетал генерал. — Может это животное отвезти нас на «Сообщность»?

— Мы уже направляемся туда, — сказала Карла. — Смотрите сами, генерал.

Они действительно приближались к кораблю. Его титанический силуэт рос прямо на глазах.

Корабль оказался еще более величественным, чем представлялось. Он превратился в уединенный планетоид из гладкого черного металла, висевший в пустоте между золотым облаком в центре Вихря и крохотными мирами, которые вращались вокруг него. Сделав круг, они увидели зев главного воздушного шлюза у кормы, между выступами шести черных цилиндров — двигательных установок.

Похоже, все эти годы установки ни разу не приходили в действие. Вид у корабля был покинутый.

Пространственник сам, словно его манила невидимая сила, устремился прямо в люк шлюза.

Входные ворота «Сообщности» высотой не уступали трехэтажному дому. Когда пространственник вплыл в шлюз, кольца светильников на черных стенах вдруг озарили зал мягким сероватым светом. Огромные створки бесшумно затворились за ними.

Они были замкнуты в стальной пещере.

Повсюду на стенах были заметны вмятины и шрамы, словно когда-то здесь происходили грандиозные сражения. Но Ган знал, что боев здесь не было. Откуда же следы? Не оставили ли их метеориты — люк был открыт десятилетиями.

Генерал Вилер заметил озадаченное выражение на лице Гана и проскрипел сердито:

— Это пироподы изгрызли мой корабль. Клянусь Планом, уничтожу их всех до единого.

Генерал был прав. И не только прав, но и охвачен гневом. Это был его корабль, его копия Планирующей Машины. С ее помощью он намеревался сделать своими все миры Солнечной Системы.

Бойс Ган смутно сознавал, что на борту «Сообщности» есть вещи поопаснее пироподов. Он вдруг обратил внимание на свист насосов — шлюз наполнялся воздухом. Теперь они не нуждались в защитной капсуле пространственника. И животное поняло это раньше, чем люди.

— Белла! — строго приказала Карла, — веди себя прилично!

Но разыгравшийся пространственник проявил упрямство. Он заметался по залу, как пиропод. У дальней стены он обнаружил проход, щель, которой минуту назад еще не было. Возбужденно мяукая, пространственник протиснулся в нее и пропал из виду.

— Ага! — вскричал радостно генерал. — Наконец-то! Машина ждет меня!

И он пропал в проходе так же стремительно, как и Белла.

Остальные не спеша последовали за ним. Псевдогравитационное поле в одну десятую «же» позволяло спокойно идти, но избавляло от большей части усилий, которые понадобились бы на подъем по шахтам от шлюза в центральную часть корабля. Тем не менее Ган запыхался, стараясь не отстать от генерала.

Шахта уходила далеко вверх. Они миновали точку смены поляризации, и шахта обратилась бездной, по которой они летели, пока их вестибулярные аппараты не переориентировались и не восприняли шахту, как горизонтальный коридор. По коридору гулял холодный ветер, воздух был сухим, пахнул пылью. От воздушного потока слабо вибрировали стенки.

Генерал куда-то пропал.

Ган замедлил бег, стараясь отдышаться. Воздух был разряжен — наверное, старые воздушные резервуары успели опустеть. Он посмотрел вокруг, обнаружил едва заметную надпись: «СТОЛОВАЯ 3».

В темноту рядами уходили длинные столы. Здесь должны были питаться члены экипажа.

Ган подождал, пока с ним не поравняются девушки.

— Генерал убежал, — объяснил он. — Боюсь, он найдет пульт Машины. Что тогда произойдет — страшно подумать.

Он взглянул на Карлу, но тревога на ее лице была вызвана преимущественно судьбой пропавшей Беллы, а глаза Дельты, прикрытые тенью черного капюшона, вообще ничего не выражали.

— Если Машина корабля хоть наполовину так же могущественна, как та, на Земле, а я слышал, что их возможности равны, тогда Вилер вполне может с ее помощью завоевать всю Солнечную Систему.

— Что мы должны делать? — просто спросила Карла Снег.

— Нужно разделиться и найти генерала. Конечно, он вооружен. Не пытайтесь его задержать. Только крикните погромче, и я вас найду.

— Но и вы без оружия, майор Ган, — певучий голос Дельты был само благоразумие. — Вы так же не способны с ним справиться, как и мы.

— Это моя забота! Вы только его найдите… В чем дело?

— Ни в чем, майор Ган, — сказала Дельта, Лицо ее закрывала тень капюшона.

— Я не вам. Карла, что случилось?

