Дети Земли

ГЛАВА 5

Пыль казалась вездесущей и всеобъемлющей. Чем-то вроде первоосновы Сущего, протовещества Вселенной. Она покрывала ровным слоем полки, лежала на столах, на полу, на подоконниках, на листьях редких цветов, скрючившихся в керамических горшках, плавала в лучах солнечного света, которые изредка врывались в полутемное помещение сквозь бойницы окон. Пылью были пропитаны не только книги и мебель, но и воздух, и, чудилось порой – даже люди. Впрочем, они-то как раз здесь появлялись редко. Лишь в периоды глобальных инвентаризаций или для того, чтобы оставить очередную коробку никому ненужных бумажек.

А что им прикажете делать в помещении, предназначенном для хранения старых библиотечных документов: приказов, инструкций, журналов, карточек, формуляров. Эта огороженная часть подвала не удостоилась и чести иметь табличку на двери. Прочие помещения библиотеки, начиная от директорского кабинета и заканчивая туалетом, красовались соответствующими надписями. Отдел иностранной литературы, научный абонемент, отдел периодики, отдел редкой литературы и прочее. А в царство пыли вела невзрачная темно-синяя дверь, к которой номер приляпать никто не удосужился.

Директор библиотеки именовал хранилище куртуазно – Малым архивом, а в среде простых библиотекарей закрепилось более звучное название – Свалка. О данном факте Никита узнал из короткого экскурса той самой симпатичной брюнетки, которая ненавязчиво его выпроваживала во время прошлого посещения храма книги. Ее вновь выделили Селину для сопровождения, когда он озвучил странное желание покопаться в старых и никому ненужных библиотечных формулярах.

А столь противоестественное для молодого человека желание объяснялось просто – он искал данные автора загадочных заметок на газетных полях.

Тем же вечером, после обнаружения таинственных надписей Никите в голову пришла свежая и не слишком хитрая идея. Скорее даже примитивная, как гвоздь. А почему не отыскать следы автора заметок через библиотечные формуляры. Ведь газеты и журналы заказываются в отделе периодики, и записи о читателях остаются в карточках. Стоит только поднять их, и выявятся все лица, заказывавшие определенную подшивку за энный период времени. За год ли, за месяц, за пять лет – не важно. И пусть фамилии в формуляре перечислены десятками, главное, чтобы автор заметок среди них фигурировал. Если он в формуляре отмечен, Никита его непременно вычислит; логика откажет, так интуиция поможет.

Помощь интуиции не понадобилась.

Подшивку "Известий" за прошлый год заказывали три читателя, что не удивительно, учитывая возможность изучения газеты в Интернете. Наверное, противники всеобщей информатизации или такие же редкие ценители макулатуры, как и Никита. Двое читателей были женщинами, а поскольку подчерк на полях газет принадлежал явно мужчине, то их Никита проигнорировал. Третий же читатель, некий С.М. Кацман, напротив, привлек неподдельный интерес. Интерес чрезвычайно усилился после того, как в библиотечном компьютере сведения о данном гражданине не обнаружились. Селин узнал лишь, что господин Кацман носит редкое имя Семен и характерное отчество Моисеевич. И что ему выдан читательский билет номер 0009. Вместе с тем, год рождения, паспортные данные, адрес проживания и любая иная информация о загадочном господине отсутствовала. И в компьютере, и в карточке. В нарушение большинства мыслимых инструкций, положений и правил. Непонятно, каким образом С.М. Кацману вообще выдали читательский билет библиотеки.

На этот счет можно было выдвинуть три гипотезы. Первая: в библиотеке работают хорошие знакомые либо даже закадычные друзья господина Кацмана и они поспособствовали выдаче читательского билета любезному товарищу. Вторая: автор заметок поступает с библиотекой и ее работниками в духе самого Селина, то бишь бессовестно и беззастенчиво пользуется сверхъестественными способностями либо вполне естественными полномочиями (наличие у Кацмана удостоверения сотрудника очень компетентного и внушительного органа тоже исключать нельзя). Третья: элементарная ошибка или сбой программы компьютера. Впрочем, с учетом направленности записей и недвусмысленного мнения интуиции Никита склонялся ко второй гипотезе.

Печенкой чуял – тот еще гусь этот Кацман.

Расспросы о том, где узнать еще что-нибудь о таинственном хозяине читательского билета номер 0009 и привели Селина в царство пыли – Малый архив. Помогла та самая брюнетка (как выяснилось в ходе неформального общения – Маргарита Александровна, можно просто Рита). Она вспомнила, что данные о читателях могли остаться на старых карточках, а они, соответственно, должны валяться где-то на так называемой Свалке. Или в Малом архиве.

Разрешение директора покопаться в Малом архиве Селин получил стремительно и уже через пять минут помогал красавице Маргарите открывать устрашающего вида черный навесной замок на двери в подвальное хранилище.

Кладбище старых формуляров, карточек и прочей макулатуры было завалено хаотично разбросанными ящиками и коробками, из-за которых в отдельных местах стыдливо выглядывали возвышающиеся до потолка стеллажи с папками. Очевидно, в незапамятные времена складирование макулатуры начиналось именно со стеллажей, и проводилось аккуратно и планомерно, все бумажки раскладывались по папкам, папки выстраивались стройными рядами на полках. Затем количество ненужной документации увеличивалось, уничтожать ее никто не спешил, волны формуляров, инструкций и приказов накатывали на архивный берег с завидной регулярностью, пока не погребли его окончательно, превратив хранилище в мусорную отмель, над которой вечными странниками роятся пылевые облака.

Или, если хотите, в Свалку.

В этой Свалке Никита и погряз. Утонул в макулатурном море. Потерялся в джунглях картонных коробок и картотечно-формулярных куч.

И выбрался бы из них едва ли, несмотря на сверхспособности. Даже хваленая интуиция спасовала перед Авгиевыми конюшнями Малого архива и, как ни взывал к ней Селин, молчала. Но на помощь в очередной раз пришла добросердечная Рита. Наверное, Селин ей понравился, иначе, зачем она принимала бы столь живое участие в его сизифовых трудах. С учетом того, что о помощи Никита не просил и, тем паче, ничего подобного Рите не внушал. Девушка сделала все по собственному почину.

Понаблюдав за бесплодными попытками Селина разобраться в хаосе бумажных завалов, Рита привела откуда-то из библиотечных каморок строгую, пропахшую табаком старушку, которая оказалась чрезвычайно осведомленной и полезной. В доисторическую эпоху в ведении старушки находился этот пресловутый Малый архив и, она была чуть ли не единственной сотрудницей библиотеки, кто мог пояснить, что именно и в какой коробке находится. Единственной, поскольку с некоторых пор складирование в Малом архиве осуществлялось по принципу: есть свободное место – засовывай макулатуру туда, нет – наваливай сверху.

Навалили столько, что и со ста граммами и с хваленой интуицией разобраться было затруднительно. Спасибо старушке (и соответственно Рите), выручила.

Экс-хранительнице мусорных кущ понадобилось всего лишь четверть часа, чтобы сориентироваться в обстановке. Выяснив, что Селину требуются старые карточки и формуляры на букву "К", она пробежалась вдоль стеллажей, поворошила какие-то журналы и принялась командовать скрипучим прокуренным голосом:

– Так, молодой человек, вытаскивайте вот эту коробку… нет, другую, с синим зонтиком на боку… Правильно!… Теперь вон ту продолговатую, из-под магнитофона. Достали?… Тащите ее к дверям, здесь все равно ни черта не разглядите…

Никита покорно поволок груз, скромно умолчав о том, что полутьма его необыкновенному зрению – не помеха.

– Отнесли?… Хорошо. Перевязанную бечевкой берите… и еще рядом с ней пакет полиэтиленовый…- не унималась седовласая командирша.- А теперь здесь посмотрим…

Они добрались до дальнего, самого темного угла подвала. Подойти к стеллажам по полу было невозможно, поэтому Никите пришлось прыгать, как галчонку, с коробки на коробку.

