Дикое желание

ОДИННАДЦАТЬ

Тарген очнулся ото сна. Он резко открыл глаза и поднял голову, чтобы посмотреть вниз по склону на скалистый ландшафт, в котором преобладали глубокие тени, инстинктивно ища любые признаки движения, что-нибудь неладное. Мерцающий свет, который раньше разливался по небу, теперь исчез. Даже глаза Таргена не могли проникнуть сквозь здешнюю тьму с одним лишь светом звезд.

Теплое покалывающее ощущение запульсировало в задней части его шеи, задерживаясь у основания черепа.

Он что-то слышал.

Он сделал глубокий вдох и задержал дыхание, прислушиваясь.

Ветер вздыхал над землей, заставляя траву шептать нежную песню. Вдали беспокойно скрипели и стонали чужие деревья. В сердце Таргена появилась искра Ярости. Животные звуки, которые были слышны, когда они с Юри ложились спать, отсутствовали.

Ярость вспыхнула, когда другой звук разорвал ночь — грохот взрыва, эхом разнесшийся по склону горы.

Тарген вытащил руку из-под Юри, чтобы приподнять ее, и она со вздохом проснулась, резко сев. Часть свободной одежды, которой они были накрыты, упала. Он продолжал обнимать ее левой рукой за талию, она дрожала.

— Что это было? — спросила она, и ее дыхание образовало перед ней маленькое облачко.

Звук раздался снова, повторившись в быстрой последовательности, на этот раз за ним последовал другой шум, более тихий, но не менее отчетливый — низкий вой бластерного огня.

Не взрывы. Выстрелы.

— Блядь, — прорычал он. Даже при том, что звуки были искажены эхом, приглушены расстоянием в несколько километров, Тарген безошибочно узнал их. Он слышал это слишком много раз, чтобы забыть — даже после ранения в голову, которое украло так много воспоминаний.

А ведь, по его опыту, существовал только один вид, предпочитающий старомодное огнестрельное оружие.

— Тарген? — теперь в голосе Юри послышалась дрожь, и она повернулась, чтобы посмотреть на него широко раскрытыми глазами с расширенными зрачками.

— Сражение. В стороне крушения, — он сел рядом с ней и другой рукой обнял ее за плечи, снова привлекая к себе. — Это далеко, я обещаю.

Стрельба продолжалась, на нее отвечали пронзительные выстрелы из бластеров, иногда прерываемые криками, настолько слабыми по сравнению с другими звуками, что они могли быть шумом ветра. Но когда ночное небо разорвали завывания — хор, грубый и глубокий, который колебался и перерастал в пронзительную трель… — он точно знал, что происходит.

— Блядь, — повторил он.

Юри напряглась.

— Тарген, что это было?

— Скексы. Это ебаные скексы.

— Ты имеешь в виду… как когда люди говорят порождение скекса⁵? Как будто это какой-то… демон?

Тарген убрал руку с ее талии и потянулся за спину, вслепую нащупывая рюкзак, пока не сомкнул пальцы на рукояти сложенного там тяжелого топора. Он положил оружие на землю рядом с собой, не выпуская его из рук.

— Не знаю, что такое демон, но есть причина, по которой все используют скекс как оскорбление.

— Кто они?

— Они большие, сильные, подлые и съедят практически все, что смогут убить. Но они предпочитают брать пленных. Им нравится иметь под рукой свежее мясо.

— Ты хочешь сказать, что они едят… живьем? — ее рука взлетела, чтобы прикрыть рот, и слова вышли приглушенными, когда она заговорила снова. — Кажется, меня сейчас стошнит.

Тарген крепче сжал топор, его Ярость усилилась. Одной мысли о том, что Юри может быть причинен вред, что какой-то скекс прикоснется к ней хотя бы пальцем, было почти достаточно, чтобы довести его до крайности.

Он вдохнул через ноздри и, стараясь говорить как можно мягче, сказал:

— Не нужно, зоани. Они далеко, и даже если бы это было не так… это они должны бояться нас. Я потратил много времени, сражаясь с ними во многих местах. Несмотря на то, что я многое забыл, я все еще помню, как убивать этих ублюдков миллионом различных способов.

Юри взяла правую руку Таргена обеими руками, чуть плотнее обнимая его за плечи.

— Ты сражался с ними раньше?

