Джинн в вавилонском подземелье

Глава 19 Травоядный царь

Их атаковали внезапно. Еще мгновение назад медный гребец проворно двигал веслом и лодка летела по глади горячего моря, а теперь Джон и его верные собаки пытались увернуться от огромной птицы — величиной с самого большого доисторического птеродактиля Кецалькоатля. Птица целилась в их головы клювом, таким большим и острым, что он наверняка с легкостью вспорол бы обшивку «Боинга-747». Медный гребец по-прежнему стоял на корме лодки и отбивался от гигантской птицы веслом, да так удачно, что задел крыло, и одно перо упало Джону на голову.

Птица отлетела чуть в сторону и пошла на разворот, чтобы снова атаковать путешественников.

Джон успел рассмотреть перо, оказавшееся не меньше целого куриного крыла. Ничего себе! Пожалуй, эта птица может спикировать на слона и поднять его в воздух, как сова — мышь-полевку. Взревев, точно аллигатор, гигантская птица напала на них снова, и снова лодочник нанес ей удар веслом. Да, теперь понятно, почему этот лодочник сделан из металла. Никакой человек на его месте не смог бы противостоять клюву и когтям такого чудовища. И все же лодка ходила ходуном от каждого удара весла о птицу, и Джон понимал, что еще чуть-чуть — и гадкая тварь просто потопит лодку. Это волновало его больше всего. Допустим, сам он сможет вынести вулканическую температуру воды (хотя мальчик не был в этом вполне уверен), но собаки точно сварятся заживо.

Налетев на них в третий раз, птица схватилась когтями за борт лодки и наверняка бы выдернула их суденышко из воды, если бы не Алан с Нилом. Псы подпрыгнули и сомкнули челюсти на чешуйчатых лапах крылатого чудища. Громко вскрикнув, гигантская птица выпустила лодку и, замахав крыльями, взмыла вверх. А собаки так и остались висеть у нее на лапах.

— Отпустите ее! — завопил Джон. — Отпустите, а то убьетесь!

Возможно, они и последовали бы его совету, но тут с берега налетел сильнейший порыв ветра и откинул ужасную птицу далеко от лодки. И внезапно Джону стало ясно, что если Алан и Нил разожмут челюсти, сомкнутые на птичьих лапах они упадут в кипяток.

— Держитесь! — отдал мальчик новую команду, прямо противоположную предыдущей. — Не отпускайте, а то убьетесь.

Шквалистый ветер и боль в лапах сделали свое дело — птице было явно не по себе. Но она тем не менее напала на лодку в четвертый раз. По счастью, новый порыв ветра отшвырнул чудище в сторону. Признав в конце концов свое поражение, птица захлопала крыльями и полетела к далекому еще берегу, а на ее лапах, по-прежнему не размыкая челюстей, болтались Алан и Нил.

— За ними! — велел Джон лодочнику. Тот снова вставил весло в уключину, и лодка понеслась к берегу. Джон же стоял на коленях на носу лодки, не сводя глаз с гигантской птицы, которая уже превратилась в точку на горизонте. И вот, когда она долетела до берега, ему показалось, что собаки оторвались и упали вниз, на песчаный берег.

— Быстрее, — заклинал он лодочника. — Пожалуйста, побыстрее!

К удивлению Джона, лодочник повиновался и начал грести еще быстрее, чем прежде, так что они одолели километр, отделявший их от суши, всего за несколько минут.

Чем ближе они были к берегу, тем страшнее становилось Джону. В ужасе от того, что он сейчас увидит, мальчик пытался уверить себя, что песок смягчил падение собак и они наверняка живы.

Но, разглядев у кромки воды два неподвижных тела, он понял, что чуда не произошло.

Когда до берега оставалось метров десять, Джон, не дожидаясь, чтобы лодка ткнулась носом в песок, прыгнул в воду и побежал туда, где совсем близко друг от друга лежали Алан и Нил. Псы еще дышали, но ни одному, ни другому не суждено будет выжить — Джон понял это мгновенно, и глаза его наполнились слезами.

Первым прекратил дышать Алан, за ним Нил. Джон лег между их телами. Никогда прежде не было ему так одиноко. Не важно, в чем провинились когда-то, еще будучи людьми, его любимые товарищи. Они давно искупили свою вину, храбро и преданно служа семье Гонгов. Ни у кого никогда не было и не будет таких друзей.

