Дети войны [СИ]

Глава 14

28 июня 1967 года.

Просторный холл сиял чистотой. Из высоких окон по бокам от входной двери лился мягкий дневной свет — это утро в Берлине было замечательно погожим. Резные поручни лестницы, уводившей на верхние этажи, были натёрты до блеска, как и большая потолочная люстра, и настенные светильники, закреплённые на панелях красного дерева. Им здесь и пахло — старым деревом, а ещё плавленым воском и чайными розами.

— Ох, Саша… это просто волшебно! — прошептала Мария, когда голос к ней вернулся. Прижав руки к груди, она медленно, словно не веря в реальность места, прошла через холл к лестнице, замерла у подножья. — Это… точно не сон?

— Не сон, — мягко улыбнулся Александр.

В феврале он продал родовое поместье — слишком много горя, тяжёлых воспоминаний жило в нём, и Александр не хотел начинать свою семейную жизнь в таком несчастливом месте. На вырученные деньги он приобрёл дом в магическом квартале Берлина — старый четырёхэтажный особняк со светло-коричневым фасадом, небольшим садом и обещанием стать именно тем, что молодой семье так отчаянно нужно: собственным гнездом.

Александр и Мария поженились в начале месяца — это была тихая, скромная свадьба в кругу семьи и друзей. Даже Константин Аркадьевич в конце согласился на маленький праздник, хотя первым его предложением было устроить полномасштабное торжество. Но Александр и Мария, поблагодарив его, отказались. Пышности не хотелось. Хотелось просто быть друг с другом и теми, кто дорог.

И вот теперь, вернувшись из двухнедельного путешествия по Франции, Штайнеры начинали новую жизнь. Освоившийся за полгода в должности старшего следователя отдела тяжких преступлений, Александр уверенно организовывал работу младших по званию и продолжал успешно вести собственные дела. Герр Трауб, начальник отдела, выглядел крайне довольным. Более того, не скрывал от Александра своих мыслей: через три-четыре года, когда покинет свой пост, именно Александра он предложит заменой. Глава Управления правопорядка вряд ли выступит против — герр Розенберг и сам признавал, что видит потенциал в Штайнере. Александр с достоинством принимал признание и стремился оставаться лучшим.

Что касается Марии, с её рекомендациями из Москвы получить место в берлинском госпитале не составило труда, и она с большим нетерпением ждала начала июля, чтобы выйти на работу. Александр, если не одобрял страсть жены к работе с опаснейшими инфекциями, предпочитал молчать — не хотелось ссор. Мария клялась, что будет осторожна. Кроме того, берлинское инфекционное отделение по праву считается лучшим в Европе, и к безопасности персонала там относятся крайне серьёзно… Александр не уставал себе это повторять.

Он поднял взгляд на Марию, медленно, заворожённо поднимавшуюся вверх по лестнице, мягко скользя рукой по перилам. Нежная и прекрасная, как весенний рассвет. Осторожная мечта Александра, воплотившаяся в реальность. Его страсть, ради которой он готов горы свернуть. Теперь, наконец, — его семья.

Остановившись на площадке в середине лестницы, Мария обернулась. Её глаза светились восторгом и таким счастьем, что Александр, не удержавшись, сорвался с места и буквально взлетел по лестнице к жене, подхватил её на руки и закружил.

— Опусти! Опусти! — воскликнула Мария, а когда Александр поставил её, крепко его поцеловала. — Сумасшедший.

— Ты меня делаешь таким, — с улыбкой ответил Александр, обнимая её за талию. — Это вправду не сон, Мария. Дом наш, от фундамента до труб на крыше. Можешь делать с ним, что хочешь. Украшай, выбирай новую мебель, меняй назначение комнат на своё усмотрение. Ты здесь хозяйка.

Мария крепко обняла его в ответ. Так они и стояли, пока не раздались шаги и деликатное покашливание.

— Герр Александр, фрау Мария, — окликнула их фрау Бек, глядя с умилением, — не желаете отобедать?

— С удовольствием, фрау Бек! — отозвалась Мария, беря Александра за руку.

День прошёл сказочно. После обеда молодые люди отправились вместе исследовать особняк. По мере перемещения по дому Мария всё больше приходила в восторг, открывая новые комнаты, рассматривая их меблировку, на ходу придумывая, что можно улучшить и поменять. Александр следовал за ней молча, не вмешиваясь — он доверял Марии и знал, что она сумеет наполнить дом волшебным уютом. О себе Александр не мог такого сказать, поэтому твёрдо решил, что вмешиваться в процесс изменений не будет.

Именно поэтому на следующий день, в четверг, Александр отправился на работу, хотя его отпуск заканчивался только на следующей неделе. Мария на это поворчала, но отпустила его — затея с перестановками в доме захватила её, а времени на поход по магазинам было немного. С понедельника Мария приступала к работе в берлинском госпитале.

В полвосьмого утра улицы магического квартала Берлина были полны людей. Министерство и большинство магазинов начинали работу с восьми, и сотрудники спешили прибыть на свои места. Влившись в поток, направлявшийся к величественному зданию Министерства, Александр уже вскоре столкнулся со знакомыми, также предпочитавшими утреннюю прогулку перемещению камином.

— Вы слышали последние новости, Штайнер? — спросил Томас Баумгартен. Младший племянник главы одного из богатейших чистокровных родов Германии, он не рассчитывал на большое наследство и делал карьеру в Департаменте магического законодательства.

— Смотря какие, — откликнулся Александр, предпочитая соблюдать осторожность.

— Тебе понравятся, — хмыкнул Йохан Майсснер, коллега Александра.

— Об «Обществе защиты прав осуждённых», — Баумгартен проверил застёжку на кожаном портфеле и продолжил с пренебрежением: — Они окончательно теряют границы. Вы пропустили, пока были в отлучке — эти… борцы устроили на Доннер-плац митинг с целым палаточным лагерем. Не знаю, где они всегда находят столько сумасшедших. А позавчера их глава, Нейман, заявился в Верховный суд с ходатайством об освобождении… попробуйте угадать!

— Гриндевальда? — предположил Александр.

— Едва ли не хуже! Райнхарда Тодлера, — Баумгартен поморщился.

— Они там в своём «Обществе» совсем из ума выжили, если считают, что кто-то допустит освобождение главного некроманта Гриндевальда! — вставил Майсснер. — Даже аргументы, что он глубокий старик, им не помогут…

— Действительно, — предпочёл кивнуть Александр и был крайне рад тому, что появление Штефана прервало этот разговор.

— С возвращением! — Баумер сжал его руку с сердечно потряс. — Как Франция?

— Всё так же прекрасна, я думаю, — не преминул озвучить своё авторитетное мнение Баумгартен. — Я отдыхал прошлым летом в Каннах, очень люблю этот городок…

Штефан посмотрел на него укоризненно и, взяв Александра под руку, утянул вперёд, к высоким дверям Министерства.

— Тебя вызвали на работу или сам пришёл? — спросил Штефан, голос которого неожиданно приобрёл значительную серьёзность.

— Сам, — ответил Александр слегка раздражённо — знал за другом тягу пенять ему на трудоголизм.

