Действо

-"Почта, - это нити, связывающие мир, - подумал Поляков, отдавая очередное письмо - то, что не дает ему окончательно развалиться".

-Как у вас тут? - спросил Водила старика, сморщенного и согбенного до того, что возраст уже не угадывался.

-Живем, потихоньку. Народ болеет, но все незаразно. Говорят, болезни передаются по наследству. Мутантов вот, вешаем, чтобы генофонд, значит, не портили. Мусорщики еще лютуют очень. Волки...

Старик ждал письма, но так и не получил. Народ на площади потихоньку рассасывался, мутанты качались на ветерке как диковинные сумрачные мобили. Горожане говорили Полякову спасибо, и храни тебя Бог, и ты там поосторожней в пустыне, и я счастлива, от того, что еще есть такие люди как вы.

-Я слышал, вы в Гробницу собираетесь? - спросил старик.

-Именно, - произнес Водила, - письмо туда есть.

-Это ж, кому?

-Как кому? - спросил Поляков, - там же живут.

-Вы что не знаете? - сказал старик, - туда с неделю как нагрянули Мусорщики и почти всех вырезали! А кого не вырезали, отправили на работы.

-Вот черт, не ожидал, - сказал Водила, - совсем ведь страх потеряли. В наглую лезут!

-Из города обещали вроде прислать солдат, - произнес старый горожанин, но то было с полгода назад.

Четыре письма так никто и не забрал. Адресаты были или мертвы, или затерялись в круговерти строящихся и тут же вымирающих городов.

Константин получил еще несколько писем, и провожаемый добрыми пожеланиями багги покинул город. Люди махали ему вслед, кое-кто плакал, потому что с уходящим автомобилем обрывалась их последняя ниточка связи с внешним миром. Радиоприемники давно не работали - висящая высоко в облаках, пропитанная жестким излучением пыль не пропускала никаких волн.

Справа тянулась мертвая лента реки Куманики, справа стал громоздиться красноватый, изрезанный трещинами массив. Солнце приобрело оттенок красный металлик и сползло к горизонту. В наступившей полутьме миновали несколько городов призраков - пустынных, и вместе с тем полных сумрачной жизни.

Ночью опять пришли волки - трехглазые, с чешуйчатыми крысиными хвостами. Передние лапы у зверей срослись в одну уродливую, многосуставчатую конечность, а задние были неимоверно удлиненны, как у кенгуру. Под мутным светом луны они сновали подле палатки, пока Ганнслингер не застрелил троих. Но и после этого их глаза (красные, а не зеленые) то и дело возникали из душной, пропитанной пылью тьмы.

-Так все-таки, что будем делать с Гробницей? - спросил Водила.

-Письмо, - сказал Поляков, - мне кажется оно чем-то важно.

-Но не Мусорщики же в получателях?

-Нет, оно... внутрь.

-В Гробницу? - сказал Ганнслингер, - вот это да.

-Не боишься?

-Мы же курьеры...

На вороненом металле пулемета сконденсировалась роса. Но долго не удержалась - испарилась тяжелым, пахнущим аммиаком, паром. Утренние часы прошли в пути. Поляков задремал на своем пассажирском сидении, а Водила все гнал и гнал через Мертвые земли, и странные чешуйчатые создания, потревоженные шумом двигателя, высовывали из нор уродливые морды и провожали машину желтыми бессмысленными глазами.

К полудню стукнула задняя рессора, и Константин с Водилой устало матерясь, битых полчаса вправляли ее на место. Ганнслингер в это время прикрывал их из стрелкового кокпита, водя стволом пулемета по запыленным, выжженным солнцем скалам, в которых наблюдалось какое-то шевеление.

Потом снова поехали, миновав развилку, где тракт и русло реки расходились, и дорога уходила в самое сердце Мертвых земель.

А через час повстречали первого демона.

Он возник у самого горизонта - грузная, высокая тень, и вдруг очутился совсем рядом, словно расстояния для него не существовало. Демон был огромен, метров пять высотой, явственно антропоморфен и фигура его сделал бы честь любому культуристу. Туго натянутая кожа была ярко алого цвета, золотистые глаза с вертикальным зрачком сияли под роговыми щитами век, а голову украшали два витых рога, цвета старой слоновой кости. Длинный раздвоенный хвост волочился за демоном по пыли, а в руках тварь держала два меча с зазубренными лезвиями и хитрой резной гардой. Демон глухо ревел.

Поляков еще не успел соорентироваться в происходящем, как Водила уже дал по тормозам, останавливая багги. С визгом колеса крутнулись назад, разворачивая машину правым бортом к демону.

Ганнслингер не медлил - качнувшись в своем кокпите, он развернул пулемет в сторону твари и звучно поставил его на боевой взвод.

Демон попер вперед, занося меч - все тело твари дышало неимоверной силой, а меч он держал так, что не оставалось сомнений - он опытный фехтовальщик. Трехпалые лапы гулко топали по пыли. Мышцы ходили как шатуны. Тварь еще раз взвыла, как, наверное, могли бы выть сгинувшие поезда, так, что заглушила даже завывание двигателя багги.

А потом все перекрыл дробный рокот пулемета. Первая же очередь, пущенная с близкого расстояния, без остатка вошла в тело демона. Красная кожа лопалась, пули вонзались в плоть, в воздух взлетали оторванные кровоточащие чешуйки. "Дегтярев" работал без остановки, орошая пыль потоком поблескивающих на солнце латунных гильз. Демон наступал, а Ганнслингер все стрелял и стрелял, и свинцовые подарки из старых времен делали огромные, кошмарные воронки в теле твари. Зазвенел, а потом переломился один из мечей, а следом под напором крупнокалиберных пуль оторвалась левая рука.

Водила дал газ и багги рванулся назад, загребая пыль своими большими колесами с высоким протектором. Передок машины припадочно подпрыгивал на кочках.

Демон заорал, но вопль был уже не тот. Тварь была похожа на решето, ее пробивало насквозь и кровоточащие куски жесткой шкуры оставались позади. Три заряда вошли в правую глазницу и оранжевый глаз лопнул, а потом пули, звонко пробив толстый череп, застряли в маленьком мозгу твари.

Демон сделал еще шаг и рухнул. Пыль взлетела столбом, а потом осела, пропитавшись брызжущей в стороны кровью. Когтистые лапы бессильно скребли по земле. Меч воткнулся в грунт и торчал, покосившись, наподобие очень старого надгробья.

Багги снова встал, а потом подкатился поближе и Ганнслингер высадил еще одну очередь в голову отходящего демона. "Дегтярев" замолчал, и слышно стало, как потрескивает нагревшийся корпус.

-Готов, - сказал Водила.

-А то, - молвил Ганнслингер, и погладил пулемет, - этот агрегат еще никто не выдерживал.

Чудовище еще раз спазматически дернулось и с утробным стоном испустило дух. Со стороны могло показаться, что тварь пропустили через камнедробилку живого места на туше не было.

-Дикие их боятся, - сказал Поляков, - у них стрелы, мечи. Не могут даже как следует просечь шкуру.

-Когда ни будь и мы будем опасаться, - произнес Водила и тронул багги, непочтительно проехав демону по сплюснутой морде, - таких огнестрелов немного осталось. Еще поколение-два и совсем не останется.

Через полчаса уродливо раскоряченная туша демона исчезла с горизонта.

"Здравствуй Маша. Вот решилась я тебе написать, хотя глаза уже не те, да и руки подводят. Ты мне все не пишешь, не звонишь, я хотя и знаю, что от вас к нам звонить дорого, а ты все-таки позвони, уважь подругу.

Посылка твоя дошла, но денег в ней не оказалось. Уж не знаю, кто их взял, может почтальоны, а может из вагона украли - говорят на перегоне возле урала целые банды хозяйничают - чистят составы. Может кто и забрал. Ну да Бог ему судья, главное письмо дошло. Письма, они всегда доходить должны.

У нас все как обычно, а может быть немного хуже. Свет вот, отключают, так, что сидим в темноте, а вечером жгем свечи, прям как в старину. Народ у нас сметливый, когда газ отключили понакупали обогревателей электрических. Грелись. Ну вот им теперь незадача, как говорит младшая внучка - "облом".

Что же до нас, то мы греемся по старинке печкой-"буржуйкой", тепло, только за дровами далеко ходить приходиться. Власти обещали к январю мазут подвести, да вот беда, танкер, что топливо вез, наткнулся на мину, что с прошлого конфликта тут плакал и пошел ко дну. Так, что, наверное, мазута нам не будет.

Бывает, грущу я. Тяжело. Виталик, внук, школу закончил, а в институт идти не желает, говорит слишком это все умно. Лежит на диване, ничего не делает. Гляну я на него, Маша, ну вылитый отец - такой же непутевый. А тот все сидит. Мы с дочкой ходим, носим ему передачи, он их берет, да кажется мне, что у него там все отбирают.

Очень боюсь, что Виталик по его стопам пойдет. Но, может обойдется. Сосед, Федор Михайлович его обещал пристроить дрова колоть, для богатеев. Работа тяжелая, ну и пусть, зато из него человека сделает!

Сама я ничего. Артрит мучает, когда холодно, но внучка мне пояс достала из собачьей шерсти. Шерсть я узнала - видно соседям внаклад стало содержать своего Тузика. Но теперь зато тепло.

Внучка у меня вообще умница. Помогает, работает за троих, учится в кулинарном техникуме на повара. Замуж бы ее, а не за кого - кругом пьянь да рвань.

Когда свет есть, смотрим телевизор. Новости все не очень. Очередной конфликт, подожгли нефть. Как там у вас, в центре, тихо? А то над нами, то и дело самолеты летают. Не гражданские военные - воет так, что сервант дребезжит. Боюсь, как бы не было опять войны.

Оп! Опять свет отключили. Свечку зажгла. Тяжко стало. А помнишь, Маша, как мы институт кончали? Какие были времена золотые. Вся жизнь впереди, а главное, не боялись ничего.

Как ты там? Напиши, обязательно! Как Михаил, не пьет? А Виктор как, не забрали еще в армию? Передай мой привет Анечке, скажи, чтобы росла большая и такая же красивая, как мама. Настасья как, все такая же беспутная? И всем остальным передай наилучшие мои пожелания и поздравление с новым годом, да боюсь, пока письмо дойдет, у вас уже весна наступит.

Ну и пусть. Главное, что дойдет.

До свидания. Всегда твоя подруга Ирина".

Вечером снова пошли мертвые города - сделанные руками людей, но в этой вымершей пустыне казавшиеся чем-то далеким и неизмеримо чуждым. Фанерные щиты трепал ветер, хлопали двери и незапертые ставни окон - а общий угластый, рваный силуэт, выделялся на фоне тусклого заката, и казалось, город сделан какими-то гигантскими насекомыми, так, словно взорванный изнутри муравейник. Голые балки, скелеты на улицах под слоем красноватой пыли.

Второй город не был пустым. Он был заселен дикими. Тракт нырял в центр городишка и выходил с другой стороны, а по бокам вздымались причудливые песчаные кряжи, полные выточенных ветром замысловатых барельефов.

Дикие были здесь. Выползли на шум двигателя - скорченные, перекошенные, невообразимо уродливые, они преграждали путь машины, тянули изуродованные конечности в жалостливо агрессивных жестах. Та часть, что поздоровее, похватала, палки, камни, примитивные мечи из сырого железа. Дикие невнятно выли, лающе переговаривались друг с другом. Ганнслингер застрелил троих, а остальные разбежались, испугавшись пулеметного грохота. Но и тогда их фигуры возникали то справа то слева от набравшего скорость багги, а кто-то даже пытался ухватиться за раму.

Из-за опасного соседства решили не ночевать, а гнали до рассвета, и когда солнце соблагоизволило пролить серый свет на сморщенное лицо мира оказалось, что курьеры достигли Захоронений.

Унылые пустоши тянулись по сторонам, но слева они, казалось, заросли диковинным металлическим лесом. То были надгробия - стальные, мраморные, бетонные, пластиковые, и самые последние, деревянные. Здесь были те, из прошлого мира, который сгинул ныне безвозвратно. Они лежали вместе - друзья и враги, братья и сестры, отцы и дети, навсегда упокоившие амбиции своего времени под слоем пропитанной излучением пыли. Тогда погибло много, очень много - ныне те, кто остался, лишь жалкая горстка, кучка муравьев из залитого водой муравейника. Много-много людей, лишь глянув на Захоронения своими глазами, можно было осознать, как много их было. Исполинское кладбище, самое большое в этом краю, да и на всем материке тоже. Самое большое по нынешним жестоким временам, но и самое большое по старым временам тоже! Глядя на проносящиеся мимо стальные, причудливые растения, еще хранящие по прихоти судьбы лица давно сгинувших людей, Поляков подумал, что это, наверное, и есть самое грандиозное строение за время существования человечества. Площадь Захоронений никто не измерял, опасно, да и не нужно это было. Просто километры и километры надгробий. Захоронения.

Обитала здесь нечисть, что пришла в мир после того, как погибли ныне лежащие здесь люди. Нечисть гнездилась в склепах, питалась древней мертвечиной, и любила откушать заблудших путников, но таких год от года становилось все меньше.

Дикими нечисть брезгала. Или, как предполагали некоторые, просто была с ними в родстве.

По непонятной причине вездесущая пыль не заносила надгробия. Так они и оставались вечным укором проезжающему люду. Отсюда рукой было подать до Гробницы - места наиболее гнусного во всех Мертвых землях.

Но Константин все же уговорил Водилу притормозить у края кладбища, а потом, выйдя из машины, зашвырнул далеко в Захоронения четыре письма, владельцы которых их не дождались. Может быть дикие, некоторые из которые еще могли читать, подберут эти пахнущие людским духом цилиндры и отнесут на могилы адресатов. Была у диких такая манера.

Гнали вдоль Захоронений несколько дней. По ночам было беспокойно - на кладбище кто-то выл, печально и заунывно. И трехлапые изуродованные волки сновали вокруг, шугались от выстрелов и снова возвращались, садились в отдалении и смотрели бельмастыми, гноящимися глазами на людей. А иногда скалились и было видно, что вместо зубов у них лишь голые, сизого цвета десны.

Впрочем, тракт был не мертв. Иногда встречались причудливые повозки, собранные из остатков давно умерших механизмов, в которые были впряжены местное подобие мулов - мелкокостная вырождающаяся скотинка. В возках сидели дикие те, что еще не утратили разум, и эти были похожи на волков - столько же жалкие, они пытались убежать при виде багги, да издали потом грозили уродливым самодельным оружием. Полированное песком лезвие тускло блестело.

