Джинн в вавилонском подземелье

Глава 7 Королевский венгерский экспресс

— Вы-то мне верите? — в слезах воскликнула Филиппа. Она сидела в гостиной, возле самого камина, близко-близко к огню, разве что не влезла в камин целиком. С ней были Джон, мама, дядя Нимрод и господин Ракшас, который, будучи в гостях, одновременно оставался и у себя дома — в лампе, лежавшей в кармане Нимрода.

— Конечно верим, — сказал Джон и повторил идею Нимрода о том, что Филиппа не имеет обыкновения обзывать старушек.

— Тогда почему вы за меня не заступились? — спросила сестра.

— Это не помогло бы делу, — ответил Нимрод. — Тот, кто подставил тебя, Филиппа, продумал все досконально. Для начала он изготовил хрустальную коробку для джиннчёта, точную копию той, что используют на турнирах. Настоящие коробки делают, конечно, не из хрусталя, а из флюорит материала, обладающего термолюминесцентными свойствами. Когда на него воздействует джинн, сила, флюорит нагревается, начинает светиться и меняет цвет. А та коробка, с которой играли вы была сделана из лешательерита — дешевого некристаллического минерала, который с виду и на ощупь напоминает флюорит, но ни светиться, ни нагреваться не может вовсе. Кроме того, кто бы ни был этот злоумышленник, он прекрасно знал, что должен продержаться в твоем теле ровно до того момента, пока Синяя джинн не вынесет свой приговор, поскольку после этого никто уже не осмелится с нею спорить.

— Тут опять что-то не так, — возразил Джон. — Если Айша действительно использовала власть Иштар, чтобы заставить Филиппу сказать правду, то джинн, завладевший в это время Филиппом, тоже был обязан подчиниться этой власти.

— Ты прав, Джон, — согласился Нимрод. — Поэтому я и утверждаю, что тот, кто это сделал, весьма умен и все отлично продумал. Джинн, который сидел внутри Филиппы — кто бы он ни был, — говорил сущую правду, когда «признавался», что подменил коробки и использовал джинн-силу, чтобы перевернуть астрагалы. А в результате все решили, что это признание сделала Филиппа. Чисто сработано. Весьма квалифицированно.

— Вот что случается, когда связываешься с джинн, — сказала миссис Гонт. — Среди них есть сущие дьяволы. Мерзкие, отвратительные существа. Потому-то я и приняла когда-то решение не иметь с ними и с их идиотскими выдумками ничего общего. Может, вы хоть теперь поймете, почему я старалась держать вас подальше от всяких джинн. Я так хотела уберечь вас обоих. В частности — от эпизодов, подобных сегодняшнему.

— Лейла! — мягко остановил сестру Нимрод. — Если бы все джинн последовали твоему примеру, где был бы теперь мир? Хотим мы этого или не хотим, но мы, джинн, — хранители удачи во вселенной. И обязаны поддерживать гомеостаз.

Гомеостазом джинн называют шаткое равновесие между добром и злом, между удачей и неудачей. Количество удач и неудач в мире измеряется особым прибором, фортунометром. Самый большой и точный фортунометр находится в Берлине, при дворе Синей джинн Вавилона.

— Мы обязаны уберечь мир от несчастий, которые посылают людям злые джинн, и уравновесить эти несчастья истинной удачей. Это по силам нашему клану и другим добрым джинн-кланам, — добавил Нимрод.

Снова вспомнив, как обидела ее Айша, о которой она была столь высокого мнения, Филиппа опять заплакала, на что ее мать сердито вздохнула.

— Это было так унизительно, мама, — сказал Филиппа. — И там было столько народа!

— Я знаю, дорогая. Но Нимрод прав. Мы действительно ничего не можем поделать. Айша приняла решение, а она не из тех, что меняют решения по десять раз на дню. Она принимает их раз и навсегда.

— Я не говорил, что мы ничего не можем сделать, — возразил Нимрод. — Я сказал лишь, что Дубовый зал — это не то место, а чемпионат — не то время, когда пристало препираться с Синей джинн. Но я уверен, что убедить Айшу отменить дисквалификацию Филиппы и таким образом восстановить ее репутацию в джинн-обществе вполне можно. Не исключено, что Айша сама захочет это сделать — для сохранения собственной репутации.

— Ты о чем, Нимрод? — спросила миссис Гонт.

— Например, о том, что кто-то украл «Гримуар Соломона».