— Как чувствовал, — вздохнул Штефан и предупредил: — У вас в Управлении что-то происходит за закрытыми дверями. Парни ходят напряжённые, пиво со всеми больше не пьют, сидят на работе по двадцать часов. Розенберг мрачнее тучи.

Александр нахмурился и быстро прикинул в уме варианты. Во время отсутствия из Управления он следил за новостями через газеты и не заметил в них никаких сообщений из ряда вон. Герр Трауб не вызвал его досрочно из отпуска, стало быть, дело не срочное… Или же такое, к которому нельзя привлекать внимание, в особенности посредством проявления Управлением признаков беспокойства. Стало быть, либо Штефан придумывает, либо дело, беспокоящее Управление, крайне деликатного свойства.

— Спасибо за предупреждение, — тихо сказал Александр другу и обернулся в поисках Майсснера, надеясь переговорить и до прибытия в Управление получить общую картину происходящего. Но напрасно — Майсснер прочно застрял с Баумгартеном в очереди за кофе у восхитительного прилавка в холле Министерства; к ним уже присоединились знакомые из Департамента законодательства, и вырвать Йохана из их общества, не возбудив при этом подозрений дотошных и наблюдательных господ, не представлялось возможным. Плохо.

Штайнер и Баумер вместе вошли в лифт, но вскоре расстались — Александр вышел на пятом, а Штефан продолжил подъём. Войдя в общий коридор, соединявший все отделы Управления правопорядка, Александр признал подозрения Штефана не напрасными. Управление мрачно гудело. Кипела работа, и стажёры бегали туда-сюда с кипами досье и бумаг, в которых на ходу пытались делать пометки. Из приоткрытых дверей мракоборческого отдела доносился оживлённый спор — Александр, походя мимо, захлопнул дверь, досадуя на несобранность тех, кто собранным быть должен всегда. По соседству с мракоборцами расположился отдел Александра, в котором также кипела нездоровая активность. Остановившись на пороге, Александр хмуро обвёл взглядом коллег-подчинённых, зарывшихся с головами в бумаги. Вот Карл Риттер вскочил с места и поспешил к большой белой доске, где стал искать среди паутины нитей место для заметки, которую держал в руках…

— Герр Штайнер! — заметив Александра, к нему подскочил Вим Хайнрих, один из новичков в отделе. — Вы вернулись!

— Что происходит, герр Хайнрих?

Вим расширил глаза.

— Как, вы не знаете?..

Его сбивчивую речь перебил стук, с которой распахнулась дверь кабинета герра Трауба. Выглянув в общий зал, проверяя, что не ошибся, начальник отдела крикнул:

— Штайнер! Очень вовремя. Зайдите ко мне!

Александр переглянулся с Вимом — тот выглядел встревоженным, едва не испуганным, этот двадцатилетний мальчишка, — и поспешил к начальнику. Закрыв за ним дверь, герр Трауб предложил Александр сесть.

— У вас отличное чутьё, когда появляться, — сказал начальник, заняв своё место за письменным столом. — Вы мне нужны, но вызвать вас сам я не мог. Общественность следит за нашими действиями, уже подозревая неладное.

— Что происходит, герр Трауб?

— Ситуация сложная. На поверхности лежит ходатайство «Общества защиты прав осуждённых» об освобождении Райнхарда Тодлера, — герр Трауб взглянул вопросительно, и Александр кивнул, подтверждая, что знает, о чём идёт речь. — Дело должно быть рассмотрено в нашем Верховном суде на следующей неделе во вторник. Участвовать в слушанье также будут представители Международной конфедерации магов и отдельно России. Тодлер заключён, как вы знаете, в Белой цитадели, и русские являются ответственной за него стороной. Также в качестве независимых наблюдателей будут присутствовать господа из швейцарского Департамента международного сотрудничества. Мероприятие, как вы понимаете, существенное.

— Мы имеем сложности с обеспечением безопасности? — предположил Александр, когда начальник прервался на глоток воды.

— Хуже, мы имеем реальные проблемы с безопасностью, — герр Трауб со стуком опустил стакан на столешницу и наполнил вновь. — Это ни в коем случае не должно выйти за пределы моего кабинета, Штайнер.

— Разумеется.

— Вчера на герра Альфонсо Эрнандес Ревуэльта, одного из представителей Конфедерации, было совершено покушение.

— Покушение? — Александр вскинулся. — Здесь, в Берлине?

— Нет, в Хайдельберге. Герр Эрнандес гостил там у двоюродной тётки. На семью напали по дороге из театра. Всех, кроме герра Эрнандеса — его жену, тринадцатилетнюю дочь, тётку и её супруга, герра Эбнера, — оглушили, а самого делегата подвергли Круциатусу.

Герр Трауб говорил бесстрастно — годы службы в отделе особо тяжких уничтожили в нём проявление большинства эмоций. Однако Александр знал, что начальник раздражён и встревожен; это можно было прочесть по мелким жестам, по тому, как герр Трауб время от времени скрёб ногтями ладонь другой руки. Таким его Александр не видел уже довольно давно.

— Да, Круциатусу, — повторил герр Трауб. — Но это ещё не самое худшее, — и он, открыв верхнюю в стопке по левую руку от него папку, взял и подал Александру колдографию.

Мрачнея всё больше, Александр принял снимок. На нём было изображено мужское предплечье; на тыльной стороне была грубо вырезана руна эйваз — символ задержки, препятствия.

Александр прикрыл глаза.

— Это угроза, — после минутной паузы сказал он, возвращая снимок начальнику. Вспомнил, где прежде слышал имя дона Альфонсо Эрнандес Ревуэльта, предводителя противников Гриндевальда в Испании во время войны.

— Нам важно узнать, от кого, — мрачно заметил герр Трауб. — И связана ли она с тем, что герр Эрнандес был вызван как главный свидетель обвинения по делу Тодлера.

— Глава влиятельного чистокровного рода, лидер сопротивления Гриндевальду… В самом деле, сложно найти более подходящего свидетеля обвинения, — заметил Александр негромко.

— Но теперь Конфедерации придётся. Нам же с вами необходимо поймать того, кто напал на герра Эрнандеса, — герр Трауб тоже понизил голос, заговорил сурово: — Я поручаю вам это дело, Штайнер, несмотря на ваше родовое имя. Многим в Управлении это не понравится. Чтобы избежать осложнений и палок в колёсах, я требую от вас соблюдения строгой секретности, — дождавшись кивка Александра, герр Трауб продолжил: — При этом я развязываю вам руки. Действуйте на своё усмотрение — только достаньте мне виновных и доказательства. Никому не говорите о том, чем занимаетесь, и оставайтесь в отпуске до конца срока. Если понадобится, я вам его продлю. Вам придётся работать одному. Я рассчитываю на вас как на лучшего следователя, Штайнер.

— Я приложу все усилия, герр Трауб, — пообещал Александр. Чуть поколебавшись, он уточнил: — Из ваших слов выходит, что никто в отделе не занимается данным эпизодом. В таком случае, не могу не спросить, чем вызван переполох в Управлении.

