Дети тьмы

Глава 1 Чемпионат и злоба

Неделя, когда я увидел смерть семнадцати людей, не началась с крови, монстров или серийного убийцы-садиста.

Она началась с бейсбольного матча.

Оглядываясь назад, я гадаю, могло ли все быть по-другому, если бы мы тогда проиграли. Вы, наверное, думаете, что победа в чемпионате лиги стала началом лучшего лета в моей жизни.

Нет. То лето было хуже всех остальных, а это о чем-то да говорит, ведь, несмотря на мои пятнадцать, у меня уже были дерьмовые каникулы.

Думаю, это — часть нашего возраста. Я и мой лучший друг, Крис Уоткинс, только что закончили первый год в средней школе Шэйдленда, но, хотя и считались новичками, были двумя лучшими бейсболистами среди учеников.

Это не нравилось Брэду Рэлстону и Курту Фишеру, парням на пару лет старше нас. Считалось, что они будут играть за школу как питчер и шорт-стоп, пока не появились мы с Крисом. Тем вечером, о котором я рассказываю, третьего июня, наш главный тренер следил за игрой с трибуны. Это меня нервировало. Тренер Элдрич был огромным, словно медведь, мужиком с крохотными черными глазками и полоской гитлеровских усиков. Он редко раскрывал рот, но, когда говорил, его слушали. Я всегда боялся, что он набросится на меня, разъярившись, как гризли.

Глаза тренера Элдрича не отрывались от меня, когда я, с двумя аутами, занял основную базу в начале седьмого иннинга. Моя команда проигрывала одно очко, раннеры были на второй и третьей базах. Мия Сэмюэлс тоже смотрела на меня, и, как бы я ни боялся тренера Элдрича, ее мнение значило куда больше. Потрясающие синие глаза и черные панковские иглы волос Мии сыграли в этом немалую роль, как и ее тело, если быть совсем честным, но главное, под ее взглядом я чувствовал себя кем-то большим, чем просто неудачник.

Примерно две сотни человек сидели на трибунах, температура перевалила за девяносто[1]. Я попытался не обращать внимания на толпу и жару, ведь на подаче был Брэд Рэлстон, засранец-бойфренд Мии, и, каким бы мерзавцем он ни был, подавал, как огнемет. Брэд уже поставил мне пару синяков: запустил слайдер под ребра и адский фастбол в бедро. Я знал, что он уничтожит меня без колебаний.

Я врос в землю, сказал себе быть храбрым.

Но когда первый мяч пролетел рядом, едва не оторвав мне голову, вся моя отвага испарилась.

Дрожа, я покинул поле бьющего, чтобы встряхнуться. Голос у меня за спиной сказал:

— Расслабься, Уилл. Если он попадет в тебя, ты станешь еще краше.

Обернувшись, я увидел моего лучшего друга. Он ждал в зоне разминки с желтой алюминиевой битой на плече.

— Громкие слова от такого урода, как ты.

Конечно, это была ложь. Каждая девочка в школе мечтала встречаться с Крисом Уоткинсом.

Он криво усмехнулся.

— Чем дольше ждешь, тем сильней сморщатся твои яйца.

— Ты извращенец, Уоткинс, — тихо сказал я.

— Хочешь обниму?

— Отвали, — пробормотал я и вернулся на поле бьющего.

Рэлстон ухмылялся мне, наслаждаясь моим страхом.

«Не волнуйся об этом, — сказал я себе. — Не волнуйся насчет Брэда и тренера Элдрича. Даже не думай о Мии, хотя она невообразимо горяча этим вечером».

Я взглянул на трибуну, увидел Мию, почувствовал, как запылали щеки и виски. Отбросил несколько неприличных мыслей и приготовился к подаче. Все это время Брэд возил кроссовкой в красной грязи горки питчера, мяч в его лапе казался не больше сваренного вкрутую яйца. Я заметил уродливый розовый, словно червь, шрам у него на запястье и вспомнил, что, по слухам, он порезался, в припадке ярости разбив окно в своей комнате.

Брэд все еще ухмылялся, но теперь, когда он вступил на пластину питчера, мне почудился тот же маниакальный блеск в его глазах.

Я поднял биту и стер пот с глаз.

Брэд посмотрел на раннеров. Я ждал, подняв биту, прерывисто дыша. Брэд начал замах. Я напрягся, ожидая новый фастбол в шлем.

Он просвистел по центру.

Я размахнулся.

И залепил жестким граундером в Курта Фишера, шорт-стопа и лучшего друга Брэда. Я мчался как сумасшедший, думая, что на этот раз проиграю. Я быстро бегал, но Курт был сложен как танк, вместо рук у него были пушки, и он почти никогда не ошибался.

Я посмотрел влево, чтобы узнать, летит ли мяч к первой базе, но в этот миг вечер принял первый сюрреалистичный оборот. Вместо того чтобы попасть в перчатку Курта, мяч проскочил под ней и улетел во внешнее поле. Мой граундер был обычным, я видел, как Курт ловил такие сотни раз, но не сейчас. Мы дважды вернулись к дому и стали вести.

Крис вышел на поле, и конец седьмого иннинга начался с пробежки. Крис подавал, так что шансы были хорошими. Рука у него была даже лучше, чем у Брэда, потому он и мог занять его место в команде старшей школы. Никто об этом не говорил, но, если бы Крис обыграл Брэда этим вечером на глазах тренера Элдрича, в следующем году он оказался бы впереди в иерархии игроков.

Но Крису пришлось нелегко. У нас было два аута, базы заняты, и оторвались мы только на одно очко.

Брэд вышел на поле бьющего, акселерат ростом в шесть футов четыре дюйма[2], одиннадцать раз в этом сезоне сделавший хоумран.

Первые два мяча Криса вылетели из зоны страйка: адская жара и волнение, возможно, немного повлияли на моего лучшего друга. Я подошел с позиции шорт-стопа, чтобы его успокоить.

Тихо спросил:

— Почему белки плавают на спине?

Крис раздраженно посмотрел на меня.

— О чем ты, черт возьми?

— Почему белки плавают на спине? — повторил я.

Его взгляд смягчился.

— Я знаю, ты скажешь, неважно, хочу я это услышать или нет.

Я уставился на него, подняв брови.

— Господи, — пробормотал он, снимая бейсболку и вытирая ладонью пот со лба. — Ладно, почему белки плавают на спине?

— Чтобы не замочить орешки.

Он покачал головой, но тихо хмыкнул.

— Ты придурок, Берджесс.

— Ага. Просто одержим звериными гениталиями.

Он все еще покачивал головой, но выглядел чуть лучше.

— Так что бы ты ему бросил? — спросил Крис.

— Брэд не будет размахивать битой. Бросай страйк.

Крис поднял бровь.

— А если отобьет?

Я пожал плечами.

— Я поймаю.

Рядом со мной появился ампайр[3].

— Вы тут рецептами обмениваетесь?

Я кивком указал на Криса.

— Мы говорили о новой книге Стивена Кинга. О питчере, который преследовал ампайра, потому что тот нечестно судил.

— Она очень кровавая, — вставил Крис.

Ампайр ухмыльнулся.

— За дело, придурки.

Я кивнул, похлопал Криса по спине перчаткой и вернулся на позицию.

Следующие две его подачи были просто огонь, молниеносные фастболы. Брэду оставалось только смотреть, как они пролетали мимо. Следующий бросок был чейндж апом, и Брэд едва не выпрыгнул из кроссовок, пытаясь его отбить.

Третий страйк.

Мы выиграли чемпионат.

Я, Крис и остальная команда кричали от восторга. Чудо, что никого из нас не убило в давке на горке питчера. В один момент Криса подняли на плечи два фаната, но не смогли удержать равновесия и уронили лицом в грязь.

Но он все равно улыбался.

Я — тоже. Я заметил Мию и Ребекку, глядящих на нас с той стороны сетки. Хотя их бойфренды только что продули, девчонки аплодировали, как и все остальные. Мне не хотелось делать далеко идущие выводы: спорт пробуждает в людях странные чувства. Но не стану лгать: от этого победа стала еще слаще.

Хорошее настроение длилось минуты три. Мне хотелось праздновать, а еще — отлить. Если я попрыгаю на горке питчера еще немного, то обмочусь и буду известен как парень, не способный контролировать свой пузырь, а не тот, кто совершил победную пробежку. Так что я ускользнул от игроков, покинул поле и поспешил к грязному шлакоблочному туалету. Дернул за ручку, но, к счастью, чертова дверь была заперта. Я уже хотел припустить к леску неподалеку, чтобы облегчиться там, но услышал громкий голос и забыл обо всем.