На третий день местность изменилась, вспучилась угрюмыми пологим холмами, что, возможно, и были когда-то горами, да неведомая сила прижала их, придавила к плоскому лику Мертвых земель, и, не выдержав тяжести, холмы оплыли, утратили мощь и несокрушимость.

Захоронения все тянулись, но теперь это уже был не сплошной массив самодельных надгробий, а все более редкие островки. Пыли здесь было поменьше, и в ней встречались катышки шлака цвета старой канифоли.

Иногда на холмах встречались странные каменные образования, торчащие из пыльно-каменной почвы как обломки зубов из десны. Формы были самые причудливые - казалось, их сотворила рука гениального безумца, но Поляков знал, что это был ветер. Ветер, возникший тогда, когда кончилась прежняя жизнь. Начавший существование на обломках, сгинувший и возродившийся вновь, как птица Феникс.

На ночь остановились в мелкой ложбинке с иссеченными эрозией стенами. Пыль сюда почти не залетала, и потому дно ложбины было густо покрыто колючкой. Поставили палатку. Водила на ночь долго ковырялся в двигателе, а Константин читал письма. Да еще подолгу вертел в руках тяжелый цилиндр загадочного письма, место назначения которого - Гробница - древний заброшенный город, была совсем близка. До нее было подать рукой - через холмы, чуть в сторону от тракта. Ночью там было какое-то свечение, призрачное, бледное, Константин не мог определить его источник. Так и не отложив письмо, курьер заснул под привычно заунывный вой со стороны Захоронений.

Проснулся Поляков от болезненного тычка в шею. Дернулся, было, но тут же ощутил холодный металл. Ствол, стало быть. В подтверждении над ухом оружие звучно поставили на боевой взвод.

-Встаем! - бодро скомандовали сверху.

Поляков, внутренне содрогаясь, поднялся и встретился взглядом с обладателем огнестрела. Не дикий, человек. Лицо обветренное, одет в вытертую до белизны кожанку, перепоясан патронташами.

Мусорщик. Константин сжал зубы, потому что плен у Мусорщиков почти всегда означал скорый конец. Банда была дикая, отмороженная - да и какая еще могла быть в самом сердце Мертвых земель.

-Пошли, - сказал Мусорщик, и Поляков покинул палатку.

На улице было жарко. Воздух содрогался от рева моторов, криков, воплей неказистых агрегатов собралось десятка два и разной степени убитости. И тут было полно Мусорщиков - по виду, сброд-сбродом. Здесь были люди, и дикие в жестяных доспехах, и мутанты с бледными, перекошенными лицами, и еще какие то твари. Воняло бензином, горелым маслом и грязью. Чуть в стороне от палатки несколько Мусорщиков методично пинали Водилу, а Ганнслингера уже вели, заломив руки.

Лениво отделав по ребрам, курьеров усадили в ближайший агрегат и вся свора погнала куда-то на запад. Впрочем, было ясно, куда - слухи о заселении Гробницы оказались на сто процентов правдивыми.

Гробница открылась внезапно - древний город на дне пологой котловины кишел как муравейник. Людей здесь было полно, вполне возможно, что даже больше, чем в дни его былой славы. На въезде путников (буде таковые найдутся) встречал перекошенный синий щит с надписью "Саров - 22 км". Что это означало, никто не знал, но считали, что так назывались ранее Гробницы. А 22 - количество людей в ней проживающих.

Поляков был в Гробнице дважды - оба раза по делу своей опасной службы. Но теперь город переменился - конгломерат порушенных кирпичных и бетонных стен пробороздила глубокая канава, постепенно понижающаяся к дальней своей стороне. Там, в обрамлении свежевырытой земли угадывались очертания какого-то строения. Рубленные, брутальные формы и повсеместное использование нержавеющей стали говорили о том, что строение осталось еще со старых времен.

В канаве копали и сейчас - множество людей и нелюдей, сосредоточенно орудующие лопатами. Вырытую почву вытаскивали в корзинах и насыпали достигшим уже трехметровой высоты курганом. На дальнем краю впадины громко тарахтел старенький экскаватор. Мусорщики развернулись вовсю.

Курьеров препроводили в одну из вырытых в стенах котловины пещер - со стальной решеткой и песчаными стенами, в которую набилось человек десять. Все были измождены, с потухшими взглядами и стертыми до крови руками.

В пещере провели остаток ночи. Снаружи доносился однообразный шум перемалывания земли.

-Ночная смена, - сказал в ответ на вопрос Полякова заморенный мужичок по кличке Ханурик, - им хорошо, не жарко копать.

-А что копают? - спросил Водила.

-Ни что, а кто, - сказал Ханурик, - копает Плотный. А вместе с тем копаем мы.

-Кто это Плотный?

-Плотный - Мусорщик, главный Мусорщик, - сказал один из рабочих, сидевший у самой решетки, - он одержим.

-Да, одержим, - сказал Ханурик, - Плотный хочет выкопать Гробницу.

Народ закивал. Снаружи копали.

-Гробницу? - спросил Поляков, - но ведь город... вот он?

-Нет, - ухмыльнулся работник у решетки, - Он хочет вырыть настоящую Гробницу! Изначальную!

-Вот это да... - сказал Водила.

Повисло молчание. Поляков осмысливал сказанное.

-Он, что псих, этот ваш Плотный?

-Ага, и еще какой, - ухмыльнулся Ханурик, - и завтра ты будешь копать для него.

Под утро пришел отвратного вида Мусорщик и швырнул Полякову сумку с письмами, процедив:

-Развлекайтессь.

Рассвет был встречен тяжким вздохом ночной смены. Она отправлялась на отдых, а также, не менее тяжким смены дневной, что пинками поднимали Мусорщики.

Всех новоприбывших выстроили в неровную колонну под палящим солнцем мертвых земель и каждому новобранцу вручили в руки лопату. Проинструктировать работников явился сам Плотный. Начальник раскопок был худ как скелет, при ходьбе его покачивал бриз из пустыни, облысевшую голову закрывала дурацкая панама - наследие старых времен. Одет Плотный был в некогда синий, а теперь выцветший до белизны комбинезон с загадочными надписями на спине - обычная униформа всех Мусорщиков. В глазах главы раскопок горел неугасимый огонь одержимости.

-Народ! - крикнул Плотный, надсаживаясь, - сегодня распорядок такой! С утра и до вечера освобождаем правый угол гробницы! Не ленитесь!

Копальщики выдали стон, после чего по команде шефа Мусорщики прошлись по строю раздавая тычки и пинки - утренний заряд бодрости. Кто возмущался получал опциональное валяние в пыли. Плотный ждал.

-Бодрей парни! - крикнул он по окончании экзекуции, - мы найдем его!!!

Весь следующий день они копали. Дно канавы кишело людьми. Лопаты вгрызались в неподатливую землю, на голову сыпалась пыль, на землю капал пот. Насколько Поляков мог понять - исполинское здание было целиком скрыто в земле. Канава огибала его сбоку - по всей длине раскопок тянулась однообразная серая бетонная стена, без каких либо окон или просто выемок. Качество изготовление говорило само за себя - это здание было из старых времен. Большое здание, но маленьких тогда и не делали. Народ копал, освобождая все новые и новые участки стены. Жара давила. Кое-кто из рабочих отрубался и его оттаскивали в тенек, где он приходил в себя, после чего его снова отправляли копать. Мысли путались.

-Как насчет обеда? - спросил Константин у Ханурика, долбившего каменистую землю рядом.

-Обеда? Здесь не бывает обеда. Здесь вообще ничего не бывает, кроме этой земли да стены. Жди до вечера.

Мутный закат курьеры встретили в полубеспамятном состоянии. В таком же была почти вся бригада. Среди людей слышались проклятия в адрес ночной смены, которая, по мнению многих, имела чересчур много привилегий. Появившийся откуда-то Плотный снова толкнул бодрую зажигательную речугу и был обласкан двумя десятками невнятных матерных ругательств. Снова заработали кулаки Мусорщиков, после чего смену отправили на отдых и ужин.

Только когда на замусоренный небосвод взошла крошечная, яркая луна и свет ее пал на обитателей темницы Поляков кое-как пришел в себя. Рядом в бессознательном состоянии лежал Ганнслингер. Водила сидел в отдалении, привалившись к стене. Вроде спал. Константин поводил взглядом по спящим вповалку телам и увидел блеснувшие в лунном свете глаза Ханурика.

-Намаялся? - спросил тот.

-Угу...

-Это ниче, - произнес Ханурик, - толи еще будет...

-Это Плотный. Он и вправду ненормальный.

-Совершенно безумный! - с улыбкой сказал работник, что вчера сидел у решетки, он тоже не спал, - но тут вообще забыли, что такое норма.

-И вы не пробовали сбежать.

-Вокруг Мертвые земли, мужик! - сказал Ханурик, - здесь, у Гробницы, можно выжить. В пустыне - нет!

-Ох, - сказал Поляков и пошевелил рукой цилиндры с письмами, что со вчерашнего дня лежали на полу, - он что, собирается откопать Гробницу целиком?

-Зачем целиком? Плотный ищет вход. Во всех древних зданиях был вход. Их строили прагматики.

Поляков кивнул. Он тоже привалился к стене так, чтобы была видна луна. Так он и смотрел на нее, невидяще перебирая тяжелые конверты писем. Потом веки его смежились, но за миг до этого, ему показалось, будто над луной пронеслась какая-то смутная тень. "Корова" - подумал курьер, засыпая, - "Снова перепрыгнула луну". Старый, старый стишок. Еще с ТОГО времени.

Утром их поднял неизбежный, как крик муэдзина с минарета, утренний вопль охраны. Ночная смена, подвывая, заползала в пещеры. Плотный был свеж, и хорошо выспавшийся. Зажигательная его речуга плавно обтекла сознание курьеров, но смысл был понятен и так. Сжимая лопаты, все побрели копать.

День минул в жарком, тягучем, мареве. Слева была стена. Справа край канавы. Сверху было солнце, а снизу земля безропотно принимала в себя лопату. Ганнслингер на этот раз не выдержал и его, бесчувственного, отволокли в местную реанимацию в тенек. Через полчаса он уже угрюмо копал. Кто-то из новичков плевался, но потом у них кончилась слюна. Вся смена злобно завидовала одному из диких, у которого шкура затвердела костяными пластинками, пока Ханурик не сказал, что у парня отсутствует испарения с кожи, а значит, он в своих пластинах жарится как дичь в скороварке. Завидовать перестали, а кое-кто даже стал сочувствовать.

Между делом откопали угол здания - абсолютно ровный, после чего повернувшая на девяносто градусов стена продолжилась.

-Так держать орлы! - напутствовал Плотный, - гордитесь, ибо вашими скромные силами добывается Великое Знание!! Ибо вошедший в Гробницу обретет всякие благости и желания его исполнятся! Так завещали нам древние!

-А потом сгинули! - крикнул Ханурик и трое Мусорщиков заставили его вдоволь нажраться пыли.

Если бы в телах копальщиков еще оставалось хоть капля лишней влаги, они бы давно закипели от ненависти.

-Скажи Ханурик, - сказал ночью Поляков, - а что будет, когда Плотный найдет вход? Он и вправду получит, все то, о чем говорил.

-Получит, - кивнул Ханурик, - а потом его нагонят и он еще получит.

-Как это?

-Ты что, не знаешь? - копальщик придвинулся ближе к Константину, заговорил полушепотом, - правда, не знаешь о Гробнице и ее Проклятьи?

-Я знаю, что Гробница нехорошее место, но более конкретно...

-Демоны, приятель, - произнес Ханурик, печально, - откуда они взялись? Ты не знаешь? Никто не знает... Но замечено верно - там, откуда ушли древние, всегда появляются демоны. А там, где древние умерли, не успев закрыть за сбой двери там... в общем, здесь как раз такое место.

-Так, что же будет, когда он откопает?

-Наверное, Плотный умрет, - просто сказал Ханурик, - и все, кто будет рядом, тоже. А я, на твоем месте, постарался бы отсюда сбежать, воспользовавшись суматохой. Ты же видишь, Плотный, он не оставит нас в живых. Мусорщики жестоки. Но сила древних еще более жестокая. И она сильнее их.

Перед сном Поляков достал из-за пазухи то самое письмо. Задумчиво покрутил в руках, любуясь лунным отсветом на металле. На торце цилиндра был выдавлен непонятный знак - то ли волчья, то ли собачья голова. И частокол странных полосок разного размера. Старый конверт, очень старый.

И адрес: Саров - 22, улица Куусинена, корпус 2, здание номер 13.

Где могло находиться такое здание, Поляков не знал. Чем-то его пугало письмо, пережившее хаос смутных времен, и упрямо ползущее к адресату. А где он может быть, адресат? Не Плотный же!

Так и заснул снедаемый недобрыми предчувствиями. Народ храпел, постанывал и делал во сне копательный движения.

Утром Ганнслингер не смог подняться. Ноги его не держали и мусорщики по обыкновению хотели отвезти стрелка за котлован и там шлепнуть, но Ганнслингер, обливаясь слезами, упросил их не делать этого, а дать до полудня полежать в пещере, и тогда он, мол, придет в себя. По непонятным причинам мусорщики сжалились и оставили курьера в живых - как оказалось в дальнейшем, ему в тот день повезло дважды.

Остальные преисполнились ненавистного воодушевления от утренней речевки Плотного и отправились копать. Стена тянулась. На место отсутствующего Ганнслингера поместили того самого работника, что сидел у решетки. Он и сделал открытие, перевернувшее весь характер раскопок.

Когда бешеное солнце Мертвых земель нехотя поднялось к зениту, он откопал на идеально гладкой стене квадратную металлическую платину и отверстие в ней. Возникла пластина так неожиданно, что работник еще некоторое время бездумно копал, и только потом остановился с тупым удивление на лице. Наверняка в глубине души он уже давно поверил, что в стене вообще нет никаких отверстий.

Зато среагировал Ханурик. Он обернулся к Полякову и обречено вымолвил:

-Ну все, теперь начнется... Эй там! - заорал он стражам, - зовите Плотного, мы что-то нашли!

Но Плотный до раскопок дойти не успел. Пока стражи бегали за шефом, а народ тупо отдыхал от тяжкой работы, откопавший пластину работник заинтересовался отверстием и ткнул в него черенком от лопаты.

Внутри здания что-то гулко вздохнуло. Испуганный люд попятился прочь от стен, кое-кто попытался выпрыгнуть из канавы, но песок осыпался под пальцами. Здание вздрогнуло, и из-под слоя пыли донесся утробный гул механизмов.