Герр Трауб покачал головой и выпил ещё воды.

— Сразу скажу, что это не ваша работа, — предупредил он. — Управление озабочено тем, что по всей стране прокатилась волна нападений на маглов и маглорождённых.

— Волна нападений?.. — сердце Александра похолодело. Мария сейчас совсем одна где-то в городе…

— Именно, — безрадостно подтвердил герр Трауб. — До Берлина она так и не дошла — сошла на нет сама собой ещё до того, как мы занялись этим делом. Сейчас всё Управление пытается выяснить, кто за этим стоит — благо, удалось скрыть масштабы произошедшего от прессы… Но, опять-таки, это не ваше дело. Своё вы только что получили.

— Я помню, герр Трауб, — всё ещё бледный, ответил Александр. — И постараюсь разобраться с ним как можно скорее.

— Не торопитесь без нужды, для меня важно качество, — осадил его герр Трауб. — Министр поставил это дело на личный контроль, а на него, как вы понимаете, наседают Конфедерация и чистокровные.

— Я приложу все усилия, — повторил Александр. Герр Трауб кивнул и пододвинул к нему папку с материалами по нападению.

Из кабинета начальника он вышел быстро и, стараясь не встречаться с коллегами взглядами, покинул отдел, а через пару минут и помещения Управления правопорядка. Предстояло как следует во всём разобраться и хорошенько подумать — но не здесь, в Министерстве, где полно знакомых, что непременно собьют с мысли. Идти домой не хотелось так же — Мария высказывалась категорически против того, чтобы приносить работу домой.

— Для работы — рабочее место, — говорила она. — Дом — это место для отдыха.

Спорить с ней, как и в большинстве случаев, Александр не желал. Кроме того, он знал неплохое место, чтобы подумать: «Великаний рог», трактир в нескольких кварталах от Министерства магии. Имелась у Александра привычка приходить в это место, не слишком подходящее ему по статусу — обычно оно привечало под своей крышей самые низшие чины Министерства, разнорабочих, местных пьянчуг и преимущественно маглорождённых молодых людей с парой сиклей в кармане. Александру, как ни странно, в этой компании было спокойно. Уж точно спокойнее, чем в дорогих ресторанах центра магического района Берлина, где предпочитали обслуживаться люди его положения и чистокровная аристократия. В подобных заведениях его встречали недружелюбно, посетители бросали неприязненные взгляды. В такой атмосфере не поработаешь. А в «Великаньем роге» запросто можно засесть в тёмный угол, попросить у хозяина кофе с пирогом и, отгородившись от основного зала чарами, полностью отдаться заданию.

Так Александр поступил и в этот раз. Только, прежде чем открыть отданную герром Траубом папку, вызвал Оду.

— Где сейчас моя жена?

— Хозяйка ушла в город, господин, — пискнула Ода. — Ода не знает, где хозяйка сейчас точно, но Ода слышала, как хозяйка говорила фрау Бек, что пройдётся по магазинам.

Александр вздохнул. Как он и опасался, Мария не усидела на месте.

— Наблюдай за хозяйкой, но так, чтобы она тебя не увидела, — отдал он негромкий приказ. — Если заметишь недоброе, сразу переноси её домой.

— Как прикажет господин, — чуть удивлённо пробормотала эльфа и с поклоном исчезла.

Беспокойство за жену слегка улеглось — домовик не допустит вреда хозяину, кроме того, если верить сведениям Управления, в Берлине спокойно. Чтобы отрешиться окончательно, Александр углубился в документы.

На то, чтобы перебрать все немногочисленные листы, у него ушло не более получаса. Так и не наткнувшись на нечто особо важное, Александр вернулся к колдографиям с места преступления и больницы, вложенным в отдельный карман папки. Те на первый взгляд также не содержали в себе ничего необычного, вот только…

Руна на руке жертвы не давала ему покоя.

Однажды, перебирая книги в гостиной поместья Штайнеров, Мария нашла старый альбом его матери. Первая колдография в нём была датирована пятым мая 1928-го. Весенний бал в Дурмстранге; в те времена школа ещё обучала девушек. На колдографии была запечатлена компания студенток, смеющихся и обнимающих друг друга. В центре — Астрид фон Хафнер, Штайнер в замужестве, его красавица-мать: струящееся платье облекает изящный стан, медно-рыжие волосы убраны в сложную причёску со вплетённой в неё алой лентой. Остальные девушки казались на фоне Астрид блеклыми и незапоминающимися… Кроме одной. Темноволосая студентка, обнимавшая его мать за талию, была поистине прекрасна самой что ни на есть ведьмовской красотой.

— Кто она? — спросила Мария, отдельно указав на неё.

— Беатриче Раньери, — ответил Александр, быстро становясь напряжённым. — Лучшая подруга моей матери.

Но это не объясняло их отношений. За Астрид потомственная ведунья, чья вся семья поколениями жила в швейцарских лесах и занималась врачеванием да предсказаниями, последовала в армию Гриндевальда. Вместе с ней начинала в одном отряде, после была правой рукой, когда мать Александра получила командование. И то, на что Раньери была способна…

— Беа была лучшим бойцом нашего отряда, — рассказывала мать в те годы, когда вызванная проклятием болезнь ещё не взяла верх над ней. — Лучше и меня.

— Но ты ведь была капитаном? — маленький Алекс смотрел удивлённо, не зная, как сопоставить факты.

— Верно, — кивала мать. — Потому что Бею требовалось контролировать.

Беатриче Раньери была известна проклятиями. Александр читал дневник отца. Даже Герхард, выходец из чистокровной семьи, имевшей далеко не безобидные «развлечения» с маглами, был впечатлён. Порой даже больше — напуган.

…Когда команда Астрид получала задание на наказание кого-то так, чтобы служило примером, глаза Раньери сияли. Собственно, по большей части из-за неё к настоящему времени (запись в дневнике была датирована третьим февраля 1939-го года) все дела подобного рода герр Гриндевальд поручает Астрид. Это имеет смысл. Раньери как никто умеет наказать. Чего стоят хотя бы послания, что она вырезает на жертвах…

Александр устало потёр глаза. Подруга его матери ввела в обиход сторонников Гриндевальда практику вырезания по телам: посланий, рисунков, рун для проклятий. Это стало своего рода отличительной чертой. И то, то над доном Альфонсо было совершено подобное действие, как и личность жертвы, может указывать на причастность тех, кто воевал за Гриндевальда. Или же их детей. Возможно, конечно, и подражание, но…

— Нужно поговорить с ним, — пробормотал Александр, в голове которого постепенно формировался план.

— Простите, герр? Ещё кофе? — обернулся проходивший мимо герр Андронеску, владелец трактира.

— Нет, благодарю, — Александр встал и, захлопнув папку, оставил на столе деньги. Кратко кивнув, он покинул трактир и вернулся домой. Марии всё ещё не было — она оставила через фрау Бек сообщение, что идёт по магазинам и исследовать Берлин. В данный момент это было, пожалуй, даже хорошо. Закрывшись в кабинете, пока необжитом, заставленным коробками с тем, что должно позже быть расставлено на полках, Александр написал два письма.