Я замер, глядя на серую дверь туалета; в глубине вмятин по металлу расползалась ржавчина.

— ...не концентрировался! — заорал мужчина.

Неразборчивый ответ — голос куда моложе.

— Не рассказывай мне сказки! Ты продул, вот и все.

Новый ответ, на этот раз в голосе тревога.

Резкий всплеск смеха.

— Хочешь, чтобы я тебя пожалел? Ты нервничал, а теперь этот мелкий ублюдок Берджесс будет шорт-стопом вместо тебя. Господь всемогущий!

Живот свело. Я понял, кто и почему говорит. Папаша Курта Фишера — самый упоротый сержант-инструктор среди отцов — ругал своего сына за ошибки. Словно Курту было недостаточно хреново.

— Мне очень жаль, — пробормотал Курт.

— Мне тоже! — язвительно ответил его отец. — Мне жаль, что тренеру пришлось смотреть, как ты забыл все, чему он учил тебя. Все, чему я учил тебя. Черт, даже не знаю, зачем я старался.

Курт сказал что-то, но я не разобрал, что именно. Он шмыгнул носом.

— О-о-о-о, — сказал его отец. — Давай, разревись. Конечно, это все исправит. Ради бога, сколько тебе лет?

Курт не ответил. Я не винил его. Казалось, я и сам вот-вот расплачусь.

— Соберись, — прорычал отец Курта. Раздался шорох, зазвучали шаги. — Я хочу отсюда убраться.

Я метнулся в лесок, прежде чем Курт с отцом вышли из туалета. Я не хотел, чтобы Курт узнал о том, что я слышал их разговор, не хотел, чтобы он чувствовал себя еще хуже. Забавно: он вел себя как полный засранец сколько я себя помнил, но до этого мига я и не задумывался почему.

Если бы меня воспитывал такой папаша, я бы тоже стал уродом. Конечно, я вообще рос без отца, но теперь был за это благодарен.

Я прятался в нескольких футах от опушки, глядя на дверь туалета. Через пару секунд оттуда вышел Курт, за ним — его отец. На этот раз мистер Фишер молчал, но смотрел сыну в затылок, словно желал ему смерти. Я задумался, как сильно он будет скорбеть, если с Куртом действительно что-то случится.

Трясущимися руками я расстегнул молнию на бриджах и облил струей клен.

Закончив свои дела в лесу, я нашел Криса за нашим дагаутом: он убирал биту и шлем. Я открыл рот, чтобы рассказать ему о Курте, но услышал позади тихие шаги.

Мия и Ребекка.

В сиянии стадионных прожекторов и мягком лунном свете иглы волос Мии блестели ярче обычного, а в потрясающих голубых глазах появилось что-то кошачье. На ней был голубой переливающийся топик, обнажавший полоску загорелой кожи над поясом джинсовых шорт. Хотя одежда не выглядела пошло, много и не скрывала.

Не то чтобы я жаловался.

На Мии были розовые сандалии. Я заметил, что ногти у нее на ногах выкрашены синим лаком, в тон глазам, и подумал, не одна ли это из девичьих фишек.

Ребекка улыбалась Крису. Я всегда был одержим Мией, но прекрасно понимал, почему он так отчаянно хотел встречаться с младшей сестрой Брэда Рэлстона. У нее были длинные светлые волосы, прозрачные голубые глаза и, хотя она не открывала тело, как Мия, фигурка что надо.

— Больно? — спросила меня Ребекка, и я так загляделся на Мию, что не сразу понял, о чем она.

Я проговорил с деланым спокойствием:

— Брэд подает не настолько жестко.

— Еще как, — сказал Крис. — Этой весной тренер сказал, что он бросает со скоростью восемьдесят пять миль в час.

Ребекка склонила голову к плечу.

— Готова поспорить, твой фастбол быстрей.

Крис залился краской. Я едва удержался от смеха. Хотя за Крисом постоянно ходила стайка девчонок, сох он только по Ребекке. Видеть его таким смущенным я не привык и сделал мысленную заметку поддразнить его позже.

Мия шагнула ко мне.

— Ты в порядке? Думаю, я слышала, как твои ребра треснули от одного из этих мячей.

Теперь настала моя очередь смущаться. В горле пересохло так, что я едва не закашлялся, но все же выдавил:

— Жить буду.

Уголок ее рта пополз вверх.

— Потому что ты крутой мужик?

Крис хихикнул.

— Да у Уилла волос под мышками еще нет.

Я прожег его взглядом, но не смог придумать хлесткого ответа. Истина состояла в том, что он прав. Волос под мышками у меня еще не было.

Может чувствуя мое смущение, Ребекка спросила:

— Как Пич?

— Как заноза в заднице, — ответил я.

— Будь с ней помягче.

— Шутишь? — спросил Крис. — Уилл ей как отец.

Вновь смущаясь, я переступил с ноги на ногу, но Ребекка наградила меня одобрительным взглядом. Она всегда спрашивала о моей младшей сестре, возможно, потому, что была доброй. Или по другой причине, о которой мне не хотелось размышлять. На секунду я задумался, какую боль должна чувствовать Ребекка...

Она сказала:

— Знаете, выиграв сегодня, вы превратили мою жизнь в кошмар.

— Думаешь, Брэд будет не в духе, когда ты вернешься? — спросил Крис.

— А разве не все равно, — сказал я. — Он ведь всегда в плохом настроении.

— Не всегда, — заметила Мия.

Живот подвело, я слепо уставился на опустевшее бейсбольное поле. Почему Мия встречается с Брэдом?

Ребекка нахмурилась.

— Он будет вести себя так, словно это я виновата, что он проиграл. И начнет орать на меня из-за того, что я с вами говорила.

— А как Курт принял проигрыш? — спросил Ребекку Крис.

— А тебе какое дело? — раздался злой голос.

Развернувшись, мы увидели направлявшегося к нам Курта Фишера. За ним шел Брэд Рэлстон. О черт.

На плечах у обоих были дорогие бейсбольные рюкзаки; из них в разные стороны торчали шлемы, биты и перчатки. Курт убрал бейсболку, и его черный ежик блестел в свете прожекторов. Брэд надел свою — зеленую — козырьком назад.

Оба, казалось, хотели нас убить.

— Родители тебя ждут, — сказал Брэд.

— Мы просто поздоровались, — ответила Ребекка.

Брэд ткнул большим пальцем в сторону парковки.

— Шевелите задницами.

Слова вылетели у меня изо рта прежде, чем я это понял.

— Не говори с ними так.

— Ага, — сказала Мия, блеснув голубыми глазами. — Не говори с нами так.

— Да что с тобой? — спросил Курт Ребекку. Его глаза покраснели от слез, но Ребекка, я уверен, сочла, что он просто взбешен. — Ты хоть слышала о верности?

Ребекка удивленно на него посмотрела.

— О верности? Курт, речь не о жизни и смерти. Это бейсбольный матч, бога ради.

— Там был тренер Элдрич. — Курт едва не орал, и я вспомнил о его отце, который использовал тот же тон, только грубее и ниже — в туалете. Курт ткнул пальцем в сторону Ребекки. — Не говори мне, что это неважно!

— Эй, — сказал я Мие. — Все нормально. Вам лучше уйти.

Она прожгла меня взглядом.

— Уйду, когда захочу.

Курт шагнул ко мне.

— Думаешь, раз тебе повезло сегодня, можешь говорить моей девчонке, что делать?

Я вскинул руки.

— Я не...

Курт толкнул меня. Сильно.

Хотя мы с Крисом начали качаться этой зимой, мускулы Курта были вдвое больше наших. Я отлетел назад и едва не растянулся на траве. Ребекка шагнула к Курту и стукнула его по груди.

— Не отыгрывайся на нем.

— Скажу еще раз, — проговорил Брэд тихим, угрожающим голосом. — Садись. В. Машину.

Мия не сдвинулась с места.

— Мы не твоя собственность.

— Это потому, что мы проиграли, да? — спросил Курт. — Вы бегаете только за победителями.

Ребекка нахмурилась.

— Дело не в этом, сам знаешь. Перестань вести себя как идиот.

Брэд ткнул Ребекку в плечо. Не сильно, но сильней, чем должен любой парень, даже брат.

— Постой-ка, — начал Крис.

Курт оборвал его, бросил прямо в лицо:

— Боже, Уоткинс. Не верится, что ты еще водишься с Берджессом, — и добавил: — В следующий раз будешь тоже покупать шмотки в Гудвилле[4].

