Ночью приснилось, что меня, облаченного в полный доспех, лупят цепами для обмолота зерна. Панцирь только грохочет, отзываясь на каждый удар, а мое бренное тело, в месте удара, начинает зудеть. Первая мысль, когда проснулся — наш доброжил опять за что-то обиделся и напустил на нас с Кэйтрин полчища клопов. Но нет, супруга спит. Потом осознал, что это ноют спина и бока, по которым меня лупили благородные женщины. Вот так вот — и смех, и грех. И ноют уже второй день. Кажется, занимался достойным делом — спасал юнцов от ударов и щипков, а пострадал сам. И Кэйтрин — маленькая мерзавка, вместо того, чтобы посочувствовать, только хихикала и приговаривала — мол, поделом тебе!
А я уже и сам понял, что поделом. Если женщина выпила, да принялась драться (пусть даже и в шутку), а потом вошла в азарт, то лучший, а порой и единственный способ сопротивления — бегство. А когда женщин много, то надобно удирать сразу.
Нет, что-то мне стало грустно. И сон ушел. Так вот и лежал, прислушиваясь к посапыванию Кэйт, жалел себя. А еще страдал. А ведь когда-то я бился с дюжинами вражеских воинов, разрубая им головы, словно яичную скорлупу и удары вражеских палиц сносил, хоть бы хны. А тут, какие-то удары веерами.
И до чего докатился? Воюю с какими-то неумелыми разбойниками, получаю затрещины от дам. Вчера Кэйтрин опять каталась по своим делам, а мне одному было скучно, отправился в город. Прошелся по книжным лавкам, заглянул к оружейникам, к антикварам — ничего интересного. Отправился в харчевню, где повар-таки научился варить приличную каву, так хозяин меня сразу же направил в отдельный кабинет — мол, негоже графу сидеть в общем зале. А я бы даже и посидел и поболтал с народом, но пришлось идти. Положение, чтоб его через кочерыжку, обязывает. Только принялся за ароматный напиток, как ввалились какие-то пьяные солдаты, зашумели, завозмущались, что места мало. Я уж было обрадовался — схожу, разомнусь, но они, вместо того, чтобы попытаться выкинуть графа из отдельного кабинета, вдруг стушевались и ушли.
Нет, с одной стороны, занимать высокое положение в обществе, вроде бы, и неплохо, а с другой — скукотища.
Не удержавшись, вылез из-под одеяла, накинул халат и пошел в свой кабинет. Вот, сейчас соображу чашечку кавы, почитаю что-нибудь, а досплю завтра. Кто сказал, что я должен вставать на рассвете? Встану, когда захочу. Граф я или где? То есть, кто.
Только я зажег лампу, как появился мой брауни.
— Ты почему не спишь? — строго спросил старик. — По ночам спать положено.
Я только повел плечами — дескать, не спится. Посмотрев в глазенки домового, уже собрался попросить его притащить мне чашечку кавы. Ну, или кофе, как его здесь называют, но брауни посуровел.
— Даже и не мечтай! — взмахнул старичок крошечной ручонкой. — Спать отправляйся.
Тяжко вздохнув, отправился досыпать. Стоило ли опять становиться графом и землевладельцем, если тобой все командуют? Жена командует, а теперь еще и домовой командует! Но, как подсказывал мне опыт, самый мудрый поступок — это слушаться и жену, и брауни. Они плохого не посоветуют.
Разумеется, выспаться мне так и не удалось. Завтрак, потом утренняя разминка с Гневко, а ближе к полудню явился в гости господин бургомистр. Кэйт мне говорила, что он просил у меня аудиенции, а она не стала отказывать. Мол — бургомистра избрали на должность совсем недавно и встреча с фаворитом августейшего герцога укрепит его авторитет среди членов городского совета. По прежним-то временам ко мне прислали бы посыльного из ратуши, с просьбой явиться в условленное время, а теперь шиш, не положено. И это не я так решил, а мое положение сказывается, потому что титулованных дворян в этих местах немного, а уж кавалеров герцогского ордена вообще нет. И к нашему брату бургомистрам положено являться лично.
Что ж, проявим должное уважение.
Я любезно предложил стул господину Малдо, приведя в удивление Курдулу, которая изображала прислугу. Нет, она и на самом деле прислуга, но все равно, несмотря на мою воспитательную работу, нет-нет да и вмешивается в ведение хозяйства. Но это уже не мои дела, а Кэйтрин. Со мной такие дела не проходят.
