Дети тьмы

Глава 6 Копы и мустанг

Все так испугались из-за похищения Кайли Энн, что нам почти не попало за ночную прогулку.

По крайней мере, сначала.

Сперва нам пришлось разбираться с полицией, и я представлял себе это совершенно иначе. Наверное, потому, что знал о расследованиях только из фильмов и телешоу. Я думал, они посадят нас в комнаты для допросов с голыми стенами и двусторонними зеркалами, окутают клубами сигаретного дыма. В кино дым был таким густым, что ты едва различал гневные лица на другой стороне стола. Но в Шэйдленде дела делались по-другому.

Я сидел за столом напротив Брюса Кавано, начальника местной полиции, и изучал его лицо. Его волосы еще не поседели, скорее отливали синевой, которая порой появлялась у мужчин за сорок. Его глаза, как я заметил, были странными — карими, но очень светлыми — и казались больше обычного. Кавано походил на пожилого суриката, только милым не выглядел.

Мия ждала в десяти футах, сидела напротив одного из его помощников, простака по имени Терри Шварбер. Ему было всего двадцать шесть или двадцать семь, и он слыл настоящим дебоширом, пока не присоединился к полиции. Теперь он пытался действовать профессионально, но новый образ ему не шел. Шварбер отрастил усы, чтобы выглядеть старше, но они казались фальшивыми, словно он их приклеил перед тем, как выйти из дома.

Конечно, я не имел права критиковать его внешность. С ватой, торчащей из ноздрей, я и сам выглядел абсурдно.

Начальник полиции Кавано пока на меня не смотрел. Сперва он поговорил с Крисом и Ребеккой. Скорее всего, потому, что родители хотели забрать их домой. Ребекка была вне себя от ужаса, и, хотя она не произносила вслух ее имени, было ясно: несчастье всколыхнуло воспоминания о ее сестренке. Похищение Кайли Энн не походило на смерть Эммилу, но мне казалось, что старое чувство вины вернулось к Ребекке.

Потом настала очередь Барли. Тон Кавано уже не был таким мягким, но и совсем враждебным не казался. Расспросив Барли, Кавано вывел его, и я видел, как он говорил с его отцом. Вероятно, хотел скидку на медовую ветчину.

Я услышал, как Шварбер спросил Мию:

— Как вообще получилось, что вы, дамы, оказались ночью в лесу? Твоя мама сказала, что вы наказаны.

Я повернулся и прислушался.

— Моя мама такого не говорила, — ответила Мия. — Наверное, вы имели в виду Кайли Энн.

Шварбер нахмурился.

— Девочку, которую похитили, — подсказала Мия.

Шварбер просиял.

— А, да, да. Я хотел сказать, — и тут он ткнул в мою сторону большим пальцем, — разве вы уже не попадали из-за этих кретинов в неприятности?

Мия сохраняла самообладание. На мой взгляд, она выглядела как человек в два раза старше. Старше Терри Шварбера.

— Моим родителям не понравилось, что мы ушли со двора Ребекки без разрешения, но мы же не врывались в дома других людей и не брызгали краской из баллончиков им в окна.

Шварбер закашлялся, покраснел. В юности он был известен тем, что украсил соседские окна красными разводами.

Я прикусил губы, чтобы не улыбнуться.

Шварбер наконец откашлялся.

— В любом случае, думаю, тебе стоило бы избегать плохого влияния.

— На меня никто не влиял, — ответила Мия. — Я хотела увидеть Уилла, вот и все. И он не плохой.

Она посмотрела на меня.

— Как раз наоборот.

Теперь настала моя очередь краснеть. Я подавил желание пройтись по офису колесом.

Шварбер мрачно посмотрел на меня.

— Поверь мне, мальчики, которые нравятся тебе сейчас, разочаруют тебя потом.

Мия ответила:

— Не думаю, что мои вкусы вас касаются, помощник Шварбер, — и провела рукой перед лицом. — Я не слепая.

Шварбер стал просто пунцовым.

В этот миг начальник Кавано вплыл в дверь. Проходя мимо Мии, он положил руку на ее обнаженное плечо, и мне его жест не понравился. Знаю, я говорю как собственник, но мне это не показалось. Не раз, ожидая разговора с копами, я замечал, как Шварбер бросал на Мию долгие взгляды, слишком долгие, чтобы считаться приличными. Наверное, решил я, это из-за ауры зрелости, незримо окутывавшей ее. Ребекка тоже была красивой — милой, как пятнадцатилетняя девочка. В Мие же чувствовалось нечто знойное, экзотическое. Это приковывало к ней внимание мужчин, неважно, были ли они ее ровесниками или годились ей в отцы. Мне хотелось защитить ее, но еще больше — надрать кому-нибудь задницу.

В этом ничего хорошего не было, учитывая текущую ситуацию.

Кавано опустился в черное вращающееся кресло напротив меня. Поправил на столе табличку — деревянную с полированной золотой вставкой. НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ БРЮС П. КАВАНО, гласила она. Я гадал, что значит «П». Может, педофил?

Он коснулся большого настольного календаря, сплел пальцы и улыбнулся мне, но глаза остались холодными.

— Так ты наш герой.

Я пожал плечами.

— Меня зовут Уилл Берджесс.

— Я знаю, кто ты. Твоя младшая сестра — одноклассница моей Аннабель.

С упавшим сердцем я вспомнил, что слышал об Аннабель. Пич никогда не называла ее фамилии, но уже несколько месяцев жаловалась на девочку, которая смеется над ее одеждой, хвостиками и тем, как она говорит. Дошло до того, что Пич больше не хотела ходить в школу, а это, на мой взгляд, не должно случаться ни с одним ребенком, особенно в чертовом детском саду. Я дюжину раз говорил маме об этом, но у нее был один ответ: «Все уладится само собой».

Это значило, что Пич так и будут дразнить и никто за нее не заступится.

Что-то, должно быть, отразилось на моем лице, потому что Кавано улыбнулся шире.

— Аннабель говорит, что Софи не ладит с другими детьми.

— Ее зовут София, — сказал я. — Но она предпочитает Пич.

Он скривился.

— Никогда не понимал, как можно назвать ребенка в честь фрукта.

— Более того, — сказал я звенящим голосом, — Пич прекрасно ладит с другими детьми. С теми, которые не издеваются над ней.

Я ожидал, что начальник взбесится, но он только слабо отмахнулся.

— Ну, дети так выбирают себе компанию. Как это называется? Естественный отбор?

— Плохое воспитание.

Улыбка Кавано померкла. Он взглянул вбок, и, проследив за его взглядом, я понял, что Шварбер и Мия смотрят на нас. Мия была в восторге.

Возможно понимая, что его вывел на чистую воду пацан, Кавано издал смешок, который должен был сойти за легкомысленный.

— Вам комфортно, мисс? — спросил он Мию.

Она посмотрела на меня, ее глаза блеснули.

— Пока Уилл здесь — да.

Кавано взглянул на Шварбера.

— Тогда вам лучше продолжить беседу.

Шварбер нахмурился, его и без того низкий уровень интеллекта упал еще на двадцать пунктов.

Я сказал:

— Он имел в виду: хватит подслушивать.

Шварбер дернулся и притворился, что поправляет вещи на столе.

— Итак... на чем мы остановились?

Я посмотрел на начальника. Он был удивлен.

— Ты его разглядел? — спросил он.

Я помрачнел, вспомнив, почему я здесь. Из-за Кайли Энн.

— Я его не видел, — сказал я. — Только фигуру, но расплывчато. И было темно.

— То есть это мог быть кто угодно.

— Ну...

— Или никто.

Боюсь, я выглядел дураком.

— Простите?

— Если ты не видел, кто это, как ты понял, что ее похитили?

— Я видел, как ее утащили с тропинки.

— Но кто?

— Я же сказал, я не...

— А может, ты зашел слишком далеко и девчонка Любеков попыталась от тебя убежать?

Меня словно ударили в живот.

Мия потрясенно сказала:

— Уилл был со мной, не рядом с...

— Помощник Шварбер, — оборвал ее Кавано, — проводите мисс Сэмюэлс в зону ожидания. Уверен, родители будут рады забрать ее домой.

Мия в ярости шагнула к начальнику.

— Я хочу знать: на что вы намекаете?

Кавано не обратил на нее внимания.

— Терри?

Как дрессированная мартышка, Шварбер вскочил на ноги и бросился к Мие. Попытался взять ее за руку, но она вырвалась, с силой, которой я в ней не подозревал.

— Не трогайте меня! — огрызнулась она и набросилась на Кавано. — Вы не можете замять то, что случилось этой ночью, и вы точно не свалите это на Уилла лишь потому, что за него некому заступиться.

Сложно объяснить, что я тогда почувствовал. С одной стороны, я был тронут ее попыткой меня защитить. Я не мог вспомнить, чтобы кто-нибудь, кроме Криса, вставал на мою сторону. В то же время я чувствовал стыд, словно это была благотворительность.

Терпеливо улыбаясь, Кавано встал и попытался проводить Мию к двери.

К моему изумлению, Мия не сдвинулась с места.

— Не смейте меня трогать!

Я заметил ее родителей в зоне ожидания — обычном застекленном вестибюле. Ее мама, красоту которой она унаследовала, в волнении сплетала руки. Отец — невысокий и лысый, намного старше матери — тоже казался напуганным.

Я взял Мию за руку. Она резко обернулась, и я увидел, с какой яростью она смотрела на Кавано и его помощника. Потом ее лицо смягчилось.

— Все в порядке, — сказал я. — Они знают, что я ничего не делал с Кайли Энн. Правда, начальник Кавано?

Он выглядел так, словно проглотил что-то горькое. Я понял, что ему хотелось возразить, но он понимал, что тогда Мия не уймется, а сражаться с ней — все равно что с пумой.

Он сказал:

— Мисс Сэмюэлс, мы просто хотим поговорить с мистером Берджессом. Вам не о чем волноваться.

Звучало не слишком утешительно, как по мне, но Мия успокоилась. Она направилась к родителям, но прежде, чем выйти за дверь, сказала:

— Не дай им себя запугать, Уилл.

Я улыбнулся, подумав, что женился бы на ней прямо сейчас, если бы мог.

— Не беспокойся. Я справлюсь.

Шварбер наградил меня ледяным взглядом, но начальник беседовал с Сэмюэлсами в вестибюле. Почти минуту мы с Шварбером сидели в неуютной тишине. Я хотел спросить, как ему удается так идеально подстригать усы, но чувствовал, что этим секретом он не поделится. Наконец Кавано вернулся и снова сел напротив меня.

— А теперь, — сказал он, — завязывай с этим дерьмом и расскажи, что на самом деле случилось в лесу.

Как и в первый раз, я рассказал всю историю от начала до конца, ничего не упустив. Я даже добавил несколько деталей о моем разговоре с Мией, хотя это и не касалось Кавано. Шварбер ссутулился на стуле в нескольких футах от начальника, глядя на меня как на грязь. В присутствии шефа он был куда более дерзким, но вопросы умнее не стали.

Шварбер сказал:

— Не уверен, что понимаю.

Я посмотрел на него.

— Что именно?

Он развел руками, словно это было очевидно.

— Почему ты не остановил того парня?

— Ты правда такой тупой?

Он наклонился ко мне.

— Слышь, засранец, не нужно...

— Терри хотел сказать, — объяснил Кавано, — что история не сходится. Если, как ты сказал, похититель схватил девочку Любеков, почему ты ничего не сделал, чтобы его остановить?

— Вообще-то сделал. Разве Крис и остальные вам не сказали?

— Они порют ту же чушь, что и ты. Но это не делает ее правдой.

— Так мы все лжем?

Он пожал плечами.

— Вы договорились, придумали какую-то ахинею...

— Дети всегда так делают, — сказал Шварбер.

Я кивнул.

— Уж ты-то знаешь.

Шварбер нахмурился.

— Ладно, — сказал начальник, загибая пальцы по пунктам. — Ты видел, как ее схватили, бросился в погоню. Потерял их, потом побежал за ними в заросли, но прежде, чем сумел спасти мисс Любек, что-то ударило тебя по лицу.

— Да.

Он хмыкнул.

— Притянуто за уши.

Я указал на вату в моих ноздрях.

— Думаете, я сам себя ударил?

— Почему ты не преследовал их дальше? — спросил Кавано.

— Я же сказал, у меня голова кружилась и кровь текла ручьем...

— Я знаю, что ты нам сказал, — огрызнулся Кавано. — Я хочу знать: почему ты не оторвал задницу от земли и не спас девчонку от этого так называемого похитителя?

Я сузил глаза.

— Почему «так называемого»?

— Потому, что мы не нашли ни следа преступника.

— А полиция штата?

— Полиции штата нечего здесь делать, — встрял Шварбер. — Это местные проблемы.

Изумленный, я переводил взгляд с одного полицейского на другого.

— Вы никому не сказали? А как же тревога Эмбер[10]?

Кавано сказал:

— Мои люди занимаются этим делом прямо сейчас. Билл Стакли и его команда прочесывают лес уже два часа и не нашли ничего, что бы подтвердило твою историю.

— Это не просто моя история, — проговорил я. — Ее подтвердили еще четверо человек. Какого черта?

— Следи за языком, сынок, — сказал Кавано, его глаза были холоднее льда.

Но гнев уже вскипел во мне, и я не мог остановиться.

— Сынок? — сказал я. — Я думал, так только в дерьмовых фильмах говорят.

— Прояви уважение к этому месту.

— К этому месту? — переспросил я, оглядываясь. — Дешевая деревянная обшивка, зеленая краска из пятидесятых? Этот офис — насмешка, как и вы.

Я кивнул на Шварбера.

— И ты. Слушай, это самые уродские усы, которые я только видел. Ты словно ершик для унитазов над губой приклеил.

Шварбер так взбесился, что готов был мне врезать. Он бы, наверное, так и сделал, но дверь в офис открылась. Сердце у меня упало.

Билл Стакли подплыл к нам, его необъятный живот и бочкообразная грудь напомнили мне огромный баркас. Его печальное лицо тоже было большим, словно у талисмана спортивной команды. Как и Кавано, Стакли было за сорок, но, в отличие от начальника, он в колледж не ходил. Честно говоря, я удивлюсь, если он школу закончил. В сравнении с ним Терри Шварбер выглядел как нейрохирург.

— Нашли что-нибудь, Билл? — спросил Кавано.

Вместо ответа Стакли остановился передо мной — промежность в дюйме от моего лица. От него воняло грибами и потом.

— Мальчишка не изменил показаний? — протянул Стакли.

— Все еще врет, — ответил Шварбер.

— Слушайте, — сказал я, сдвигаясь, чтобы уклониться от промежности Стакли и его грибной вони. — Разве мне не положен звонок?

Стакли расхохотался, словно лошадь заржала.

— Звонок? Ты это слышал, начальник?

— А то, — сказал Кавано.

— Звонок, — пробормотал Шварбер, хихикая, как идиот.

Я переводил взгляд с одного на другого, ожидая, когда они скажут, что тут смешного.

— Что... я не могу матери позвонить? Это же Америка?

Кавано вежливо посмотрел на меня.

— Твою мать уведомили сразу же, как ты прибыл в участок.

— И?

— Она не стала волноваться.

«Спасибо за заботу, ма», — подумал я. Я подался вперед, пытаясь не показать, насколько меня ранило ее безразличие.

— Значит, я могу идти?

— Вы не заключенный, мистер Берджесс, и можете уйти, когда пожелаете.

Я посмотрел на телефон на столе начальника.

— Могу я позвонить маме?

Шварбер мерзко ухмыльнулся.

— Ты что, такой тупой? Твоя мама в отключке. Стакли говорил с ней. Расскажи ему, Билл.

Стакли сглотнул отрыжку.

— Терри дело говорит. Твоя мама едва на ногах держалась, когда я к ней заглянул. Ей пофиг, что происходит, только бы спать не мешали.

Мне словно дали пощечину.

— А Пич?

— Это малышка? — спросил Стакли. — Я ее мельком видел. Выглядывала в коридор, но слишком боялась, чтобы выйти из комнаты.

— Говорю же, не ладит она с людьми, — сказал Кавано.

Я подавил желание броситься через стол и придушить ублюдка.

Сдержавшись, я встал.

— Подвезете до дома?

Кавано хмыкнул.

— Мы? Парень, у нас работа есть. Мне еще встречаться с Любеками, а они с ума сходят от тревоги. И если твоя история правдива, нужно сообщить властям штата.

Я сверлил его взглядом, понимая намек.

— И как я доберусь до дома среди ночи?

Стакли сказал:

— Да тут же недалеко. Всего пару миль, если срежешь по Лощине.

«Боже, — подумал я. — Лощина».

— Спасибо за помощь, — пробормотал я на пути к двери.

— Не благодари, парень, — сказал Кавано. — Счастливого пути во дворец.

Смешки полицейских преследовали меня, когда я вышел из участка.

После похищения Кайли Энн и дряни, через которую прошел в участке, я был уверен, что ночь не может стать хуже.

Затем я заметил черный «мустанг», ехавший по Масоник-роуд, и понял, что все только начиналось.

Хотя мой дом был в конце улицы, я редко по ней ходил. Возвращался с тренировки или из центра по Ривер-роуд, доходил до кладбища или срезал через Лощину.

Этой ночью я бы скорее отхватил себе тесаком мизинец, чем отправился в лес. Огромная, покрытая венами рука, зажавшая рот Кайли Энн, все еще стояла у меня перед глазами.

Что, если ее похититель еще там?

Масоник-роуд бежала вдоль кладбища, и от этого мне тоже было не по себе. Можно сказать, я был в ужасе и, услышав грохот музыки из машины, решил, что это кто-то недружелюбный. В конце концов, кому в голову придет врубать рэп на полную в три ночи?