На мощных сосновых полках ровными колоннами выстроились пожелтевшие и слегка посеревшие картонные прямоугольники – формуляры. От них веяло такой древностью, что захватывало дух. И немудрено. Здесь, в углу хранились самые старые карточки и документы, эпохи пятидесятых-шестидесятых, а некоторые, судя по ровным и четким чернильным надписям – еще с довоенных времен.

Заметив, что рьяный искатель никому ненужной макулатуры перебирает папки на стеллажах, компетентная старушка проворчала:

– Зря Вы там, юноша, там топчитесь. На этих полках лежат бумажки, которые писались… как бы помягче сказать… задолго до Вашего рождения… – окинув оценивающим взглядом собеседника она уточнила, – а вернее еще до того, как Ваши матушка и батюшка пешком под стол ходить начали. И ничего путного Вы в них не найдете. Если вас только не интересуют махровые инструкции ВЦИК и Совнаркома. Или формуляры на давно покойных читателей… Вы лучше обратите внимание на две коробки, которые рядом валяются. Берите их, и ступайте к свету.

Внутри невнятный голос протестующее заворчал и коснулся ледяным опахалом диафрагмы, возражая против столь легкомысленного предложения седовласой командирши и недвусмысленно намекая на то, что среди махровых инструкций вероятно обнаружение чего-нибудь интересного. Успокоив внутренний голос обещанием вернуться к стеллажам со старинной макулатурой, "юноша" подчинился приказной рекомендации бывшей хранительницы пыльного королевства и поволок тяжеленные коробки ближе к порогу, где уже скопилось множество их товарок.

– Вот здесь формуляры с семидесятого по семьдесят девятый год, здесь с восьмидесятого по девяносто второй, а в большой – с пятьдесят седьмого по шестьдесят девятый, – на глаз определила содержимое коробок старушка. – Так, здесь что?… – маленькая сухая ладошка скользнула по картонному боку, – а-а, в этой – нормативная документация.

Коробки выстроились по ранжиру. Никита рассыпался в благодарностях, хоть с пола подбирай. В искренних, горячих и, пожалуй, претендующих на утонченность.

Когда благодарности раскатились по углам, Селин рассыпался в извинениях. Не менее горячих и искренних. И тонко намекнул, что был бы очень признателен, если бы его оставили ненадолго в одиночестве. И покинули Малый архив.

Несмотря на благодарности и извинения Рита, кажется, обиделась. Если вздернутый носик, ледяной голос и демонстративно чеканная походка – не признаки обиды, тогда Селин – ташкенсткий чайханщик. К тому же Никите удалось посмотреть на Риту сквозь призму "пестровидения" – контур пылал багрово-черными полосами негативных эмоций. То ли гнев, то ли раздражение, то ли обида, начинающий экстрасенс идентифицировать их точно еще не научился. Наверное, девушка рассчитывала на другое выражение благодарности. Менее витиеватое и более предметное.

Стало даже несколько неудобно. Однако Никита решительно поборол душевный дискомфорт и приступил к изучению наследия темного библиотечного прошлого. Выяснилось, что сведений о гражданине Кацмане поздние документы не содержат. Точнее карточки обнаружились аж на семерых Кацманов, но с инициалами С.М. не было ни одного. А вот в шестидесятые годы двое обладателей искомых инициалов и фамилии услугами библиотеки пользовались. Первый Самуил Маркович, 1932 года рождения, в карточке имелись адрес, паспортные данные и даже запись о членстве в КПСС, а второй – Семен Моисеевич, информация о котором представляла сплошные лакуны. Не требовалось обладать нюхом Ната Пинкертона, аналитическим умом Шерлока Холмса или интуицией Никиты Селина, чтобы догадаться – автор записок на газетных полях – именно второй, Семен Моисеевич.

След взят! Словно добрая ищейка Никита рыл землю, вернее – ворохи бумажных листьев, все ближе подбираясь к разгадке инкогнито таинственного писателя.

Как и следовало ожидать, наиболее важные сведения хранили те самые стеллажи с довоенной документацией. Их Селин оставил на десерт и перерыл с особым тщанием.

И нашел! Притом сразу три документа.

Первый, самый ранний и самый обтрепанно-помятый, заполненный карандашом и разноцветными чернилами журнал в графе "Читатели" уведомлял о том, что Соломон Моисеевич Кацман, беспартийный, происхождение – из мещан, проживает по улице Преображенской в доме восемнадцать, и является посетителем губернской государственной библиотеки имени В.И.Ленина с девятого сентября 1930 года. Второй – карточка той же библиотеки от 1936 года, содержала список истребованных книг товарищем Семеном Моисеевичем Кацманом, 1892 года рождения, беспартийного, проживающим по адресу: улица Преображенская, восемнадцать. И самый поздний по хронологии документ – тоже карточка, датированная 1940 годом, на Кацмана Семена Михайловича, 1892 г.р., кандидата в члены ВКП (б), проживающего в доме восемнадцать по улице Молотова, помимо прочего красовался еще и подписью самого читателя. И, что характерно, выполненной подчерком, очень похожим на ровную вязь пометок о неведомых "альфах".

Три указанных "источника" Никита перечитал многократно, хотя в них и исследовать особо было нечего, просмотрел каждую строчку, каждую букву, каждую запятую.

Несмотря на скудость информации, изученные документы впечатляли. И позволяли сделать первичные, но далеко идущие выводы. Во-первых, несомненно, что все три документа упоминают одно и то же лицо. Помимо совпадения фамилий и года рождения, адрес также был идентичным. Тот же дом, и фактически та же улица. Смена названия улицы с религиозного "Преображенская" на конъюнктурное "Молотова" свидетельствовало лишь о стремлении тогдашних руководителей города равняться… сами понимаете, на что и на кого. И о политической дальнозоркости. Как и превращение стопроцентного иудея, беспартийного мещанина Соломона Моисеевича в национально-терпимого кандидата в члены партии Семена Михайловича – обусловлено веяниями той очень непростой эпохи. В конце тридцатых гораздо безопаснее было являться полным тезкой легендарного усатого командарма, чем обладать столь специфическими именем и отчеством.

Во-вторых, схожесть подчерка человека, испачкавшего газетные развороты в начале двадцать первого века, и читателя, расписавшегося в библиотечной карточке в середине века двадцатого, позволила предположить, что Кацман С.М. дотянул до наших дней. Что портил газеты не сын, не родственник, не однофамилец кандидата в члены ВКП (б), а он сам. Что автоматически вызывало жгучую зависть к отдельным потомкам Мафусаила. Поскольку год рождения, указанный в карточке – тысяча восемьсот девяносто второй – не оставлял места для разночтений. Старичку за сто лет, а он по библиотекам бегает, газетки-журналы листает, каракули в них выводит, да не дрожащей рукой, а твердой, четким, пусть и неровным, подчерком. Хорошо еще – по библиотекам, а не по дискотекам. Впрочем, отчего-то сомнений не возникало, что С.М. и на танцплощадке любого юнца за пояс заткнет.

Поневоле позавидуешь.

Далее автоматически возникал вопрос, а с каких это пор древние дедушки, которых впору в книгу рекордов Гиннеса заносить, прессу в отделе периодики изучают? Аксакалам подобного возраста по силам лишь на лавочке сидеть да кашку сосать. Что-то (наверное, опять интуиция, то ли простая, то ли сверх-) подсказывало, что и выглядит господин Кацман не дряхлым старичком, а вполне презентабельно и моложаво. Иначе, посмотреть на такое чудо сбежался бы весь персонал библиотеки вместе с посетителями, и средствах массовой информации о подобном случае непременно раструбили. Между тем, Селин о столетних завсегдатаях храма книги не слышал.