— Это… не опасно, — грустно сказала Карла. — Не волнуйся, Бойс.

Ган хмыкнул. Уверенность Карлы его раздражала.

— Нет, нет, Бойс, я говорю правду. Мы оказались здесь не случайно. Меня послали за вами и… Если Дитя Звезд Меня послал, он знает, как справиться с генералом.

— Но рисковать я не намерен, — мрачно ответил Ган. — Карла, ты отправляйся по этому коридору. Джули, следуй за ней и проверяй ответвления. Я осмотрюсь вокруг и пойду за вами.

Он успел пройти половину столовой, когда вдруг вспомнил.

Она не поправила меня, когда я назвал ее по имени, — подумал он. — Интересно, почему?

Столовые 1 и 2 оказались такими же стерильно пустыми, как и номер 3. Больше на этом уровне ничего не было.

На следующем уровне помещались пустые каюты экипажа. Несомненно, Карла и Дельта успели их осмотреть. Ган поспешил выше, преодолевая головокружение от инверсии гравиполя. Дальний шум, который он услышал еще раньше, приблизился, но Ган никак не мог определить его источник.

Лишь оказавшись перед дверью с табличкой «ТОЛЬКО ДЛЯ МАШИННОГО ПЕРСОНАЛА», он понял, что же это было.

За металлической дверью гудела и вибрировала та самая потерянная копия Планирующей Машины — и она продолжала работать! Или ее успели заново включить? Генерал добрался сюда и привел Машину-2 в действие? Что он задумал?

Ган замолотил в дверь кулаком.

— Эй, внутри! — взревел он. — Открывайте!

Ответом ему был лишь равномерный механический гул.

— Откройте! Генерал Вилер, вы здесь, я знаю!

В ушах его раздался тихий смех.

— Вовсе нет, майор Ган!

Голос Планирующего? Откуда он здесь?

Ган обернулся — никого.

— Двигай дальше, Ган, — участливо посоветовал голос кадета М‘Баны. — Зря теряешь время.

Ган остолбенел. Ведь М‘Бана мертв! И старый Планирующий тоже, его застрелил Вилер.

— Кто здесь? — крикнул он. — Что за фокусы?

Ему ответил пронзительный крик Карлы Снег.

— Бойс! Бойс! Где ты?

В отличие от фантомных голосов этот доносился откуда-то издалека.

Ган провел ладонью по вспотевшему лбу. Он задел кружок контактора и вспомнил о необыкновенном наслаждении, которое ему пришлось испытать.

Он отогнал от себя вспоминание, хотя это было нелегко. Что с ним творится? Он сходит с ума?

Он тупо смотрел на закрытую дверь. Столько труда, и ради чего? Зачем он забрался так далеко?

Он вспомнил слова Карлы, вспомнил бред полковника Зафара. «ЛОВУШКА СОЗНАНИЯ! БОЙТЕСЬ ТАЙНЫХ ЖЕЛАНИЙ!»

На борту «Сообщности» притаилось НЕЧТО, оно умело проникать в человеческое сознание, управлять им с такой же легкостью, с какой Карла управляла пространственником.

Он услышал быстро приближающиеся шаги. Кто-то к нему бежал.

— Бойс! — Это была Карла Снег. — Слава небу, я нашла тебя! Генерал пытался меня убить!

Ган подхватил ее на руки. Девушка вся дрожала.

— По-моему, он сошел с ума. У него пистолет… чуть меня не застрелил.

— Я думал, он здесь, возле Машины, — пробормотал Ган.

— Нет, он на следующем уровне! В рубке огневого контроля. Там одни камеры и бронированные двери. Мы никогда его там не найдем. — Она глубоко вздохнула, осторожно высвободилась из его рук. — Нужно идти, Бойс. В рубку управления.

— Рубку?

Она кивнула.

— Я должна вас туда привести. Это в четырех уровнях над вами. Нужно войти в коридор с указателем «МОСТИК».

— Ты была здесь раньше?

— Нет! Просто я знаю. Пойдем, Бойс. Нужно торопиться.

Он пожал плечами, повернулся и… чуть не упал. Он легко восстановил равновесие, благо притяжение было слабое, затем посмотрел, обо что он споткнулся.

Перед стальной дверью лежали тональные четки. Четки сестры Дельты.

Теперь Ган знал, кто скрывается за бронированной дверью в отчаянной жажде вновь войти в сообщность с Планирующей Машиной.

Дверь с табличкой «МОСТИК» была широко распахнута, на пол падал слабый желтоватый свет.

— Входи, Бойс, — пригласила Карла. — Не бойся, он ждет тебя.

