У меня чуть сердце из груди не выпрыгнуло.
– Тьфу ты, пап. – Я хлопнула дверцей холодильника. – Я же просила тебя так не делать.
Отец – или, точнее, призрак отца – оперся о косяк кухонной двери, сложив руки на груди. Вид у него был весьма самодовольный. Он всегда так выглядел, когда ему удавалось незаметно появиться за моей спиной и напугать меня до полусмерти.
– Ну что, – начал он так непринужденно, словно мы беседовали в кофейне за чашечкой латте, – как дела, детка?
Я бросила на него сердитый взгляд. Отец выглядел как всегда, когда устраивал мне сюрпризы, появляясь в нашей квартире в Бруклине. На нем была одежда, в которой он умер: серые треники и голубая футболка с надписью «Хоумпорт, Менемша. Свежие морепродукты круглый год».
– Папа! – воскликнула я. – Где ты был? И что здесь делаешь? Разве ты не должен являться новым жильцам нашей квартиры в Бруклине?
– Они скучные, – ответил отец. – Парочка яппи [11]. Козий сыр да каберне совиньон – вот и все, о чем они говорят. Я решил взглянуть, как вы с мамой устроились.
Он выглядывал из арки, сделанной Энди в попытке осовременить кухню. Когда мама со своим новым мужем купили этот дом, кухня все еще выглядела так же, как в середине девятнадцатого века, когда было возведено здание.
– Это он? – осведомился отец. – Парень с… Кстати, что это?
– Кесадилья, – объяснила я. – И да, это он.
Я схватила отца за руку и потянула вглубь кухни, чтобы он больше не мог видеть сидящих за столом. Мне пришлось перейти на шепот, чтобы они точно меня не услышали.
– Так вот зачем ты здесь? Шпионить за мамой и Энди?
– Нет! – возмущенно отверг отец мое предположение. – У меня для тебя сообщение. Но я признаю, что действительно хотел покрутиться тут и изучить обстановку. Убедиться, что он достаточно хорош для нее. Этот парень Энди, я имею в виду.
Я прищурилась.
– Папа, я думала, мы с этим покончили. Тебе полагалось уйти, помнишь?
Отец помотал головой, пытаясь изобразить взгляд побитого щенка, считая, что это заставит меня передумать.
– Я пытался, Сьюз, – печально произнес он. – Правда пытался. Но не могу.
Я смерила его скептическим взглядом. Я упоминала, что при жизни отец был юристом по уголовным делам, как и его мать? И актером он был почти таким же хорошим, как и Лэсси [12]. Печально-щенячье выражение лица удавалось ему, как никому другому.
– Почему, пап? – со значением спросила я. – Что заставляет тебя возвращаться? Мама счастлива. Клянусь, это так. Она настолько счастлива, что от этого просто тошнит. И у меня тоже все отлично, правда. Так что тебя здесь держит?
Отец печально вздохнул.
– Ты говоришь, что у тебя все хорошо, – заявил он. – Но ты не счастлива.
– О господи. Ты опять за свое. Хочешь знать, что сделает меня счастливой, папа? Если ты уйдешь. Вот что сделает меня счастливой. Ты не можешь провести всю свою загробную жизнь, следуя за мной по пятам.
– Почему нет?
– Потому что! – прошипела я сквозь стиснутые зубы. – Ты сведешь меня с ума.
Папа печально моргнул.
– Ты больше не любишь меня? В этом все дело, детка? Хорошо. Я понял намек. Наверное, я пойду пока навещу бабушку. С ней не так весело, потому что она меня не видит, но может быть, если пару раз грохнуть дверьми…
– Папа! – Я оглянулась через плечо, чтобы убедиться, что меня никто не слышит. – Слушай, что за сообщение?
– Сообщение? – поморгал он. – А, да. Сообщение. – Призрак вдруг посерьезнел. – Как я понимаю, ты сегодня пыталась связаться с одним человеком.
Я подозрительно прищурилась.
– С Рыжим Бомонтом, – ответила я. – Да, пыталась. И что?
– Это не тот человек, возле которого стоит крутиться, Сьюзи, – предупредил отец.
– Ага. А почему нет?
– Не могу сказать, почему, – ответил он. – Просто будь осторожна.
Я впилась в него взглядом. Нет, ну правда. Сколько можно меня доводить?
– Спасибо за загадочное предупреждение, папа, – поблагодарила я. – Оно мне очень поможет.
– Мне жаль, Сьюз, – сказал отец. – Действительно жаль. Но ты понимаешь, здесь все так сложно устроено. Я не могу объяснить, это просто… предчувствие. А мое предчувствие насчет этого парня, Бомонта, говорит, что тебе следует держаться от него подальше. Чем дальше, тем лучше.