Симптоматично. Ох, и странный человек этот загадочный Кацман, Соломон или Семен. Да и человек ли? В последнее время Никита готов был видеть в каждом существо иного порядка.

После завершения просмотра собрания древней макулатуры, пришлось восстанавливать исходный порядок. Он же беспорядок. И растаскивать коробки обратно, а папки расставлять на законные места на стеллажах. На всякий случай. Дабы не облегчать работу для того, кто вздумает интересоваться, что здесь искал некий странный гражданин. Для чего Селин даже пылью припорошил отдельные папки, возвращая их в первозданное состояние.

Закончив стихийную инвентаризацию, Никита покинул царство пыли и полутьмы в приподнятом настроении (оно слегка отравлялось приступом сильного голода). В душе плескалось тихое удовлетворение помноженное на острое желание проявлять активность, искать дальше. Его гнал вперед зуд вставшей на след ищейки. Кое-что про автора загадочных заметок прояснилось – дата рождения, адрес, имя-отчество – и от этого уже можно было отталкиваться в дальнейших поисках.

С такими исходными данными не сложно получить информацию на кого угодно в адресном бюро, в регистрационных органах, в жилищных трестах, в поликлиниках и прочее. Пусть этот Кацман не человек, а инопланетянин, гуманоид с Тау Кита, домовой или андроид из будущего, что-нибудь обязательно всплывет. В современном мире существование на планете Земля, а в России особенно, сопровождается огромным количеством разного рода действий, удостоверяемых бумажками, штампами, росписями. И будь ты хоть черт с рогами – обязательно наследишь. Не дом купишь, так машиной обзаведешься, не телефон подключишь, так на самолете полетишь. Если только старина Семен Моисеевич не полное привидение, то добыть о нем сведения будет нетрудно. Учитывая, конечно, приобретенный Селиным на турецком побережье дар внушения.

Раскланявшись со служителями храма книги, Никита ненадолго заскочил в бистро, где поразил официантку чудовищными размерами заказа и скоростью поглощения провианта. Бедняжка, наверное, решила, что Селин не ел неделю как минимум. Никита не стал расстраивать девушку сообщением о том, что со времени предыдущей не менее плотной "заправки" минуло лишь часов шесть от силы, а ведь были еще съеденные в библиотеке бутерброды. Проклятый метаболизм!

После обеда ненасытный желудок ненадолго притих. Воспользовавшись благоприятным обстоятельством, Никита рванул в магазин "Гарда", специализирующийся на товарах для охранно-розыскной и детективной деятельности. Посещение этого магазина Селин предусмотрел заранее, наметив его как второй шаг после обнаружения адреса автора заметок. Соваться неподготовленным на территорию удивительного старца ему не улыбалось. Не ровен час, вычислят и по сопатке настучат, невзирая на заслуги и сверхъестественные способности. Тот еще дедушка, и собственных способностей наверняка – вагон и маленькая тележка. Недаром второй век небо коптит. И это – по подтвержденным данным, а так кто знает, сколько ему лет на самом деле. К тому же соваться на чью-либо территорию в прямом смысле Никита и не собирался, а для начала хотел лишь понаблюдать за супостатом с безопасного расстояния, вооружившись соответствующими приборами.

Необходимые товары – микрофоны, приемные устройства, магнитофоны, камеры наружного наблюдения – имелись в ассортименте, предлагаемом покупателям магазином "Гарда". Ассортимент включал также и различные виды оружия (огнестрельное, газовое, пневматическое), специальные средства (наручники, электрошокеры, резиновые дубинки), камуфляж и прочее – сотни наименований, но Никита не собирался брать штурмом дворец Амина и тем паче предаваться радостям садомазохизма в стальных браслетах. Он всего лишь желал посмотреть, как поживает один очень интересный… субъект. В плане наблюдения – объект. Без сомнения, можно было ограничится естественными (или вернее сверхъестественными) способностями, "дальновидение", к примеру, идеально подходило для целей тайного наблюдения, но целиком полагаться на них не хотелось. Ведь не все из суперспособностей характеризовались устойчивостью и однозначностью, отдельные вообще проявлялись спонтанно. "Дальновидение", впрочем, и было в числе наиболее освоенных и управляемых. Однако каким-нибудь "дальнослухом" Никиту Ящер не одарил. А звуковая информация не менее важна, чем визуальная. Кроме того, чтобы не делать поспешных, скоропалительных и вероятно неправильных выводов, полученные сведения Селину желательно проанализировать в комфортных условиях, без спешки, с чувством, с толком, с расстановкой. Соответственно предпочтителен просмотр и прослушивание записей дома, что требует фиксации информации на электронных носителях. Значит, без техники никуда, будь ты хоть трижды супермен. Пока прямо в башку видео- и звукоряд записывать не научился…

В магазине снова пригодился дар внушения. На сей раз для отоварки. Видеокамеру и бинокль Селин приобрел без проблем, а вот на дистанционных микрофонах направленного действия и "жучках" консультант-продавец заартачился. Стал требовать какие-то документы, то ли лицензию на право заниматься детективной деятельностью, то ли удостоверение сотрудника частного охранного предприятия. Никита толком не понял, да особо и не прислушивался, стараясь разобраться с правилами эксплуатации техники. Однако когда продавец повел речь о справке от психиатра, удостоверяющей селинскую психическую нормальность, последователь Мессинга оторвался от технических инструкций, показал в виде "удостоверения" упрямцу чистый листок бумаги и "надавил на психику". Тот быстренько прекратил ненужные лекции, упаковал покупки и даже проводил покупателя до порога. Вот это называется качество обслуживания!

Улица Водопьянова, ранее известная как Молотова, еще ранее – как Преображенская, а в незапамятную эпоху – как Базарный переулок, протянулась извилистой кишкой вдоль железнодорожного полотна в северо-западной части города. Когда-то здесь было самостоятельное поселение, не входившее в состав города – деревня Благовещенка, славившаяся несколькими церквями и рынком. До революции из Благовещенки до города приходилось топать две версты, но уже после войны разросшийся спрут урбанизации обхватил щупальцами деревню со всех сторон, а затем попросту поглотил. Переварив до конца. Деревня стала частью города, дав неофициальное имя микрорайону.

Ряды двухэтажек барачного типа были безжалостно вытоптаны высотно-панельными мастодонтами, вросшие в землю потемневшие до черноты деревянные бревенчатые избы с покосившимися палисадниками вытеснены кирпичными коттеджами. Кое-где сохранялись ошметки прошлого – деревянные строения, но не столетние подгнившие хибарки, а еще довольно крепкие дома, возведенные в послевоенные годы на месте древних развалюх. В остальном же от прежней Благовещенки помимо названия сохранилось лишь расположение улиц и развалины одной из церквей, которую муниципалитет собирался восстанавливать. Хотя применительно к церкви, наверное, некорректно употреблять термин "сохранилась".

В отличие от Предместья и Овсянки, где также имелась коттеджная застройка, Благовещенка считалась неплохим, благополучным, но не очень престижным и не дорогостоящим районом. От центра недалеко, но транспортная инфраструктура оставляет желать лучшего – узкие дороги, плюс сплошные мосты и виадуки. С экологией полный порядок, в округе нет ни одного крупного промышленного объекта, способного загрязнить атмосферу, но рядом железная дорога со всеми своими прелестями. По указанным причинам микрорайон не превратился в элитный поселок. И в Благовещенке в основном проживали не городские толстосумы, опьяненные от собственного финансового могущества нувориши, а умеренно зажиточные господа, из числа так называемого верхнего среднего класса. Той самой прослойки, которая в нашей стране уже много лет формируется, но никак не может сформироваться.

