Дитя реки

22
ОБЛАСТЬ РАЗУМА

На следующее утро Пандарас, не скрывая насмешки, смотрел, как Тамора смазывала царапины на боках у Йамы и следы укусов на его плечах и шее. Пандарас зачесал назад волосы пятернею, смочил их собственной слюной, отряхнул пыль с помятой куртки и заявил, что он готов в путь.

— Мы можем позавтракать по дороге. С нашими-то деньгами нет смысла жить, как дикари в низовьях.

— Ты крепко спал эту ночь, — улыбнувшись, сказал Йама.

— Я не спал вовсе. Если я не терял сознание от страха, то все время прислушивался к каждому шороху, представляя, что ко мне как раз крадется какой-нибудь любитель мяса. Мой народ всегда жил в городе, мы не приспособлены к дикой жизни.

Йама взял свою рубашку. Она была в песке, принесенном водою, рухнувшей с потолка в доме торговца, к тому же измята, потому что ночью они с Таморой использовали ее вместо подушки.

Он сказал:

— Мне надо постирать одежду, иначе я произведу дурное впечатление на наших новых работодателей.

Пандарас вскинул глаза:

— Значит, надо спешить, мы получим вознаграждение, пойдем к новому хозяину во Дворец Человеческой Памяти, найдем твою семью — и все это до захода солнца. Мы были бы уже на месте, господин, если бы ты не спал допоздна.

— Не так быстро, — рассмеялся от такой поспешности Йама.

— Я скоро состарюсь, и тебе не будет от меня никакого толку. По крайней мере позволь постирать твою одежду. Это займет всего минуту, в конце концов, я твой оруженосец.

Тамора почесала покрасневшую кожу у края повязки на талии.

— Ха! Тоже мне, оруженосец! — ехидно сказала она. — В волосах солома, на морде грязь. Пошли, Йама, здесь есть место, где можно помыться.

Пандарас выхватил финку, встал в боевую позицию и улыбнулся Йаме, ища одобрения. Он от природы любил накал страстей, драму. Для него весь мир это сцена, а он — актер в главной роли.

— Я буду охранять твой ранец, господин, но не оставляй меня надолго. Я могу отбиться от парочки-тройки этих кровожадных дикарей, но не от целого племени, — сказал он.

По известняковому склону спускался каскад естественных прудов, вода из горячих источников на вершине, переливаясь из одного бассейна в другой, уровнем ниже доходила до самого подножия. Каждый последующий пруд был слегка прохладней предыдущего. Йама сел рядом с Таморой в мелкую часть пруда, с самой горячей водой, которую он только мог вынести, и стал оттирать рубашку и брюки белым песком. Он разложил их на прогретых солнцем камнях, чтобы высохли, и только тогда позволил Таморе помыть ему спину. Маленькие рыбки с серебряными и черными полосками сновали в горячей воде между его ногами, пощипывая попавшие между пальцев травинки. В верхнем бассейне тоже кто-то купался. Под ярко-синим небом слышался смех и веселые возгласы.

Тамора объяснила, что вода течет с Краевых Гор.

— В городе все, кому это по карману, пользуются горной водой, только нищие и беженцы пьют из реки.

— Значит, они самые чистые люди в Изе, ведь воды Великой Реки священны.

— Ха, святость не очищает воду от всей дряни, которая туда попадает. Большинство и купается-то в ней только раз в году, в престольный праздник своей расы.

А в остальных случаях все, кто может, этого избегают.

Поэтому воду в город приходится доставлять. Неподалеку как раз протекает подземная река, по которой течет горная вода. Именно из-за нее наши охотничьи угодья расположены в этих местах. В земле есть провалы, к ним на водопой приходят животные, там хорошая охота, и там у нас спрятаны машины, которые греют воду.

— Какое чудесное место, — воскликнул Йама. — Посмотри, ястреб!

Тамора приподняла бечевку на шее у Йамы и стала ощупывать висящую на ней монетку.

— Что это? Амулет?

— Один человек дал мне ее еще в Эолисе.

— Их можно найти где угодно, стоит только немножко копнуть, в детстве мы с ними играли, но эта не такая истертая, как обычно. Кто тебе ее дал? Наверное, возлюбленная?

Дирив. Он изменил ей уже второй раз. Хотя он не знал, увидит ли когда-нибудь Дирив снова, и к тому же вчера он был пьян, ему вдруг стало нестерпимо стыдно за то, что он позволил Таморе собой овладеть.

Дыхание Таморы коснулось его щеки. К нему примешивался аромат мяты, по дороге она сорвала листок и сунула себе за щеку. Она прочертила пальцем линию его челюсти:

— Здесь начинают пробиваться волоски.

— У меня в ранце есть стеклянное лезвие. Надо было его захватить и побриться, а может, я отращу бороду.