А нынче Курдула недовольна тем, что я указал на стул, хотя бургомистру в моем доме положен был табурет, не более. Вон, она его с собой притащила.
— Вина? — любезно предложил я бургомистру.
— Нет, благодарю вас, — заотнекивался господин Малдо.
Если он ждал, что я начну его упрашивать, то ошибался. Не хочешь вина — таки не надо. Все равно я его в доме держу лишь для гостей.
— Итак, господин Малдо, что привело вас ко мне? — вежливо поинтересовался я, хотя и не сомневался, что коли пожаловал представитель городской власти, так начнет у меня что-то просить.
И почти не ошибся.
— Ваша светлость, вам, наверное известно о гибели бывшего барона Выксберга? — осторожно поинтересовался бургомистр.
Я едва удержался от смеха. Еще бы мне было неизвестно! Но я оставил тела на улице, не соизволив сообщить об этом городской страже, хотя, вроде, и должен был. Но искать стражников было лень, а по дороге мне ни один из них не попался. Но хвастаться своим деянием я тоже не стал. Сказал лишь:
— Да, мне известно. И вот еще что — к графу следует обращаться не ваша светлость, а ваше сиятельство. Светлость, это уже кое-кто повыше, нежели граф.
— Прошу прощения, ваша… э-э ваше сиятельство… — слегка смутился бургомистр. Пытаясь оправдаться, повел себя еще более неуклюже. — Я посчитал, что вам это будет приятно.
— Вы можете обращаться ко мне попросту — господин Артакс, — милостиво разрешил я. Выждав немного, давая Малдо возможность приступить к делу и пояснить — а в чем же состоит цель визита? Не дождавшись, поторопил: — Так все-таки, господин бургомистр, чему обязан чести вас видеть? Неужели смерти бывшего барона? Сразу скажу — мне и при жизни до него не было дела, а уж после смерти тем паче.
— Именно так, ваше сиятельство, — завздыхал Малдо. — Я осмелился отнять у вас время именно из-за смерти барона Выксберга. — Собравшись с духом, спросил: — Городской совет хочет узнать — будете ли вы хоронить барона? Ну, бывшего барона.
Признаться, я немного опешил. Допрежь я ни разу не хоронил тех, кого убивал, а иначе пришлось бы становиться могильщиком, а это скучное занятие. С какой стати я должен хоронить мертвого разбойника? Видимо, моя физиономия, кроме изумления выражала еще что-то нехорошее, поэтому бургомистр поспешил разъяснить ситуацию.
— Все-таки, ваша супруга теперь носит титул баронессы Выксберг, и мы решили, что судьба ее предшественника вам будет небезразлична.
— Абсолютно безразлична, господин бургомистр, — покачал я головой.
Я имел полное право ответить за Кэйт, потому что мне пришлось рассказывать жене о стычке с разбойниками. Не упомню, чтобы баронесса проявила участие к судьбе бывшего носителя титула или выражала желание достойно похоронить Выксберга. Дурной он был человек и смерть получил сообразно своему поведению. Если бургомистр спросит меня — кто убил Выксберга, врать не стану. Но и хвастаться не хочу.
— Господин бывший барон умер от рук уличных бандитов, — сокрушенно сообщил мне Малдо. Вздохнув уже невесть в который раз, дополнил: — К счастью, бывший барон дорого продал свою жизнь, успев убить половину шайки.
А вот это известие меня малость развеселило. Ишь, какая трактовка. Убил половину шайки. Кстати, а почему только половину? Кажется, я всех успокоил, кто там был. Или еще где-то кто-то болтается?
Ну, разве мне жалко посмертных лавров Выксберга? Пусть будет мертвым героем. Я уж как-нибудь обойдусь без славы борца с уличными преступниками.
— Тогда рекомендую устроить экс-барону похороны за счет города, а потом установить ему статую, как избавителю от бандитов, — посоветовал я.