— Но это невозможно! — потрясенно воскликнула миссис Гонт. — Каким образом?

— Я рад, что ты понимаешь всю серьезность ситуации, Лейла, — сказал Нимрод. — Представляешь, что случится, если книга когда-нибудь попадет в руки джинн из кланов Ифрит, Гуль или Шайтан?

— Нимрод, если я предпочитаю не влезать в дела джинн, это еще не значит, что я последняя идиотка. «Гримуар», попавший в дурные руки, принесет множество бед и несчастий. Ни один джинн, не важно — хороший или плохой, не сможет чувствовать себя в безопасности.

— Даже если он или она не желает влезать в дела джинн, — вставил Нимрод.

— Намек понят, — сказала миссис Гонт.

— Нимрод, я помню, ты рассказывал нам с Джоном о книге-копилке царя Соломона, — сказала Филиппа. — Это она пропала?

— Увы, речь не о ней, — сказал Нимрод. — Пропала намного более важная книга, в которой описаны различные заклинания, позволяющие обрести безграничную власть над всеми джинн. Любой из нас может навсегда оказаться в услужении у обладателя этой книги. Это означает бесконечное рабство. Не говоря уже о полнейшей утрате гомеостаза. Мир, который мы знаем, будет разрушен. Воцарятся хаос и анархия.

— Но как же это случилось? — спросила миссис Гонт. — Ведь предполагается, что Айша хранит «Гримуар Соломона» в условиях абсолютной безопасности и недосягаемости для других джинн. В специальном небьющемся сейфе, разработанном каким-то известным немецким ученым. Я помню, как она сама об этом рассказывала… Но почему Айша никому не сообщила о пропаже? Как она может тратить время на какой-то дурацкий чемпионат по джиннчёту, если произошла такая беда?

— Она пока о пропаже не знает, — объяснил Нимрод. — Так меня, по крайней мере, уверили.

— Кто?

— Изаак Балай-ага.

— Никогда о таком не слышала, — удивилась миссис Гонт.

— Он — джинн-хранитель во дворце Топкапи в Стамбуле, — ответил Джон матери. — Да, теперь я понимаю, почему он так рвался говорить с Ним родом. И вправду — вопрос жизни и смерти.

— На самом деле даже важнее, — откликнулся Нимрод.

— Но откуда он знает, что «Гримуар» украден? — спросил Джон. — Он же работает в Стамбуле, а не в Берлине.

— Изаак Балай-ага и есть тот джинн, который украл книгу, — сказал Нимрод. — Айша взяла книгу из электронного сейфа Гейзенберга, чтобы научить Изаака заклинанию, с помощью которого кинжал Топкапи традиционно оберегают от любого джинн, который захочет завладеть им или алмазными ножнами. По словам Изаака, Айша взяла книгу из сейфа, а затем просто забыла положить ее обратно.

— Тогда этот Изаак — просто идиот! — сказала миссис Гонт. — Что, спрашивается, на него нашло? Почему он вздумал украсть книгу?

— Искушение оказалось для него слишком велико, — сказал Нимрод. — Конечно, теперь он сожалеет об этом. Он взял книгу без злого умысла, но теперь не может вернуть ее на место, потому что не может открыть сейф. Никто не может открыть сейф, кроме Айши. И он боится, что, если признается в содеянном, Айша поступит с ним так же сурово, как она поступила с Иблисом. Поэтому он просит меня ходатайствовать за него перед Айшой.

— Она и вправду слишком стара, — сказала миссис Гонт. — Смешно, что не существует закона, по которому Синяя джинн должна была бы вовремя уйти на покой. Чем скорее она назначит преемницу, тем лучше. Даже если преемницей окажется Мими де Гуль. Айша уже объявила имя?

Нимрод покачал головой:

— К счастью, пока нет.

— Но как вся эта история может помочь Филиппе? — спросил Джон.

— Да, объясни-ка, Нимрод, а то я что-то не улавливаю связи, — призналась миссис Гонт.

— Попробую. Во-первых, — начал Нимрод, — Айше совсем не на руку, если джинн-общество узнает о краже «Гримуара». Разумеется, сам я не собираюсь рассказывать об этом никому, кроме вас троих и самой Айши. Но есть и более важный момент. Изаак не доверяет мне настолько, чтобы передать «Гримуар» в мои руки. Он сказал, что готов вручить книгу только Джону и Филиппе. Очевидно, рассчитывает, что вы не закатаете его в лампу или бутылку. Возможно, надеется, что у вас пока недостаточно джинн-силы.