Дом номер восемнадцать на улице Водопьянова особенными изысками не выделялся. Приземистый двухэтажный кирпичный куб, подобно большинству строений по соседству. На его поиски Селин времени почти не затратил. Для подстраховки уточнил в паспортном столе, что Кацман Семен Моисеевич, по-прежнему проживает по тому же адресу, разве что помолодел на полвека; год рождения значился – 1956. Ясновидцем быть не нужно, подправил старичок документы, дабы не возбуждать излишний интерес к собственной весьма пикантной персоне. А затем приехал на улице Водопьянова, и вот, пожалуйста, искомый дом, стоит, красуется кованной металлической оградой, отдаленно похожей на кладбищенские образцы.

Невзирая на острое желание пообщаться с хозяином дома, задать ему пару тысяч острых вопросов, стучаться в двери и тем паче ломиться в окна Никита не стал. Дороже выйдет. Отчего-то не вызывало сомнения, что господин долгожитель вполне способен угостить незваного гостя сюрпризом… оказывающим неблагоприятное воздействие на здоровье последнего. А то и несовместимое с жизнью. Хотя на первый взгляд хозяина дома не было, в оконных проемах никто не мелькал, тишина царила… мертвая. Однако обольщаться не стоило, один бог ведает, какие смертоносные ловушки для… посетителей понатыканы за порогом. А то что, ловушки именно смертоносные, Никита готов был, простите за невольный каламбур, дать голову на отсечение. Он тоже не лыком шит, и после незабываемой встрече в подворотне со злостными курильщиками привык ожидать от своего организма необъяснимых чудес, но кто знает, что припрятано у старины Кацмана в загашнике. Наверняка не нож и не шило, а что пострашнее и похлеще. С чем и дары Ящера могут не совладать.

В связи с указанными опасениями, пусть и беспочвенными, для начала лучше ограничиться примитивным наблюдением. Выяснить, что за фрукт этот С.М. Кацман и с чем его едят.

Для незаметной слежки улица не походила совершенно. Людей мало, деревьев почти нет, дома в основном на одного хозяина – в подъезд не войдешь под лозунгом: "Простите, ошибся, мне этажом выше!". Капут шпиону, а не улица. С грехом пополам удалось пристроить мини-камеру между прутьев забора соседского дома, по всем признакам пустующего много месяцев – за забором бушевали настоящие мусорные джунгли. За металлическую ограду восемнадцатого дома Никита благоразумно соваться не стал. Пару микрофонов ему удалось прилепить к ветвям кустарника рядом с жильем Кацмана, а один даже пристроить около отрытой форточки. Чтобы достать до высокой ветви Селин выполнил практически акробатический номер: подпрыгнул, подтянулся, изогнулся, дотянулся. И в процессе еще оглядывался – не дай бог, какой любопытствующий доброхот странные упражнения на заборе увидит. К бабке ходить не надо – поднимет тревогу. И ладно бы с милицией разбираться, а с хозяином дома и его подельниками…

Обошлось. Безлюдность улицы сыграла в плюс, акробатику никто не увидел. Распределив по точкам аппаратуру, сам Никита расположился в сотне метров от объекта слежки на полумесяце вкопанной в землю автомобильной покрышки, прикрепил к мочке клипсу наушника и прикинулся шлангом, то бишь повернутым на музыке бездельником.

Очень скоро слежка дала результаты, причем очень неожиданные. Часа два тишину и покой на улице ничто не нарушало, разве что редкие прохожие и автомобили. Затем к дому Кацмана подъехала иномарка, откуда вылезли две темные личности и не торопясь зашли внутрь. Настолько не торопясь, что Никита успел их досконально разглядеть. Благо, что посмотреть было на что – одна из личностей обладала очень симпатичной наружностью. Высокая, стройная шатенка с зелеными глазами – однозначно в селинском вкусе. К сожалению, на автора таинственных заметок шатенка не очень походила. Впрочем, как и ее спутник, напоминающий обликом лощеного аристократа. Манерный, вальяжный брюнет с гордой осанкой, носящий роскошный и явно дорогущий костюм естественно, словно вторую кожу. В таком костюмчике не грех хоть на заседание палаты лордов, хоть на загул в ночном клубе. Но и щеголь едва ли является Семеном Моисеевичем Кацманом; несмотря на англо-саксонский прикид, физиономией "аристократ" обладал все же славянской.

Поскольку хозяином дома симпатичная шатенка или "аристократ" быть не могли, Селин терялся в догадках, кем они приходятся автору заметок на газетных полях: родственниками, гостями, подельниками, соратниками? На злостных расхитителей чужой собственности они явно не тянули.

Гости поднялись на второй этаж и принялись шелестеть какими-то бумагами. Из коротких перемолвок Никита узнал, что лощеного лорда зовут Дмитрием Сергеевичем, а зеленоглазую шатенку – Викторией. Фамилия же ее Морозова. И что они, в самом деле, дружки хозяина дома. А самое главное – выведать, чем живет, чем дышит любитель газетных зарисовок, что он за фрукт и с чем его едят, едва ли получится. Поскольку дражайшего Семена Михайловича Кацмана уже съели, фигурально выражаясь. И, скорее всего, он уже не дышит и не живет. Пропал бесследно, и соратники-подельники подозревают наступление летального исхода.

В репликах гостей неоднократно проскальзывали характерные малопонятные слова: измененные, менталы, магистры, посвященные (сразу возникал вопрос – во что?), круг и другие. Судя по терминологии, ребята несомненно состояли в тайном обществе. Последние сомнения расселись, когда "шатенкой" были упомянуты "Орден Посвященных" (стало ясно во что) и "ашеры". Именно два указанных образования более всего насторожили Никиту во время поиска следов Ящера из турецкой пещеры. Ведь эти тайные общества представлялись ему наиболее законспирированными – информация о них практически отсутствовала.

Вот она – удача! То ли судьбе спасибо, то ли своей сверхъестественной интуиции. Прямо словно в сказке, только наживку наладил, и сразу клюнуло. Да еще как!

Селин весь превратился в слух, стараясь уловить не то что фразу – любой вздох. Анализ полученных сведений он оставил на потом, дабы не отвлекаться от периодически возникающего между шатенкой и аристократом обменом реплик, и не пропустить нечто особенно важное. Говорила в основном девушка, Дмитрий Сергеевич отделывался бурчанием или односложными ответами, хотя и весьма информативными. В частности Никита узнал, что "ашеры" на такое способны, что… нормальному человеку не под силу, проще говоря, все сплошь колдуны и маги. А остальной народ они презрительно называют нормалами…

От прослушивания отвлекло прибытие новых гостей. Еще на двух иномарках приехала бригада в количестве трех морд (вернее двух морд и одной мордашки, стоит признать, тоже миловидной). Новые гости вошли в дом, поприветствовали "шатенку", доложились "аристократу" и тараканами расползлись по комнатам. Назойливыми и шумными насекомыми. В отличие от Виктории и Дмитрия Сергеевича эти посетители шумели, бродили по дому, громко переговаривались и, судя по звукам и репликам, копались в личных вещах Кацмана и его близких (если родня у Семена Моисеевича имелась), шарились по комодам, шкафам и ящикам. То бишь вели себя в чужом доме по-хамски. Так ведут себя либо кредиторы, либо представители правоохранительных органов, прибывшие на место происшествия.

К кредиторам вновь прибывшие точно не относились, а вот приравнять их к своеобразной следственной группе… вполне возможно. Исходя из ранее услышанного. Ведь хозяин дома, он же автор загадочных заметок на полях исчез (погиб, убит?), и его соратники (коллеги, подельники?), несомненно, пытались разобраться в обстоятельствах произошедшего. Причем "аристократ" Дмитрий Сергеевич, судя по разговорам и докладам, у них за главного. Эдакий руководитель следственно-оперативной группы, осматривающей квартиру, где разыгралась кровавая драма.

