Девять миллиардов имен Бога

СПАСАТЕЛЬНЫЙ ОТРЯД

[10]

Кого винить? Вот уже три дня мысли Альверона возвращаются к этому вопросу, и до сих пор он не нашел ответа. Сын народа с менее утонченной или менее чувствительной душой не стал бы терзаться, довольствовался бы тем, что никто не может быть в ответе за деяния рока. Но Альверон и его народ были властелинами вселенной уже на заре истории, в ту далекую пору, когда неведомые силы, от которых пошло Начало, обнесли космос Барьером Времени. Им было дано все знание, а беспредельное знание влекло за собой беспредельную ответственность. Если в управлении Галактикой случались ошибки и промахи, вина ложилась на Альверона и его род. А тут не просто ошибка — одна из величайших трагедий в истории.

Команда еще ничего не знает. Даже Ругону, его самому близкому другу, заместителю командира корабля, известна только часть истины. Но ведь до обреченных миров осталось меньше двух миллиардов километров. Через несколько часов они сядут на третьей планете.

Альверон снова прочитал послание Базы, потом движением, которого не уловил бы ни один человеческий глаз, нажал кнопку «Общее внимание». В длинном, под два километра, цилиндре — Корабле Галактического Дозора К.9000 — представители многих народов оторвались от своих дел, чтобы послушать, что скажет капитан.

— Я знаю, всем вам хочется узнать, — начал Альверон, — почему нам приказали прервать рекогносцировку и с таким ускорением поспешить в эту область космоса. Вероятно, кое-кто из вас понимает, что значит такая перегрузка! Наш корабль совершает свой последний полет, уже шестьдесят часов генераторы работают на пределе. Хорошо, если мы сможем своим ходом вернуться на Базу.

Мы приближаемся к солнцу, которое вскоре станет новой звездой. Взрыв произойдет через семь часов плюс-минус один час. Для исследования у нас остается самое большее четыре часа. Все десять планет системы обречены, причем на третьей планете есть цивилизация. Это установлено всего несколько дней назад. Нам выпал печальный долг связаться с обреченной цивилизацией и, если можно, спасти хоть кого-нибудь. Я знаю, с одним кораблем за такое короткое время мы мало что можем сделать. Но до взрыва уже никто больше не подоспеет нам на помощь.

Он помолчал, и долго в могучем корабле, который бесшумно мчался к неизведанным мирам, стояла тишина — ни движения, ни звука. Альверон знал, о чем думают его товарищи, и он попытался ответить на невысказанный вопрос.

— Вы недоумеваете, как могли допустить такую катастрофу, самую большую на нашей памяти. Одно могу сказать совершенно точно: галактический дозор тут не виноват. Вам известно, что с нашим флотом, неполных двенадцать тысяч кораблей, мы можем обследовать каждую из восьми миллиардов солнечных систем Галактики в среднем один раз в миллион лет. Большинство миров очень мало изменяется за столь короткий срок.

Около четырехсот тысяч лет назад дозорный корабль К.5060 изучал планеты системы, к которой мы приближаемся. Нигде не оказалось разумной жизни, хотя третья планета кишела животными, а еще две планеты когда-то были обитаемы. Был представлен, как положено, доклад, назначен срок следующего обследования системы — до него еще шестьсот тысяч лет.

Но оказывается, в невероятно короткий срок, который прошел со времени последней проверки, в системе возникла разумная жизнь. Первым признаком этого явились неизвестные радиосигналы, принятые на планете Кулат, в системе — X 29.35, Y 34.76, Z 27.93. Взяли пеленг: сигналы исходили из системы, в которую мы идем. До Кулата отсюда двести световых лет, значит, радиоволны шли два столетия. Другими словами, не меньше двухсот лет на одном из этих миров существует цивилизация, которая владеет техникой посылки электромагнитных волн и всем, что с этим связано.

Тотчас было проведено телескопическое изучение системы; оказалось, что солнце нестабильно, находится в стадии предновой. Взрыв мог произойти в любую минуту, если уже не произошел, пока радиоволны летели до Кулата. Понадобилось какое-то время, чтобы навести на эту систему сверхмощные локаторы, которые стоят на Кулате-II. Они показали, что взрыва еще не было, но до него осталось лишь несколько часов. Будь Кулат на долю светового года дальше от этого солнца, мы вовсе не узнали бы, что здесь существовала цивилизация.

Глава правительства Кулата сейчас же связался с Секторальной Базой, и мне велели немедля идти к системе. Наша задача — спасти кого можно, если кто-нибудь еще жив. Правда, мы полагаем, что цивилизация, у которой есть радио, может защититься от возросшей температуры.

Наш корабль и два вспомогательных катера обследуют каждый свою часть планеты. Капитан Торкали поведет ВК-Т, капитан Орострон — ВК-2. У них будет чуть меньше четырех часов. К концу этого срока они должны вернуться на корабль. Если опоздают, мы уйдем без них. Оба капитана сейчас получат от меня подробные инструкции в отсеке управления.

Все. Через два часа войдем в атмосферу.

На планете, некогда носившей имя Земля, гасли последние языки пламени: больше нечему было гореть. От могучих лесов, которые буквально затопили планету, когда кончилась эра городов, остались одни головешки, и дым от их погребальных костров еще стелился в небе. Но роковой час пока не пробил, камни не расплавились. Сквозь мглу неясно проступали материки, однако их очертания ничего не говорили наблюдателям на корабле. Карты, которыми они располагали, устарели на десяток ледниковых периодов и несколько потопов.

Когда К.9000 проходил мимо Юпитера, они сразу увидели, что не может быть никакой жизни в этих полугазообразных океанах сжатых углеводородов, теперь бурно кипевших в необычно жарких лучах солнца. Марс и другие внешние планеты остались в стороне. Альверон понял, что миры, лежащие ближе к солнцу, чем Земля, уже плавятся. Вероятнее всего, подумал он с печалью, трагедия неведомой расы свершилась. В глубине души он считал, что это даже к лучшему. Корабль смог бы взять не больше нескольких сот человек, и мысль об отборе мучила его.

В отсек управления вошел Ругон, начальник связи и заместитель командира. Весь последний час он тщетно пытался уловить сигналы с Земли.

— Опоздали, — угрюмо сообщил он. — Я все диапазоны прочесал, эфир молчит, если не считать наших собственных станций и программы с Кулата двухсотлетней давности. В этой системе не осталось никаких источников радиоизлучения.

С грациозной плавностью, недоступной двуногим существам, он приблизился к огромному видеоэкрану. Альверон промолчал; новость, которую сообщил Ругон, не была для него неожиданной.