— Где и когда он предлагает передать книгу? — спросила миссис Гонт.

— В поезде между Стамбулом и Берлином, — сказал Нимрод. — Через два дня.

— Это может оказаться ловушкой, — сказала миссис Гонт. — И ты это понимаешь не хуже меня. В это время года в поездах холодно. У близнец действительно не будет никакой джинн-силы, и они окажутся совершенно беззащитны. Полагаю, этот ваш Изаак Балай-ага об этом прекрасно осведомлен.

— Ты права, — сказал Нимрод. — И я уже при думал способ защитить близнецов.

— Дискримен? — спросила Лейла.

Нимрод кивнул.

— Что такое дискримен? — спросила Филиппа.

— Желание на особый случай, — сказал Джон. — Я читал о нем в ККБЗ.

Джону ужасно хотелось попасть в Берлин и в Стамбул, и он решил подождать, пока Нимрод изложит свой план, а уж потом рассказать о дискримене, который дал ему мистер Водьяной. Но потом Джон отвлекся и просто забыл рассказать о дискримене. Так вот и получилось, что о нем ни кто не узнал.

— Лейла, мы просто не можем упустить такой шанс, — сказал Нимрод. — «Гримуар Соломона» надо вернуть в Берлин во что бы то ни стало.

— И что тогда? — спросила миссис Гонт.

— За участие в операции по вызволению книги Филиппа удостоится бесконечной благодарности Айши. — Нимрод посмотрел на близнецов. — Если, конечно, вы оба готовы мне помогать. Хорошо зная вашу отвагу, я, естественно, предполагаю, что вы не откажетесь.

— Конечно не откажемся! — воскликнул Джон. — Правда, Фил?

Филиппа уверенно кивнула.

— Правда, — сказала она. — Тут и спрашивать незачем.

— Я всегда хотел попасть в Стамбул, — добавил Джон. — И в Берлин.

— Помни, Джон, это не турпоездка, — предупредил Нимрод. — Нас могут подстерегать опасности. Слышали, что сказала ваша мама? Возможно, это западня.

— Если это западня, — размышляла тем временем миссис Гонт, — я пока не понимаю, в чем ее суть. Если бы ифритцы уже завладели «Гримуаром», они, конечно, не преминули бы использовать его против нас. И лучшее место для этого — чемпионат по джиннчёту. Ведь там собирается так много джинн. — Она глубокомысленно сдвинула брови. — Пока не чувствую, чтобы Ифрит, Шайтан или Гуль были здесь действительно замешаны.

— Я правильно понимаю, что ты согласна отпустить детей в Стамбул? — спросил Нимрод.

— Я должна спросить их отца. — Лейла поймала на себе насмешливый взгляд Нимрода и пожала плечами. — Будь ты женат, Нимрод, ты бы знал, что брак — это прежде всего товарищество. Важные решения должны приниматься сообща.

— Несчастливых браков нет, — подал голос сидевший в лампе господин Ракшас. — Ссоры возникают только во время совместных завтраков.

— Если муж согласится, — громко, специально для господина Ракшаса сказала Лейла, — близнецы, поедут.

Но мистер Гонт не согласился. Во всяком случае поначалу. Пришлось уговаривать его целый вечер. Впрочем, он был человеком проницательным и понимал, что миссис Гонт не стала бы так настаивать на поездке близнецов в Стамбул вместе с дядей, если бы не считала их миссию жизненно важной.

— Это действительно столь необходимо? — спросил он наконец.

— Да, — сказала миссис Гонт. — Боюсь, что да.

— И опасно?

— Не исключено, — честно призналась Лейла. — Но в этом случае надо идти на риск.

— Если они не раздобудут эту книгу — как там ее? «Гримасы Соломона»? — наша семья может пострадать?

— Да, Эдвард, — сказала миссис Гонт. — И не только наша. Могут пострадать очень многие, и джинн и люди.

В отличие от своей статной красавицы жены, мистер Гонт не обладал выдающейся внешностью. Невысокий, с длинными седыми волосами, в дымчатых очках, он был похож на гениального ученого или университетского профессора. И он никогда не принимал важных решении, не продумав всех возможных последствий. Их-то он теперь и принялся обсуждать с Нимродом и Лейлой, что заняло еще больше времени, чем сами уговоры. Наконец, он согласился отпустить детей с дядей в Турцию.