– Что ж, этого я сделать не могу, – заявила я. – Прости.
– Сьюз, тебе не стоит общаться с ним один на один, – возразил отец.
– Но я не одна, – начала я. – Со мной…
Я запнулась. Джесс, чуть не сказала я.
Казалось бы, отец уже должен был быть в курсе. Я имею в виду, если папа знает о Рыжем Бомонте, почему бы ему не знать и о Джессе?
Но он, судя по всему, не знал. В смысле, о Джессе. Потому что в противном случае, могу поспорить, я бы уже об этом услышала. Ну вы сами подумайте: парень, который не может исчезнуть из моей спальни. Папы такое терпеть не могут.
Так что вместо этого я произнесла:
– Слушай, у меня есть отец Доминик.
– Нет, – возразил папа. – Этот человек и ему не по зубам.
Я вытаращилась на него.
– Эй! Откуда ты знаешь об отце Доме? Пап, ты что, шпионишь за мной?
Он смутился.
– Слово «шпионить» несет слишком негативный оттенок, – запротестовал он. – Я просто справлялся, как ты поживаешь, вот и все. Разве можно винить человека за то, что ему хочется проверить, как дела у его маленькой дочурки?
– Проверить, как у меня дела? И часто ты заглядывал с такими проверочками?
– Ну вот что я тебе скажу. От твоего Джесса я не в восторге, – заявил он.
– Папа!
– А что ты хотела от меня услышать? – Отец развел руками, словно говоря: «Ну подай на меня в суд». – Парень практически живет вместе с тобой. Это неправильно. В том смысле, что ты еще слишком молода.
– Он умер, помнишь? Вряд ли моей добродетели что-то угрожает. – А жаль.
– Но как ты собираешься переодеваться и тому подобное, если в твоей комнате парень? – Отец, как обычно, зрил в корень. – Мне это не нравится, и я собираюсь перекинуться с ним словечком. А ты тем временем будешь держаться подальше от этого мистера Рыжего. Тебе ясно?
Я покачала головой.
– Папа, ты не понимаешь. Мы с Джессом обо всем договорились. Я не…
– Я не шучу, Сюзанна.
Когда отец называет меня Сюзанной, это уже серьезно.
Я закатила глаза.
– Ладно, пап. Но что касается Джесса… Пожалуйста, не говори ему ничего. Джессу и так нелегко приходится, понимаешь? Я имею в виду, он умер прежде, чем вообще получил шанс реально пожить.
– Эй, – перебил меня папа, одарив одной из своих широких невинных улыбок. – Я когда-нибудь раньше тебя подводил, золотко?
Да, хотелось ответить мне. Тысячи раз. Где он был, например, в прошлом месяце, когда я так переживала из-за переезда в другой штат, начала занятий в новой школе, предстоящего соседства с кучей едва знакомых людей? Где он был буквально на прошлой неделе, когда один из таких же, как он, призраков пытался меня убить? И где он был в прошлую субботу, когда я влезла в заросли ядовитого дуба?
Но ничего подобного я не сказала. Вместо этого я произнесла то, что, как я чувствовала, от меня ожидалось. Именно так мы и ведем себя со своими близкими.
– Нет, отец, – улыбнулась я. – Ты никогда меня не подводил.
Папа крепко обнял меня, а потом исчез так же внезапно, как и появился.
Я спокойно сыпала хлопья в чашку, когда мама вошла в кухню и включила свет.
– Ты в порядке, дорогая? – с тревогой спросила она.
– Конечно, мам, – ответила я, забросив несколько хлопьев – сухих – себе в рот. – А что не так?
– Мне послышалось… – Мама испытующе посмотрела на меня. – Дорогая, мне показалось, что я слышу, как ты сказала… М-м-м… Ну… Мне послышалось, ты разговаривала с… Ты сказала «отец»?
Я прожевала хлопья. Я давно привыкла к таким вопросам.
– Я сказала «капец». Молоко в холодильнике. По-моему, оно испортилось.
Мама явно почувствовала облегчение. Дело в том, что она ловила меня за разговорами с отцом так часто, что я уже сбилась со счета. Она, наверное, считала, что у меня поехала крыша. В Нью-Йорке она частенько отправляла меня к своему психологу, который заявил, что с головой у меня все в порядке, просто я подросток. Черт, я навешала немало лапши на уши старого дока Мендельсона, уж поверьте.
Но в некотором роде мне было жаль маму. В том смысле, что она хорошая женщина и не заслуживала дочери-медиатора. Я знала, что никогда не оправдывала ее надежд. Когда мне исполнилось четырнадцать, мама провела для меня отдельную телефонную линию, полагая, что куча мальчишек будет обрывать наш телефон, и мамины друзья просто не смогут к ней дозвониться. Можете себе вообразить, каким разочарованием для нее стало то, что я не общалась по своей личной линии ни с кем, кроме Джины, да и то все наши разговоры обычно сводились к рассказам подруги о ее свиданиях. Меня же соседские ребята никогда особенно не стремились куда-нибудь пригласить.