Никиту однажды привлекали к осмотру места происшествия в качестве понятого, когда в квартире этажом ниже пьяный сосед на почве ревности зарезал сожительницу. Тогда он лицезрел аналогичную бесцеремонность по отношению к чужому имуществу; оперативники ходили по коврам в грязных ботинках, лазили в столы, просматривали одежду, перебирали вещи. Правда глаз резало существенное отличие с памятным осмотром – как минимум половина сотрудников топтавших ковры в соседской квартире красовалась милицейскими погонами. Между тем среди посетителей дома номер восемнадцать ни одного человека в форме Никита не заметил. Все были в штатском. Так на то они и члены тайного общества, в чем теперь Селин уверился на двести процентов. Если у них и есть форменная одежда, то это явно не милицейские кители, а какие-нибудь плащи или мантии.

Вскоре к вечеринке в доме предполагаемого мертвеца присоединился еще один персонаж. Как он очутился возле дверей коттеджа, Никита не заметил. Только еще никого рядом не было, и… бац! Дверную ручку тянет на себя некий деятель, как выразился бы плохой парень из голливудского боевика, хрен с горы. Селин не отворачивался, не отвлекался, даже не моргал. И муха бы не пролетела незамеченной. А этот… с горы пролетел.

Выглядел персонаж вполне обыденно. Чуть выше среднего роста, темноволосый, с высоким лбом и небольшими залысинами. Отдаленно напоминал американского киноактера Джека Николсона. Ничего особенно, в сравнении с тем же лощеным щеголем Дмитрием Сергеевичем господин… с горы казался несколько… затертым, неярким что ли. Но вот глаза…

Когда "Николсон" уже на пороге обернулся, оглядел улицу и на миг остановил взгляд на помахивающем газеткой Селине, кожу обожгло незримой кислотной струей. В области селезенки противно засвербело. Словно электродрель туда сунули. Интуиция вопила об опасности. Если бы ее глас можно было измерять в децибелах, то пожарная сирена и пароходный гудок конкуренции бы не выдержали.

Взгляд "Николсона" шевелил волосы на затылке. Что-то в нем имелось… пугающее и завораживающее. И не пользуясь дарами Ящера, любой бы понял – мужик страшный. Гораздо опаснее, чем вся разношерстная кодла незваных гостей-следователей во главе с лощеным "аристократом". Раздавит, как букашку мелкую, и не заметит.

Время замерло. В какое-то даже не мгновение, а сотую, тысячную долю мига Никита успел сообразить, что если он себя выдаст, и не движением, не проявлением чувств, а лишь дрожью ресниц, неровным вдохом, тенью ненужных эмоций, то ему не поздоровится. В самом прямом, утилитарном смысле данного слова.

В том, что высоколобый господин способен копаться в умах, словно в коробке с карандашами сомнений не возникало. Казалось, он не только эмоции любого человека расшифрует, на что при полном напряжении сил и определенном везении готов подвигнуться и сам Селин, но и мысли, и тайные побуждения. Пользуясь терминологией писателей – фантастов, не эмпат занюханный, а настоящий телепат. Впрочем, сразу же возникла надежда, что именно показалось. С перепуга. Ведь, если "Николсон" читает мысли на расстоянии, то ловить абсолютно нечего. Прочитай высоколобый селинские думы, сразу заинтересуется, зачем тут мужик слежку устроил, в шпионов играет. А со шпионами разговор во все времена короткий…

Буря эмоций пронеслась в душе стремительным метеорным потоком. Но в следующую секунду Никиту постарался избавиться от любых переживаний, выбросить опасные мысли из головы, влезть в шкуру скучающего бездельника, которому плевать на Кацмана, его друзей и недругов, а уставился он на дом номер восемнадцать лишь потому, что смотреть больше не на что. А там хоть какое-то движение. Всем своим существом, каждой клеточкой, вплоть до вакуолей, Селин демонстрировал окружающему миру (и в первую очередь – высоколобому господину) томление, леность и негу. Заявлял о собственной никчемности, безобидности.

Прикинулся валенком, это слишком слабо сказано. Мысли и чувства исчезли. Никита просто превратился в живую скульптуру, в манекен с маской вместо лица. Маской того самого бездельника. А для пущей достоверности хрустнул челюстью в характерном широком зевке.

Последний штрих, видимо, окончательно убедил "Николсона", что скучающий абориген со смятой газетой в руке не представляет интереса. Он приласкал Селина прощальным десятитонным взглядом и скрылся в доме.

Никита перевел дух. С плеч упала как минимум баржа с углем. Или сухогруз. Впору было утирать пот полотенцем. Но Селин пока поостерегся – вдруг страшный высоколобый мужик еще поглядывает в его сторону. Еще заподозрит чего. Потому Никита ограничился восстановлением дыхания и почесыванием внезапно занемевших ладоней, что соответствовало характерным приметам. К деньгам и к неожиданной встрече.

Подобные приметы не обрадовали. Финансы с нынешними возможностями не проблема, а нежданные рандеву Селина никогда не вдохновляли. Еще встретишь какого-нибудь типа вроде этого обладателя термоядерного взгляда… На фиг – на фиг!

Справедливости ради, Никита всегда был равнодушен к разного рода суевериям, и на сей раз также значения приметам не придал. Почесался и только. А вот ушки навострил.

Напрасно. После обмена приветствиями в микрофоны внезапно ворвалась тишина. Не замогильная, конечно, а тишина эфира, которой может насладиться любой желающий, если промахнется с настройкой радиоприемника. Хрипы, шелест и шуршание помех до Селина доносились, а вот звуки из дома номер восемнадцать, увы, нет. Отрезало напрочь – ножом, топором или гильотиной. Что Никита не делал, как ни стучал по наушникам, как ни тряс аппаратуру, звук не появлялся. Пропал словно деньги из бюджета.

Без высоколобого гада тут точно не обошлось. Селин и без помощи интуиции об этом догадался. Покрутив ручки настройки и безрезультатно пощелкав тумблером, Никита отступился. Сизифов труд. Хоть до утра щелкай, не поможет.

Слушать хрипы, свист и шорохи быстро надоело. Земляной ямой под ковшом экскаватором росло и ширилось раздражение. Вот незадача! Привидением появился какой-то страхолюдный тип, и вся слежка пошла коту под хвост. По крайней мере, в части прослушки. Визуальные помехи отсутствуют, но что толку. Пялься хоть до утра, ничего не высмотришь.

Вокруг благодать и умиротворение. Улицы пустынны и тихи, прохожие редки, словно ночной звездопад, автомобили вообще впору заносить в аналог Красной книги для двигателей внутреннего сгорания. Какую-нибудь стальную книгу. А в доме Кацмана спокойно копошатся никем не тревожимые гости. И даже послушать, о чем они говорят невозможно. Никиту так и распирало от желания подсыпать перца в эту почти сельскую пастораль. Гранату кинуть или дом поджечь. Чтобы все забегали муравьями, засуетились. К сожалению, ни гранаты, ни набора юного поджигателя у него не было.

Вместе с тем имелись некоторые идеи по поводу, каким образом разворошить муравейник. Подсыпать перца в пастораль. И средства наличествовали под рукой – не далее сотни метров со стены безымянного трехэтажного здания безобразным оранжевым грибом свисал таксофон (сотовым пользоваться нельзя было по вполне понятным соображениям – для сохранения инкогнито). Селин дошел до аппарата и набрал "02".

Доблестная милиция откликнулась быстро, ухо еще не привыкло к монотонным гудкам, как в трубке раздалось устало-бодрое:

– Дежурная часть!

В ответ Никита, изменив голос, радостно доложил, что в дом его соседа Семена Моисеевича Кацмана по адресу: улица Водопьянова, восемнадцать, забрались грабители. И в настоящий момент рассовывают награбленное имущество по коробкам и узлам. Дежурный попросил представиться, и Селин назвался первой пришедшей в голову фамилией – Сидоров, указав адрес проживания на этой же злополучной улице Водопьянова.