— С тобой это было в первый раз, да? Не стесняйся, у каждого ведь бывает первый раз.

— Нет, я имею в виду не в первый раз.

Высокий, возбужденный голос Тельмона, когда он открывал дверь борделя. Теплая, освещенная гостиная благоухает ароматами духов, женщины поворачиваются на звук, как распускающиеся экзотические орхидеи. Йама пошел с Тельмоном, потому что его попросили, потому что ему было любопытно, потому что Тельмон скоро уезжал на войну. Потом он стал подозревать, что Дирив об этом узнала, но она если и не простила, то, во всяком случае, поняла. Вот почему он давал ей такие пылкие клятвы, когда покидал Эолис. И так легко их нарушил! В сердце возникла пустота. Как мог он надеяться стать героем?! Тамора прервала ход его мыслей.

— У тебя в первый раз было с женщиной из Бешеного Племени. Это должно выжечь память обо всех других. — Она куснула его за плечо. — У тебя гладкая кожа и соленая.

— Я потею везде, кроме ладоней и ступней.

— Правда? Странно. Но мне нравится этот вкус. Поэтому я и кусала тебя ночью.

— На мне быстро все заживает.

— Йама, послушай, — сказала Тамора. — Больше этого не случится. Во всяком случае, пока мы вместе работаем. Нет, подожди. Я не смогу помыть тебе спину, если ты будешь вертеться. Мы вместе отпраздновали прошлую ночь, и было хорошо. Но я не позволю, чтобы это мешало мне в работе. Если тебе это не нравится, и тебе кажется, что тобой просто воспользовались, поищи себе другого напарника. Их здесь полно, а на Речном Рынке еще больше. У тебя достаточно денег, чтоб нанять лучших.

— Я был пьян не меньше тебя.

— Пьян, как же! Надеюсь, ты трахнул меня не потому, что был пьян?

Йама покраснел.

— Я имею в виду, что потерял контроль над собой.

Послушай, Тамора…

— Не начинай, пожалуйста, развозить слюни. Не хочу слышать о том, что дома ты оставил возлюбленную, или о том, как ты сожалеешь, она там, ты здесь. Мы — боевые товарищи. Мы трахнулись. Конец первой части.

— Неужели в вашем племени все такие прямолинейные?

— Мы говорим как есть. А по-другому это просто слабость. Ты мне нравишься, прошлая ночь доставила мне удовольствие. Мы счастливы, у некоторых рас желание возникает только раз в году, и к тому же нет опасности зачать ребенка. Так всегда бывает, когда трахаются люди моего племени, если только женщина уже не беременна. Я к этому еще не готова. Через несколько лет я найду мужчину, с которым стану жить семьей, но не сейчас. По этой причине многие из нас предпочитают другие расы.

Йама заинтересовался:

— Разве нельзя пользоваться контрацептивами?

Тамора засмеялась:

— Ты не видел дубинки наших мужчин? На них шипы!

Попробуй надеть на них резинку! Ха! Но некоторые женщины знают траву, они ее заваривают и пьют, чтобы остановить месячные. Но чаще всего она не помогает.

— Женщины твоего племени сильнее мужчин.

— У большинства рас точно так же, даже если это не бросается в глаза. Просто в этом отношении мы ведем себя более честно. А теперь ты потри мне спину, а потом найдем твоего крысенка. Если повезет, то он сам убежит туда, откуда пришел.

Когда они возвращались, спускаясь с холма по тропинке, которая извивалась между полянами пустырника и зверобоя, Йама заметил, что кто-то, одетый в черное, наблюдает за ними, спрятавшись в тени на опушке дубравы. Он решил, что это может быть Горго, но кто бы там ни был, он скрылся раньше, чем Йама успел показать его Таморе.

В городе все еще ощущалось беспокойство из-за того, что Йама вызвал эту зловещую черную машину. Магистраторы и сопровождающие их целые толпы машин патрулировали улицы. Йама, правда, попросил машины, чтобы они не обращали внимания на него и его спутников, но боялся, что какую-нибудь из них пропустит и заметит, только когда будет поздно, или что из толпы вынырнет префект Корин и направится прямо к нему. Он все время вертел головой и оборачивался, пока Тамора не велела ему прекратить, иначе их точно арестуют. На всех перекрестках прохаживались группы солдат. Они принадлежали к городской милиции и были вооружены фузеями и карабинами, а одеты в широкие красные брюки и пластиковые кирасы, гладкие и прозрачные, как лед. Жесткими глазами они в упор рассматривали толпу, но никого не останавливали. Они не смеют, объяснил Пандарас, и Йама спросил, как такое может быть, ведь они действуют именем Хранителей.

— Нас намного больше, чем их, — просто сказал Пандарас и сделал жест, который Йама уже видел раньше: дотронулся кулаком до своей глотки.