— Ода!

— Да, хозяин? — поклонилась ему возникшая перед столом эльфа.

— Доставь эти письма как можно скорее. После возвращайся к хозяйке и будь при ней неотлучно и незаметно вплоть до возвращения её домой.

Скрывая улыбку в поклоне, Ода исчезла, и Александр, взяв чистый пергаментный лист, принялся за составление плана. Тот во многом строился на предположениях, но Александр в своих догадках был вполне уверен. Отсюда и эти письма: наживке и тому, кто может оказаться рыбой или же привести рыбу на желанную еду. Есть шанс, что наживка откажется ею становиться, но Александр знал Винтерхальтера достаточно хорошо, чтобы не сомневаться: он не откажется от риска.

Так и оказалось. Ответ от Винтерхальтера был доставлен его домовиком вскоре после письма от Альберта, в котором тот предлагал встречу в десять вечера за пивом в Мюнхене.

— Передай, что я согласен, — сказал Александр домовику, и тот с поклоном исчез.

Поужинав без Марии — она всё ещё гуляла в городе, — Александр переместился в Вену немного раньше назначенных восьми. Ему хотелось пройтись, чтобы освежить голову. Разговор предстоял не из приятных — всё же ни он, ни Винтерхальтер не отличались толерантностью по отношению друг к другу. Впрочем, они повзрослели. Пожалуй, набрались ума и терпимости… Что ж, встреча точно покажет.

Ровно в восемь Александр постучал золочёным молотком в крепкую деревянную дверь. Та тут же отворилась, и возникший на пороге эльф пропищал:

— Добро пожаловать, герр Штайнер. Хозяин ожидает вас.

Александр молча переступил порог и последовал за домовиком по роскошному дому. Устилающие паркет дорогие ковры, изящность позолоченной резьбы, украшающей панели на стенах, гордый блеск начищенных подсвечников — всё говорило о бесспорном вкусе человека, владевшего особняком. Но вместе с тем дом показался Александру — едва уловимо, скрыто — запущенным. В нём не было ароматов обжитости: тонких запахов еды с кухни, хотя время было как раз после ужина, расплавленного воска, цветов, духов. Лишь стерильная чистота. У Александра создалось впечатление, что двери давно нежилого особняка отворили исключительно для встречи с ним.

Винтерхальтер ожидал в рабочем кабинете, таком же чисто-необжитом, занимая время бумагами. Когда он поднял взгляд, Александр с изумлением отметил, что выглядит Винтерхальтер крайне измотанным. Тёмные мешки под глазами добавляли ему лет.

— Герр Винтерхальтер.

— Герр Штайнер, — Винтерхальтер поднялся из-за стола, изучая Александра не менее внимательно, чем тот его.

Ощущение Дурмстранга вернулось моментом — душное облако неприязни, соперничества, почти вражды. Но на этот раз молодые люди не стали поддаваться желанию начать пикировку. Оба теперь понимали, что это детское, пустое.

С совершенно непроницаемым выражением на лице Винтерхальтер пожал протянутую Александром руку и предложил ему кресло.

— Итак, — сложив руки домиком перед собой, произнёс Винтерхальтер, — чем могу быть полезен, герр старший следователь?

— Как и писал вам, дело касается предстоящего заседания Верховного суда по делу Райнхарда Тодлера, — ответил Александр, старательно сохраняя нейтрально-деловой тон. — Впрочем, поверхностно.

— Вы не могли бы пояснить?

— Что вам известно о нападении на герра Альфонсо Эрнандес Ревуэльта? — вопросом на вопрос ответил Александр.

— Что оно состоялось, — Винтерхальтер на мгновение прикрыл и потёр глаза. — Мой отец состоит в хороших отношениях с доном Альфонсо и писал ему после инцидента, однако я сам, к собственному стыду, не имел времени отправить дону Альфонсо свои пожелания скорейшего выздоровления.

— Возможно, — осторожно, щупая почву, произнёс Александр, — через отца вам известна версия герра Эрнандеса о причинах случившегося?

Винтерхальтер вскинул брови.

— Его версия?

— У потерпевших почти всегда они есть, причём не всегда они озвучиваются следователям. Особенно это характерно для чистокровной знати. У таких всегда найдутся политические оппоненты, завистники, безумцы…

— Лично я бы причислил нападавших к последней категории, — вдруг весьма резко прервал его Винтерхальтер. — Не знаю, как ещё назвать тех, кто восторгается делом Гриндевальда.

Вот и оговорка. Александр ухватился за неё, игнорируя возможную подначку:

— Почему вы считаете, что приверженцы идей Гриндевальда причастны к нападению?

— Никому больше не пришло бы в голову напасть на дона Альфонсо как раз перед заседанием по делу Тодлера, на котором он должен был выступить.

— Вы полагаете, это не могли быть личные враги герра Эрнандеса?

— Методы не те, — хмыкнул Винтерхальтер и тут же досадливо дёрнул щекой.

Попался. Стало быть, как и ожидал Александр, он знает больше, чем положено.

— Герр Винтерхальтер, — Александр обратился спокойно, почти вкрадчиво, — я не сомневался в вашей осведомлённости. Все мои вопросы не просто так, — он глубоко вздохнул, прежде чем переходить к сути того, зачем пришёл сегодня к школьному врагу. — Вы сказали, что герр Эрнандес — хороший знакомый вашего отца. Они оба являлись лидерами сопротивления Гриндевальду в своих странах во время войны. Их слово имеет большой вес в обществе и легко может решить исход судебного процесса в отношении герра Тодлера. При этом людей, подобных герру Эрнандесу и вашему отцу, в Европе осталось мало.

Воспалённые глаза Винтерхальтера сузились до щёлок.

— Я не понимаю, к чему вы ведёте, герр Штайнер.

— Тогда буду прям. Теперь, когда герр Эрнандес не может выступать в суде, обвинение постарается найти свидетеля, по силе голоса не уступающего ему. Очевидным кандидатом будет ваш отец. Однако у нас, — Александр решил не говорить «у меня», — есть опасения, что нападение повторится, как только будет выбран новый голос обвинения. Нам не хотелось бы, чтобы это оказался ваш отец, который, согласно нашей информации, болен.

Он сделал паузу, и Винтерхальтер откинулся на спинку кресла.

— Что у тебя на уме, Штайнер? — резко спросил он, глядя в глаза.

— Обычная операция с приманкой, — ответил Александр, прямо встречая взгляд старого противника. — Заседание Верховного суда уже во вторник, и заниматься долгими расследованиями времени нет. Необходимо действовать и раскрыть человека или людей, представляющих угрозу для собрания, как можно скорее. При этом я хочу быть уверен, что приманка, использованная в деле, и сама будет не беспомощна. Привести много оперативников на это задание — откровенно глупая затея. Чем больше людей задействовано, тем заметнее они, тем выше шанс быть раскрытыми по целому ряду причин. Это может привести к любым осложнениям. Нам они не нужны. Поэтому Управление обращается к вам, герр Винтерхальтер, с просьбой стать нашей наживкой.