Ган вошел в распахнутую дверь, сжимая руку Карлы в своей. Он был готов ко всему.

За дверью располагалось обширное круглое помещение, бравшее в кольцо шахтовый коридор. Пол занимали серые шкафы, к ним с потолка тянулись сплетения разноцветных кабелей. Здесь находились посты наблюдения, технического контроля, кресла навигаторов и офицеров-артиллеристов. Все они пустовали много десятилетий. Кроме одного.

В рубке находился человек, и именно он был источником золотистого света.

— Гарри! — воскликнула Карла Снег.

— Гарри Хиксон, — эхом повторил Ган. — Вы и есть Дитя Звезд? Тот, кто послал Требование Освобождения?

Человек мельком взглянул на них, снова занялся работой. Он занимал кресло у пульта рядом с шахтой, склонился к светящимся экранам. Его крепкие пальцы прыгали по клавишам и кнопкам, перекидывали тумблеры. Тело излучало золотистый свет, будто кусочек Солнца.

Он выглядел теперь моложе, но борода была такой же косматой и светилась, будто раскаленная проволока. На лысой голове устроился старый знакомый — пироподыш. Красные глаза зверя злобно уставились на вошедших.

Наконец, Хиксон оторвался от приборов, посмотрел на Гана и девушку.

— Я исполняю то, что мне было приказано, — сказал он как бы между прочим.

Глаза у него тоже светились, выражение лица было приветливым. Он поднял руку, согнул кисть в знаке Лебедя.

— Звезда дает мне приказы. Я исполняю ее волю, не свою.

Маленький пиропод зашипел, заерзал. Светящееся существо, которое когда-то было Гарри Хиксоном, ласково сняло животное с головы, погладило. Пироподыш успокоился.

— Это вы погасили Солнце и звезды? — громко спросил Ган. — Вы? Каким образом?

— Нет, не я. Это сделала Звезда. — Он снова сотворил знак Лебедя. — Десять лет Звезда составляла план действий для меня. Десять лет назад она послала первый сигнал на Землю, потом еще десяток сигналов, которые прибыли одновременно. Для Звезды нет ничего невозможного, и ты скоро это узнаешь.

Он протянул вперед руку. Как будто благословение, — подумал Ган. Но это было нечто большее. От ладони старика отделилось золотистое облачко, сжалось в пульсирующую сферу, поплыло и нежно коснулось Бойса Гана.

Он испугался, отпрыгнул. Но ничего не почувствовал. Совсем ничего. Он хрипло сказал:

— Что вы делаете?

— Исполняю волю Звезды, — ответил Хиксон и снова склонился над пультом. Светящиеся пальцы забегали по кнопкам и тумблерам.

— Сестра Дельта вошла в сообщность с Машиной-2, — тихо сказал он. — Теперь она может связаться со старой Машиной. Через тридцать часов сигнал достигнет Земли. Еще через тридцать! — вернется обратно.

— Но старая Машина сошла с ума! — воскликнул Ган. — Вы должны знать. Вы ведь сами это сделали!

Светящийся человек даже не поднял головы.

— А генерал Вилер? Где он? Он безумен, он рвется к власти. Как вы можете спокойно сидеть? Что он успеет натворить, пока мы теряем время?

— Что касается генерала, — произнес золотой человек, — то мы о нем скоро услышим. — Вслед за этим в рубке раздался хриплый смех Вилера.

— В самом деле, очень скоро! Теперь вы у меня в руках! Я управляю «Сообщностью», ее огневые системы подчиняются мне! И все миры принадлежат мне, все! Но сначала я разделаюсь с вами.

За этими словами последовал тихий скрип металла о металл.

В стенах рубки открылись потайные амбразуры, сквозь них выглянули блестящие тонкие стволы лазеров, нацелились точно на людей у пульта. На Бойса Гана, на золотого человека, на Карлу Снег. Генерал Вилер пробрался все-таки к системе управления вооружением корабля. Теперь их жизнь зависела от генерала, который держал палец на автоматическом спуске. Одним движением этот человек мог их всех уничтожить.

16

Светящийся человек поднял голову от пульта.

— Действие и противодействие, сказал он. — Толчок и отдача. Вызов и ответ.

Золотая рука повернула рычажок, один из темных экранов загорелся, показав жестокое бронзовое лицо Вилера. Серые глаза пылали радостью.

— Это вызов, — сказал Гарри Хиксон и снова отвернулся к индикаторам и экранам.

— Но отвечать вам нечем! — проскрежетал генерал. — Вы проиграли! Вы все! Вместе с вашей дурацкой иллюзией свободы!