— Заткнись, Курт, — сказала Ребекка. Ее губы превратились в тонкую белую линию. Мия смотрела на Курта так, словно хотела сломать ему нос.

Но он не унимался. Указал на меня.

— Ты одолжил ему кроссовки, Уоткинс? Я знаю, у него на такие денег нет.

Кулаки сжались, тело гудело от ярости.

«Вспомни папашу Курта, — сказал я себе. — Ты бы тоже был не в духе, если бы тебя отругал человек, который должен был поддержать, хоть против всего мира».

Брэд смерил меня ледяным взглядом.

— Бесишься, Берджесс? Я бы тоже бесился, будь моя мамочка наркоманкой.

Я забыл, какой он огромный, какой сильный. Рванулся к нему.

Но Мия налетела на него первой. Вцепилась в зеленую бейсбольную майку, пытаясь его встряхнуть, но он был таким здоровым, что только смеялся.

Все развернулись, когда заблеял клаксон.

Родители Ребекки. Они ехали по дороге вдоль стадиона — в белом «БМВ» в двадцати ярдах от нас. Мама Ребекки опустила окно и позвала девочек.

Мия отпустила Брэда, хотя это стоило ей видимых усилий. Ребекка выглядела почти такой же разъяренной и зло смотрела на брата.

— Вы двое, оставьте в покое Уилла и Криса.

— Не волнуйся, — ухмыльнувшись, сказал Брэд. — Мы просто отпразднуем с ними победу, да, Курт?

Курт пожал плечами.

— Точно.

Клаксон заблеял снова — трижды с короткими паузами.

— Пойдем, — сказала Ребекка. — Я не хочу, чтобы меня наказали.

Она посмотрела на Криса.

— Мне жаль, что мой брат — такой придурок.

Она отошла, и, окинув меня долгим взглядом, Мия последовала за ней. Нахмурившись, я смотрел, как их машина растворяется в сумерках.

Курт ткнул Брэда в грудь тыльной стороной ладони.

— Только погляди. Берджессу и Уоткинсу нужны девчонки для защиты. Что вы двое будете делать теперь?

— Нам никто не нужен... — начал я, но меня оборвал Крис:

— Мы вам прямо здесь наваляем.

Я посмотрел на Криса, думая, что ослышался. Но он не выглядел напуганным. Казался готовым к драке.

— Великолепно, — сказал Брэд, а Курт рванулся вперед, решив, видимо, оторвать Крису голову.

Я сказал:

— Тебе не нужно доказывать, что ты крут.

Курт замер.

— Что, черт возьми, ты несешь?

Я вздохнул.

— Я был снаружи туалета.

Он обернулся и посмотрел на меня, сузив глаза.

— И?

— Ты действительно хочешь, чтобы я это сказал?

Я видел сомнение в его глазах.

— Ничего ты не знаешь, — пробормотал он.

Я открыл рот, но воспоминание о желчи в голосе его отца остановило меня. Курт был уродом, но он не родился уродом. Таким его сделал отец за долгие годы тренировок. Я не хотел унижать его, но не знал, что сказать, чтобы разрядить ситуацию. Как и Курт, Брэд был готов стереть нас с лица земли.

Брэд непонимающе улыбнулся Курту.

— О чем этот придурок говорит?

Курт молча смотрел на меня. Я чувствовал волны смятения, исходящие от Криса, но не смел отвернуться. Если я «пересмотрю» Курта, возможно, он поверит, что я действительно слышал их разговор с отцом в туалете. Может, даже поймет, что я ему сочувствую.

Вся ярость оставила его. Он уставился в мокрую от росы траву. Я перевел взгляд на Брэда, удивленно взиравшего на друга.

Затем Брэд скинул ремешки рюкзака и метнулся ко мне с поднятыми кулаками.

— Вот вы где! — раздался женский голос.

Брэд остановился. Кулаки упали.

Обернувшись, я увидел маму Криса. Она шла к нам от дороги, скрестив руки на груди, несмотря на вечернюю духоту. Как и у моего лучшего друга, у нее были соломенные волосы и заразительная улыбка. Никогда еще я ей так не радовался.

Брэд фыркнул.

— Второй раз вас спасают чьи-то предки.

— Нас не нужно спасать, — сказал Крис.

— Крис? — позвала его мама. — Мне привести твоего отца?

Она кивнула в сторону Брэда и Курта.

— Или одного из их?

«Ага, — подумал я. — Как будто это поможет».

— Пошли, — пробормотал Курт. — Меня тошнит от берджессовской вони.

Он отошел не оглядываясь.

Брэд помедлил еще пару секунд, сверля меня взглядом.

— Замечу еще раз, что ты говоришь с моей девчонкой, сделаю тебе куда больней, чем сегодня.

Словно отвечая ему, ребра пронзила острая боль. Да, Брэд знал толк в подачах.

Мама Криса, подняв брови, посмотрела на Брэда.

— Хочешь, чтобы я сказала твоим родителям, что ты угрожаешь людям?

Брэд снова фыркнул.

— Делайте что угодно, миссис Уоткинс. — Он подмигнул мне. — Скоро увидимся.

Сказав это, он пошел к парковке, где стоял красный пикап Курта.

— Бедные лузеры, — сказала мама Криса и делано улыбнулась. — Ладно, мальчики, пора идти. Кстати, я вас поздравляю.

— Спасибо, — сказал я, хотя чувствовал себя совсем не празднично.

Крис и его мама зашагали к дороге, к блестящему черному «эскалейду». Она остановилась и позвала меня:

— Идем, Уилл. Твоя мама рада будет слышать, что ты выиграл.

«Черта с два, — подумал я. — Она будет в отключке. Если бы ее интересовала игра, она бы пришла».

Но ничего такого я не сказал. Молчал, пока они подвозили меня. Оглядываясь на прошлое, я не думаю, что слова изменили бы хоть что-то.

Почти все, с кем я говорил тем вечером, умерли.

Глава 2 Персик, Ячмень[5] и домик на дереве

Пич сказала:

— Не хочу пшеничные подушечки.

Я не сказал ничего, только налил молока и пододвинул чашку к сестре. Этим утром она выглядела младше своих шести. Сгорбилась так, что только глаза виднелись над краешком чашки.

Я побарабанил пальцами по кухонному столу.

— А чего хочешь?

— «Нердс»[6].

Я покосился на нее.

— Конфеты?

Она смотрела на меня огромными карими глазами.

— Хочешь конфеты на завтрак, — уточнил я.

Она кивнула.

— Но их нельзя есть на завтрак.

— Почему?

— Потому что это отстой.

— Это плохое слово.

— Ты всю свою жизнь будешь три фута ростом, если станешь их есть.

Пич помолчала, склонила голову к плечу.

— А это сколько?

Я провел рукой у ремня.

— Я уже выше, — сказала она, улыбаясь.

Я взял банан с кухонного стола.

— И ты собираешься расти дальше. Так что прекрати спорить и ешь.

— Грубо, — пробормотала она, но поддела ложкой подушечку и сунула ее в рот.

Я подошел к холодильнику, открыл его и увидел, что внутри почти ничего нет. Как всегда.

Вздохнув, я сдвинул дверцу мясного отделения и нашел пластиковую упаковку медовой ветчины. Не в силах вспомнить, когда мама купила ее, я подозрительно посмотрел на упаковку, затем понюхал ее.

Она не пахла плохо, но я все еще не был уверен. Впрочем, либо ветчина, либо мерзлая овсянка, а я ел ее последние пять завтраков. Я перенес потенциально смертельный продукт на стол и плюхнул его рядом с Пич. Открыл упаковку и выудил немного волокнистой ветчины.

— Утром Барли звонил, — сказала она с набитым овсянкой ртом. — Ты еще спал.

— Он ни о чем страшном не говорил?

Глаза Пич чуть расширились.

— Например?

— Забудь, — пробормотал я и сунул в рот еще ветчины.

— Как ты можешь есть ее без хлеба? — поинтересовалась Пич; струйка молока бежала по ее подбородку.

— Жуй давай.

— Мама еще спит? — спросила она.

— Похоже на то. Когда она легла?

Пич пожала плечами.

— В семь? На улице было еще светло.

Я покачал головой.

— Отлично.

— Барли хочет встретиться в домике на дереве.

— Он сказал во сколько?

— Э-э-э... Утром.

— Очень расплывчато.

— Что значит «расплывчато»?

— Неясно. Неопределенно.

— Что значит «продленно»?

Я скорчил рожу. Ветчина была как резиновый дождевик, вымоченный в моторном масле. Почувствовал на себе взгляд Пич.

— Ты как будто червяка съел, — сказала она.