Я обернулся и увидел черный «мустанг» Эрика Блэйдса.

И даже захотел, чтобы меня похитили.

Сперва я думал позвать на помощь. Знаю, как это звучит, но, честно говоря, мне плевать. У меня была трудная ночь, и я не хотел еще жести. Если бы моя мать не была такой никудышной, я бы уже сидел дома, как остальные. Но я был здесь. Среди ночи на темной дороге, на окраине, где были несколько домов и куча мертвецов.

Я рванул к ним.

Может, это звучит глупо, но я сделал это специально. Большинство людей избегают кладбищ. То есть посещают, когда хотят вспомнить о дорогих умерших, но не отдыхают там.

Мы с Крисом и Барли зависали на кладбище, как пьянчуги в баре. Были там, если не в домике на дереве. Я прекрасно его знал. Конечно, не мог ориентироваться там с закрытыми глазами, но под луной бы не пропал.

Водитель поддал газу, «мустанг» рванулся ко мне, и я понял, в какой опасности оказался. Я и без того знал, что это Блэйдс, но, видя, как он гонит к моему дому, желая стереть меня с лица земли, полностью в этом уверился. Оставался только один вопрос: кто с ним.

И размажут ли меня по задней двери.

Я бросился бежать, лавируя между надгробиями. В отличие от леса, поверхность кладбища была ровной. Никаких корней, чтобы зацепиться, никаких побегов крапивы, готовых ужалить.

Я думал об этом, когда споткнулся обо что-то и упал лицом в грязь.

«Грязь?» — спросил я себя. Сердце билось в груди как сумасшедшее. Здесь не должно быть земли, только трава. Но, оглянувшись, я увидел новую насыпь и понял, что из сотен, возможно, тысяч могил я рванулся к свежей.

Встав на четвереньки, я смотрел, как «мустанг» приближается к моему дому.

Я не мог ему помешать.

«Нет!» — подумал я, чувствуя настоящий страх. Меня тошнило от того, какой дурной оборот принимает ситуация. Копы ополчились против меня. Моя мама оказалась настолько обдолбана, что даже не вылезла из кровати, чтобы забрать меня из участка. Теперь эти громилы гонялись за мной — еще до рассвета.

С трудом поднявшись на ноги, я бросился к дому.

Фары «мустанга» погасли. Мчась по Масоник-роуд, он напомнил мне морского хищника. Возможно, косатку. Только эта тварь была совершенно черной. Капот, колеса, даже крылья.

До дома оставалось ярдов сорок. «Мустанг» ехал быстрее, но им нужно было завернуть, припарковаться и вылезти, чтобы поймать меня.

Шанс еще оставался.

Пригнувшись, я промчался вдоль последнего ряда могил и оказался сбоку от дома. Справа от меня хлопнули дверцы машины. Бросив взгляд в ту сторону, я увидел, что Блэйдс припарковался на подъездной дорожке, что было вежливее, чем я ожидал. Я бы не удивился, промчись он по двору, чтобы размазать меня.

Я услышал крики. Пьяные голоса. Их было несколько.

До заднего крыльца оставалось десять ярдов.

Мне в голову пришла ужасная мысль.

Что, если мама заперла дверь?

Нет, решил я, взбираясь по ступеням. Не может быть, чтобы мне настолько не везло. Пич бы не позволила ей выгнать меня из дома.

Я сжал ручку и повернул ее. Темная фигура заглянула за угол дома. Задержав дыхание, я навалился на дверь.

Она подалась.

Задыхаясь, я рванулся внутрь и почувствовал, как чья-то рука вцепилась в мою футболку. Кто-то кричал, смеялся, словно эта погоня была игрой. Я ввалился в дом и попытался захлопнуть дверь, но что-то мешало.

Раздался крик боли.

Я ухмыльнулся, понимая, что прищемил кому-то пальцы. У порога стояли три тени, и еще одна прямо передо мной выла и держалась за руку. Я вцепился в косяк и пнул назад, ударив вывшего в грудь. Он скатился с крыльца, увлекая на землю двоих громил. Еще один остался на ногах и метнулся ко мне, но я оказался быстрее. Захлопнул дверь у него перед носом и щелкнул замком.

Громила дергал ручку и колотил в дверь — тяжело и настойчиво. Они могли разбудить маму, и я был не против. Пусть хоть раз разделит со мной неприятности.

Я отступил от двери, узнав лицо в окне.

Брэд Рэлстон.

Я никогда еще не видел кого-то столь разъяренного.

Столь огромного.

Другие лица присоединились к нему, напоминая мне обезумевших от крови вампиров. Одно принадлежало Курту Фишеру. Другое — темное с всклокоченными волосами — я не узнал.

А потом понял. Это Пит Блэйдс, старший брат Эрика.

Значит, Эрику я сломал пальцы.

Во мне нарастал новый страх. Что, если им недостаточно меня напугать? Что, если они разобьют стекла и залезут в дом? Что, если они и правда хотят меня покалечить?

Что, если они обидят Пич?

Эта мысль пронзила меня током, и я бросился к телефону. Я понимал, что Кавано и его люди мне не помогут, но четыре засранца на крыльце этого не знают. Если они хоть немного боятся полиции, смоются, увидев, как я звоню в участок.

Кто-то схватил меня сзади.

Шипя, я уронил телефон и развернулся — лицом к новой напасти.

Пич смотрела на меня большими глазами. В другой руке она держала одеяло и плюшевого мишку.

— Зачем ты так подкралась? — с гулко бьющимся сердцем спросил я.

— Я не подкрадывалась, — ответила она. — Услышала крики, а потом хлопнула дверь. Я думала, это монстр.

Я решил не обращать внимания на ее последние слова. Пич всегда говорила о монстрах.

— Это просто парни из школы, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно. Выглянул в окно и увидел, что они идут к «мустангу».

— Вот, — сказал я. — Они просто играли.

Как всегда, Пич видела меня насквозь.

— Звучало все не как в игре.

— Ну теперь-то все кончилось, — сказал я, направляя ее в коридор. — А тебе давно пора спать.

— Я не могла уснуть, — сказала она. — Из-за монстра. А тебя рядом не было.

— Нет никаких монстров, Пич, — ответил я, стараясь проглотить вину. Положил руки ей на плечи, и мы двинулись по коридору.

— Но на этот раз он был настоящим.

Мы вошли в спальню. Я ужасно устал, но знал, что иногда лучше дать ей высказаться.

— Ладно, Пич. Как он выглядел?

Она присела на край кровати, но не стала забираться под одеяло. Я опустился рядом и изобразил готовность слушать.

Она прикусила губу и отвела взгляд. Я потянулся к ней, убрал локон с ее лица и попросил:

— Расскажи мне о нем.

— У него было страшное лицо. Белое. А глаза большие и зеленые. Сердце замерло у меня в груди.

Она наклонилась ко мне.

— Они светились, Уилл.

«Боже правый, — подумал я. — Боже правый».

Слова потекли из нее, плотина страха прорвалась.

— Я закрыла глаза и думала, что это кошмар, а когда открыла, он был там и улыбался. — Она указала на окно у меня за спиной. Я развернулся, уверенный, что тоже увижу это ужасное зеленоглазое лицо.

Но за окном лишь клубились облака.

Глава 7 Домашний арест, подвал, рука

Мама проснулась раньше нас. Впрочем, мы с Пич проспали почти до полудня, и это не было таким уж достижением.

Во второй раз за долгое время завтрак был на столе. Вафли, сироп, молоко. Не пир для гурманов — вафли прямиком из упаковки, но то, что мама готовила уже пару дней, было просто подвигом. Сладость сиропа успокаивала, молоко было свежим и холодным. С изумлением я осознал, что она сходила с утра в магазин. Было воскресенье, и магазинчик Барли закрыт до полудня. Значит, ей пришлось ехать через город в «Пэйлесс», самый большой продуктовый в Шэйдленде. Множество мам не видели в этом ничего особенного, но для моей такое путешествие было сравнимо с перелетом через Атлантику на дельтаплане.

— Я подумала, — сказала она, отступая от стола к холодильнику, чтобы налить еще молока, — что мне нужно снова ходить в свою группу.

Я застыл с полным ртом. Мамина группа была сверхсекретной версией «Анонимных алкоголиков»: встречи в подвале лютеранской церкви для людей с разного рода зависимостями. По настоянию службы защиты детей она ходила туда пару лет назад. Побывала на двух занятиях. «У меня нет ничего общего с этими торчками», — пробормотала она, доказывая, почему именно ей не нужно туда ходить.

Теперь она хотела вернуться.

Я знал, что нужно подбирать слова.

— Конечно, мам. Иди когда хочешь. Ты знаешь, я могу приглядеть за Пич.

Она на меня не смотрела, но я заметил, что ее лицо исказилось от какого-то сильного чувства. Вины? Раздражения? Благодарности?

Кто знает? Когда дело касалось моей матери, человеческие законы утрачивали силу. Она была совершенно особенной.

— Конечно знаю, милый, — сказала она, наливая мне молоко. — И я хочу, чтобы ты знал: я ценю все, что ты делаешь для сестры.

Я не верил своим ушам и решил обратить все в шутку.

— Мне нравится с ней зависать, — сказал я, протянул руку через стол и взъерошил Пич волосы. — Она чокнутая, но нам хорошо вместе.

Мама улыбнулась, и на миг я увидел женщину, которую знал в далеком детстве. До аварии и травмы позвоночника, из-за которой она стала принимать обезболивающие, до того, как мы оказались в замкнутом кругу саморазрушения.

— Спасибо, Уилл, — сказала мама и — совсем неожиданно — наклонилась ко мне и поцеловала в лоб. Выпрямилась, сморщившись от боли в спине, а Пич смотрела на меня большими глазами. Я ответил на ее взгляд с таким же изумлением. Потом мы оба улыбнулись.

Впервые за несколько дней я чувствовал себя хорошо.

Мама пошла к холодильнику и поставила пакет молока на полку. Закрыла дверцу, снова поморщилась, и я понял, что сегодня она таблеток не принимала. Вот почему ей было так больно, и вот почему она так ясно мыслила. Знаю, это звучит жестоко, но мне нравился такой обмен. По крайней мере, создавалось впечатление, что мы — семья.

Она подошла к раковине и налила себе воды.

Сказала:

— Уилл, прости за прошлую ночь. Я должна была забрать тебя из участка.

Болезненный жар подступил к горлу. Я понимал, что она правильно сделала, что извинилась, но обсуждение вчерашних событий пугало меня. Мамины слова означали, что она помнила визит Билла Стакли и знала, насколько небрежной была. Она, наверное, даже поняла, что я вернулся домой пешком среди ночи — по району, где орудовал похититель детей. Я знал, что заслуживал не одного извинения, но не хотел ничего слышать. Не теперь. День начинался так здорово. Мне не хотелось, чтобы чувство нормальности рассеялось.

Но мама продолжала:

— Вчера я тебя подвела. — Она помолчала, уставилась в пол. — Я не могу вернуться в прошлое и все исправить, но с этого дня буду стараться.

Ее лицо скривилось, в глазах у нее стояли слезы.

— Мне так жаль, милый.

От потрясения я лишился дара речи. Пич смотрела на меня. Ее карие глаза были еще больше, чем обычно, но я не мог ответить на взгляд. Я даже вафли жевать не мог. Сироп застыл у меня в горле.

— Это значит, — продолжала мама, — что сегодня я не отпущу тебя из дома.

Я нахмурился.

— Это не наказание, Уилл, — бросилась объяснять она. — Пожалуйста, поверь мне. Я не хочу, чтобы ты пострадал. Говорят, что... это сбежавший убийца похитил Кайли Энн Любек, а значит, все дети в опасности, пока его не поймают.

— Мам, я...

Я осекся, взглянув ей в лицо. Ее губы дрожали. На щеках выступили пятна. Она прижала ладонь к губам. Ее плечи тряслись. Крупные слезы висели на ресницах.

Мне показалось, что меня сейчас вывернет. Я не знал, что делать: уйти с кухни, как-то ее утешить или просто отвернуться.

Я отвел глаза.

Сестра спросила:

— Все хорошо, мамочка?

Она всхлипнула.

— Мамочка в порядке, милая. И вы тоже, слава богу. Не мне. Но сейчас мы установим правила, чтобы вы оставались в безопасности.

Мне не понравилось, как это прозвучало, но атмосфера в кухне тоже была нездоровой: мамин плач, мое смятение, даже свет был каким-то не таким — небо за окном сделалось тошнотворно-желтоватым. В голове всплыли слова Барли о приближающейся буре, о том, какой ужасной она будет.

— Я не хочу, чтобы вы выходили из дома, — сказала мама. — Без меня.

— Даже во двор? — захныкала Пич.

— Играть у дома можно, если Уилл будет рядом, но со двора — ни шагу. И не спускайте друг с друга глаз.

— А ты что будешь делать? Спать? — спросил я прежде, чем сумел остановиться.

Мама чуть поморщилась, но не рассердилась.

— Я это заслужила. Я бы тоже злилась на себя. Теперь все наладится.

Я посмотрел на нее с сомнением.

— Обещаю, Уилл, — сказала она, вытирая глаза. — Я стану лучше. Мне просто... нужна твоя помощь.

Я ни капельки ей не верил, но решил, что спорить бесполезно. Если ее силы воли хватит на пару дней — по крайней мере, это будет приятная перемена. До этого времени я думал, что мама останется обдолбанным зомби до конца жизни. Видеть ее прежней было необычно.

Но я не стал питать ложных надежд. Слишком часто обжигался.

— С этого момента, — продолжила она, — будем проверять друг друга каждый час. Если я уйду куда-нибудь... сегодня воскресенье, так что я буду дома почти весь день, но если уйду, то скажу вам.

— Тебе завтра на работу, — сказал я.

— Значит, важно, чтобы вы с Пич держались вместе.

— Да! — выкрикнула Пич, подпрыгнув на сиденье.

Я посмотрел на нее с улыбкой. Странная атмосфера на кухне немного рассеялась. Мне не нравилось, что мама внезапно взялась играть роль домовладелицы, но, может, это было частью ее восстановления. Я по-прежнему в него не верил, она уже клялась исправиться раньше, но, говоря, что нам делать, она чувствовала, что контролирует происходящее. Я это переживу. Желтая пелена в небе подсказывала, что погода испортится. Я был уверен, что друзей тоже посадили под замок. Что еще оставалось делать? Бродить по Шэйдленду и надеяться, что зловещий «мустанг» Эрика Блэйдса не вырулит из-за угла, чтобы размазать меня по улице?

— Покачай меня на бу-бух, — попросила Пич.

Я хмыкнул.

— Конечно.

«Бу-бухом» Пич называла веревочные качели, которые я повесил на толстой ветке платана на заднем дворе. Дерево стояло в двадцати футах от леса, рядом с кладбищем, но за окном день, и мы будем вдвоем. Я вел себя так, словно смеялся над Пич, но и сам ждал этого. Мне нравилось раскачивать ее, глядя, как ее волосы развеваются на ветру. Она издавала восторженный громкий писк, и это тоже было забавно.

Мама улыбалась нам, стоя у раковины. Она держала чашку кофе, пар клубился у ее лица.

На секунду я почувствовал, что мы снова семья.

Это мгновение я вспоминаю, оглядываясь в прошлое, теперь, когда все хорошее в жизни уничтожено.

— Выше, — потребовала Пич.

Я понял, что задумался. Я смотрел на кладбище, вспоминая сумасшедший бег к дому прошлой ночью. Несмотря на то, что мы с Пич проспали до полудня, я все еще был сонным и, как всегда в таких случаях, чувствовал себя другим человеком. Во-первых, тише. Миссис Герберт назвала бы меня молчаливым. Во-вторых, более эмоциональным, и это тревожило. Я ненавидел слезы, но, честно говоря, плакал чаще, чем другие парни. Крис и Барли знали эту мою особенность и надо мной не смеялись, но все равно я злился, когда это случалось. Словно я был дефективным. Мне оставалось гадать, плакал бы я реже, если бы вырос с отцом. Люди, у которых он был, считали это чем-то само собой разумеющимся, я же чувствовал его отсутствие каждый день.

Впрочем, сейчас я плакать не собирался. Напротив. Я толкнул Пич сильнее и отступил в сторону, чтобы она не пнула меня в лицо. Вспомнил о Кайли Энн, о руке, метнувшейся из темноты прошлой ночью и зажавшей ей рот.

Мне не очень нравилась Кайли Энн. Ладно, мне она совсем не нравилась, но это не значит, что я хотел, чтобы ее похитили. Часть меня желала включить телевизор, посмотреть новости, но я не стал делать этого — возможно, потому, что чувствовал свою ответственность за ее похищение. Я знал, что сделал все, что мог, бросился за ними в погоню, получил по носу, но все равно чувствовал, что подвел ее. А теперь она...

Я вздрогнул, отбрасывая ужасные варианты случившегося.

Поднял голову и увидел Пич. Она скривилась от боли.

— Что такое? — спросил я.

Сестра пролетела мимо, ерзая на бу-бух.

— Животик болит, — простонала она. — Кажется, мне надо в туалет.

— А.

Когда она пролетела мимо меня снова, я схватил веревку, остановил ее так быстро, как мог, не раскручивая качели, и спустил ее с бу-бух. Держась за живот, она побежала к задней двери.

Я остался один во дворе. Вспомнил указание мамы: «Не спускайте друг с друга глаз», — и пошел к дому. Я знал, что реальной опасности не было. Кто бы ни похитил Кайли Энн, даже если Карл Паджетт, он не объявится среди бела дня. Паджетт был Лунным Убийцей, в конце концов. А у другого преступника духу не хватит похитить парня вроде меня, старшеклассника. Только не днем.