Генерал упивался каждой секундой. Карла Снег прижалась к Гану. Сам того не замечая, он обвил ее рукой. Оба смотрели то на экран, то на смертоносные стволы лазеров.

— Вы жертвы романтического заблуждения, — заявил генерал, поглаживая бронзовой ладонью кнопку спуска. Я могу вас понять. Животное, каковым является человек, всегда пыталось освободиться от дисциплины, а этого допустить нельзя, для нашего общего блага.

— Особенно, — добавил он, — для блага человека, который призван думать за всех. Такого, как Цезарь, Наполеон. Для меня.

Ган чувствовал, как дрожит Карла, и крепче прижал ее к себе. Если бы он мог добраться до этого Вилера! Если бы у него было оружие! Золотое существо, когда-то бывшее Гарри Хиксоном, спокойно кивнуло, не поднимая глаз.

— Я терпел ваше присутствие, — вещал с экрана генерал, — потому что особого вреда вы нанести не могли. В прошлом один человек ничего не мог. Но развитие технологии все изменило. Появилось ядерное оружие, потом лучевое. Один скачок за другим… Росли возможности индивида, рос и контроль над ним.

Маска хладнокровия на лице Вилера сменилась маской гнева.

— Вы угрожаете этому контролю! — крикнул он. — План Человека превратится в воздушный шар, проткнутый иглой. Эту иглу держит Дитя Звезд! А потому он должен умереть!

Золотой человек у пульта не поднял головы, продолжая хранить молчание. Маленький пиропод ерзал, время от времени шипел и плевался дымом.

— Человек построил Планирующую машину, чтобы автоматизировать контроль над собой! — с пылающими глазами завопил Вилер. — Теперь она подчиняется мне. Теперь это мое создание! Один человек будет править человечеством с помощью Машины!

Наконец Гарри Хиксон поднял глаза и взглянул на экран, в серо-стальные глаза безумца.

— А кто, — спросил он, — создал тебя?

Генерал отпрянул. В стальном взоре появилась растерянность.

— Это антиплановый вопрос! Он не имеет смысла!

Глаза его снова стали непроницаемо-решительными.

— Вы — случайный элемент, — заявил он. — Вас нужно устранить, И я вас устраняю!

Его мощная бронзовая рука опустилась на кнопку спуска, управлявшую огнем лазеров. Но выстрела не последовало.

Тонкие стволы излучателей слепо смотрели на Гана и Карлу, на светящееся существо у пульта.

Генерал Вилер смотрел словно сквозь них, на лице его ясно читалась радость триумфа. Казалось, он только что стал свидетелем большой победы. И он сказал сам себе:

— С ними покончено.

Почти бесшумно стальные иглы излучателей втянулись в гнезда, на амбразуры надвинулись крышки.

— Что произошло? — прохрипел Ган. — Почему он не убил нас?

Карла Снег протестующе зашевелилась, и Ган обнаружил, что сжимает девушку в объятиях, как утопающий — спасательный круг.

Хиксон поднял голову и посмотрел в сторону двери, через которую вошли Ган и Карла.

— Генерал Вилер нас убил, — произнес он медленно, — В его восприятии мы мертвы. И хотя мы продолжаем существовать, его это больше не касается. А он больше не интересует нас.

— Гипноз? — прошептал Ган. — «Ловушка сознания», полковник Зафар об этом говорил.

Хиксон ничего не ответил. Он не сводил глаз с дверного проема.

Карла Снег высвободилась из объятий Гана.

— Ты болен, Бойс, — сказала она. — Я знаю, что ты испытываешь. Скоро станет легче, честное слово. Ты не волнуйся… ни о чем. Мы теперь в надежных руках.

Ган ничего не понял, удивленно на нее посмотрел и вдруг почувствовал, что его трясет лихорадка. Тридцать лет не иметь даже насморка, и в такой момент подхватить инфекцию? Какую инфекцию? Почему этот вопрос кажется таким важным? Она сказала — не волнуйся. Ган оглянулся по сторонам. Может, все это — результат горячечного бреда? Галлюцинация?

Он вдруг услышал далекую музыку. Музыка приближалась. Еще одна галлюцинация, подумал он. Смутное воспоминание о днях, когда он был связником, то есть готовился стать им.

Но если это была галлюцинация, то очень мощная. Проследив за взглядом Хиксона, Ган понял, что галлюцинация была не только слуховой, но и зрительной!