Помощник дежурного заверил заявителя, что сообщение принято, и в течение десяти минут по указанному адресу прибудет наряд. Дополнительно милиционер попросил принять меры к задержанию преступников силами общественности, если наряд несколько опоздает. От последней просьбы Никита слегка ошалел и скоренько распрощался. Дабы не нагрубить невзначай.

До чего у нас правоохранительная система дошла! Уже гражданам самостоятельно предлагают ворье задерживать. Скоро, наверное, оружие выдавать начнут.

Насчет десяти минут помощник дежурного нагло наврал. Никита всю… пятую точку отсидел в ожидании прибытия наряда. Издергался весь, словно невеста на выданье. Хуже того, через четверть часа после телефонного звонка, когда милицией еще и не пахло, из дома горохом высыпали незваные гости, в количестве четырех душ во главе со страхолюдным "Николсоном", расселись по автомобилям и уехали, подняв клубы пыли. Высоколобый уехал вместе с "аристократом". На Селина никто даже не взглянул, хотя он на пару секунд буквально остекленел. Но на сей раз к скучающему бездельнику с газетой "Николсон" внимание проявил не больше чем к фонарному столбу. И славненько! Пусть катится колбаской, нервы целее будут, тем более что номера автомобилей Никита запомнил. Пригодятся.

В доме остались симпатичная зеленоглазая шатенка и невразумительный лохматый типчик в очках. И что симптоматично, как только высоколобый господин вместе с прочими деятелями покинул дом, тут же вновь появился звук в наушниках.

Магия, не иначе!

К сожалению, лохматый тип и зеленоглазка почти не переговаривались, отчего Селин расстроился окончательно. К тому же и милиция не торопилась. Никита уже успел потерять надежду на приезд обещанного помощникам дежурного патрульного экипажа, проклясть разгильдяев и бездельников, правоохранительные органы в целом и Советское РУВД в частности, призвать все кары небесные на головы нерадивых сотрудников патрульно-постовой службы и еже с ними, и даже упомянуть по матушке любимые государство и правительство, которые, казалось бы, ни причем, когда к дому номер восемнадцать подкатил "УАЗ" с характерной окраской. И, как ныне модно выражаться, с характерными аксессуарами – вроде сирены и мигалки.

Из "лунохода" неспешно и чинно, словно обожравшиеся коты на солнышко, выбрались четверо витязей. Рыцарей жезла и рубля. Вышли, вспоминая Пушкина, "…и на брег как жар горя… тридцать три богатыря". Все на подбор, у каждого харя поперек себя шире. Кроме "дядьки Черномора" – усатого лейтенанта, тот выглядел довольно субтильно. Впечатление усиливалось еще и отсутствием у лейтенанта бронежилета, тогда как его подчиненные были упакованы в кевларовые латы.

Совсем другое дело! Эти бравые ребята кого хочешь… и куда хочешь!… Интеллекта у витязей (пожалуй, кроме лейтенанта) – по физиономиям видно – немного, но уверенности и напора, хоть отбавляй! Наворотят, не разворотишь. Вот теперь становится интересно, как незваные гости объяснят свое присутствие в доме. Вкупе с растаскивание вещей. И звук снова работает!

Впору руки потирать. Предвкушение спектакля немного омрачала лишь легкая обеспокоенность за зеленоглазую шатенку. Зудела комаром на периферии сознания. Как бы ей по недоразумению бока не намяли. Менты у нас известные костоломы, горазды врываться с криками, шумом-гамом и намыливать шеи первым подвернувшимся под горячую руку. Подобное поведение в большей степени свойственно ОМОНу, но и в патрульно-постовой службе тоже дуболомы найдутся, даром в кевлар рядятся. Если лохматому переростку очки разобьют, так ему и надо, не фиг по чужим домам шляться и звук вырубать, а зеленоглазку Викторию жалко. Будем надеяться, что милиция еще не настолько отмороженная, чтобы всех подряд по загривкам лупить – по отношению к даме должны проявить некое подобие галантности.

Впрочем, если представить, что оставшиеся в коттедже гости пусть немного похожи на высоколобого "Николсона", то… пожалеть стоит как раз кевларовых витязей. Невзирая на их латы, былинную удаль и богатырскую выправку.

Проявить былинную удаль богатырям обломилось. Ни вышибить двери молодецким плечом, ни положить застуканных на месте преступления подозреваемых мордами в пол, ни совершить прочие геройские подвиги не посчастливилось. Не судьба. День, наверное, для подвигов выпал неподходящий. Никита этому только порадовался. Целее будут. И те, и другие. И "друзья" Кацмана и милиционеры. А вышибать двери (хотя неизвестно, может, командир наряда по причине врожденной интеллигентности вежливо постучался бы, не прибегая к зубодробительным мерам) не потребовалось. По одной простой причине – и шатенка Виктория, и ее лохматый товарищ уже вышли из дома и принялись запирать эти самые двери. Вернее, запирал лохматый, а его подружка держала в руках картонную коробку.

И здесь витязи грубить не стали, а культурно дождались, когда очкарик закончит с замками.

Однако шоу Селин не увидел. И не услышал ничего знаменательного. Ни ругани, ни взаимных претензий. Скучно. Предводитель витязей перекинулся с лохматым парой малоинформативных фраз, и потребовал предъявить документы. Лохматый предъявил, и… чудо-богатыри во главе с усатым дядькой поджали хвосты. Лейтенант покорно доложил очкарику, что сигнал о подозрительных неизвестных в доме поступило от такого-сякого, фамилия, адрес (Никита злорадно потер руки – ищите гражданина Сидорова до морковкиного заговенья) и получил разрешение удалиться.

Едва милиционеры уехали, Виктория и ее очкастый друг (как подсказал микрофон – Виктор) принялись обсуждать, что это за доброхот в РУВД сигнализировал. И незамедлительно рванули к двадцать девятому дому, номер которого им сообщил лейтенант, а еще ранее – помощнику дежурного Селин.

Никита понял, что пора сворачивать наблюдение. Сначала хотел вообще удрать втихомолку, но сообразил, что его внезапный уход может показаться подозрительным, не дай бог, догонят. И разбирайся с ними. Поэтому ограничился тем, что убрал наушники, спрятал пульт дистанционного управления, и уставился в газету.

Маска скучающего бездельника не помогла. Так как осмотр дома, откуда якобы звонил доброжелатель, ничего не дал, девушка и парень огляделись, что-то коротко обсудили и разошлись. Лохматый направился к скамейке, на которой сидел пожилой мужчина, а рядом гуляла импозантная дама в чудовищно-модной шляпе, зеленоглазка же пристала к Никите. Хорошо, что хоть не очкарик.

Когда девушка подошла на расстояние "артобстрела" и задала невразумительный вопрос, о том, не местный ли он житель, Никита почему-то страшно разволновался. То ли оттого, что на приближенный взгляд Вика казалась даже более красивой чем в фокусе "дально-видения", то ли оттого, что Селин почувствовал исходящий от девушки тонкий аромат дорогого парфюма, то ли из-за боязни разоблачения его неумелой слежки.

В зобу дыханье сперло, сердце принялось совершать конвульсивные прыжки и перевороты. И накатил приступ разноцветно-пестрого зрения. В тонкостях эмоционального фона Селин пока разбирался едва ли лучше, чем аптекарь – в сортах селедки, поэтому вообще старался не смотреть в сторону девушки. А, если учесть, что стук сердца отдавался в ушах грохотом, сопоставимым с шумовым сопровождением в кузнечном цехе крупного завода, то общение с Викторией, мягко говоря, не задалось. К тому же Никита свои душевные силы тратил на то, чтобы ничем не выдать мысли и чувства. Поскольку подозревал (здесь не обошлось без чудо-интуиции), что милая девушка Вика и ее высоколобый дружок, способна улавливать эмоции, а может быть и читать мысли. Кто их знает этих масонов проклятых, вдруг они телепаты поголовно. Селин старался ни о чем не думать, выкинуть мысли, очистить разум.