Гребец наблюдал за Джоном, но лодку не покидал. Наконец Джон произнес:

— Они погибли.

После того, что — как ему казалось — случилось с папой, потеря собак окончательно лишила его сил и надежды. Он тоже хочет умереть! Джон зарылся лицом в песок, чтобы туда впитались слезы, которые ручьями текли из его глаз. Теперь ясно, почему страусы прячут головы в песок… теперь он хорошо понимает страусов… Иногда этот мир, эта жизнь становятся слишком невыносимы. Наконец, выплакав все слезы, он сел и снова взглянул на лежавшие рядом тела, надеясь, что смерть собак окажется такой же ненастоящей, как смерть отца. Но тела оставались неподвижны и бездыханны.

Спустя какое-то время он задумался о насущном: собак надо похоронить. Только чем копать могилу? Окопная лопатка осталась в душевой военной базы. Поэтому он собрал разлапистые пальмовые листья и прикрыл ими Алана и Нила, надеясь, что, когда он найдет сестру и они вернутся сюда вместе, Филиппа сообразит, что делать с телами. Другого пути назад все равно не существует. Во всяком случае, Эно не упоминает, что из Ира вотума на поверхность ведет какая-то другая дорога.

Если верить верховному жрецу, дворец теперь совсем близко, всего в нескольких километрах. Джону оставалось лишь пройти через эту глухую чащу, в которой должна быть тропинка, ведущая к дворцовым воротам. Конечно, пройти через лес в Иравотуме — это тебе не погулять в парке. Эно намекал на новые опасности, которые поджидают там путника, и предлагал в первую очередь остерегаться змей. Поэтому Джон достал из кармана свой швейцарский армейский нож, срезал себе длинную палку, еще раз всплакнул, прощаясь с собаками, и тронулся в путь.

Ступив на тропинку, он почти сразу заметил на ветке красивую птицу. Это был сокол-сапсан, и Джон отчего-то сразу понял, что это не простой сокол, а сын Вирджила Макриби, Финлей, тот самый, которого он, Джон Гонт, превратил в птицу.

По-прежнему ощущая свою вину за то, что лишил Финлея человеческого обличья, Джон подумал, вот он — шанс исправить ошибку. Джон снял рюкзак, отодрал подкладку и обернул этой тканью свое запястье. Потом он вытянул руку вперед и позвал птицу:

— Финлей. Лети сюда.

Сокол без колебаний слетел с дерева и мягко спланировал прямо на руку Джону.

— Слушай, — сказал мальчик, поглаживая маленькую голову птицы. — Если ты поможешь мне, я помогу тебе. Как только я найду сестру, я постараюсь превратить тебя обратно в человека. Если смогу. Давай попробуем?

В ответ сокол визгливо крикнул и опустил голову.

— Условимся так, — сказал Джон. — Если ты кричишь один раз, значит, «да», если два раза, значит, «нет». Итак, ты согласен. Отныне ты станешь моими глазами. Как Хорус, всевидящий бог у египтян. Ты полетишь над деревьями и будешь высматривать все опасности на моем пути. Кроме того, отныне ты, если хочешь, можешь быть моим другом, потому что все мои друзья или умерли, или остались там, на земле.

Сокол однократно проверещал и перепорхнул на лямку рюкзака. И очень вовремя, потому что рука у Джона уже начала потихоньку затекать.

Пройдя еще километра полтора, Джон заметил, что тропинка расширяется и превращается в широкую дорогу, по обе стороны которой тянутся аккуратные ряды глиняных горшков. Каждый горшок был величиной с целую дверь, а по форме напоминал перевернутый колокол. Каждое из этих сооружений покоилось на небольшом песчаном пригорке. Ему стало интересно, хранится ли что-нибудь в горшках или они во все пустые, но понять это, стоя внизу, он никак не мог — роста не хватало. Тогда Джон предложил Финлею слетать и поглядеть на них сверху, Финлей взлетел и завис сначала над одним горшком, потом над другим. Оказалось, что они заполнены нефтью. Не усмотрев в этом никакой очевидной опасности, сокол возвратился на плечо Джона.