А потом под самой пластиной возникла воронка. Песок задвигался, зашевелился под самыми ногами сделавшего открытие работника. С чмокающим звуком в глубинах земных что-то отворилось, и песок ухнул вниз. Работник заорал, взмахнул руками, увлекаемый песком куда-то вглубь. Блеснула на солнце лопата и все исчезло.

Дверь закрылась. У присутствующих вырвался потрясенный вздох.

Но тут прибежал Плотный и утроил всем разнос, пополам с напутственной речью. Под конец глаза у мусорщика блестели, а в уголках рта скопилась пена. Он призывал положить все силы на ударный труд. Руки его дрожали.

Больше вдоль стены не копали, а сосредоточились на участке под пластиной. Копали вглубь, и под сосредоточенными усилиями всей смены возник обрамленный облицовкой участок стены, а потом монолитная стальная дверь. Копали дальше, и вот свет увидели мраморные ступеньки, чуть вытертые, блестящие хромированные перила, а также, чуть правее от двери еще одна стальная табличка, блестящая свежо и ново, сохранившаяся в первозданности под слоем горячено песка.

Когда Поляков увидел надпись на табличке, лопата выпала у него из рук.

Надпись подле двери извещала: "Научно Исследовательский Институт трансмутационных технологий. Корпус No2, дом No13".

Плотный громко прочитал надпись, отчего копальщики прониклись благоговением, а некоторые даже попадали на колени. Это было нечто древнее, давно позабытое.

-Мы у цели! - сказал Плотный.

Солнце неторопливо ковыляло к горизонту, ничуть не убавляя жара, и весь остаток дня потратили на то, чтобы открыть двери. Напрасно. Распахнувшись однажды на краткий миг, они больше не хотели открываться. Повторный тычок черенком от лопаты, а также рукояткой кирки, стальной ручкой от скребка, стволом автомата, ничего не дали. Вход не срабатывал. Сначала открыть пробовал сам Плотный, потом он устал и вспотел, после чего уступил свою миссию добровольцу. Копальщики радовались незапланированному отдыху. А Поляков стоял в отдалении и все смотрел и смотрел на табличку с указанным номером. Где-то там, в глубине, скрывался почтовый ящик адресата.

Плотный устал и стал потихоньку злиться. Двери грелись под солнцем и безмолвствовали. Мудреная техника древних упрямилась и не собиралась открывать Плотному дорогу в подземный рай. Заскрипев зубами, глава мусорщиков дал сигнал ломать. Двери били киркой и ломами, потом подогнали бульдозер и сломали ему ковш. Плотный посмотрел на осколки закаленной стали ковша, на ни капли не пострадавшую дверь и побагровел. Глаза у него вылезали из орбит, и это было смешно, но горе тому, кто засмеялся бы в этот миг.

С тем и пришла ночь. Ночная смена праздновала выпавший отпуск, а дневная, с шутками, прибаутками и говорком проследовала на ужин. Плотный долго стоял у двери - костлявый силуэт в лунном свете, иногда что-то орал и колотил в створки. Те, безмолвствовали.

У себя в пещере Константин Поляков, пытаясь заглушить дурные предчувствия, читал письма.

"Привет братишка! Вот, выпала возможность написать. Втайне от прапора, гада, потом как он с родными общаться не разрешает. Нельзя говорит, положение, говорит, шибко серьезное сейчас. Сволочь он! И всегда сволочью был.

Ну, короче, не об этом я. О том, что все со мной в порядке. Живой. Маме передай, сестре и Насте. Скажи, что б не забывала меня. Вернусь еще. У вас, там говорят, чрезвычайное положение ввели, да комендантский час. На улицах не стреляют еще? Не бойся, не будут. Прапор говорит, что сейчас армия самое безопасное место, мол, если все же случится, то только тут и выживут.

Ты не бойся, не случиться. У нас тут вся часть гудит как муравейник. Все бегут куда то, офицерский состав на ушах и бросил пить. Вчера поймали ханурика одного, боеприпасы пер и на сторону продавал - не поверишь, поставили к стенке и шлепнули! Прапор говорит, так со всеми будет! Так, что я тоже пока притих. А еще прапор говорит, что бы помнили - мы мол, часть самая элитная, на нас бремя защиты Родины лежит.

А вообще, боюсь, скоро начнется. Враг не дремлет, ставит ПВЫ свои у самых границ. В море армады. Бандиты и террористы у обоих сторон крадут бомбы и все время кого-то подрывают. Как упрут, что нить больше, так все и начнется. Боязно мне, братец. Чем-то, все кончится? Вы же там, на гражданке и не знаете ничего, живете, почитай как у Христа за пазухой, спите спокойно. Нам бы так. И к тому же... О, прапор идет!

Ушел, гад. Надо дописать письмо, не знаю дойдет ли? Брат, началось. Передали приказ о срочной мобилизации и вся наша ракетная часть приведена в состояние боевой готовности. Меня зовут на расчет. Попытаюсь отправить письмо с почтальоном и тот отнесет, если его не расстреляют по дороге за дезертирство. Прощайте! Скажи матери, что я ее целую, и сестру тоже, от души!

И еще, братишка, пожалуйста, передай Настюхе - когда нажму кнопку, буду думать о ней!

Рядовой ракетно-стратегических

войск Вадим Р."

Поляков поднял голову и увидел Ганнслингера. Выглядел тот плохо - с таким видом долго не живут. Ганнслингер смотрел жалостливо.

-Что? - спросил Константин.

-Костя... - вымолвил Ганнслингер, - не могу я больше так, Костя. Помираю. Если меня не вытащат отсюда, точно ласты склею.

-Что ж поделаешь, друг, - участливо молвил проснувшийся Ханурик, - судьба у нас всех собачья.

А Поляков все смотрел на Ганнслингера. Потом, внезапно решившись, достал из-за пазухи то самое письмо. Вгляделся в выдавленные на корпусе строчки. Вздохнул и, двинув по прутьям оболочкой письма, заорал стражам:

-Вы там, зовите Плотного! Я знаю, как войти внутрь!!!

В лагере моментально поднялась суматоха. Смену подняли ноги, откуда-то прибежал, застегивая на ходу комбинезон, заспанный Плотный.

-Я, кажется, знаю, как попасть внутрь, - повторил Константин и его проворно выдернули из пещеры и чуть ли не под руки доставили к месту раскопок. Плотный махнул рукой, наверху затарахтел дизель. Яркие лучи прожекторов пали на безмолвствующую дверь. Мусорщики бодро сгоняли к траншее дневную и ночную смены. Дневная смена еле передвигала ноги.

-Ну, смотри, если не откроется! - процедил Плотный Константину и толкнул зажигательный спич. Люди застонали. Оказавшийся рядом с курьером Ханурик заметно нервничал и водил глазами по сторонам, словно выискивая пути к бегству.

-Ох, чует мое сердце, паря, зря ты это затеял.

Константин вручил Плотному письмо, и тот, с легким недоумением осмотрел конверт. Потом заметил адрес и кивнул, убежденный. Расправив узкие плечи, Плотный, под взглядами рабочих и мусорщиков прошествовал в дверям, прижимая письмо к груди.

И замер. Яркий электрический свет падал ему на спину, высвечивая черную тень на гладкой поверхности Гробницы. Силуэты Мусорщиков рваным частоколом торчали сверху. Внизу сгрудились работники. В воздухе повисло напряжение.

Плотный неожиданно развернулся и под гробовое молчание направился назад и вручил письмо Константину.

-Ну-ка, - сказал с некоторым замешательством Плотный, - Ну-ка лучше ты открой.

Поляков пожал плечами и взял письмо. Курьеру вдруг стало не по себе. Он посмотрел на Ханурика и увидел, что тот близок к панике. Под светом софитов Константин Поляков, курьер прошел в дверях. Яркое освещение делало происходящее похожим на некое безумное представление, действующими лицами которого были Поляков и стальные двери. По-прежнему было тихо и только дизель тарахтел в отдалении.

-Давай же! - крикнул Плотный и голос его дрогнул.

Со смешанным ощущением Поляков поднял цилиндр письма и вставил его торцем в выемку. Футляр подошел как родной. Да так оно, собственно и было. Пшикнуло, в воздух взметнулась тучка пыли, поднятая сервоприводами. И врата отворились. За ними была непроглядная тьма и ноги рабочего.

Тишина над поляной достигла могильной кондиции - позади онемевших стражей, Ханурик поспешно выбирался из замершей толпы.

Кроме ног от рабочего не осталось ничего - две ступни в потрепанных ботинках сорок пятого размера и кровоточащая рана на месте их присоединения к телу. На полу осталась лишь кучка песка и несколько лохмотьев неясного назначения.

Нервно сглотнув, Константин Поляков отвел взгляд от останков рабочего и, отойдя вправо, принялся вытаскивать письмо из приемника. Именно поэтому курьера и минула общая чаша, и смерть, дыша огнем и паром как сгинувший в веках тепловоз, пронеслась совсем рядом с ним.

Во тьме туннеля снова гулко вздохнуло - и это уже не было машиной. Народ испуганно попятился, и тут стоящий на гребне подле генератора Ханурик истошно завопил:

-Люди! Спасайтесь! Бегите отсюда!

Рабочие попятились и уперлись в цепь мусорщиков. Из туннеля пахнуло паром, перемешанным с густым, утробным ревом. Земля содрогнулась и темнота расцветилась тусклым багрянцем.

Стоящий перед туннелем Плотный ошарашено наблюдал исполнение своей мечты.

Земная твердь дрогнула еще и еще раз, а потом страж Гробницы явился на свет.

Сколько лет он дремал там, в подземной тьме, куда ни солнце, ни звуки не имели дороги? Сколько копил силы и злость? Кто породил его? Это был демон вероятно сильнейший из демонов, он опирался на четыре кривые, но мощные и толстые как колонны когтистые лапы. Он был похож на пса, только вместо шерсти его покрывала отливающая агатом гладкая чешуя. В узких щелях, закрытых броней глазниц полыхала алое пламя. Вырывающееся сквозь желтые, цвета серы, клыки дыхание отдавало дымом.

-Бегите! - кричал Ханурик, - Бегите, твари, спасайте свои жизни!

Демон сделал шаг вперед и одним движением оторвал Плотному голову. Безголовое тело пало вперед и замерло, обхватив руками ноги сгинувшего рабочего.

Только тогда все побежали. Демон ревел, шел вперед и настигал, настигал бегущих, его лапы давили людей, пасть кромсала. Толпа в панике бежала, роняя наземь мусорщиков. Миг, и лишившиеся шефа мусорщики уже бежали вместе со всеми. Кое-кто из них опомнился и начал стрелять - выстрелы звучно грохали на фоне воющей в истеричном страхе людской массы. Пули били в броню демона, высекали оранжевые праздничные искры и отскакивали, не причиняя вреда. Страж шел вперед и ревел, перекрывая перепуганное людское стадо.

Со звучным взрывом окончил свои дни генератор, выбросив в тусклое небо сноп искр, расцветив его на миг сонмом быстрогаснущих звезд.

Три секунды спустя на холме знакомо застучал пулемет - кто это был? Ганнслингер или просто один из мусорщиков, защищающий свою жизнь? Полков не знал - он все так же стоял, у дверей, незамеченный стражем и сжимал в руках послужившее ключом письмо.

Пулемет стрелял и стрелял, а потом багги звучно взорвался, осветив окрестности алой вспышкой. Кричали все реже и уже поодиночке. Страж гулко шагал где-то неподалеку.

Содрогающийся от страха Константин Поляков, понял, что сейчас демон вернется. Ему не нужным были эти орущие, впавшие в панику людишки, он жаждал одного - хранителя письма, по неосторожности открывшего ход в Гробницу.

Шаги стучали все ближе. Словно приняв решение, Поляков нырнул внутрь здания.

Странно, стены здесь едва светились. Туннель уходил куда-то глубь, вился, Константин, спотыкаясь, бежал, а позади шел страж, и шаги его гулко отдавались все ближе и ближе. В воздухе пахло серой и паленой резиной. Демон орал.

Туннель закончился цилиндрическим помещением с гладкими, облицованными сталью стенами. Курьер вбежал в него, и в ужасе остановился.

С той стороны, дальше, выхода не было. Тупик в стиле хайтек. Позади, демон преодолел уже половину тоннеля и быстро надвигался. Полутьма расцветилась красным. Взгляд Поляков обегал помещение и зацепился за странный вырост на гладкой стене. Он подошел ближе и остановился, не веря своим глазам.

Здесь, в подземной, оставленной древними, и заселенной силами зал Гробнице, на полированной до блеска стальной стене висел почтовый ящик.

Самый обыкновенный, Поляков такие видел не один раз. Проем ящика был приглашающе открыт.

И тогда Константин понял, что надо делать. Не обращая более внимания на демона, который прошел тоннель и сунул уродливую черную башку в помещение, он шагнул вперед, поднимая письмо, которое пронес через все Мертвые земли, многие километры радиоактивной пыли, Захоронения и плен мусорщиков. Письмо, которое он несмотря ни на что все же доставил по месту назначения.

Чувствуя странное освобождение, он опустил письмо в ящик. В спину дохнуло жаром, уши заложило от рева, когда страж кинулся к курьеру в бешеной попытке схватить и смять посягнувшего на знание древних.

Но не успел. Пол под ящиком бесшумно раскрылся и Константин Поляков рухнул вниз, успев только услышать, как демон со всего маху врезается в стену над ним.

Обиженные рев обманутого чудовища раздался откуда-то сверху, а потом затих, поглощенный расстоянием.

А потом был жесткий удар о паркетный пол.

-Костя! - вскрикнула жена, которую разбудил шум падения, - Ты чего, Костя?!

-Ничего... - сказал тот, с трудом поднимаясь с пола.

За окном разбушевавшийся ветер трепал кроны деревьев сдувая с них зеленую дымку. Внизу выла чья то разбуженная сигнализация.

-Что с тобой Кость, а? - жена выглядела испуганной. Константин усмехнулся про себя. Да, это тебе не от демонов удирать.

-Ничего, я же сказал... черт, скула болит, приложился...

-Ты все про письмо какое-то твердил. Заработался бедный.

Поляков поднялся на ноги и поплелся в ванную. Пощелкал выключателем и не добился эффекта - свет отключили. За окном царила тьма - значит во всем квартале. Чертыхаясь, Поляков поискал в комнате фонарь - был такой - на три батарейки со стальной, удобной ручкой. Нашел, и попытался отыскать кнопку включения. Похожая на маленькое испуганное привидение жена смотрела на него.

Кнопки не было. В голове мешались остатки сна - бормоча что-то под нос, Константин Поляков подошел к окну и подставил фонарь под лунный свет.