– Ну что ж, – бодро сказала мама. – Если молоко скисло, полагаю, у тебя нет другого выбора. Придется попробовать кесадильи Энди.
– Круто, – простонала я. – Мам, ты понимаешь, что здесь купальный сезон круглый год? Мы просто не можем объедаться зимой так же, как привыкли делать это дома.
Мама вздохнула с легкой грустью.
– Дорогая, ты правда так сильно все это ненавидишь?
В ответ я взглянула на нее так, словно на этот раз ради разнообразия крыша поехала у нее.
– То есть? Что заставляет тебя думать, будто я ненавижу это место?
– Ты. Ты сама только что назвала домом Бруклин.
– Ну да, – смущенно согласилась я. – Но это не означает, что мне здесь не нравится. Просто это пока не дом.
– А что нужно, чтобы ты могла почувствовать себя здесь как дома? – Мама откинула прядь волос, упавшую мне на глаза. – Что я могу сделать, чтобы это место стало для тебя домом?
– Господи, мам! – воскликнула я, уворачиваясь от ее руки. – Ничего, ладно? Я привыкну. Просто дай мне время.
Мама на это не купилась.
– Ты скучаешь по Джине, так ведь? Я заметила, что ты не обзавелась здесь по-настоящему близкими друзьями. Такими, как Джина. Хочешь, чтобы она приехала тебя навестить?
Я не могла представить Джину с ее кожаными штанами, пирсингом в языке и африканскими косичками в Кармеле, штат Калифорния, где все носили хаки, а трикотажные двойки были практически предписаны законом.
Тем не менее я ответила:
– Думаю, это было бы здорово.
Хотя это казалось маловероятным. У родителей Джины было не так уж много денег, поэтому вряд ли они могли вот так запросто отправить ее в Калифорнию. Хотя прикольно было бы посмотреть на общение Джины и Келли Прескотт. Я была почти уверена, что пух и перья летели бы во все стороны.
Позже, после того как я поужинала, потренировалась и сделала домашнее задание (кесадилья в конце концов встала-таки комом у меня в желудке), я решила еще раз перед сном попытать счастья в надежде добраться до Рыжего, несмотря на предупреждение отца. Номер домашнего телефона Тэда Бомонта, которого, разумеется, не было в справочнике, я раздобыла крайне изощренным способом: выудила его из мобильного Келли Прескотт, который одолжила на заседании ученического совета под предлогом необходимости позвонить по поводу восстановления статуи отца Серра. В свое время я отметила, что в телефоне Келли есть функция адресной книги, и теперь стянула оттуда номер Тэда, прежде чем вернуть аппарат хозяйке.
Ну да, грязная работка, но кто-то же должен был это сделать.
Разумеется, я забыла принять во внимание тот факт, что к телефону может подойти Тэд, а не его отец. Что парень и сделал после второго гудка.
– Алло? – сказал он.
Я сразу узнала голос. Это был тот самый бархатистый голос, который ласкал мою щеку на вечеринке у бассейна.
Ладно, признаю. Я запаниковала и сделала то же, что и любая обычная американская девчонка в подобных обстоятельствах.
Я повесила трубку.
Конечно, мне и в голову не пришло, что у него может оказаться определитель номера. Так что когда несколькими секундами позже зазвонил телефон, я предположила, что это Ки-Ки, которая обещала сказать ответы к задачам по геометрии – я слегка отстала от одноклассников с этим своим медиаторством, хотя, само собой, и объяснила Ки-Ки свою просьбу совсем по-другому – поэтому подняла трубку.
– Алло? – сказал мне в ухо тот же самый мягкий голос. – Вы только что мне звонили?
Я быстро выругалась про себя, а вслух сказала только:
– Э-э-э… Возможно. Я ошиблась. Простите.
– Подождите. – Не знаю, как он догадался, что я собираюсь повесить трубку. – Ваш голос звучит знакомо. Я вас знаю? Меня зовут Тэд. Тэд Бомонт.
– Не-а, – ответила я. – Ни о чем не говорит. Простите, мне надо бежать.
Я повесила трубку и повторила все ругательства, только уже вслух. Почему, услышав голос Тэда по телефону, я не попросила его позвать отца? Ну почему я такая неудачница? Отец Дом прав. Медиатор из меня никакой. Никакущий. Я могу изгнать злого духа, нет проблем. Но когда дело касается живых людей, я самая большая в мире недотепа.
Я окончательно убедилась в этом примерно четыре часа спустя, когда меня вновь разбудил леденящий кровь визг.