— С одним условием, — объявил он. — Состоит оно в следующем. Вас будут сопровождать Алан и Нил. Эти собаки — лучше любых телохранителей.

— Я и сам хотел это предложить, — оживился Нимрод.

— Слушай, Нимрод, а как вы доберетесь до Стамбула? — спросил мистер Гонт. — Я не хочу, чтобы дети летели на какой-нибудь развалюхе.

— Можешь на меня положиться, — заверил Нимрод. — Даю слово, что мы выберем самый безопасный транспорт.

— Да? И какая авиакомпания?

— Это будет частный чартерный рейс, — ответил Нимрод. — Полностью за мой счет.

Мистер Гонт одобрительно кивнул.

— Хорошая идея, — сказал он. — И с собаками будет попроще, без лишней волокиты.

— Верно, — согласился Нимрод. — Во всем есть свои плюсы.

Эдвард Гонт, естественно, полагал, что, говоря о частном рейсе, Нимрод имеет в виду самолет: «Гольфстрим IV», «Фалькон» или, по крайней мере, «Лирджет». И вряд ли он воспринял бы идею чартера с таким энтузиазмом, если бы Нимрод откровенно признался, что восемь тысяч километров отделяющих Нью-Йорк от Стамбула, он собирается пролететь с двумя детьми, двумя собаками и лампой, содержащей господина Ракшаса, внутри, собственноручно созданного им смерча.

— Лететь регулярным рейсом просто нет времени, — сказал Нимрод близнецам, когда на следующий день, на рассвете, они готовились стартовать с крыши знаменитого Музея Гуггенхайма. — Кстати, по дороге мы должны подхватить Джалобина. Он уже наверняка вернулся в Лондон из своего манчестерского отпуска. Правда, бедняга терпеть не может летать на смерче. Но тут уж я ничем не могу ему помочь.

Джалобин — однорукий дворецкий и шофер Нимрода — был всем всегда недоволен и постоянно жаловался, что, впрочем, не мешало ему быть довольно изобретательным и храбрым человеком. Кроме того, он очень любил Джона и Филиппу.

Алан и Нил опасливо выглянули за край крыши и заскулили протяжно и тоненько, потому что смерч, которому предстояло перенести их через Атлантику, уже полз вверх по спиралевидному фасаду музея — одного из шедевров архитектора Фрэнка Ллойда Райта. Было ясно, что псы совершенно солидарны с Джалобином в неприязни к таким нетрадиционным воздушным путешествиям. Филиппа поняла, что сама она тоже не слишком рада предстоящему приключению и предпочла бы летательный аппарат, который можно хотя бы увидеть.

— Почему мы вылетаем с Гуггенхайма? — спросила она Нимрода.

— Чтобы сделать по-настоящему большой смерч, лучше здания не придумаешь, — ответил Нимрод. — Я всегда вылетаю отсюда, если оказываюсь в Нью-Йорке. Перевернутая спиральная форма самого здания помогает быстренько закрутить доброкачественный смерч. Кроме того, Музей Гуггенхайма сам по себе — культурное явление, и благодаря ему наше путешествие будет более запоминающимся. Ты не согласна?

— Согласна. — Филиппа нервно сглотнула. — А мы там точно не замерзнем?

— Мы используем исключительно теплый воздух, — сказал Нимрод, осторожно опуская лампу с господином Ракшасом в просторный карман своего пальто. — Неужели вас в школе не учат физике? Вверх поднимается только теплый воздух.

— Расслабься, Фил, — посоветовал сестре Джон, ощущавший себя ветераном путешествий на смерчах. — Тебе понравится.

— Допустим, — с сомнением пробормотала девочка.

Едва появившись над краем крыши, смерч тут же окутал их струями мягкого теплого воздуха, и через несколько секунд Филиппа поняла, что они, вместе с багажом, уже покинули вершину Музея Гуггенхайма. Алан и Нил растерянно тявкали, поскольку крыша в буквальном смысле слова ушла них из-под ног. Наконец они не выдержали и улеглись, закрыв глаза огромными передними лапами.

— Ну, что стоите? — спросил Нимрод у близнецов. — Если вы не видите, на что можно сесть это еще не значит, что надо всю дорогу стоять.