В рубку вошла сестра Дельта. Лицо ее скрывал капюшон, над сердцем горела красная эмблема Машины. Она перебирала четки-сонары. В руке она сжимала какое-то устройство, Это был связь-куб! Но не компактная черная коробочка, а на скорую руку, на живую нитку собранное устройство, которое, в принципе, мог изготовить и сам Ган после всего, чему он научился в центре.

Очевидно, этим и была занята за дверью Дельта — собирала новый связь-куб.

Совершенно спокойно Дельта отложила четки и пропела что-то в куб. Тот ответил серией нот так быстро, что Ган ничего не успел понять.

Дельта Четыре сообщила:

— Теперь моим повелителем является Машина-2. Она требует от вас информации. Она знает, где была построена, она понимает свою функцию соперника. Она хочет знать, что случилось с Игрой?

Соперник? Игра? Голова у Гана кружилась, он повернулся к Хиксону в надежде услышать хоть какой-то ответ. Но Хиксон даже не смотрел на Дельту. Кивая в такт своим мыслям, золотой человек тщательно отключал приборы на своем пульте. Один за другим гасли экраны и индикаторы. Умирали вереницы бегущих огоньков.

Чем бы он до сих пор ни занимался, его работа была окончена. Он сложил руки на коленях, поднял глаза на сестру Дельту и замер в ожидании.

Связь-куб фыркнул. Ган успел понять вопрос раньше, чем Дельта его перевела. Машина требовала дополнительно объяснить свой вопрос, чтобы не возникло непонимания.

— Машина-2 желает познакомить вас с историей всего процесса. Вы ошибаетесь относительно предназначения Машины-2. Ваши мысли нужно привести в соответствие с истиной. Машина на борту этого корабля — не придаток Планирующей Машины на Земле. У нее более серьезное назначение. Оно вытекает из законов разумной жизни, которые вывела Машина-1. Разум всегда следует одинаковым законам. Вызов и ответ. Действие и контр-действие. Машина обнаружила, что для развития ей необходим соперник.

Дельта сделала паузу, прислушалась к чириканью куба.

— Разум без соперника загнивает и гибнет, — пропела она. — Более сорока лет назад Машина-1 обнаружила эту опасность. Для дальнейшего развития ей был необходим более мощный соперник, чем разум людей-операторов. Другими словами, за игровую доску должен был сесть более искусный игрок.

Хиксон кивнул. Он сидел тихо, сложив руки на коленях. Тихо шипел пироподыш, наблюдая за людьми своими красными глазами, которые то разгорались, то гасли.

— С этой целью была построена машина на борту «Сообщности». Ее возможности равны возможностям Машины-1. Она была оставлена на свободе за пределами Космической Завесы. Но противник начал вести себя антипланово. Машина-2 избавилась от людей-связников, выбросила их за борт корабля. Она прекратила связь и удалилась за пределы наблюдения Машины-1. Ее ходы держались в секрете и не служили цели игры, как ее понимала Машина-1.

Бойс Ган, слушавший перевод и старавшийся разобраться в жужжании куба, задумчиво спросил:

— Так в этом весь смысл? Всего лишь ходы в космической шахматной партии? Культ Звезды, Дитя Звезд, его угрозы… Это были факторы, на которые Машина-1 должна была реагировать и развиваться?

Связь-куб сердито фыркнул. Дельта пропела:

— У Машины-2 нет данных для ответа. Она восстановила контакт с Машиной-1, но из-за ограниченной скорости электромагнитных волн ответ будет получен через шестьдесят часов. Она не хочет ждать. Она ждала сорок лет. В качестве рабочей гипотезы Машина-2 выдвигает предположение об ошибке в каком-то пункте Плана. Поэтому она не исполнила своей функции. В результате она пришла к выводу, что Машина-1 на Земле саморазрушилась, утратив способность к развитию. Но о Звездном Дитя ей ничего не известно. Она хочет получить информацию от вас.

Гана трясло. Но, как ни странно, в голове сделалось яснее. Иллюзорная прозрачность бреда. Впрочем, недостающие части головоломки начали становиться на места. Он рассеянно коснулся руки Карлы, чтобы успокоить девушку. Та с тревогой смотрела на него.

— С тобой все в порядке? — прошептала она. — Не бойся, скоро станет легче.

Стараясь не показать, что у него лязгают зубы, Ган сказал:

— Мы не знаем ответа. В этой головоломке не хватает еще одной детали.

— Говорите, — пропела Дельта. — Сообщите вашу информацию, машина ее обработает.