И замер - потому, что это был не фонарь. Четкий, знакомый адрес на боку цилиндра - сетка насечек на торце.

Жена что-то спрашивала у него, а Поляков все стоял у окна, сжимая в руках цилиндр и смотрел, как спускается все ниже и ниже луна.

Футляр от письма в его руках был пуст.

Но самое страшное было то, что он все-таки был.

Гробокопатель.

Кроха проснулся в полной тьме и некоторое время просидел, непонимающе вслушиваясь в отдаленную капель, приглушенную толщей камня.

Потом память вернулась к нему и он издал глухой стон. Их положение было страшным, мучительным, безысходным.

Вчера догорел последний прутик.

А ведь еще не так давно казалось, что они почти достигли своей цели.

Кроха потянулся во тьму и естественно наткнулся на Пеку. Тот спал, но когда Кроха злобно толкнул его, зашевелился во тьме, стал отпираться руками. Но Кроха его толкнул еще раз - просто из мстительности - еще бы, кто как ни Пека виноват в происшедшем. Впрочем, и Крохина доля безрассудства в этом была.

-Ч...что? - пролепетал Пека, - что случилось?

-Все то же... - ответил Кроха мрачно, - все как всегда.

-Есть хочется как, а мокрицы, поди, кончились...

-Вчера последнюю съели.

-Прутики...

-Кончились. Все кончилось Пека, да и мы, похоже, кончаемся.

Пека засопел печально - Кроха с удивлением понял, что почти не помнит, как выглядит давнишний приятель - тьма была похожа на всеобъемлющую грифельную доску с которой кто-то педантично стирал его Крохину память. Где-то там, за пределами пирамиды шелестел яркий солнечный мир, полный запахов, звуков и шевеления. Был там яркий рыжий песок, который иногда был белым, иногда черным, а на закате окрашивался багрянцем. Были пятилистные ярко-зеленые пальмы. Было синее-синее море, в котором водились акулы, а еще там можно было спасаться от жары. Да, там еще было тепло.

Здесь тепло не было. Здесь всегда было темно, холодно и что, пожалуй, больше всего удручало Кроху, всегда очень тихо. Собственное дыхание как никогда не ошибающиеся часы с каждым вздохом отмеряло оставшееся им время.

Вздохнув, Кроха поднялся. Ткнул приятеля в бок:

-Пошли Пека.

Тот поднялся беспрекословно, уже не нудил и не стонал, как в первое время, понимал - пока идешь, ты жив. Лег, значит оледенел, умер. Здесь слишком много было ледяной

неподвижности, слишком хотелось поддаться ей. Сесть и не двигаться, пока не обратишься в такой же холодный, сочащийся влагой камень.

Они пошли как всегда - Кроха впереди, чуть касаясь рукой гладких стен коридора, а Пека следом за ним, чуть касаясь Крохи. От стен веяло сыростью, и тьма обволакивала кругом как плотное, кожистое одеяло. Шаги стучали как метроном. Кроха уже научился отличать по звуку что под ногами - вот сейчас камень, потом утоптанная земля, а вот хрустят чьи-то тонкие косточки.

Да еще капала вода с сырых стен - кап-кап-кап, как исполинский, состоящий из бесчисленных водяных струй земляной метроном, что на пару с дыханием отмерял краткие мгновения утекающей жизни.

Тьма обволакивала кругом и потому идущий вперед, в неизвестность Кроха предавался воспоминаниям - это была единственная доступная ему забава - уж в мыслях то он был свободен, над ним был сияющий, высокий купол неба, а под ногами изумрудная, мягкая трава или на худой конец, жаркий желтый песок.

Но как всегда его мысли вернулись к началу - к тому проклятому дню, когда Пеке загорелось обогатиться и он втянул в свое грязное дельце Кроху - мало того втянул, так еще и повесил на него всю разработку плана - воспользовался чужими мозгами. Ну что ж, будет ему наука, как полностью доверять все другим. Хотя, по сути, Пека устроил бы еще хуже. С Пекой не прошли бы и первый кордон.

Кроха снова вздохнул. Он словно чувствовал полнящийся напряжением воздух того дня.

Вот они, щуплый, но умный Маки, которого за маленький рост прозвали Крохой, и Пека, его верный, хотя и несколько недалекий друг. Вот они стоят на песчаном уступе и жаркий ветер обдувает их, а позади видны черные свечки дыма от костров стражей третьего кордона. Стражи их не поймали - ни те, первые толстые и ленивые, разжиревшие на королевской службе, ни другие - из третьего кордона - поджарые, злые, славящиеся жестокостью. Говорили, что тех пролаз, которых не убивали сразу, они заводили вглубь города и оставляли, привязанными к столбу. А это, по слухам, был куда хуже милосердного, пусть даже тупого и зазубренного копья стража.

Но стражи были людьми, а людей всегда можно обмануть, подобно тому, как ловкий воин обманывает сильного, но тупого хищника, и Кроха сделал это - и вот они здесь, а под уступом простирается Некрополис, полнящийся островерхними рыжими пирамидами. Заповедный город мертвых, который живые оставили уже больше двух тысяч лет, со всеми несчетными его сокровищами. Опять же по слухам, богатые горожане и сейчас, за немалую мзду стражам проносят своих мертвецов в город, оставляя их в обнимку с золотом, а то и в золотом саркофаге. Слухи ходили разные, но то, что Некрополис богат и его мертвецам принадлежит в десять раз больше драгоценностей, чем у всей ныне царствующей династии, ни у кого не оставляло сомнений.

Вот и захотел Пека, сын бедного ремесленника, обогатиться. Но далеко не ушел, если бы не Кроха. И ведь ладно, посягни Пега на какую из малых Гробниц, так ведь нет - подавай ему пирамиду самого святого Арсеникума - могучего пришельца из дальних краев, о деянии которого до сих пор ходят страшноватые легенды. Уж кто-кто, а Арсеникум наверняка знал, как защитить свой посмертный покой. Но Пегу разве убедишь! Это ведь Кроха, а не Пека всегда был слабохарактерным и поддавался чужому влиянию.

А уж кто-кто, а Арсеникум в свою пирамиду уволок такие богатства! Сейчас, стоя на границе Некрополиса Кроха задавался вопросом - если даже их предприятие увенчается успехом, каким образом они сумеют сохранить сокровище? Кроха склонялся к мысли, что им придется навсегда покинуть родные места - иначе все сразу поймут, откуда у жалких неудачников Маки с Пекой столько золота.

Некрополис выглядел неуютно - истинно городом мертвых, живые, впрочем, тут никогда и не обретались - зато пирамиды к центру города становились все выше и выше. Усыпальница Арсеникума, хоть и была одной из самых высоких, располагалась у самой окраины - когда осененный знанием пришелец явился в их небольшую провинцию Некрополис уже был плотно застроен, и за те семьдесят лет, что нестареющий посланник богов прожил среди людей, окончательно утратил всякую возможность постройки чего-либо большого в центре, задавленный наступающей урбанизацией - тогда еще считалось за честь похоронить покойного среди ему подобных. Поэтому, когда Арсеникум к удивлению многих, почитавших его за бессмертного, склеил ласты (Кроха, впрочем, считал, что отправиться в лучший мир пришельцу помогли) ему выстроили пирамиду на самой границе Некрополиса пожертвовав почетностью места в пользу размеров пирамиды.

И конечно, именно усыпальница Арсеникума стала наиболее привлекательной для многочисленных расхитителей гробниц. Да вот беда - никто не знал, как в нее войти.

Никто, кроме Крохи.

И Пеки, который украл старый папирусный конверт, согласно завещанию самого Арсеникума уже семьдесят лет хранившийся в гильдии писцов.

Вот теперь Кроха сжимал конверт в ладонях, с некоторым сомнением глядя на рубленый пейзаж Некрополиса. Пека сзади топтался, нетерпеливо сопел.

-Ну давай Кроха, пойдем! - сказал он, наконец, - видишь, вон она пирамида!

Кроха передернул плечами и зашагал вниз по слону, обходя острые, торчащие из песка и похожие на зубы скалы. Шагал свободно, он знал, что до наступления ночи опасности в Некрополисе нет.

Зато если кого-то застигнет ночь - до рассвета доживают немногие.

Подле пирамиды остановились в немом благоговении - нечего сказать, старина Арсеникум постарался, отбывая в страну вечной охоты. С ним же уплыли три сотни рабов, а также их жены и дети, кошки и собаки, и, наконец, четыре десятка племенных волов из личных царских стад. Ближе к вершине вся эта убитая рать педантично изображалась, опоясывая пирамиду широким резным ремешком. Верх усыпальницы был отделан редкой в здешних краях яшмой.

Ее похитить не пытались - все равно через стражей не протащить.

Вход же отделан был скромно - простые двойные двери, без каких либо рисунков - но зато монолитные, как знал Кроха толщиной почти в метр - не пробить, не прорезать.

Была лишь бронзовая, потемневшая на солнце пластинка с изображением песоголового бога Каннабиса - властелина подземного мира, да небольшая прорезь рядом.

-Ну, - нервно молвил Пека, оглядываясь, - чего ждешь, суй давай.

-Погоди ты! - шикнул Кроха, - Тут с умом надо.

Он примерился к прорези и аккуратно опустил туда папирусный конверт, так, чтобы печать оказалась сверху. Печать последний раз сверкнула на солнце, а потом ее поглотил мрак усыпальницы. За толстой каменной стеной звучно щелкнул диковинный механизм и двери, тяжело скрежеща, растворились, впервые за семьдесят лет пустив свет в последнее убежище Арсеникума.

-Как просто! - восхитился Пека, - А! Стражи!

-Что стражи? - удивился Кроха, - они сюда не сунутся, они и не смотрят сюда.

Побледневший Пека схватил его за рукав и развернул лицом к кордону. На песочном склоне выросли новые зубья - и они не были скалами. Солнечный свет грозно поблескивал на бронзовых наконечниках копий стражи. Охрана третьего уровня решила проведать Некрополис.

-Убьют! - испуганно выдавил Пека, - нет! Хуже - бросят здесь на ночь!

И так все это знавший Кроха загнанно огляделся - песок, пирамиды, усыпальницы, гробницы, песок. Стражи пылили вниз по склону - они ясно видели черный провал в гладкой стене усыпальницы Арсеникума.

-Что ж делать-то, Кроха?

-Ясно что, - ответил тот, - идем куда шли - в пирамиду!

На полу усыпальницы застыла густая, копившаяся десятилетиями пыль, бегущий впереди Пека оставлял следы, как в диковинной твердой воде, что заменяет северным народам воду обычную.

Кроха заскочил внутрь следом, и вынул конверт из щели на внутренней стороне врат, за проемом уже можно было видеть фигурки стражей - те уже были на равнине и изо всех сил стремились сюда. Но тут двери вновь дрогнули и с потрясающей для их массы сноровкой гулкой захлопнулись, отрезав расхитителей от издавших гневный вопль стражей. Две секунды спустя в дверь слабо заскреблись с той стороны - это охрана злобно колотила копьями в неподатливый камень.

-Не войдут? - забеспокоился Пека.

-Да куда им, письмо то с печатью у нас.

Пека успокоено вздохнул - здесь было темно, холодно, но зато не было стражей. С досадой он вспомнил о связке факелов перед самым входом - оставили со всей поклажей. Хорошо хоть конверт успели вынуть.

-Не тушуйся Пека, - сказал Кроха, прислушиваясь к бесчинствам стражей, побесятся и успокоятся. Тогда-то мы и выйдем.

Ждать пришлось долго - стражи заняли позицию при входе и терпеливо ждали - знали, без факелов налетчики внутрь гробницы не сунутся. Пека с Крохой отошли чуть дальше по туннелю и там прислонились к стенам. Было неуютно - поневоле прислушивались к посторонним звукам, которыми неявно, но вместе с тем ощутимо полнилась пирамида.

Стражи поколотили в стены, а потом вдруг затихли. А еще через полчаса пирамиду потряс мощный, тяжелый удар, который переворошил все до единого кирпичи, сдвинул украшения из яшмы на вершине, и наверняка не раз перевернул Арсеникума в его саркофаге. Что это было, Кроха так и не узнал - может быть, отчаявшиеся при виде тяжелого случая святотатства стражи применили что-то разрушительное из тайного храмового арсенала, а, может быть, сама пирамида спустя семьдесят лет неожиданно проявила заложенный при строительстве дефект. А может, это было столь редкое в здешних краях тектоническое смещение плит, именуемое земной падучей? Это было совершенно неважно, потому что вернувшиеся в панике ко входу золотоискатели входа не обнаружили - и смогли лишь нащупать трясущимися от подступающего кромешного отчаяния руками лишь грубые, острые грани расколовшихся плит потолка, что незадолго до этого обрушились и похоронили под собой выход. Так, как снова ввернутая пробка в бутылку, плиты закупорили налетчиков внутри, прибавив к немалому мертвому кортежу Арсеникума еще двоих.

Когда Пека обнаружил завал, то заревел от ужаса и принялся колотиться всем телом от плиты. Вой этот звучал жутко, а в туннеле пирамиды - вдвойне, казалось, ожил кто-то из мертвой рати местного господина.

-Ну, Пека, ну! - закричал Кроха в перерывах между воплями напарника, - не кричи так, может, не все пропало...

-Что?! - закричал тот, - Выход-то вот он! Нет его! Нет!

Завал был капитальный - стражей стало совсем не слышно. Может быть, они ушли, испугавшись сотрясения, а может быть, камень намертво глушил все звуки.

Пека еще некоторое время вопил, а потом охрип и умолк, и тогда Кроха познал тишину - их будущую повсеместную спутницу. Тихо-тихо в пирамиде - лишь капает где-то далеко вода.

Притомившись, уселись у самого завала - Кроха чувствовал массивную стену из камня совсем рядом, а с другой стороны дул слабый, пропитанный холодом глубин, сквозняк.

-Что нам делать... - стонал Пека, - сдохнем тут не за что. И не узнает никто, что мы тут были.

-Вниз идти надо.

-Куда вниз? В пирамиду?

-Да, в пирамиду, - сказал Кроха, - все лучше, чем здесь сидеть. Может быть, есть еще выход.

Приятель Крохи подобрался в темноте. В голосе прорезалась надежда:

-Правда? А ты откуда знаешь?

-Они везде есть, Пека, - Кроха поднялся на ноги, остановился, ощупывая гладкие стены - а в такой пирамиде их не два и не три. Да ты, наверное, слышал - умирая, Арсеникум заказал в своей царскую палату сделать открывающейся изнутри, так, как будто он может выйти и через подземный ход вернуться в столицу.