Я на это надеялся.

Мой взгляд упал на нишу между крыльцом и окном маминой комнаты. Это был маленький закуток, в котором мы хранили тачку и старые игрушки. Я двинулся к нему, бесцельно, надеясь только, что Пич добежала до ванной прежде, чем живот ее подвел. Убирать пришлось бы мне.

Дойдя до закутка, я посмотрел на ржавый трехколесный велосипед и потрескавшуюся биту.

Справа от них поросшая мхом лестница уводила в подвал.

Я уже год туда не спускался. И тогда был там, только чтобы включить запальник на нашем древнем водонагревателе. Но сегодня у меня было другое настроение. Возможно, из-за того, что случилось за последние пару суток. Из-за угроз Брэда и его приятелей. Из-за похищения Кайли Энн. Из-за того, что преступник ударил меня по лицу.

Я подумал, что никто не поинтересовался, как я себя чувствую. Если на тренировке мяч попадет тебе в голову, с тобой проведут дюжину тестов, чтобы понять, что обошлось без сотрясения. Тебе врезал опасный преступник — и никаких проверок. Где логика?

Как бы там ни было, темная лестница в подвал сегодня не раздражала, и я сошел по крутым ступенькам, чувствуя запах плесени из темного подземелья.

Я открыл дверь, и в нос ударили вонь стоячей воды, грязи и слабый запашок канализации. Заметил одну из своих самых нелюбимых вещей — цистерну для дождевой воды, которая должна была спасти подвал от затопления. А еще черную дыру в цементном полу, из которой, как я всегда воображал, вылезет демон, а может, и сам сатана.

И все же я вошел в подвал, понимая, что Пич просидит в туалете минут десять. Она никогда не торопилась, справляя нужду, а с расстройством желудка могла и час там проторчать. Я бы не волновался, будь у нас две ванные, но приходилось терпеть или идти в лес.

Часто я туда и уходил.

Но сегодня мне это не требовалось. По правде говоря, несмотря на все случившееся, я был даже доволен. Мамин приказ оставаться дома странным образом освобождал меня от ответственности. Я мог лениться, не чувствуя, будто что-то пропускаю.

Но это было еще не все.

Я читал об этих штуках, лозах, с помощью которых люди находят под землей воду, и чувствовал себя одной из них. Кости гудели, словно я поймал остаточное электричество от ближайшего трансформатора. Не знаю, было ли это предчувствием, но, когда я заметил кучу старых коробок на прогнившем деревянном стеллаже в дальнем углу подвала, мысленная лоза дернула меня вниз, предупреждая, что я нашел то, что нужно. Ведомый инстинктом, я шагал мимо обломков, которые мама оставила здесь: мимо собственного игрушечного паровозика, первой колыбельки Пич, микроволновки, сломавшейся много лет назад, — и опустился на колени перед полками.

Их было две. По бокам стояли закрытые жестянки с краской, которая, вероятно, высохла давным-давно. Я выбрал одну из коробок. Она была мокрой. Шесть дюймов высотой и пару футов шириной. Я попытался поднять ее, но она оказалась тяжелой. Я решил, что оторву руки, вынося ее из подвала. Вместо этого я подтащил коробку поближе и опустил ее на липкий пол. Смахнул паутину и сморщился при виде усохших мух и божьих коровок, попавших в сеть. Осторожно открыл коробку, опасаясь пауков-отшельников и других неприятных сюрпризов. Но, кроме затхлого запаха, внутри оказались лишь мои школьные проекты, некоторые из них даже времен детского сада. Кривая черно-зеленая глиняная чашка — подарок на День матери в первом классе. Я нашел целую пачку листов с оценками: орфографические тесты, тесты со сложением и вычитанием, первые сочинения. Одно было докладом о цунами, который я сделал в третьем классе. Другое, как я вспомнил с гордостью, того же года: самодельная книжка о волках, настоящий шедевр с картинками, вырезанными из журналов, и научными фактами, которые я переписал из энциклопедии. Всем плевать, если ты плагиатишь в третьем классе.

Все это было круто и вызывало бы ностальгию, если бы не начало гнить и разваливаться из-за здешней сырости. Меня разозлило, что мама не хранила эти вещи в шкафу дома. С отвращением я запихал все в коробку и сунул ее на полку. Если мои детские воспоминания ничего не значат для мамы, решил я, какое мне до них дело?

Часть меня сказала, что это глупо, но в тот момент я не хотел об этом думать. Мне было больно. Казалось, мама всегда меня ранила. Или я слишком остро реагировал и должен был стать жестче.

Я хотел уйти, но лоза дернула меня снова.

Руки сами потянулись вперед и схватили еще одну коробку, с нижней полки. Она была больше и тяжелее, и, когда я попытался подтащить ее, как первую, от нее оторвался большой кусок. Я наклонился к коробке и очень осторожно потащил ее на себя. Скоро она стояла передо мной на цементе.

Каждая клеточка моего тела гудела. Я раздвинул промокшие лохмотья, оставшиеся от крышки, и сморщился от вырвавшейся наружу вони. Вместо заданий по математике и научных отчетов в этой коробке было полно газетных вырезок. На первой — моя мама, королева Четырехлистника[11]. Или вице-мисс, поправил себя я. Вырезка отсырела, но на ней была абсолютная незнакомка. Эта Мишель Берджесс улыбалась. Она была красивой и, признаю, это меня встревожило... горячей. Четыре или пять фотографий из местных газет. Света хватило бы, чтобы прочитать подписи, но бумага отсырела, и слова размыло. Что ж, по крайней мере, мама и о своем прошлом забыла, раз оставила их гнить.

Под статьями о королеве я нашел несколько других, которые меня озадачили. Там был снимок магазина Барли — с открытия, двадцать лет назад. А еще статья о том, что агент по недвижимости открывает в Шэйдленде дело. Я никогда о нем не слышал.

Я порылся в куче и заметил еще несколько вырезок насчет этого агента. Его звали Тед Декстер. Он выглядел как актер из ситкома восьмидесятых. У него были волнистые волосы и обаятельная улыбка. Много вырезок были рекламой агентства Теда Декстера.

Ниже я нашел другие знакомые лица. Моего тренера. Управляющего школьной системой Джима Блэйдса, тогда — учителя технологии. Мне попалась статья о девочке-подростке, пропавшей шестнадцать лет назад. Действительно старая фотка молодого и стройного Брюса Кавано. Его засняли в прыжке во время школьного баскетбольного матча.

Затем я наткнулся на фотографию, от которой по коже побежали мурашки.

Карл Паджетт.

Дата наверху страницы говорила о том, что газете семнадцать лет.

Лунный Убийца вызывал не дрожь — ужас. С первого взгляда он казался нормальным парнем. Более того, озарило меня, он и был тогда нормальным парнем. По крайней мере, все так думали. Три фотографии запечатлели его в разной обстановке. В местном ресторане, который к этому дню уже закрылся. В баптистской церкви. На заправке. Паджетт выглядел нормальным во всем — от застегнутых рубашек до густых бакенбардов и веселой улыбки.

Он не походил на человека, убившего девять детей.

«Постой-ка», — подумал я. Газеты были местными, значит, Карл Паджетт бывал в Шэйдленде.

Не только бывал, решил я, но и знал многих известных мне людей.

Неужели он здесь когда-то жил?

— Что ты там делаешь? — раздался голос.

Взвизгнув от ужаса, я уронил дюжину вырезок.

— Уилл Берджесс, — сказала мама, ее голос звучал все ближе. — Ты обещал мне приглядывать за сестрой!

В спешке я попытался засунуть вырезки в коробку, но, когда услышал шаги за спиной, на полу еще оставалась дюжина листков.

— Что ты... — начала она спрашивать, а потом ахнула. — Ты не имеешь права на них смотреть!

Я был так потрясен гневом в ее голосе, что даже сжался. Неважно, что я был намного выше ее. Сейчас я съежился до размеров Пич.

Она прошла мимо, сложила оставшиеся вырезки в коробку, сунула ее на полку, не обращая внимания на расползающийся картон, и закрыла крышку, кипя от ярости.

Подняла указательный палец и сказала:

— Никогда больше сюда не заходи. Это тебя не касается.

В другое время я бы взбесился от ее слов, но сейчас момент был явно не тот. Я чувствовал, что, если попробую спросить о вырезках, она окончательно взбесится.

Я пошел к выходу из подвала, живот крутило.

— Крис на проводе, — пробормотала она.

Я повернулся и уставился на нее в полутьме.

— Что?

Она насмешливо на меня посмотрела.

— Крис Уоткинс. Твой лучший друг. Звонит. Вот почему я сюда спустилась. Ты оставил дверь открытой. Иначе я бы и не узнала, что ты не следишь за сестрой.

Это было слишком.

— Я слежу за ней. Забочусь о ней больше, чем ты — каждый божий день, и ты это знаешь.

Мой голос был хриплым и ломким. Несмотря на гнев, мама поняла, что зашла слишком далеко.

Она испустила долгий раздраженный вздох.

— Знаю. Я не это имела в виду... Слушай, Уилл, просто не трогай больше чужие вещи.

Я промолчал.

Она заглянула мне в глаза.

— Сколько ты... ох, неважно. Иди, поговори с Крисом.

В моей голове зазвучала тревога.

— Что-то не так?

Она помедлила.

— Думаю, это связано с девочкой Любеков.

— Крис? — позвал я. — Ты тут?

— Привет, Уилл. — Его голос звучал подавленно.

Чувствуя тошноту, я понял, что мама, скорее всего, права. Я не хотел задавать вопрос, но не смог промолчать.

— Есть новости о Кайли Энн?

— А ты не слышал?

— Не-а, — сказал я. — Плохие?

Он не отвечал так долго, что я решил: нас разъединили. Потом он вздохнул.

— Да.

С кошмарным предчувствием я понял, что он старается говорить ровно.

— Давай, чувак, что случилось?

В миллиардный раз я жалел, что моя семья живет без технологий. У скольких детей в западном полушарии не было доступа к Интернету или мобильного? Я узнавал все последним. Как какой-то первопроходец, чудом попавший в двадцать первый век.

— Все плохо, Уилл. Они еще не уверены, но, если это правда, все просто...

— Что плохо? Может, скажешь, наконец...

— Они кое-что нашли.

Я словно окаменел. Сидел, уставившись в кухонную стену, а в голове крутилось: «Они кое-что нашли. Они кое-что нашли. Они кое-что нашли. Они...»

— Крис, — медленно сказал я. — Хочешь сказать, они нашли доказательство похищения?

Он ответил:

— Ты знаешь, что у моего отца всегда включена полицейская рация.

Я знал. Отец Криса был юристом и должен был узнавать все, что творилось в Шэйдленде, как можно быстрее. Поэтому он часто надолго включал полицейскую рацию. Я предположил, что Крис, болтаясь без дела, сидел неподалеку в надежде услышать новости о Кайли Энн.

— Короче, — продолжал Крис, — нашел это помощник Шварбер. Думаю, случайно. Они шли вдоль ручья — в нескольких сотнях ярдов от того места, где Кайли Энн... ну, ты понял.

— Да, — сказал я.

— Ага.

Я сглотнул.

— Ты сказал, Шварбер нашел это, но не сказал, что именно. Это важно, знаешь ли...

— Руку, Уилл. Они нашли ее левую руку.

Глава 8 Темный дом и ужасное воспоминание

Если бы мама регулярно ходила на работу, ей бы разрешили остаться с нами на следующий день. Беда в том, что она пренебрегала дисциплиной, как и родительскими обязанностями. Другими словами, была в шаге от увольнения.

Она объяснила нам, плача от унижения, что одни мы в этот понедельник не останемся. Пич пойдет в гости к Джульетт Уоллес, я буду зависать с Крисом. При мысли о том, что мы весь день проведем вместе, мой желудок сжался.

Я не хотел расставаться с Пич.

Уоллесы были хорошими людьми. Миссис Уоллес была домохозяйкой и обожала Пич. Несколько раз отводила меня в сторону и говорила, как благодарна, что я забочусь о сестренке.

Но сегодня я не мог этого сделать. Она будет в нескольких милях от города. Когда мама увозила ее к Уоллесам, я не мог избавиться от ощущения, что совершаю ужасную ошибку.

После того как Крис поделился жуткой новостью о Кайли Энн, я не выпускал сестренку из виду. Когда мама уложила ее в постель в 20:30, я включил телевизор и узнал всю историю похищения.

Как выяснилось, Карла Паджетта видели и опознали в южной части Индианаполиса, в двадцати минутах от Шэйдленда воскресным утром. Это значило, что если он похитил Кайли Энн, то либо убил ее и бросил труп в Шэйдленде, либо забрал в Индианаполис, либо освободил где-то между городами.

По дороге к Крису я думал об этом, но всякий раз складывался один сценарий: Паджетт хватал Кайли Энн, бил меня, уносил ее в Лощину, отрубал ей руку, а потом... что? Можно ли было забраться в настолько больную голову? Зачем Паджетту отрезать девчонке руку, а затем брать с собой куда-то еще?

От единственного ответа у меня сводило живот.

Чем дольше я думал об этом, тем сильнее меня мутило. Кайли Энн была красивой. Да, холодной. Да, заносчивой. Но красивой. Как раз того типа, который привлекал извращенцев вроде Карла Паджетта.

Прежде чем его задержали, он убил девять детей в возрасте от пяти до пятнадцати. В основном девочек, но и пару мальчиков тоже. В каждом случае он оставлял какую-то часть их тела. Ступню. Руку. Палец.

Наверняка это Паджетт забрал Кайли Энн.

— Ты в порядке, малыш? — спросила мама.

Я прислонился к пассажирскому окну, глядя, как дома становятся все шикарнее, пока мы едем к Крису.

— Мне жаль, что я не могу быть дома сегодня, — сказала мама. — Но ты ведь знаешь Рона.

Я мрачно хмыкнул. Да, я его знал. Хотя красота мамы увяла за последние пару лет, шеф все еще глядел на нее как на сочный кусок мяса. Всегда звал меня «чемпион» и ерошил мне волосы — привычка, которая говорила, что его опыт общения с детьми сводится к просмотру дерьмовых фильмов.

Я пожелал Рону аневризму.

— Заеду за тобой в пять, — сказала мама. — Договорились?

Краем глаза я видел ее полный надежды взгляд. Я знал, что это низко, но злился на нее за то, что она пренебрегала работой и загнала себя в угол. Теперь, когда мы нуждались в ней, ее не было рядом.

«Хватит, — сказал себе я. — Помни, что она старается. Она не может сразу все исправить. Тебе нужно быть терпеливее, особенно сейчас».

Я знал, что это правда, но смог выдавить только:

— Отлично.

Она смотрела на меня еще мгновение, потом грустно улыбнулась.

Вскоре я звонил в дверь Криса. Открыла его мама.

Я повернулся и помахал своей. Она помахала в ответ, просигналила, медленно развернулась и выехала с огромной подъездной дорожки Уоткинсов.

— Привет, Уилл, — сказала миссис Уоткинс. Она была вежливой, но не более того.

Чувствуя себя не в своей тарелке, я сунул руки в карманы и сказал:

— Спасибо, что разрешили прийти. Время сейчас плохое.

Она немного оттаяла. Ее улыбка стала не такой натянутой.

— Это пойдет на пользу вам обоим. Я знаю, Крису нужно отвлечься от... — Она осеклась.

В доме Крис повел меня наверх по вьющейся лестнице.

— Разве мы не пойдем в подвал? — спросил я.

Он бросил через плечо почти на лестничной клетке:

— Настольный футбол подождет. У меня для тебя сюрприз.

— Научился пи́сать стоя?

Он показал мне средний палец.

Мы вошли в комнату, и я заметил, что компьютер включен. Более того, в верхней части монитора мерцал зеленый огонек. Значит, когда я пришел, он общался с кем-то по скайпу. С кем бы он ни говорил, на экране было пустое кресло в незнакомой кухне.

— Это не дом Барли, — сказал я.

Крис только ухмыльнулся и склонился к монитору.

— Ты еще здесь? — спросил он.

— Постой, — ответил приглушенный голос, и мои внутренности пустились в пляс. «Нет, — подумал я. — Не может быть».

Мия появилась на экране, раскрасневшаяся и полная жизни.

— Привет, Уилл, — сказала она.

Я осознал, что стою за креслом и видно только мой торс. Как она узнала меня, я понятия не имел. Неужели моя одежда настолько бросается в глаза? А может, мои живот или бедра?

Я вспомнил, как она коснулась моего бедра.

— Садись, придурок, — громко прошептал Крис.

Я сел и посмотрел на Мию.

Ее улыбка стала шире.

— Рада тебя видеть!

Она прикусила губу и содрогнулась.

— Наверное, я должна быть серьезней. Учитывая обстоятельства.

Крис спросил:

— Есть новости о Кайли Энн?

Мия покачала головой.

— Никаких. Слышали, что Паджетта заметили в Инди?

— Ага, — сказал я. — Это ведь здорово, да?

Она посмотрела на меня с сомнением.

— Не знаю. Здорово будет, если они найдут Кайли Энн.

Воцарилось долгое тяжелое молчание.

Она обняла себя и поежилась.

— Давайте поговорим о чем-то другом. Где твоя сестра, Уилл?

Я ответил.

Она улыбнулась.

— Мне нравится, как ты зовешь ее Пич.

«Мне нравится, как ты дышишь», — хотел сказать я.

— Итак... чем займешься? — спросил я.

Мия вгляделась в комнату у меня за спиной.

— Крис еще с тобой?