Сжав пальцы на подлокотниках, Винтерхальтер закрыл глаза. Он обдумывал. Это уже хорошо — в прежние времена просто бы посоветовал-приказал пойти прочь.

— Когда я должен дать ответ? — спросил Винтерхальтер после минуты задумчивого молчания.

— В течение получаса, — ответил Александр, взглянув на часы. До встречи с Альбертом оставался час, однако Александру нужно было время, чтобы переместиться в Мюнхен, убедиться в отсутствии хвоста и уж затем добраться до выбранной Альбертом пивной на отшибе магического района.

Винтерхальтер кивнул.

— По истечение получаса я дам вам ответ. До того же, — он чуть приметно сардонически искривил губы, — будьте моим гостем. Эльфы проводят вас и предложат напитки.

Скорее всего, Винтерхальтер собирался связываться с отцом и обсуждать предложение Александра, присутствие которого при этом вовсе не требовалось. Александр отнёсся к этому спокойно и вышел из кабинета вслед за возникшим домовиком. За исход дела он мало волновался. Семья Винтерхальтера крепко стоит на идее, строго противоположной той, что пропагандировал Гриндевальд. Более того, их сторона победила и освобождения сильнейших противников не допустит — а Райнхард Тодлер из сильнейших! Кроме того, Винтерхальтер выглядит усталым; в школе то был верный признак, что вскоре он ввяжется в дуэль. У каждого свои способы сбрасывать стресс, и Александр знал таковые своего оппонента — теперь это давало возможность если не манипулировать им, то в определённой мере влиять так точно. Сейчас Винтерхальтер выглядит так, что ясно: он не откажется, если ему предложат драку. При этом не важно, с кем.

Сам Александр в сложившейся ситуации старался остаться профессионально нейтрален. Он отчётливо понимал, что предаёт наследие родителей. Но какой в попытках его сохранить толк? Самому Александру не будет лучше — его, скорее всего, за действие в интересах сторонников Гриндевальда вышвырнут с работы, где всё так хорошо наладилось… А Мария возненавидит его, что, пожалуй, даже хуже. Потерять любимую Александр не мог, не мог расстаться со своей семьёй!

Да, теперь именно Мария — его семья. Та, о которой Александр должен заботиться.

В маленькой гостиной на первом этаже, куда его привёл домовик, было неожиданно для этого роскошного дома уютно. Сидя с чашкой кофе в глубоком мягком кресле и думая о своём, Александр поймал себя на том, что почти совсем расслабился от осознания, что всё идёт в соответствии с планом. Едва не забыл, у кого он в гостях. От этой мысли поморщился и бросил быстрый взгляд на закрытую дверь.

Винтерхальтер значительно изменился, стоит признать, и работа в Департаменте международного сотрудничества явно в этом помогла. Сегодня старый враг предстал перед Александром едва ли не новым человеком — тактичным и профессиональным, а не нетерпимым гордецом, как прежде. Александр счёл это плюсом для предстоящего дела.

Где-то в отдалении как будто хлопнула дверь, но то вполне мог быть и звук перемещения домовика. Мысли Александра вернулись к жене. Как же быстро его захлестнул страх днём, когда герр Трауб только обмолвился о нападениях на маглорождённых! А ведь Александр думал, что хорошо контролирует чувства… В случае с Марией чувства контролировали его. Говоря по правде, это могло стать большой проблемой в будущем для карьеры. Если Александр перейдёт кому-то дорогу, враги попытаются приструнить его, используя Марию — это не вызывало сомнений, а пробуждало страх. Страх за то, что он может вновь лишиться семьи. Вот только на сей раз этого не переживёт…

«Нужно усилить защиту дома, — думал Александр, медленно гоняя по чашке кофейную жижу. — Все возможные чары, артефакты, а кроме того убедить Марию всегда ходить с эльфом или хотя бы носить амулеты и иметь при себе портал…»

Тихий шорох вырвал его из мыслей — то открывалась дверь гостиной. Быстро отогнав посторонние размышления, Александр выпрямился в кресле и приготовился узнать ответ Винтерхальтера.

Порог комнаты неспешно переступила девушка. Александр в изумлении уставился на неё — это видение в изящном платье, с каскадом медовых волос, струящимся по обтянутым кружевом плечам. На бледном, словно созданном для того, чтобы вдохновлять художников, лице сияли изумрудные глаза. Лишь встретившись с ними взглядом, Александр сбросил наваждение — его мгновенно отрезвила ледяная надменность этих прекрасных глаз.

— Мадам, — Александр быстро встал и поклонился.

Она молча кивнула в ответ. Изумрудный взгляд был внимательным почти до неприличия, и разогнувшийся Александр не мог не задаться вопросом, кто такая эта девушка, держащая себя, как королева.

В коридоре раздались шаги, и мгновенья спустя в гостиную вошёл Винтерхальтер. Его усталое лицо теперь сменило выражение на более привычное Александру — решительное, высокомерное и жёсткое. Покрасневшие глаза метали молнии.

— Фройляйн, — процедил Винтерхальтер, смерив девушку раздражённым взглядом. — Почему вы пришли?

— Полагаю, вы забыли о том, что наши родители договорились об ужине для нас этим вечером, — холод её голоса мог соперничать лишь со льдом во взгляде.

Винтерхальтер досадливо поморщился.

— Почему же вы не прислали эльфа, а пришли сами? — спросил он, никогда не считавший нужным признавать себя неправым.

— Я не намерена обсуждать семейные дела в присутствии вашего гостя.

Только теперь, казалось, Винтерхальтер вспомнил, что Александр всё ещё здесь. Помрачнев ещё больше, он проговорил:

— Герр Штайнер, это Арабелла Кроненберг, моя невеста. Фройляйн, мой гость — герр Штайнер, старший следователь Управления правопорядка германского Министерства магии.

Изумрудные глаза вновь обратились к нему, и Александр поразился ненависти, блеснувшей в них.

— Герр Штайнер, — медленно произнесла фройляйн Кроненберг, — не ваш ли отец был правой рукой диктатора Гриндевальда?

— Именно так, — подтвердил Александр, душа негодование и твердя себе, что ни в коем случае нельзя поддерживать её настроение на конфликт. — Однако это не имеет никакого…

— Я и не знала, — перебив его, обратилась Кроненберг к Винтерхальтеру, — что в вашем круге общения состоят такие личности, герр Винтерхальтер.

— Герр Штайнер у меня по делу, которое ни к моему кругу общения, ни тем более к вам не имеет никакого отношения, — отрезал Винтерхальтер. — Ужин придётся перенести. Хорошего вечера, фройляйн.

Но Кроненберг, несмотря на бескомпромиссный приказ, звучавший в его тоне, даже не сдвинулась с места.

— Вы ошибаетесь, что герр Штайнер не имеет ко мне никакого отношения, — сказала она и вновь повернулась к Александру. — Люди Гриндевальда пытали и убили моих старших братьев. У меня есть дело к любому из гриндевальдовых псов и их отпрысков.

— Довольно! — рявкнул Винтерхальтер. — Уходите, фройляйн, и не вмешивайтесь в дела, которые выше вашего понимания.