Зря он это сказал - при мысли о бездыханном Арсеникуме, который к тому же может выйти из усыпальницы, Пека вновь начал всхлипывать. Кроха покачал головой - развезло парня. И у самого тяжело на душе - как выбираться. Про проходы, понятное дело, не знает вообще ничего. Но ведь должны быть! Не может не быть!

-Вставай друже! - сказал Кроха, - держись мне за плечо, так и пойдем.

Пека покорно поднялся - слышно было, как он всхлипывает в кромешной тьме. Потом его рука, как диковинный потный паук вцепилась Крохе в плечо, так, что тот едва сдержал стон - Пека цеплялся с силой утопающего.

-Входы, да? - просил Пека, - ну пошли тогда.

И они направились вниз по коридору - Кроха щупал камень, а Пека держался за Кроху. Коридор был не широк и шел куда-то вниз, это было одновременно хорошо и плохо. Хорошо, потому, что если где и быть подземному ходу - так это под землей. А плохо, потому что Кроха знал - пирамида, это только верхняя часть усыпальница. Он бы сказал "верхушка айсберга", но Кроха никогда в жизни не видел айсбергов.

Стена под пальцами - то гладкая, то шероховатая, то сухая как песок пустыни, то чуть сочащаяся влагой. И становилось все холоднее. Спустя полчаса наткнулись на развилку, и Кроха выбрал правый проход, не задумываясь. Тьма давила - казалось ты ослеп или, скажем, заживо похоронен.

-Кроха? - спросил вдруг Пека.

-Ну?

-А ты знаешь... знаешь, как все происходило?

-Арсениково захоронение?

Пека промолчал, но Кроха понял, что был прав:

-Арсеникум был богат, ты помнишь. А еще он был обличен властью, такой, какой не может похвастаться ни тогдашний, ни тем более нынешний царь. Тогдашнего то, собственно, сам Арсеникум и воспитал - на коленях еще держал, мальчишку сопливого. С ранних пор приучал к жестокости - говорил, мол, во многия власти, многия печали, так, что лучше привыкать заранее, и к тому же...

-Кроха?

-Чего еще?

-А кем он был, Арсеникум?

-Сам будто не знаешь.

-Все равно ты больше знаешь.

-Да не знаю я, Пека. Никто не знает, кроме Арсеникума, а он, как видишь, помер. Но слухи при жизни о нем ходили разные. Самый страшный... самый страшный о нем был такой - мол, Арсеникум есть жрец, и даже посланник самого Каннабиса...

Воцарилось молчание, нарушаемое лишь тяжелым дыханием, потом к нему примешались всхлипывания Пеки.

-Ну Пека! Ну не раскисай ты! Совсем размяк, ревешь как девчонка! Пека! Не верю я в это, если хочешь знать. Человеком был наш Арсеникум, человеком и помер! Вот неожиданно так - прожил много, но царя все ж не пережил. Нашли мудреца в его покоях ранним утром - лежит себе безмятежный - ну как будто уснул! Борода холеная, маслом намазанная. А рядом - на папирусе подробная инструкция как и что с ним делать. Ну, понятно, что он просто так дубу дать не мог - великий ведь мистик. Царь наш в депрессию впал и в запой. Повелел делать, как написано. Так и сделали.

Три дня вымачивали Арсеникума в вине, и еще три в меду, а когда вынули, да народу показали - так у нищеты и бедноты обмороки голодные случились - так вкусно от него пахло! Потом... потом по максимуму - требуху долой, а мозги отдельно вымачивали - в чане с розовыми лепестками. Бинты, пропитанные вечной смолой сверху наложили, дабы сохранился Арсеникум во веки веков, и когда придет время смог свое Ка провернуть и возродиться. И знаешь, все в это верили.

Естественно нигде кроме Некрополиса он не мог найти покой - большой шишке большую гробницу. С ним отправили всех его рабов, а также группу фанатов почитателей, да заодно три десятка раскольников, уверовавших в Каннабиса, что смуту разводили в династии. Царь сильно плакал, Арсеникума провожая, и сам в гробницу рвался, но ему не дали - сказали, что у него еще династия есть. Поэтому царь отдал в последний путь только всех своих старших родственников, бесполезных уже.

-Ого! - посочувствовал Пека, - важный был человек Арсеникум, ежели ему такие почести!

-А ты что думал? Всех собак, кошек, белую ручную крысу царицы, и племенных морских свинок отправили вслед за рабами. Помнишь, Пека, сколько такое стоит? Драгоценных масел не пожалели. Налоги на год подняли втрое, чтобы на яшму накопить. Вот так то! Ну и скот, конечно. Голодали потом три года, рождаемость упала, из-за чего нас чуть было не захватили дикие варвары из пустыни. И плач по Арсеникуму стоял три дня и три ночи, и огни горели разноцветные и говорят, даже пустили секретное храмовое оружие, что взорвалось над Некрополисом громоподобно. Вот! А еще...

Он замолчал. Пека настороженно топтался позади. Наконец робко спросил:

-Кроха, ты чего?

-Подожди... - стена закончилась и справа прощупывалась некая ниша, в которой пальцы наталкивались на что-то сухое похрустывающее.

Кроха напряженно шарил пальцами. Форма предмета складывалась в голове.

-Череп... - сказал Кроха.

Пека снова начал кричать.

И теперь мимо них тянулись и тянулись ниши с бессловесными последователями Арсеникума на разной стадии высыхания. По обе стороны коридора гнездились эти ниши со своими молчаливыми постояльцами, и пол ниш был с какой-то инфернальной заботой выстелен сухими веточками. Пека повопил и замолк - хватило его совсем ненадолго, куда как меньше, чем у входа. В воздухе стояла неприятная сладость, от которой свербило в носу и на глаза наворачивались слезы.

-Еще скот должен быть, - произнес Кроха, - но он ближе к усыпальнице.

Сколько они шли вот так, во тьме, окруженные мертвыми? Кроха совсем потерял счет времени. Временами Пека впадал в отчаяние и начинал стонать и это очень действовало на нервы. Потом руки вновь ощутили камень - ниши остались лишь с правой стороной коридора. Здесь было холоднее и по стенам капала вода.

Кроха остановился и, прислонив к стене, пальцы облизал холодную, горьковатую влагу, которую породила сухая земля. Сразу полегчало в начавшем уже пересыхать горле.

-Пека, если хочешь пить, лизни стену.

Тот завозился, рука его наткнулась на мертвеца справа и он испуганно вскрикнул. Нащупал справа стену и стал жадно слизывать влагу.

-По крайней мере, от жажды мы не умрем...

-Не от жажды... - сумрачно произнес Пека, - от голода, или холода... выхода то нет.

Они побрели дальше, сквозь темноту, и все гаже становилось у Крохи на душе, все тяжелее. Но вот действительно отчаяние пришло лишь когда он со всего маху ткнулся лбом в неожиданно возникшее в темноте препятствие. Затаив дыхание, Кроха начал шарить руками по стене и везде его ладони натыкались на гладкий, словно отполированный камень. Были, впрочем, какие-то выщерблины, словно кто-то уже попавшийся в ловушку долго и упорно пытался одолеть каменный тупик.

Тупик. Здесь коридор кончался, так и не сделав ни одного ответвления!

-Пека, похоже, ты прав... - тихо сказал Кроха.

Ледяное отчаяние стало овладевать и им. Он уселся у стены, прислонившись спиной к холодному камню. Тоже захотелось плакать, но Кроха помнил, как истерично всхлипывал Пека и ему стало противно. Пирамида давила безмолвием.

Пека опустился рядом с ним. Дыхание-метроном отсчитывало утекающие мгновения. Сколько они уже внутри? Час? Да нет больше. Часа три-четыре. Казалось дыхание вырывается морозным облачком.

-Зачем они это сделали? - горько спросил Кроха у темноты, - зачем было делать такой проход, чтобы в конце поместить тупик? Зачем издеваться над нами? Мы что, так и сдохнем здесь в темноте!

-Не надо, Кроха! - вдруг дрожащим голосом простонал напарник, - не надо, ну, пожалуйста!!

-А что, Пека? Чего-то еще ожидал?!

-Не надо...

-Жажда наживы! - зло сказал Кроха, - будем жить как короли! Нет, круче, чем короли! Вот так кончаются все авантюры! Вот так вот!! А теперь что нам делать!

-Я не зна-а-аю!!! - закричал Пека истерично и, вскочив на ноги, стал колотиться в неприступную стену - Не зна-а-аю!!! Не зна-а-аю!!!

Кроха вскочил, и стал в темноте нашаривать напарника. Пека, меж тем, отбил о камень руки, и, подхватив с пола острый осколок, продолжил колотить им. Бил часто и яростно, с тупым упорством, словно вознамерился пробить стену, а следом и всю пирамиду насквозь.

-ПЕКА ПРЕКРАТИ!!!

Тот бил. Звонкие удары резко отлетали во тьму. Пека ударил еще раз, и яркая вспышка резанула Кроху по глазам. Яркие рыжие искры на миг выхватили из тьмы лицо Пеки - глаза у него были вытаращены и лихорадочно блестели. Вновь настала тьма.

-Что это было? - спросил Пека недоуменно.

-Ударь еще раз, - сказал Кроха.

Удар - вспышка. Искры - роем короткоживущих мотыльков брызнули с острия. На миг напарники вновь увидели друг друга.

-Вот это да, - произнес Кроха после очередного повторения эксперимента, это же кремень, Пека. Самый настоящий. Тут вся стена им облицована!

Чирк - короткая вспышка.

-И что? - спросил Пека, - у нас ведь все равно нет факелов!

-Дурень! А ниши? Вспомни, чем они выстелены. Хворост, солома. Давай назад, выгребай из-под ближайшего.

-Но, Кроха... Мы же их потревожим?

-Кого ты собрался тревожить!!! - рявкнул Кроха, поднимаясь, - они все давно слились к Каннабису, вслед за своим обожаемым Арсеникумом! Пошел!

Пека ушел во тьму. На этот раз он не хныкал и крепко сжимал в руках кусок кремня. Кроха пошарил - и нашел еще один. Слышно было, как напарник шуршит в отдаленной нише. Потом шелест прерывался и Пека завопил. Кроха вздохнул.

-Кроха! Кроха!

-Ну чего?

-Он, кажется, пошевелился! Нет, правда! Дернулся, когда я его тронул.

-Ты хворост принес? - спросил Кроха.

-Вот, охапка целая, но Кроха, он и вправду дернулся!

-Не мели ерунды! Хворост сухой... ты держи его вот так, а я чиркну...

Искры все не шли - Кроха яростно долбил кремнем стену, и вот, наконец, под роем колючих рыжих огненных ос затлел кончик высохшего прута. Кроха оставил кремень и стал раздувать искринку, пока прут не запалился ровным, желтоватым пламенем. Как лучина. Огонек чуть колебался в сторону тупика - какой то отток воздуха здесь все-таки был. Тусклый свет пал на стены их темницы - совсем рядом маячило лицо Пеки - тот зачарованно улыбался, глядя на лучину, как ребенок, зачарованный самым древним в мире волшебством.

-Вот видишь, Пека, без света не помрем. Кроме того, здесь дует воздух, а значит за стеной пустота.

Он поднял лучину повыше, помещение озарилось, и стало видно, что стены тоннеля облицованы гладким, янтарного блеска, камнем. По пластинам кочевал изящный тонкий рисунок. А вот тупик был сложен из простых грубых камней, среди которых выделялась крупная, метрового поперечника картина, нанесенная на плотно пригнанные пластинки кремня. Картина хранила следы чьих то попыток пробиться сквозь стену, но рисунок просматривался очень ясно.

-Ну вот, - сказал Кроха, - это то, что я искал. Еще поживем, Пека!

На стене был изображен достопамятный конверт - тонкая, подробная фреска. Пальцы Крохи пробежались по изящным канавкам и остановились на кругляше царской печати.

-Сейчас... - он ощупал печать, потом сильно надавил на нее и поспешно отступил от стены, потому что за ней просыпалась новая партия диковинных механизмов. С тяжким скрежетом стена провалилась внутрь, и воздух, дунувший мощным потоком, загасил лучину.

В насупившей тьме было слышно, как Пека чиркает кремнем:

-Вот это да! Кроха, ты гений!!!

Из тьмы пирамиды, законсервированный ветерок донес слабый запах пряностей. Пека все восторгался, а Кроха привалился к стене, вслушиваясь в звуки подземного быта.

-Ничего, Пека, ничего. Я же говорю - поживем еще...

-А все-таки он дернулся. Я чувствовал.

-Может быть, это еще одно сотрясение.

Кусок кремня они подобрали и теперь Пека нес его, прижимая к груди, как очень ценный и столь же хрупкий талисман. А Кроха шел впереди с лучиной. Туннель был расписан, и яркие охряные краски смотрелись, как будто вчера написанные. На них по большей части что-то рыли - плоские, в модном ныне примитивистском стиле, рабы копали гробницу все глубже и глубже. Притом неведомый художник поставил себе целью изобразить всех до единого используемых в строительстве рабов - цепь одинаковых плоских охряных человечков все тянулась и тянулась, появляясь из тьмы, и уходя во тьму позади Пеки. Свет лучины колебался и помаргивал - из глубины дул потом воздуха, словно не в подземелье они спускались, а все выше и выше, там где воздух такой прозрачный, что не может удерживать тепло жаркого солнца, и потому там всегда дуют холодные ветры.

Шли пока не утомились. Дважды туннель дал ответвления, но поход ничего не дал - гладкие галереи издевательски описывали почти полный круг, и возвращали напарников в центральный тоннель. Когда сделали несколько кругов, Кроха озлобился и приказал Пеке делать кремнем на стенах заметки. После этого дело пошло лучше, но туннель окончательно утратил прямоту и стал виться в толщах земли, подобно следу исполинского каменного червя.

Сгорел одни прутик, и еще один, и еще обратился в сухой, невесомый пепел - эти лучинки, подобно шагам, как диковинные часы отмеряли время.

В конце концов пришлось сделать привал. Натруженные ноги гудели, подошвы горели от постоянной ходьбы по камням вверх и вниз. Лучина мерно потрескивала.

-Где он, проход? - спросил Пека понуро, - мы, наверное, уже за пределами Некрополиса.

-Это тебе так только кажется! - сказал Кроха, приваливаясь к стене, - тут на два шага вперед, три в сторону.

-А все равно идем долго. Я чувствую.

Кроха ничего не ответил. От стены позади исходил неприятный, глубинный холодок. Сверху нависал низкий свод тоннеля. Со вздохом Кроха погасил лучину и тьма снова обступила их. В этой темноте бесстрашные взломщики пирамид не заметили, как заснули. Над их головами тихо шелестел, несущий далекий, сладкий запах, ветер.