— Да. Старые легенды гласят, что скексы, возможно, родом из Валгоронда. Никто на самом деле не знает, правда ли это, потому что мы долгое время были не лучшими в фиксации истории, но мы боролись с ними, сколько помнят наши люди. Изгнали их с нашей планеты, но они как зараза. Бродят по вселенной в поисках планет, на которых можно собирать мусор и охотиться. Их не волнуют договоры или границы, им наплевать на правительства, им наплевать на все, кроме еды и размножения.

В воздухе раздались новые завывания, и она крепче сжала его руку.

— И они здесь. Авария, вероятно, привела их прямо к кораблю.

Тарген посмотрел на ее макушку и нахмурился.

— Мы не на корабле, зоани. Даже близко.

— Должны ли мы… должны ли мы продолжать двигаться? Увеличить расстояние между нами?

Ярость, захлестнувшая разум Таргена, восставала против этой идеи; он уже бежал от схватки с контрабандистами, как он мог позволить себе убегать от другого врага? Даже если так много его боевых воспоминаний было утеряно, а те, что остались, были в лучшем случае размытыми, одна мысль о скексах разжигала ярость в его животе. Они были его врагами на первобытном уровне, теми же существами, с которыми его предки сражались в горах и предгорьях, где он родился… но даже более того, они представляли угрозу для его Юри.

— Обязательно, — ответил он. — Завтра. Нам нужно как можно больше отдохнуть до восхода солнца.

Юри откинула голову назад и посмотрела на него. Между ее бровями залегла озабоченная складка.

— Как ты можешь сейчас спать, слыша это? Что, если… если они найдут нас здесь, пока мы спим?

Страх в ее глазах и легкая дрожь в голосе едва не погубили его. Звуки битвы, крики, взрывы и завывания не были чем-то новым для Таргена; в некотором смысле, это были его звуки, такая же часть его, как кости, мускулы и кровь. Для Юри все это было ненормально. Ни с чем подобным она раньше не сталкивалась.

Она была именно таким человеком, которого он стремился защитить, когда присоединился к Авангарду Роккоши — невинной, не израненной ужасами вселенной… или, по крайней мере, не так сильно израненной. Пока нет.

— Ах, земляночка, доверься мне, — он медленно откинулся назад, уговаривая ее последовать за ним, нежно потянув за плечи.

Она сопротивлялась лишь мгновение — и то слабо. Как только она улеглась, положив голову ему на руку, он повернулся на бок и обхватил другой рукой ее талию, бросив топор на траву рядом, где до него было легко дотянуться. Он положил свою теперь свободную руку ей на бедро и притянул ближе, повернув ее так, что она прижалась к нему спиной.

— Я действительно доверяю тебе, — сказала она, потершись щекой о его руку. — Я просто… не знаю, как мы вернемся.

Не знаю, вернемся лимы. Она не произносила этих слов, но он услышал их в ее голосе.

Тарген сжал ее бедро, держа чуть более собственнически, чем хотел. Его зоани нуждалась в утешении — он достаточно хорошо осознавал это, понимал, что это значит, но не был уверен, как ей его дать. То, что он считал комфортом — драки и выпивку, — не принесло бы ей особой пользы даже при лучших обстоятельствах.

— Мы найдем способ, Юри, даже если для этого мне придется с боем пробиваться в лагерь скексов, чтобы угнать корабль.

— У них есть корабли? — спросила она.

Он усмехнулся.

— Да, хотя собранный по кусочкам из комков дерьма шлак, вероятно, более подходящий термин. Они постоянно собирают детали. Похоже, у них талант создавать что-то функциональное из металлолома. Некоторые из их кораблей просто взрываются без предупреждения, но большинство работают.

— Это… не обнадеживает.

Блядь. Пока что ты отлично справляешься, приятель.

— Это всего лишь наш запасной план. Не беспокойся об этом.

— Тогда какой у нас план прямо сейчас?

— Выжить.

Она погрузилась в молчание, оставив их обоих слушать звуки битвы еще несколько секунд, прежде чем они тоже стихли. Эхо последнего выстрела растянулось, задержавшись гораздо дольше, чем казалось естественным.

— Это конец? — прошептала она.

— Похоже на то.

— Как ты думаешь, что произошло?

Тарген хмыкнул.

— Либо скексы убили или захватили в плен всех на корабле, либо их спугнули. Если это второе, они вернутся в другой раз большей группой.

Между ними повисло еще несколько секунд молчания, прежде чем она сказала:

— Ты не очень хорош в утешении, не так ли? Ты должен облегчить мои тревоги. Отвлечь меня от нашей неминуемой гибели.

