Глава 20


Вначале было небольшое покраснение, потом края раны отекли и появился гной. Анна плакала, промывала рану отваром ромашки, но помогало это мало. Пришлось звать доктора Энтони. Тот ругал меня ругательски (ему мы скормили версию, что меня черт понес в лес, посмотреть ранние ягоды, и напоролась на сучок. Не знаю, поверил ли, но промолчал). Чем-то полил рану, сказал, что это уменьшит боль при очистке раны. Врал, как сивый мерин! Больно было до искр в глазах! Но гной удалил. Правда, сказал, что он опять будет скапливаться и надо будет чистить рану ежедневно.

Напихал в меня каких-то марлевых бинтов, велел маме поливать их лекарством, которое он дал. Анна тихо плакала, сидя рядом с моей постелью.

Но потом вставала и шла заниматься делами - кормить мальчишек, варить по моим рецептам заготовки, чтобы Фред увез в Роуздейл, никто ничего не должен заподозрить. Пока Анна занималась делами, со мной сидел отец. Пришлось все ему рассказать, он обещал, как только я встану на ноги, обязательно выдерет меня ремнем и за риск, и за то, что врала. Они и так уже потеряли сына, и не готовы ещё и дочь потерять.

У меня только и хватило сил погладить его по руке. Этот организм на любую болезнь реагировал одинаково - высокой температурой. Вот и в этот раз на второй день поднялась температура и я погрузилась в блаженное забытье.


***

ДЖЕРАЛЬД

В результате всех размышлений он решил, что не успокоится, пока не проверит факторию. Хотя бы для очистки совести. А совесть болела, все-таки он выстрелил в женщину. К тому же, он сам видел, что она защищалась. И его не убила, хотя могла бы. Просто лишила возможности сразу кинуться за ней в погоню.

От городка до фактории оказалось всего около трёх часов пути. А на самой фактории попавшийся ему навстречу испанец показал дом Фреда. Он постучал в дверь, но никто не откликнулся. Тогда он вошёл сам, без приглашения. В доме пахло бедой и болезнью, на втором этаже слышались голоса, и он пошел на них. Дверь в комнату была открыта, у постели суетилась невысокая немолодая женщина, она отжимала мокрое полотенце в миску и обтирала больного в постели и что-то приговаривала, всхлипывая. Не оборачиваясь, сказала:

- Фред, разведи порошок от жара, что доктор оставил! Совсем Леночке плохо...

- Где порошки? -спросил Джеральд.

Женщина резко повернулась, испуганно охнула, глаза у нее расширились, она ладонью зажала рот. Потом, совладав с собой, сурово сказала:

- Выйдите вон! Вы и так много горя принесли в этот дом.

Но и Джеральд умел упираться, если нужно.

- Не уйду! Это же Елена? Не бойтесь, я не буду ее арестовывать! Так где порошки?

Развели порошки и кое-как выпоили их Елене, она была без сознания, пить не могла. Внизу послышался какой-то топот, женщина испуганно крикнула:

- Фред, задержи их, не пускай сюда!

Но топот был уже совсем рядом и в дверях показались двое мальчишек, лет четырёх-пяти. Они настороженно смотрели то на постель с больной, то на чужого дядю. Потом они начали синхронно всхлипывать:

- Бабуля, мама точно не умрет, как мама Хосе? А как же мы?

Женщина неохотно пояснила:

- С год назад смотрителю станции дилижансов привезли внука, сына их дочери, она умерла от инфлюэнции (гриппа). Вот, нашим мальчикам друг по играм. Нет, мальчики, мама обязательно выздоровеет, ее же доктор Энтони лечит. Томми, Тимми поздоровайтесь и идите, там Хосе вас уже ждёт. А дед где?

- Здравствуйте, мистер! А дед сейчас Ночку подоит, и мы все пойдем на рыбалку! Доктор сказал, что маму хорошо напоить рыбным бульоном.

И мальчишки, дробно топоча, умчались.

Все это время я смотрел во все глаза на детей. Не надо быть великим прозорливым или семи пядей во лбу, чтобы понять - это мои дети! Они же копия меня в детстве! А если им года четыре, то девушка, лежащая в постели Елена Грейстоун! Но почему она Елена Картер? Да какая разница? Главное, что я чуть не убил мать моих детей и не оставил их сиротами! Нет мне прощения, нет! Но он будет в ногах у нее валяться, просить прощения и сидеть тут, в фактории, сколько нужно. Лишь бы только Елена выздоровела! Все остальное потом.


***

ЕЛЕНА

Выходила из забытья медленно, урывками. Периодически слышала голоса мамы, доктора, ещё чей- то покаянный голос. Мальчишки, сопя, пытались залезть ко мне на кровать и пристроится с боков, их прогоняли, они уходили, воя на два голоса, Томми басовито, а Тимми дискантом. В одно из кратких пробуждений я слышала гневный голос отца, говорящий матери:

- Да за нашу девочку я бы сам этого сенатора удавил своими руками!

Наконец, я очнулась окончательно. Одну руку придавило основательно. Опять мальчишки залезли! Но нет, в открытое окно слышно, как ругает их дед, что не надели высокие сапоги, а они собираются за ранними ягодами в лес, сварить мне морс. Я скосила глаза. На моей руке, на краю кровати, спал какой-то мужик, мне была видна только черная макушка. В дверях показалась мама. Я просипела:

-Мама, кто это? Как мальчишки?

Мать заплакала:

- Доченька, девочка моя, очнулась! Все хорошо теперь будет! А дети с дедом в лес пошли, ягод набрать тебе на морс. Вот обрадуются! Это кто, мы и сами толком не знаем, притащился следом за тобой, назвал твою старую фамилию. Не знает, что мы давно сменили тебе фамилию. И выгнать никак не можем, так и сидит возле тебя почти трое суток, только сейчас уснул. Сказал, что он сенатор от штата Техас и ты его знаешь, его зовут Джеральд.

Прости, доченька, но видно, ты его точно знаешь, мальчишки один в один на него похожи. Ты не волнуйся, меньше мы тебя или мальчиков любить не станем, ты наша дочь, а они наши внуки, даже по документам.

Черт, мое прошлое догнало меня! Ладно, хоть родители спокойно отнеслись ко всему.

В горле драло от сухости, пить хотелось неимоверно. Попросила маму дать мне воды, но она налила из кувшина морс из лесных ягод. Я выпила, сколько смогла, а остальное мстительно вылила на ту самую макушку. Ишь, разлёгся тут! Он подскочил, ничего не понимая, я вытащила руку, демонстративно ее растирая, отлежал, гад!

- Лена, ты очнулась!

- Для вас я мисс Елена! И никак иначе! А Леной кобылу свою зовите!

- Какую кобылу? - спросонья он ничего понять не мог.

- На которой ездите! -отрезала я и с кряхтеньем, как столетняя бабка, повернулась набок, лицом к стене. Добавила: Если намерены арестовать, то или волоком, или вместе с кроватью. Иначе никак. Можете подождать, пока я сама стоять не смогу. Но не здесь, в этом доме вам не рады.

- Никуда не уйду! набычился этот сенатор, чтоб он сдох! Здесь ты, здесь мои дети! И никто тебя не арестует!

- Ах, дети! Что же четыре года они вас не волновали? Или я? Как мы жили?

- Я не знал! - слабо отбивался мужик. Дел в Сенате очень много

- А сейчас они закончились, и вы решили посмотреть на нас! Не надо врать! Орхидея вам зачем-то понадобилась?


Загрузка...