Джон усмехнулся и плюхнулся в подобие огромного невидимого кресла. Заметив, что брат скинул обувь и задрал ноги, Филиппа сделала то же самое. Она оказалась в преудобнейшем кучевом облачке, которое поддерживало ее, какую бы позу она ни вздумала принять. Девочка с облегчением вздохнула. Никогда прежде ей не сиделось так удобно.

Поднявшись над Пятой авеню, Джон понял, что этот смерч несколько отличается от того, который создал мистер Водьяной, отправляя его домой из «Дакоты». Во-первых, он был много больше и мощнее, во-вторых, путешественники оказались не на вершине, а внутри самого смерча.

Словно на воздушном шаре, наполненном горячим воздухом, проплыли они над Манхэттеном и устремились на юго-восток — над Ист-Ривер, Бруклином, проливом Рокэвэй и Парком Джекоба Рииса… Теперь под ними простирался Атлантический океан. Здесь смерч начал набирать высоту и скорость. Нимрод объявил, что сейчас они двигаются со скоростью примерно тысяча двести километров в час и вот-вот поднимутся на высоту в полтора километра, где их ждет реактивный поток который позволит им нестись на восток со скоростью тысяча триста километров в час.

— Это означает, что всего через четыре с небольшим часа мы окажемся в Лондоне, — сказал Нимрод. — А спустя еще несколько часов — в Стамбуле.

— Четыре часа? — простонал Джон. Они как раз влетели в облако, распугав стаю чаек, собравшихся поразмять поутру крылышки. — Что тут, спрашивается, делать целых четыре часа?

Алан устало вздохнул и перевалился на другой бок, точно всецело разделял недовольство Джона.

— В тебе нет ни капли поэтичности, мальчик, — заявил Нимрод. — Уильям Вордсворт отдал бы правую руку, чтобы оказаться на твоем месте.

— Какой еще Уильям? — спросил Джон.

Нимрод печально покачал головой. Он вынул из кармана пальто медную лампу с господином Ракшасом и прокричал:

— Вы только послушайте! Этот мальчик впервые пересекает Атлантику на смерче и спрашивает, как ему скоротать четыре часа.

— Слышу-слышу, — отозвался господин Ракшас из своей теплой и надежной темницы. — Похоже, в школах теперь вовсе не преподают ничего толкового. Помни, Джон, чернила ученых — материал более стойкий, чем кровь мучеников.

— Воистину, — сказал Нимрод. — Запали мою лампу, Джон, все-таки летать на смерче куда лучше, чем страдать от клаустрофобии на борту реактивного самолета. — Он шумно, со смаком вдохнул. — Один воздух чего стоит. Словно стоишь на вершине Швейцарских Альп.

— Вы меня не так поняли, — возмутился Джон. — Я тут тоже кайф ловлю. Только я привык, что в полете показывают кино и кормят. Даже два раза за рейс.

— И еще чтобы был мини-бар с водой и шоколадками, — добавила Филиппа. — Как в бизнес-классе. — Она на мгновение задумалась. — И хорошо бы свежие журналы.

— Не сердитесь на них, Нимрод, — захихикал господин Ракшас. — Право же, собака, которая не чешется, — плохая собака.

Но Нимрод смотрел на племянников с явным разочарованием. Наконец он обвел рукой полупрозрачное нутро смерча.

— Что ж, не стесняйтесь. Создайте здесь все, что вам нужно для комфортного путешествия, — сухо сказал он.

Джон кивнул:

— Мы бы с радостью. Только, боюсь, тут слишком холодно, и мы не сможем воспользоваться джинн-силой.

— Понятно, — сказал Нимрод, закуривая сигару. — Предполагаю, вы надеетесь, что я все сделаю за вас. — Он вздохнул. — Отлично. Только я терпеть не могу эти самолетные экраны величиной с пачку кукурузных хлопьев. Если уж смотреть кино, то на нормальном большом экране.

Нимрод выпустил кольцо дыма, которое вмиг разгладилось, растянулось по внутренней поверхности смерча, и вот уже перед ними — серебристый киноэкран, пятнадцать метров высотой и двадцать с лишним метров длиной. Алан и Нил оживились. Давненько они не смотрели кино на большом экране.

— Потрясающе, — прошептал Джон.