— Нет, — сказал я. И это было правдой. Он только что ушел вниз за закусками или еще за чем-то. Или сидел на толчке.

— Хорошо, — сказала она. — Хочу тебе кое-что показать.

В голове у меня появились грязные мысли, и я почувствовал вину.

— Давай, — сказал я хрипло.

— Подожди, — ответила Мия. Встала и исчезла. Меня охватило странное чувство утраты. Я знал, что она вернется, но, когда она была передо мной, даже на экране компьютера, пустота внутри, о которой я даже не подозревал, заполнялась. Я сознавал, что, как говорится, запал на нее, пускал слюни, как щенок, что звучало еще более мерзко, но в глубине души понимал, что мое чувство глубже. Мы были знакомы со второго класса, и, хотя никогда не встречались, я всегда относился к ней не так, как к остальным девчонкам. Не говоря уже о том, что она была самой красивой из всех.

Я вспоминал Мию в ручье, в черном бюстгальтере, когда она вернулась.

Я покраснел, надеясь, что эти мысли не отразились у меня на лице.

— Вот, — сказала она, держа разноцветную тетрадку с наклейками, кисточками и странными узорами на обложке. — Хочу, чтобы ты знал, что я не врала.

— Не врала о чем?

Вместо ответа она начала читать:

— Он часто погружен в себя. Это хорошо: когда он задумчив, то выглядит таким милым. Думаю, он много читает, а когда говорит, кажется в два раза старше. У него прекрасные голубые глаза, и, хотя он не расчесывается, мне нравятся его темные волосы.

Разрываясь между восторгом и неверием, я понял, что она говорит обо мне.

Она ухмыльнулась, увидев мою реакцию, и продолжила:

— Он думает, я его не замечаю, но это не так. Иногда я ловлю на себе его взгляд. Он всегда отворачивается прежде, чем я успеваю улыбнуться. Но, наверное, это хорошо. Брэд его терпеть не может и, если он узнает о моих чувствах, скорее всего, убьет Уилла.

«Ты даже не представляешь, насколько права», — подумал я.

Она читала дальше:

— Он всегда уходит с английского раньше меня, и мне это нравится. Мы с Ребеккой идем позади них с Крисом и наблюдаем за ними. Иногда мы с Ребеккой спорим, кто лучше. Я, конечно, выигрываю, но Ребекка думает... — Она осеклась, встревоженно огляделась. — Кажется, я что-то слышала.

— А еще что-нибудь есть? — спросил я. Во рту пересохло.

— Может быть, — лукаво ответила она. — Хочешь услышать?

— Да, — прохрипел я.

Она ослепительно улыбнулась и перевернула страницу. Изучала ее, пока не нашла нужный абзац, и прочитала:

— Всякий раз, когда мы ссоримся с Брэдом, я надеюсь, что у Уилла нет девушки. Мне бы хотелось...

Я наклонился вперед.

— Чего?

Она застенчиво на меня посмотрела.

— Это личное, понимаешь?

— Я не против личного.

— Ну конечно, — сказала она. Ее взгляд пронзил меня молнией.

Она прочитала:

— Мне бы хотелось узнать, как он целуется. Готова спорить, он нежнее Брэда. Хотя, конечно, и пылесос нежнее Брэда.

Мы рассмеялись.

Посерьезнев, Мия продолжила:

— Когда я представляю, как мы с Уиллом целуемся, я думаю... — Она вновь осеклась и нахмурилась. — Я не буду читать это вслух. Чувствую себя проституткой.

Мое сердце стучало в ребра.

— Я так о тебе не думаю. Я правда хочу услышать еще.

— Уилл, — сказала она.

— Пожалуйста.

— Я смущаюсь.

Я знал, что не должен настаивать, но мой пульс зашкаливал, а возбуждение было слишком сильным. У меня еще не было девушки, и, хотя Мия со мной не встречалась, по крайней мере — пока, я начал понимать, как круто все могло бы быть.

— Послушай, — попросил я, — просто притворись, что это не ты написала.

— Но это я.

— Знаю, просто скажи себе, что не ты. Представь, что читаешь роман.

Она выгнула бровь.

— Любовный?

— Приключенческий.

Она коротко рассмеялась.

— А Уилл, — продолжал я, — это не я, а крутой главный герой, на которого запала героиня.

Она склонила голову к плечу.

— Вот, значит, что ты думаешь, Уилл? Что я на тебя запала?

«Черт», — подумал я.

— Это не ты. Это главная героиня.

— Которую зовут Мия.

— Это дивное имя, — сказал я. — Просто так совпало, что оно одно на двоих.

Она улыбнулась мне. Смущенно, но я знал, что ей это тоже нравится. Она выпрямилась на стуле, скрестила ноги и прочла:

— Когда я представляю наш поцелуй с Уиллом, думаю о воде. Возможно, об озере, спокойном и теплом. Он снимает футболку и... — Она замолчала и уставилась в потолок со сводящей с ума застенчивостью.

— Продолжай, — сказал я, пытаясь изгнать из голоса молящие нотки.

Она вздохнула.

— ...и я тоже...

Мое тело онемело.

Она посмотрела на меня так, словно давно уже не была подростком. Я едва не упал с кресла.

— Его кожа теплая. Он обнимает меня, и хотя его руки не накачанные, они сильные. Уилл целует меня сперва осторожно, но потом расслабляется и целует жарче. И... и... — Она с хлопком закрыла тетрадь. — Прости, но дальше я читать не буду. Не могу притвориться, что это приключенческий роман.

Она уставилась на меня.

— Ну?

Не зная, что сказать, я прошептал:

— Когда ты это написала?

Тень улыбки скользнула по ее губам.

— Два месяца назад.

Разговор был прекрасным, но к концу я подумал, как нечестно, что я мог пользоваться компьютером только у Криса или у Барли. Я пытался не подавать виду, но эта мысль грызла меня изнутри. Я чувствовал, что обижаюсь на Криса, хотя он ничего не сделал.

— Наверное, круто с новым ноутом, — сказал я, когда он закрыл скайп.

Крис мрачно посмотрел на компьютер.

— Неплохо.

Я знал, что это мерзко, но не мог удержаться.

— Наверное, я бы тоже не особо радовался, если бы получал все, что хотел.

— Перестань, — сказал он. — Ты же знаешь, дело не...

— Дело именно в этом, — рявкнул я. — Ты думал, каково быть нищебродом, над которым все смеются? Которому грубят копы. Которому какой-то психопат в лесу разбил нос.

Крис нахмурился.

— Думаешь, я не хотел, чтобы тогда досталось мне?

Он сказал это так, что я понял: он не лжет. И вспомнил о том, что случилось в первом классе. Мы, трое мальчишек, были в туалете. Я, Крис и парень по имени Джордж Гейтс. Мы закончили обедать, и теперь был черед малышей из детского сада. Но сперва нескольким захотелось в туалет.

Джорджу в голову пришла замечательная идея: закрыть двери, чтобы они не смогли попасть внутрь. Прежде чем это осознал, я держал двери и смеялся вместе с ним. Крис был во второй кабинке и понятия не имел, что мы делали. Стук в дверь становился все громче, и я начал понимать, как глупо мы себя ведем. Но не сообразил, насколько плохо мы поступили, пока один из малышей не описался и не рассказал учительнице, что мы творим.

Десять минут спустя мы втроем оказались у кабинета директора. Джордж вошел первым. Его отшлепали так, что у меня задница разболелась. Пару минут спустя Джордж, всхлипывая, вывалился в коридор, и Криса позвали поговорить с мистером Кэрроллом, нашим огромным, размахивающим шлепалкой директором. Я был уверен, что Крис скажет ему правду: что он все это время сидел в кабинке и не делал ничего, чтобы малыш обмочился. Но гулкие удары шлепалки по заднице Криса говорили о другом.

Через несколько минут Крис вышел из кабинета со слезами на глазах, за ним показался мистер Кэрролл. Громадный мужчина посмотрел на меня и сказал:

— Возвращайся в класс, Уилл.

Этим все и закончилось.

Когда мне хватило духу спросить Криса, почему он признался в том, чего не совершал, он посмотрел на меня так, словно я его оскорбил.

— Одного из нас отшлепали бы, — сказал он.

Сидя на кровати Криса, лучшего друга, на которого я только что сорвался без всякой причины, я осознал, что он действительно хотел оказаться на моем месте и столкнуться с похитителем Кайли Энн. Не для того, чтобы стать героем, а чтобы я не пострадал.

Он был лучше меня. Как друг и как человек.

Я отрывисто выдохнул. Меня от себя тошнило.

— Думаю, Кайли Энн досталось сильнее, чем мне.

Крис ничего не сказал. Молчание затянулось.

Я сгорбился.

— Прости, что я такой придурок.

Он дернул плечом.

— Ничего не поделаешь. Ты таким родился.

Я показал ему птичку, и мы тихо рассмеялись.

Напряжение немного рассеялось, но не совсем. Возможно, чтобы сбросить мрачное настроение, мы решили поиграть в мяч на огромном заднем дворе Криса. Проходя через кухню, я заметил, что его мама смотрит телевизор, выдвигавшийся из-под буфета.

Крис спросил:

— Нашли какие-нибудь следы Кайли Энн?

Его мама не сводила глаз с экрана.

— Они прочесали лес, но ничего не обнаружили. Утром был дождь, и собаки не могут найти след.

— А что насчет Карла Паджетта? — спросил Крис.

— Думаю, он давно уехал, — ответила она. — Он слишком умен для них.

— Да ты что! — загремел голос позади нас. Мы все развернулись и увидели, что к нам идет отец Криса. В руке он сжимал чашку кофе — так сильно, что пальцы побелели.

Мама Криса побледнела.

— Я только хотела сказать, что, если они не нашли его до сих пор, они могут не...

— Он настоящий герой, да? — оборвал ее мистер Уоткинс. — Отрубил руку этой девочке и бросил в лесу. Что, думаешь, он с ней сделал, прежде чем убить ее?

Мама Криса вздрогнула и посмотрела на сына. Он в страхе уставился на отца.

— Думаю, мальчики уже достаточно напуганы...

— Ты хвалишь этого сукиного сына, Каролина, — сказал мистер Уоткинс с кривой ухмылкой. — Так что не указывай мне, что говорить в моем доме.

Я посмотрел на мистера Уоткинса, впервые заметив, какой он здоровый. У него был большой живот, и я знал, что он недалек от сердечного приступа. Но он был ростом шесть с половиной футов[12] и весьма внушительным. Нависая над женой, он напоминал гризли, готового сожрать беззащитного туриста.

Выглядя так, словно ее вот-вот стошнит, миссис Уоткинс положила руки нам на спины и повела нас к двери.

— Лучше побудьте во дворе, — прошептала она.

Я кивнул, готовый уйти, но страх во взгляде Криса сменился ужасом.

— Мы не спешим, мама. Тебе не обязательно стоять здесь и слушать, как он орет на тебя.

— А ты заткни свой поганый рот! — оборвал его мистер Уоткинс, его лицо побагровело. — И так из-за тебя куча проблем.

Крис в шоке смотрел на отца. Я кое-как вывел его из дома. Пока дверь со скрипом закрывалась, я услышал рев мистера Уоткинса:

— Какого черта здесь забыл Берджесс? Думаешь, этот паразит хорошо повлияет на нашего сына?

Мои щеки горели, когда я сошел с крыльца, но Крис все еще стоял на второй ступеньке и глядел сквозь стекло на двери.

— Пойдем, — сказал я. — Поиграем в мяч.

Крис не ответил. Я видел, как вздымается его грудь.

Голос его отца доносился сквозь дверь раскатами грома. Мама Криса что-то ответила. Ее голос звучал жалобно, хотя я не знал, за что ей извиняться.

Раздался глухой, сочный шлепок. Плечи Криса поникли, лицо скривилось от боли.

«О боже», — подумал я. Я подошел к нему, хотел взять за локоть, но опустил руку, когда понял, что говорить нечего. Что я мог сказать? Мне жаль, что твой отец бьет твою маму?

Новый глухой удар. Крис всхлипнул.

«Что творится с людьми? — уныло подумал я. — Какой мужчина будет бить женщину? Почему Крис должен с ним жить?»

Я положил руку ему на плечо.

— Мы с этим справимся.

— Это никогда не кончится, — прошептал он. Его нижняя губа дрожала.

— Кончится, — сказал я, зная, как глупо это звучит. Я сжал его плечо. — Это не твоя вина, но мы убедимся...

— Моя! — зарычал он. — Это моя вина.

В глазах закипели слезы. Я сильнее сжал его плечи, наклонился к нему и сказал:

— Не ты это сделал, а твой отец. Мы скажем кому-нибудь, найдем способ это остановить.

— Я остановлю это прямо сейчас, — сказал он.

Оттолкнув меня, Крис схватился за дверную ручку. Я не знал, что он сделает, если столкнется с отцом, но в дверь позвонили, и конфликт отошел на второй план.

Его отец что-то пробормотал. Я зашел в дом следом за Крисом. Его мама плакала на кухне, ее нижняя губа была разбита и кровоточила. Крис хотел обнять ее, но она отшатнулась, зло на него глядя.

— Не трогай меня.

— Мама, — сказал Крис дрожащим голосом. — Тебе нужно...

— Не говори мне, что делать, — раздраженно бросила она. — Это работа твоего отца.

Она вылетела из кухни, Крис смотрел ей вслед — по щекам текли слезы.

Мне хотелось его утешить, но я не мог подобрать слов. Болезненную тишину нарушили голоса в прихожей. Не глядя друг на друга, мы пошли на звуки.

Там были два копа из полиции штата, судя по виду. Они стояли напротив мистера Уоткинса и совсем не походили на шэйдлендских. В отличие от тупого и злобного Брюса Кавано или самоуверенного дебила Шварбера, они казались профессионалами. Один был невысоким и коренастым, с сединой в коротко стриженных волосах, другой — высоким, худощавым и черным. Он выглядел чуть моложе. Коп поменьше, белый, писал что-то в блокноте. Высокий сложил руки на груди. Они беседовали с мистером Уоткинсом, когда мы подошли.

— ...им все, что знал, прошлой ночью, — говорил отец Криса вежливо, но враждебно. — Не вижу смысла все повторять.

— Мистер Уоткинс, — сказал худощавый. — Я уважаю ваше желание защитить сына...

— Если бы вы его уважали, вас бы здесь не было, — сказал мистер Уоткинс.

Худощавый коп посмотрел на коренастого. Тот глядел на нас с Крисом.

Белый коп улыбнулся.

— Привет, парни.

Я кивнул ему, Крис не стал.

Крис смотрел на отца.

Я понял, что мистер Уоткинс притворялся, что ничего не случилось. Он только что вмазал жене, по меньшей мере дважды, достаточно сильно, чтобы у нее пошла кровь, и снова вел себя как заботливый отец и разгневанный налогоплательщик.

«Он отличный актер, — изумленно подумал я. — И полный сукин сын».

— Я не давал вам разрешения говорить с моим сыном, — сказал мистер Уоткинс тоном достаточно холодным, чтобы заморозить лаву.

Черный коп хмыкнул.

— Он просто поздоровался.

— Мне все равно, что он сказал, — ответил мистер Уоткинс. — Мне вообще не стоило вас впускать.

— А теперь... — Он повел их к двери. — Если вам не трудно...

Раздался новый голос:

— Ее еще не нашли?

Обернувшись, мы увидели маму Криса. Она казалась немного бледной, но, если не считать яркой помады, выглядела вполне нормально.

«Еще один прекрасный денек в особняке Уоткинсов», — подумал я.

Высокий черный коп виновато улыбнулся.

— Нет, мэм. Поэтому мы и хотели поговорить с вашими мальчиками.

Мистер Уоткинс опять побагровел.

— Я уже сказал, что не дам им разговаривать с Крисом. А теперь я хочу, чтобы вы оба...

— Я поговорю с вами, — сказал я.

Все головы повернулись ко мне.

Крис кивнул.

— Я тоже. Если это поможет Кайли Энн.

— Это не поможет Кайли Энн, — мрачно изрек мистер Уоткинс. — Начальник полиции Шэйдленда допрашивал моего сына прошлой ночью почти час, и Крис не скажет вам ничего нового.

— Мистер Уоткинс, — сказал коренастый коп. — Мы чувствуем, что в интересах следствия лучше...

— Повторить беседу, — сказал высокий коп.

— Но почему... — начал Уоткинс.

— Потому что Кавано не знает, что делать, — сказал я.

Вновь все головы повернулись ко мне. Я заметил, что полицейские прячут улыбки.

— Ну, если ты такой спец, — мерзко ухмыльнувшись, сказал мистер Уоткинс, — почему бы тебе не пойти с ними?

На секунду я забыл, какой он огромный.

— Почему вы так хотите их выпроводить?

Лицо мистера Уоткинса окаменело. Казалось, он бы придушил меня в этот момент, если бы не свидетели.

— Они превышают полномочия, — ровно сказал он.

— Правда? — спросил я, оглядываясь вокруг. — Вы это так спокойно говорите. Может, расскажете, почему ваша жена накрасила губы?

Атмосфера в прихожей моментально поменялась. Отец Криса выглядел так, словно вот-вот взорвется от унижения или ярости, а может, от того и другого сразу. Крис казался таким напуганным, точно упадет в обморок. Коренастый коп посмотрел на меня с сомнением, но высокий изучал мистера Уоткинса, словно видел его в первый раз, и то, что он разглядел, ему не нравилось.

— Хотите нам о чем-нибудь рассказать, мистер Уоткинс? — спросил высокий.

Мистер Уоткинс открыл рот и снова закрыл, напомнив мне малыша, пускающего пузыри. Наконец он выдавил:

— Мы поспорили, но этим дело и ограничилось. Думаю, у Уилла слишком богатое воображение.