Было ясно, что мальчишка не боялся солдат, напротив, он как мог выражал им презрение, и Йама заметил, что многие, проходя мимо группы солдат, повторяли этот жест. Некоторые плевались или выкрикивали ругательства, чувствуя безнаказанность в анонимной толпе. Пандарас сказал:

— В низовьях идет война, и солдат в городе мало.

Они должны поддерживать порядок страхом. Вот за это их и ненавидят. Видишь того петуха?

Йама взглянул вверх. На металлическом диске, плывущем в воздухе над пыльными вершинами магнолий, по одну сторону широкого гомонящего проспекта, стоял офицер в золотых латах.

— Если ему придет в голову, он может одним выстрелом сровнять с землей целый квартал, — объяснил Пандарас, — но он не станет, разве что не будет другого выхода, потому что тогда начнутся беспорядки и придется жечь еще больше. Вот если бы кто-нибудь украл пистолет и попробовал его против магистраторов и солдат, тогда — другое дело.

— Я думаю, это излишне суровое наказание, — вмешалась Тамора. Энергопистолеты запрещены. К несчастью.

Мне бы сейчас такой в руки, я в момент расчистила бы дорогу среди этого стада жвачных.

— Несколько лет назад, — начал Пандарас, — один мой дядя с материнской стороны попал в демонстрацию протеста против налогов. Это было в нескольких лигах выше его реки. Один торговец купил квартал города и снес дома, чтобы устроить парк, а легаты решили, что все купцы, живущие вокруг этого места, должны платить больше налогов. Парк сделал это место более привлекательным, ясно? Легаты утверждали, что теперь туда будет приходить больше людей, потому что там чище воздух, они будут больше тратить в окрестных магазинах. Торговцы собрались и решили объявить налоговую забастовку. Легаты вызвали магистраторов, а те явились и блокировали всю площадь. Выпустили свои машины, чтобы обозначить линию пикета, и никто уже не мог ни войти, ни выйти. Это длилось сто дней, говорят, что к концу люди там пожирали друг друга. Еда кончилась, а новую взять было негде. Некоторые пробовали рыть туннель, но магистраторы послали машины и убили их.

— Почему они не прекратили забастовку? — спросил Йама.

— Они прекратили. Через двадцать дней. Они бы продержались и дольше, но там были дети и люди, которые живут совсем в другом месте, а просто случайно там проходили, когда началась блокада. Они представили петицию о сдаче, но магистраторы продолжали осаду как наказание. Такие вещи делаются, чтобы мы и плюнуть боялись без разрешения.

— Иначе нельзя, — сказала Тамора, — в городе живет слишком много народу, и в основном дураки или жвачные животные. Ссора между соседями может вылиться в конфликт между расами, и тогда погибнут тысячи. Вместо этого магистраторы убивают одного или двух, если надо, сотню. Конфликт гаснет в зародыше, не успев разрастись. Они могут уничтожить дюжину рас, и никто не заметит.

— В нас сила Иза, — вызывающе сказал Пандарас, но Йама промолчал.

Они добрались к докам после полудня. В тени катера их встретил все тот же бритый коренастый охранник. Он посмотрел на флакон с бренди, в котором плавали нити нервной ткани, и сказал, что уже слышал о смерти торговца.

— Тогда мы просто заберем деньги и уйдем, — сказала Тамора, а Йама напомнил охраннику:

— Но вы же говорили, надо будет проверить, что мы принесли.

На что охранник ответил:

— Весь город знает, что его прошлой ночью убили. Откровенно говоря, мы предпочли бы, чтобы это дело не привлекало столько внимания. Но все равно мы счастливы, что задание выполнено. Не волнуйтесь. Мы заплатим.

Йама быстро сказал:

— Но мы заключили соглашение. Я хочу, чтобы все было выполнено дословно. Ваш хозяин хотел проверить, что мы принесем, и я не желаю, чтобы было иначе, пусть убедится, мы все сделали честно.

Охранник посмотрел на Йаму в упор, потом произнес:

— Я не намерен оскорблять вас невыполнением всех пунктов соглашения.

Пока они шли за стражем по коридору, Тамора поймала руку Йамы и яростно зашептала:

— Дурацкий риск. Мы выполняем работу. Берем деньги. Уходим. Все. Кому какое дело, что они о нас думают?

Всякие осложнения опасны, особенно со звездными матросами, а у нас встреча на Речном Рынке.

— У меня есть причины, — упрямо сказал Йама. — Ты и Пандарас можете подождать возле дома или пойти на Речной Рынок, как хотите.

Он все обдумал, пока они шли по улицам города к гавани, где стоял космический катер. Звездный матрос, который его пилотировал, говорил, что знает народ Йамы, и даже если это только одна десятая того, что знал, по его утверждению, торговец, все равно стоило послушать.