Я молча встал и выбросил остатки ветчины в мусорку.

— Можешь взять мой банан, — сказала она.

— Хорошая попытка, — ответил я, вытирая язык и сплевывая в раковину.

— Уи-и-и-и-и-и-илл, — простонала она, растянув мое имя примерно на пятнадцать слогов. — Я ненавижу бананы.

— Ты ненавидишь все, что не покрыто сахаром. У тебя зубы выпадут.

— Ты сказал, я перестану расти.

— И это тоже. Будешь беззубым гномом.

Я пошел к задней двери.

— Куда ты? — быстро спросила она.

Остановившись, я посмотрел на нее. Заметил, что она попыталась сделать прическу. Высокий хвостик. Но только дважды обмотала резинкой каштановые волосы. В результате хвостик уже почти распался, несколько прядей падали на левый глаз.

— Замри, — сказал я.

Она немного поерзала, пока я переделывал хвостик. Возясь с резинкой, я заметил, какие жирные у нее волосы.

— Когда ты последний раз мылась?

Она улыбнулась.

— От меня воняет?

— Наверное. Прими ванну, как только доешь.

— Зачем?

— И положи чашку в раковину.

— Я не могу включить воду, — сказала она, нахмурившись.

— Перестань. Это же просто.

— Мне сил не хватает.

С тревогой я заметил слезы в ее глазах.

— Ладно, — выдохнул я. — Хотя бы скажи, что ты чистила зубы перед сном.

Она сказала тоненьким голосом:

— Я забыла.

Я посмотрел на часы над плитой. 9:15.

— К черту, — пробормотал я. Барли, наверное, уже в домике. Этот парень не спал до трех утра, но умудрялся вставать раньше всех.

— Тебе нельзя так говорить, — напомнила Пич.

— Сделай мне поблажку. У меня была тяжелая ночь.

Она проследовала за мной через кухню, гостиную и по коридору к ванной.

Вся дорога заняла шагов десять.

— Вы вчера выиграли? — спросила она.

— Ага.

— Крис вывел из игры того большого парня?

Я посмотрел на нее. Понизив голос, чтобы не разбудить маму, посапывавшую за дверью спальни, сказал:

— Откуда ты узнала? Крис что, тоже звонил с утра?

Она покачала головой.

— Мне сказал Барли. Его младший брат был на игре. Брат Барли сказал, что ты отбивал жестко, а Крис вышиб из игры последнего парня.

Я поднял бровь.

— Сколько вы с Барли разговаривали?

— Недолго.

— Тогда как ты столько узнала?

— Барли говорит очень быстро.

С этим я не мог поспорить и включил воду в ванной. Поднял рычаг, чтобы закрыть слив, но вспомнил, что он сломан, как еще сотня вещей в доме. Я подошел к раковине, нашел мочалку, скатал ее шариком и использовал как затычку.

Пич начала снимать пижамную курточку.

— Побудешь со мной? — спросила она.

— Да ладно, Пич. Ты уже достаточно взрослая, чтобы мыться одна.

— А если вода станет слишком горячей?

— Выключи ее.

— А что, если я перепутаю?

Я остановился — к ней спиной.

— Что перепутаешь?

— Куда крутить.

— Пич, Г значит горячая, X — холодная. Ты эти буквы знаешь. — Я собрался уйти.

— Пожалуйста, Уилл.

Ее голос звучал приглушенно. Я обернулся и увидел, что пижамная курточка болтается на ее голове и локтях. Она выглядела как труп, который кто-то начал мумифицировать, но бросил, утратив интерес.

— Серьезно? — спросил я, но хмыкнул и помог ей выпутаться из пижамы. Затем плюхнулся на закрытый унитаз и нашел в шкафчике «Спорте Иллюстрейтед».

Пич забралась в ванну и стала мурлыкать песенку из «Холодного сердца». Я хотел сказать, чтобы она не шумела, ведь мама еще спит. А потом решил, что мне плевать, если Пич ее разбудит.

Вскоре я ей подпевал.

Прогулка через лес была для меня чем-то вроде терапии. Дом оставался котлом дурных воспоминаний и конфликтов с мамой, но Дикая Лощина напоминала мне о друзьях, в первую очередь — о Крисе. Не только потому, что в лесу мы с помощью Барли и его отца построили отпадный домик на дереве. Мы и другим здесь занимались: играли в прятки, искали грибы, разглядывали порножурналы, даже играли в войну с пневматическими пистолетами. Местные крутые холмы казались нам горами, а болотистые низины — зыбучими песками. На западном краю Лощины лежал ржавый остов небесно-голубого «Студебекера» из 1950-х. Как он туда попал, мы с Крисом понятия не имели, но несколько раз сидели в нем, воображая, что участвуем в «Инди-500» или уходим от полицейской погони.

Завидев домик на дереве, я услышал царапанье, доносившееся из-под фанерных листов. Лес зазеленел за последние пару недель, и я совершил ошибку, оторвав глаза от тропинки, чтобы взглянуть вверх. Ноги сразу же запутались в сплетении крапивы и других сорняков, среди которых мог быть и ядовитый плющ. Я его ненавидел и умудрялся обжигаться каждое чертово лето. Ноги уже зудели.

Царапанье становилось громче по мере моего приближения.

— Это ты, Барли? — позвал я.

Звук на секунду стих, и я понял, что это он. Крис ответил бы сразу, но не Барли. Нет, мой очкастый друг превращал все в сцену из кинофильма. Я мог представить, как он наверху прислушивался к моим шагам. Сдерживал дыхание так, словно от этого зависела его жизнь, и ждал, когда я себя выдам. Будто мы воевали или были шпионами.

«Или еще лучше, — подумал я, взбираясь на первые перекладины, которые мы прибили к огромному дубу. — Может, он вообразил себя героем фильма ужасов. С убийцей в хоккейной маске или зомби». Я обожал ужасы — мы все их обожали, но ни я, ни Крис не воспринимали их так серьезно, как Барли.

— Кто это? — спросил он, когда я был на середине кривой «лестницы».

— Карл Паджетт, — сказал я. — Пришел сожрать твои детские кишки.

Лицо Барли появилось в дыре сверху, чуть увеличенные глаза воззрились на меня из-под очков с толстыми стеклами.

— Не смешно, Уилл. Этот парень хуже Джеффри Дамера. Полный псих. Говорили, что он ел своих жертв еще живыми. Что ему нравилось смотреть им в глаза, когда он жевал их плоть.

Я пролез в отверстие. Барли отодвинулся.

— Я это слышал.

И я. Кроме фильмов ужасов, у Барли был болезненный интерес к криминальному чтиву, чем кровавей, тем лучше. Карл Паджетт, также известный как Паджетт Нож, Бедфордский Каннибал или Лунный Убийца, был одной из ужаснейших личностей в истории серийных убийц. Он охотился в основном на детей.

— Надеюсь, он никогда не выберется из тюрьмы, — сказал Барли. — Если сбежит, мы всего в паре часов. Готов спорить, он направится прямиком в Шэйдленд. Этот лес — отличное место, чтобы спрятаться. — Он плюхнулся перед перевернутой, распиленной пополам бочкой, которую мы использовали вместо стола.

— Так ты эксперт в психологии серийных убийц?

Барли держал в руке топорик: заострял трехфутовую палку. Он продолжил срезать стружку резкими, дергаными движениями. Я опустился на пятигалонное ведро вроде того, на котором сидел он, только в моем был керосин. Мы притащили его наверх, чтобы зажигать ночник.

Темно-каштановые волосы Барли были длинней и грязней наших с Крисом. У него выдавалось брюшко, но он не был жирдяем. Просто выглядел как парень, играющий в видеоигры, а не на улице. В этом и было дело. В прошлом году у него начали появляться прыщи, у меня тоже, но Барли, в отличие от меня, их не стеснялся. Называл их признаком зрелости.

— Семья Паджетта из Бедфорда, — уточнил Барли.

— И?

— И-и-и-и-и... — протянул Барли, сильнее нажимая на лезвие. — Бедфорд расположен между нами и Чикаго.

— Но рядом с нами не проходит шоссе, — сказал я, отшатнувшись от Барли и его самодельного копья. Учитывая то, как он держал топорик, кто-то из нас мог пострадать. — И шансы на то, что он выберется из тюрьмы, ниже нуля.

Барли остановился и уставился на меня.

— Ты правда такой тупой? Мы говорим о преступном гении. Он выберет наш город именно потому, что он далеко от дорог.

— Паджетт не настолько умен, Барли. Он псих.