— Не спорю, — сказал Нимрод. — Более того. Потрясающий экран требует потрясающего кино. Не идиотских мыльных опер, не видеоклипов и не мультиков. Мы будем смотреть то, что пристало смотреть нам, джинн. Ленту о песках пустынь. По-настоящему сильную и вдохновляющую. По-настоящему британскую. Всем этим критериям соответствует только один фильм. Величайший фильм всех времен и народов. «Лоуренс Аравийский». Изумительное кино. В последние годы я ничего, кроме него, и смотреть-то не могу.

И в течение следующих трех часов все они сидели в своих уютных креслах и смотрели «Лоуренса Аравийского». Который, кстати, как справедливо заметил Нимрод, действительно величайший фильм мирового кинематографа.

Достигнув Лондона сразу после обеда, смерч пронес путешественников вверх по Темзе, затем над Кенсингтонским садом и, наконец, опустил их на землю в палисаднике за домом Нимрода. В Лондоне и без того стояла холодная, ветреная погода, и никто не обратил внимания на шквалистый ветер, который бушевал за домом номер семь по Стенхоуп-Террас, пока дородный мужчина в длиннополом пальто и черной шляпе-котелке включал сигнализацию, запирал заднюю дверь, а потом быстро шел по садовой дорожке с большим кожаным баулом в единственной руке. На мгновение он замер, поскольку ветер бесновался прямо перед его вечно недовольным лицом. Как же не хотелось ему снова лететь на смерче! Сняв на всякий случай шляпу, чтобы не унесло, он старался собраться с духом, а маленький, словно игрушечный смерчик закручивал остатки волос на его почти лысой голове.

— Эй, сэр! — закричал Джалобин. — Я давно не путешествовал с вами на этом, с позволения сказать, средстве передвижения. Как войти-то? Или вскарабкаться?

Когда Джалобин был особенно сердит, он всегда называл Нимрода «сэр».

— Простите, Джалобин, одну минуту, — отозвался Нимрод и приподнял полог смерча над землей прямо перед дворецким.

Оказавшись внутри, Джалобин оглядел интерьер крутящегося конуса. По обыкновению, неодобрительно.

— Ураган — неестественный способ путешествовать. Особенно для мужчины моей комплекции.

— Это — не ураган, — сказал Нимрод. — Это — смерч. Совсем не одно и то же. И ваш выдающийся живот от этого нисколько не пострадает. Да вы это и без меня прекрасно знаете.

— Придется поверить вам на слово, сэр, — ответил Джалобин.

— Как приятно видеть вас снова, мистер Джалобин, — сказала Филиппа, вдруг поняв, что все эти месяцы ей очень не хватало бесконечных жалоб Джалобина.

— Вот и я говорю, что скучал без вас, без вас обоих. Ужасно скучал, это — факт. И мне тоже приятна наша встреча, хотя она происходит в столь малокомфортной обстановке. Меня крутит, как охапку опавших листьев.

— На самом деле, — начал Джон, — наш перелет через Атлантику оказался куда удобнее, чем на обычном самолете. Ни тебе турбулентности, ни шума двигателей. Даже уши не закладывает.

Алан и Нил залаяли в знак согласия.

— Что ж, можешь называть меня старомодным, сынок, но я предпочитаю путешествовать, когда под ногами у меня пол, а над головой — потолок. Не говоря уж о наличии туалета с дверью и дезодорантом. Запах дезодоранта меня так успокаивает…

— Как прошел ваш отпуск? — спросил Джон. — Вы ведь были в Манчестере?

— Ужасно, — ответил Джалобин, но тут же сменил тему, почтительно поклонившись Нимроду. — Сэр, если мне дозволено поинтересоваться, в какие веси мы держим путь на этот раз?

— В Стамбул, — сказал Нимрод. — А оттуда Берлин.

— Ненавижу Стамбул, — поморщился Джалобин. — Это факт, я ненавижу Стамбул. Видите ли там полным-полно иностранцев.

— А как насчет Берлина, мистер Джалобин? — фыркнул Джон. Джалобин нисколько, ну нисколько не переменился.

— Там полным-полно краснощеких немцев. — Джалобин сморщился еще больше и, откинувшись в невидимом кресле, обреченно закрыл глаза.