Йама готов был платить за информацию и знал надежный способ до нее добраться, если звездный матрос ничего ему не скажет.

Внутри корабля, в круглом помещении на конце спирального коридора, охранник раскрыл флакон и вылил его содержимое на черный пол, который моментально поглотил и бренди, и нити нервной ткани. Он надел золотой обруч на свой бритый, испещренный шрамами череп и напрягся. Губы его зашевелились, из них раздался чужой голос:

— Он вам заплатит. Что вам еще от меня нужно?

Йама обратился к мясистому цветку, плавающему внутри сосуда:

— Я разговаривал с вашим товарищем до того, как он умер. Он сказал, что многое знает о моей расе.

— Не сомневаюсь, он много чего говорил, чтобы спасти свою жизнь, проговорил звездный матрос через человеческий рупор.

— Разговор был, когда я находился у него в плену, и мои товарищи тоже.

— Тогда он, наверное, хвастал. Ты должен понять, он был сумасшедшим. Он разлагался от плотских желаний.

— Я помню, вы сказали, что у меня есть способности, которые могут пригодиться.

— Я ошибся. Они оказались… некстати. Ты не умеешь управлять тем, что в тебе заложено.

Тут вмешалась Тамора:

— Оставь это, Йама. Я помогу тебе найти то, что ты захочешь узнать, но только во Дворце Человеческой Памяти. Не здесь. У нас контракт.

Йама твердо ответил:

— Я не забыл. Вопросы, которые я хочу задать, не решат всех проблем, но они могут помочь. — Он повернулся к существу в бутылке. — Я откажусь от своей доли за убийство вашего матроса, если вы поможете мне понять его слова.

Тамора крикнула:

— Не слушай его, господин! Он не вправе изменять сделку!

Рот охранника открылся и снова закрылся. Его подбородок блестел от слюны. Наконец он проговорил:

— Он рехнулся от плотских желаний. Я, однако, не сумасшедший. Мне нечего тебе сказать, пока ты не докажешь, что узнал, кто ты такой. Тогда возвращайся, и мы поговорим.

— Если бы я это знал, то не стал бы задавать вопросы.

Тамора схватила Йаму за руку:

— Ты рискуешь всем, идиот! Пошли!

Йама хотел вырваться, но Тамора не поддавалась, ее острые ногти так впились в Йаму, что потекла кровь. Он попробовал подойти ближе, чтобы бросить ее через бедро, но Тамора знала этот прием и стукнула его лбом по носу. Череп пронзила острая боль, из глаз у него потекли слезы. Тамора завернула ему руку за спину и потащила через всю комнату к раскрывшемуся входному отверстию, однако Пандарас всем телом обвил ее ноги и впился острыми зубами в ее бедро. Тамора взвыла, Йама высвободился, бросился к охраннику, сорвал с него золотой обруч и натянул себе на голову.

Белый свет.

Белый шум.

Что-то возникло у него в голове и тут же полетело в направлении, которого он раньше не видел, Йама двинулся следом. Это была женщина, нагая и грациозная женщина с бледной кожей и длинными черными волосами, веером летящими за ней сквозь узкие потоки света.

Она летела и все оглядывалась через голое плечо. Глаза ее сверкали отчаянием и светом.

Йама следовал за нею со все возрастающим волнением. Казалось, он прикован к ней невидимой цепью, которая становится все толще и крепче, и он, не раздумывая, летел, повторяя все изгибы и повороты своей провожатой, пока они прорывались сквозь переплетения световых потоков.

С обеих сторон от них тоже кто-то был, а за этими невидимками Йама ощущал присутствие огромных скоплений, объединенных в группы и далеких, как ореолы звезд. То были команды космических кораблей. Здесь, в этой области разума, они плавали, встречаясь и расходясь, как рыба в воде. Когда Йама обращал внимание на ту или иную группу, он ощущал, что смотрит на нечто бесконечное, вмещающее в себя свет множества иных разумов, словно из душной комнаты он сквозь раскрытые ставни увидел юный росистый восход. Но каждый раз, когда его мысли касались чужого разума, тот сворачивался, ставни захлопывались, свет угасал.

В своей погоне за ускользающей женщиной сквозь эту область разума Йама чувствовал растущее раздражение и возмущение ее обитателей. Все они к чему-то взывали, то ли к стражу, то ли к цепному псу, и он возник на пути у Йамы непреодолимой волной давления, прорвавшись через все пространственные измерения, как щука, легко скользящая в толще воды, к безмятежно плывущему на поверхности утенку. Йама удвоил и утроил свои усилия, он почти догнал женщину, когда нестерпимый свет его ослепил, уши оглохли от белого шума, а черный пол вдруг подпрыгнул и обрушился на него всей тяжестью мира.