Какое-то время спустя Кроха проснулся оттого, что Пека трясет его за плечо. Кругом царила тьма, и потому он не сразу соориентировался в происходящем, а когда понял, то ему захотелось погрузиться обратно в сон. Действительность ужасала. Но голос Пеки сразу скинул всякую дрему, заменив ее резким и тягостным ощущением опасности:

-Кроха... там!

Тот замер, прислушиваясь ко тьме.

Когда среди привычных шуршаний и пощелкиваний толщи камня над головой выделился новый, непривычный звук у Крохи прошел мороз по коже. Сердце забилось, тьма навалилась кругом, мысль бешено скакала в поисках объяснений и... не находила.

Где-то далеко внизу, в толще пирамиды пели. Песнь эта, полная тоскливых, заунывных ноток, навевала жуть. Голосов было несколько - странный, призрачный хор, они причудливо переплетались, проводя каждый свою партию. Мотив был незнакомый, голоса тонкие - как флейта, и чуть более низкие - как тромбон.

Вот тогда Крохе стало по настоящему страшно. Песня звучала как жуткая эпитафия им обоим, печально и вместе с тем агрессивно - может быть, так могло петь все мертвое воинство Арсеникума, обрети оно вдруг голосовые связки. Немалым усилием воли Кроха подавил желание вскочить и вслепую бежать вперед, натыкаясь на стены и обдирая руки, лишь бы только не стоять на месте. Но это-то как раз и могло привести их к гибели. Поэтому Кроха просто запалил еще одну лучину, и сказал возникшему и мрака лицу Пеки - белому, как лед далекий северных стран:

-Не бойся, Пека, это ветер.

Пека помотал головой, не соглашаясь. Было видно, что ему тоже хочется бежать, пока ноги не откажут служить и пена не пойдет изо рта.

Или пока те, что поют, не поймают его в темноте.

-Конечно ветер, Пека. Этот туннель - он как труба, ветер в нем создает эту песнь. Впервые за много лет мы открыли проход - вот и играет.

Напарник Крохи пересек туннель и прислонился к стене рядом. Песня, то печальная, то жесткая, плыла над ними, пробивалась из каменных стен и гладкого пола.

И тут Кроха сделал то, что совершенно от себя не ожидал - он снова заснул. Истомленный, изнервничавший организм, явно знал лучше хозяина что ему надо.

Лучина догорела, а поющие так и не пришли.

Утром... субъективным, потому что встроенные хронометры расхитителей гробниц показывали только личное время их хозяев, о себе впервые заявил голод. Проснувшись в полной темноте, Кроха печально заметил, что думает о еде - не слишком типичная мысль, если учесть, что ты проснулся в одном из похороненных глубоко под землей туннелей усыпальницы могущественного колдуна, а вместо плюшевого мишки тебе согревали ночь триста добровольно сгинувших фанатиков. Но тем не менее - хотелось есть, и мысль эта, идущая откуда-то из мрачных глубин подкорки имела все шансы выйти на первый план, оттеснив надежду и страх.

Загнав поглубже мысли о еде, двинулись дальше. Коридор был по-прежнему украшен рисунками, наверное, даже богаче чем раньше, но внимания на это уже не обращали - чувство эстетики отмерло окончательно. Лучина - спасительный светоч - разгоняла темноту в двух метрах впереди, в уже чуть позади черный полог вновь накатывал, скрывал пройденные метры.

Дважды проходили крохотные помещения - похоже на караулки. Если бы тут было кого караулить. Что еще удивительнее - у стен висели на цепях подобие деревянных нар. Для кого были эти минимальные удобства, Кроха не хотел и думать. Его самого терзали смутные видения - проплывал под ногами каменный пол, исчезал позади, и казалось что Пека с Крохой совсем не двигаются - застряли на торце исполинского бесконечного колеса, что крутится и крутится без остановки, вращаемое усталыми шагами тысячи вот таких как они - тысячи потерявшихся без света и в безвременье мотыльков.

Когда стало совсем тоскливо, достигли отстойников. Это Пека их так назвал - на самом деле это были неглубокие квадратные бассейны, облицованные четырехугольной плиткой с замысловатым рисунком. Бассейны наполняла вода тепловатая и поросшая поземной бесцветной ряской, которая благоухала как центнер пролежавшей полдня на солнце рыбы. Здесь жили мокрицы - сколькие безногие создания, что медленно ползли по наклонной стене, иногда окуная свои полупрозрачные тела в пахучую влагу. К свету они были непривычны, и потому стремились укрыться в водорослевые заросли. Вода покрывалась мелкой рябью, будто под слоем водяной травки шевелилась, какая то мелкая водная живность однако, что было на дне бассейна, Крохе выяснять совершенно не хотелось.

А вот Пека со странным выражением смотрел на уползавших мокриц, пока напарник не потянул его за собой.

От нечего делать Кроха считал шаги, занятие это помогало убить время и ненужные мысли. Так, например, отстойники встречались через каждые пятьдесят два шага или тридцать вздохов, или четверть сгоревшего прутика. Примерно на каждый двадцатый шаг приходилась развилка - а на каждый двухсотый - двойная или даже тройная.

Правда, зачастую получалось так, что коридор делал плавный оборот в недрах земных и возвращался назад. Плутать тут можно было до бесконечности и надежда найти верный путь на поверхность все больше таяла в душе Крохи.

Тем неожиданнее оказалось встретить после многочасового пути узкий и длинный желоб, решительно непохожий на все виденное ранее.

-Ой, - сказал Пека, остановившись, - а это что?

Начало желоба находилось прямо под ногами, чуть в стороне обретался очередной бассейн и вытекающая из него струйка воды, спускалась по желобу в темноту. Справа и слева спуск обрамляли узенькие карнизы, которые ступеньками следовали друг за другом. Пол был густо покрыт слизью. Рисунков на стене не было.

-Похоже, они забыли сделать ступени, - произнес Пека и аккуратно шагнул вперед.

-Пека, стой! - крикнул Кроха и попытался уцепить друга за рукав, но не успел.

Поскользнувшийся Пека уже катился вниз по слизи. Он отчаянно верещал, размахивал руками, и отчасти из-за этого его развернуло поперек желоба. Не проехав и трех метров, Крохин напарник пристал к одному из карнизов. Кроха посветил лучиной и увидел, как Пека встает на ноги - был он перемазан и здорово смахивал на Арсениковых постояльцев.

-Чего! - завопил он, с трудом удерживая равновесие на узкой полоске камня.

-Это ловушка! - крикнул Кроха, - я знаю! Я читал!

-Чего ты читал?!

-Когда ты достигнешь конца желоба, сверху скатится огромный круглый камень и он размажет тебя по стенам! Я помню, такое случалось!

Пека замер на своем карнизе. Потерянно обернулся:

-Откуда ты знаешь, что это правда?

-Такие гробницы, как эта, всегда наполнены ловушками. Например, колья, они открываются под тобой, или...

-Постой! - закричал Пека, - я попытаюсь выбраться.

-Нет! Не пытайся! Тут слишком сколько, скатишься вниз, ловушка сработает.

Но Пека все равно попробовал. Первая же попытка чуть не привела к падению. Кроха кусал губы, наблюдая за старания приятеля - надо же так вляпаться.

-Что же мне делать!? - дрожащим голосом вопросил Пека, - как же так.

-Подожди! Я что ни будь придумаю! - крикнул Кроха и опустился у стены подле карниза.

В голову ничего не шло. Пека явно попал в западню, да еще сильно давило осознание, что впереди ловушка, а значит тупик.

-Маки... эй, Маки, ты же меня не оставишь?

-Что ты городишь, Пека! Не куда я тебя не оставлю! Да будь ты проклят, Арсеникум!! - заорал, неожиданно, Кроха и по щекам Пеки вновь покатились слезы. Он явно уже причислил себя к тем четыремстам мертвецам в пределах пирамиды.

-Сволочь, Арсеникум, сволочь, и после смерти гадишь людям!!

-Кроха...

-Помолчи!! Я придумал... - сказал Кроха, - сейчас сниму рубашку, ее длины должно хватить, чтобы ты дотянулся...

-Кроха! Ты гений, Кроха!

-Тихо! На, держи рубашку! Да поаккуратнее там...

Кроха лег на живот в мерзкую тепловатую слизь и спустил свою грубую домотканую рубаху вниз по желобу. Там, на карнизе Пека со свежевоспрянувшей надеждой отчаянно потянулся к свободе. Рубашки не хватало - ее рукав болтался в десяти сантиметрах от растопыренной в поисках опоры Пекиной руки. Пека тянулся изо всех сил. Не доставал.

-Ну давай, Пека, еще чуть-чуть!

-Не получается... - стонал тот, - слезь ниже.

-Не могу, скачусь!

Кроха удерживал рубашку кончиками пальцев, спустился еще ниже, и Пека, наконец, сумел ухватить вожделенный рукав. И тут же повис на ней всем весом. Кроха предупреждающе крикнул, но вновь опоздал - рубашка резко выдралась у него из пальцев и Пека, все еще сжимая ее в руках, уехал во тьму.

Кроха окаменел в ожидании неизбежного. Камень вот-вот должен был обрушиться вслед за невезучим напарником. Сердце заполошно билось, на коже выступил ледяной пот. Томительно тянулись секунды.

Пека начал ругаться только через три минуты. Заковыристые его ругательства были, в основном адресованы святому Арсеникуму, но перепадало и паникеру Крохе, везде видящему опасность. Кроха кричал сверху, что то не паникерство, а напротив, осторожность, но напарник не слушал - продолжа костерить его почем зря, густо мешая ругань со слезами облегчения.

-Спускайся сюда! - закричал он, наконец, и Кроха, слегка содрогаясь, скатился вниз по хоть и странному, но совершенно безопасному желобу.

Внизу оказался такой же и бассейн как и наверху и новый туннель. Еще здесь был Пека - испуганный до икоты, но живой и здоровый. Кроха уселся рядом, и они сидели молча. Лишь спустя некоторое время Кроха заметил, что это все похоже на жестокую шутку, до которых Арсеникум, по рассказам, был очень горазд.

Неприятности этот спуск все же принес - половина из несомого Пекой запаса прутиков вымокла в слизи и не годилась больше для лучин, а сушить ее было негде.

Обессиленные, напарники сидели у противоположных стен и при свете лучины смотрели друг на друга. Будущее рисовалось им в цвете неотличимом от темноты.

Никуда более не сдвинувшись с площадки у подножья желоба, Кроха с Пекой уснули, истомленные телом и загнанным к поребрику разумом. Вот так бесплодно закончился их второй день пребывания в пирамиде злобного старца Арсеникума.

Ночью хотелось есть, а где-то на расстоянии, но уже ближе чем раньше, неслось призрачное подземное пение, наполняя сердца тихим, холодным ужасом теперь стало лучше слышно, и можно было различить дробное, шелестящее постукивание, словно били тысячи крохотных костяных барабанчиков.

Потом Кроха проснулся в кромешной тьме, и это означало, что начался третий день.

Проснувшись, Маки не поверил своим ушам. Кто-то громко жевал у него над самым ухом. Не в силах пошевелиться от ужаса, Кроха лежал, вслушиваясь в темноту, а потом рядом чиркнуло и в огненной вспышке запалившейся лучины возникло лицо Пеки.

Это казалось невозможным, но Пека что-то жевал!

-Пека! Что... откуда?!

-Попробуй, Кроха, это не очень вкусно, зато насыщает.

-Что это? - спросил Маки, глядя на подрагивающие на ладони комочки.

-Не поверишь, это мокрицы! Их там у бассейна, полно! Они... почти как мясо.

-Пека, - сказал Кроха, - я не буду это есть...

-Ты что! Это же еда!

-Это мокрицы.

Пека, вздохнув, спрятал мокриц в карман - наверное, про запас. Не говор более не слова он двинулся вперед по извивающемуся, как подхватившая судорогу змея, коридору. Полтора часа они шли в гробовом молчании, пока Кроха, стиснув зубы от терзающего кишки голода, не попросил мокриц.

Тут же сделали привал. Кроха по началу давился, а потом вошел во вкус мокрицы не были деликатесом, но и к тошнотворной гадости их мог причислить только что плотно отобедавший устрицами гурман. Кроха гурманом не был и раньше, а сейчас не заметил, как умял половину захваченной Пекой снеди. Запил водой со стен и блаженно привалился к холодному камню.

На душе странно полегчало - удивительно, вроде бы положение их оставалось все тем же - безнадежным, безвыходным, и шли они все вниз и вниз, ан нет стало легче, страх отступил, поддавший почти блаженной сытости. Не замечая того, Кроха заулыбался.

-Вот-вот! - сказал, увидевший ухмылку, Пека, - а ты говорил - мокрицы.

-Человек, - сказал Кроха, - он, Пека такое существо, что привыкает ко всему. Вот. А еще, он может все преодолеть, потому что в отличие от дикого зверя у человека есть ум, чтобы поставить цель, и воля, чтобы ее достичь! И если воли хватит, то ничто его, человека не остановит. Понял Пека, ничто! И мы с тобой все преодолеем, победим, как победили голод, и выберемся из этого склепа... нет! Мы не только выберемся, мы и еще захватим сокровища этого ублюдка Арсеникума! В качестве компенсации.

Лицо Пеки просветлело, губы сами собой сложились в идиотскую, но исполненную желания действовать улыбку. Более не откладывая, напарники двинулись в путь.

Снова встретили желоб, и уже безбоязненно скатились по нему, крепок держа в охапку прутки. Вода в желобах была теплой и маслянистой и потому в воздухе колыхалось некое подобие тумана. Стены начисто лишились рисунков, а вместо них крошившийся камень покрывал бледный кустистый мох, который колыхался, словно подводная водоросль, когда напарники проходили мимо.

Как глубоко они забрались, Крохе не хотелось и думать. Трудно было представить, что этот туннель делали люди - на какую глубину он вообще может забраться? И самое главное - зачем все это?

-Воистину, помыслы Арсеникума для простых людей неисповедимы, - сказал Кроха, - куда он собрался? В царство Каннабиса?

-Не называй его вслух... - попросил Пека, - Говорят, песоголовый услышит, и явится за позвавшим.

-Пека! Как ты можешь верить в эти сказки? Каннабис... Выдумали себе страшилку... И вообще - этот туннель не сможет бесконечно идти вниз. В конце концов, он упрется в скальное ложе или подземные воды. Я читал. Я знаю.

-Тебе видней... - уклончиво сказал Пека и тут туннель кончился.

