Глава 22 Ольгерд

Эола трясло, как в лихорадке. Глядя на то, как он выводит на листе бумаги очередное Пророчество, я вдруг задумался о том, насколько тяжело ему дается каждый сеанс предвидения. Абсолютно здорового человека в эти моменты ломало и корежило так, что мне становилось не по себе. Само творение, записанное в его любимом блокноте, выглядело соответственно — строчки налезали друг на друга, часть букв куда-то терялась, а между словами практически не было пробелов. На то, чтобы написать восемь строк, у него уходило секунд сорок пять. Прочесть его каракули первый раз получалось минуты за три-четыре, зато понять весь смысл стихотворения-предупреждения нам обычно удавалось только после того, как описываемое событие случалось. Но все равно в экстремальных ситуациях его стихов ждали, как манну небесную — худо-бедно, а скорректировать наши действия в соответствии с ним было вполне реально. Что было неплохим подспорьем в нашей насыщенной событиями жизни.

Вот и сейчас, дождавшись, пока Хранитель отодвинет от себя исписанный блокнот, я развернул его к себе, и, пробежав глазами строки, задумчиво посмотрел на Эола: как обычно, понятного было мало.

Кольцо замкнется… Вдовий плач

Вновь разнесет холодный ветер.

Земля содрогнется… Палач

Домой вернется на рассвете…

Таится смерть в его душе:

Он улыбается, играя,

Но через миг, скользнув в джуше,

Найдет себя… И потеряет…

Вдовий плач, безусловно, символизировал новую войну, которая уже началась — границу войска Чумы перешли еще вчера, и вот-вот должны были осадить два небольших городка, находящиеся у них на пути. Корабли с солдатами императора Мааса тоже не стояли на месте — часть уже начала высадку в двадцати километрах южнее Эразма.

Информация была совершенно точной. С данными, полученными со спутников Эола, двигающимися по геостационарной орбите, я мог знакомиться хоть каждые три минуты: Хранитель, расстроенный кадровыми перестановками у себя на Службе, практически все время проводил в Аниоре и делал для нас все, что прямо не противоречило должностным обязанностям. В новых условиях работы. А мог он сравнительно немного — информация о каждом его телодвижении, начиная с незапланированных полетов на флаере, и заканчивая каждым часом пребывания вне Логова, вызвала приступы бешенства у Бормода. Или Обормота, как его обзывал Глаз. Пара разговоров начальника с подчиненным проходила в моем присутствии, и у меня появилось стойкое желание познакомиться с этой скотиной лично. Увы, шансов на это было мало — в отличие от Маныша, Обормот побаивался пользоваться Порталами. Особенно после начала войны с хозяевами Андроидов. А уж надеяться на то, что он соизволит появиться на Элионе, мог, наверное, только законченный (или неисправимый) оптимист.

Эол оказался крепким орешком — на рожон он, конечно, не лез, но все, что считал нужным, делал. Придумывая более-менее правдоподобные объяснения. И лишь благодаря этому на изменения в ситуации на наших границах мы могли реагировать достаточно оперативно. Правда, с войсками Миниона не помогало даже это…

…Кем является Палач из Пророчества, я не понимал — если оно так обозвало меня, то сразу появлялись нестыковки: улыбок на моем лице не появлялось со дня похищения Самира, и, прежде, чем вернуться на рассвете, я должен был куда-то уйти. Или улететь. А чтобы себя найти, надо было где-то потерять. А потом потерять снова… Короче, непонятка на непонятке.

Если эти строки касались не меня, а Эрика или, скажем, Вовки — слова «он улыбается, играя» из всей нашей банды лучше всего относились к ним, — то строки Пророчества становились еще менее понятными. В общем, единственное, что было совершенно ясно — это факт, что война начнется, и избежать большой крови нам никак не удастся и что стихотворение напрямую касается тех, кто способен входить в джуше. То есть так называемого Ближнего Круга. И что все происходящее вокруг Аниора заранее предопределено…

— Самир! Самир вернулся!!! — вопли, раздавшиеся где-то внизу, мгновенно вымели из моего сознания мысли о прочитанных строках, и я, выронив блокнот, с места прыгнул через стенку, огораживающую крышу…