Одна стена отсека управления целиком была занята экраном; огромный черный прямоугольник создавал впечатление бездонной глубины. Три тонких щупальца Ругана, непригодные для тяжелой работы, но незаменимые для быстрых манипуляций, забегали по ручкам настройки, и экран ожил тысячами световых точек. Ругон продолжал настраивать, и звездный рой ушел в сторону, уступив место солнцу.

Житель Земли не узнал бы этот чудовищный диск. Светило не было белым, его поверхность наполовину заволокли огромные фиолетово-голубые облака, из них в космос вырывались длинные языки пламени. В одном месте из фотосферы далеко в мерцающую бахрому короны протянулся исполинский выступ. Словно на солнце выросло огненное дерево высотой в миллион километров, и ветви его были реками пламени, которые неслись в космосе со скоростью сотен километров в секунду.

— Полагаю, — сказал наконец Ругон, — астроном представил вам достаточно точные расчеты. Как-никак…

— Не беспокойтесь, нам ничего не грозит, — заверил его Альверон. — Я говорил с обсерваторией на Кулате, они перепроверили наши данные. Когда нам сказали, что срок определен с точностью до одного часа, это надо понимать так: у нас будет час в запасе, а уж наше дело, использовать его или нет.

Он взглянул на пульт управления.

— Пора нам входить в атмосферу. Пожалуйста, настройте опять экран на планету. Так, пошли!

По кораблю пробежала дрожь, резко зазвонили и тут же смолкли сигналы тревоги. На экране появились два тонких снаряда, которые нырнули вниз к огромному диску Земли. Несколько километров они шли вместе, потом разделились, и один вдруг исчез, войдя в тень планеты.

Главный корабль, масса которого в тысячу раз превосходила массу любого из катеров, медленно погрузился следом за ними в объятия неистовой бури, разрушавшей покинутые людьми города.

В полушарии, над которым Орострон вел свой катер, царила ночь. Как и Торкали, он должен был фотографировать, делать замеры и докладывать на корабль. На маленьком разведочном аппарате не было места ни для пассажиров, ни для образцов. Если он встретит обитателей этого мира, к нему тотчас подойдет К.9000. Для переговоров времени не будет. В крайнем случае спасатели пустят в ход силу; объяснения последуют потом.

Опустошенный край внизу купался в жутком мерцающем свете; над половиной планеты простерлось огромное полярное сияние. Но изображение на экране не зависело от освещения, и Орострон ясно видел голые скалы, которые, казалось, никогда не знали жизни. Где-нибудь эта пустыня должна кончаться! Он включил самый полный ход, на какой мог решиться в этой плотной атмосфере.

Катер мчался сквозь ураган, и вот каменная пустыня вздыбилась. Впереди, уткнув вершины в клубы дыма, простиралась горная гряда. Орострон навел локатор на горизонт; тотчас на экране угрожающе близко выросли горы. Он пошел круто вверх. Трудно представить себе более негостеприимный край — какая тут может быть жизнь! Не изменить ли курс? Он решил идти по-прежнему и через пять минут был вознагражден.

Далеко внизу возникла обезглавленная гора; вся вершина ее была срезана какими-то искусными инженерами. Широко расставив ноги, на плато, прямо на камне, стояла замысловатая конструкция из металлических ферм, служивших опорой для различных устройств. Орострон остановил катер, потом пошел по спирали к горе.

Легкая мгла от доплерова эффекта пропала, изображение на экране стало предельно четким. На опорах, глядя в небо под углом в сорок пять градусов, лежали десятки исполинских металлических зеркал. Они были слегка вогнутые, и в фокусе каждого помещался некий сложный аппарат. В этом могучем, величественном сооружении угадывалась целесообразность: все зеркала смотрели в одну точку на небе или за ним.

Орострон повернулся к своим товарищам.

— Мне это напоминает обсерваторию, — сказал он. — Вы видели прежде что-нибудь похожее?

Клартен, многощупальцевый обитатель шарообразного скопления на краю Млечного Пути, предложил другую гипотезу:

— Это аппаратура связи. Отражатели фокусируют электромагнитные лучи. Я видел такие устройства на сотнях планет. Может быть, это как раз та станция, чьи сигналы приняли на Кулате. Хотя вряд ли, луч от таких больших зеркал должен быть очень узким.

— Тогда понятно, почему Ругон не мог поймать никаких импульсов, когда мы подходили к планете, — добавил Хан-сур-2, один из двойников с Тхаргона.

Орострон возразил:

— Если это радиостанция, ее поставили для межпланетной связи. Посмотрите, куда направлены зеркала. Никогда не поверю, чтобы народ, который только два столетия знал радио, мог пересечь космические дали. Моему народу для этого понадобилось шесть тысяч лет.

— Мы управились за три тысячи, — мягко вставил Хан-сур-2, опередив своего двойника на несколько секунд.

Прежде чем дело дошло до спора, Клартен взволнованно замахал щупальцами. Пока остальные говорили, он включил автоматический перехват.

— Есть! Слушайте!

Он щелкнул тумблером, и кабину заполнил пронзительный визг. Тон звука непрерывно менялся, тут явно была какая-то система, но в чем ее смысл?

Минуту все четверо напряженно слушали, потом Орострон сказал:

— Это не может быть речью! Ни одно существо не способно говорить так быстро.

Хансур-1 пришел к тому же выводу.

— Это телевизионная программа. А вы как думаете, Клартен?

Тот согласился.

— Да, причем каждое зеркало передает свою программу. Интересно, для кого? Очевидно, где-то там, куда направлено излучение, находится какая-нибудь другая планета данной системы. Это можно быстро проверить.

Орострон вызвал К.9000 и доложил об открытии. Ругон и Альверон были очень взволнованы и тотчас сверились с астрономическими справочниками.

Итог был неожиданным и обескураживающим. Ни одна из остальных девяти планет даже близко не подходила к каналу передачи. Казалось, огромные отражатели направлены в космос наугад.

Вывод мог быть лишь один, и первым его изложил Клартен.

— У них была межпланетная связь, — сказал он. — Но теперь станция покинута, и никто больше не следит за передатчиками. Планеты ушли, а антенны направлены по-старому.

— Ладно, сейчас мы все выясним, — сказал Орострон. — Я сажусь.

Он медленно опустил катер сначала вровень с огромными металлическими зеркалами, потом еще ниже и лег на скальную площадку. В ста метрах от катера под переплетением стальных ферм ютилось белое каменное здание. В нем не было окон, зато много дверей в обращенной к ним стене.