— Все равно. Помнишь Хэллоуин? Как Майкл Майерс вернулся в дом детства и зарезал всех этих нянечек?

— Он зарезал не всех, — раздался голос снизу, и мы оба подпрыгнули.

Из дыры в полу высунулась голова Криса.

— Он убил только двоих плюс одного из бойфрендов. Да, и собаку.

— Он и сестру свою убил, — добавил Барли. — Напялил маску клоуна и разрубил ее на куски.

Внезапно я вспомнил о Пич, но, поежившись, оттолкнул эту мысль. Я надеялся, что мама уже проснулась. Или моя сестренка будет все утро сидеть перед телевизором, смотря мультики. Я сказал себе, что в животе пусто от испорченной ветчины и голода, но глубоко в душе знал, что это вина.

Крис рылся на полках медицинского шкафчика, который мы повесили в домике. Барли нашел его на обочине.

— Что ищешь? — спросил Барли.

— Тампон? — предположил я.

— Если мне понадобится, у тебя возьму, — ответил Крис. Я смотрел, как он копается в мусоре, который мы собрали за несколько лет. Крепкая веревка. Карандаши и ручки. Батарейки, большей частью севшие. Кривое лезвие с толстой деревянной рукояткой — Барли сказал, этой штукой выбивали ковры. Замок с ключом внутри. Мы им не пользовались, но прикрепили к люку петли на случай, если решим.

Крис выругался.

— Знаю, я не... а, вот она. — Он вытащил что-то из шкафчика и сел рядом с нами. — Думал, я потерял ее.

— Пожалуйста, скажи, что я брежу, — проговорил Барли.

Но нет. С руки Криса свисала серебряная цепочка, зеленый камешек на ней раскачивался, как маятник.

— Не могу поверить, что ты ее сохранил, — сказал я.

Крис смотрел на подвеску.

— Красивая, да?

— Ты же говорил, что выкинул ее.

Крис ухмыльнулся и сжал зеленый камешек.

— Думаю, я соврал.

Мы с Барли обменялись взглядами, тот закатил глаза.

— Слушай, — сказал Барли. — Ты купил ее для Ребекки три года назад, да?

Крис пожал плечами.

— И что?

Я сказал:

— Наверное, она уже воняет.

Крис понюхал подвеску.

— Нет, — сказал он, но нахмурился.

— Чувак, — сказал Барли, выхватив цепочку у Криса. — Ты правда думаешь, что эта цацка ее впечатлит? Это же уродство. Она рассмеется тебе в лицо.

Крис потянулся к подвеске, Барли отдернул ее.

— Отдай мне чертову цепь, — потребовал Крис.

Барли держал ее на расстоянии вытянутой руки.

— Я просто спасаю тебя от тебя самого. Ты свихнулся, чувак. Курт убьет тебя, если ты подаришь это его подружке.

Он выставил руку за окно так, что цепочка болталась в сорока футах от земли.

— Эй, — зарычал Крис. — Отдай.

— Это безумие, — сказал Барли. — У Ребекки есть парень, так? Она с ним не порвет, особенно после того, как ты подаришь ей дурацкий зеленый камень.

— Это перидот.

— Тебе должно быть стыдно, что ты это знаешь, — заметил я.

— Дай сюда, — сказал Крис и, прежде чем я понял, что происходит, схватил Барли обеими руками и оттолкнул его от окна. Барли грохнулся на стол из бочки и съехал на ведро Криса, перевернувшееся со злобным лязгом.

— Блин, чувак! — закричал Барли. — Я просто хотел помочь. Ты мог мне руку сломать.

— Я предупреждал, — сказал Крис, подбирая упавшую подвеску.

Я помог Барли встать на ноги, стряхнул с него пыль.

— Любовь толкает людей на странные поступки, — пробормотал он.

Я с беспокойством взглянул на Криса. На его щеках проступили белые пятна, корни волос потемнели от пота.

Он убрал подвеску в карман.

— Ладно, если Барли хочет дать мне совет насчет отношений, я бы хотел поговорить о плане на вечер.

— Не знал, что у нас есть план, — сказал я.

Крис поправил ведро, сложил на груди руки и откинулся назад, закинув ноги на стол.

— Мия проводит ночь с Ребеккой.

Барли уставился на него.

— Как ты узнал?

Барли гордился тем, что он узнает слухи Шэйдленда первым.

— И что? — спросил я.

Улыбка Криса сделалась шире.

— То, что мы зависнем здесь в полночь.

Глава 3 Вторжение на вечеринку Ребекки и Лунный Убийца

План Криса был простым. Таким простым, что Барли счел его дурацким.

Мне хотелось с ним согласиться.

— Не вижу проблем, — сказал Крис. — Вылезете из дома в полдвенадцатого, и к полуночи будем на месте.

— Окей, — сказал Барли. — Представим, что мы все втроем смогли выскользнуть на улицу так, чтобы никто не заметил, учитывая, что моя мама поздно ложится, а Уилл боится темноты.

— Это у тебя ночник с Гарри Поттером, — заметил я.

— Со «Звездными войнами». И я его уже год как не использую. Представим, что нас не заметят на пути к Ралстонам. Что, если нас засекут копы? Мы несовершеннолетние. Нас могут арестовать.

— Во-первых, — сказал Крис, — копы Шэйдленда — идиоты. Они не будут никого арестовывать. И ты говоришь так, словно дом Ралстонов в другом штате. Ребекка живет всего в паре кварталов от меня.

— Значит, там может быть сигнализация, — оборвал его Барли. — Сторожевые псы, заборы. Может, даже охранники, патрулирующие район.

— Охранники? У нас в районе только бассейн, и он не работает с прошлого лета.

— Допустим, все сработает и мы доберемся до ее дома. Что дальше? Постучим в дверь и скажем ее родителям: «Эй, вчера Крис опустил команду вашего сына, но он хочет подарить вашей дочке подвеску, пахнущую как стариковская задница»?

— А ты много знаешь о стариковских задницах? — поинтересовался я.

— Мы не воспользуемся парадной дверью, — сказал Крис.

— Будем бросать камешки ей в окно? — спросил Барли. — Петь серенады под луной?

— Они будут ночевать в палатке.

Барли встревоженно посмотрел на Криса.

— Откуда ты, черт возьми, это знаешь? Следишь за ней, что ли?

Крис сбросил ноги со стола и наклонился вперед.

— Я проезжал мимо ее дома, прежде чем встретиться с вами, дебилы. Ребекка ставила на лужайке палатку.

Барли пожал плечами.

— Это еще ничего не значит. Может, она...

— Она сама мне сказала.

Мы с Барли уставились на него.

Поза и голос Барли сразу изменились, словно Крис установил контакт с инопланетянами.

— Что значит «сама сказала»? То есть ты просто подошел и заговорил с ней?

Я чувствовал, что Крис ждал этого вопроса. Рисуясь, он беспечно сказал:

— Я помахал ей, и она закричала: постой. Я свернул на дорожку к ее дому. Никакой вооруженной охраны и ротвейлеров, а она сказала, что я классно подавал.

— Не может быть, — проговорил Барли, но еле заметно ухмыльнулся.

— Клянусь, — заявил Крис. — Я спросил ее, ночует ли она в палатке, и она сказала: да.

— Потрясающе, — вставил я.

— Больше того, — продолжал Крис. — Она сказала, что Брэд будет ночевать у Курта. Значит, горизонт чист.

При мысли об открывшихся перспективах в животе у меня потеплело.

Барли нахмурился.

— Подожди. Это все еще отстой. Если Ребекка и Мия согласятся пойти с нами, что мне делать? Жарить зефирки, пока вы четверо будете сидеть у костра и признаваться друг другу в любви?

— Вообще-то, — сказал Крис, — к Ребекке придут две подружки. Мия и Кайли Энн Любек.

Барли смотрел на Криса, разинув рот. Кайли Энн Любек была одной из самых красивых и холодных девчонок Шэйдленда. А еще — на год старше нас.

— С каких это пор Кайли Энн зависает с Ребеккой и Мией? — спросил я.

— Не знаю, — сказал Крис. — Но три — хорошее число, не так ли?

Он повернулся к Барли.

— И?

Тот нахмурился.

— Что — и?

Крис поднял бровь.

— И у тебя кончились отговорки.

Барли встал и поднял с пола копье. Удрученно выкинул его из окна. Оно упало на землю с глухим стуком.

— Думаю, ты кое о чем забываешь.

— О чем?

— Об... — Барли повернулся к нам и провел руками вдоль тела. — Об этом.

Крис отмахнулся.

— Не надо недооценивать себя.

Барли прожег его взглядом.