Когда они достигли Черного моря, солнце как раз садилось, поэтому море и впрямь выглядело черным. Сотворенный Нимродом смерч нес их на юг, вдоль пролива Босфор, и наконец взорам путешественников открылась бухта Золотой Рог и ни с чем не сравнимые силуэты стамбульских мечетей, минаретов, куполов и телеантенн. Филиппа почувствовала, как сердце запрыгало у нее в груди: впервые увидев этот древний город, она сразу поняла, что когда-то он был Нью-Йорком средневекового мира. Нимрод направил смерч над запруженным автомобилями Галатским мостом, а потом резко свернул влево — вдоль южного берега Золотого Рога. Наконец, когда почти совсем стемнело, — что было на руку джинн, поскольку суеверные турки могли неверно расценить их замечательный способ передвижения, — они приземлились в пустынных садах знаменитого дворца Топкапи. В Стамбуле шел дождь и было не просто прохладно, а по-зимнему зябко — к немалому удивлению близнецов. Джон даже порадовался, что прилетел из Нью-Йорка в пальто с меховой подкладкой.

— Здесь служит Изаак Балай-ага. — Нимрод указал на дворец. — Примерно в полумиле находится железнодорожный вокзал Сиркечи, откуда в прежние времена уходил Восточный экспресс. Он шел через Вену в Париж. В наши дни по этому маршруту ходит Королевский венгерский экспресс, на котором поедете и вы, — ощущения почти такие же. Так или иначе, дальше вам придется двигаться самим. Изаак поставил очень жесткие условия. Ни мне, ни господину Ракшасу не разрешено даже приблизиться к вокзалу. Вас проводят туда Алан и Нил. Я уже рассказал им, как идти.

Алан подтверждающе залаял, а затем принялся тщательно обнюхивать землю, чтобы наверняка найти путь назад. Он совершенно не жаждал остаться в Стамбуле навсегда.

— Итак, — сказал Нимрод, — вам предстоит самостоятельно добираться в Берлин. — Он вручил Филиппе конверт. — Вот ваши билеты. Поезд отходит ровно через час. Запомните, до Берлина он делает всего четыре остановки: в Болгарии, Трансильвании, Будапеште и Праге. Изаак сядет в поезд на одной из этих остановок, но не раньше, чем удостоверится, что я нахожусь в Берлине и вы путешествуете одни. Если все будет в порядке, он встретится с вами прямо в экспрессе и передаст «Гримуар». Я буду ждать вас на берлинском вокзале «Зоо». Вопросы есть?

— Ты сказал, поезд идет через Трансильванию? — уточнила Филиппа.

— Да. И останавливается в городке Сигишоара Приятное средневековое местечко на вершине холма. Очень живописное, — сказал Нимрод.

— Приятное? — фыркнул Джалобин. — Ну и разумеется, живописное, если вы имеете в виду старый фильм ужасов про графа Дракулу. Он как раз родом из Сигишоары.

— Дракула? — Джон нервно сглотнул.

— Он самый. Ну, ты знаешь. Вампир. — Джалобин захихикал. — Вот вам мой совет: будете проезжать Сигишоару, держите окно в купе закрытым. И не дай вам бог порезаться! Они запах крови за милю учуют, понимаете?

Нимрод бросил на дворецкого укоризненный взгляд, а затем ободряюще улыбнулся Джону.

— Волноваться совершенно незачем, — уверенно сказал он. — Настоящий граф Дракула умер много столетий назад.

— Не факт, — заметил Джалобин. — Во всяком случае, с этим не все согласятся.

— Кроме того, — продолжал Нимрод, — вы поедете в шикарном купе первого класса, оно будет полностью в вашем распоряжении. В поезде имеется превосходный вагон-ресторан, можете есть сколько влезет. Это включено в стоимость ваших билетов.

— Только старайтесь потреблять побольше чеснока, с любой пищей, — пробормотал Джалобин. — Они, вампиры эти, терпеть не могут чеснок. Я, кстати, тоже не поклонник.

— К тому же Филиппа знает, что следует делать в чрезвычайной ситуации, верно, девочка? — Нимрод улыбнулся и ободряюще кивнул племяннице.

— Я? — Филиппа растерялась, но потом вспомнила, что Нимрод действительно снабдил ее на время путешествия особым желанием — «на крайний случай». — Да-да, конечно, я знаю, что делать.

Нимрод поглядел на часы.

— Вот и отлично, — сказал он, потирая руки. — Пора в путь. Вы же не хотите опоздать на поезд. — Он нежно обнял племянников. — Удачи вам. И будьте осторожны.

— Пусть холодным вечером для вас найдутся теплые слова! — донесся голос господина Ракшаса из кармана пальто. — Go n-еirian bothar leat.