Я знал, что должен заткнуться, но был словно одержим и продолжил:

— Так я вообразил, что у нее минуту назад был разбит рот?

Высокий коп, казалось, был готов свернуть мистеру Уоткинсу шею, но миссис Уоткинс удивила нас всех. Она сказала:

— Может, пойдешь с ними, Уилл?

Мне будто дали пощечину.

— Миссис Уоткинс, он не должен был...

— Я ценю твою заботу, — оборвала она. — Но, думаю, тебе лучше уйти.

Я открыл рот, чтобы возразить, но она добавила:

— Пожалуйста, Уилл.

Я взглянул на Криса и поразился тому, каким он был бледным. Я знал, что все случившееся его ранило. Хотел помочь ему, но решил, что лучше уйти с копами. Знаю, это кажется трусостью, но дело было не в страхе.

Просто я узнал много нового о Уоткинсах. Я был в курсе, что, несмотря на богатство, они несчастливы. Знал, что отец и раньше бил маму Криса и это сходило ему с рук. И я не сомневался, что он снова ее ударит.

Выйдя с копами из дома, я понял, что это порочный круг семьи Уоткинсов. Сел в машину, и в голову пришла ужасная мысль.

Что, если мистер Уоткинс бил и Криса?

Это бы многое объяснило. Я уже думал об этом — из-за того, каким тихим становился Крис, когда говорили о его отце, как свет в его глазах тускнел, сменяясь мрачной задумчивостью. В такие моменты он выглядел намного старше своих пятнадцати.

— Итак, — сказал белый коп, выруливая с дорожки Уоткинсов. — Меня зовут Джим Флинн, а это — детектив Вуд.

Высокий черный коп повернулся на пассажирском сиденье и смущенно мне улыбнулся.

— Можно и Дэвид.

Я подумал, что трудно будет называть взрослого мужчину иначе, чем офицер или сэр, но молча кивнул.

Офицер Флинн изучал меня в зеркале заднего вида.

— Ты был прав насчет Кавано. Я дружу с шерифом округа Лари Робертсоном. Между нами, он терпеть не может Кавано. Или его помощников.

— Они провалили дело, да? — спросил я.

Детектив Вуд обернулся ко мне.

— Это все равно что назвать Карла Паджетта нерадивым пешеходом. Это расследование — просто катастрофа.

— Это еще мягко сказано, — добавил Флинн. — Они не просто ошибались. Они принимали наихудшие решения на каждом шагу.

— Начиная с того, что не связались с нами, когда пропала Кайли Энн.

Флинн сплюнул в окно, поджал губы.

— Мы бы ее уже нашли.

Вуд покачал головой.

— Эти дубины потратили драгоценные часы, обшаривая лес. — Он посмотрел на меня. — Тебе ведь от них досталось?

— Меня не били, — сказал я. — Но обращались со мной как с преступником. И заставили идти домой в три ночи.

Вуд даже открыл рот от изумления. Флинн остановил машину. Мрачно уставился перед собой.

— Начнем сначала? — спросил детектив Вуд.

Я рассказал им, как Кавано и его помощники смеялись над моими словами. Пока я говорил, мужчины переглядывались. Изумление на их лицах быстро сменилось яростью.

Детектив Вуд повернулся на сиденье, чтобы смотреть на меня. Он говорил медленно и многозначительно — от этого я немного занервничал.

— Уилл, ты кажешься мне искренним. Но ты должен знать: нам не стоит лгать, иначе у тебя будут огромные проблемы. Понимаешь?

— Конечно, — сказал я, чуть покраснев.

— Тогда, сынок, — сказал офицер Флинн, — лучше расскажи нам все, с начала и до конца. Пожалуйста, ничего не упускай, особенно если это касается пропавшей девочки.

— Или полиции Шэйдленда, — добавил Вуд.

— Особенно полиции Шэйдленда, — сказал Флинн.

Пока мы ехали по Масоник-роуд, я рассказал им все.

Когда я закончил, мы уже десять минут сидели в машине на моей подъездной дорожке.

— ...а потом Брэд и остальные парни забрались в «мустанг» Блэйдса и уехали, — сказал я.

Детектив Вуд изучал меня.

— Что-то еще?

Я подумал как следует.

— Уверен, что это все. — Я решал, стоит ли рассказывать им о том, что Пич видела в окне, — о бледном, жутком лице со светящимися изумрудными глазами, но что-то, возможно, забота о сестре, нежелание, чтобы о ней думали как о маленькой дурочке, удержало меня.

Флинн повернулся к Вуду.

— Что думаешь?

Вуд выглянул из окна.

— Показания Уилла вполне совпадают с фактами, предоставленными Кавано.

Флинн посмотрел на мой дом.

— Похоже, никого нет?

— Мама будет работать еще несколько часов.

— У тебя ведь есть младшая сестра, да?

— Она у подружки.

Вуд внимательно на меня посмотрел.

— Ты много времени проводишь один?

— Это не страшно, — сказал я и хотел выйти из машины. Дверца не поддалась.

— Постой, — сказал Вуд. — Я открою.

Он выпустил меня в душный день, и я снова изумился, какой он высокий.

— Ты уверен, что хочешь остаться один? — спросил он.

Я пожал плечами, стараясь выглядеть взрослым.

— Паджетта ведь уже нет в городе?

— Мы не строим предположений, — ответил он. — Мы даже не уверены, что это он похитил Кайли Энн.

— Значит, вы ничего не знаете, — сказал я.

Я думал, это взбесит детектива Вуда, но он еле заметно улыбнулся.

— Представь, что работаешь кассиром в «Уолмарте». Приходишь в шесть вечера, встаешь за кассу, за которой кто-то простоял весь день. Наличные, сдача — все наперекосяк, потому что у того парня проблемы с математикой, а еще с кредитными картами и большими счетами. Но это ты окажешься крайним, если цифры не сойдутся к концу смены.

Я кивнул.

— Понял. Вы должны разгребать дерьмо после начальника Кавано.

— Дерьмо — это мягко говоря. Будь ты чуть постарше, я бы сказал, что это, но пока — да, пусть будет дерьмо.

Хлопнув меня по плечу, он сел в «крузер».

— Береги себя.

Я подумал, что они сразу же уедут, но детектив Вуд наклонился ко мне. В его глазах читалось сомнение.

— Можно тебя еще кое о чем спросить?

Я ждал.

— Учти, — продолжал он, — ты можешь и не отвечать.

— Ладно, — сказал я, но уже знал, какой вопрос за этим последует. Хуже того, я не знал, как на него ответить.

— Дома, у друга, ты сказал кое-что интересное.

Я переступил с ноги на ногу.

Теперь и офицер Флинн наклонился ко мне с водительского сиденья.

— Кое-что насчет мистера и миссис Уоткинс.

Я облизал губы.

— А. Это.

Детектив Вуд спросил:

— Он ударил ее?

Я медлил.

— Что, если я скажу «да»?

— Честно говоря, — сказал Вуд, — все зависит от того, как мы решим поступить. Мистер Уоткинс — известный в городе человек, и он будет оспаривать любое обвинение.

Я хмыкнул.

— Это точно.

Флинн выглядел так, словно унюхал что-то мерзкое.

— Уоткинс не слишком-то популярен у полиции.

Я хотел улыбнуться, показать, что я с ними заодно, но мог думать лишь о Крисе. Что будет, если копы придут арестовывать его отца? Как это отразится на моем друге? Что станет с миссис Уоткинс? Изобьет ли ее муж в два раза сильнее?

Видимо, эти сомнения отразились на моем лице, потому что Вуд сказал:

— Послушай, Уилл, мы здесь не для того, чтобы ставить тебя в ужасное положение. Если тебе нужно время, чтобы обо всем подумать, как насчет этого... — Он вытащил что-то из кармана рубашки и протянул мне. Визитная карточка. — Возьми и подумай. Кажется, ты понимаешь, что правильно. Парни вроде Уоткинса никогда не меняются. Он будет делать это, пока кто-нибудь его не остановит.

Он посмотрел мне в глаза.

— Пока кто-нибудь не воспротивится.

Я выдержал его взгляд, а потом притворился, что рассматриваю карточку.

— Скоро поговорим, Уилл, — сказал Вуд. Флинн тоже попрощался, и они выехали с дорожки.

Я смотрел, как они уезжают, со смутным чувством сожаления. Первые взрослые за долгое время, которым, как мне казалось, я мог доверять. Да, Марли были хорошими людьми, но Флинн и Вуд — совсем другие. Они знали, что происходит в Шэйдленде, но, в отличие от других взрослых, не были связаны с местными отношениями или предрассудками.

Теперь Флинн и Вуд уехали. Значит, я застрял здесь без дела.

Черт, как же жарко. Я истекал потом, футболка прилипла к спине. Воздух был влажным, словно в тропиках. Буря вот-вот разразится.

Мои мышцы напряглись. Да, решил я. Я знаю, как проведу следующую пару часов. Мамы не будет до вечера. Она не хотела, чтобы я снова спускался в подвал, но она и не узнает, что я там был.

Сгорая от нетерпения, я бросился к дому, обогнул его...

...и врезался в Эрика Блэйдса.

Он чуть покачнулся, но, очевидно, был готов к столкновению. Я же приземлился на задницу.

— Это было грубо, — сказал Курт Фишер. — Я хочу извинений.

Эрик ухмыльнулся. Лицо у него было темнее, чем я помнил. Он был в черной майке, по предплечьям змеились вены. Курт выглядел как обычно. Невысокий, но наглый и накачанный, черный ежик придавал ему вид военного. Он был не из тех парней, которых хочешь иметь во врагах. Но я его злил сколько себя помню, будто оскорбил тем, что родился на свет.

Сидя на заднице, я обернулся и увидел Пита Блэйдса, старшего брата Эрика. Его подбородок чернел от щетины. Я знал, что он работает в аптеке, но чисто выбритым он не выглядел. Вместо полосатой рубашки и бейджика на нем были футболка винного цвета и черные шорты. Он был намного старше и тяжелее Эрика. Я прикинул, что ему двадцать четыре или двадцать пять, и от этого ситуация становилась еще более абсурдной. Какой взрослый будет тусить со старшеклассниками? Хуже того, какой взрослый будет избивать пятнадцатилетнего пацана? Что к тому и идет, я не сомневался.

Я встал, отряхнулся и посмотрел на Пита Блэйдса так презрительно, как только мог.

— Готов поспорить, твои начальники тобой бы гордились.

Пит улыбнулся, нисколько не смутившись.

— Забавно, что ты сказал это, Берджесс. Видишь ли, работая в аптеке, много узнаешь о людях. Кто не может позволить себе лекарств. Кто готов на все, чтобы их получить. — Он пристально на меня посмотрел. — Кто подделывает рецепты, потому что их уже год как не выписывают.

— Не знаю, о чем ты, — тихо сказал я.

— Прекрасно знаешь, — сказал Пит. — И ты знаешь, что, если я сдам твою наркоманку-мамашу, вами займется служба опеки. Тебя и твою сестренку поместят в разные семьи, а твоей маме повезет, если она не окажется за решеткой.

Я смотрел на него во все глаза.

— Вот почему, — со зловещей улыбкой сказал Эрик Блэйдс, — ты пойдешь с нами в Лощину. Мы с Кайли Энн только начали узнавать друг друга, и я не позволю Карлу Паджетту или еще какому-нибудь уроду ей навредить.

У меня не было слов. Эрик повернулся и пошел по моему двору в сторону леса. Я последовал за ним, вернее — поплыл, как призрак. Курт и Пит болтали и смеялись у меня за спиной, но я не различал, что они говорят. Много оскорблений, в основном насчет моей семьи, однако я был слишком потрясен, чтобы отреагировать. Я знал, что мама зависима от лекарств, но верил, что ей их прописывал врач. Тот факт, что она подделывала его подпись, не должен был меня удивить, и все же я был в шоке. Вся теплота, вызванная ее попытками измениться, исчезла в волне обжигающего презрения. Я был в отчаянии.

Один за другим мы шагнули на тропу и вошли в Дикую Лощину.

Лес сомкнулся вокруг. День был таким жарким, что на моих руках и спине образовалась пленка пота. Начали кусаться первые комары, в ушах звенели тучи мошек. Несколько минут мы шагали через лес, и мне в голову пришла нехорошая мысль.

— Где Брэд?

Ответил Курт.

— У подружки, — сказал он с ухмылкой.

— Я говорил с ней час назад, — ответил я.

Эрик остановился и развернулся. Тропа была такой узкой, что мне тоже пришлось остановиться, чтобы в него не врезаться.

— Пора рассеять твои заблуждения, Берджесс. Ты знаешь, что Мия за девчонка? Насколько она опытная?

— Ты врешь, — сказал я.

Он ухмыльнулся шире.

— Что, думаешь, они сейчас делают? Пока ее родителей нет дома? Он трахает ее во все щели.

Я сжал кулаки.

— Заткнись.

— Бесишься? — прошептал мне на ухо Курт. — Это тебя бесит, мелкий ублюдок?

Он хмыкнул.

— Черт, ты ведь и правда ублюдок, Берджесс.

Меня накрыла волна черной ярости, но прежде, чем я сумел что-то сделать, Курт пихнул меня к Эрику.

— Отвали, — зло сказал Эрик и оттолкнул меня.

Я налетел прямо на кулак Курта.

Хук, разбивший мне рот, был таким неожиданным и сильным, что моя голова отлетела назад, и я упал в сорняки. Колючки впились в голые руки и ноги. Крапива обожгла голени. Я попытался выпутаться из зарослей, но заметил движение слева. Меня пнули в живот. Я рухнул набок и скорчился от боли, не в силах вздохнуть.

— Вставай, — прорычал Курт.

— Тебе не нужно этого делать, — прошептал я.

— Вставай, — потребовал он.

— Ты не обязан быть как отец.

Видимо, я сказал это зря. Он схватил меня за ворот и рывком поднял на ноги. Смотрел так, словно хотел убить.

Его кулак, тяжелый, как камень, врезался мне в ребра, и, прежде чем я сумел оправиться, он ударил снова, левой в челюсть.

Я рухнул на Эрика, который снова меня оттолкнул. Курт схватил меня за ворот и притянул к себе.

— Что она с ним делала? — заорал он.

«Мне-то откуда знать?» — подумал я.

— Говори! — потребовал Пит.

— Они целовались? — спросил Курт.

Я с трудом стоял на ногах, но сумел сделать вид, что не понимаю, о чем речь.

— Ты был с ними, — рявкнул он. — Обе эти ночи!

Пит подошел поближе и посмотрел на меня поверх плеча Курта.

— Может, они с Мией были слишком заняты, чтобы смотреть по сторонам.

Все происходило слишком быстро. Я чувствовал себя так, будто без остановки вращался на карусели.

— Если ты не скажешь мне правду через пять секунд, — сказал Курт, — я превращу твое лицо в фарш. Даже твоя обдолбанная мамочка тебя не узнает. Пять...

Я попытался что-то сказать, но не мог.

— ...четыре...

Рот словно забили ватой, но я кое-как выдавил:

— Ты о Крисе и Ребекке?

Он не обратил на меня внимания.

— ...три...

— Постой, — сказал я. — Просто дай...

— ...два...

— Они не... они ничего не делали, — пробормотал я.

Курт встряхнул меня, его нос был в сантиметре от моего.

— Ты не врешь?

— Клянусь, — сказал я. — Я не все время... был с ними.

Я судорожно вдохнул.

— Но я бы знал, если бы они целовались. Крис бы мне сказал.

Курт склонил голову в одну сторону, потом в другую, изучая мое разбитое лицо, будто бесценную картину.

— А что насчет вас с Мией? Ты пытался к ней подкатить? Или эта шлюха к тебе?

— Иди ты, — сказал я.

Кулак Курта впечатался мне в живот. Я упал на тропинку, корчась и задыхаясь.

— Хватит, — сказал Эрик. Он навис надо мной. — Где этот урод схватил Кайли Энн?

Я вытер губы и, посмотрев на ладонь, увидел, что она в крови. Перед глазами двоилось, троилось, к горлу подступала тошнота.

— Подожди, — выдохнул я. — Секундочку.

— Думаешь, Паджетт ждал Кайли Энн? — спросил Эрик. Впервые я подумал, что, возможно, этот тип о ней волновался. Я вгляделся в него затуманенными глазами. Его лицо было бесстрастным.

С огромным трудом я встал, но все еще не мог распрямиться от боли в животе.

— Говори, — потребовал Эрик.

Я огляделся и вдалеке увидел домик на дереве.

Эрик, наверное, заметил удивление на моем лице.

— Конечно, мы о нем знаем. Мы даже сидели там иногда.

Я глядел на него, отказываясь в это поверить.

— Только посмотрите! — сказал Курт. — Бедный Берджесс бесится, что мы знаем о его тайном убежище.

Эрик кивком указал на старшего брата.

— Пит водил туда по меньшей мере трех девчонок. Да, Пит?

— Больше, — ответил Пит с довольной улыбкой.

Я пытался это скрыть, но был в ярости. С самого детства мы считали домик нашей территорией, местом, где мы можем спрятаться от мира и не волноваться, что нам помешают взрослые или придурки вроде этих парней.

Теперь все рухнуло. Домик с самого начала был иллюзией, но за эту иллюзию я цеплялся.

— Расскажи о Кайли Энн, — потребовал Эрик, схватив меня за загривок. — Давай.