Глядя, как его товарищи надевают защитные костюмы, Орострон пожалел, что не может идти с ними. Но кто-то должен оставаться на борту и держать связь с кораблем. Так распорядился Альверон — распорядился очень мудро. Никогда не знаешь, что ждет тебя на планете, которую исследуешь впервые, тем более при таких обстоятельствах.

Осторожно три разведчика вышли из переходной камеры и отрегулировали антигравитационное поле своих костюмов. Затем маленький отряд направился к зданию: каждый двигался так, как это было присуще его народу. Впереди шли двойники Хансур, сразу за ними Клартен. Его гравитационный прибор явно капризничал: Клартен вдруг упал, рассмешив этим своих товарищей. Орострон видел, как все трое на миг задержались перед ближайшей дверью, потом медленно открыли ее и исчезли.

Призвав на помощь все свое терпение, Орострон ждал, а кругом бесновалась буря, и в небе все ярче разгоралась заря. В условленное время он вызывал главный корабль и слышал краткое подтверждение Ругона. Интересно, как дела у Торкали в другом полушарии, но с ним не свяжешься сквозь треск и грохот солнечных помех.

Клартен и Хансуры довольно скоро удостоверились, что их предположения в общем верны. Здесь была радиостанция, теперь всеми покинутая. Из огромного зала несколько дверей вело в небольшие комнаты. В главном помещении шеренгами уходили вдаль аппараты, на сотнях пультов мелькали огоньки, тускло светились сетки огромных радиоламп, образовавших целую аллею.

На Клартена все это не произвело никакого впечатления. Первый радиоаппарат, созданный его сопланетниками, давно превратился в окаменелость, насчитывающую миллиард лет. Народ, всего лишь несколько веков знавший электрические машины, не мог соперничать с теми, кто открыт электричество на заре существования планеты Земля.

Продолжая исследовать здание, отряд все запечатлевал на пленку. Надо было решить еще одну загадку. Покинутая радиостанция передает программы: откуда они идут? Центральный пульт удалось найти быстро. Он был рассчитан на одновременную трансляцию десятков программ, но студии надо было искать на другом конце множества кабелей, уходивших в подземелье. Ругон на К.9000 пытался разобрать содержание передач; может быть, это поможет. Нет никакого смысла прослеживать кабели, тянущиеся, возможно, через весь материк.

Отряд не стал задерживаться долго в пустой радиостанции. Больше они ничего не могли узнать здесь; и ведь они искали не столько научную информацию, сколько жизнь. Через несколько минут катер быстро взлетел с плато и пошел к равнинам, которые должны были простираться за горами. Оставалось около трех часов.

Глядя на исчезающие вдали таинственные зеркала, Орострон вдруг встрепенулся. Что это: ему почудилось или они и впрямь, пока он ждал, все чуть-чуть повернулись, точно компенсируя вращение Земли? Он не был уверен и решил, что это вообще не играет роли. Направляющие механизмы продолжают работать по заданной им программе, только и всего.

Через четверть часа они увидели город. Он далеко раскинулся вдоль реки, от которой остался уродливый шрам. Этот рубец петлял между высоких зданий и под такими никчемными теперь мостами.

У экипажа не было никаких сомнений, что город покинут. А проверять все здания некогда, в их распоряжении всего два с половиной часа. Орострон приземлился возле самой крупной постройки. Естественно предположить, что если кто-нибудь и укроется, то в самых прочных зданиях, где можно отсидеться до конца.

Глубочайшие пещеры, даже недра планеты не смогут защитить от катаклизма. И если здешний народ перебрался на дальние планеты, все равно смертный приговор будет отложен лишь на несколько часов, которые потребуются яростным волнам, чтобы пересечь всю Солнечную систему.

Откуда было знать Орострону, что люди оставили город не несколько дней или недель назад, что он пустует уже больше ста лет. Городская культура, пережившая столько стадий, оказалась обреченной, когда геликоптеры стали универсальным средством транспорта. Через несколько десятилетий людские массы, зная, что можно за какие-то часы достичь любого уголка земного шара, вернулись в поля и леса, по которым всегда тосковали. Новая цивилизация обладала машинами и ресурсами, о каких человечество прежде и не мечтало, но она во многом была сельской и покинула стальные и бетонные стены, которые веками довлели над людьми.

Сохранились города — центры науки, управления или развлечения, остальные забросили, так как разрушать их было слишком хлопотно. Десяток-полтора крупнейших столиц и древние университетские центры мало изменились и могли бы простоять еще не одну сотню лет. Но города, чья жизнь была основана на паре, железе и наземном транспорте, исчезли вместе с промышленными отраслями, которые их питали.

Пока Орострон ждал на борту ракеты, его товарищи проносились по бесконечным пустым переходам и залам, делая несчетное множество снимков, которые ничего не могли им рассказать об обитавших здесь прежде существах. Библиотеки, залы заседаний, тысячи официальных помещений пустовали, всюду лежал толстый слой пыли. Если бы разведчики не видели радиостанцию на горе, они подумали бы, что эта планета уже много столетий как вымерла.

Томясь долгим ожиданием, Орострон пытался представить себе, куда мог уйти этот народ. Может быть, предвидя, что спастись нельзя, люди покончили с собой? А может быть, соорудили огромные, на миллионы мест, убежища в недрах планеты и сейчас сидят где-нибудь у него под ногами, дожидаясь конца… Вероятно, ему никогда этого не узнать.

Он с облегчением отметил, что пора лететь обратно. Скоро станет известно, чем кончилась вылазка Торкали. Ему не терпелось скорее вернуться на корабль, так как с каждой минутой он чувствовал себя все более неуютно. Орострон уже спрашивал себя: что, если астрономы на Кулате ошиблись? Он успокоится, лишь когда кругом будут надежные стены К.9000. Еще лучше уйти в космос подальше от этого зловещего солнца.

Как только его спутники вошли в шлюз, Орострон поднял в небо маленький аппарат и взял курс на К.9000. Потом повернулся к остальным.

— Ну, что вы нашли? — спросил он.

Клартен достал свернутый в трубку холст и расстелил его на полу.

— Вот как они выглядели, — тихо сказал он. — Двуногие, и рук только две. Несмотря на это, управлялись неплохо. Всего два глаза, во всяком случае впереди. Нам посчастливилось, это чуть ли не единственный предмет, который остался.

Старинный портрет холодно глядел на троих, те, в свою очередь, пристально его рассматривали. По иронии судьбы его спасло то, что он не представлял ни малейшей ценности.