— Недооценивать себя? Серьезно? Ты мою кожу видел? Это же карта Гималаев.

— А ты говорил, признак зрелости, — заметил я.

— А как насчет этого? — Он схватил валик плоти, свисавший над поясом шорт. — Уверен, Кайли Энн придет в ужас от этого бледного пузыря.

— Некоторые девчонки любят парней покрепче, — сказал Крис.

— Конечно, легко тебе говорить, мистер Я-Так-Красив-и-Атлетичен-и-с-Предками-Миллионерами.

— Ну тебя, — ответил Крис. — Ты просто испугался.

— Ты чертовски прав, я испугался, — хрипло сказал Барли. — Кайли Энн Любек — богиня в полном смысле этого слова. Всякий раз, как парень пытается с ней заговорить, она смотрит так, словно от него воняет.

— Слушайте, — сказал я. — Вы уверены, что хотите тусить здесь?

— Да, — сразу же сказал Крис.

— Ни за что, — одновременно с ним произнес Барли.

— Значит, решать мне, — сказал я.

Крис и Барли переглянулись. Пожали плечами и посмотрели на меня.

Я кивнул.

— Мы сделаем это.

Барли захныкал.

Я добрался до дома Марли в четверть двенадцатого.

Чувствовал себя ужасно оттого, что ушел так поздно, не потому, что предал мамино доверие — все доверие, что было между нами, давно исчезло, — но потому, что оставил младшую сестру на милость безответственного родителя. По крайней мере, Пич спала, когда я выскользнул из комнаты — ее кровать стояла рядом с моей, — а мама казалась нормальной, когда ушла в спальню. Я предположил, что она проглотила только две-три таблетки — меньше половины своей обычной ночной дозы.

Крутя педали изо всех сил, я подъехал к дому Барли. Как и прошлой ночью, луну и звезды застилали зловещие облака. Остановившись в конце подъездной дорожки, я старался не думать о Мии.

Кажется, надо объяснить, почему мы звали его Барли.

Его настоящее имя — Дэйл, и он его ненавидит. А фамилия — Марли.

Но тренер по плаванью в четвертом классе не знала этого. Студентка колледжа — мобильник интересовал ее больше, чем обучение нас плаванью. Она спросила, как нас зовут. У Барли в тот день был грипп, и его имя прозвучало как Бэйл Барли[7], а не Дэйл Марли.

Она с изумлением повторила:

— Бэйл Барли?

— Бэйл Барли, — проговорил он, тщетно пытаясь произнести «д» с заложенным носом.

— Ну, возьми салфетку, Барли, — сказала она. — У тебя сопли до подбородка.

С тех пор мы звали его Барли.

Он пришлепал по дорожке через пару минут. Дойдя до моего велика, собрался перекинуть через него ногу, чтобы сесть сзади.

— Какого черта ты делаешь? — раздраженно спросил я.

Он уставился на меня.

— Сажусь. Что еще?

— Поезжай на своем.

Барли ткнул большим пальцем через плечо.

— Он в гараже.

— Так выведи его.

— Не могу, — сказал он, словно говоря с идиотом. — От грохота двери предки проснутся.

— Об этом нужно было думать раньше.

— Не вижу проблемы. Нам обоим места хватит. — Он снова начал поднимать ногу.

— А я вижу, — сказал я, становясь перед ним. — Мы будем как пара педиков.

Он оглядел темную улицу.

— А кто увидит? Еноты? Опоссумы?

— Нет, просто... — Я провел рукой по воздуху, подбирая слова.

На его лице проступило понимание.

— Подожди-ка. Это из-за Мии, да? Боишься, как бы она не решила, что я твой бойфренд?

— Боже, — сказал я. — Заткнись и залезай.

Большую часть пути Барли был настоящей занозой в заднице. Советовал поднажать. Критиковал выбранную мной дорогу. И все это время дышал мне в ухо, воняя луковыми кольцами, которые ел на ужин.

Не спрашивайте как, но через десять минут мы добрались до огромного дома Криса. Его семья жила в Коннор Крик, лучшем районе города, лежавшем между полем для гольфа и Дикой Лощиной. Дома там так и просились на обложку модного журнала.

Крис засмеялся, когда мы, вихляя, въехали на его дорожку.

— Вы бы себя видели, — сказал он. — Никогда еще я так не жалел, что под рукой нет айфона.

— Я убью тебя, если ты это сфотографируешь, — пробормотал я.

Крис подвел свой велик к нашему.

— Ты вспотел.

— У меня ноги горят, — прохрипел я. — Попробуй втащить на холм двоих.

— Намекаешь на мой вес? — спросил Барли.

— Нет, — ответил я. — Намекаю, что ты идиот, раз забыл свой велик.

Я повернулся к Крису.

— Мы готовы?

— Абсолютно, — сказал он и сорвался с места на своем велосипеде — навороченном гибриде, способном ездить по асфальту и горным тропам. Я почувствовал знакомый прилив зависти и постарался его подавить.

Еще через пару минут мы оказались у дома Рэлстонов.

Он был не таким впечатляющим, как у Криса, но в нем чувствовался тот же класс. Четыре колонны вдоль фасада, три гаражных бокса пристроены к дому, и еще три — стоят отдельно. Я вспомнил, что видел доктора Рэлстона за рулем красного «Порш Бокстер», винтажного желтого «Корвета» и, когда опускался до уровня простых смертных, — белого «БМВ».

— Вот она, земля обетованная, — сказал Крис, кивнув на палатку.

У меня пересохло во рту. Была ли там Мия?

— Готовы? — спросил Крис.

Я покачал головой.

— Я сейчас в обморок упаду.

— А ты, Барли?

Барли сглотнул.

— О, нет. У меня яйца к животу прилипли.

Я посмотрел на него.

— Не знал, что они у тебя есть.

Крис сказал:

— Я тоже. Идем.

Прислонив велик к одному из деревьев, окружавших участок, он скользнул в темноту — вдоль длинной извилистой подъездной дорожки. Выглядя как человек, готовый сброситься со скалы, Барли поплелся за ним.

Я шел следом, думая: «Спокойней. Веди себя так, словно все нормально».

«Ха, — ответил мне жестокий внутренний голос. — Ничего нормального в этом нет, и тебе это отлично известно. Ты, бедный мальчишка в шмотках с чужого плеча, без будущего, пробираешься на участок богатой семьи, тощий, потный и напуганный. Девчонка твоей мечты ждет тебя в той палатке с другими, которые рассмеются тебе и твоим друзьям в лицо».

Меня посетила ужасная мысль.

— Крис? — прошептал я.

— Что? — так же тихо ответил он.

— Они ведь знают, что мы придем, да?

Крис отвел глаза.

— Подожди, — проговорил Барли, хватая Криса за плечо. — Пожалуйста, скажи мне, что они знают. Скажи, что мы не влезем к ним среди ночи, рискуя быть арестованными ни за что.

Молчание Криса было лучшим ответом.

«Черт», — подумал я. Повернулся к изумленному Барли. Он ткнул пальцем в сторону Криса и прошипел:

— Ты обманом привел нас сюда! Они решат, что мы их преследуем! Что, если у них есть газовый баллончик? Или перцовый? Помнишь, как я случайно брызнул на себя из такого? Я потом несколько часов ничего не видел, чувак.

Но Крис не останавливался. Нервно выдохнув, я двинулся дальше.

Барли вцепился мне в руку.

— Ты же не пойдешь за ним? После такой подставы? Эти девчонки точно вызовут копов.

— Если это случится, — сказал я, — притворимся, что мы в фильме про Джеймса Бонда, только уходим от погони на велике, а не на «Астон-Мартин».

Пару секунд Барли разевал рот, как рыба, его руки месили воздух в немом ужасе. Потом он сказал:

— Что, если мы их разозлим? Ненавижу, когда на меня злятся.

— Тогда мы уйдем.

Я собирался пойти за Крисом, но пальцы Барли сильнее сжали мое предплечье.

— Уилл. Что, если они скажут родителям? Я не хочу все лето сидеть под домашним арестом, а ты?

Я раздраженно на него посмотрел.

— Моя мама слишком ленива, чтобы закрыть меня на все лето.

На секунду в его взгляде появилось что-то вроде жалости, и это было хуже всего. Стряхнув его руку, я пошел к Крису, который уже разговаривал с тремя девчонками. Кайли Энн Любек с пышными кудрявыми волосами, в розовом облегающем топике и белой теннисной юбке казалась восхитительно взрослой. Ребекка Рэлстон отвела от лица светлые волосы, и теперь они падали ей на плечо. Думаю, она сделала это специально для Криса. Ребекка улыбалась, но Кайли Энн Любек, похоже, хотела призвать на наши головы гром и молнию.