— Ты что-нибудь видел? Точнее, ты видел что-нибудь опасное?

Финлей крикнул дважды, что на их с Джоном языке означало «нет». Немного успокоившись, Джон продолжил свой путь. Но, помня, что Эно писал о змеях, он то и дело стучал палкой по дороге прямо перед собой, как слепой. Таким образом он быстро обнаружил, что Эно ничуть не преувеличил, говоря об опасностях. Дорожка оказалась с секретом, причем пренеприятнейшим. В каждом горшке под тонким слоем нефти была крышка, а под каждой крышкой таилась змея. Это выяснилось, когда песчаный холмик под первым горшком вдруг разрушился и песок пополз вниз — не то от шагов Джона, не то от постукиваний его палки. Горшок упал, раскололся надвое, точно яйцо, и из него выползла огромная змея, метров пятнадцати, а то и двадцати длиной. Джон поначалу надеялся, что эта змея не очень опасна, но его надежды мгновенно развеялись. Раскрыв огромные челюсти, змея выхватила у него из рук палку, обвила ее своими кольцами и переломила, как спичку. А потом громко зашипела и уставилась на Джона немигающим взглядом.

Увидев этот взгляд, Финлей без колебаний бросился в атаку. Растопырив когти, сокол-сапсан вцепился в голову змеи с такой же яростью, с какой гигантская птица Рухх нападала на лодку. Помощь друга дала Джону возможность броситься наутек. Пока громадная змея отбивалась от храброго маленького сокола, который пытался выклевать ей глаза, мальчик успел благополучно пробежать добрый километр — до самого конца дороги. Там он уселся под деревом, чтобы хоть чуть-чуть отдышаться. Спустя несколько минут его догнал Финлей, потерявший несколько хвостовых перьев. На когтях у него была кровь.

Джон попил воды, прикрыл глаза и вдруг услышал в тишине леса тревожные звуки: неподалеку двигалось нечто огромное. Сначала он подумал, что это еще одна змеища или даже сама птица Рухх. Он велел Финлею спрятаться в кроне дерева, поскольку лес был здесь настолько густым, что сокол все равно ничего не смог бы разглядеть с воздуха, а сам решил отправиться на разведку: ползком, как индеец, подобраться к неведомому чудищу как можно ближе и понять, кто это и чего от него ждать.

На опушке Джон лег на живот и затаился. Он был уверен, что, куда бы ни переместилось чудище сейчас, всего несколько мгновений назад оно стояло именно здесь. Казалось невозможным, чтобы столь крупное существо могло двигаться так быстро. Но потом он понял, что оно никуда не делось, оно здесь, просто почти невидимое. Почти — потому что воздух перед Джоном дрожал, обретая некую невнятную, неопределимую форму. Постепенно Джон понял, что это призрак — огромный призрак, возможно, призрак великана, высотой с дерево и толщиной с дом. Время от времени призрак постанывал, да еще потрескивал, испуская зеленоватые электрические разряды — и в этот момент можно было разглядеть, что фигура у него все-таки человеческая.

Джон украдкой вытащил книгу Эно. У верховного жреца не нашлось внятных строк о природе этого существа, зато Вирджил Макриби дал к собственному переводу сноску, в которой, казалось, намекал на более определенное объяснение феномена, с которым сейчас столкнулся Джон.

В Иравотум стремятся не только плоды опрометчивых, злых, подлых и пустых желаний. В приложении к этой книге, из которого теперь сохранился только фрагмент, верховный жрец утверждает, что наряду с плодами вышеупомянутых желаний сюда также стремятся желания нереализованные, то есть те, которые никогда не были высказаны и никогда не могли осуществиться. Эно полагает, что энергия этих неосуществленных желаний конденсируется и превращается в могучую, сверхъестественную силу, которая называется Оптарыкус или просто Оптарык. В самом грубом переводе — «монстр желаний». Далее в приложении говорится, что это существо, если его вообще можно назвать существом, изначально возникло в сознании спящей Иштар, когда она очень хотела, чтобы Навуходоносор построил для нее храм. Возможно, отсюда и пошла поговорка, весьма распространенная среди джинн: держи свои желания на коротком поводке.