Бургомистру мое предложение не очень понравилось. Скривившись, он сказал:
— Увы, бой бывшего барона с разбойниками, которые на него напали — лишь одна из версий. Кое-кто говорит, что Выксберга видели в обществе этих бандитов незадолго до его и их гибели. Тем более, что мальчишка, убитый кем-то из своры, давно известен как малолетний вор. Не исключено, что это была простая стычка бандитов из-за добычи, или из-за женщины. Но причислять человека, долгие годы носившего титул, обладающего жалованной грамотой одного из первых герцогов нашей страны — плохой тон. Лучше умолчать о некоторых деталях, похоронить тело, только не общей могиле, а под камнем, вот и все. А теперь городскому совету нужно решить — что делать с телом? Труп Выксберга лежит нынче в подвале под ратушей и уже начинает плохо пахнуть.
Я уже начал терять терпение. Право слово, меньше всего меня волновало, что думают наши бюргеры о смерти пьяницы и негодяя. И еще меньше переживал за чуткие носы членов городского совета. Принюхаются. Конечно, я ухайдакал экс-барона неделю назад, если не больше, ему уже не то, что пахнуть положено, а пора разлагаться. Или в подвале под ратушей настолько прохладно?
— Господин бургомистр, если вам требуются деньги на похороны барона, то я их дам. Сколько нужно? Талер?
И чего это я так расщедрился? За талер в этих краях можно похоронить штук пять баронов, утративших свой титул. Еще и на надгробные памятники останется. И на подаяние их вдовам и сиротам, если такие имеются.
— Нет, господин граф, ничего не нужно, — замахал руками бургомистр. — Напротив, если бы вы и графиня Йорген, которая еще и баронесса Выксберг, стали наследниками бывшего барона и решили взять на себя его погребение, то я был бы обязан вручить вам и вашей супруге две тысячи талеров, оставшихся после смерти Выксберга.
А вот теперь я был удивлен по-настоящему. Во-первых, честности бургомистра и членов совета, а во-вторых, самой сумме. Может, и на самом деле взять на себя заботу о погребении Выксберга? На две тысячи талеров можно переселить на пустующие земли не один десяток семей. Но коли возьмешь на себя погребение, то потом придется ставить Выксбергу памятник, присматривать за его могилкой. Нет уж, пусть талеры берет себе городской совет.
— Если у Выксберга имелись такие деньги, так отчего он сам не выкупил свое имение у Мантиза и не вернулся к праведной жизни? — с удивлением спросил я.
— А вот этого уже никто не узнает, — пожал плечами бургомистр.
Действительно, кто теперь даст ответ? Вполне возможно, что Выксбергу просто нравилась такая жизнь, когда он скитался со своими прихлебателями по постоялым дворам, а их хозяева были обязаны содержать толпу нахлебников? А сам барон страдал манией накопительства и ему попросту нравилась мысль, что на самом-то деле он очень богатый человек. Встречались мне побирушки, в матрасах у которых лежало столько монет, что этого хватило бы на собственный дом, да еще и на сад осталось бы.
Забавно, но в моей Швабсонии обязать хозяев постоялых дворов и гостиниц селить кого-то бесплатно — просто немыслимо. Даже если короли и герцоги отдают такие приказы (война там, вояжи), то они потом компенсируют ущерб из собственного кармана. А здесь владельцы не просто выполняли старый указ, но еще и старались предоставить барону Выксбергу самый лучший номер. И что с того, что двести лет назад предок нынешнего герцога отдал приказ кормить Выксбергов за чужой счет?
Я ведь до сих пор не забыл, как в мое отсутствие, хозяин здешней гостиницы Паташон отдал мой оплаченный номер Выксбергу, да еще и выкинул мои вещи. Трактирщик, надо сказать, был мною наказан, но все равно, проезжая мимо этой гостиницы, мне до сих пор хочется ее сжечь.
— Да, господин бургомистр, — спохватился я. — У Выксберга, если мне память не изменяет, имеются родственники. Разве они не станут наследником усопшего? Неужели они отказались от такой суммы?
На память я зря жалуюсь. То, что у экс-барона есть родственники, я знал прекрасно. Они до сих пор на меня обижаются.
— Наследники Выксберга, узнав о его смерти, сразу же заявили, что они отказываются от наследства. И от жалованной грамоты герцога Силинга, и от всего прочего, — позволил себе усмехнуться бургомистр. Усмехнувшись еще раз, Малдо сказал: — Родственники покойного барона… то есть, бывшего барона, не были поставлены в известность о его деньгах. Они полагали, что они унаследуют лишь долги. Подумайте, господин граф. Вы пока сделали свое заявление неофициально, еще не поздно передумать.