— Думаешь, ей нравятся слэшеры? — спросил Барли.

Я пожал плечами.

— Может, корейские хорроры, — сказал он.

Я едва его услышал.

Когда мы с Барли подошли, я взглянул на Мию.

Хотя я видел ее вчера, с тех пор она словно повзрослела года на три. Короткие черные волосы торчали иглами, как обычно. Полоска загорелого плоского живота виднелась между черным топиком и джинсовыми шортами, стратегически оборванными, с прорехами в разных местах. Она казалась прекрасной версией какой-нибудь рок-звезды и, когда я подошел к Крису, посмотрела на меня своими яркими синими глазами.

«Спокойно, — напомнил я себе. — Будь как Крис».

— Привет, Уилл, — сказала она.

— Отлично, — ответил я.

Она нахмурилась.

Я подскочил.

— То есть привет, Мия. Как дела?

Она хихикнула.

— Хорошо. Кажется, ты уже отошел от вчерашнего.

Уши запылали, с огромным усилием я удержался от дурацкой улыбки.

— На мне заживает как на собаке.

Барли сказал Кайли Энн: «На алгебре я сидел позади тебя. Как-то одолжил тебе калькулятор».

Кайли Энн кивнула, а потом посмотрела на дом Ребекки так, словно кто-то должен был показаться с черного хода.

— Хватит вредничать, — прошептала ей Мия.

— Я не вредничаю, — ответила Кайли Энн, но от дома не отвернулась.

— Что предлагаете, парни? — спросила Ребекка. — Нам нельзя шуметь, иначе разбудим родителей.

Мия посмотрела на меня.

— В паре кварталов отсюда есть ручей. Хотите немного поплавать?

Сглотнув, я едва не признался, что не взял с собой плавки, но подумал, что у Мии тоже нет купальника.

Выводы обрушились на меня, как ледяной душ.

Чувствуя головокружение, я пошел за остальными к дороге.

Я унюхал ручей прежде, чем увидел его. Пахло грязью, речными раками и пескарями. Я глубоко вдохнул, и запах остудил мои ноздри. Мия шагала впереди, они с Ребеккой вели нас. Крис шел следующим, за ним — я с Барли. Кайли Энн Любек плелась в десяти футах позади.

Шагая за Крисом и остальными через лес, я думал о сильном, хотя и размытом воспоминании — о том, что случилось во втором классе. Даже тогда мама работала полный день, и я должен был добираться до школы вовремя, хотя мне исполнилось только семь. Мама велела выходить из дома в 7:45, и, поскольку школа была совсем рядом, я появлялся там задолго до восьмичасового звонка.

Проблема была в телевизоре. Или в моей тайной привычке смотреть глупые шоу перед школой. Да, я выходил в 7:45, но не раньше, и в большинстве случаев это не было проблемой.

Но одним октябрьским утром мне пришлось нести мой набор юного химика на покажи-и-расскажи. Не простой набор, а настоящую громадину. Он был таким огромным, что мне едва хватало рук, чтобы его удержать. Я гордился этим набором, ведь сам накопил на него, и сгорал от желания показать его одноклассникам. Наконец-то и мне будут завидовать.

Я вышел вовремя, но быстро понял, что недооценил, как сильно замедлит меня набор. Я вцепился в бока коробки, словно обнимал ее, а рюкзак тянул назад. Тогда мои ноги еще не были достаточно длинными, и, когда я приковылял на парковку, потея и боясь, что опоздал, автобусы уже разъезжались и последние тормозы заходили в школьные двери. Все же я решил, что успею в класс мисс Николсон до звонка. Задумавшись, я оступился и упал лицом вниз, прямо на набор. Крохотные колбочки с порошками и пробирки внутри разбились с душераздирающими хлопками и хрустом. Слезы уже кипели на глазах, когда я поднялся с расплющенной коробки и открыл крышку, чтобы оценить ущерб.

Мой химический набор был уничтожен.

Раздался звонок.

Я стоял на коленях и смотрел на осколки лучшей своей игрушки. Ненавидел себя за слезы, но не мог их сдержать. Никакого покажи-и-расскажи. Никакого триумфа. Моя грудь содрогалась, слезы бежали по горящим щекам.

Не знаю, как долго я просидел на затихшей парковке, но вдруг заметил, что кто-то стоит рядом. Я поднял голову. Перед глазами плыло, но мне сразу же стало ясно, кто это. Девчонка, над которой все смеялись, потому что ее черные волосы были совсем короткими. Девчонка, которую все дразнили пацанкой.

— Я тебе помогу, — сказала Мия.

Вытерев нос тыльной стороной ладони, я отвел глаза.

— Мне не нужна помощь.

Мия не сдвинулась с места, и я сказал уже грубее:

— Иди в школу. Мне не нужна твоя помощь.

Но вместо того, чтобы послушаться, девочка с черным пацанским ежиком опустилась на четвереньки и начала собирать осколки и стряхивать с них порошки.

Молча я присоединился к уборке. Вдвоем мы справились минут за пять. Но она тоже уже опоздала. И ее руки, как и мои, были в порезах.

Мия увидела, что я смотрю на ее окровавленные ладони.

— Все в порядке, — сказала она. — Мне не больно.

Она улыбнулась, и у меня сжалось сердце.

Я хотел задать ей дюжину вопросов, сказать, что у нее будут проблемы из-за меня, но все, что мне удалось выдавить:

— Почему?

Ее удивительные синие глаза задержались на мне, и я понял, что вопрос ее удивил. Она пожала плечами и сказала:

— Я смотрела на тебя из окна класса и видела, как ты упал.

Словно это все объясняло.

Вместе мы прошмыгнули в школу. Вместе попали в неприятности, но не такие огромные, как я ожидал. Весь оставшийся год мы почти не разговаривали.

Но мне было ясно: тем утром после катастрофы с химическим набором я начал влюбляться в Мию Сэмюэлс.

Мы вышли из-за поворота тропинки и увидели ручей шириной футов в двадцать. Здесь был настоящий лес, и ветви деревьев заслоняли луну, но света хватило, чтобы подойти поближе. Судя по заросшим берегам, уровень воды был достаточно высоким. Ничего удивительного, учитывая, что в мае были затяжные дожди. Шесть игр в том месяце отменили или перенесли, а еще несколько мы провели среди мороси и луж.

Мы стояли, глядя на воду, когда Мия сказала:

— Снимай футболку, Уилл.

Я уставился на нее, уверенный, что ослышался, хотя единственными звуками вокруг были шелест ветра и мирный лепет ручья.

Она весело улыбнулась.

— Ну?

— Хочешь, чтобы я снял футболку?

— Разве не так парни плавают?

— Я сниму, — сказал Крис и выскользнул из красной футболки. Остался в шортах с карманами и сандалиях, и, надо признать, я позавидовал его фигуре. У Криса был рельефный пресс, и грудные мышцы тоже выдавались вперед. Моя собственная грудь, напротив, была чуть впалой. Но живот у меня был плоский, и я подумал, что моя худоба не совсем отпугнет Мию. Я снял футболку, сбросил кроссовки и пошел за Крисом в воду. Она была холодной, и я после нескольких шагов замер, не решаясь мочить причиндалы. Я это ненавидел. Девчонки могли не беспокоиться о том, что их грудь сморщится. По крайней мере, я так думал. По правде говоря, мне случалось их видеть в воде только в купальниках.

Вот почему я был в шоке, когда Мия сняла футболку.

Под ней, конечно, был бюстгальтер, и не откровенный, но сам факт, что я его увидел, застал меня врасплох.

Обернувшись, я заметил, что Крис пялится на Мию, и почувствовал укол ревности. «Это моя девчонка», — хотел я сказать ему, хотя все это было полной чушью. Она не принадлежала никому и уж точно не принадлежала мне.

«А как же Брэд Рэлстон?» — напомнил мерзкий внутренний голос.

«Да, — подумал я, и мое сердце упало. Я совсем забыл про Брэда. — Вот черт».

Но внутри зазвучал другой, грубый голос: «Кому какое дело до Брэда? Мия в бюстгальтере прямо перед тобой! Бога ради, наслаждайся!»

Взрослый так бы не поступил, знаю. И это было более чем неуважительно, но я все равно глазел. Едва не упал в обморок от ее красоты.

— Я не сниму топик, — сказала Кайли Энн, сложив на груди руки.

— Так не снимай, — ответила Мия и шагнула в ручей.