Вопреки расхожему мнению, не думать вообще, в принципе, не получалось. Так же как и размышлять на посторонние, не относящиеся ни к девушке, ни к слежке, ни к поискам Ящера, ни изучению истории тайных обществ, темы. В голову постоянно лезли мысли об ашерах, загадочных альфах, о том, какая Виктория красивая, и что с ней неплохо бы поближе познакомится. Лезли нагло, беспардонно, их вышвыривали из дверей, они начинали ломиться в окна, выбрасывали их окон, они проникали через чердак. Тысячу раз был прав Ходжа Насреддин! Как ни пытайся запретить себе думать о белой обезьяне, она будет вертеться перед глазами, замасливать мысленный взор, бесстыже вертеть красным задом перед носом, и избавиться от нее выше сил человеческих. Возможно, некий мистик или знаток медитации способен на подобные подвиги, но обычному человеку и даже не вполне человеку, вроде Селина, это не по зубам. Наверное, самодисциплины не хватает.

Благо, мысли мелькали бессвязно, отрывочно, одна сменяла другую почти мгновенно. В ситуации с Ходжой Насреддином и незадачливым купцом это выглядело бы примерно так: Ходжа запретил думать о красной, черной и белой обезьянах, но они ежесекундно сменяют друг друга в купеческой голове, то белая задом вильнет, то красная рожу скорчит, то черная на уши встанет. Радовало одно (где-то глубоко-глубоко, на самом дне сознания), что разобраться со столь беспорядочным мышлением, а тем более прочитать мысли, будь ты четырежды телепат и пятнадцать раз Вольф Мессинг… затруднительно. Да что там, бесполезно!

Девушка не отставала и то задавала разные нелепые вопросы, то принималась городить какую-то чушь. Никита никогда не сталкивался с экстрасенсами, магами и прочими чудесниками (Ящер не в счет, в пещере он спал-бредил-медитировал), но смутно догадывался, что его таким образом прощупывают. Ментально. Пусть никаких ощущений, ни телесных, ни душеных он не испытывал. И сверхинтуиция помалкивала в тряпочку. Мол, делай выводы сам, мальчик.

Мальчик их делал. И выводы эти нашли непосредственное подтверждение. В ощущениях. После очередного Викиного вопроса, Никита вдруг почувствовал желание нагнуться. Нагнуться и поднять с земли… вещицу, хотя Селин ничего у ног не видел. Желание было размытым и до конца не оформившимся, словно навязанным извне. За мгновение до этого на том уровне селинского восприятия, которое он называл "пестровидением" разноцветную фигуру девушки накрыла ярко-алая вспышка. Накрыла волной, смыв всю цветовую гамму и схлынула.

Желание же не пропало. Казалось, за плечом стоит пропагандист-агитатор и монотонным голосом бубнит: "Наклонитесь, пожалуйста, поднимите… нечто маленькое и блестящее. Поднимите, находка принесет Вам удачу. Наклонитесь, пожалуйста…". И так по кругу. Муторно и назойливо, но не слишком эффективно. По крайней мере, выбор у Никиты имелся. Мог наклониться и подобрать, а мог и проигнорировать.

Рыбкой в пруду плеснулась мысль, что это очень похоже на внушение. Наведенное красавицей Викторией или ее лохматым дружком. Нет, скорее Викторией, поскольку очкарик далеко и почти не смотрит в их сторону. Изредка поглядывает, не более. Никита не представлял механизм свого гипнотического дара, но едва ли он действовал так же, как внушение зеленоглазой собеседницы (или, что менее вероятно, лохматого очкарика). Иначе бы черта с два не обремененный грозными ксивами обыватель гулял по спецхранам и архивам не хуже чем по собственной гостиной. "Сотрудника" чрезвычайно авторитетного ведомства давно бы изобличили. Селинский гипноз действовал безотказно, на него не наплюешь. Ни один из тех, кого Никита "просил" помочь, даже не задумывались, не говоря уже об отказе. Брали под козырек и бросались исполнять просьбу. А тут что-то не срасталось, внушение не столь сложно было проигнорировать, кроме того, ничего блестящего на земле, невзирая на уверения голоса за плечом, Никита не увидел. То ли Вика недостаточно квалифицирована, то ли Селин плохо поддается внушению по той причине, что сам гипнотизер отменный. С недавних пор.

Колебался Никита недолго, решил не накалять обстановку и не провоцировать девушку на другие – радикальные – меры. Если дама хочет, чтобы мужчина ей поклонился, следует исполнить ее желание. Поскольку ничего подходящего у ног не нашлось, Селин просто нагнулся и мазнул рукой по асфальту. Вроде как поднял нечто несуществующее. И изобразил на лице удивление, не обнаружив в руке "поднятой" вещицы. Дабы не нервировать и не огорчать даму. Сыграл, право, преотвратно. Сам себе бы не поверил, не то что Константин Сергеевич.

Виктория поверила. Или сделала хорошую мину. По крайней мере, отстала. Буркнула что-то, и попрощалась. Очень вовремя. А то сумбур в расплавленных селинских мозгах стал уменьшаться, мысли постепенно упорядочились, и возникла реальная угроза, что некто, обладающий телепатическими или эмпатическими способностями, сумеет узнать планы и устремления Никиты. Интуиция подсказывала, что "Николсон" наверняка бы что-нибудь унюхал. Его, к счастью, рядом не оказалось, но и со славной зеленоглазой мечтой поэта тоже не все просто. Как выяснилось. И изменение фона "пестровидения" и позыв нагнуться и подобрать нечто несуществующее об этом недвусмысленно заявляли.

Мечта поэта и ее лохматый товарищ сели в "Фольксваген" и укатили. Исподволь наблюдая за посадкой в авто, Селин испытывал почти физиологическое облегчение. Последние минут двадцать его корежило от напряжения, а сейчас словно гора с плеч, нет, не падала, сползала. Не торопясь. Эх, сейчас бы коньячку, грамм сто, как бывало, полегчало бы сразу. Несбыточные фантазии. После турецких приключений хоть три литра выдуй, толку не будет. Ничего страшного, можно расслабиться и другим способом. Отдохнуть, поспать, покушать вволю, раз того организм требует.

Блажен, кто верует. Мысли об отдыхе и расслаблении, едва возникнув, испарились. Снова гималайским медведем навалилось напряжение. И все из-за пустяка.

Сущая ерунда привиделась. Провожая взглядом "Фольксваген" краем глаза Никита заметил какую-то скользящую размытую тень, двигающуюся за автомобилем. И похолодел. От тени дохнуло такой опасностью, что высоколобый господин "Николсон" на этом фоне казался безобидным игривым щенком. Селин попытался сфокусировать зрение на тени, но она призраком ускользала из поля зрения. Стремительнее чем кусок льда из лап неуклюжего бармена и надежнее чем партизаны из окружения.

В подростковом возрасте, будучи лишенным возможности шататься с друзьями по улицам вследствие непогоды или родительского наказания, Никита порой валялся на диване и от безделья пытался разглядеть микроповреждение на радужной оболочке глаза – эдакий бесцветный вечно движущийся червячок. И никогда толком рассмотреть его не удавалось, как бы юный лоботряс не напрягался. Червячок прятался от взора, уплывал за пределы видимости, ускользал. То же самое сейчас делала следующая за автомобилем размытая тень. Селин ее почти не видел. Вернее совсем. Обычное зрение отказывало, зрительный нерв не передавал в мозг соответствующую картинку. Но, к счастью, или, наоборот, к несчастью, тот неведомый орган, что начал функционировать в организме после турецких событий и отвечал за "пестровидение", не подвел.