Глядя на зеленоватое свечение вокруг почти невидимого существа и слушая низкие приглушенные стоны, вырывавшиеся из его бесформенной, туманной сердцевины, Джон спрашивал себя: оно ли это? Погодите, ведь это совсем нетрудно проверить! Убрав свое слово-фокус подальше, в самые закоулки сознания — чтобы Айша не почувствовала, что Джон находится совсем рядом, — он отчаянно, изо всех сил пожелал, чтобы Алан и Нил были снова живы.

Его эксперимент незамедлительно дал результат. Чудище задрожало от сильных электрических разрядов. Казалось, оно слегка зашевелилось и даже — Джон мог бы в этом поклясться — немного выросло. Что ж, сомнений нет, это и есть монстр желаний. Джон точно не знал, чем и как может навредить ему это существо, но все-таки чуял подспудную опасность. Он повернулся, чтобы уползти подальше от монстра, и столкнулся лицом к лицу со странным человеком, который, как и он сам, двигался на четвереньках. Впрочем, на этом их сходство кончалось, поскольку мужчина был голым и мокрым от росистой травы, по которой он полз и которую… ел. Да-да, он жевал траву! Все его тело поросло волосами, как птица перьями, а ногти на руках и ногах напоминали птичьи когти. Джон чуть не закричал от испуга, но травоядный человек зажал ему рот сильной и довольно вонючей рукой и молча принялся мотать голову Джона из стороны в сторону, пока мальчик не подал знак, что кричать не будет. Мгновение спустя человек снял руку с его рта и тихонько пополз дальше. А Джон — следом.

Когда они отползли на вроде бы безопасное расстояние от монстра, мужчина сел перед Джоном, заплел в косичку свою длинную бороду и принялся обрывать вокруг себя траву, отправлять ее в зеленый рот и пережевывать. Ну совсем как корова или овца! Травоядный не выказывал никакого желания завести беседу.

— Кто вы? — отважился спросить Джон.

— Я царь. Да пребудешь ты в мире, а мир в тебе.

— Царь чего?

Человек пожал плечами и отправил в рот новую пригоршню травы.

— Просто царь, — сказал он, предлагая и Джону подкрепиться травой.

— Нет, спасибо, — ответил Джон. — У меня от зелени живот пучит.

Он приветливо улыбнулся собеседнику, как если бы в его классе появился новый ученик и с ним, хочешь не хочешь, надо налаживать отношения. Тут, к восторгу травоядного царя, на плечо Джона опустился Финлей.

В наступившей тишине Джон задумался, вправду ли этот человек — царь. В представлении Джона его поведение мало походило на царское: питается травой, не стрижет ни волос, ни ногтей, да еще ползает на четвереньках. Но, с другой стороны, чего не бывает в Иравотуме? Да и цари иногда сходят с ума. Этот и вправду выглядит немного безумным, но, кажется, не опасен.

— Тот… то существо на опушке… — сказал Джон. — Это был монстр желаний?

Царь усмехнулся.

— Точно, — подтвердил он. — Монстр желаний. Оптарык.

— Он опасен?

— Жуть как опасен. Каждый, кто прибывает в Иравотум, движим желанием. Очень-очень сильным. Желание состоит в том, чтобы исправить или отменить другое, уже осуществленное желание. Или осуществить сокровенное. А Оптарык питается всеми этими пришельцами и, что еще важнее, теми желаниями, которые ими движут. — Царь многозначительно постучал по своей груди волосатым кулаком. — Это делает его очень мощным. Очень сильным. — Потом он ткнул пальцем в Финлея и с сожалением пожал плечами. — Его тоже употребят, если он пробудет здесь достаточно долго. Да и тебя тоже. Это только вопрос времени. Или вопрос полного отказа от любых желаний. Но кто на это способен? Кто? Я тебя спрашиваю! Кто может сказать, что он всем премного доволен?

Царь запихнул в рот большую охапку травы и стал громко жевать. А потом начал пукать, очень громко и долго, секунд тридцать. На лице его блуждала счастливая улыбка.

Джон восхищенно захохотал.

— Вот это сила! — сказал он. А затем спросил: — А вы, ваше величество? Вы-то всем довольны?