— Нет, господин Малдо, — покачал я головой. — Еще раз повторю, что мы с женой на деньги не претендуем. Пусть городской совет занимается погребением, становится наследником покойного. Я уверен, что вы распорядитесь деньгами достойно.
— Да, господин Артакс, мы найдем талерам бывшего барона нужное применение, — радостно заявил бургомистр.
Ну, если найдешь, так и славно. Я за тебя ломать голову не стану, на что пустить деньги. Вон, улицы следует полностью замостить и фонари установить н только в центре, но и на окраинах.
Кажется, господин Малко был очень доволен исходом нашей беседы. Вытащив откуда-то уже подготовленный текст, чернильницу и перо, положил все это на край стола.
— Надеюсь, фрау Йорген не станет возражать, если вы подпишете отказ от наследства не только от своего имени, но и от ее? — озабоченно поинтересовался Малдо.
Забавно. Кому другому бы и в голову не пришло, что нужно спрашивать разрешение жены при живом-то муже! Но моя Кэйтрин уже показала свои острые зубки и с ней считаются. Явится в ратушу и устроит городскому совету веселую минутку. Она может! Впрочем, я тоже, надеюсь, что у Кэйт не возникнут ко мне претензии, когда я ей сообщу, что отказался от денег барона. Ну да, бывшего барона.
— Судя по тому, что вы заранее подготовили текст, вы не сомневались в моем отказе? — поинтересовался я, подписав бумагу, превращая ее в официальный документ.
— Совершенно верно, — кивнул Малдо, аккуратно посыпая свежие чернила песком. — Еще у членов городского совета — нет, не у всех, а двух человек, имелись сомнения — а стоит ли вам говорить, что у предшественника вашей жены остались не только долги, но и огромные средства, но большинство советников посчитало, что вам мы можем открыться. Я понимаю, что две тысячи талеров — огромная сумма даже для вас, но отчего-то решил, что вам лгать или умалчивать о чем-то не стоит.
— Неужели у меня настолько скверная репутация? — удивился я. Пожав плечами, хмыкнул. — Допустим, я отказался бы хоронить барона, а потом узнал бы, что у него имеется наследство и принялся бы мстить… Ну и ну.
— Нет, ваше сиятельство, — улыбнулся бургомистр. — Все гораздо проще. Большинство членов городского совета, включая меня, считают вас очень честным и порядочным человеком, который не любит лгать. Соответственно, такому человеку, как вы, лучше говорить правду. А еще, когда мы получили от господина Мантиза ваше распоряжение о выделении средств на обустройство в Урштадте уличных фонарей, мы были счастливы. Так что, мы пребываем в полной уверенности, что господин граф станет проявлять заботу о нашем городе, тем более, что вы теперь еще и домовладелец.
Домовладельцам положено вносить налог в городскую казну. Кажется, налог этот идет на расчистку улицы перед домом, еще на что-то. Впрочем, можно изрядно уменьшить сумму налога, если ты сам станешь следить за тем участком дороги, которая проходит перед твоим домом. Ну, чистить ее от снега, менять камни. Большинство жителей Урштадта так и делают. Те, кто побогаче, посылают слуг, а бедные занимаются сами.
Я бы обо всем этом и не узнал, если бы не Кэйтрин, оформлявшая покупку дома. Но мы с женой решили, что проще заплатить налог в городскую казну. Да и слуг у нас пока мало.
— Господин бургомистр, а как вообще стало известно, что у бывшего барона имеются деньги? — поинтересовался я.
— Городская стража, обнаружив тела, пошла искать место, где жил барон. Я тоже отправился вместе с ними. Все-таки, господин Выксберг долго считался у нас значимой персоной. Собственно-то говоря, место жительства бывшего барона известно — последнее время он обитал в заброшенном доме. Когда пришли, то обнаружили сундучок, набитый деньгами.
Господин Малдо собрал свои писчие принадлежности, свернул отказ от наследства в трубочку и, раскланявшись со мной, вышел.
Я с уважением посмотрел вслед нашему бургомистру. Мало того, что он сам устоял перед искушением, но и сумел удержать в рамках приличий городских стражников. Как хоть Малдо и жив остался? За две тысячи талеров и в Швабсонии убьют, не задумываясь, а уж здесь, где деньги дороже раза в четыре, если не больше… Не знаю даже, что и сказать. Поэтому, говорить ничего не стану.