На занятиях с миссис Герберт мы проходили миф о Сизифе, про парня, который должен был целую вечность катить камень на вершину скалы, только чтобы его уронить и начать все сначала. Вот как я чувствовал себя, вспоминая о Кайли Энн и ее похитителе. Я рассказывал об этом Крису, Ребекке, Барли, Кавано и его громилам в участке, Флинну и Вуду в «крузере», а теперь этим придуркам. Меня уже тошнило от этой истории. Я хотел, чтобы этого не было, но, когда я принялся рассказывать, что-то изменилось. Какое-то расплывчатое воспоминание поднялось из глубин моего мозга. Что-то важное, что-то, что могло привести к Кайли Энн. Но это было не в лесу... Это... Это...

— Подожди-ка, — сказал Курт.

Я добрался до того, как похититель ударил меня в лицо, и замолчал без особых сожалений. Рассказ о том, как я не сумел спасти Кайли Энн, не был моей любимой частью истории, и я был рад передышке. Кроме того, я мог подумать о той, другой вещи, о смутном воспоминании, которое отказывалось проясняться и отказывалось уходить.

— Чего подождать? — спросил Пит.

— По-моему, я что-то слышал, — ответил Курт.

— Тебе показалось, — сказал Пит.

— Нет, он прав, — подтвердил Эрик. — Я тоже что-то слышал.

Он кивком указал на густые заросли за домиком на дереве. Я вспомнил о легендах, которые рассказывал Барли. О чудовище, которое вроде бы видели Мия и Пич.

Вендиго.

— Да ладно, — сказал Пит. — Давайте продолжим.

— Заткнись на минуту, — сказал Эрик; вся его дерзость испарилась. — Чувствуете это?

— Что именно? — ответил Пит Блэйдс, но голосу не доставало уверенности.

Я медленно приходил в себя и заметил, как три моих врага оглядывают Лощину: нахмурясь, тяжело дыша. Конечно, я обрадовался, что им страшно, но в глубине души тоже испугался.

Что-то было не так.

В Лощине было нечто чуждое.

Нечто враждебное.

Не только мы замолчали, затих весь лес. Ни птиц, ни шороха в траве.

Волоски у меня на руках встали дыбом, в горле пересохло.

— Закончим с Берджессом позже, — пробормотал Эрик и, к моему удивлению, зашагал прочь из леса.

Пит уставился на брата, не веря своим глазам.

— Что, просто его отпустим?

— Он никому ничего не расскажет, — сказал Курт. — Или его разлучат с сестренкой. Ты ведь не проговоришься, Берджесс?

Я не мог посмотреть в злорадное лицо Курта. Увы, он был прав. Я еще не мог все как следует обдумать, но в словах Пита была извращенная логика. Я знал, что у него есть доступ к рецептам, и, хотя он и не был экспертом по почерку, я сомневался, что ему хватило бы ума солгать. Может, кто-то из коллег по работе упомянул об этом. Сказал, что моя мама незаконно получает таблетки. В любом случае я знал, что будет, если ее на этом поймают. Мне пятнадцать, Пич даже не в два раза младше. В идеальном мире нас бы оставили в доме, я бы стал ее опекуном, или отправили в одну семью. Но какая семья захочет кормить пятнадцатилетнего лба? Помогать ему с колледжем? Да я даже не знал, возьмут ли Пич. Разве не все приемные родители хотели грудничков?

Внезапно я понял, что остался один.

Ощущение неправильности происходящего стало еще сильнее. Ощущение чужого взгляда.

Мне потребовалось все мужество, чтобы не рвануть за Куртом и братьями Блэйдс. Но были и другие пути к моему дому. Я их не любил, обязательно цеплял репьев и мог обжечься ядовитым плющом, но это было лучше, чем следовать за моими мучителями. Вполне возможно, что они сочтут, будто опасности не было, и вернутся, чтобы избить меня снова.

Помрачнев, шагая так быстро, как только можно, чтобы не споткнуться и не сломать шею, я двинулся через лес.

Глава 9 Могила, дитя

Мама и Пич пришли домой пораньше. Я был в шоке, но при этом чрезвычайно им обрадовался.

Мама нахмурилась, увидев, как я вхожу в гостиную. Они с Пич играли там в «Уно», любимую игру сестры.

— Что случилось? — Мама бросила карты и вскочила с пола, обхватила мое лицо ладонями.

— Кто это сделал? — прошипела она.

Меня напугала тревога в ее голосе. Во-первых, я был счастлив выбраться из Лощины живым и так устал, продираясь сквозь колючки по жаре, что совсем забыл о своем лице. Во-вторых, мама редко обо мне беспокоилась. Знаю, звучит ужасно, но это правда. Может, ее решение взяться за ум и стать хорошей матерью было серьезным.

— Я в порядке, мам, — сказал я.

— Ты не в порядке, Уилл, на тебя напали. — Она ахнула и в ужасе поднесла ладонь ко рту. — Это был человек, похитивший девочку Любеков?

Я хотел сказать, что, если бы это был он, я, скорее всего, не стоял бы перед ней. Или лишился бы руки. Но здравый смысл возобладал, и я сказал:

— Просто ребята из школы. Я им показал.

— А по-моему, это они тебе показали, — сказала Пич с пола.

Я раздраженно на нее посмотрел, но пожалел об этом, когда увидел, как она расстроена.

Мама не отставала.

— Мне нужны имена, Уильям. Мы не спустим это на тормозах. — Она взяла телефонную трубку.

В других обстоятельствах меня бы обрадовало ее негодование. Но шансы на то, что я назову имена своих обидчиков, равнялись шансам на то, что меня возьмут в «Чикаго Кабс»[13] этим летом.

Нужно было выбирать слова. Я бы ни за что не назвал ей имен, но и ругаться не хотел. Она вела себя как нормальная мать, и я должен был похвалить ее. Это прозвучит странно, но я ей даже гордился.

— Я ничего не спускаю на тормозах, мама. Но это не та ситуация, в которой поможет разговор с родителями. Не та...

— Я не собираюсь звонить их родителям, Уилл, я звоню в полицию. Ты видел свое лицо? По нему словно стадо бизонов пробежало.

Я накрыл ее руку своей.

— Полиция не поможет, мам. Помнишь, как они отправили меня домой вчера ночью?

Она побледнела от воспоминания. Ужасно было видеть, как тускнеет искорка в ее глазах, но она должна была отказаться от этой идеи.

Так мягко, как мог, я отвел ее руку и положил трубку на место.

— Даже если бы Кавано не был полным уродом, — добавил я, — он слишком занят, чтобы волноваться о потасовке между мальчишками.

— Что такое потасовка? — спросила Пич.

— Это была не потасовка, Уилл, — сказала мама. — Это избиение.

Она помрачнела.

— Это пацан Фишеров, да? Курт Фишер и Брэд Рэлстон?

— Я их с последней игры не видел, — солгал я. — Поверь, мам, это ерунда.

Я протянул руку Пич.

— Пойдем. Поможешь мне умыться.

— Можно я буду медсестрой? — спросила Пич, вскакивая с пола.

— Да, если ты меня не убьешь, — ответил я.

Мама удрученно глядела нам вслед. Я не знал, что обидело ее больше: то, что я не сказал правду, или то, что выбрал Пич медсестрой. Я постарался ободряюще ей улыбнуться, но она просто угрюмо смотрела на меня.

«Прости, мам, — подумал я, идя с Пич по коридору. — Ты не можешь отсутствовать годы, а потом геройствовать как ни в чем не бывало». Может, это жестоко, но именно это я и чувствовал.

Кроме того, Пич действительно была хорошей медсестрой. Ее любимое шоу называлось «Доктор Плюшева» — про маленькую девочку, которая лечит мягкие игрушки. Пич нравилось подавать мне пластырь.

Войдя в ванную комнату, я увидел себя в зеркале.

Срань господня.

Я выглядел просто ужасно.

Мой левый глаз почти полностью заплыл, веко побагровело и так натянулось, что я испугался, как бы оно не взорвалось, забрызгав зеркало кровью и гноем. Губы были разбиты и окровавлены. Ни один из зубов мне не выбили, но нос болел так, что вполне мог быть сломан. Челюсть с одной стороны так разнесло, словно у меня опухоль, на щеках и лбу — царапины и ссадины.

Неудивительно, что мама перепугалась.

Я сел на крышку унитаза и откинулся назад.

— Закрой дверь, — прошептал я Пич. Перед мамой я держался, но теперь рядом с сестрой я мог немного расслабиться и показать боль, которую чувствовал.

— Это Брэд и Курт сделали, да? — пробормотала Пич.

— Курт там был, — сказал я. — А Брэд — нет.

— Он один тебя так побил?

Я посмотрел на нее не заплывшим глазом.

— Думаешь, он смог бы?

Она пожала плечами.

— Не знаю.

Я смотрел в ее широко раскрытые глаза своим здоровым и попытался представить, каким она видит меня. Ее старший брат, герой, сидел здесь, избитый, будто поверженный воин. Я был ее защитником, и если меня смогли победить, то кто спасет ее от чудовищ?

Я криво ухмыльнулся.

— Курт привел с собой пару дружков. Они набросились на меня скопом.

Пич улыбнулась, приободрившись. Я хотел пошутить о том, какой довольной она выглядит, но решил, что не стоит. Пока она не волновалась, мир не сходил с орбиты. Ее старший брат все еще был непобедим.

— Корзина в шкафу, — сказал я. — Нужны салфетка, марлевые компрессы... все, что найдешь.

— Я знаю, где корзина, — надменно проговорила она, но сделала, как я сказал. Я с любовью смотрел, как она снимает аптечку с полки. Казалось, эта штука больше ее самой. Внутри царил хаос, все предметы были свалены в кучу. По крайней мере, ничего не пропало. Она поставила корзину на раковину и достала бутылочку «Тайленола».

— Не собираешься сперва обработать порезы? — спросил я.

— Будет больно, — сказала она, словно это я был маленьким, а она — старшей. — Проглоти, а потом мы тебя почистим.

— Ладно, док, — ответил я.

Несколько секунд она возилась с бутылочкой, высунув от напряжения кончик языка. Вздохнула.

— Не могу открыть.

— Вот, — сказал я. Открутил крышку и вытряхнул на ладонь три таблетки.

— Не так много, — предупредила она.

— Хорошо. Можешь налить мне воды?

— Постой, — сказала она. Открыла дверь и выбежала из комнаты. Немного погодя вернулась со стаканом со своего прикроватного столика.

— Тебе нужна свежая вода, — объяснила она, выливая ночную. Наполнив стакан вновь, она протянула его мне и смотрела, как я глотаю таблетки.

— Почему они тебя побили? — спросила она.

— Трудно объяснить.

Она открыла шкаф, нашла новую тканевую салфетку и намочила ее под краном.

— Из-за девочки?

— Это всегда из-за девочки.

Она промокнула мои разбитые губы.

— Почему мальчишки такие тупые?

— Это нехорошее слово, Пич.

— Глупые?

— А это еще хуже.

— Ясно. Так почему они такие тупые?

Я хихикнул, но смеяться было слишком больно. Мои ребра ныли так, словно я был ковриком, который выбивали слишком долго.

— Мальчишки не уверены в себе.

— Что значит неу...

— Это значит: ты думаешь, что недостаточно хорош, и боишься, что девочка найдет кого-то получше. Поэтому ведешь себя грубо.

Тихо-тихо Пич сказала:

— Я так себя с Аннабель чувствую. Что я недостаточно хороша.

Я уставился на нее, а потом понял, что она имела в виду дочь начальника Кавано. Я вспомнил, что он говорил о Пич прошлой ночью.

В глубине моей души что-то заныло.

«Господи, почему, — думал я, — такие малышки, как Пич, должны так ужасно себя чувствовать? Почему с такой милой, доброй девочкой обращаются как с грязью?»

Я проглотил комок в горле.

— Ты лучше Аннабель, Пич. Лучше всех. Даже не сомневайся.

Она намочила другой уголок белой салфетки, по которой уже расплывались красные пятна.

— Ты так говоришь, потому что ты мой брат.

— Нет, это правда. — Я помедлил. — Ты замечательная. Большинство сестер не будут так помогать своим братьям. У тебя доброе сердце.

Она отстранилась и нахмурилась.

— Ты шутишь?

Я покачал головой. Она долго на меня смотрела.

Потом ее лицо просветлело, и она вновь принялась промокать мои ссадины.

— Спасибо.

Мне стало лучше — впервые за много часов. Пич меня всегда успокаивала.

— А почему у тебя грязь на лице? — спросила она.

— Не думаю, что они мыли руки, прежде чем меня избить.

Она сунула руку в корзину и достала «Неоспорин».

— Это не даст тебе... — Она нахмурилась, вспоминая слово.

— Заразиться? — подсказал я.

— Ага, — сказала она. — Заразиться.

Она начала наносить на ссадины антисептический крем, но я почти не обращал на это внимания. Что-то в этом простом слове... грязь... не давало мне покоя. Почему? Почему оно напоминало мне о прошлой ночи? Не о Кайли Энн, Крисе или Мии, даже не о Кавано и его помощниках. Нет, оно было связано с черным «мустангом»... с бегством от Эрика Блэйдса и остальных... с кладбищем.

Я ахнул, все мое тело напряглось.

— Я сделала тебе больно? — спросила Пич, отдергивая тюбик «Неоспорина».

Я сглотнул и рассеянно покачал головой.

— Пич... когда на кладбище последний раз были похороны?

— Что такое порохоны?

— По-хо-ро-ны, — поправил я. — Когда там зарывали тело?

Искра узнавания вспыхнула в ее взгляде.

— Пару недель назад. Ты был на тренировке.

Меня словно ударили в живот.

Ее карие глаза скользили по моему лицу.

— Уилл? Что-то не так?

— Я должен позвонить Флинну и Вуду.

— Кто они? — поинтересовалась Пич.

Я прошел мимо, вылетел из ванной в коридор, не чувствуя ног, и набрал номер, который дал мне Вуд.

— Что случилось? — спросила Пич, спеша за мной.

Жестом велев ей помолчать, я сконцентрировался на телефоне.

— Алло, — ответил голос Вуда.

— Это Уилл, — сказал я. — Берджесс.

Пауза.

— Что-то не так, Уилл?

— Да.

Пич жужжала над ухом, как комар.

— Хочешь, чтобы мы приехали? — спросил Вуд.

Я кивнул, а потом вспомнил, что Вуд не может меня видеть.

— Да. Чем скорее, тем лучше. Возьмите лопаты.

— Лопаты?

— Ага. Думаю, я знаю, где найти то, что осталось от Кайли Энн.

— Что происходит? — спросила мама, выходя из кухни.

— Думаю, я знаю...

Я осекся, вспомнив о сестренке. Хотел поделиться своими подозрениями с мамой, но понял, что сказал уже слишком много в присутствии Пич.

— Можешь на минутку уйти в ванную? — попросил я ее.

— Так они Кайли Энн не могут найти? — уточнила Пич.

Мама смотрела на меня, поджав губы.

— Уилл.

Я откашлялся.

— Пич, мне нужно поговорить с мамой...

— Она остается на ночь у Уоллесов, — сказала мама.

— У нас пижамная вечеринка, — подпрыгивая, сказала Пич.

Я нахмурился. С одной стороны, это было хорошо. Если предчувствие меня не обманет, я не хотел, чтобы Пич зашла на кладбище и увидела что-то, что будет преследовать ее всю оставшуюся жизнь. Но провести ночь вне дома?

Это мне не нравилось.

— Разве она не мала для пижамных вечеринок? — спросил я.

— Она ходила на них и раньше, — с холодком сказала мама. — Думаю, я знаю, что нормально для моей дочери.

Я взглянул на Пич.

— Когда ты уезжаешь?

— Мы должны были отправиться десять минут назад, — сказала мама. — Но появился ты, словно жертва ограбления.

Я наклонился и посмотрел на Пич.

— Обещаешь не лезть в неприятности?

Она кивнула.

Я положил руки ей на плечи.

— И никуда ни с кем не ходить, неважно, что они говорят?

Пич кивнула.

Мама сказала:

— Ты пугаешь ее, Уилл.

«Хорошо, — подумал я. — Немного страха не повредит».

— Пойдем, милая, — сказала мама и, окинув меня долгим оценивающим взглядом, повела Пич к машине.

Вскоре прибыли Флинн и Вуд. С ними был еще один парень, немного моложе.

У каждого была лопата. Несколько минут они выпытывали, кто меня избил, но после того, как стало ясно, что я буду молчать, отстали и пошли за мной по двору.

Детектив Вуд кивком указал на парня помоложе, выглядевшего как регбист, играющий за колледж.

— Это Дэйн Хаббард. Он новенький.

Хаббард кивнул мне. Шея у него была широкой, как ствол дуба, а мускулы на предплечьях вздувались, будто кто-то засунул под рубашку воздушные шары.

Флинн остановился в нескольких футах от меня.

— Ты сказал, что знаешь, где Кайли Энн?

— Я не уверен, но...

— Веди.

Кивнув, я повел их на кладбище. Мне не хотелось, чтобы мое предчувствие оправдалось. Не хотелось находить хоть что-то на кладбище. Честно говоря, большая часть моего мозга шептала, что я вообразил свежую насыпь и ужас сыграл со мной злую шутку. Я споткнулся на ровном месте, а не на могильном холме.

А затем я заметил его. Черный неровный клочок земли.

Он не был прямоугольным, как остальные могилы. Скорее неровно-овальным. Сверху кое-как набросали землю. Звон цикад из леса звучал как предупреждение.

— Это здесь? — спросил Флинн тихим, напряженным голосом.

Взглянув на него, я увидел, что он настороженно смотрит на землю. Детектив Вуд и офицер Хаббард — тоже. От этого они мне понравились еще больше. Я чувствовал, что им можно доверять. Они были живыми людьми, несмотря на то, что представляли власть. Я боялся того, что мы найдем под этой землей, но радовался, что я не один.