— Да, я доволен, — сказал царь. — Мне нечего желать. Меня наказали справедливо. Именно поэтому я здесь и выжил. Ибо не имею никаких желаний. Здесь есть все, в чем я нуждаюсь. Куча сочной травы, и я ее ем. — Он счастливо рыгнул. — Свежая вода, и я ее пью. Что еще нужно царю для счастья?

— Не знаю, — искренне признался Джон. — Но если вам и вправду этого достаточно, сэр, тогда и говорить не о чем. Кстати, вы туг давно?

— Давненько. — Царь на мгновение задумался. — Давай-ка посмотрим. Тут неподалеку есть дерево, на котором я делал зарубки, как раз на случай, если мне вдруг зададут такой вопрос. Хотя ты первый попался такой любознательный.

Он пополз прочь в ближайший подлесок. Джон и Финлей последовали за ним. Вскоре царь остановился на полянке и гордо указал на дерево, на котором виднелись зарубки. Несколько сотен.

— Вот мое дерево, — сказал он. — На нем ровно двести пятьдесят зарубок. Полагаю, каждая соответствует одному году. — Тут царь обнаружил кочку с восхитительной травой и снова принялся жевать.

Джон, однако, заметил, что рядом есть и другие деревья с похожими зарубками. В общей сложности их оказалось десять, по двести пятьдесят зарубок на каждом, да еще одно с шестьюдесятью пятью. Он быстренько прикинул в уме сумму, и челюсть у него отвисла от удивления.

— Вы хотите сказать, что пробыли здесь две тысячи пятьсот шестьдесят пять лет? — спросил он. И внезапно его осенило. Теперь Джон знал, что это за царь.

— Долго пробыл, долго, — подтвердил царь. — Для таких, как ты, для тех, что приходят сверху, вообще уму непостижимо. Но здесь это нормально. Здесь — Иравотум.

— Вы никогда не пробовали убежать? — спросил Джон.

Царь покачал головой.

— И куда бы я пошел? Здесь у меня есть все что нужно для счастья. Куча сочной травы, и я ее ем… — Он снова пукнул.

— Да уж, — заметил Джон. — Ваше счастье и видно и слышно.

Царь растянул в улыбке зеленый рот и мечтательно уставился на верхушки деревьев.

— Висячий вавилонский дворец, — произнес Джон. — Это ведь где-то здесь? Рядом?

— Ты про что? Про дворец Иштар?

Джон кивнул.

— Да, это совсем рядом, — ответил царь.

— Мне как раз туда, — сказал Джон.

— Каждый пришелец мечтает попасть во дворец Иштар. Только там тебе никто не поможет.

— Вы не поняли. Я не ищу там помощи. Моя сестра — пленница, и ее держат в этом дворце. Я должен найти ее, вывести оттуда и доставить домой, в Нью-Йорк. Это — большой город. Огромный. больше, чем Вавилон.

При упоминании о Вавилоне царь оживился, и глаза его загорелись.

— Больше, чем великий Вавилон? В самом деле?

— В самом деле.

— И там в самом деле есть очень высокие здания?

— Некоторые — выше, чем горы.

— Я был бы не прочь посмотреть на твой огромный город.

— Ваше величество, а давайте заключим сделку? — предложил Джон. — Вы проведете меня во дворец Иштар, а я потом отвезу вас в Нью-Йорк?

Царь кивнул.

— Я знаю один путь. Такой путь, который никто, кроме меня, не знает. Я тебя проведу. А ты возьмешь меня в Нью-Йорк. Да?

Джон представил, как это будет выглядеть… А впрочем… Кто только не шляется по Нью-Йорку! Ну, появится в Центральном парке травоядный человек. И что с того? Кто его заметит? Кто заметит, что ногти у него на ногах не стрижены больше двух с половиной тысяч лет? Некоторые нефтяные миллиардеры из Техаса ведут себя куда более вызывающе. Кроме того, если царя побрить, постричь ему волосы и ногти, пройтись с ним по магазинам на Мэдисон-авеню и показать приличному диетологу (да еще приложить немного джинн-силы), на него будет любо-дорого посмотреть.

— Пойдемте, — сказал Джон. — Пойдемте скорее, пока этот монстр не учуял наши следы.