Гробокопатели с открытыми ртами замерли на выходе из туннеля. Естественно, ни о каком открытом пространстве на такой глубине речи идти не могло, потому туннель вышел в пещеру.

Каверна эта была высока и протяженна, потолок ее скрывался во тьме, а снизу вздымался целый лес острых сталагмитов, которые стремились соприкоснуться с выныривающими из тьмы под куполом собратьями. Со сталактитов срывались капли воды и как замедленный дождь падали в собравшиеся на дне пещеры озера. При каждом падении озера озарялись призрачным сине-зеленым светом, и цветомузыкальная плавная рябь бежала по их глади, и от этого начинали отсвечивать сталагмиты, творя в пределах пещеры диковинную димедрольную дискотеку.

Кроха с Пекой онемели от такого зрелища, представшего их зрению после многих часов однообразного туннеля. Лучина выпала из руки Пеки и зашипела в мелкой лужице. Да она и не нужна была - тут было светло, странный отсвет, но легко можно было увидеть противоположный край пещеры.

-Вот это да... - выдохнул Пека, - как же это может быть.

-Может, - произнес Маки, двигаясь через пещеру, - просто мы достигли каверн. А я то думал, это все сказки.

-Каверны?

-Ага... - наш великий царь, прокапывая гробницу для святого Арсеникума в точности следовал его указаниям, а, следовательно, рыл гробницу как можно глубже. Естественно он не сам это делал, а согнал на раскопки рабов. Причем оголил не только все плантации провинции, но и своих личных не пожалел. Да фанатики еще - те сами работали. В общем, собралось там тысяч пять человек одни камень тесали в скалах, другие его тащили по песку в Некрополис, ну а большая часть рыла. И все бы хорошо, но в какой то момент они докопались до врат.

-Врат? - встрепенулся Пека, - каких?

-Понятия не имею. Но рабы - народ темный, поэтому, когда на глубине в четыреста метров они встретили врата, то посчитали, что нашли врата в царство мертвых, - Кроха приостановился, и, повернувшись к Пеке, со страшной ухмылкой промолвил - к Каннабису!

Пека побледнел.

-Ну, короче, рабы рыть отказались - в царство мертвых никто не хотел. А царь наш, то ли другое мнение имел, то ли посчитал, что Арсеникуму у Каннабиса самое место, но застращал рабов и заставил их взломать врата и идти вниз. В один день три тысячи рабов и четыреста надсмотрщиков спустились во врата. И не вернулся ни один. Царь понял, что пора завязывать, дал команду фанатикам, и те, взяв в охапку господина, спустились в пещеры и врата за ними закрылись, а потом были вовсе запечатаны царской печатью. И прошло два дня, а на третий день царь...

-Кроха... - тихо сказал Пека.

Кроха поднял глаза и прямо перед собой увидел врата.

Были они огромны, в два человеческих роста и сверху донизу покрыты замысловатым узором и увенчаны были мощной аркой с выписанной клинописью фразой. Ворота смотрелись богато, а самое главное - они полностью соответствовали описанию из легенд. В призрачном фосфоренцировании врата выглядели более чем зловеще.

-Прямо как там... - сказал Кроха потрясенно, - вот оно, значит, куда мы забрались.

-Что там написано? - спросил Пека.

-Не понимаю... древние значки... что-то о надежде...

-О! Как раз то, что нам нужно!

-...и призывают ее оставить, прежде чем войти сюда. Мне кажется, именно здесь царь и сгубил три тысячи рабов.

-И что?! - выкрикнул Пека, - Нам то все равно куда идти!! Все равно только вперед.

-Тут вроде печать есть... смотри! Как на письме, то же самое!

-Еще бы! Кроха, мы что, так и будем перед ней стоять?

Кроха тяжело вздохнул. Здесь в пещерах было полегче - не так тоскливо, как в туннеле. Вот только дверь. Даже не дверь - врата. Поневоле поверишь в Каннабиса и в прочую мистическую дребедень.

-Ну что ж, - произнес Маки печально, - выбор у нас небольшой - либо мы идем вперед, либо поворачиваем назад, хотя мы прекрасно знаем, что позади выхода нет. С другой стороны - эта дверь ведет в совсем уж неопознанные глубины, я почти готов поверить, что в царство мертвых. Знаешь, Пека, я никогда не верил во всю эту мистику - в Арсениково бессмертие, в Каннабиса, в духов Некрополиса. Но теперь, когда мы уже третий день идем в глубине, ты знаешь... я готов в это поверить. Эта пирамида... она не простая. Она как... как живая...нет, как обжитое поселение - мертвые дома, а в них потайная, скрытая жизнь. Ты не чувствуешь? Она как Некрополис в Некрополисе!

-Не понимаю... Кроха, здесь неприятно, да...

-Так что мы будем делать Пека?

-Мы пойдем вперед, - уверенно сказал Крохин напарник.

-И достигнем самого дна, - добавил Кроха, и, шагнув вперед, сорвал печать.

И вот тут они ощутили все сказанное Крохой в полной мере. Пирамида вздохнула - просто поток холодного, но свежего, несмотря на глубину, воздуха пронесся по ее тоннелям и переходам - по той исполинской кровеносной системе Некрополиса. Пронесся, раздувая песчаный налет на каменных плитах, прошелестел, качнув древний мох, вызвал вялую рябь на тепловатой воде, затрепал ветхую ткань в одеянии мумий.

Пирамида дохнула, и на миг в ней замолкли все звуки. Скрытая жизнь затаилась испуганно, а потом зашевелилась вновь, но что-то было уже не так. Что-то изменилось. Где-то в глубинах земных гулко стукнула каменная плита.

Кроха с Пекой замерли на месте, глядя друг на друга, а потом ворота, хотя никто из расхитителей не касался их, легко, как тонкие бамбуковые створки распахнулись внутрь, явив взору чернильную тьму. Изнутри явственно пахнуло гарью. И только тогда Пека выдавил фразу, которая заставила напарников сорваться с места и сломя голову кинуться вперед:

-Они пробудились.

Не помня себя от ужаса, напарники бросились вперед, в темноту врат и долго бежали так, натыкаясь сослепу на стены, в панике, словно все слуги Арсеникума гнались за ними разом. Прошло немало времени, прежде чем запыхавшийся Кроха запалил очередную лучину.

Они шли весь подземный день, и прошло немало времени, прежде чем взломщики отважились на привал, но именно с того момента, как открылась дверь, их путешествие приобрело оттенок паранойи.

Подземные часы тикали, складываясь из дыхания, капели, шагов, но теперь они отсчитывали последние часы, и отчет этот закончится прежде, чем иссякнут жизненные силы двух путников, в этом Кроха не сомневался. Не стоило открывать дверь, а если брать выше - то не стоило заходить и в пирамиду. Все Пека. Эх, Пека...

Ночью невнятная песнь снова донеслась до них, но больше она не пугала Кроха знал, что замогильные звуки издают белесые, почти лишенные хитинового покрова насекомые, наподобие подземных сверчков. Твари эти, во множестве, обитали на нижних ярусах карстовых пещер, которые проходили сейчас напарники. Сеть пещер заменяла тоннель, низкие своды уже не наводили такую тоску, но все равно - проснувшись после трех часов нервного сна, Кроха с Пекой, не сговариваясь, поднялись и вымученно побрели дальше, всем естеством ощущая нарастающее позади напряжение.

Это было трудно объяснить словами, но ясно и четко ощущалось всем естеством. Пирамида вздохнула, и в тот момент пустился некий механизм, с безжалостной точностью отмеряющий время до того, как нечто случиться. Механизм, гигантский, и безумно сложный, с точными выверенными деталями нельзя было не уничтожить, не приостановить. Все было заложено давным-давно, семь десятков лет назад, а может быть, и раньше - ведь придумал это безумный старец еще в здравии.

Страшная мысль пришла в голову Крохе - что, если Арсеникум и задумал так? Имел в виду, что спустя какое то время в пирамиду кто-то заберется? И он использует живых... для чего?

Шли, пока усталость не заставила ноги подгибаться. Пещеры не кончались, лишь изредка чередуясь с неровными, прорубленными прямо в скальном ложе туннелями. Становилось теплее - а из глубины стало попахивать гарью. На привале Кроха пересчитал прутики и с тоской убедился. Что их осталось только три пещеры, царство камня и известковых налетов, здесь не было растений, и даже вездесущий мох куда то исчез.

Остались лишь медленно, но верно нарастающие шумы - как будто сотни легких, маленьких ног ступают по гладкому камню.

Отдохнув едва ли час, снова поднялись и пошли. Кроха сжал зубы - его мучила паранойя, и казалось погоня уже дышит в спину. Но когда они снова остановились, не в силах идти дальше, никто их не нагнал и не попробовал вцепиться в глотку. И все же пути назад больше не было. Догорел очередной прутик и их осталось двое - по одному на брата. Крохе и Пеке.

Не хотелось думать, что случиться, когда запас лучин закончится. Наверное, тогда он просто сядет и будет сидеть у стены, пока те, кто идут следом, не настигнут его и не пригласят в свой пахнущий пряностями и тлением круг.

-Пека... - тихо сказал Кроха, глядя на устало вытянувшегося у стены напарника, - Пека, наверное, наверх нам уже не выйти...

-Я уже понял... - ровным голосом без выражения ответил напарник, - ты извини, что так получилось...

-Пека, у нас теперь один путь. Мы должны во что бы то ни стало добраться до самого дна. Может статься, что один из нас не сможет идти. Тогда пусть дойдет хотя бы один.

-Кроха, я...

-Иногда, чтобы достигнуть рая, нужно идти вниз.

Минуло несколько скоротечных часов, а потом напарников подняло на ноги сильное чувство опасности. При свете последней лучины они до боли всматривались во тьму, готовые при малейшем шевелении пустится бегом. Но из тьмы так никто и не вышел, и они, пошатываясь, и протирая покрасневшие глаза, побрели дальше.

Теперь их путь проходил по длинной, извивающейся как пробитая судорогой змея кишке. Грубые серые стен были покрыты буграми и Кроха мог бы сказать, что это похоже на некачественный бетон.

Но Кроха никогда в жизни не видел бетона, и потом просто не мог найти определение. Кроме того, стены туннеля были густо изрисованы грубым варварским узором, нанесенным когда-то красной, а теперь побуревшей краской. Было в этом узоре что-то жуткое - он завораживал диковатой простотой и казалось что тот, кто нанес его на глубинный, твердый камень обладал совершенно иной логикой, нежели человеческая.

Зачем они шли вниз, в глубину, где нет и не может быть выхода? Зачем идти на верную смерть? Кроха задавал себя этот вопрос раз за разом, а размалеванные стены плыли перед глазами, похожие одна на другую? И снова и снова он отвечал себя - потому, что лучше идти, чем стоять и если бы он знал лозунг "движение жизнь", то неминуемо привел бы его в пример. И потому, что впереди неизвестность, а неизвестность хоть и страшит, но всегда оставляет нагретое место надежде. Путь был один - как сверкающая, полированная рельса, идущая из пустоты в бесконечность по все расширяющейся спирали.

Потом туннель кончился и они попали в гробницу.

Высеченная в глубинном базальте, она была проста и примитивна - без украшений, и лишь уродливые рисунки на стенах, говорили о ее назначении. Чаще всего среди корявых фресок встречалась уродливая фигура с острой собачьей мордой.

Посередине гробницы красовался саркофаг из полированного дерева с золотой инкрустацией. Крышка саркофага валялась на полу среди пыли, а в самом средстве последнего упокоения никого не было.

Пека увидал пустой гроб и застонал. Обернулся к Крохе с дико расширенными глазами. Пека медленно срывался с катушек, это факт.

-Не смотри так, Пека, этот саркофаг и был пустой!

Но Кроха понимал, что говорить чушь. Дно саркофага покрывал сероватый налет, в котором смешались обрывки ткани, высохшее благовонное масло и еще что-то. Мощный запах пряностей только подтверждал возникающие смутные догадки.

Хозяин гробницы покинул свое обиталище. Еще бы знать, по своей или по чужой воле.

-Ладно, не стой, идем!

-Как ты думаешь, это был Арсеникум?

-Сомневаюсь, скорее кто-то из приближенной свиты. Ну, пойдем!

И снова туннель. Шли полтора часа, а потом привалились к стене, тяжело дыша - безотчетно шагали быстрее, чем раньше, хотя вроде бы их никто не подгонял. Смотрели в глаза друг другу, а между ними догорала последняя лучина. Тонкий прутик становился все короче и короче, а потом обжегшийся Кроха выронил ее из пальцев и случилось локальное падение тьмы.

В темноте Пека заплакал - тихо и печально, как плачут маленькие дети, для которых каждая маленькая беда - конец света, или потерявшие всякую надежду люди.

Крохе тоже захотелось сесть и заснуть. Да так, чтобы не просыпаться, как и хотелось сделать совсем недавно.

Вместо этого он взял Пеку за руку и зашагал дальше, трогая рукой стену справа.

Тьма пала и с тех пор всякое осмысленное движение прекратилось. Они бежали вперед, из темноты в темноту и лишь слух да запахи доносили до них, что туннель существует, как и вся пирамида. У перекрестков Кроха больше не раздумывал куда идти, ему было все равно, лишь бы только идти вниз. Капала вода, пели сверчки, издалека попахивало гарью, ныл позади Пека, да кто-то шел следом. Медленно, но неотступно, как и полагается тому, кто свое уже отспешил.

Спустя какое то время вывалились в пустое помещение - насколько большое, сказать было невозможно. Но это тоже была гробница и резкий запах пряностей говорил сам за себя. Кроха наткнулся рукой на гладкое дерево, потом ощутил пустоту - да, и это обиталище мертвых было оставлено своим хозяином.

Бесконечно долго шли, стремясь подальше отдалиться от саркофага, потом наткнулись еще на один - тоже пустой - и смирились.

Позади пели сверчки, а потом резко замолкали, когда те, что шли следом, проходили мимо. Ноги подкашивались, собственное дыхание улетало во тьму, шли часы - тик-так, отмеряя остаток дистанции.

Иногда напарники почти бежали, иногда еле брели. Следом за темнотой ушло всякое понятие о времени и расстоянии. Теперь они не стремились попасть куда-то, они просто - шли.

Да еще эти, саркофаги которым больше не были нужны шагали следом, безмолвные и спокойные, никуда не спешащие. Ибо, зачем спешить, если жертвы все равно идут прочь от выхода, который, к слову, в пирамиде Арсеникума был всего один.

Кроха цедил проклятья мерзкому старцу, люто ненавидел его и всех его фанатичных последователей, которые без сомнения все до единого продались тьме и Каннабису, и шел вниз. Туннель шел вниз по широкой спирали, и его стены, то неровные, то гладкие были покрыты невидимыми во тьме письменами.