Тень слегка отсвечивала. Правда, не ярким разноцветьем, как все разумные, а серыми, приглушенными тонами. И к тому же в "пестром" спектре тень существенно отличалась от прежних объектов наблюдения. И людей, и собак, и даже гипотетических нелюдей – представителей тайных обществ, будь они ашеры-машеры, крокодилы (не хотелось, чтобы Виктория оказалась крокодилом) или альфы-шмальфы – Никита в "пестром" спектре видел картинками, равномерно облегающими фигуру… мыслящего или чувствующего существа. А тень он видел – громко сказано – пульсирующим пятном, не имеющим постоянного объема и формы сгустком…

То растягиваясь, то сжимаясь пульсирующий сгусток преследовал автомобиль, в котором находились Виктория и ее лохматый спутник. Впору было заволноваться за девушку, однако тень стала отставать. С каждым метром расстояние между "Фольксвагеном" и расплывчатым пятном увеличивалось, но когда разрыв достиг критической отметки, тень остановилась, на миг замерла и неожиданно выстрелила в сторону удаляющегося автомобиля клочком тумана. Отпочковав его от собственной плоти. Клочок пулей покрыл расстояние до машины и прилепился к багажнику. По крайней мере, так это выглядело для Селина в "пестром" спектре.

Возможно, в реальности все было иначе, к примеру, под сенью, простите, тени скрывался человек или существо, который достал из кармана или поднял с земли какой-то предмет (чем плохи пистолет или обычный булыжник?) и швырнул им, выстрелил из него (нужное выбрать) в сторону автомобиля. Так это происходило или нет установить невозможно, обычным зрением не разглядишь, дары Ящера и те пасуют. Ясно одно: тот, кто под тенью не позволяет себя разглядеть. А что тому виной, магия или высокие технологии, и Хоттабыч их не разберет.

Пока Селин ошалело наблюдал за своеобразной погоней и делением тени на две неравнозначных части, автомобиль с Викой, очкариком и расплывчатым клочком тумана на багажнике скрылся за поворотом. Сквозь дома не увидишь, "дально-зоркость" и "пестровидение" все же не рентген.

Бес с ним, с автомобилем, никуда не денется, номера, если не фальшивые, в память врезались намертво, фомкой не отодрать. А прилепившийся клочок тумана… хм… будем надеяться, не является бомбой. Или емкостью с жутко вонючими ингредиентами, которую пульсирующий негодяй и пакостник из хулиганских побуждений швырнул в детище немецких машиностроителей. А что еще остается. "Фольксваген" пешком не догнать. А вот тень "скачет" не настолько быстро, в связи с чем Никита продолжил исподволь наблюдать за ее перемещениями. В самом прямом смысле – краем глаза, вполоборота. Иначе не уследить. Да и перестраховаться не грех, не то, не дай бог, пульсирующий сгусток обнаружит наблюдение, и тогда извинениями не отделаешься.

После плевка сгустком тумана передвижения тени приобрели плавный и довольно медленный характер. Она уже не скакала, а скорее плыла полуденным маревом над землей, ритм пульсации упал практически до отметки вялого прилива. Элегантно облизывая асфальт, тень скользнула во двор многострадального дома номер восемнадцать.

Ба! Да там еще один туманный призрак. Такой же размытый и неразличимый. Но поменьше. Вот и встретились два одиночества. Симпозиум у них там что ли?

Симпозиум – не симпозиум, а тени толклись и терлись около другу друга, перманентно цепляясь краями, а порой и сливаясь, приличный отрезок времени. Несколько минут точно. Никите надоело уже за ними подсматривать. Откровенно выражаясь, коситься. Не хуже милой из песни, которая… смотрит "искоса, низко голову наклоня". От столь продолжительных упражнений и окриветь недолго. Бегай потом к офтальмологу. А заодно к невропатологу и психиатру. Все равно, собирался…

Тени к слабому селинскому зрению и измотанным нервам отнеслись снисходительно. И избавили от необходимости лечить косоглазие, завершив симпозиум. В очень нетрадиционной манере – просто-напросто… исчезли. Пульсировали, пульсировали, а затем замерцали и… пух!… взметнулось в стороны пепельно-серое облачко, словно взорвалась динамитная шашка. Этим самым "пух" накрыло и пульсирующие тени. Облачко почти сразу рассеялось, но уже никого рядом с домом Семена Моисеевича не оказалось.

Никита решил было, что один из пещерных талантов отказал, но нет – дама в экстравагантной шляпке по-прежнему полыхала разноцветьем в "пестром" спектре. Затем родилось скоропостижное умозаключение, что в результате секундного замешательства, он просто потерял тени из виду. Вернее из поля действия "пестровидения". Однако, покрутив головой, Селин убедился, что серые туманные пятна нигде не отсвечивают.

Магия! Не иначе. Или что там у пульсирующих туманных теней вместо нее…

Извольте получить – новый ребус. Мало ему загадок Ящера, тайн ашеров и альфов, так и еще подвалило. Развлекайся, дорогой. Нет, на небесах определенно, некто могущественный озаботился тем, чтобы один простой смертный не загнул ласты от скуки. А попробуй здесь, разберись. Тут не то что ста грамм, а ведра не хватит. Никита махнул рукой – мысленно. От произошедшего сегодня и без того мозги набекрень. Пора убираться в свою не очень уютную, но безопасную конуру. Аппаратуру забрать, и домой.

Да и перекусить не мешает.

Сегодня море было изумительно спокойным. Оно не ревело рогатым самцом во время гона, не грызло каменную твердь скал голодным хищником, не бросалось атакующей коброй на берег, что нередко случается в это время года в здешних широтах. Нет, море вело себя тише, чем получивший убойную дозу транквилизаторов больной. Мягкие языки волн слегка приподнимались, аккуратно облизывали леденец высокого утеса и с тихим шелестом опадали.

Куда-то по своим неведомым делам удрал и проказник-ветер. Только его младший брат – бриз – едва шевелил листочки деревьев и чуть касался травы. Его, ласкового и освежающего, пускали даже на вершину утеса, где прочим ветрам появляться возбранялось.

Оказанную честь бриз принимал достойно, и не озорничал, лишь слабо поглаживал полы темных плащей и сдувал с них незримые пылинки.

Эллнир покачнулся, отогнал бриз коротким движением кисти и промолвил:

– Хомусы встревожились…

– Да, Первый Сын. Называющие себя ашерами встревожились, они не понимают, куда исчез один из них. Они в растерянности в связи с тем, что их Сила не может помочь. Шестеро были в жилище хомуса, возвращенного в Лоно, искали следы…

– Нашли?…

– Нет. Лесная Ветвь следов не оставляет…

– Что еще?

– Они унесли с собой записи возвращенного в Лоно, забрали вещи и… предметы.

– Какие?

– Пластины из мертворожденного вещества для счетных механизмов. На них хомусы тоже хранят записи…

– Записи возвращенного представляют угрозу для Обновления?

Серый капюшон покаянно склонился.

– Лесная ветвь не успела их проверить… А как прочесть записи на пластинах мы не знаем…

В голосе Первого Сына прорезался металл:

– Привлеките знающих… хомусов! Или Лесная Ветвь разучилась повелевать зверушками?

Капюшон снова склонился, на сей раз покорно.

– Будет исполнено.

Эолан понимал обеспокоенность Первого Сына, его самого удручала беспомощность Детей Земли в обращении с новейшими придумками хомусов, особенно с носителями информации.

– Насколько широк круг… осведомленных о Возвращении в Лоно?

– Возможно, несколько десятков хомусов, из тех, что называют себя ашерами, измененными.

– Наследники гвархов?

– Они ничего не знают… пока.

– Наблюдение должно быть продолжено. Если возникнет угроза для Обновления, Алмазный Трон дозволяет…любое возможное противодействие.

Полы темного плаща Первого Сына одобрительно хлопнули.