…Сына, двигающегося по направлению к парадным воротам дворцового комплекса со стороны Южных ворот, я почувствовал сразу же, как подбежал к зданию караулки. Поэтому, пробившись сквозь быстро собирающуюся, несмотря на ранний час, толпу обитателей дворцового комплекса, на предельной скорости понесся ему навстречу. Перепрыгивая через загораживающие дорогу повозки и оббегая замедлившихся до безобразия редких прохожих. А где-то сзади приблизительно в таком же режиме неслись Маша, Эрик и Угги…

— Папа!!! — голоса сына я не услышал. Двигался слишком быстро. Но движения губ спрыгивающего с коня ко мне в объятия Самира отметил. Краешком сознания. И, поймав его на лету, мгновенно вышел из джуше.

— Папа!!! — дикий вопль счастливого до безобразия ребенка, раздавшийся прямо над ухом, чуть не лишил меня барабанных перепонок. И, как ни странно, сил: у меня вдруг дико заколотилось сердце, а в ногах появилась непонятная слабость…

— Я так соскучился… — обхватив меня и руками, и ногами, Самир изо всех сил сжимал меня в объятиях и дрожал мелкой дрожью.

— Сынок… — возникшая за моей спиной Маша попыталась выхватить его у меня из рук и вдруг, покачнувшись, начала медленно оседать на землю.

— Мама!!! — дико перепугавшись, Самирчик схватил ее за руку и попробовал удержать на ногах. Я оказался быстрее — выпустив из рук сына, я подхватил жену и сразу же почувствовал, как нагревается закрепленный на ее пояснице автомед. А через мгновение к ней вернулся нормальный цвет лица:

— Сынок! Где ты был все это время? — не успев оклематься, как следует, Маша расцепила мои руки, и, упав на колени перед Самиром, прижала его к своей груди.

— Долгая история… — как-то не по-детски серьезно ответил он и зачем-то посмотрел на меня. — Придем домой — расскажу… Папа! Вот тот воин в сером плаще — бывший монах Ордена. Его зовут Юган Эйлор. Он меня спас и привел в Аниор. Я обещал, что у него будет шанс сделать карьеру. В Гвардии. К кому ему надо подойти?

Воин выглядел слегка смущенным. Стоя рядом с лошадью, он старательно смотрел себе под ноги, но, судя по всему, внимательно прислушивался к разговору.

— Меня зовут Ольгерд Коррин. — выпрямившись, и подойдя к нему практически вплотную, представился я. — В любое удобное для вас время, начиная с завтрашнего утра, вы можете подойти к первому попавшемуся караульному королевского дворца, и он проводит вас к господину Угги — в данный момент он замещает отсутствующего в столице Сему Ремезова. И вам будет предоставлена возможность пройти тест на право служить в Гвардии Аниора. А сегодня я прошу вас присутствовать на семейном ужине во дворце…

— Спасибо вам, Юган! — перебила меня Маша. — Я… я пока не знаю, как выразить вам свою благодарность, но чуть позже, когда у меня получится соображать нормально, я что-нибудь придумаю…

Монах учтиво поклонился нам обоим и, повернувшись к нам спиной, медленно побрел в сторону ближайшего поворота. Заставляя расступаться собирающуюся вокруг нас толпу.

…Ехать во дворец у Маши на руках Самир не захотел. На моих плечах — тоже: выскользнув из объятий матери, он поправил ужасающего вида меч, сдвинувшийся с удобного ему места, и, окинув взглядом возбужденно гомонящих зевак, вполголоса пробормотал:

— Я уже взрослый и должен идти сам… Дома поговорим, ладно?

— Какой же ты еще ре… — начала, было, Маша, но, наткнувшись на мой предостерегающий взгляд, замолчала.

— Ты прав, сын… — сказал я. — И вернулся ты очень вовремя…

— Да, про войну я уже слышал. Расскажешь потом…


…Уединиться с сыном нам не удалось и во дворце — каждый его житель, от кухарки и до конюха, пытался выразить радость по поводу его возвращения, и требовал подробного пересказа его приключений. Стараясь никого не обижать, Самир раз пятнадцать пытался начать рассказывать обо всем, что с ним происходило, но дослушать до конца лично мне не удалось ни разу — постоянно появлялся кто-то новенький и требовал начать сначала. В общем, сообразив, что так дело не пойдет, я взял власть в свои руки и разогнал всех, кого было можно. Потом вспомнил о том, что сын, скорее всего, еще не завтракал, и дал команду накрывать на стол.