Как бы мягко она ни говорила — и хотя он знал эту правду до того, как она ее произнесла, — ее слова все равно были ударом. Он хотел дать ей все, в чем она нуждалась, и это стремление исходило из такого глубокого места в нем, что он не мог точно определить его.

Никогда не добьешься успеха в чем-то, если не будешь стараться…

Он убрал руку с ее бедра, чтобы натянуть часть свободной одежды обратно на их тела, прежде чем вернуть ее на место. Ночной воздух был прохладным, и Тарген знал, что она чувствовала это гораздо сильнее, чем он.

— Как долго живут земляне, зоани?

Она придвинулась к нему теснее, ее зад идеально вписался в изгибы его тела — прижавшись прямо к члену.

Тарген стиснул зубы, чтобы сдержать стон. Это давление, это тепло ничего бы не значили с кем-либо другим; он бы едва заметил. Но с Юри…

Предполагалось, что я должен утешать ее, черт возьми.

— Я думаю, что средняя продолжительность жизни составляет около ста лет, — ответила она.

Он сделал глубокий вдох; то, что тот был наполнен мягким, сладким ароматом ее волос, не помогло ему игнорировать вновь вспыхнувшее возбуждение.

— Сколько тебе лет?

— Мне двадцать четыре.

— Поэтому, у тебя есть много-много времени, прежде чем нам придется беспокоиться о неминуемой гибели или о чем-то еще.

Юри повернула к нему голову, посмотрела на него и рассмеялась.

— Да, наверное, — когда она снова повернулась, то слегка прижалась губами к его руке в легком поцелуе. — А как насчет тебя? Сколько тебе лет и как долго живут воргалы?

Тарген на несколько мгновений зажмурился, пытаясь отвлечься от затяжного трепета, вызванного прикосновением ее губ к его коже.

— Я, э-м… Не уверен. Где-то между тридцатью и сорока, я думаю.

— Ты не знаешь, сколько тебе лет?

Хотя она лежала к нему спиной, ее тон ясно передал выражение лица в сознании Таргена — нахмуренные брови и опущенные губы; замешательство с оттенком печали.

— На самом деле мы не отмечаем все эти дни рождения, и в моей голове было много лет, которые перемешались. Не могу собрать воедино достаточно деталей, чтобы вспомнить даты. Я точно знаю, что продолжительность жизни воргалов имеет две кривые.

— Кривые?

— Да, вроде… как графики, которые используют для измерения чисел или чего-то подобного?

— А что это за две кривые?

— У вас есть ожидаемая продолжительность жизни среди гражданского населения, которая близка к тому, что ты сказала для землян, и ожидаемая продолжительность жизни военных. Почти уверен, что я уже преодолел второй пик.

Юри снова поцеловала его руку.

— И у тебя еще много времени, прежде чем ты достигнешь вершины первой.

Услышав это вслух, Тарген представил время, проведенное с Юри, в перспективе. Столько лет он плыл по жизни, словно его подхватило течение быстрой реки — без направления, без причины плыть против течения. Он обрел радость, обрел семью — настолько неправильную, насколько эта семья иногда могла быть, — но в основном его существование было пустым из-за ярких вспышек Ярости. Он искал драк, потому что это было единственным, когда он по-настоящему чувствовал себя живым. И хотя он никогда не стремился к этому напрямую, он всегда знал, что в конце концов умрет в каком-нибудь баре или переулке. Это было неизбежно. Не было необходимости думать о будущем, которого у него никогда не будет.

За то короткое время, что он знал ее, Юри все изменила. Впервые мысли о том далеком будущем не казались бессмысленными, и это будущее не казалось недосягаемым. С Юри это было то, чего он жаждал — то, к чему он стремился.

Она дала ему ощущение цели, которой у него не было много лет. Она наполнила все эти пустые моменты живостью, теплом и удовольствием, даже когда они были заперты в клетке для продажи в рабство. Юри взяла то, что он чувствовал во время боя — это мимолетное ощущение того, что он жив, — и распространила его на все моменты, даже на пике Ярости.

Каким-то образом эта маленькая землянка успокоила его Ярость, вернула его к жизни, и не один, а несколько раз. Такая маленькая и хрупкая на вид, она оказалась привязана к нему крепче, чем все, что он мог себе представить.