Еще одна погребальная камера, полнящаяся отсутствием света, концентрированным страхом и запахом бальзамирования - их встречалось все больше и больше, этих мест последнего упокоения Арсениковых сподвижников, и все они были пустые, покинутые, как шуршащая скорлупа ядовитого гада - не опасная, но хранящая воспоминание об опасности.

Потом был еще один короткий отдых, во время которого Кроху сморил тяжелый, мутный сон - из той же серии, что и посетившее солдат в окопе сновидение - когда вымотался настолько, что спишь уже не реагируя на внешние раздражители и степень грозящей тебе опасности.

А потом гробокопатель Маки по прозвищу Кроха проснулся в свинцовой душной тьме, пахнущей гарью, и еще холодом, и еще отчаянием.

Вот так - вчера сгорел последний прутик, но их надежда сгорела куда раньше, где-то в районе двери и царство мертвых.

А виноват в этом был, что ни говори, Пека.

-Все кончилось, друг Пека, а скоро и мы, кончимся.

-Ты только иди. Пока ты идешь, иду и я, так хотя бы знаем, что движемся и...

-Спокойно, Пека, спокойно. Я чую, скоро дойдем.

И они пошли - Кроха, касаясь рукой исписанной невидимой каббалой стены, а Пека держась за напарника. Пека шел как баран на бойню - только в данном случае убить должны были и мясника.

А Кроха шагал вперед и нехитрая да короткая жизнь его проходила у Крохи перед глазами. Страх. Уныние. Книги. Надежда. Пека. Опасность. Арсеникум. Жадность. Корысть. Нажива. Безоглядность. Безрассудство. Безысходность.

И вот он теперь здесь, в самой глубине недр земных, все еще идет, переставляет гудящие ноги, хотя умом понимает - идти осталось немного. Печатая шаги по гладкому полу туннеля, Кроха с удивлением осознал, что не может вспомнить как следует поверхность. Где-то на самом краю истончившийся его памяти оставались воспоминания о желтых, бескрайних полях, ярком, слепящем солнце, буйнотравья весной, высоких зеленых пальм. Вот только поблекло как-то все, выцвело и все больше Крохе казалось, что все это не больше чем его собственные фантазии. Как может существовать солнце, если есть только тьма? Как можно летать в синем небе, если можно идти только вниз? Как можно достигнуть рая, если идешь прямиком в ад?

Арсеникум, наверняка знал про все это, и оставил им одну единственную дорожку, и Кроха сказал бы, что чувствуешь здесь себя как поезд метро на своих нескончаемых рельсах, если бы знал хоть что ни будь про метро.

Но это было и не важно, потому что незацикленные в круг рельсы когда ни будь да обрываются в тупике, потому что этот тупик был здесь и дорога больше никуда не вела.

Они пришли. Они достигли самого дна.

Свет первым увидел Пека, потому что веки Крохи были плотно закрыты. Пека закричал, и сдавил плечо напарника, указывая смутным силуэтом руки на проем.

Это была еще одна дверь - приоткрытая, мощная, как и те, далеко вверху. И свет лился сквозь неплотно закрытую створку - зеленоватый и мерцающий как солнце водяных мокриц.

Кроха без колебаний отодвинул створку и увидел тупик. Странно, но теперь он испытал только безмерное облегчение.

-Пека, - сказал он, - Нам больше некуда иди. Закрой дверь, и подбери что ни будь потяжелее, мы будем обороняться.

Побледневший напарник затворил дверь и задвинул тяжелый засов. Дверь была капитальная - она дарила жизнь эта дверь, несколько лишних минут, пока ее не взломают.

Помещение было сферическим, в центре высился очередной саркофаг, а у противоположной стены в полу зияла круглая яма, из которой тянуло жаром и на стенке иногда плясали огненные всполохи. Над саркофагом тянулась медная, сверкающая, точно вчера сделанная арка с выбитым на ней словом: Arsenicum. Пека смотрел на дверь, точно ожидая, что идущие следом вот-вот начнут ломиться в нее.

Движимый нездоровым интересом Кроха смотрел на саркофаг. Что-то странное в нем...

Саркофаг был с крышкой.

На негнущихся ногах Кроха проследовал к последнему обиталищу злобного старца и резким толчком скинул крышку. Лакированное дерево загрохотало по полу, а замогильный свет пал внутренности гроба.

Кроха захохотал. Он ржал и ржал, не в силах остановиться, а Пека испуганно глядел на него, смеющегося стоя посередь погребальной камеры, у раскрытого гроба, прямо над коричневым, мумифицированным лицом владельца...

-Арсеникум! - хохотал Кроха, - зловещщий! Повелитель мертвых! Поклонник Каннабиса! Живой мертвец!! Труп! Мясо! Сухое мясо! Пека, он мертв! Мертв как бревно! Пека, мы все вообразили! Они никуда не ушли, потому, что не могли уйти! Их там просто не было...

И снова и снова он повторял эти слова, а Арсеникум лежал в своем гробу мертвый как ножка от пластикового стула, мертвых как сломанная швейная машинка, просто высохшее тело в марлях, и когда впавший в истерику Кроха стал бить его по лбу, никак не отреагировал.

Да и как он мог отреагировать - семидесятилетний выпотрошенный труп, легкий, бессильный.

-Ну и фантазия у нас, Пека! - орал Маки, лупцуя Арсеникума по твердым щекам, - никто ведь не оживал! Не бывает живых мертвецов! Не бывает Каннабиса! Ничего этого нет! Есть только мы, понимаешь, и мозги наши дурные. Вообразили, что идут! А всего этого нет! Нет!

Пека глуповато улыбался. Возразить он мог - труп Арсеникума, который должен был во главе войска мертвых спокойно почивал в саркофаге, а это значит... значит никто не идет. Никого нет за этой дверью.

Кроха завопил, потом схватил Арсеникума за марли и вытянул их саркофага, крича что-то торжествующее, а Пека, улыбаясь, развернулся к безопасной ныне двери, чтобы открыть ее.

Но тут в дверь ударили.

Часовой ход встал и забили куранты.

Кроха выронил Арсеникума и тот грянулся оземь - прямой и серьезный как мореная доска.

Со вторым ударом от двери откололась немалая часть и внутрь проник сизоватый, неживой свет, на фоне которого угадывались множественные рогатые силуэты.

Часы били. Время вышло. Пека стонал. Кроха онемел.

И лишь Арсеникум был совсем не причем.

С четвертого удара дверь слетела с петель и те, кто шли следом, стали наполнять помещение.

А впереди всех шел вождь в длинных, ветхих одеждах, украшенных тусклым золотом, высокий, с червленым жезлом в руках и собачьей головой. Алые, дикие, глаза светились средь черной шерсти.

В охватившем его полном ступоре, Кроха отметил, что голова Каннабиса слегка другая, нежели изображенная на фресках - там у него была острая морда гончей, а у реального повелителя тьмы тупая, и уродливо приплюснута, как у бойцовых псов. Жесткие брылья свисали на месте щек. Армия умерших и высохших поборников тьмы следовала позади легионом одинаковых силуэтов.

На пол пути к напарникам Каннабис остановился и вытянул вперед руку, покрытую жестким серо-черным ворсом с загнутым агатовым когтем, и, развернув алую пасть, возгласил:

-Тлен!

Люди ждали. Арсеникум лежал на полу лицом вниз.

-Тлен! - снова сказал Каннабис, низко, - Прими же свою участь и, познав смерть и гниение, приди же во прах!!

Он снова шагнул вперед и его нога, в изукрашенном черным золотом сандалии с хрустом наступила на безропотного владельца пирамиды.

Пека вопил от ужаса, обернулся к Крохе и с еще большим испугом увидел, что тот улыбается. Страшная у него была улыбка. Такая Каннабису бы подошла, умей тот улыбаться. Кроха схватил напарника за руку.

-Пес! - крикнул он и Каннабис на секунду озадаченно приостановился.

-Пес ты! И Арсеникум твой гнилой! - крикнул Маки с какой-то мальчишеской бесшабашностью, так кричат, когда точно знают, что положенное возмездие их не настигнет.

-И фанатики твои высохшие!!! И пирамида ваша корявая! Мокрицы!!! Вы мокрицы!!!

Каннабис с ревом рванулся вперед, багровое сияние полыхало в его глазах, и только тогда Пека понял, как может Кроха избежать наказания.

-НЕТ!! МАКИ!! НЕТ!!! - только и успел прохрипеть любивший легкие деньги сын бедного ремесленника перед тем, как дерзко смеющий напарник увлек его за собой в истекающий жаром провал.

Они падали недолго, а потом достигли огня и жестко об него ударились.

Крохин разлепил веки и потер вздувающуюся на лбу шишку, а после поспешно отодвинулся от палящего жара. От свитых длинной спиралью нитей накала шло сильное тепло - вчера окончился отопительный сезон и остывшие батареи заставили мать Максима поставить ему электрокамин. Тепло было вечером.

Пе... Петьки рядом не было - еще бы, ведь он дрыхнет у себя дома, напротив. Как и положено. Все, как положено.

Глядя на валяющийся на столе рисованный псевдодревний манускрипт, оставшийся от осенней игры в сокровища, Максим еще слышно прошептал:

-Не было... Ничего не было.

Хорошо хоть мама не проснулась. С таким грохотом падал с кровати! Покачав головой, Максим Крохин забрался в кровать и снова заснул, натянув одеяло до подбородка.

Кремень, со следами ударов, он нашел на прикроватном половике только следующим утром, а потом долго убеждал себя что это остаток его коллекции минералов, хотя в душе точно знал - он выкинул все до единого камни еще прошлым летом.

И еще беспокоила навязчивая мысль - он, Максим Крохин, обычный городской школьник, точно знает какие на вкус мокрицы.

Спайсманавт.

Я просыпаюсь и вижу звезды. Каждый раз, каждый день, хотя дней тут нет. Я вижу звезды и очень безбрежное пространство, которое так велико, что затеряться тут проблемы не составляет. Господи - да тут только и делают, что теряются - у них выходят из строя системы навигации, самопроизвольно включаются двигатели, ломаются гироскопы и уносят их бороздить иные звездные системы. Елки-палки, тут есть спутники - вояджер один и два - которые уже вышли за пределы системы и все дальше удаляются в АБСОЛЮТНУЮ ПУСТОТУ и чем дальше, тем она, эта пустота будет пустее!

И вот в этой то пустоте я, Андрей Якутин, простой человек с простыми потребностями, нахожусь в клетке. Я смотрю на далекие звезды, к которым свободно летят вояджеры сквозь толстое стекло иллюминатора и самое страшное, что в этой замкнутой и полной сложной электроники клетушке посадочного модуля я не один.

За что мне это, за что? Ведь я так любил свободу...

Но по порядку... надо сосредоточиться и вернуться к самому началу, ведь простыми жалобами здесь не поможешь... Как все было? Как все получилось? Воистину боги играют судьбами людскими.

С чего все началось? Со скуки. Все большие ошибки совершаются, как правило, от скуки... вернее в аффекте, помутнении разума и больших чувствах, но в начале все равно идет скука. Это как тайфун - пока он не пришел все тихо и спокойно и море отражает небесную лазурь. Но пала тьма и ненастье пришло - и что мы видим? Не следа от былой пасторали. Словно пасторали то и не было. Пастораль быстротечна и уж никак не тянет на вечность, не то, что нынешние звезды, так что я пришел к выводу, что по-настоящему надежной пастораль бывает лишь на фотографиях, на глянцевых рекламных проспектах.

...как скачет мысль. О чем там я? Про аффект - именно в нем я и нахожусь, и боюсь, это болезненное состояние будет только нарастать, впрочем, оно ничто по сравнению с тем, что имеется у моего так называемого напарника. Он настоящее животное и...

Я хотел по порядку. Мой городок был весьма маленьким и уютным местом, благополучным во всех смыслах, коим наделен этот термин. Именно такие и изображают в рекламных буклетах - крошечный, аккуратный, затерянный в бескрайних экологически чистых степях городок - миниатюрная и автоматизированная копия эдема для среднего класса. Современные технологии, плюс весьма высокий достаток среднего горожанина делали этот город весьма приятным местом для проживания. Он был надежен, в нем хорошо пахло свежей травой, и облицовка домиков всегда была белоснежной. В округе, где стоял мой город, никогда не бывало резких перемен климата и зимы были мягкие, но снежные, а грязные вихри большой политики всегда обходили поселение стороной.

Это было замечательное место. Место отдохновения и покоя, оплот надежности и благополучия.

И не было при таких качествах ничего удивительного в том, что город носил название Твердь Земная.

Немного не типичное название, но я всегда считал, что мой любимый город должен иметь хотя бы одну странность.

Да. О скуке. Как и всякий благополучный город, Твердь Земная был серьезно болен скукой. Это, наверное, походило бы на болото, не благоухай так фиалками. Благополучное болото, если можно применить такое определение.

Я был хорошо обеспечен и выращен родителями в любви и заботе, как всякий средний гражданин Тверди Земной. Я ни в чем не имел стеснения, но опять же как всякое возросшее в тепличных условиях растение не имел особой цели в жизни. Нас таких было много - мы плыли по течению ускользающих лет тесной стайкой, в которой каждый озабочен лишь собой.

Такова была вся молодежь города, так, что ничего удивительного в этом опять же не было.

Человек так устроен, чтобы всегда мечтать о большем. У меня было все, или почти все, так что о чем мечтать я не знал. Поэтому вместо четкого и сформированного видения цели, а также отмеченной на внутренней карте мира красным пунктиром пути к ней у меня была лишь потребность - некое неоформившееся чувство, которое было полной противоположностью скуки.

Я любил выезжать в степь на подаренном родителями к совершеннолетию окрашенном в металлик родстере в степь и подолгу стоять, вглядываясь в идеально ровную линию горизонта, которую никогда не уродовали дымовые трубы - как никак Твердь Земная была ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ ЗОНОЙ. Тут я чувствовал себя свободно, ветер наполнял легкие воздухом и вновь залезал в машину и гнал, гнал, по идеально ровному шоссе с одинокой желтой полосой посередине - бесконечной, как кусающая себя за хвост змея.

Я был наивен и в то же время чрезвычайно уверен в себе - нормально сочетание для отпрыска благополучных граждан Земной Тверди. Я был воспитан сначала действовать, а уже потом думать. Поэтому потребность моя так и не успела преобразоваться в черную хандру и мизантропное разочарование миром, и увидев в окружной газете рекламное объявление следующего содержания: