Дети войны [СИ]

Глава 6

17 мая 1961 года.

Следующий день на дуэльном чемпионате получился весьма странным.

В самом начале было объявлено, что участник из Колдовстворца, Николай Назаров, выбывает из турнира по состоянию здоровья. Это удивило Александра — накануне вечером, когда они возвращались в «Летучий корабль», Николай выглядел более чем здоровым, — и автоматически приписанную себе победу Штайнер считал незаслуженной.

У Винтерхальтера с его новым другом из Бразилии дуэль неожиданно вышла очень академическая, по всем правилам. В конце концов, после минут десяти боя по учебнику победу скорее тактическую, чем силовую, одержал Фридрих, и Флавиу был первым, кто его с этим поздравил. «Винтерхальтер использует турнир, чтобы обзавестись сторонниками из себе подобных в разных странах, — отметил про себя Александр. — И, кажется, в этом преуспевает».

Во второй половине дня Александр не знал, чем заняться — настроения на прогулку не было, как и на тренировку перед послезавтрашним финалом. Понаблюдав какое-то время в окно за тем, что творилось на площади (рынок на Буяне всегда представлял собой занимательное зрелище), Александр собрался было сесть читать, когда перед ним возник домовик в зелёной тоге. Поклонившись, эльф протянул маленький конверт.

— От кого?

— От госпожи Оксаны Мелеховой, — пискнул эльф, снова склонившись.

«Что же ей от меня нужно?» — подумал Александр, нахмурившись, и сломал печать.

Господин Штайнер, приглашаю вас в гости — всего лишь чай в приятной компании, ничего обременительного.

— Хм… — протянул Александр, вновь пробегая взглядом записку. Зачем ей искать встречи с ним? И что за «приятная компания»? Она и Мария? Или, быть может, русские считают его виновным в проблемах со здоровьем их товарища, выбывшего из турнира, и теперь готовят некую месть, заманивают?..

«Безопаснее было бы не идти», — подумал Александр, но стал собираться — не хотел выглядеть трусом.

Эльф перенёс его сразу в холл дома — роскошный зал, по богатству и красоте отделки не уступавший многим бальным. Сдержав восхищение — мраморная лестница, ведущая наверх, была так великолепна, что захватывало дух, — Александр придал лицу нейтральное выражение и последовал за домовиком в левое крыло первого этажа. Его ввели в уютную гостиную, явно не предназначенную для больших приёмов и посещения посторонними, и все сидевшие там обернулись на него.

— А вот и наш гость! — Оксана поднялась с места с видом радушной хозяйки. — Проходите, присаживайтесь. Какой чай предпочитаете в это время суток?

— В оригинале было не так, — заметила со своего места Мария, откладывая вязание. — Здравствуйте, господин Штайнер.

— Ох, так значит, по-твоему, стоило предложить вино? — уточнила Оксана с улыбкой.

Мария закатила глаза и послала Александру взгляд почти извиняющийся. Но юноша заметил это лишь мельком — его внимание приковал к себе Николай Назаров, бодрый и здоровый, расположившийся на софе, с которой вскочила Оксана.

— Господин Назаров, я требую объяснений.

Николай с готовностью встал.

— Я дам их вам, господин Штайнер, но не здесь.

— Началось… — прошептала Оксана с трагичным вздохом.

Назаров, видимо, был частым гостем в доме — он уверенно провёл Александра по коридорам, вывел на заднюю террасу, откуда открывался вид на лежавшие за городом, покрывавшие большую часть острова леса. Прислонившись поясницей к высокому парапету, Николай скрестил на груди руки.

— Понимаю, выглядит вся эта ситуация нехорошо, — сказал он. — Но не думайте, что я уклонился от боя по своему желанию.

Он остановился, словно не знал, что сказать дальше. Александр ждал, не намеренный ни обвинять его, ни помогать объясниться — для начала следовало разобраться в ситуации до конца. Видя, что он молчит, Николай вздохнул и проговорил смущённо и с неохотой:

— Оксанка — она взбалмошная. Сегодня с утра раскричалась, заявила, что не желает, чтобы я дрался с дурмстрангцем, потому что боится, что вы запустите чем-нибудь Тёмным, а я потом останусь калекой на всю жизнь. Объяснений, что ничем Тёмным на турнире нельзя кидаться, она не слушает. Ну а отказать я ей ни в чём не могу — люблю её, сумасбродку.

Вот теперь стало неловко и Александру — чужое признание грузом свалилось в душу. Понимая, что теперь точно нужно что-то сказать, он медленно произнёс:

— Что ж… если причина такова, я не имею права критиковать вас. Ваша преданность возлюбленной достойна восхищения.

По всей видимости, Николай не ожидал от него таких слов; он посмотрел на Александра чуть растерянно, а затем усмехнулся.

— А вы, кажется, будете получше многих ребят из Дурмстранга, с которыми я знаком, — он протянул руку, и этот жест… нет, его открытость, искренность, стали неожиданностью для Александра, привыкшего, что в школе вокруг него большая часть людей имеет умысел. — Коля.

— Александр, — Штайнер пожал его сильную руку.

— Не любишь сокращения своего имени?

— Предпочитаю использовать то имя, которое было дано мне отцом.

Назаров отнёсся к этому с пониманием — отвечал взаимностью.

— Твоё право. Но будь готов: в один момент Оксана может перестать считаться с твоим желанием.

Из уважения, начавшего зарождаться в нём к этому русскому, Александр ничего не сказал, хотя мысленно и недоумевал, как можно терпеть такую капризную и своевольную девицу, как Мелехова.

— Что-то вы быстро, — заявила она, когда юноши вернулись в гостиную. — Мы с Машей думали, что устроите дуэль прямо там… Так что же, дорогой гость, какой будете чай?

— К сожалению, вынужден отказаться, — учтиво ответил Александр. — Меня ждут тренировки — финальный бой обещает быть сложным.

— Да-да, я слышала, что вы выйдете против Винтерхальтера, — Оксана задумчиво провела пальцем по краю вазочки с рахат-лукумом. — Он хорош, насколько я знаю.

Александр молча кивнул — он никогда не отрицал силу своего оппонента.

— Он слишком уверен в себе, — негромко сказала Мария с усталым выражением в глазах. — В своей силе и своём праве.

Оксана бросила на неё взгляд, в котором не было ни следа легкомысленности. Николай, судя по виду, был готов хоть сейчас ввязаться с Винтерхальтером в бой, если узнает, что тот обидел подругу. Межу ними тремя чувствовалась связь, сходная с той, которая бывает в хорошей семье между крепко дружащими братьями и сёстрами.

— Его уверенность — его слабость, — сказал Александр прежде, чем остановил себя; в этой компании, с этими людьми его захватило несвойственное желание поделиться своими мыслями, наверное, даже подбодрить. — Я знаю его достаточно давно для того, чтобы уметь на этом играть.

— Вот и отлично! — Оксана хлопнула в ладоши. — Тогда мы будем болеть за вас в финале!

— Благодарю, — лаконично отозвался Александр и зачем-то покосился на Марию. Как оказалось, девушка смотрела на него — сердце от этого ёкнуло.

— Раз вы уходите, — произнесла Мария, — не проводите меня? Мне нужно в «Летучий корабль» — обычно в это время я приношу Диего его лемура, который пока что живёт у нас.

— Если вам угодно, — ответил Александр и склонил голову в знак прощания. — Госпожа Мелехова. Николай.

«Ну хорошо, пусть так», — говорил весёлый взгляд, который Назаров на него бросил. Александр мимолётно пожал на это плечами, пока Мария просила домовика принести лемура.

Они вышли на улицу, в прохладную серость обычного буянского дня; погода и так долго их баловала солнцем и лёгким ветерком и вот теперь решила вновь показать, кто на острове хозяин. Радовало, что шквальные ветры, рвавшие море, к берегам и бухте не подпускались мощными щитами, окружавшими остров, иначе бы люди вовсе не смогли выходить из домов.

— Кажется, скоро начнётся дождь, — заметила Мария, подняв взгляд к нависшим над городом тяжёлым тучам. — Ах нет, вернее сказать: уже начался.

Первые капли застучали по козырькам над входами в лавки и крышам, по мостовой. Упали они и на прохожих, и Александр поспешил сотворить большой зонт.

— Спасибо, — Мария шагнула ближе, взяла его под руку; лемур устроился у неё на плече, вцепившись в мантию, и глазел по сторонам большими глупыми глазами. — За что не люблю Буян, так это за погоду.

Александр обозначил согласие вежливым молчанием. Завести разговор вроде бы и хотелось, но было сложно — темы, знакомые и близкие Александру, явно не подходили сейчас, поэтому он спросил:

— Как проходит ваше выступление на чемпионате?

— Хорошо, — ответила Мария. — У нас уже было два дня испытаний, послезавтра последний — наш чемпионат короче вашего, а победа определяется суммой баллов, набранных за все три конкурсных дня. Сейчас по баллам меня опережает только один мальчик из Шармбатона — мы с ним уже второй год подряд соперничаем.

Теперь Александр взглянул на неё по-новому.

— Вы словно бы удивлены, — заметила Мария.

— Прошу прощения, — Александр быстро отвёл взгляд. — Не мог предположить, что говорю с возможной чемпионкой по зельеварению этого года.

— Это потому, что я столько свободного времени провожу в праздности?

На столь провокационный вопрос юноша отвечать не стал. Впрочем, Мария не выглядела обиженной, когда произносила:

— Дело в том, что зельеварение мало похоже на дуэли. Вам необходимо постоянно тренироваться, чтобы не терять ловкость и скорость, а нам зачастую необходимо просто уметь понимать принцип того, что мы делаем, ну и знать свойства ингредиентов и правила их смешивания, само собой. Эти вещи я знаю наизусть, а что до понимания… кажется, им я не совсем обделена.

Она сказала это спокойно и буднично, без намёка на жеманство или желание получить комплимент. «Хотя они с Мелеховой и выросли вместе, всё же такие разные, — подумал Александр, искоса поглядывая на шедшую об руку с ним девушку. — Побольше бы таких маглорождённых, как она — со стальным стержнем, готовых противостоять загордившимся чистокровным…»

Вдруг Мария шумно вздохнула, крепче сжав пальцы на рукаве его мантии. Проследив направление взгляда девушки, Александр увидел Винтерхальтера, как раз сейчас зашедшего вместе со вчерашними сотрапезниками в артефакторную лавку на другой стороне улицы. По лицу Марии было понятно всё.

— Вы снова хотите попробовать поговорить с ним?

Мария отвела взгляд, слишком уж явно сосредоточив внимание на лемуре.

— Это бессмысленно, — уверенно заявил Александр. — Вам не донести своё видение мира до такого, как он…

— И всё же вы предвзяты, — негромко прервала его Мария, продолжила убеждённо: — Дети не вырастают жестокими просто так, на всё есть причины. Вы сами, например, стали таким из-за трагедии в семье.

— Разве я жесток?

— Да. Хотя, это, наверное, не совсем то слово… — она задумалась. — Вы ожесточены, и уже это приводит вас к жестокости.

— Вы большой психолог, как я вижу, — проговорил Александр с прохладой.

— Я собираюсь поступать на целителя, — ответила Мария, делая вид, что не заметила его тона. — А действительно хороший целитель должен разбираться в болезнях не только тел, но и душ людей.

— Значит, поэтому вы занимаетесь зельеварением? — Александр предпочёл отвести тему от себя. — Хотите стать целителем?

Мария кивнула.

— С детства мечтаю. В мире стольким людям нужна помощь, забота, уход — я, которой повезло их получить, знаю, насколько они важны. А кем хотите стать вы?

— Я собираюсь поступить на службу в Министерство магии, в Управление правопорядка.

— В Министерство, значит… — она снова задумалась. — Ну, тогда вам просто необходимо научиться смотреть на мир шире.

Александр вскинул бровь, требуя объяснений. Мария улыбнулась миролюбиво и чуть виновато.

— Вы меня за это, наверное, прогоните из-под зонта, но лучше уж сказать правду, — заметила она. — Вы производите впечатление человека весьма зашоренного, живущего во вселенной самому себе навязанных законов и правил. Вы упорны в своём нежелании видеть мир за границей ваших собственных представлений о его предпочтительном устройстве, в чём, кстати, похожи с Фридрихом — от того, что эти самые миры не совпадают, я думаю, и ваша вражда. Особенно же плохо для вашего будущего то, что из-за неумения видеть и понимать позиции других людей вам будет очень сложно делать карьеру в Министерстве — вы этого хотите, я вижу, но идти по головам и играть нечестно не собираетесь. А если принять во внимание то, кто вы по роду и сколь громогласно заявляете о своей гордости тем, что сделал ваш отец, вы рискуете навсегда остаться в карьерных низах.

В первый момент Александр опешил. Простота, с которой эта девушка говорила ему, человеку, с которым знакома всего только второй день, в лицо подобные вещи, была чем-то безумно странным, почти неприличным. Но ещё сильнее дезориентировало то, что где-то в глубине души он понимал: она во многом права.

— Что ж, госпожа Ровинская, из-под зонта я вас, конечно, не выгоню, — медленно проговорил он, — но впредь прошу вас не сравнивать меня с Винтерхальтером.

Мария серьёзно кивнула, обещая.

— Значит, вы согласны с тем, что я сказала?

Александр помолчал, глядя на лужи, прежде чем преувеличенно ровно ответить:

— В ваших словах есть правда.

Они как раз подошли к «Летучему кораблю». Стоило молодым людям переступить порог, к ним вышла старая Янина.

— Совсем сдурели — по такому дождю бегать! — заворчала она, оглядывая зонт, который Александр мигом позже развеял, и мокрые подолы их мантий. — Так же и заболеть недолго!.. Идёмте на кухню, я вам чай заварю.

— Благодарю, Янина Елисеевна, — начал было Александр, — однако…

— Никаких «однако», голубчик! — перебила его хозяйка гостиницы. Её жилистые пальцы с длинными ногтями впились в запястье юноши, и Янина потащила его и Марию в сторону кухни.

Спустя пару минут Александр уже, обсушив чарами мантию, сидел за столом, над которым были развешаны пучки различных остро пахнущих трав, и наблюдал за тем, как Янина колдует над самоваром — массивным медным аппаратом, таким же старым, как и его хозяйка. Мария порывалась вначале помочь — кажется, она в этой части гостиницы, закрытой для постояльцев, далеко не в первый раз, — но была решительно усажена старухой на место и теперь поминутно ёрзала на стуле, поглядывая то на хлопочущую хозяйку, то на Александра, старательно удерживавшего на лице безучастное выражение.

Левитировав на стол чашки и тарелку с пряниками, Янина проворчала:

— А ты, Машка, всё с этой макакой возишься?

— Это не макака, Янина Елисеевна, это лемур, — спокойно возразила Мария, ласково поглаживая свернувшееся в неё на коленях животное по голове. — Его зовут Уго, и он очень милый.

Старуха хмыкнула весьма скептично, но требовать вынести лемура из-за стола не стала.

— Вечно тебе всему миру помочь надо… Позвать мальчишку этого, хозяина мартышки? Ты ведь к нему пришла, я понимаю.

— И к нему тоже, — Мария тепло улыбнулась. — Буду вам очень благодарна.

Янина сверкнула в ответ улыбкой (часть зубов у неё оказалась золотыми вставками) и прикрикнула:

— Кузя!

Явившийся домовик в красной в белый горошек наволочке быстро вытер перемазанное чем-то лицо её краем. Это от старухи не укрылось.

— Где измазался, паршивец? — грозно пророкотала она, уперев в бока руки.

Домовик залился румянцем, потупил глаза и в довершение всего шаркнул ножкой.

— Не извольте ругаться, хозяйка. Кузя убирал в комнатах, когда пришли те ведьмочки. Они сказали, что Кузя милый, а одна из них в шутку намазала Кузины щёки чем-то…

— Это румяна! — засмеялась Мария, привстав с места и рассмотрев следы на лице и наволочке эльфа.

— Кто это вздумал румянить моего домовёнка?! — возмутилась Янина — она вновь становилась страшной в гневе старухой. — Какая комната?

— Ч-четырнадцатая, хозяйка…

— Ах эти прохиндейки французские! Вот они сейчас у меня получат!..

Она быстро ушла, стуча каблуками, не забыв прихватить с собой по пути скалку. Мария проводила её взглядом озабоченным, но решила не вмешиваться.

— Кузя, будь добр, — обратилась она к домовику, — позови сюда Диего Фидальго — знаешь его?

— Кузя всех знает! — закивал эльф. — Кузя приведёт друга госпожи Маши!

Когда он исчез с коротким хлопком, Мария поднялась из-за стола, аккуратно посадив на свой стул Уго, и подошла к самовару.

— Вас как будто заколдовали, господин Штайнер, — заметила она, наливая чай. — Чувствуете себя не в своей тарелке?

«Более чем», — подумал Александр, но вслух сказал:

— Лишь удивляюсь, в каких вы с нашей строгой хозяйкой хороших отношениях.

— Ах, это не удивительно, — Мария поставила перед ним кружку, расписанную жар-птицами, и, взяв свою, опустилась на свободный стул. — Хотя большую часть года Константин Аркадьевич проводит в Москве, на лето он обычно переезжает на Буян — здесь спокойнее атмосфера, природа кругом. Поэтому обычно мы с Оксаной, закончив учебный год, тоже проводим здесь большую часть каникул. А Янина Елисеевна помимо того, что держит гостиницу, ещё и прекрасная травница — я многому у неё научилась, и сейчас эти знания очень помогают мне на чемпионате.

Александр кивнул с пониманием и сделал глоток крепкого травяного чая, мгновенно согревшего изнутри. Они не успели завести новую тему — в коридоре, ведущем к кухне, послышались шаги, и в комнату вошёл студент из Кастелобрушу, с которым Винтерхальтер сражался в первый день. Лемур, словно почуяв приход хозяина, встал на сидении и выглянул из-за стола.

— Уго! — Диего радостно кинулся к нему, опомнился только когда взял зверька на руки. — Простите… Добрый день, Мария, — поздоровался он по-английски и покосился на Александра смущённо и как будто с тенью опаски. — Мистер Штайнер, здравствуйте. Очень… приятно познакомиться.

— Взаимно, — безразлично ответил Александр. Мария же не пропустила напряжённость.

— Что-то не так, Диего? — спросила она мягко, но требовательно.

Юноша смутился окончательно.

— Вы простите меня, мистер Штайнер, — проговорил он, отводя глаза. — Сегодня за завтраком я слышал разговор Флавиу и вашего товарища, Фридриха…

— Можете не продолжать, — всё было предельно понятно и без его дальнейшего бормотания.

Диего расстроенно посмотрел на него.

— Я вас обидел?

— Нет, — равнодушно бросил Александр и последним глотком допил свой чай. — Я вас оставлю, — произнёс он, поднимаясь. — Меня ждут тренировки.

Мария посмотрела на его, словно спрашивая: «Я точно не смогу уговорить вас остаться?». Александр отрицательно покачал головой, и она вздохнула.

— Что ж, удачи вам в тренировках, — проговорила она, а затем с чувством добавила: — Финалы наших соревнований в один день, но мы начинаем намного раньше, и я очень постараюсь успеть на ваш бой.

От её обещания на сердце потеплело.

— Буду рад вашему присутствию, госпожа Ровинская, — Александр поклонился ей, кивнул Диего Фидальго и ушёл в свою комнату за книгами. Уже на лестнице он услышал разносившийся по третьему этажу грозный голос Янины — она отчитывала студенток Шармбатона, посмевших шутить с её домовиком.

Весь следующий день Александр потратил на подготовку к финальному бою, даже послал с домовиком вежливый отказ от предложения Оксаны Мелеховой сходить вместе с их компанией на традиционное четверговое выступление на главной площади буянского цирка.

Александру сейчас было вовсе не до развлечений. Он давно знал Фридриха, сражался против него много раз, но это вовсе не делало Винтерхальтера лёгким соперником. Он был — это приходилось признать — объективно сильнее, если брать магическую мощь: способен был творить очень энергозатратные заклинания, находившиеся (пока) за пределом возможностей Александра. С другой стороны, и они оба это знали, Штайнер обладал лучшей реакцией и подготовкой по части защитных чар, а также способностью комбинировать их с меткими контратаками. Все эти особенности манер сражения друг друга они, конечно же, в предстоящем бое учтут.

В пятницу, день финала, Александр отправился к дуэльному комплексу отдельно от Винтерхальтера и герра Лаубе — не хотел до боя пересекаться с ними, особенно с противником. Солнце уже приближалось к зениту, но его не было видно совсем из-за свинцовых туч — позже вновь будет дождь, очевидно. Ветви сиреней, только начавших цвести, шумели под ветром, дующим с моря — осколок штормов, сдерживаемых древней защитой острова; этот же ветер приносил из порта, расположенного ниже по берегу, крики рабочих и испуганное ржание крепких коньков, которых на Буяне использовали для перевозки грузов — кажется, в порту что-то произошло. «Вряд ли серьёзное», — решил Александр, не видя в воздухе россыпи алых искр, которые предупредили бы горожан, что существует опасность и порт временно закрыт для посещения.

К дуэльному комплексу начали уже подъезжать первые экипажи, доставлявшие из центра города зрителей. Александр прошёл внутрь здания, ни на кого не глядя, и скрылся в комнате, соединённой с дуэльным залом, где противники могли отдохнуть перед боем и подготовиться. Там Штайнер, опустившись в кресло, достал свою палочку с пером феникса, верно служившую ему вот уже семь лет, не подводившую его никогда. «Надеюсь, и этот раз не будет исключением, — подумал он, внимательно осмотрев своё оружие и стерев с древесины следы от пальцев. — Осечек быть не должно». Палочка, словно в ответ на его мысли, нагрелась, обдав кожу юноши приятным теплом — будто бы верный друг говорил, что не подведёт.

Несколькими минутами позже в комнату вошли Винтерхальтер и герр Лаубе, первый — предвкушающий, второй — настороженный.

Александр и Фридрих обменялись взглядами и оба увидели в глазах противника ту же решимость, что испытывали сами. «В этой дуэли никто не сдастся. Будем биться до конца».

— Герр Винтерхальтер, герр Штайнер, — обратился к своим студентам герр Лаубе, и те с неохотой повернулись к нему, словно только сейчас вовсе заметив. — Не забывайте: только дуэль, никакого сведения личных счётов. Кроме того, я рассчитываю, что вы оба будете действовать исключительно в рамках правил.

— Да, герр Лаубе, — ответил Александр с непроницаемым лицом.

— Разумеется, — проговорил Фридрих.

Гул зрителей, собиравшихся в зале, не проникал в комнату, отсекаемый заглушающими барьерами, но вскоре коротко дзынькнул звонок, сообщающий, что пора выходить. Герр Лаубе в последний раз строго и многообещающе посмотрел на них, а затем вывел учеников на арену под аплодисменты зала. Сегодня зрителей собралось куда больше, чем было в любой из предыдущих дней — многим захотелось посмотреть финал. Выходя на площадку, Александр окинул взглядом трибуны; в судейской ложе он приметил герра Мелехова, хлопавшего с вежливой заинтересованностью, на трибуне напротив — всех участников турнира вместе с наставниками. Перехватив его взгляд, Николай приветливо кивнул и чуть выше поднял руки — показывал, что аплодирует именно ему. Благодарно кивнув в ответ новому русскому знакомому, Александр поискал взглядом в толпе в других секторах приметные синие с красной отделкой мантии Колдовстворца; такие имелись — с русскими прибыла большая группа поддержки, как же они это с руководством школы уладили? — вот только Марию он не заметил.

Тряхнув головой, прогоняя мысли о девушке, Александр сосредоточил внимание на герре Троймице, уже заканчивавшем произносить вступительную речь.

— А теперь, — проскрежетал он в волшебный микрофон («И почему не воспользовался Сонорусом?»), — пора начинать финальный бой. Участники, поклон.

Александр и Фридрих повернулись друг к другу. Поклонились. Оба — крепко сжимая палочки.

— Расходитесь! — распорядился герр Троймиц, и противники, повернувшись спинами, отсчитали каждый по двадцать шагов в свою сторону.

Чеканя шаг, Александр видел, как поднимаются слабо поблёскивающие золотистым барьеры, огораживая площадку, защищая публику. Пройдя положенное, он остановился, развернулся — Винтерхальтер сделал то же.

Миг застыл в ожидании.

— Начали!

Александр выставил щит, и в него моментально ударил вначале один, практически сразу за ним второй оранжевый луч — Винтерхальтер всегда в их боях делал первый ход, не особо, впрочем, рассчитывая задеть оппонента, скорее чтобы навязать ему игру от обороны. Старая тактика и знакомая; Александр был готов к этому и одновременно со следующим его заклятием выпустил собственное — разряды столкнулись в воздухе, рассыпав облако ярких искр. Кольнуло воспоминание, и Александр стремительно установил перед собой затемняющий щит. Вовремя — яркость вспышки усилилась многократно, ослепила бы, не будь специального купола; прошлой осеню Александр попался во время дуэли на этот трюк, но не сейчас.

Однако это был ещё не конец атаки, наоборот, её прикрытие — зародившись во всполохе, по площадке прокатилась рдяно-алая огненная волна. Этот мощный волшебный огонь обычному барьеру было не сдержать, и Александр быстро начертил палочкой в воздухе перед собой сочетание рун «альгиз» и «иса», вкладывая много сил в руническое заклятие. Символы засветились холодным голубым светом, и перед ним тут же соткалась стена изо льда, выдержавшая огонь. Но Винтерхальтер по ту сторону барьера времени те терял — мгновенье спустя стена ощетинилась внутрь ледяными шипами, тонкими и на вид очень острыми. Впрочем, Александр был готов к чему-то подобному, поэтому успел отбежать назад и не пострадал.

Отколов чарами несколько шипов, Александр трансфигурировал их в ястребов, которые тут же стремительно метнулись за стену, атакуя противника. Быстро разбив ледяную стену Бомбардой и подхватив осколки, глыбы и ледяную пыль, Александр оттолкнул их в Винтерхальтера, придав частицам большую скорость. Пыль повисла в воздухе и ухудшила видимость, но кажется, основной массив атаки Винтерхальтер от себя отвёл. Впрочем, когда взвесь улеглась, растворившись в тепле зала, Александр увидел, что мантия Фридриха рассечена на плече, кожа блестит от крови — не то осколок задел, не то один из ястребов успел навредить до того, как был уничтожен.

Юноши стояли далеко друг от друга, деталей не разобрать, но даже через разделявшее их расстояние Александр видел (по большей части взором внутренним) выражение лица Винтерхальтера. То, что он начинал всерьёз заводиться.

Следующие чары, сотворённые им, это лишь подтвердили — для таких нужно накопить много мощи и злобы. Пространство внутри заградительного барьера наполнилось цепями сверкающих молний, не очень толстых, но ломких, непрестанно меняющих направления. Уклоняться от такой динамичной сетки было почти невозможно, и Александр, пропустив пару цепей мимо себя, наколдовал круговой щит, очень сильный, почти Тёмный — он тоже, как Тёмные чары, разрушал энергию вокруг себя. Однако вся эта энергия просто разрушалась, рассеивалась в воздухе, не использовалась ни для подпитки щита, ни для контратак, поэтому формально он не был тёмномагическим, и его использование не нарушало правил — зато помогало избежать неминуемых в данных условиях повреждений.

Проблема заключалась в том, что для создания этого щита изначально требовалось много сил, как и для его поддержания; впрочем, и сетка молний была заклинанием крайне энергозатратным, поэтому вопрос теперь был в том, кто отступится первым. И Винтерхальтер был первым, позволил сойти на нет разрядам, и тут же укрылся круговым щитом, на который Александр после паузы обрушил серию Оглушающих. Им обоим нужна была передышка — и это была она.

Фридрих вернул свои силы раньше него — в Александра полетели режущие заклятия, от которых он закрылся фронтальным щитом, но одно, пущенное под сложным углом, всё же задело — бедро опалила боль, но не сильная. Противники обменялись выпадами, и Александр, улучив миг, опустил взгляд на ногу; кожа была рассечена, но не глубоко, ничего серьёзного.

Метрах в пятнадцати от него Винтерхальтер сделал резкое движение палочкой и указал её концом на пол у своих ног — из палочки хлынул поток жидкого огня, стремительно разливавшегося, заполняя собой площадку. В мозгу Александра вспыхнула страница из книги — он тоже читал об этом заклятии при подготовке к турниру, — и он поспешно наколдовал себе каменный островок, чтобы не пострадать. Но жидкий огонь, подобравшийся уже вплотную, начал разъедать камень — это сопровождалось чередой заклятий, которые выпускал в него одно за одним Винтерхальтер; на того собственный огонь, в котором он стоял по середину голени, не действовал. Удерживая щит и часть сил отдавая на поддержку островка, Александр вызвал в памяти подробное описание чар. Контрмера нашлась быстро, и Штайнер, опустив щит, резко пригнулся, пропуская проклятья противника над головой, а затем прокусил палец и выдавил каплю крови в огонь, шепча особую формулу. Жидкий огонь зашипел, но больше не мог причинить ему вред, поэтому Александр попятился, ступил с островка в огонь, а затем сильным порывом ветра поднял волну — пламя не могло обжечь своего создателя, но отвлечь его было в состоянии, прикрыв дальнейшие действия Александра…

Взрыв энергии разметал волну пылающими брызгами, ударившимися во внешний барьер, дрогнувший и тревожно завибрировавший. Словно издалека Штайнер услышал, как зрители испуганно ахнули, но почти не заметил этого — он едва удержал щит и только благодаря этому сам не был отброшен взрывной волной назад, на барьер. Но вот островок, на котором он прежде спасался от огня, за которым теперь оказался, разлетелся острой каменной крошкой, которая всё же зацепила его, изранив руки и грудь.

Александр и Фридрих замерли, тяжело дыша, буравя друг друга взглядами. Александр — припав на одно колено, ощущая накатывавшую боль в бедре, пострадавшем ранее, и жжение в свежих царапинах. Фридрих — зажав рукой с палочкой всё ещё сильно кровоточащую рану на левом плече.

Зал шумел, но не отчётливей, чем шумело бы сейчас море, подступи оно к самым стенам дуэльного комплекса. Громче других что-то выкрикивал комментатор — крики чайки над водой.

Отрицая боль, Александр поднялся, выставил вперёд палочку, крепче стиснув оружие. Фридрих отнял окровавленную руку от раны, сделал то же самое.

Собрав большую часть оставшихся сил, Александр сотворил облако серебристых искр, которые хаотично метнулись к Винтерхальтеру — мелкие сгустки энергии, которые окружают цель и начинают взрываться. Они отгородили от Александра противника и сдетонировали, расплескав свет — Штайнер прикрыл ладонью глаза; он не видел Винтерхальтера, но знал, что бой должен быть завершён.

Тихий свист — и правый бок взрывается от боли, словно пронзённый мечом. Александр тихо вскрикнул, но не позволил себе зажмуриться; зажав левой рукой рану — мантия под ладонью уже напиталась кровью, — он поднял палочку, установил щит… И резко отшатнулся вбок, когда коротко свистнул, вспарывая воздух, новый снаряд. «Стрелы из сжатого воздуха, — понял Александр, волевым усилием запрещая сознанию отдаваться осознанию боли, пожиравшей бок. — Практически незаметны, неотразимы щитами…» Прикусив губу, он наколдовал перед собой стену из камня, за которой укрылся, с усилием, хрипло дыша. Он слышал, как стрелы дробят камень, понимал, что в нынешнем состоянии не продержит стену больше минуты.

«Отсиживаться здесь, пока не потеряю сознание? — спросил себя Александр и тут же ответил: — Вот уж нет!»

Биение стрел в камень неожиданно смолкло — это словно бы было знаком. Александр выпрямил спину, расправил плечи и шагнул прочь из-за стены. Винтерхальтер оказался к нему как-то неожиданно близко, и Штайнер смог разглядеть, что противник сам едва стоит на ногах, пошатываясь, а лицо его бледнее мела — только глаза лихорадочно блестят, полные желания добить.

Рана на боку вновь дала о себе знать, и Александр всё же на миг зажмурился, подавляя вспышку боли. Затем, распахнув глаза, поднял палочку, понимая, что это будет последняя атака.

Как понимал и Фридрих.

— Конфринго!

— Экспульсо!

Яркие лучи, фиолетовый и синий, устремились навстречу друг другу и столкнулись в воздухе, взорвались — Александра бросило прочь, прямо в объятия темноты.

Сквозь тягучую дрёму он слышал какие-то голоса. Двое поблизости от него будто бы переругивались, ещё один словно пытался их унять, но все трое были слишком громки, и Александр слабо поморщился, пошевелил плечом.

— Очнулся! — выдохнул кто-то практически ему в ухо, и лишь секунды спустя юноша понял, что это было «Er erwachte!», произнесённое по-русски.

— Тише, не кричи, — одёрнули тоже по-русски полушёпотом, а затем мягкий голос по-немецки обратился к Александру: — Герр Штайнер, вы слышите меня? Можете открыть глаза?

Сделав над собой определённое усилие, он разлепил веки и сейчас же наткнулся на обеспокоенный взгляд Марии.

— Фройляйн Ровинская, — проговорил он и попытался сесть на кровати, но сильная рука его удержала. Повернув голову, Александр обнаружил сидящего на стуле в изголовье Николая Назарова.

— Тебе ещё рано вставать, — веско проговорил он.

— Именно, — согласилась Оксана Мелехова, бесцеремонно усевшаяся на тумбочку по другую сторону кровати. — Ну и напугали вы нас, милый мой!

Бросив на неё короткий взгляд, Александр вновь посмотрел на Марию, пристроившуюся прямо на краю его кровати, со стороны раненного бока, на котором сейчас была чистая бинтовая повязка.

— Что вы все здесь делаете? — спросил он по-русски, чтобы показать, что уже вполне пришёл в сознание.

— Неблагодарный! — ахнула Оксана прежде, чем кто-либо из её друзей успел ответить. — Уже и забыл, что мы обещали за него болеть!..

— Оксанка, ну в самом деле, не кричи, — попросил девушку Николай, а Мария начала давать пояснения:

— Мы смотрели ваш с Фридрихом бой с самого начала — мы с Оксаной вбежали в зал как раз в тот момент, когда поднялись щиты. Это было… — она замялась и сказала явно не совсем то, что хотела: — действительно впечатляюще, Дурмстранг имеет свою славу не зря…

Тут Александр вспомнил, чем закончился бой. Он помрачнел.

— Победил Винтерхальтер?

— Да, — без обиняков ответила Мария. — Он смог подняться после того взрыва, но после объявления его чемпионом сразу же потерял сознание.

— Вот это сила духа! — вставила Оксана, болтая над полом ногами — это мельтешение начинало раздражать. — Ведь только она держала его на ногах!

Александр запрокинул голову на подушке, прикрыл глаза. Осознание того, что он проиграл Винтерхальтеру, проиграл самую важную из всех их дуэлей, медленно, но неумолимо накрывало его, принося опустошённость и боль.

Вдруг его руки коснулись прохладные пальцы — он мгновенно открыл глаза, напрягся.

— На этом мир не кончается, — серьёзно сказала ему Мария, чуть крепче сжимая руку.

— Такого боя стыдно стыдиться, — добавил Николай, взглядом осадив Оксану, и та перестала ёрзать на тумбочке. — Некоторые чары из тех, что вы оба творили, признаться, я бы не смог повторить.

Их слова, добрые, бескорыстные, разливали тепло по душе — но в то же время и бередили рану, которая теперь неизгладимым шрамом останется на гордости Александра.

— Спасибо, — выдавил он, не желая показаться неблагодарным — эти люди с заботой отнеслись к нему, хотя вовсе и не были должны. Даже, быть может, наоборот.

Коротко стукнула дверь — в палату вошёл дородный целитель с окладистой бородой.

— Вы всё ещё здесь? — проговорил он притворно строго. — Я же сказал вам уйти ещё час назад!.. Оксана, милочка, мне позвать вашего отца, чтобы выпроводил?

— Ах нет, Афанасий Петрович, не тревожьте папеньку! — замахала Оксана руками и грациозно соскользнула с тумбочки. — Мы оставляем вашего пациента в покое.

— Тебе сейчас нужен отдых и пара стаканов Укрепляющего, — дружески заметил Николай. — Уж точно не концерт Оксанки.

— Мы зайдём ещё раз вечером, — пообещала Мария и, спохватившись, уточнила: — Если вы не будете против, конечно.

Александр покачал головой.

— Не буду.

— Тогда до свидания, — Мария отпустила его руку и вышла из палаты вслед за Оксаной, поблагодарив Николая, придержавшего для неё дверь.

Когда та захлопнулась за студентами Колдовстворца, целитель Афанасий Петрович подошёл ближе к кровати.

— Как давно я здесь? — спросил Александр прежде, чем он заговорил.

— С самого конца вашего боя, а он завершился часа четыре назад, — ответил целитель. — Мы в медпункте дуэльного комплекса. Вас принесли сразу сюда, как, собственно, и вашего противника. Вам мы, по сути, всего лишь подлечили царапины и порез на ноге, повозиться пришлось только с раной на боку — она была сквозная, досталось вашей печени, но к счастью, ничего такого, с чем бы современная колдомедицина не справилась…

«Значит, на самом деле рана была серьёзная…»

— Вашему противнику тоже досталось сильно, — продолжал Афанасий Петрович, проводя над ним палочкой. — Он потерял много крови, а кроме того очень сильно измотал себя заклинаньями, буквально выжал резервы до капли. По правде сказать, я буду настоятельно рекомендовать ему воздержаться от применения чар высокого уровня в ближайший месяц.

Александр удивлённо моргнул, но тут же кивнул и больше ничего не спрашивал, терпеливо дожидаясь конца осмотра. Новость о том, сколь дорого Винтерхальтеру стоила победа над ним, была определённым бальзамом.

— Ну, что могу сказать, юноша, — проговорил целитель, вернув волшебную палочку в специально отведенный для неё карман белоснежной мантии, — все чары, которыми мы вас подлатали, «прижились», зелья подействовали, как надо. Для надёжности я подержу вас до утра, но вечером вы можете принять друзей, если госпожа Мелехова пообещает, что не будет заставлять вас волноваться.

— Благодарю вас, — ответил Александр, слегка обескураженный. То, что троицу русских назвали его друзьями, немного выбило из колеи.

Вечером они и в самом деле вернулись: Мария, Оксана и Николай. Они буквально на пять минут разминулись с герром Лаубе — тот приходит проверить, как себя чувствуют ученики, и похвалить за бой.

— Превосходная дуэль, — произнёс преподаватель боевой магии с ноткой гордости в голосе. — Директор Хохберг будет доволен.

Александр на это вежливо кивнул, хотя внутренне негодовал: ни Лаубе, ни Хохберг ради этой победы Дурмстранга даже пальцем не пошевелили, если, конечно, не брать во внимание то, что директор банально вынудил двух лучших дуэлянтов школы участвовать в чемпионате. «Кроме того, кажется, ему в целом плевать на наше с Винтерхальтером самочувствие, — отметил про себя Александр, внимательно слушая разговор своего профессора и целителя. — Победа за Дурмстрангом, всё прошло в рамках правил — вот что его на самом деле волнует».

— Да, профессор, к завтрашней церемонии закрытия оба ваши студента будут на ногах, — с тенью нетерпимости в голосе отвечал Афанасий Петрович на вопросы Лаубе; они стояли в коридоре, но дверь не была закрыта.

— Что ж, рассчитываю на это, господин Свиридов, — проговорил Лаубе, и каблуки его сапог застучали по коридорному полу, удаляясь.

А после явились русские, и остаток вечера прошёл в благостной атмосфере: старательно избегая тем, связанных с мировоззрениями и политикой, они четверо пили чай с пирожками, переданными лично, как с улыбкой сообщила Мария, Яниной Елисеевной с пожеланиями скорейшего выздоровления. Фридриху же — поделилась потом, когда подруга ненадолго вышла, Оксана по секрету — старая ведьма намеревалась послать какую-то суровую отраву, явно не забыв нанесённую Марии обиду, но Ровинская её отговорила.

На протяжении вечера Александр невольно всё чаще поглядывал на Марию. Сейчас она, в другое время порывистая и прямолинейная, была очень спокойна и обходительна — быть может, атмосфера госпиталя так на неё действует? Ведя беседу осторожно, сглаживая споры, она чётко выполняла предписание герра Свиридова не волновать пациента, а кроме того ненавязчиво, но от того не менее внимательно наблюдала за Александром, подмечая мельчайшие изменения в состоянии, — вовсе не казалась той, кто способен идти на конфронтацию и рисковать быть оскорблённой только чтобы добиться правды в ответ на свой вопрос.

На церемонии награждения победителя дуэльного чемпионата, которая состоялась на следующий день в полдень, Александр, уже вполне пришедший в себя после травм, сохранял хладнокровие. Винтерхальтер, тоже чувствовавший себя лучше, хотя всё ещё необычайно бледный, держался гордо и явно был крайне доволен собой. Когда он, получив из рук герра Троймица кубок, сходил со сцены под гром аплодисментов, Александр тоже хлопал, хотя и слабо, только из вежливости. Винтерхальтер ограничился тем, что коротко кивнул ему, когда вернулся к однокласснику и герру Лаубе.

Впрочем, сегодня отчего-то Винтерхальтер раздражал меньше обычного — потому, наверное, что сразу же после церемонии, вышедшей неоправданно долгой и убийственно скучной, Александр покинул дурмстрангцев и присоединился к шумной компании русских ребят — в неё Оксана и Николай его буквально утащили, но Штайнер особенно и не возражал. Он понимал, что это — последний день, когда он может позволить себе расслабиться, отдохнуть. Следующий такой выпадет очень нескоро.

Начиная с обеда и до позднего вечера делегация Колдовстворца гудела в «Самобранке» — одном из известнейших трактиров Буяна. Заняв целый отдельный зал, дуэлянты, зельевары и их группа поддержки отдавали должное местной кухне — Василий Лисицын, к примеру, довольно странным способом: настойчивой попыткой запихнуть в себя весь запас пирогов в «Самобранке», утверждая при этом, что всё дело в споре, — без конца поздравляли Марию с победой в состязании зельеваров, делились впечатлениями о чемпионатах, да и просто общались. На Александра юноши компании поначалу смотрели с подозрением, но затем, увидев, как общается с ним Николай (как Штайнер успел понять, Назаров был их своеобразным вожаком), отбросили сомнения и стали расспрашивать о дуэли против Винтерхальтера. Девушки же в большинстве своём обступили Диего Фидальго, которого, смущающегося и отчаянно краснеющего, привела Мария, — им было интересно посмотреть на лемура и послушать рассказы Диего о Кастелобрушу и его родной Боливии.

Когда же долгое застолье стало приближаться с своему логическому завершению, все стали по двое-трое разбредаться: кто-то обратно в гостиницу, кто-то — гулять. Оксана увлекла куда-то Николая ещё полчаса назад, и Александр предложил Марии проводить её домой, на что та согласилась.

Большую часть дороги они молчали, думая каждый о своём. Александр мысленно поражался, как легко в этот день его, человека, сторонящегося подобных сборищ, втянули в компанию; и пусть он большую часть вечера всё равно провёл в стороне от шумного веселья, сам факт был примечателен.

Что было на уме у Марии, ему оставалось только гадать.

Когда они остановились у крыльца особняка Мелеховых, в просвет между облаками ненадолго выглянула луна.

— Благодарю вас за компанию, госпожа Ровинская.

— Спасибо и вам, господин Штайнер… Александр, — сказала Мария странным тоном, полным серьёзности и в то же время просьбы, почти мольбы. — Надеюсь, что и после этого расставания мы будем поддерживать контакт. Я очень бы этого хотела.

«Какая прямолинейность», — подумал он с подступившей нежностью, такой непривычной, такой щемящей.

— Я напишу вам, Мария, — пообещал Александр и легко поцеловал её руку, после чего с большой неохотой разжал пальцы.

Явно неосознанно Мария прижала руку к груди.

— Я буду ждать.

Вежливо поклонившись, Александр развернулся и зашагал по мостовой в сторону Ярмарочной площади.

Дверь дома Мелеховых захлопнулась далеко не сразу.