Вуд присел на корточки перед холмом. Зачерпнул пригоршню земли, дал ей высыпаться из длинных темных пальцев.

— Уилл прав. Она свежая.

Это было очевидно, но я промолчал.

— Это «мустанг», который гонялся за тобой прошлой ночью? — спросил Вуд, не сводя глаз с холма.

— А? — спросил я.

Он кивнул вправо. Обернувшись, я увидел в дальнем конце улицы черный «мустанг» Эрика Блэйдса, почти скрытый деревьями.

Вуд взглянул на меня, ожидая ответа.

Я кивнул.

— Да, это он. Думаете, Эрик где-то поблизости?

Флинн поднял лопату с черной ручкой.

— Да, если только его машина не ездит сама по себе. Ставлю на то, что он в лесу, ищет девочку Любеков.

Хаббард смотрел на холм.

— А стоило бы поискать здесь.

— Мы этого еще не знаем, — сказал Флинн. Он замахнулся и вонзил лопату в землю. Черный паук выбежал из-под лезвия, но Флинн не обратил внимания. — Похоже, работники Шэйдлендского кладбища не ведут учета.

— Такое возможно, Дэвид? — спросил Хаббард.

Вуд вонзил лопату напротив Флинна.

— Не знаю. По-моему, это серьезное нарушение. Сколько людей здесь хоронят за год?

— Недостаточно, чтобы забыть хотя бы об одном, — сказал я.

Вуд кивнул.

— Уилл, ты очень нам помог, но я думаю, что тебе лучше пойти домой. Если мы найдем что-нибудь... — Он осекся, и фраза повисла в воздухе.

— Я лучше останусь, — сказал я.

Вуд с сомнением посмотрел на Флинна. Тот продолжил копать, но сказал:

— Боюсь, мы вынуждены настоять. То, что ты увидишь, останется с тобой на всю жизнь. Ничего хорошего.

— Он прав, приятель, — согласился Хаббард. Мускулистый парень занял место рядом с Вудом и подцепил полную лопату земли. — Тебе не стоит здесь находиться. Я помню кое-что с учебы. Это здорово на меня повлияло, хотя я и был готов. А ты... намного моложе.

— И ты знал Кайли Энн, — добавил Флинн.

Вуд остановился и оперся на лопату.

— Давайте не забегать вперед, парни. Мы еще ничего не знаем, возможно, там обычный гроб. Тот парень с кладбища, с которым мы говорили... не слишком дружит с головой.

Флинн хмыкнул.

— Вел себя, словно у него тут приют.

— Полегче, Джим, — сказал Вуд, хотя тоже улыбался.

Все трое продолжили копать. Хаббард вытащил рубашку из брюк, чтобы стереть с лица пот, и я заметил мышцы его живота — такие рельефные, что вспомнил о комиксах Барли. Этот парень был сложен как Супермен или Росомаха — еще одна причина, по которой я должен был остаться с ними. Если Курт или Эрик решат снова распустить кулаки, то передумают при первом же взгляде на Хаббарда.

Молодой коп смотрел на меня.

— Домой не пойдешь, да?

Я остался на месте.

Он ухмыльнулся.

— Ты такой же упрямый, как я когда-то.

Флинн хмыкнул.

— Когда-то? Да ты и сейчас упрям как осел.

Хаббард вполголоса выругался, но улыбнулся.

— Флинн прав, — сказал Вуд, равномерно откидывая землю. — Уилл по сравнению с тобой просто умница.

Хаббард выпрямился.

— Полегче. Да я вообще...

Мы все замерли, когда лопата Флинна врезалась во что-то под землей. Напарники обменялись мрачными взглядами, и Вуд подошел к Флинну. Тот осторожно сжимал лопату.

— Стой, где стоишь, — прошептал Вуд Флинну, который не сдвинул лопату с места.

Вуд опустился на колени и стал сгребать землю от лезвия, сузив от напряжения глаза.

Мой живот свело. Я не отрывался от лица Вуда и не хотел смотреть на его пальцы. Если он что-то найдет...

Я содрогнулся.

— Ну как? — прошептал Хаббард.

Я не знал, почему мускулистый коп понизил голос, но это не показалось мне странным. Руки Вуда двигались сперва быстро, потом — осторожнее. Выражение на его лице из любопытного стало мрачным.

— Нашел что-нибудь? — спросил Хаббард.

Но я уже знал ответ. Флинн, видимо, тоже. Возможно, со своего места он увидел, что именно нашел Вуд, но я в этом сомневался. Наверное, он просто знал напарника достаточно хорошо, чтобы читать по лицу. Или его полицейское чутье было таким острым, что он понял, что под землей еще до того, как его лопата в это врезалась.

Я отступил назад, до меня начала доходить реальность ситуации.

— Это она, да? — спросил Хаббард.

— Хочешь, чтобы я сообщил об этом? — спросил Флинн тихо и серьезно.

— Минуту, — сказал Вуд. Он посмотрел через плечо на меня и показался мне лет на двадцать старше. — Я хочу, чтобы ты отвернулся, Уилл. Я не могу заставить тебя вернуться домой, но не хочу, чтобы ты это видел. Договорились?

Я кивнул и сделал, как он сказал, не только из-за того, что согласился с ним, но и потому, что не хотел, чтобы он или другие копы увидели мой ужас. Пару дней назад она была живой. Более того, я ее знал, ходил с ней купаться, она зависала с Мией и Ребеккой.

А теперь...

— Помоги-ка мне, — услышал я голос Флинна. Они вместе с Вудом начали отбрасывать землю, задыхаясь от усилий, но в остальном на кладбище царила жуткая тишина. Я стал смотреть на мой дом — ярдах в шестидесяти. Пытался дышать ртом, хотя и понимал, что это глупость. Кайли Энн похоронили совсем недавно, и она еще не начала гнить.

Фу. Я вздрогнул, ужаснувшись собственным мыслям. Понял, что совершил ошибку, оставшись с копами. Мне стоило вернуться, прислушаться к их...

— Это то, что я думаю? — со страхом в голосе сказал Хаббард.

— Это ее рука, — подтвердил Вуд. — То, что от нее осталось.

Боже. Меня чуть повело. Я хотел быть дома, в кровати. Или под кроватью. Где угодно, только не в этом жутком месте.

— Джим, ты не мог бы... — Голос Вуда был хриплым.

— Постой, — сказал Флинн. Я услышал скребущие звуки, словно Флинн счищал грязь.

Я сделал ошибку: повернулся. И едва не упал в обморок от того, что увидел.

Из земли выступала кудрявая голова Кайли Энн. Ее глаза были открыты. Они не смотрели на меня, но это было и не нужно. Их пустого взгляда хватило, чтобы затрястись.

Еще я увидел ее предплечье. Белый огрызок кости, выпирающий из окровавленного запястья.

«О боже, — подумал я. — Боже правый».

Хотелось блевать.

— Парни, — начал я, но так и не окончил своей фразы. В лесу пронзительно закричали.

Как это ни странно, на мгновение все забыли о глядящем на нас трупе Кайли Энн. Флинн и Вуд, открыв рты, уставились на Лощину. Хаббард выглядел так, словно хотел позвать маму. Я едва не обмочился.

Вуд отреагировал первым. Он встал, отряхнулся и отошел от могилы. Флинн шагнул к нему — оба смотрели туда, откуда звучал крик. Казалось, что с кого-то сдирали кожу.

Флинн двинулся через кладбище.

— Подождите, — сказал я ему в спину. — Вы что, не вызовете подкрепление?

— Нет времени, — ответил Вуд. Я заметил, что он уже вытащил оружие, выглядевшее как гладкий серебристый пистолет. Я понятия не имел, что это за марка. Возможно, Барли и догадался бы, он много играл в шутеры. Я пошел за Вудом и Флинном, но через секунду мимо меня пронеслось что-то огромное. Офицер Хаббард. Парень был здоровяком, но двигался как грузовой поезд.

Три копа рванулись к лесу.

На крики.

Я знал, что если помедлю еще немного, то потеряю их из виду. Можно было подождать здесь, но это было безрассудно и даже опасно. Никто не упоминал Карла Паджетта, но если это он убил Кайли Энн, то мог затаиться поблизости. Разве не говорили, что серийные убийцы всегда возвращаются на место преступления? Они хотят услышать слухи, хотят показать копам, что те ни за что их не поймают.

Внезапно я решил, что Паджетт мог и вовсе не направляться на юг. Что, если он был прямо здесь, на кладбище, спрятался за надгробием?

Полицейские уже почти исчезли в лесу.

Я рванул за ними.

Копы пошли медленнее, достигнув тропы, ведущей от кладбища к лесу. Той же тропы, понял я, которой бы воспользовался Эрик Блэйдс, реши он отправиться на поиски Кайли Энн.

Что делать, если это его крики мы слышали?

Я не знал. Но держался к трем копам как можно ближе, стараясь не путаться у них под ногами. Мы пробыли в лесу всего минуту, когда я заметил...

Запах.

Сперва я подумал, что в Лощине сдохло животное. Где-то валялся раздутый труп енота или лопнувший опоссум. Но чем глубже мы уходили в лес, тем сложнее становился запах. В нем была гниль, но, кроме того, и жизнь. Знаю, это звучит странно, но только так я и мог его описать. Воняло сырым мясом, кровью... жизнью. И древностью... источенной червями землей. Но все перекрывал запах гнили. Перед глазами пронеслись образы извивающихся опарышей и сточных, истекающих паром вод. Во второй раз за последние пять минут мне захотелось сблевать.

Потом мы услышали их снова.

Крики.

Они доносились слева. У меня по коже побежали мурашки. Я пошел за тремя копами на звук и понял, когда мы приблизились, что кричал Эрик Блэйдс. Я никогда не слышал, чтобы человек издавал такие звуки, но все равно узнал его голос. Я был почти в этом уверен.

Что бы с ним ни случилось, это было ужасно.

Флинн обеими руками держал пистолет, такой же блестящий и серебристый, как у Вуда, так, что дуло смотрело вниз.

— Оставайся с мальчиком, — сказал он Хаббарду, который быстро кивнул, пожалуй радуясь, что Флинн и Вуд сами справятся с ситуацией. Хаббард подтянул меня к себе, но сначала достал собственный пистолет, полную противоположность оружию Флинна и Вуда. Его пушка смотрелась как реквизит для фильма с Клинтом Иствудом, и, хотя ее размеры должны были меня успокоить, то, как коп нервничал, напугало меня до чертиков. Казалось, его пистолет способен прострелить бетонную стену.

— Может, вернемся? — спросил я Хаббарда и сразу же пожалел об этом. Это прозвучало еще более жалко, чем в моей голове. Хаббард не обратил внимания. Он вглядывался в лес — в проплешину, черневшую даже на фоне зарослей.

— Возьми мобильник, — сказал он. Видимо забыв обо мне, он двинулся к тенистому месту. Несколько огромных выкорчеванных деревьев обрамляли темный туннель, пышные ветви скрывали его от глаз. Я не мог избавиться от ощущения, что это какой-то вход. Я не бродил в этой части Лощины уже несколько месяцев, а когда бывал здесь, не замечал ничего похожего. Но теперь деревья, ветви, камни, земля... все выглядело как-то...

...искусственно.

Да, казалось, что все подготовили. С новым приливом тревоги я понял, что Хаббард стоит на полпути между мной и темной поляной, но не решился его позвать.

— Помогите! — раздался голос у нас за спиной. Развернувшись, мы обнаружили Флинна и Вуда, спускающихся с холма. Они что-то несли, что-то безжизненное.

Эрика Блэйдса.

Вместо самоуверенного, наглого придурка, каким он был сегодня, я видел контуженного солдата на пути в лазарет. Эрик больше не визжал, но, по-видимому, не понимал, где находится.

Они осторожно положили Эрика на палые листья и стали его осматривать.

Хаббард изумленно глядел на них.

— Почему вы перенесли его?

Вуд и Флинн переглянулись.

— Хочешь сказать ему? — спросил Вуд.

— Не особо, — ответил Флинн.

Вуд оттянул веко Эрика. Флинн сжал его запястье, проверяя пульс. На мой взгляд, Эрик выглядел так, словно словил передоз, и это бы меня не удивило. Если не учитывать здоровую дыру спереди его черной майки, он вроде не пострадал.

Я подумал, что Хаббард задаст свой вопрос еще раз, но понял, что ему не давало покоя что-то еще. Он обернулся и вглядывался в темную проплешину на восточном краю поляны.

— Парни, я не знаю... — вполголоса начал Хаббард.

— Что ты об этом думаешь? — спросил Флинн.

Я подошел поближе и увидел, на что смотрит Вуд. Сначала взглянув на дыру на майке Эрика, я подумал, что он чего-то испугался, бросился бежать и напоролся на ветку... Но, присмотревшись, я понял, что все куда хуже.

Рана на его торсе была по меньшей мере длиной в дюйм. Я видел белесые и розоватые мышцы в луже пенящейся крови. Длинная и ужасная, она выглядела слишком... аккуратной. В моей голове всплыло слово порез, как бы безумно это ни звучало.

Я не сразу подумал о том, что нанесло этот порез. На это потребовалось еще полминуты.

По крайней мере, я так думал. Слишком многое случилось потом, и мне трудно определить точнее. Я помню, что Хаббард остался на прежнем месте, вместо того чтобы присоединиться к Флинну и Вуду. Словно молодой коп стоял на страже. Я помню, как стонал Эрик, его голова металась по влажному перегною, а Флинн пытался его успокоить. Я помню, как Вуд хмурился, глядя на рану длиной в фут на груди у Эрика, помню, как он достал мобильник и выругался, обнаружив, что сигнала нет.

Но отчетливее всего я помню ощущение чужого взгляда.

Как и раньше, когда Курт и его дружки меня мучали, я чувствовал, что за нами наблюдает чуждый разум, что-то враждебное и — не могу подобрать лучшего слова — голодное.

— Детектив Вуд? — сказал я.

Скривившись, Вуд убрал телефон в карман.

— Что, парень?

— Думаю, нам надо выбираться из леса.

Он все еще смотрел на Эрика Блэйдса.

— Мы пойдем. Через минуту.

— Нет. Сейчас. Нужно уходить сейчас.

Вуд посмотрел на Флинна.

— Парнишка тоже это чувствует.

Флинн наградил меня странной, кривой ухмылкой.

— Здесь есть еще кто-то, да?

— Вот почему мы оттуда ушли, — сказал мне Вуд. — Обнаружили парня на поляне. Его словно оставили как приманку.

— Словно что-то хотело наброситься на нас, — согласился Флинн.

Я огляделся. Стрекот цикад, оглушавший еще несколько минут назад, стих. В лесу воцарилась неестественная тишина, будто он задержал дыхание, предчувствуя что-то страшное.

Вуд провел пальцами вдоль раны Эрика, видимо оценивая повреждение.

— Пойдемте уже, — сказал я.

Вуд и Флинн снова переглянулись. Флинн сказал:

— Может, он прав, а?

— Ага, — тихо ответил Вуд.

— А ты что думаешь, Хаббард? — спросил Флинн, вставая. — Ты готов... эй, Хаббард, ты куда?

Я обернулся и увидел, что Хаббард шагнул к тенистому туннелю. Я не мог избавиться от ощущения, что его приготовили специально, чтобы заманивать людей. Мне не хотелось думать, что за твари приложили к этому руку, но, когда Хаббарда поглотили тени, я услышал в голове голос Барли.

Индейцы зовут их Детьми. Они живут под землей.

Могли ли ветви, к которым крался Хаббард, быть входом в подземный туннель?

Дети огромны. Легенды гласят, они выше десяти футов. Самые ужасные криптиды на планете.

Хаббард склонился к похожему на нору отверстию. Меня трясло от напряжения.

— Дэйн? — позвал Флинн. — Хочешь присмотреться поближе?

— Я что-то слышал, — сказал Хаббард, но его голос казался рассеянным, отдаленным.

«Они убивают, пожирают, — говорил Барли, — или превращают тебя в одного из них».

— Слушай, Хаббард. Не надо доказывать нам, что ты храбрец, — сказал Вуд, шагнув к туннелю. — Давай вытащим отсюда Блэйдса, а потом разберемся, что...

Он осекся, когда из тьмы появилась фигура.

Пит Блэйдс.

Но что-то с ним было совсем не так. Его качало, словно пьяницу, и, что еще хуже, он был белее мела.

Хаббард попятился.

Флинн и Вуд вытащили оружие.

— Что с ним? — спросил Флинн.

— Мне-то откуда знать? — рявкнул Вуд. Впервые с момента нашей встречи он казался напуганным.

— Это твой брат? — спросил через плечо Флинн. Я обернулся и посмотрел на Эрика Блэйдса, ожидая какого-нибудь ответа, но он просто лежал, по лицу расплылась жуткая ухмылка. Его глаза остекленели, уставились в хмурое небо. Пока я смотрел на него, раскаты грома сотрясли лес. Мы содрогнулись. По нам застучали холодные капли.

Пит Блэйдс сделал еще несколько неуверенных шагов и, покачиваясь, остановился.

Голос Вуда вновь зазвучал уверенно. Или увереннее, по крайней мере.

— Я подойду к тебе, чтобы убедиться, что ты в порядке. Просто стой на месте и... Хаббард, что с ним, черт возьми? — вскричал он.

Когда Пит Блэйдс подошел к Хаббарду, мускулистый коп убрался с его дороги, взвизгнув, как пес, которого пнули, и в ужасе прижав ладонь ко рту. Хаббард что-то пробормотал, но так быстро и нечетко, что понять его не представлялось возможным. Было ясно, что он напуган до чертиков, но мы тоже видели Пита и с этого места не могли понять, что вызвало такую реакцию.