— Едва ли, — усомнился Ган. — Если Дитя Звезд — не создание Машины, то у нас нет объяснения фантастическим явлениям, которые мы наблюдали: погасшее Солнце, призраки на борту «Сообщности», и прежде всего способ, которым мы сюда попали. Великий План, как это возможно? Я был в сообщности с Машиной и знаю ее возможности. Звезды она гасить не умеет и переносить мгновенно на миллиарды миль — тоже. Вызов и ответ. Ход и ответный ход — это понятно. Но игроки должны соблюдать правила, а мы видели, как все правила были нарушены!

Сестра Дельта спокойно наклонила голову в капюшоне, пропела ответ Гана в куб. Подождала ответа. Но его все не было…

Машина-2 молчала.

Дельта, с чуть обеспокоенным видом, повторила серию звонких нот. И снова ответа не было.

Встревожившись, он опустила куб на колени, вопросительно посмотрела на Гана и Гарри Хиксона. Рука ее непроизвольно потянулась к тональным четкам. Она принялась извлекать хрустальные гаммы-молитвы в надежде вернуть себе уверенность.

Гарри Хиксон вдруг вздохнул, шевельнулся и заговорил:

— Когда «Сообщность» прибыла в Рифы, предполагалось, что мы, свободные жители, войдем в План Человека, сохраняя нашу свободу. Среди экипажа корабля были лучшие представители человечества: Райленд, его жена, ее отец, тогдашний Планирующий Криири. И твой отец, Карла.

Они были выброшены в пространство, как раз здесь, в Вихре. Некоторые погибли, как Райленд. Некоторые, из тех, кто находился рядом с помещениями пространственников, смогли добраться до обитаемых Рифов, как, например, доктор Снег.

Но Машина на борту корабля оказалась без связи со своей земной предшественницей. Великая игра, в которой ей предстояло участвовать, так и не была начата. Пока.

Он помолчал, глядя на собравшихся в рубке.

— Игра должна вестись, но не по правилам любой из этих Машин. В игру вступил третий игрок.

Хиксон вдруг встал, потревожив пиропода. Он рассеянно погладил детеныша и обратил сверкающий золотой взор к Дельте Четыре.

— Спроси свою Машину, что является материальной основой разума?

Сестра Дельта пропела вопрос в самодельный связь-куб, нагнулась, выслушала ответ.

— Средства ввода информации. Средства их хранения, обработки. В машинах это достигается посредством магнитных лент и электрических контуров. У органических существ — с помощью нервов и нейронов.

Хиксон кивнул.

— Существует следующая материальная система. Она получает лучевые сигналы и накапливает их в виде зарядов. Она складывается из заряженных частиц, каждая из которых имеет два, стабильных состояния. В одном спин электрона параллелен вращению ядра. В другом — не параллелен. Такая частица является ячейкой памяти.

Связь-куб зазвенел.

— Машине известны эти элементарные факты, — пропела Дельта.

— Дополните их новыми. — Золотокожая голова Хиксона величественно кивнула. — Добавьте сеть фузоритов, которая древнее самой галактики и мощнее любой машины. Прибавьте массы сверхнасыщенного энергией газа, родственного этой сети. Добавьте, что в газовых массах электроны способны функционировать как накопители информации.

Девушка склонилась над связь-кубом, потом подняла голову.

— Машина считает, что вы описываете звезды, — мелодично перевела она.

Хиксон медленно кивнул. Светящаяся голова совершила волнообразное движение — знак Лебедя.

— Звезду, которой я служу…

Связь-куб снова зазвенел.

— Машина считает, что эти газовые массы в сочетании с фузоритной сетью, как вы ее описываете, могут легко стать материальным носителем разума.

Она подняла глаза на Хиксона.

Хиксон еще раз кивнул и торжественно сказал:

— Как видите, любая материя может быть носителем разума. Вся масса Вселенной, в ее динамическом равновесии, основа для разума. Вся масса Вселенной, бесконечной во времени и пространстве, предстает теперь перед нами как носитель разума Бога.

Связь-куб яростно зажужжал. Дельта Четыре протянула:

— Машина просит ответить. Что есть Бог?

Гарри Хиксон выпрямился. Глядя на золотое лицо, Ган увидел, как разглаживаются его морщины. Очевидно, он исполнил то, что было на него возложено.

Он повернулся к Гану. В глазах его светилось что-то похожее на сердечность.

— Ты называл меня Звездным Дитя, Ган. Но ты ошибался.

Он снял с головы пироподыша, ласково погладил, отпустил на свободу.

Выбросив огненную струю, тот попытался вернуться на любимый насест. Но Хиксон поднял золотую ладонь, отвел детеныша в сторону. Маленькое чудовище завизжало, описало круг и, набрав скорость, исчезло в коридоре.