Более того, она смотрела на него с тем же голодом, который он испытывал по отношению к ней, с тем же светом в глазах. Он распознал его, даже если она так часто пыталась это скрыть. Она смотрела на него так, словно хотела его. Но в этом взгляде была серьезность, глубина, которая выходила далеко за рамки любых страстных взглядов, что он получал от женщин на протяжении многих лет. Он давно научился не обращать внимания на такие взгляды, но он не мог игнорировать их от Юри. Не хотел.

Но он не мог взять ее, не мог считать своей — он был слишком большим, слишком твердым, слишком жестоким, и он не мог причинить ей боль. Тарген не знал, сможет ли сохранить контроль, когда его Ярость вырвется наружу, как это всегда бывало во время секса. Это был слишком большой риск.

Может быть, я не могу взять… но я могу дать.

Что доставляло землянам-женщинам огромное удовольствие? Однажды он слышал, как Аркантус и Драккал говорили об этом. Клитор? Крошечный бутончик на внешней стороне женского лона в верхней части?

Он мог бы доставить ей удовольствие, которого она заслуживала, и ненадолго отвлечь ее от забот. И, даже если он не мог погрузиться в ее теплое, напряженное тело и искать собственного освобождения, он мог получать некоторое удовольствие, доставляя его ей, чувствуя, как она извивается в его объятиях.

— Я не думаю, что смогу снова заснуть, зная, что они где-то рядом, — сказала Юри.

Тарген ухмыльнулся.

Идеальная причина.

Он убрал руку с ее бедра и обхватил ее между бедер. Только материал брюк отделял его руку от ее лона. У Юри перехватило дыхание, и она подпрыгнула, прижавшись задом к его члену. Дрожь пробежала по Таргену, усиливая его желание.

Он придвинул голову ближе к ней, так что его рот оказался прямо у нее за ухом.

— Возможно, я знаю способ отвлечь тебя, зоани. Ты этого хочешь?

От нее исходило тепло, и Таргену потребовались все силы, чтобы не двигать рукой, не прижиматься к ней бедрами. Он наблюдал, как нахмурился ее лоб, как она сжала руку в кулак на земле и прикусила нижнюю губу зубами, и наконец — наконец — кивнула ему.

— Да, — прошептала она.

Ярость вскипела в сознании Таргена, требуя контроля, требуя действий, требуя, чтобы он сорвал с нее одежду, раздвинул ей ноги и сейчас же овладел ею. Глубокая боль отозвалась в его члене, который был так близко к источнику ее тепла — умопомрачительно близко.

Но дело было в Юри. Это было для Юри.

Тарген подцепил подол ее рубашки и задрал ее до пупка. Нежная кожа ее живота задрожала, когда он провел по ней кончиками пальцев. Она прерывисто вздохнула, когда он отпустил рубашку и изменил движение руки, скользнув ею под пояс ее брюк.

Пальцы прошлись по ее тазу, по небольшому участку мягких волос, пока не наткнулись на щелочку. Он слегка коснулся там кончиком пальца.

Юри задрожала и слегка раздвинула бедра.

— Тарген, — выдохнула она.

— Ложись на спину, землянка, — прорычал он, борясь со своей подпитываемой Яростью потребностью. — И раздвинь ноги.

Она перекатилась на спину, повернув к нему лицо. Их глаза встретились, когда она широко раздвинула бедра. Он почувствовал, как ее лоно расцветает под его пальцем, почувствовал, как раскрываются и распускаются ее лепестки, почувствовал росу, когда его палец опустился ниже. Даже не толкаясь внутрь, было ясно, что ее канал был тугим и горячим. Он почти мог представить ощущения вокруг своего члена, давление, восхитительное трение.

Хотя теперь к его члену прижималась внешняя сторона ее бедра, а не задница, его желание не уменьшилось. Он был всего в нескольких быстрых движениях от того, чтобы погрузиться в нее. И все, что ему нужно было сделать, это просунуть палец внутрь, чтобы ощутить этот вкус, почувствовать силу ее внутренних стенок, жадно сжимающих его.

Он не мог позволить себе этого. Он не мог довериться такому искушению.

Когда он снова провел пальцем вверх, он задел маленький бугорок на вершине ее лона. Юри дернулась, ее губы приоткрылись с тихим вздохом.

Нашел.

Не отрывая взгляда от ее лица, Тарген водил кончиком пальца по клитору, сохраняя движения медленными и нежными. Ресницы Юри затрепетали, и она откинула голову назад, ее бедра слегка покачивались в такт его движениям. Когда он вдохнул, в воздухе появился новый аромат, слабый, но пьянящий, дразнящий сладостью, от которой его член невероятно затвердел. Он инстинктивно понял, что это аромат ее возбуждения.