Когда город эвакуировали, никому не пришло в голову захватить олдермена Джона Ричардса (1909–1974). Полтораста лет он обрастал пылью, меж тем как вдали от старых городов новая цивилизация поднималась к высотам, каких не ведала ни одна прежняя культура.

— Вот почти всё, что мы нашли, — продолжал Клартен. — Вероятно, город покинут много лет назад. Боюсь, наша экспедиция потерпела фиаско. Если на этой планете и остались живые существа, они слишком хорошо спрятались, нам их не найти.

Командир вынужден был согласиться.

— Задача невыполнимая, — подтвердил он. — Будь у нас неделя, а не часы — другое дело. Кто их знает, может быть, у них убежища под океаном. Мы об этом совсем не подумали.

Бросив взгляд на приборы, он исправил курс.

— Через пять минут будем на корабле. Альверон быстро едет. Может быть, Торкали нашел что-нибудь?

К.9000 летел на высоте нескольких километров над берегом залитого солнцем континента. Орострон подошел вплотную. До контрольного срока оставалось полчаса, нельзя терять ни минуты. Он искусно ввел свой катер в отсек запуска, и они прошли через камеру перепада в корабль.

Их ждали. Это естественно, но Орострон тотчас заметил, что не только любопытство привело его друзей к отсеку. Еще никто не сказал ни слова, а он уже знал, что случилась беда.

— Торкали не вернулся. Он потерял свой отряд, надо их выручать. Пошли в отсек управления.

Поначалу Торкали повезло больше, чем Орострону. Он шел в зоне сумерек, сторонясь палящих лучей солнца, пока не достиг большого озера. Озеро было совсем молодое, одно из самых последних творений рук человека; меньше ста лет назад занятая им площадь была пустыней. И через несколько часов тут снова будет пустыня: вода уже закипала, к небу тянулись столбы пара. Но пар не мог скрыть очарования большого белого города, который раскинулся на берегу.

По краю площади, где приземлился Торкали, аккуратно стояли летательные аппараты. Устройство примитивное, но сделаны великолепно; тягу обеспечивали вращающиеся лопасти. Не было видно никаких признаков жизни, но казалось, что жители должны быть где-то недалеко. В некоторых окнах еще горел свет.

Три спутника Торкали уже вышли из ракеты. Возглавил отряд старший по званию и происхождению Цинадри; как и сам Альверон, он родился на одной из древних планет Срединных Солнц. С ним шли Аларкен — сын народа, который был одним из самых молодых во вселенной и почему-то очень гордился этим, — и странный обитатель системы Паладор, безымянный, как и весь его род, так как он был лишен индивидуальности и представлял собой подвижную, но все равно зависимую ячейку сознания своего народа. Хотя он и его сородичи давно разошлись по галактике, исследуя несчетные миры, какое-то неведомое звено продолжало связывать их вместе так же прочно, как если бы они были живыми клетками человеческого тела.

Когда говорил житель Паладора, он пользовался только местоимением «мы». В языке Паладора не было и не могло быть первого лица единственного числа.

Огромные двери великолепного здания озадачили разведчиков, хотя с ними справился бы даже ребенок. Цинадри не стал терять времени, а вызвал своим передатчиком Торкали. После этого все трое отошли в сторону, и командир вывел катер на нужную позицию. Мгновенная вспышка ярчайшего пламени — могучие стальные створки озарились светом, который был на грани видимого спектра, и пропали. Каменная кладка еще была раскаленной, когда отряд ворвался в здание, освещая себе путь фонарями.

Но фонари оказались ненужными. Огромный зал, в котором они очутились, освещался рядами ламп под потолком. С одной стороны к залу примыкал длинный коридор, а прямо перед ними широкая лестница поднималась на верхние этажи.

На секунду Цинадри заколебался. Потом решил, что все равно, куда идти, и повел товарищей за собой в коридор.

Чувство, что где-то близко есть жизнь, стало особенно сильным. Казалось, они вот-вот встретят обитателей этого мира. Если те поведут себя враждебно (за что их трудно будет упрекнуть), придется пустить в ход парализаторы…

Волнуясь, разведчики вошли в следующее помещение. И облегченно вздохнули: здесь были только машины, шеренги машин, недвижимых и немых. Теряющиеся вдали стены сплошь состояли из металлических ящиков. Больше ничего, никакой мебели, только эти ящички и таинственные машины.

Аларкен, всегда самый проворный из тройки, уже изучал ящички. В каждом из них лежали тысячи тонких, но очень прочных пластин с множеством отверстий разного вида. Паладорец взял одну карточку, а Аларкен запечатлел интерьер, сделав крупные снимки машин. Затем они пошли дальше. Просторное помещение, одно из чудес этого мира, им ничего не говорило. И ничьи глаза больше не увидят замечательных, почти одушевленных электронно-счетных устройств и пять миллиардов перфокарт, на которых записаны все сведения о каждом из живших на планете людей.

Было очевидно, что этим зданием пользовались совсем недавно. Все больше волнуясь, разведчики поспешили в следующее помещение. И увидели огромную библиотеку, миллионы книг на бесчисленных стеллажах. Здесь — хотя разведчики не могли этого знать — хранились все законы, когда-либо учрежденные людьми, и все речи, произнесенные в их советах.

Цинадри размышлял, как быть дальше, когда Аларкен обратил его внимание на один из стеллажей, метрах в ста от них. В отличие от других он был наполовину пуст, а на полу, словно сброшенные кем-то в спешке, кучами валялись книги. Никакого сомнения: совсем недавно здесь побывал еще кто-то. Чуткие органы чувств Аларкена отчетливо различали следы колес на полу, хотя остальные ничего не видели. Он даже обнаружил отпечатки ног, но, не зная ничего о жителях этого мира, не мог сказать, в какую сторону вели следы.

Чувство близости живого усилилось чрезвычайно, но близости временной, а не пространственной. Аларкен сказал вслух то, что думали все:

— Наверно, книги были очень ценные, и кто-то решил их спасти в последнюю минуту. Это значит, что где-то, быть может, совсем близко, есть убежище. Если поискать, мы можем найти какие-нибудь признаки, которые приведут нас туда.

Цинадри согласился, но паладорца эта мысль не вдохновила.

— Даже если так, — сказал он, — убежище может быть в любом месте планеты, а у нас осталось всего два часа. Но не будем терять времени, если мы хотим кого-то спасти.