Гарри Хиксон проводил его взглядом, потом снова посмотрел на Гана, и взгляд его был безмятежен.

— Дитя Звезд никогда не существовал, до сих пор, — сказал он. — Но скоро он родится. Это будет человек. Мост между машинами и звездами.

— Бойс Ган, — он поднял руку в волнообразном жесте, — им станешь ты!!!

17

— Нет! — воскликнул Ган, отшатнувшись от Карлы Снег. Одним прыжком он пересек рубку, встал перед Хиксоном. Золотой человек хранил спокойствие.

— Не стану! Хватит с меня. Не желаю участвовать в вашем безумии. Какие еще мыслящие звезды? Какой мост?

Хиксон ничего не ответил. Просто стоял и смотрел на Гана светящимися золотыми глазами. Карла мягко сказала:

— Бойс, милый, у тебя нет выбора.

Ган резко обернулся.

— Что значит — нет выбора? Не стану, вот и все! Я…

Он замолчал, смешавшись. А что он не станет?

Рубка, казалось, кружилась, к горлу подкатывал комок тошноты. Он оперся о спинку кресла. Руки у него дрожали.

Он быстро взглянул на Карлу, увидел, с каким состраданием и любовью смотрит она на него, и понял причину головокружения.

— Золотое облачко! Хиксон меня заразил… Со мной будет то же самое, что и с ним… и с полковником Зафаром… И с теми тремя на Меркурии… как с тобой, Карла.

Она кивнула.

— Это совсем неплохо, Бойс, — прошептала она. — И ты станешь частью… огромного целого, Бойс, Того, что заполняет Вселенную.

— Но я не хочу… — в отчаянии выдохнул он.

Он уже познал слияние с Машиной, и теперь память о нем неустанно его преследовала. Он потрогал пластинку на лбу, посмотрел на Дельту.

Связь-куб звенел и фыркал. Дельта послушно встала, протянула ему куб, от которого отходил провод с электродами.

— Нет, — прошептал он и повернулся, ища Хиксона.

Но Хиксон исчез. На том месте, где он стоял, в воздухе остался прозрачный, как дым, силуэт человека, сотканный из тончайших струек золотого тумана. Прямо на глазах Гана остатки Хиксона испарились. Тонкие золотые лучи пронизали Стены рубки и умчались в пустоту к большому золотому облаку…

Гарри Хиксон бесследно исчез.

— Карла, — в отчаянии прошептал Ган.

Но и она покидала рубку. Лицо и волосы замерцали, теряя материальность.

— Прощай, Бойс, — прошептала она без улыбки. — До встречи…

Рядом стояла сестра Дельта. Тень капюшона прикрывала ее лицо. Она протягивала ему связь-куб.

Бойс Ган глубоко вздохнул, крепко зажмурился и снова открыл глаза.

— Прощай, Карла, — сказал он, когда от девушки почти ничего не осталось. Он взял связь-куб в руки.

— Прощай, Джули. — Осторожно, без колебаний, он ввел электроды в отверстия контактора.

Сообщность была вечным экстазом, Ган ждал ее наступления и, казалось, вся Вселенная замерла, затаив дыхание.

Но экстаз не наступал.

Он взглянул в глаза Дельты, но не нашел в них ответа. Что произошло? Почему задерживается сообщность?

Он вспомнил, что говорила ему Дельта. Невообразимый импульс наслаждения был лишь бледным подобием великого единения мыслей и чувств, которое получали более опытные служители.

Ган как следует сформулировал про себя вопрос и задал его на чистейшем механо:

— Где ты? Почему не отвечаешь?

Внезапно в мозгу возник звук-ответ: «Жди».

Ждать? Чего?

Ган чувствовал, что лихорадка становится сильнее, беспомощно посмотрел на сестру Дельту. Не говоря ни слова, она коснулась его руки, указала на кресло астронавигатора. Он рухнул на сиденье, ожидая великого Чего-то, что должно было с ним заговорить и ответить на все вопросы.

Пока он ждал, фузориты в его теле стремительно размножались, насыщали его кровь клетками-симбиотами, которые неизбежно должны были поглотить его, как до этого поглотили Хиксона, полковника Зафара и Карлу Снег. Они заменят его органы и кости скелета скоплениями пылинок-фузоритов.

Этого ли он ждал? Превращения в колонию фузоритов? Он взглянул внутрь собственного тела, увидел крохотные искорки, увидел, как быстро множится их число…

Стоп! Что он делает? Он только что видел собственное тело изнутри! Изнутри!