— Что же тут понимать? — чуть приподняла бровь Кроненберг. — Наследник барона фон Винтерхальтера, человека, сделавшего так много для свержения тирана, считает возможным принимать в своём доме сына врага.

— Я старший следователь Управления правопорядка, — возразил Александр, начавший выходить из себя. Опять это! Когда же ему забудут?! — Я прибыл по министерскому делу…

— Которое вас, фройляйн, не касается, — Винтерхальтер решительно указал на дверь.

Она вновь не шелохнулась.

— Если мне быть вашей женой, ваши дела меня касаются.

— Это дело министерств, — твёрдо заявил Александр.

— Но я вам скажу, что направлено оно на поимку недобитых псов Гриндевальда, — вдруг произнёс Винтерхальтер.

Александр неодобрительно взглянул на него. Фройляйн Кроненберг — с толикой удивления и холодным пониманием. После она посмотрела на Александра, и было понятно, что теперь фройляйн соберёт о нём всю информацию, до которой достанут её прелестные ручки.

— Я приношу извинения, — сказала она так, что возникали сомнения в её способности испытывать сожаления. — Мне не стоило говорить в таком тоне. Оправданием мне может служить лишь то, что тема Гриндевальда и его сторонников для меня болезненна.

— Я понимаю причины вашей реакции, фройляйн, — признал Александр. Ему не впервой было сталкиваться с подобными бурями. Вот только никогда прежде он не встречал человека с гневом и ненавистью настолько хладнокровными.

— Давайте всё же перенесём ужин на завтра, — Винтерхальтер вдруг как-то сдулся, растерял весь гнев. Его голос вновь зазвучал устало. — Мне нужно закончить с делом герра Штайнера и собственной документацией.

— Я согласна, — произнесла фройляйн Кроненберг и, прохладно простившись, оставила их одних.

Затворив за ней дверь, Винтерхальтер опустился в кресло и потёр глаза.

— Чёртова женщина, — пробормотал он, обращаясь то ли к Александру, то ли к себе. — И как только смеет устраивать подобные сцены?..

— Многие, чьи семьи пострадали в войну, не сдерживают чувств, — заметил Александр, вновь сев и уставившись в пламя камина. Ему стало отвратительно плохо. Столкновение с этой девушкой выжало все соки — из него, со школьной скамьи привычного к подобным нападкам! «Какая всё же идеальная пара», — мимолётно подумалось ему.

Молчание длилось долго, только стрекотал огонь, пожирая вишнёвые брёвна. Винтерхальтер сидел, склонившись и спрятав лицо в ладонях, то ли размышляя, то ли всё ещё стараясь успокоиться. Отходчивость никогда не являлась его сильной стороной, а для продолжения разговора ему нужна была холодная голова.

— Давай к делу, — наконец сказал он, поднимая голову. — Ты хочешь, чтобы я заявил о желании свидетельствовать на суде вместо больного отца. Этим я стану также мишенью для твоего объекта. После, по всей видимости, ты будешь шататься за мной хвостом, пока преступник не нападёт, и ты его не поймаешь.

— Всё именно так, — кивнул Александр. — Что сказал твой отец?

— Мне удалось его убедить, но потом он узнал, что ты причастен.

Волна негодования захлестнула Александра.

— У тебя, стало быть, семья вся зашоренная и злопамятная?

Винтерхальтер выхватил палочку одним движением, но Александр уже сжимал в руке свою. Свистнули первые чары, и Александр, перескочив через кресло, встал позади него и оттуда швырнул в Винтерхальтера Экспеллиармусом и кофейной чашкой — оба разбились о щит, чашка — со звоном и брызгами кофе, заляпавшими ковёр. Мгновенно опустив щит, Винтерхальтер ответил Режущим, но Александр вовремя нырнул за кресло. В следующую секунду то ожило, подлокотники вывернулись и попытались задержать его — Александр резкой волной магии оттолкнул мебель от себя в противника и запустив в ту же сторону пару Обездвиживающих. Ему ответом было рычание, Протего и последовавший за ним жёлтый луч, от которого Александр бросился прочь. Верное решение — луч прожёг ковёр и паркет насквозь, обнажив фундамент в основе пола. В следующую секунду рядом свистнули две кочерги из каминного набора. Александр поспешил перехватить инициативу: сбив новую атаку врага волной воздуха, он быстро сотворил ледяные чары с руной в основе. Те пронеслись по комнате голодным зверем и вцепились в ноги Винтерхальтера, поползли выше.

Выравнивая дыхание, Александр выпрямился, держа противника под прицелом палочки. Прорычав ругательство, Винтерхальтер призвал огонь из камина, чтобы растопить сковавшие его уже по пояс чары. Высвободившись, он направил палочку на Александра.

Так они и замерли посреди разворочённой комнаты. Оба тяжело дышали и целились в старого врага. Ощущение Дурмстранга усилилось.

Александр опустил палочку первым, что через секунду повторил Винтерхальтер.

— Я сделаю заявление завтра, — хрипло сказал он.

— Прости за опоздание, — извинился Александр, усаживаясь напротив Альберта. — Задержали дома.

Паб шумел в этот вечер четверга — по колдорадио шла трансляция какого-то квиддичного матча, и посетители жадно внимали словоохотливому комментатору.

— И верно, у тебя же теперь молодая жена, — усмехнулся Альберт, пододвигая к нему кружку с пивом. — Как тут не задержаться?

Он говорил вроде бы дружелюбно, но в глазах застыло не самое приятное выражение — Фальк явно не забыл своего спора с Марией зимой. Александр предпочёл не отвечать и глотнул пива. То было холодное, крепкое.

— Так что за срочность, Штайнер? — не выдержал молчания Альберт. — Зачем позвал? Надеюсь, ты решил присоединить свой голос к нашим и требовать освобождения герра Тодлера!

— Я не могу сделать этого, ты знаешь, — покачал головой Александр, стараясь говорить негромко. — Я сотрудник Министерства.

— Значит, ты на стороне проигравших! — хмыкнул Альбер, дыша на него хмелем. — Мы добьёмся того, за что боремся… так или иначе!

— Не думаю, что пикеты и митинги в этом помогут.

— Как будто мы только ими занимаемся!..

Александр прищурился, и Альберт мигом осёкся. Со стуком опустив кружку на грубую столешницу, он наклонился к Александру.

— Алекс, скажи мне. Ты сейчас старший следователь или Штайнер?

— Старший следователь Штайнер, — ответил Александр и крепко сжал его запястье. — Как сотрудник Министерства я предупреждаю, Фальк: сиди, не высовывайся вместе со своими ребятами, пока заседание суда не пройдёт. Тодлера вам не освободить — защита интересов чистокровных слишком сильна, что в суде, что в Белой цитадели.

— Ходят слухи, что главный защитничек выбыл, — заметил Альбер полушёпотом.

— На смену ему придёт не худший, — так же тихо ответил Александр и вложил в руку Фалька сложенную пополам визитную карточку. Тот дёрнулся, быстро огляделся по сторонам — все были поглощены пивом и матчем — и развернул бумажку. Увидев имя, он чуть побледнел, а затем его впалые щёки вспыхнули румянцем.