И отряд снова двинулся вперед, останавливаясь только для того, чтобы захватить несколько книг. Они могут пригодиться ученым на Базе, а впрочем, вряд ли их удастся перевести. Оказалось, что здание состоит преимущественно из маленьких помещений, и все они еще недавно были заняты. Почти всюду были порядок и чистота, но в двух-трех комнатах царил дикий хаос. Их особенно поразило одно помещение — судя по всему, какой-то кабинет, — которое подверглось полному разгрому. Пол усеян бумагами, мебель разбита, снаружи в разбитые окна лез дым.

Цинадри встревожился.

— Не может быть, чтобы сюда могло проникнуть какое-нибудь опасное животное! — воскликнул он, нервно крутя в руках парализатор.

Аларкен не ответил. Он издавал странный звук, который на языке его народа назывался смехом. Прошло несколько минут, прежде чем он смог объяснить, что его так развеселило.

— Не думаю, чтобы это сделало животное, — сказал он. — Объяснение намного проще. Представьте себе, что вы всю жизнь проработали в одном помещении, из года в год занимаясь бесконечными бумагами. Вдруг вам говорят, что вы их больше никогда не увидите, ваша работа кончена, можно уходить навсегда. Больше того, никто не заменит вас здесь. Конец, точка. Как бы вы поступили, Цинадри?

Цинадри подумал несколько секунд.

— Ну, наверно, я бы все прибрал и ушел. Ведь так было во всех остальных комнатах.

Аларкен снова засмеялся.

— Не сомневаюсь, вы бы так и сделали. Но есть люди с другой психологией. Думаю, мне пришлось бы по душе существо, которое здесь работало.

Он ограничился этим, и его спутники некоторое время ломали голову над его словами, потом забыли о них.

Разведчики даже опешили, когда Торкали велел им возвращаться. Было собрано много информации, но они не нашли ничего, что могло бы привести их к пропавшим обитателям этого странного мира. Поразительная загадка, и похоже, что она никогда не будет разрешена. Осталось меньше сорока минут, потом К.9000 уйдет.

Они прошли около полпути, возвращаясь к своему катеру, когда заметили ведущий в недра здания полукруглый ход. Его архитектурное выполнение отличалось от всего, что они тут видели, и наклонный пол просто обрадовал разведчиков: их многочисленные ноги уже устали от мраморных лестниц, которые только двуногие могли понастроить в таком изобилии. Цинадри страдал больше всех; обычно он ходил на двенадцати ногах, но мог в крайнем случае бежать и на двадцати — правда, этого еще никто не видел.

Отряд замер на месте и смотрел в туннель, думая об одном. Ход, ведущий в недра Земли! На том конце его они могут найти обитателей этого мира и хоть кого-нибудь спасти от гибели. Еще есть время вызвать на помощь главный корабль.

Цинадри послал сигнал своему командиру, и Торкали остановил катер как раз над зданием. Может получиться так, что им некогда будет петлять по всем этим переходам, хотя заблудиться они не могут, весь лабиринт четко запечатлен в памяти паладорца. Если понадобится, Торкали взрывом пробьет им прямой путь сквозь все двенадцать этажей. Да нет, они быстро выяснят, что кроется в конце туннеля…

Они узнали это через тридцать секунд. Туннель заканчивался очень странным цилиндрическим помещением с роскошными мягкими сиденьями вдоль стен. Другого хода сюда не было, только через туннель, по которому они пришли, и Аларкену понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, для чего предназначалась эта кабина. «Жаль, что нет времени ею воспользоваться», — подумал он. Крик Цинадри нарушил течение его мыслей. Аларкен резко обернулся и увидел, что стена бесшумно сомкнулась за ними.

Даже невольный испуг не помешал Аларкену с уважением подумать: «Кто бы они ни были, они хорошо разбирались в автоматике!»

Первым заговорил паладорец. Он указал щупальцами на сиденья.

— Мы думаем, что лучше всего сесть, — сказал он.

Множественное сознание Паладора уже анализировало обстановку и знало, что последует.

Им не пришлось долго ждать. Из-за решетки в потолке вырвалось слабое гудение, и в последний раз в истории на Земле зазвучал пусть безжизненный, но все-таки человеческий голос. Хотя слова были незнакомые, запертые разведчики угадали их смысл.

— Прошу назвать остановки и занять места.

Одновременно засветилась панель на одной из стен. Они увидели нехитрую карту, с десяток кружочков, соединенных линией. У каждого кружочка была надпись, а около надписи — две кнопки разного цвета.

Аларкен вопросительно поглядел на своего командира.

— Не трогайте, — сказал Цинадри. — Может быть, тогда дверь сама откроется.

Он ошибся. Инженеры, строившие это автоматическое метро, исходили из того, что любой, кто войдет в вагон, непременно куда-то направляется. Если пассажиры не выберут ни одной из промежуточных станций, значит, им нужна конечная.

Снова пауза: реле и тиратроны ждали команды. В эти тридцать секунд пришельцы могли бы открыть двери и выйти, если бы они знали, как это сделать. Они не знали, и машины, рассчитанные на человеческую психологию, продолжали действовать.

Толчок ускорения был не очень сильным; мягкая обивка служила не для защиты, а для удобства. Лишь едва заметная вибрация говорила о скорости, с которой они перемещались в недрах земли, не ведая, сколько продлится это путешествие. А через тридцать минут К.9000 уйдет из Солнечной системы.

Долго в скользящей неведомо куда кабине царило безмолвие. Цинадри и Аларкен напряженно думали. Думал и паладорец, правда по-своему. Понятие индивидуальной смерти для него не существовало, потому что гибель единицы означала для коллективного разума не больше, чем для человека потеря выпавшего волоса. Но он мог, хотя и с трудом, понять терзания индивидуального разума, например Аларкена и Цинадри, и стремился им помочь.

Аларкен связался своим передатчиком с Торкали; сигнал был очень слаб и быстро затухал. Он торопливо рассказал, в чем дело, и почти сразу слышимость стала лучше. Торкали шел следом за ними, летя над землей, в толще которой они мчались навстречу неизвестности. Только теперь выяснилось, что кабина идет со скоростью около двух тысяч километров в час. А затем разведчики услышали от Торкали еще более озадачивающую новость: они стремительно приближались к морю. Пока над ними земля, оставалась хоть какая-то надежда остановить машину и выйти. Но когда они очутятся под океаном, все умы и все механизмы на борту большого корабля не в силах будут спасти их. Более надежной ловушки не придумаешь.

Цинадри пристально изучал карту на стене. Ее смысл был теперь ясен. Вдоль линии, которая соединяла кружочки, ползло пятнышко света. Оно прошло уже половину пути до первой станции.