Несмотря на свое неистовое желание, несмотря на почти болезненную потребность, он не мог отказать себе в удовольствии от этого — изучать ее тело через прикосновения и ее реакцию на них.

Он совсем чуть-чуть усилил давление на ее клитор.

Юри захныкала и сжала руку на его предплечье, но не остановила его. По мере того, как он продолжал поглаживать ее клитор, ее движения становились все сильнее и отчаяннее, а крошечные отблески звездного света в ее глазах затуманились похотью.

Ее дыхание участилось. Она подняла другую руку, чтобы обхватить его подбородок, проведя большим пальцем по одному из клыков и по нижней губе.

— Поцелуй меня, — умоляла она.

Тарген застонал. Его сердце бешено колотилось, кровь была горячей, давление в паху достигло поразительной степени, и семя сочилось из кончика члена. Его контроль был непрочным, как перетянутая веревка, но он не мог отказать ей сейчас, несмотря на риск. Он наклонил голову и захватил ее губы своими, смахивая капельки росы с нижней части ее лона, чтобы распределить по складочкам. Когда его палец вернулся к ее чувствительному маленькому бугорку, он ускорил движения и надавил сильнее.

Она ахнула у его рта и подняла руку, чтобы вцепиться в его волосы. Острый укол в кожу головы разжег его Ярость — не от гнева, а от удовольствия. Он зарычал и прижался губами к ее рту, проводя языком по ее губам, чтобы ощутить более глубокий вкус. Но он хотел большего — нуждался в большем.

Не могу.

Юри задвигала тазом под его рукой, и вскоре она уже извивалась под ним. Из ее лона потек нектар, и сладкий, опьяняющий аромат ее желания наполнил его нос. Он проглатывал каждый из рваных стонов, вырывавшихся из ее горла. Они были его, так же, как и она была его.

— Тарген, — прохрипела она, отрываяссь от его губ. Ее стоны следовали один за другим, прерываемые только неритмичным дыханием. Она крепче вцепилась в его волосы, усиливая восхитительное покалывание кожи головы, а ногти другой ее руки впились в его предплечье.

Клянусь кровью и яростью. Он жаждал большего. Он хотел, чтобы ее ногти царапали его спину, когда он вонзался в нее, хотел, чтобы она дергала его за волосы, хотел, чтобы она впилась зубками в его плечо, охваченная судорогами экстаза. Он хотел почувствовать, как она сжимает его член и доит его до последней капли семени.

Внезапно спина Юри оторвалась от земли, и ее дрожащее тело на мгновение застыло. Затем она откинула голову назад и вскрикнула, когда новая волна жидкого тепла разлилась между ее бедер. Ее крик удовольствия вознесся к ночному небу.

Тарген снова накрыл ее рот своим, чтобы заглушить этот крик, продолжая безжалостно двигать пальцем. Ее бедра сомкнулись, удерживая руку на месте, в то время как она продолжала извиваться, отдавая свои отчаянные крики. Дрожь сотрясала все ее тело, и ее бедра беспорядочно дергались под его рукой.

Только когда дрожь наконец утихла, и ее крики перешли в тихие, задыхающиеся стоны, Тарген замедлил движение пальца, спуская ее с достигнутой вершины.

Он заставил себя дышать глубоко и медленно, когда поднял голову, чтобы посмотреть на нее сверху вниз. Казалось, что его яйца вот-вот лопнут, член был таким твердым, что вот-вот прорвется сквозь штаны, а кровь текла по венам, как расплавленный металл, но он сосредоточился только на Юрии.

Даже при слабом освещении румянец на ее щеках был заметен. Ее темные взъерошенные волосы разметались по его руке и траве под ней, а приоткрытые губы припухли от поцелуя.

Она была прекрасна, как никогда — еще прекраснее.

Юри открыла глаза и посмотрела на него, на ее губах появилась мягкая улыбка. Она отпустила его волосы и провела ладонью по его щеке.

— Я передумала. Ты очень хорош в утешении.

Тарген опустил руку, собственнически обхватив ее лоно. Ее слова пронзили туман Ярости и желания в его сознании, отчего ему стало немного легче сопротивляться, даже если этот туман не был полностью рассеян. Не имело значения, как сильно он хотел, он сделал это для нее. Чтобы ей было хорошо, чтобы утешить ее. Этого было достаточно.