— Спасибо за предупреждение, Штайнер, — проговорил Альбер. — Мы примем его к сведению.

Александр вернулся домой ближе к полуночи. Мария ещё не легла, явно дожидаясь его.

— Где ты был так долго? — спросила она, едва Александр переступил порог спальни. — Ох, Саша, ты пил?! — воскликнула Мария после приветственного поцелуя.

— Пропустил пару кружек со старым знакомым, — отозвался Александр, расстёгивая рубашку.

Мария подобралась на кровати, отложила книгу.

— Надеюсь, не с Альбертом Фальком?

— А если даже и с ним? — пожал плечами Александр, думавший в тот момент о том, как хорошо пока идёт план.

Повисшая в спальне предгрозовая тишина его порядком встревожила.

— Мария? — Александр повернулся и наткнулся на осуждающий взгляд жены.

— Саша, скажи мне, зачем? — проговорила она с негодованием. — Зачем ты виделся с этим юношей?

— Был вопрос, который стоило обсудить, — обтекаемо ответил Александр.

— Какой такой вопрос? Что у тебя может быть за дело с таким неприятным типом?!

— Чем же он неприятный?

— Тем, что поддерживает сторонников тирана!

Александр закрыл глаза на мгновение и помассировал виски. Только не опять этот разговор…

— Саша, не игнорируй меня! Что у тебя с ним был за разговор?

— Это тебя не касается, Мария.

Она потрясённо замолчала на мгновение. После вспыхнула.

— Что значит не касается?! Я твоя жена, и если ты задумал ввязаться в какую-то авантюру!..

— Мария! — прикрикнул Александр, не в силах больше терпеть. — Прекрати! Я не желаю больше слушать подобные речи.

— А я не желаю, чтобы ты виделся с Альбертом Фальком! — парировала она. — Он не принесёт тебе добра, я знаю! Этот глупый мальчишка и ему подобные приносят нашей стране только вред! Ты слышал, они Тодлера вздумали освободить. Тодлера — некроманта! А скоро и за Гриндевальда ходатайствовать начнут, и если Министерство по-прежнему будет им потакать!..

— Ну что ты несёшь?! — раздражённо вздохнул Александр. — С чего ты взяла, что Министерство им потакает?

— А разве нет?! — вскрикнула Мария. — Почему же тогда Управление не разогнало этот их палаточный лагерь на Доннер-плац? Я была там сегодня, посмотрела на этих борцов. Да бандиты они через одного! С ними проходить рядом страшно, не то что разговаривать!

— Вот и не разговаривай, тебе вовсе незачем. А о политике Управления не суди, опираясь лишь на собственные убеждения. Ситуация не так проста, как тебе кажется.

— Куда уж проще? По этим бандитам и революционерам тюрьма плачет!

Александр хмуро произнёс:

— Ты сейчас говоришь в точности как чистокровные.

Мария вздрогнула и опустила глаза. Не желая больше дискуссий, Александр ушёл в гостевую спальню.

Следующие дни в доме Штайнеров продолжало царить напряжение. Мария смотрела гневно и непреклонно, а Александр не намеревался объясняться.

На следующий день после встречи Винтерхальтер заявил, что встанет за трибуну обвинения на суде над Тодлером. Общественность всколыхнулась от этого заявления, даже Мария побледнела, когда прочитала новость в газете. В тот момент она бросила на Александра такой испуганный и беспомощный взгляд, что ему отчаянно захотелось развеять её опасения, однако он сдержал себя, твердя, что чем меньше Мария знает, тем безопаснее для неё. Сейчас Александр оказался зажат между долгом и кровью, между чистокровными и сторонниками Гриндевальда. Если он сыграет неверно, его прикончат не одни, так другие.

Поэтому он сторонился Марии, лишь быстро завтракал с ней и уходил из дома, чтобы под изменённой внешностью следовать за Винтерхальтером везде: на работу, на встречи, на отдых. Винтерхальтер знал о его присутствии, но не подавал виду. Разве что заглушки стал ставить на встречах более плотные. О том, что происходит, знал в общих чертах, судя по всему, и начальник Винтерхальтера, герр Кестенхольц — он порой смотрел на Александра очень внимательно, задумчиво. Александр предпочитал сторониться старого дипломата и не ввязываться в разговор.

Между тем в обществе разгорелись дебаты. Чистокровная знать всей Европы — не иначе как после переговоров с Винтерхальтером-старшим — активно выражала сыну барона свою поддержку. Прочистокровная пресса называла его «голосом нового поколения». На это сторонники «Общества защиты прав осуждённых» мгновенно ответили сатирой и карикатурами, представлявшими Винтерхальтера-младшего до пены у рта кричащим с трибун, в то время как управляющие им нити уходили во тьму, к очертаниям горы галлеонов. Как весело сообщал в записке Александру Штефан, простые маги встретили это произведение на ура.

Сам Александр максимально абстрагировался от страстей, разгоревшихся в Берлине, и сосредоточился на деле. Ожидания и слежка дали результат в воскресенье.

В тот вечер Винтерхальтер встретился со Свидерским и Ленцем. Выпив в самом дорогом венском баре, они отправились гулять по городу. Александр, укрывшийся мантией-невидимкой, был предельно осторожен — всё же они в другой стране, и пусть у Управлений правопорядка Германии и Австрии есть договор о сотрудничестве, заранее о ведении расследования на территории Вены коллегам не было сообщено. Чёрт бы побрал Винтерхальтера с его нежеланием проводить время на германской земле.

Старые школьные приятели, предводительствуемые Винтерхальтером, бродили по улицам вроде бесцельно, но постепенно стали удаляться от центра магического квартала в более сонные жилые районы. Винтерхальтер даже по пути завёл приятелей за дополнительным пивом в пару питейных, в которые вряд ли бы сунулся, будь он трезв — или не так расчётлив. Александр усмехнулся про себя. Предполагая, что следит за ним не только Штайнер, Винтерхальтер нарочно приманивал цель.

К одиннадцати часам Свидерский упился в хлам и едва переставлял ноги — Ленц буквально тащил его на себе и пытался заткнуть жалующегося на жизнь приятеля. Винтерхальтер молчал и ступал рядом с ними нетвёрдо, но как-то наигранно. Его руки покоились в карманах мантии, и Александр готов был поспорить, что пальцы крепко сжимают волшебную палочку.

— Мне сестра… ик!.. написала! — завывал Свидерский, пока Ленц сгружал его на лавку в небольшом парке на углу тихих улочек. — Беата… Что с Ройтером они… ик!.. в Америку уплыли… теперь обустраиваются… А я, оказывается, дядька теперь, представляете?!

— Идиот ты, — буркнул Ленц. — Чего орёшь на всю округу?.. Отец твой знает?

— Нет! — отчаянно замотал головой Свидерский. — Он если это… ик!.. узнает, кого-нить туда пошлёт… Я ввек ему не скажу!

— Вот и варежку захлопни тогда, не ори, а то мало ли какие уши вокруг, — осадил его Ленц.