— Я нажму одну из этих кнопок, — сказал наконец Цинадри. — Беды никакой не случится, а может быть, мы что-нибудь и узнаем.

— Согласен. С какой начнете?

— Их всего две, ничего, если сперва ошибемся. Наверно, одна останавливает кабину, вторая пускает ее.

Аларкен не очень надеялся на успех.

— Она пошла сама, мы ни на что не нажимали, — сказал он. — Боюсь, кабина полностью автоматизирована, отсюда ею управлять нельзя.

Цинадри был не согласен с ним.

— Эти кнопки, очевидно, связаны со станциями. Для чего они, если нельзя остановить ими кабину? Весь вопрос в том, чтобы выбрать правильную.

Он рассуждал верно. Кабину можно было остановить на любой промежуточной станции. Они всего десять минут в пути, и все будет в порядке, если удастся выйти сейчас. Но так уж получилось — Цинадри нажал не ту кнопку.

Световое пятнышко, не меняя скорости, медленно пересекло освещенный кружок. Одновременно донесся голос Торкали с катера:

— Вы сейчас прошли под городом, теперь направляетесь к морю. Следующая остановка только через две тысячи километров.

Альверон оставил всякую надежду найти жизнь на этой планете. К.9000 обрыскал уже половину земного шара, то и дело спускаясь, чтобы привлечь к себе внимание. Но Земля словно вымерла. «Если кто-то из ее обитателей и остался жив, — подумал Альверон, — они прячутся в недрах, и, хотя им все равно грозит неминуемая гибель, до них не доберешься».

Ругон сообщил ему о беде. Корабль прекратил бесплодные поиски и сквозь бурю ринулся обратно к океану, над которым маленький аппарат Торкали продолжал идти по следам подземной кабины.

Грозный вид открывался внизу. Со времен своего рождения Земля не знала таких волн. Ураган, достигший скорости нескольких сот километров в час, гнал горы воды. Даже вдали от материка в воздухе летели стволы деревьев, обломки домов, листы металла; ни один самолет землян не справился бы с таким штормом, но грохот сшибающихся гигантских валов заглушал даже рев урагана.

К счастью, еще не было сильных землетрясений. Глубоко под ложем океана великолепное инженерное сооружение, которое было личным метро Президента, продолжало безупречно работать, не затронутое сумятицей и разрушениями. Ему предстояло действовать до последней минуты существования Земли. Иначе говоря, если астрономы не ошиблись, еще немногим больше четверти часа. Альверон очень хотел бы точно знать, на сколько больше… Только через час попавший в ловушку отряд выйдет из-под океана и можно будет что-то сделать, чтобы спасти его.

Альверон получил строжайшие инструкции, но и без них он никогда не позволил бы себе рисковать вверенным ему огромным кораблем.

Тем временем Аларкен и Цинадри, заточенные в двух километрах под ложем океана, дали полную нагрузку своим передатчикам. Пятнадцать минут не так уж много, когда нужно подвести итог всей жизни. Хорошо, если успеешь продиктовать прощальные послания, которые кажутся в такой миг важнее всего остального на свете.

Паладорец молчал и не двигался. Остальные двое, поглощенные собственной судьбой и личными делами, даже как-то забыли о нем. И для них было полной неожиданностью, когда он вдруг обратился к ним своим странно бесстрастным голосом:

— Мы полагаем, что вы принимаете определенные меры в связи с вашей ожидаемой гибелью. Но это, вероятно, излишне. Капитан Альверон надеется спасти нас, если мы сумеем остановить кабину, как только достигнем материка.

В первую секунду Цинадри и Аларкен были слишком удивлены, чтобы отвечать. Потом Аларкен вымолвил:

— Откуда вы это знаете?

Нелепый вопрос; он сам тут же вспомнил, что на борту К.9000 осталось много паладорцев, значит, его спутник знает все, что происходит на корабле. И Аларкен, не дожидаясь ответа, продолжал:

— Альверон этого не сделает! Он не может пойти на такой риск!

— Риска никакого, — возразил паладорец. — Мы сказали ему, как надо действовать. Это очень просто.

Аларкен и Цинадри с почтением посмотрели на товарища: они поняли, что случилось. В критические минуты отдельные элементы, слагающие сознание Паладора, могли смыкаться так же согласованно, как клетки обычного мозга. И возникал разум, равного которому не была во всей вселенной. Несколько сот или тысяч элементов решали любую рядовую задачу. Очень редко требовалось совместное усилие миллионов единиц, и за всю историю было известно только два случая, когда миллиарды клеток сознания Паладора все смыкались в одну цепь, чтобы отвратить угрозу, нависшую над целым народом. Разум Паладора был одним из наиболее могучих ресурсов вселенной, ко всей его мощи прибегали редко, но уже мысль о том, что он есть, внушала великую уверенность другим народам. «Сколько клеток объединилось, чтобы справиться с этой задачей? — спрашивал себя Аларкен. — И почему Паладор занялся таким незначительным, в сущности, происшествием?»

Ответить на этот вопрос было некому, но он мог бы сам догадаться, в чем дело, если бы знал, что необычному разуму Паладора присуще почти человеческое честолюбие. Очень давно Аларкен написал книгу, доказывая, что в конечном счете все разумные народы пожертвуют индивидуальным сознанием и наступит день, когда во вселенной останутся только групповые виды разума. Паладор, писал он, — первый из них; и надо сказать, что огромный дисперсный мозг был польщен его словами.

Прежде чем они успели задать новые вопросы, через эфир к ним донесся голос самого Альверона:

— Говорит Альверон! Мы остаемся на этой планете, пока сюда не дойдет взрывная волна, и, может быть, нам удастся вас спасти. Вы идете к городу на побережье, при такой скорости будете там через сорок минут. Если не сумеете остановиться, мы взрывом разрушим туннель впереди и позади вас, чтобы прекратить подачу энергии. Потом пробьем к вам шахту. Главный инженер говорит, что с нашими установками он сделает это за пять минут. Не пройдет и часа, как вы будете в безопасности, если только солнце не взорвется раньше.

— Но если это произойдет, вы тоже погибнете! Вам нельзя так рисковать!

— Не беспокойтесь, нам ничто не грозит. Когда взорвется солнце, пройдет еще не одна минута, прежде чем взрывная волна достигнет максимума. А мы к тому же на ночной стороне, прикрыты могучим экраном — пятнадцать тысяч километров горных пород. Как только заметим первые признаки взрыва, будем уходить из Солнечной системы, держась в тени планеты. На предельной тяге мы достигнем световой скорости, прежде чем выйдем из конуса тени, а тогда нам солнце не страшно.