Затем Пит медленно, неловко повернулся, и мы поняли, почему Хаббард в ужасе.

Спина Пита превратилась в лохмотья.

Нет, лохмотья — это слабо сказано. Одним из моих любимых блюд были сэндвичи с запеченной свининой. Я ел их каждый август на городской ярмарке. Когда ты съедал половину, мясной сок и соус пропитывали хлеб и превращали сэндвич в слипшийся розовато-белый гуляш.

Так сейчас выглядела спина Пита.

Я никогда больше не буду есть запеченную свинину.

— Матерь божья, — сказал Флинн. На поляне дождь превратился в ледяной ливень. Гром грохотал в лесу, и где-то на северо-востоке вспыхнула молния.

Флинн опустил пистолет и в ужасе прикусил костяшки.

Но инстинкты Вуда сработали. Он подошел к Питу, когда у здоровяка начали подгибаться колени, и постарался удержать его. В этот же миг Хаббард, качаясь, как пьяный, двинулся к тропе.

— Я свяжусь с участком по рации, — пробормотал он. — Они пришлют скорую, как только...

Он так и не договорил.

Потому что в этот момент оно появилось из тьмы.

Я понял, что слова Барли — правда.

Чудовище вырастало из теней, приближалось, его гладкие белые ноги двигались со змеиной грацией. Это была тварь, понял я, которую Мия и Пич видели прошлой ночью. Злобное лицо. Светящиеся зеленые глаза. Истекающие слюной кривые зубы.

Только она оказалась еще страшнее.

Чудовище встало в полный рост. В нем было девять, а может, и десять футов. Длинные белые руки свисали до колен. Ступни и ладони были большими и костлявыми. Редкие черные пряди свисали с алебастровой головы, но в остальном тварь была безволосой.

Вокруг жуткой ухмылки чернели пятна крови.

В первый раз за все время я соединил зверя, стоявшего перед нами, с тем, что случилось с Питом: с обнаженными лопатками, волокнами мускулов и блестящим пурпуром внутренностей. Эта тварь набросилась на Пита, превратила его спину в фарш.

А теперь направлялась к нам.

Хаббард увидел наш ужас или, возможно, на некоем первобытном уровне знал, в какой опасности был, еще до того, как повернулся и посмотрел на возвышавшееся над ним чудовище. Как бы то ни было, он проследил за нашими взглядами и вскинул голову, чтобы увидеть огромную фигуру, а когда сделал это, его мускулистые руки упали, словно силы оставили его. Он уставился на зверя, но не для того, чтобы бросить ему вызов, — чтобы попятиться — к нам.

Длинная рука твари метнулась вперед. Пальцы, похожие на белые гибкие флейты, сжали шею Хаббарда, оторвали его от земли. Зловещее лицо твари скривилось от восторга. Хаббард, наверное, весил фунтов двести пятьдесят или больше, но поднимался и поднимался, пока его голова не оказалась на два или три фута выше головы чудовища. Мощная фигура Хаббарда закрывала ее собой, но я видел остальное жуткое тело твари. Оно было человекообразным, но тощим, как скелет. Впрочем, несмотря на очевидную худобу, чудовище обладало невероятной силой. Молния вспыхнула снова, освещая веревки его мускулов, мышцы и сухожилия.

«Да, — с тошнотой подумал я, — эта тварь похожа на стоящую на задних лапах саламандру, но силы в ее теле — как в пороховой бочке перед взрывом».

А еще это чудовище — самец.

Гром потряс лес. Порыв ветра влетел на лужайку. Дождь лупил по нам с садистской радостью.

Напарники окаменели при виде зверя, но Вуд отреагировал первым.

— Просто... отпусти его, — сказал он, направляя пистолет на тварь.

— Ты можешь попасть в Хаббарда, — краем рта сказал Флинн.

— А если я не пристрелю это, — ответил Вуд, — Хаббард умрет.

Я мысленно с ним согласился.

Пока они разговаривали, ноги Хаббарда, сперва пытавшегося пнуть нападавшего, беспорядочно задергались. С нарастающим ужасом я понял, что тварь душила его.

— Я сказал, опусти его! — потребовал Вуд.

Тварь подняла руку, замахнулась.

— Постой, — сказал Вуд.

— О нет, — пробормотал Флинн.

Тварь ухмыльнулась. До этого момента я не знал, как выглядит настоящее зло.

— Пожалуйста, послушай, — сказал Вуд.

— Если ты его отпустишь... — начал Флинн.

Он так и не договорил, потому что ладонь твари ударила Хаббарда по лицу. Даже за кошмарными раскатами грома и ревом дождя я услышал, как когти чудовища вонзились в лицо мужчины.

Голова Хаббарда не оторвалась полностью.

Но была к тому близка.

Удар распорол гортань и левую сторону горла, и его голова запрокинулась. Кровь брызнула из раны фонтаном, окрасив алым сатанинское лицо твари.

Вуд выругался, а Флинн переливчато закричал от ужаса. Я подумал, что Вуд тут же расстреляет тварь, но она почувствовала это и прикрылась обмякшим, болтавшимся телом Хаббарда, как щитом. Вуд направил на нее пистолет. Выстрелил трижды, но две пули попали в труп. Чудовище ахнуло, когда один выстрел пробил ему бок. Сверкая зелеными глазами, оно двинулось к нам, потрясая телом Хаббарда так яростно, что оно болталось, как тряпичная кукла.

— Помоги мне, — сказал Флинн, и я не сразу понял, что он говорит со мной. Флинн поднимал Эрика Блэйдса на ноги и хотел, чтобы я ему помог.

«Какая ирония, — подумал я. — Блэйдс напал на меня пару часов назад, а теперь я должен рисковать жизнью ради него».

К черту.

Я пошел по тропинке.

— Уилл! — позвал Флинн.

Я остановился и оглянулся. Его лицо было выразительнее любых слов. Ты лучше этого, Уилл. Не дай этому парню погибнуть просто потому, что он наделал ошибок. Каждый заслуживает шанса.

«Вот дерьмо, — подумал я. — Он был прав».

Вуд расставил ноги, сосредоточился. Вытянув руку, он выстрелил в тварь снова, но попал в труп Хаббарда.

Ухмыльнувшись, чудовище сделало еще шаг вперед.

— Оставь нас в покое, — громче сказал Вуд. — Или клянусь...

Тварь вскинула руку и оторвала Хаббарду голову.

Рот Вуда открылся ошеломленным «о».

Как питчер из высшей лиги, чудовище размахнулось и швырнуло голову в Вуда.

Несколько вещей случилось в один момент.

Оторванная голова врезалась в грудь Вуда.

Он выстрелил.

Багровая дыра появилась в плече чудовища.

Оно зарычало.

Тощее тело закачалось от пули.

Еще кое-что случилось примерно тогда же, но вспомнил я об этом только сейчас. В одну секунду Эрик стоял между мной и офицером Флинном, в следующую — обмяк. Я не знаю, как это случилось, но его просто... не стало.

Впрочем, я о нем и не думал. Мне хотелось лишь одного: выжить.

— Завалим ублюдка! — заорал Вуд и выстрелил снова.

На втором выстреле Флинн, похоже, вышел из транса. Достал пистолет, нажал на курок. Костлявое тело чудовища дернулось, пули пробили его, но тварь просто опустилась на колени, словно собираясь с силами.

— Джо? — напряженным голосом позвал Вуд.

— Сукин... — начал Флинн, и чудовище прыгнуло, молния осветила лес, облив его призрачным серебряным светом. Сперва я подумал, что тварь будет подниматься, пока не исчезнет в небе, но она все же подчинялась законам природы. Чудовище перепрыгнуло через офицера Флинна.

К его чести, он отреагировал быстро.

Но это его не спасло.

Когда тварь взмыла в воздух, Джим Флинн целился в нее, даже два раза выстрелил, когда она перелетела через его голову и приземлилась невозможным образом на ноги — у него за спиной. Флинн начал разворачиваться, намереваясь выстрелить ей в лицо, но не успел. В воздухе мелькнули острые когти, и пистолет Флинна вместе со сжимавшей его рукой упал в траву.

Мой желудок подпрыгнул к горлу. «Пожалуйста, не убивай Флинна», — подумал я, понимая, насколько тщетно мое желание.

Большими, как чайные блюдца, глазами Флинн взирал на брызжущий алым огрызок своей руки. Лохмотья кожи напоминали окровавленную мочалку.

Тварь набросилась на Флинна, открыв челюсти, похожие на капкан для медведя.

— Нет! — заорал Вуд. Шагнул вперед, чтобы вмешаться, и я схватил его за пояс, крича:

— Стойте, стойте!

Он замер примерно в пятнадцати футах от места, где, придавленный тварью к земле, лежал Флинн.

— Мы не можем... — начал он, но осекся, когда заметил то, что уже видел я.

Голова чудовища утонула в груди Флинна. Глаза полицейского уже незряче уставились на кормившуюся тварь.

— Нужно уходить, — сказал я Вуду, оттаскивая его.

— Не могу, — пробормотал он, но пошел со мной к тропинке.

— Он мертв, — сказал я. — Флинн мертв. Нужно бежать.

Лицо Вуда было серым, застывшим от шока. Но он был умным и быстро понял, что случилось. Останься мы на поляне хотя бы на миг, и тварь разорвет нас на части, как Пита Блэйдса, Дэйна Хаббарда и Джима Флинна.

Сейчас она была слишком занята своей трапезой, чтобы обращать на нас внимание. Мы бросились с поляны, довольно быстро оторвались и через пару минут были у моего заднего двора.

Меня трясло, но я был рад, что остался в живых. Мы ускользнули от чудовища, или, по крайней мере, так казалось. Каждый шаг по тропинке приближал нас к спасению. Дома мы забаррикадируемся, вызовем всю полицию штата.

Но чем ближе к опушке, тем страшнее мне было. Чудовищу могло не хватить жертв, оно могло гнаться за нами.

Детектив Вуд настоял, чтобы я держался впереди. Возможно, это звучало не слишком впечатляюще, но я оценил. Взрослый ставил мою жизнь выше своей, действовал как настоящий мужчина.

— Осторожней, — сказал он, когда впереди показался поворот — спуск к сосновой чащобе. Я почувствовал руку у себя на плече, твердую, но не грубую. Я изумился не только тому, что он не отстал — сил мне придавал кромешный ужас, — но и тому, что он не запыхался. Тропинка была узкой, но, когда мы перешли на шаг, он легко меня обогнал.

— Лучше я пойду первым. Эта тварь может попытаться оттяпать нам головы, — объяснил он.

Дождь все еще лил потоком, но раскаты грома звучали в отдалении.

— У вас есть дети? — спросил я.

— Трое, — прошептал он. — Теперь заткнись и дай мне сосредоточиться, чтобы я смог увидеть их снова.

Вуд шагнул во мрак, целясь в деревья. Каждую пару секунд он оглядывался, его глаза обшаривали исхлестанный дождем лес, искали чудовище. Нельзя сказать, что я чувствовал себя в безопасности, но отвага Вуда придала мне сил.

Сделав еще несколько шагов, он замер, широко раскрыв глаза, и прошептал:

— Ты ничего не слышал?

Содрогнувшись, я покачал головой. Мне хотелось идти дальше. Сосновые ветви вокруг качались от ветра и дождя, и я понял, что это прекрасное место для засады. Если тварь кралась к нам среди сосен, мы не увидим ее, пока она не набросится.

— Хорошо, — сказал Вуд и облизал губы. — Когда я скажу «беги» — побежишь. Я снова тебя прикрою.

Он кивнул на тропинку.

— Она же выведет нас к твоему дому?

— Уже недалеко.

— Отлично. — Он прищурился. Капли дождя стекали с его носа. — После сосен будет открытое место, да?

Я кивнул.

Он нахмурился.

— Значит, выйдя из-под деревьев, мы будем на виду. Я хочу, чтобы ты бежал и не останавливался. Если этот сукин сын убьет меня, ты не поможешь. Просто беги. Позвони в 911, объясни, что случилось, и скажи, чтобы связались с Джеком Шэффером из полиции штата. Он знает, что делать. Не трать время на местных засранцев.

Я выдавил улыбку. Из всего, о чем беспокоился Вуд, самым маловероятным было то, что я попрошу помощи у Брюса Кавано и его помощников.

— Ладно, — сказал Вуд. — Готов?

Я кивнул, хотя никакой готовности не чувствовал.

— Беги, — скомандовал он.

Я побежал.

Я мчался так быстро, что чуть не шлепнулся лицом на тропу. Едва не растянулся, но сумел сохранить равновесие и бросился дальше. Несколько раз чуть не упал. Земля была скользкой и вязкой от дождя, а я — не в себе. Звучит ужасно, знаю, но я полностью одобрял план Вуда не останавливаться. Он мне нравился, но я хотел жить, и оставалось только бежать, как напуганный кролик.

Я оказался на заднем дворе в считанные секунды.

Не смотрел назад, пока не оказался на полпути к дому, а когда обернулся, был рад увидеть выбирающегося из леса Вуда. Он то и дело оглядывался, возможно чувствуя, как и я, что спаслись мы чудом.

Я заметил на подъездной дорожке мамину машину. Она вернулась, оставив Пич у Уоллесов.

«Попробуйте ей это объяснить», — подумал я. Она никогда бы не поверила нашей истории о чудовище. «Или, — мысленно добавил я, и мой живот свело, — о кровавых убийствах».

Я влетел на заднее крыльцо, открыл дверь с сеткой и подождал Вуда. Он подбежал к дому, вскарабкался по ступенькам и втолкнул меня внутрь. Когда дверь с сеткой захлопнулась, он закрыл деревянную и щелкнул замком. Я не думал, что это удержит чудовище, но ничего не сказал.

— Где телефон? — спросил Вуд.

— Здесь, — сказал я, рванув в гостиную.

— Сперва надо уведомить Джека, — прошептал Вуд себе под нос. — Затем свяжемся с... о боже.

В комнате был мужчина. Он прижимал пистолет к виску мамы.

Я сотни раз видел его — по телевизору, в Интернете...

...на старых газетных вырезках в подвале.

Нам улыбался Лунный Убийца.

— Положи пистолет, — сказал Карл Паджетт.

На долгий миг все замерли. Я не мог даже дышать.

Затем детектив Вуд подчинился и положил пистолет на ковер у ног.

— Просто успокойся, — сказал он. — Не нужно никому делать больно.

— Только тебе, — сказал Паджетт и, направив пистолет на Вуда, трижды нажал на курок. Выстрелы прогремели в маленькой комнате. Вуд покачнулся и безжизненно рухнул на пол.

Я проглотил крик, не в силах поверить своим глазам. «Нет, — думал я, осознавая ужас момента. — Нет». Я уставился на окровавленную грудь Вуда, алая струйка бежала у него изо рта. Он этого не заслуживал. Он был слишком хорошим, чтобы так умереть. Я вспомнил о его детях, и к горлу подступили рыдания.

— Не удивляйся так, парень, — сказал Паджетт. В его голосе сплетались веселье и злоба. — Уродам, ставшим копами, так и надо.

— Теперь он... — Паджетт кивком указал на Вуда. —...просто кусок черного мусора.

Губы у меня дрожали, но я отогнал слезы. Не мог позволить, чтобы Паджетт их видел. Он направил пистолет на меня.

— Может, ты тоже хочешь узнать, каково это? — спросил он. — А, парень? Хочешь почувствовать холодный поцелуй смерти?

— Не делай ему больно, — сказала мама тоненьким, жалким голосом.

— Не делай ему больно, — передразнил Паджетт дрожащим фальцетом. — Может, сделать больно тебе, а?

Он направил пистолет на маму.

— Отпусти ее! — вскричал я. Я шагнул к нему, прекрасно помня, что на полу растянулся мертвый коп. Вуд заслуживал лучшего. Ему полагалась медаль, а не кровавая смерть.

Пистолет нацелился на меня.

— Ни шагу, Уилл.

Я нахмурился.

— Откуда ты знаешь, как меня зовут?

Лицо Паджетта стало еще уродливее. В нем проступили яд и какая-то древняя злоба.

— Почему ты ему не сказала? — спросил он. — Почему не сказала ему правды?

— Пожалуйста, не надо, — прошептала мама.

Я взглянул на нее, потом на Паджетта и снова — на нее.

— О чем он говорит?

Она покачала головой.

— Ни о чем, Уилл. Он просто...

— Я говорю, — перебил ее Паджетт, — что твоя мама сменила тебе фамилию, когда ты был маленьким.

Мама дернулась, но он сжал ее руку так сильно, что она всхлипнула.

— Не делай ей больно! — закричал я.

Паджетт посмотрел на меня с восхищением.

— Ах-х-х, — сказал он, кивнув. — Так у пацана есть яйца. А я-то думал, ты окажешься голубеньким маменькиным сынком.

Я сжал кулаки.

— Заткнись.

— Вот так малыш.

— Не зли его, Уилл, — сказала мама.

— Я его не боюсь, — солгал я.

— Ты еще не понял, да? — продолжал Паджетт.

Я замолчал, сердце так колотилось в груди, что было больно, но мысли метались в голове.

— Не понял что? — спросил я, хотя и не был уверен, что захочу услышать ответ.

— Карл, пожалуйста, не надо... — В мамином голосе звучала паника.

Я тоже запаниковал, дыхание стало прерывистым.

— О чем он говорит, мам?

— Я говорю, — сказал он, — о твоем настоящем имени. Ты — Уильям Маркус Паджетт.

У меня упала челюсть.

Его черные глаза сверкали.

— Гордись, малыш. Твой папочка — один из самых знаменитых преступников в истории Америки.