— У меня всегда были хорошие руки, — сказал он, когда, наконец, вытащил пальцы из ее штанов. Воздух был ледяным по сравнению с ее теплом, холод усиливался от влаги на его пальцах.

Он не тратил никаких усилий, пытаясь остановить свое следующее действие, знал, что это было бы бесполезно. Он поднял руку, просунул пальцы между губами и слизал с них влагу Юри. Низкий стон вырвался из его груди. Ее вкус был даже лучше, чем обещал аромат — сладкий и острый, восхитительный, как сочный фрукт.

У Юри перехватило дыхание, и ее глаза вспыхнули.

— Я… думаю, я только что снова кончила.

Я сам был довольно близок к этому.

Тарген подавил желание прикрыть ладонью свою эрекцию, вместо этого положив руку ей на живот, где погладил большим пальцем пирсинг в ее пупке.

— В следующий раз я буду пить из источника.

Румянец на ее щеках почему-то усилился, а похотливый блеск в глазах стал ярче. Голод сжигал сердце Таргена.

Не нужно ждать до следующего раза…

Его мышцы уже наливались жаром и силой, а сердце учащенно билось, тело готовилось к тому, чего он хотел, в чем нуждался.

Он глубоко вздохнул, закрыл глаза и сжал челюсти, прежде чем спрятать лицо в ее ладони. Ее кожа была мягкой, успокаивающей, заземляющей, дающей ему достаточно ясности, достаточно силы воли.

Сегодня Ярости Таргена был дан выход. Она не исчезла — и никогда не исчезнет, — но пока она была недостаточно сильной, чтобы забрать у него контроль.

Он запечатлел нежный, долгий поцелуй на ладони Юри и оторвал лицо, открывая глаза. Он обнял ее, повернул на бок, притянул ближе и прижал к своему телу.

— Тарген? — спросила она, глядя на него снизу вверх. — Что случилось?

— Спи, Юри, — ответил он, натягивая свободную одежду обратно на их тела. — Впереди долгий день.

— Мы могли бы просто взять фору. Я не… — она зевнула, — устала. Ладно, может, и устала. Твои умелые руки поработали хорошо.

Тарген хихикнул.

— Вряд ли хоть что-то во мне когда-нибудь можно было назвать умелым, но я согласен, землянка.

Она усмехнулась.

— Не думаю, что смогла бы пошевелиться, даже если бы захотела.

— Наверное, хорошо, что я могу нести тебя, если понадобится, — он заставил свое тело расслабиться, и этому процессу не способствовали ни то, что она снова прижалась к нему, ни ее запах в его носу, ни ее вкус, оставшийся на языке.

Она тихо сонно вздохнула.

— Да. Мне нравится, когда ты обнимаешь меня.

— Мне тоже.

Через минуту или две ее дыхание замедлилось, а тело расслабилось, уютно прижавшись к Таргену. Он не смог сдержать вспышку зависти. Обычно он мог заставить себя уснуть в любое время и в любом месте — это было необходимым навыком за время его службы в Авангарде, когда отдых никогда не был гарантирован. Но сегодня вечером этого не будет.

Похоть и Ярость бурлили в его венах, а член, снова прижатый к ее восхитительному заду, был достаточно тверд, чтобы вбить гвоздь.

Но прямо сейчас его интересовал только один вид вбивания.

Блядь.

Не желая оставлять ее одну даже на несколько секунд, у него возникло искушение ускользнуть, взять себя в руки и излить свое семя в эту красную чужеродную траву. Это было не совсем то, чего он хотел, но это было что-то — и это обеспечило бы, по крайней мере, незначительное облегчение.

Но он не мог отойти от нее, пока она была уязвима, напугана и замерзала. И он знал, что любое облегчение, которое он мог бы себе дать, было бы лишь временным — и его голод вернется с удвоенной силой позже. Именно здесь было его место, с ней в объятиях. Облегчить ее дискомфорт, успокоить ее страдания. Защитить ее.

Его собственный дискомфорт не имел значения. В этом не было ничего нового — его время с Юри прошло в почти постоянном состоянии возбуждения, и отсутствие выхода для этого возбуждения делало его почти болезненным. Но она того стоила. Он готов страдать так всю оставшуюся жизнь, пока это означает, что он может быть рядом с ней и обеспечивать ее безопасность.

Тарген мог пережить боль в яйцах, он переживал гораздо худшее.

Его член болезненно пульсировал, словно бросая вызов этой идее.

Блядь. Это будет долгая ночь.