Он позволил себе расслабиться и проверить одну интересную мысль.

И тут же понял, что видит себя — но со стороны. Он смотрел на рубку управления откуда-то издалека, с одного из разноцветных планетоидов Вихря… Он видел «Сообщность» во всей его впечатляющей мощи, мог заглянуть в рубку огневого контроля, где безумный генерал заливался смехом, выпуская иллюзорные разряды по несуществующим врагам. Он мог заглянуть еще дальше. Перед ним распростерлась вся Солнечная Система…

Он увидел маленького пиропода, тот стрелой мчался к рифу, где родился. Увидел сам риф и пещеру, где жил с Гарри Хиксоном.

Он увидел скромную часовню на одинокой скале, где кислород давал темно-синий фузоритный мох и где два десятка человек собрались на очередное служение, преклонили колени перед сверкающим голубым Денебом.

Он видел миры Плана, охваченные паникой. Планирующая Машина отдавала приказы один безумнее другого, подкрепляла их разрядами энергии в пустоту, наугад.

Он увидел пустую станцию на Меркурии и понял, что их светило тоже обладает собственной жизнью, и оно поглотило три частицы фузоритной материи, которые осмелились подойти слишком близко.

Он увидел другие звезды и газовые облака, увидел, как струями фонтанов во Вселенную вливается новая материя. Он устремился в вечность, а потом — к золотым атомам собственного сердца.

После этого молчаливое и огромное Нечто произнесло его имя. Звезда заговорила с Машиной. Машина ответила Звезде. И Бойс Ган, обычный человек, созданный по генокоду углеродной жизни, трансформированный фузоритами в новое существо, носящее печать родства со звездами, стал посредником в этой беседе, вызывающей благоговейный ужас. Она длилась бесконечно, хотя в системе планет данного солнца заняла всего несколько минут.

Она длилась даже, когда в посредничестве Гана больше не было необходимости, и он был освобожден, даже тогда она продолжалась.

А потом она закончилась — навсегда.

Бойс Ган открыл глаза. Рядом стояла Дельта Четыре и спокойно смотрела на него.

Он легко вскочил, зевнул, потянулся, вытащил кабель из контактора, аккуратно обмотал вокруг связь-куба и… отшвырнул в сторону.

Куб плавно полетел через рубку — псевдополе на корабле было слабое, — но ударившись о стену, развалился.

Сестра Дельта вскрикнула.

Ган тронул ее руку.

— Не бойся, Джули. Он больше тебе не нужен.

Она гордо смотрела на него.

— Я служу Машине! Меня зовут Дельта Четыре! Я…

Он покачал головой.

— Ты никогда больше не будешь Дельтой Четыре.

Капюшон упал на плечи, и она этого не заметила. Открылись коротко подстриженные волосы, диск контактора. Она тронула пластинку дрожащими пальцами.

— Я… не понимаю! Я не чувствую присутствия Машины! Ган кивнул.

— Ее больше нет и никогда не будет. — Он тронул собственный контактор. — Когда вернемся на Землю, снимем эти железки, вытащим из мозга электроды. Они больше не понадобятся ни нам, ни кому-либо еще. Никогда.

— А потом, — сказал он, обняв ее одной рукой, пока Дельта в мучительных судорогах превращалась обратно в Джули, стонала и всхлипывала, — потом мы начнем сначала, с места, где остановились. Ты, я и все человечество.

Он оставил ее одну, перешел к старинному пульту связи и начал настраивать передатчик, чтобы послать сигнал бедствия с мертвой «Сообщности».

18

Вот так это началось. Звезды просигналили предупреждение, Машина выслала вперед своих агентов, пытаясь найти противника и путь к спасению.

Началось с тени, накрывшей миры Плана, а кончилось ярким сиянием могучих светил, новой дорогой для людей. Машина играла сама с собой, ей нужен был соперник.

Потом игра кончилась громовым диалогом между Машиной и звездами. Машина слишком поздно вошла в игру, и все места за столом были заняты.

Вот так это началось… и кончилось. Легендой о Люцифере, о страданиях и зле и вечной надеждой на лучшее.

Машина опоздала к столу, все места были заняты. С одной стороны звезды, соединенные сетью фузоритов, с другой — их Соперник. Соперник готов был сделать ход.

Многие галактические эпохи тому назад звезды дали ему рождение, а теперь он вступил в пору возмужания. Был готов занять положенное место, получить статус и имя.

Положенное место: соперник самих звезд.

Статус: равнозначен Вселенной.

Имя: Человечество.