Свидерский побледнел и что-то забормотал с таким несчастным видом, что Ленц смягчился и, сев рядом, принялся говорить ему:

— Лукаш, послушай, я с осени буду играть в Бразилии, оттуда до Америки ближе…

Лишь один Винтерхальтер стоял, не принимая участия в разговоре. Он, всё так же держа руки в карманах, покачивался с пяток на носки и обратно, не поднимая головы от посыпанной щебнем дорожки. Притаившийся поблизости Александр слышал, как хрустнула ветка. Винтерхальтер тоже это услышал.

Тень выскочила из-за кустов, и в неё тут же полетело заклятие. Отбив Петрификус, маг яростно атаковал Винтерхальтера, в то время как двое его подельников, зайдя с другой стороны, выпустили Оглушающие в Свидерского и Ленца. Маркус, чуть менее пьяный, успел вытащить палочку и заслонить щитом себя и приятеля, в то время как Лукаш только хлопал глазами.

Оставив Ленца защищаться самого, Александр тихо забежал за спины ещё троим магам, появившимся в парке и направившим палочки на Винтерхальтера, уже расправившегося с первым противником. Они ударили вместе, но в тот же момент Александр выпустил веером расходящийся тройной луч им в спины. Одного задело, двое успели развернуться и защититься — и тут же в него, ещё скрытого мантией-невидимкой, полетели яркие вспышки. Дробь камней и щебёнка взметнулась в воздух, и Александру пришлось выдать своё местоположение, закрывшись щитом. Один из магов подхватил камни и обратил в смерч, пока его товарищ и раненный наступали на Винтерхальтера. Свидерского уже оглушили, Ленц едва успевал реагировать на атаки.

Камни и щебёнка на бешеной скорости били в щит в расчёте ослабить, но Александру удавалось поддерживать его. Вновь прибегая к рунам, Штайнер достал из кармана плоский камешек с начертанной формулой и бросил в сторону противника — вспышка света была отчаянно яркой и дезориентировала мага. Чем и воспользовался Александр. Его быстрые чары ударили волшебника точно в грудь, а следующие прочно связали обмякшее тело.

Ленц едва держался, и Александр, скинув ненужную мантию, поспешил ему на помощь. Разглядев его, Маркус вскрикнул и дёрнул палочкой в сторону Штайнера, что едва не стало фатальной ошибкой — опасный серебряный сгусток задел бы его, если бы Александр, вовремя распознав чары, не применил специфическое контрзаклятье. Ленц вскрикнул вновь, на этот раз удивлённо, а после из последних сил присоединился к атаке Александра. Их противник быстро сдал и попытался сбежать, но Александр успел перехватить его. Оглушив, он крикнул Ленцу, чтобы связал, и бросился к Винтерхальтеру.

Тот, откровенно говоря, разошёлся. Магия сгустилась вокруг него Тёмной тучей, и противники, последние двое, теперь уже сами оборонялись, отчаянно дрались за жизнь. Не видя ничего кроме врага перед собой, они не заметили и атаку сзади, которой Александр их обездвижил.

И встретил Тёмные чары Фридриха собственной магией.

— Достаточно! — крикнул Александр старому врагу.

Тот дёрнулся, нервным движением облизал сухие губы. Жестокий взгляд приобрёл осмысленность, и облако Тьмы побледнело, стало развеиваться.

Винтерхальтер сделал несколько нетвёрдых шагов вперёд, но ноги подкосились, и он покачнулся. Александр схватил его за плечо, и Фридрих вцепился в его руку в попытке устоять. Едва выровнявшись, оттолкнул Штайнера от себя и медленно подошёл к поверженным нападавшим.

— Фридрих, что это было?! — воскликнул Ленц, отойдя от шока. — Что здесь делает Штайнер?!

— Это дело министерств, — ответил ему Александр, одним движением отведя заклятие Винтерхальтера, которым тот пытался сорвать с побеждённых маски. — Прошу вас сохранять спокойствие и оставаться в стороне, герр Ленц.

Маркус заворчал, но под строгим взглядом Александра отступил и опустился на колени рядом с бесчувственным Лукашем. Фридрих же впился в Александра злым взглядом.

— Я хочу знать своих врагов в лицо, — прошипел он.

— Они не твои личные враги, а сторонники другой партии, — отрезал Александр, левитируя всех бессознательных нападавших ближе к себе и ставя барьер. — Их привлекут к ответственности, я гарантирую. Но сначала будет судебное разбирательство. Таков закон.

На долгое мгновение Александру показалось, что Винтерхальтер выпустит в него чары. Палочка в его руке подрагивала.

— Я не останусь в стороне, когда этих ублюдков будут судить, — проговорил Фридрих.

— Вас призовут как свидетеля, можете быть уверены, герр Винтерхальтер, — серьёзно сказал Александр и повернулся к трансгрессировавшим в парк сотрудникам Управления правопорядка Австрии.

— Так что с ними будет теперь? — спросила Мария.

— Их будут судить, — ответил Штефан, подливая себе кофе. — Моя начальница, фрау Фюрст, будет защищать их в суде — денег на частных адвокатов у этих господ, ясное дело, не имеется, поэтому ничего, кроме государственного защитника, им не светит. Нейман своих бросил, даже глазом не моргнув — его больше занимает, как бы самому избежать суда за то, что так долго позволял активистам «Общества» выделывать фортели. Само «Общество» по понятным причинам тонет.

— Они это заслужили, — сказала Мария, водя десертной вилкой по шоколадному торту. — Дела, которые они творили, и позиции, которые отстаивали, воистину чудовищны.

— Ты сейчас едва не дословно цитируешь Винтерхальтера в его последнем заявлении прессе, — заметил Александр. — Странно слышать от маглорождённой слова, которые в последний месяц на устах всей чистокровной аристократии.

— Я выросла в семье чистокровных, — прохладно напомнила Мария.

— Что делает тебя уникумом, — поспешил разрядить обстановку Штефан. Откинувшись на спинку плетёного кресла, он, щурясь от солнца, окинул Доннер-плац благодушным взглядом. — На самом деле, мне жаль «Общество» лишь по одной причине: больше нет сильной организации, которая бы поддерживала права маглорождённых.

— Они боролись вовсе не за это, — нахмурилась Мария.

— И за это тоже, только не так активно, — покачал головой Штефан. — А теперь наши чистокровные друзья с радостью начнут кричать, что от маглорождённых один только вред и что все они — сторонники Гриндевальда…

— Но это не так! — возмутилась Мария.

— А ты попробуй докажи, — вздохнул Штефан. — Из напавших тогда на Винтерхальтера только Альберт Фальк был чистокровным. Все прочие — маглорождённые. Ну и, как по-твоему, не хороший ли повод для аристократии сделать обобщённый вывод себе на пользу?

Не зная, что ответить, Мария в отчаянии посмотрела на Александра.

— Не допустить этого может лишь возникновение новой сильной политической партии, поддерживающей маглорождённых, — задумчиво сказал он.

— Как же ты прав, мой друг! — улыбнулся Штефан и отсалютовал Александру кофе.