Цинадри все еще не смел надеяться. Ему тотчас пришло на ум новое возражение:

— Но ведь мы на ночной стороне — как вы узнаете, что взрыв начался?

— Очень просто, — ответил Альверон. — У этой планеты есть луна, ее сейчас видно из этого полушария. Мы навели на нее телескопы. Если яркость вдруг возрастет, стартер автоматически включит полную мощность, и нас выбросит из системы.

Ни к чему не придерешься. Осторожный как всегда, Альверон все предусмотрел. Пройдет немало минут, прежде чем пламя взорвавшегося солнца расплавит могучий щит из камня и металла. За это время К.9000 в самом деле сумеет развить спасительную световую скорость.

Аларкен заранее, когда до берега еще было далеко, нажал кнопку. Он не ждал немедленного эффекта, полагая, что кабина не останавливается между станциями. Но через несколько минут, к их общей радости, прекратилась легкая вибрация, и они остановились.

Бесшумно раскрылись двери. Все трое выскочили наружу, прежде чем створки раздвинулись до конца. Туннель, медленно поднимаясь вверх, терялся вдали. Они смотрели вперед, когда внезапно раздался голос Альверона:

— Оставайтесь на местах! Взрываем!

Земля содрогнулась, донесся грохот камней. Еще раз — и в ста метрах перед ними туннель вдруг исчез. Его пересекла вертикальная шахта.

Отряд поспешил туда и остановился на краю шахты. Она достигала в ширину трехсот метров, а вглубь уходила так далеко, что свет их фонарей не доставал дна. Вверху стремительно летящие штормовые тучи временами обнажали лик луны — сказочно яркий, какого не знал ни один землянин. И еще более замечательное зрелище: высоко над землей парил К.9000, и мощные излучатели, которые пробурили огромный колодец, еще светились вишневым накалом.

Темный силуэт отделился от корабля и быстро упал на землю. Торкали спустился за своими товарищами, и вот уже Альверон приветствует их в отсеке управления. Он указал рукой на большой видеоэкран и спокойно произнес:

— Смотрите, мы подоспели вовремя.

Материк под ними медленно оседал под ударами штурмующих побережье волн высотой почти в два километра. Последние картины жизни Земли: огромная равнина, озаренная серебристым сиянием невероятно яркой луны. Через равнину глянцевитые валы устремились к возвышающейся вдали горной гряде. Море взяло верх, но его торжество продлится недолго, скоро не будет ни моря, ни суши. Зрители в главном отсеке молча наблюдали картину разрушения, а уже приближалась несравненно более грозная катастрофа.

Вдруг словно рассвет занялся над залитым луной ландшафтом: луна обратилась во второе солнце. Около тридцати секунд поразительное, сверхъестественное сияние озаряло обреченный край. Тотчас на пульте вспыхнули сигнальные лампочки. Полная тяга! На мгновение Альверон перевел взгляд с экрана на пульт, проверяя показания приборов. Когда он снова посмотрел на видеоэкран, Земли уже не было видно.

Могучие генераторы тихо скончались от дикого перенапряжения, когда К.9000 достиг орбиты Персефоны. Но это не играло никакой роли, теперь солнце не могло им ничего сделать. И хотя корабль беспомощно летел в пустынную ночь межзвездной пучины, они не сомневались, что их выручат через несколько дней.

Ирония судьбы. Еще вчера они были спасателями, спешили на выручку уже не существующего народа. В который раз мысли Альверона обратились к погибшему миру. Он тщетно пытался представить себе его в расцвете, когда улицы городов бурлили жизнью. Какими бы примитивными ни были эти люди, они тоже могли бы сделать свой вклад в сокровищницу вселенной. Если бы только удалось связаться с ними! Но поздно жалеть; задолго до прибытия спасателей земляне сами себя погребли в железном ядре своей планеты. Теперь они и их культура навсегда останутся загадкой.

Альверон обрадовался, когда вошел Ругон и нарушил течение его мыслей. С той самой минуты, как они покинули Солнечную систему, начальник связи был поглощен одним делом: он старался разобрать программы, переданные станцией, которую открыл Орострон. Задача не очень трудная, но понадобилась специальная аппаратура, на создание ее ушло некоторое время.

— Так что вы обнаружили? — спросил Альверон.

— Кое-что удалось выяснить, — ответил его товарищ. — Но тут кроется загадка, которую я не могу понять. Мы быстро выяснили характер видеопередачи и смогли преобразовать импульсы для нашей аппаратуры. Похоже, что по всей планете в узловых точках были установлены камеры. Некоторые стояли в городах, на крышах высоких зданий. Они непрерывно вращались, показывая панораму. В записанных нами программах можно различить около двух десятков различных ландшафтов.

Но сверх того шли еще какие-то передачи — не звуковые и не видео. Похоже, что передавались чисто научные данные, может быть, показания приборов или что-то в этом роде. Одновременно на нескольких частотах. Но ведь для чего-то это передавалось! Орострон по-прежнему считает, что люди, уходя, попросту забыли выключить станцию. Однако очень уж программы необычные! Я уверен, что прав Клартен, речь идет о межпланетной связи. При последней проверке на остальных планетах вообще не было жизни; значит, только народ этой планеты мог выйти в космос. Вы согласны?

Альверон жадно слушал его.

— Да, все это звучит убедительно. Но ведь мы знаем, что канал передачи не был направлен ни на одну из планет системы. Я сам проверял.

— Знаю, — ответил Ругон. — И хочу понять, почему мощная межпланетная релейная станция передавала виды гибнущей планеты — кадры, представляющие небывалый интерес для ученых и астрономов. Кто-то вложил огромный труд, чтобы установить все эти панорамирующие камеры. Я уверен, это четко направленная передача.

Альверон вскочил со стула.

— Вы думаете, была еще одна, не обнаруженная нами планета на краю системы? — спросил он. — Но ваша гипотеза заведомо неверна. Излучение станции вообще не лежало в плоскости Солнечной системы. И даже если бы лежало — взгляните.

Он включил видеоэкран и покрутил ручки настройки. На фоне бархатного занавеса космоса висел бело-голубой шар, как бы составленный из множества концентрических оболочек раскаленного газа. Хотя на таком расстоянии нельзя было различить движения, было очевидно, что шар расширяется с огромной скоростью. В центре его сверкала ослепительная точка: белый карлик, в которого превратилось солнце.