В столовой оказалось не менее многолюдно, чем во дворе — все те, кто имел хоть какое-то отношение к Ближнему Кругу, включая Шарля и Кириллова, оказались уже на ногах, и, естественно, решили составить компанию за завтраком. Поэтому процесс приема пищи затянулся почти до обеда. А Самир, первое время еще пытавшийся что-то съесть, к полудню умирал и от голода, и от усталости. Что мало интересовало собравшихся: обсуждение тайных планов короля Угенмара, расположение так и не найденного нами схрона Ночного Братства, в котором Юган наткнулся на похитителей Самира и опасности, которым оба путешественника подвергались за время их долгого путешествия до Аниора, беспокоили их гораздо сильнее. Поэтому в какой-то момент я, одурев от бесконечных ахов и охов, просто встал и увел сына в свои покои.

Спальня выглядела непривычно — несмотря на ежедневную уборку, за время моего отсутствия помещения приобрели какой-то нежилой вид: в комнате пахло пылью и какой-то затхлостью, а наше с Машей ложе выглядело так, как будто его не расстилали месяца полтора. Удивленно посмотрев по сторонам, я не нашел ни одного следа пребывания тут своей благоверной, и, почесав затылок, попытался сообразить, где она должна была ночевать. Увы, ничего умного в голову не пришло, и я почувствовал, что начинаю ревновать. Расспрашивать слуг об этом было бы глупо; ребята бы подняли меня на смех, а червячок сомнения, ранее никогда меня не посещавший, вдруг неприятно уколол в сердце. Стараясь не показывать виду, я краем глаза посмотрел на суетящуюся около сына жену и вдруг сообразил, что злюсь…

— Папка! Ну, что ты там встал? — с разбегу запрыгнув на нашу кровать, завопил Самирчик. — Давай, ложись на свое место!!!

— Куда в уличных шмотках?! А ну-ка, марш мыться и переодеваться!!! — автоматически вырвалось у Маши.

Сын тут же спрыгнул на пол, тяжело вздохнул и медленно поплелся в свою комнату за чистыми вещами: спорить с мамой, когда она говорила в таком тоне, было бесполезно.

— Что встал? Ложись уже… — стараясь не смотреть мне в глаза, пробормотала Маша, и первая уселась на свою сторону кровати.

Высказывать свои сомнения в присутствии стоящей в дверях Беаты и ребенка я не стал, и, пристроив в изголовье свои мечи, улегся на покрывало.

Однако расслабиться мне не удалось: услышав вопль Самира, донесшийся из детской, я мгновенно оказался на ногах, и, пролетев три метра до двери, чуть не впоролся в оказавшуюся там раньше меня жену.

— Папа! — Самир, стоящий в центре комнаты в одних трусах, держал в руках подарок, который мы собирались дарить ему ко дню рождения, и не смогли из-за похищения — пару новых клинков, сделанных Эолом почти по технологии Черных, и сиял, как новогодняя елка. — Это ведь мне, правда?

— На прошедший день рождения… — мертвенно-бледная от пережитого испуга супруга уронила на пол свой меч и сползла по стене на пол. А я, заметив ее одежду на диванчике, придвинутом к кровати Самира, почувствовал себя последней скотиной: все это время она спала здесь, в детской, среди фотографий и вещей сына, и не помышляла ни о какой измене…

— Марш мыться! — рявкнул я на растерянного сына, дождался, пока он скроется за дверью ванной комнаты, и, присев рядом с Машей, зарылся носом в ее волосы:

— Прости меня, Машка, ладно? Я тупое бесчувственное полено…

Всхлипывающая, как ребенок, жена обхватила мою шею руками и разрыдалась. Прижимая к себе ее вздрагивающее тело, я кусал губы и вместе с ней умирал от горя: в этот момент я почувствовал, как мне было тяжело все эти месяцы, прожитые по отдельности.

— Я тебя люблю, милая… — шепнул я ей на ухо. — Самир вернулся, и теперь все будет хорошо…

Загрузка...