По-ирландски это означало «счастливого пути».

— Не делайте ничего, слышите, ничего такого, чего бы я не сделал на вашем месте, — добавил Джалобин.

Нимрод скептически взглянул на дворецкого.

— Ну уж нет. Это пожелание совершенно лишнее, — сказал он. — Будь ваша воля, Джалобин, вы бы вообще ничего не делали и никуда бы не двигались. Так не годится. Джон и Филиппа должны быть находчивы и бесстрашны.

Однорукий дворецкий пожал плечами:

— Я всегда говорю: лучше поберечься, чем потом пожалеть.

Алан громко залаял и положил лапу Джону на руку. Рядом с часами.

— Пес прав, — заметил Джалобин. — Вам и в самом деле пора.

В воротах Садов Топкапи близнецы остановились и помахали Нимроду и Джалобину — На прощанье. А потом последовали вместе с собаками на запад, к вокзалу Сиркечи. Собаки шли по бокам подобно мотоциклетному эскорту, и бдительно зыркали вокруг, готовые дать отпор практически любой исходящей от мундусян опасности.

Стамбул был очень странным, но интересным городом, и близнецы сожалели, что до поезда осталось так мало времени и они не успеют как следует рассмотреть местные достопримечательности. А еще здесь было куда холоднее, чем они рассчитывали. Джон и Филиппа притихли и задумались, поскольку понимали, что поезд поедет на север, в Германию, и вряд ли на этом маршруте станет значительно теплее и они смогут воспользоваться джинн-силой.

Жители Стамбула, встретившиеся им на пути к вокзалу, смотрели на близнецов и их могучих собак дружелюбно, с любопытством, но и с некоторой опаской. Многие турки верят в существование джинн, и некоторые даже распознали, что их город посетили не простые дети, но они не посмели заговорить с ними из страха перед ротвейлерами. На вокзале какой-то торговец, бродивший в толпе меж билетных касс, предложил им купить симит, что-то вроде круглого кренделя с солью. Но Нил предостерегающе зарычал, и торговец тут же скрылся в толпе.

Вокзал был красивый, с огромными витражами. Возле нарядной, выложенной красным кирпичом платформы уже стоял обитый деревом, до блеска отполированный поезд — Королевский венгерский экспресс. Большой красный локомотив урчал, точно небольшая электростанция, а прилично одетые пассажиры, в основном русские и немцы, рассаживались по вагонам и громко переговаривались, не обращая внимания на еще одного торговца, который сновал по платформе с бутылками фруко — легкого напитка, который очень любят в Турции. Толстый, как бочка, начальник вокзала уже помахивал свернутым зеленым флажком и выжидающе смотрел на машиниста.

— Ладно, парни, спасибо, — сказал Джон собакам. — Дальше вам нельзя.

Встав на колени, дети обняли огромных псов, а те, поскулив, облизали их лица и бросились прочь — назад к парку, где оставались Нимрод и Джалобин.

Близнецы поднялись в вагон и прошли по ковровой дорожке до своего купе.

— Здорово, — сказал Джон, плюхнувшись сначала на одно, а потом на другое место. — Только посмотри. И все для нас двоих.

Через несколько минут поезд тронулся. Сначала он двигался медленно, рывками, точно машинист никак не мог решить, остаться или уехать.

Наконец, набрав скорость, они обогнули дворец. Сераль, понеслись вдоль моря, а потом свернули внутрь страны, на север, и там поезд пошел еще быстрее.

— Интересно, где Изаак сядет в поезд? — сказал Джон.

— Не удивлюсь, если он уже в поезде, — заметила Филиппа. — Весь этот треп, что он, мол, сядет где-нибудь между Стамбулом и Берлином, наверно, затеян для того, чтобы мы побольше поволновались. Может, он уже звонит Нимроду, прямо из поезда. По мобильному.

— Как он узнает, в Берлине Нимрод или нет? — спросил Джон.

— Нимрод сказал, что Изаак будет звонить ему в гостиницу, в Берлин. И если он окажется на месте, Изаак спокойно передаст нам книгу.

— Может, стоит его поискать? — предложил Джон.

— Какой смысл? — ответила Филиппа. — Он не отдаст нам «Гримуар», пока не будет готов. Зачем искать? Так можно его ненароком спугнуть и заставить выйти из поезда.

— Верно, не стоит. — Джон встал. — Тогда давай поищем вагон-ресторан. Я хочу есть.