— Вы, очевидно, не представляете себе размеров этого шара, — сказал Альверон. — Вот, смотрите.

Он прибавил увеличение так, что на экране оказалась только средняя часть новой. У самого ядра, по обе стороны, виднелись два сгустка.

— Это две гигантские планеты системы. Они еще существуют в каком-то ином облике. А до них от солнца было несколько сот миллионов километров. Новая продолжает расширяться, а ведь ее размеры уже вдвое превосходят поперечник Солнечной системы.

Ругон не сразу ответил.

— Может быть, вы и правы, — заговорил он наконец. — Моя гипотеза не годится. И все-таки это ничего не объясняет.

Он быстро заходил по отсеку. Альверон терпеливо ждал. Он знал, как сильна интуиция его товарища, который часто решал задачи, неподвластные чистой логике.

И вот снова зазвучала неторопливая речь Ругона.

— Что вы скажете об этом? — начал он. — Предположим, что мы совсем недооценили этот народ! Ведь ошибся же Орострон, когда решил, что раз они знали радио всего два столетия, значит, не доросли до межпланетных полетов. Мне рассказал это Хансур-два. Может быть, все мы ошибаемся. Я просмотрел материал, который Клартен собрал на радиостанции. Ему это показалось не бог весть каким достижением, но для такого короткого срока это замечательно! На станции были устройства, какие мы видим у несравненно более развитых народов. Альверон, нельзя ли проследить направление передачи до конца и проверить, кому она адресована?

Альверон задумался. Не то чтобы вопрос Ругона застиг его врасплох, но ответить на него нелегко… Главные двигатели окончательно вышли из строя, чинить их бесполезно. Но запас энергии остался, а значит, можно что-то придумать. Придется импровизировать и совершать довольно сложные маневры, так как корабль по-прежнему летит с огромной скоростью. Да, это возможно, и хорошо отвлечь команду делом, чтобы не падали духом из-за этой неудачи. А тут еще выяснилось, что ближайший корабль с техниками сможет подойти к ним только через три недели…

Инженеры, как обычно, дружно сказали «нет». И, как обычно, справились с работой за половину того срока, который сначала отвергли как абсолютно нереальный. Мало-помалу, очень медленно корабль начал сбавлять ход. Описав огромную дугу с радиусом в миллионы километров, К.9000 изменил курс, и картина созвездий вокруг преобразилась.

Три дня ушло на этот маневр, но в конце концов корабль лег на курс, параллельный лучу, который летел с Земли. Они неслись в пустоту, все больше удаляясь от ослепительной сферы, когда-то бывшей солнцем. С точки зрения межзвездных полетов они почти не двигались с места.

Ругон часами сидел над своими приборами, прощупывая космос впереди электронными лучами. На много световых лет — ни одной планеты… Иногда Альверон заходил к нему в отсек и всякий раз слышал один и тот же ответ:

— Ничего нового.

Интуиция подводила Ругона в одном случае из пяти; он уже спрашивал себя: не выдался ли как раз такой случай?

А через неделю стрелки масс-детекторов метнулись к концу шкалы и остановились там, чуть дрожа. Ругон никому, даже капитану, ничего не сказал. Он хотел полной уверенности и дождался, когда ожили локаторы ближнего действия и на видеоэкране появилось первое смутное изображение. Но и после этого он терпеливо ждал, пока не удалось разобрать смысл картинки. И только убедившись, что действительность превзошла его самые смелые догадки, он пригласил в отсек связи своих товарищей.

На видеоэкране была обычная картина безбрежного звездного простора — солнце за солнцем до рубежа изведанной вселенной. У центра экрана расплылось тусклое пятнышко далекой туманности.

Ругон прибавил увеличение. Звезды ушли за край экрана, маленькая туманность заполнила его целиком и перестала быть туманностью. Дружный возглас удивления вырвался у всех, кто был в отсеке.

В космосе, на много километров, в огромном четком строю, словно армия на марше, протянулись шеренги, колонны тысяч светящихся палочек. Они быстро перемещались, но держали строй, словно единое целое, словно литая решетка. Вот она сместилась к краю экрана, и Ругон снова взялся за ручки настройки.

Наконец он заговорил.

— Перед нами народ, — мягко сказал он, — который знает радио только двести лет, народ, о котором мы решили, что он ушел в недра планеты, чтобы там погибнуть. Я рассмотрел эти предметы с предельным увеличением. Это величайший флот, о каком мы когда-либо слышали. Каждая световая точка — корабль, притом больше нашего. Конечно, они очень примитивны; то, что мы видим на экране, — пламя их ракет. Да, они отважились выйти на ракетах в межзвездное пространство! Вы понимаете, что это значит?! Понадобятся столетия, чтобы дойти до ближайшей звезды. Очевидно, весь народ Земли отправился в это путешествие, надеясь, что их далекие потомки завершат его.

Чтобы оценить все величие их подвига, вспомните, сколько веков потребовалось нам, чтобы покорить космос, и сколько еще прошло, прежде чем мы вышли к звездам. Даже под угрозой гибели — сумели бы мы столько свершить в такой короткий срок? Ведь это одна из самых молодых цивилизаций вселенной! Четыреста тысяч лет назад ее еще не было. Чем она станет через миллион лет?

Час спустя Орострон отчалил от парализованного К.9000, чтобы вступить в контакт с идущей впереди великой армадой. Его маленькая торпеда быстро затерялась среди звезд. Альверон проводил ее взглядом и повернулся к Ругону. И тот услышал слова, которые запомнились ему на много лет.

— Интересно, что это за народ? — произнес Альверон. — Народ удивительных инженеров, но без философии, без искусства? Появление Орострона будет для них великой неожиданностью и ударит по их самолюбию. Странно, как упорно все изолированные цивилизации считают себя единственными представителями разумной жизни во вселенной. Но эти люди должны быть благодарны нам: мы сократим их путешествие на много веков.

Альверон посмотрел на Млечный Путь — словно серебристая мгла дорожкой пересекла экран. И жестом обрисовал всю галактику от Центральных Планет до одиноких солнц Кромки.

— Знаешь, — сказал он Ругону, — я даже побаиваюсь этих людей. Вдруг им не понравится наша маленькая Федерация?

И он снова указал на звездные скопления, которые лучились сиянием несчетного множества солнц.

— Что-то подсказывает мне, что это очень энергичный народ, — добавил он. — Лучше быть с ними повежливее. Ведь наше численное превосходство не так уж велико — всего миллиард против одного…

Ругон рассмеялся в ответ на шутку капитана.

Двадцать лет спустя эти слова уже не казались смешными.