Я посмотрел на Ребекку и увидел, что она кусает нижнюю губу.

Барли стоял в нескольких футах от них с Кайли Энн. Он сказал Ребекке:

— Необязательно снимать футболку. Я не сниму.

Я почувствовал прилив симпатии к моему другу. Он был идиотом, но с добрым сердцем.

Ребекка ему улыбнулась.

— Спасибо, — сказала она и вошла в воду.

— Глубоко здесь? — спросила Ребекка.

Крис медленно возвращался, тихо рассекая воду руками.

— Мне по грудь, но я думаю, это предел.

Через секунду он ушел под воду.

Потрясенный, я осторожно шагнул вперед, но он вынырнул, брызгаясь и смеясь. Мы тоже засмеялись.

— Черт, — сказал он. — Думаю, здесь обрыв.

— Поберегись, — раздался голос у меня за спиной.

Я повернулся и увидел, как Мия нырнула и метнулась ко мне. Я едва различал очертания ее ног под водой, но видел, как ручей пенится по бокам ее тела.

Что-то схватило меня за лодыжку и резко дернуло. Я завалился набок и замочил не только промежность, но и торс и голову. Я боролся с Мией под водой, тайно наслаждаясь шелковистостью ее кожи, прикосновениями, от которых кружилась голова. Мы вынырнули мгновение спустя со смехом и брызгами. Крис и Ребекка не отставали. Только Кайли Энн и Барли остались в стороне.

Видимо решив, что странно просто стоять по колено в ручье, Барли наклонился, зачерпнул немного воды и брызнул на Кайли Энн.

Попал прямо ей в лицо.

Секунд десять она стояла в ужасе, вскинув руки, словно пыталась остановить дорожное движение. Потом повернулась к Барли и воззрилась на него.

Он выдавил улыбку.

— Вода теперь не кажется такой холодной, да?

Ее взгляда хватило, чтобы стереть улыбку с его лица.

Барли откашлялся.

— Э-э-э-э, Кайли Энн... ты когда-нибудь слышала об убийце по прозвищу Зодиак?

Боже. Я отвернулся, прежде чем мое смущение стало невыносимым.

Мы с Мией продолжили нашу игру. Она щекотала меня под водой, я хватал ее за талию и отбрасывал от себя. Случайно я коснулся ее живота, и по телу прошла волна жара. Пару раз намокшие чашечки ее бюстгальтера чуть отходили, и от этого, хотя в темноте толком ничего видно не было, меня пронзала дрожь. К счастью, вода скрывала эрекцию.

Мы вчетвером продолжали плескаться в ручье. Крис посадил себе на плечи Ребекку, я — Мию, чтобы они сражались, как невероятно милые гладиаторши, пока одна или обе не упадут. Потом Мия на спине отплыла от нас, она двигалась против течения с такой легкостью, что я залюбовался. Про Мию говорили, что она отлично плавала, даже участвовала в соревнованиях. Я двинулся следом, изо всех сил стараясь не выглядеть уродским угрем.

— Ручей теперь не кажется таким холодным, — сказал я, подплывая к ней.

Она остановилась и стала баламутить воду.

— Бассейн в школе просто ледяной, — проговорила она.

Я описал петлю вокруг нее. Она медленно поворачивалась, ее потрясающие синие глаза ни на миг не отрывались от моих.

— Я слышал, ты участвовала в соревнованиях, — сказал я.

Она улыбнулась. Ее зубы были белыми и блестящими.

— Мне это нравится. Я хочу становиться лучше.

— Собираешься на Олимпийские игры?

Она засмеялась.

— У меня не настолько хорошее время. Приходи как-нибудь посмотреть.

— Почему ты встречаешься с Брэдом?

Я замер. Что, ради всего святого, со мной не так?

Я ждал, что Мия вспылит и скажет, чтобы не лез в ее личную жизнь. Но она ответила задумчиво:

— Сама не знаю.

И снова я сказал не подумав:

— Ты слишком хороша, чтобы быть с ним.

Ее брови взлетели.

— Ты так считаешь?

— Он — засранец.

— Правда?

Я кивнул.

— А что насчет меня? — спросила она.

Я старался, чтобы мой голос не дрожал.

— С тобой все нормально.

— Не думаешь, что я слишком дерзкая?

— Почему? Из-за того, что ты купаешься в... — Я сделал неопределенный жест.

— В бюстгальтере?

— Ага. — Я сглотнул. — Я думаю, это здорово.

Она опять подняла бровь.

— То есть здорово, если ты хочешь...

Она поправила лямки.

— Большинство бикини открывают куда больше, — сказала она. — Надеюсь, я тебя не смутила.

— Нет, не смутила. — Мой голос был слишком громким и пронзительным. Я снова сглотнул. — Я хочу сказать, я рад, если тебе хорошо.

Она улыбнулась. Затем помрачнела.

— Мне не понравилось, как Брэд бил по тебе вчера.

— Мне тоже.

— Болит?

Я подумал, не солгать ли. Это бы выглядело по-мужски.

Но сказал:

— Ужасно. Посмотри, какой синяк.

Я шагнул на мелководье, повернулся и показал ей синяк размером с бейсбольный мяч на ребрах. Я изучал его в зеркале этим утром. Можно было даже разглядеть отпечаток шва.

Мия сочувственно на меня посмотрела и погладила синяк. От того, как она надула губы, мой желудок сделал сальто.

Она подошла ближе. На загорелой коже блестели капли воды.

— А куда другой попал?

— Мяч?

Она вздернула бровь.

— Нет, метеор из открытого космоса.

— О, — сказал я. — В бедро.

Под водой ее рука нашла мою.

— Покажи мне, — сказала она.

Теперь она была так близко, что я видел капли у нее в волосах и на ресницах. Взгляд у нее стал томным, такого я у нее раньше не видел.

— Покажи мне, — повторила она.

Чувствуя себя так, словно меня вот-вот стошнит от волнения, и возбужденный, как никогда в жизни, я приложил ее руку к своему левому бедру — ссадина от удара Брэда была еще свежей. Но прикосновение Мии оказалось таким легким, что я совсем не почувствовал боли. Кончики пальцев скользнули по синяку, по поясу моих шорт, ее лицо оказалось в нескольких дюймах от моего.

«Поцелуй ее! — потребовал голос у меня в голове. — Лучшего шанса поцеловать прекрасную девушку у тебя не будет!»

Но тело мне не повиновалось. Я будто превратился в камень, сталь или какой-нибудь другой неподатливый материал. Смотрел в бездонные глаза Мии и убеждал себя поцеловать ее, пока она не уплыла. Или не исчезла. Меня бы уже ничего не удивило. Мы были ровесниками, ходили в один класс, сколько я себя помню, но в этот момент она словно лишилась возраста. Как мифическое существо. Русалка, например. Или кто-то из Древней Греции. Богиня Невероятного Наслаждения. Я кое-как наклонился к ней. Вытянул губы.

Ее глаза метнулись мне за спину, куда-то в сторону леса. Она ахнула и через секунду уже обнимала меня. Но не от страсти.

От страха.

— Мия, что...

— Там что-то в лесу, — прошипела она.

Инстинктивно я проследил за ее взглядом и не увидел ничего пугающего, но кусты и ветки клонившейся к земле сосны дрожали.

Что-то только что покинуло опушку леса.

Что-то большое.

Я сказал:

— Ты ведь не думаешь, что это Брэд или Курт? — и сразу же об этом пожалел. Я понял, насколько боялся их и как переживал, что они появятся и увидят нас в ручье.

Она покачала головой.

— Не думаю. Это не... — Она осеклась, и я понял, встревожившись еще сильней, что ее бьет дрожь. Я привлек ее к себе, и, хотя наши тела прижались друг к другу в воде, я с радостью признаю, что все мои мысли были только о том, как ее утешить.

Ладно, большинство мыслей.

— Что ты видела? — спросил я.

Она поежилась.

— Это было лицо... как у человека... но не человеческое. Глаза были как плошки. Только зеленые. Такие яркие, словно светились.

Я попытался изгнать сомнение из голоса, но не смог.

— Ты видела чудовище с огромными светящимися зелеными глазами?

Она посмотрела на меня с отчаянием.

— Я знаю, как тупо это звучит, но я это видела. Его. Кто бы это ни был. У него... — Она провела рукой у лица. — Ужасный взгляд. И клыки такие длинные. Как ножи, только кривые. А кожа... совершенно белая. Будто он жил под землей.

Несмотря на желание казаться крутым, слова Мии меня впечатлили. Я с тревогой вглядывался в лес.

— Может, нам надо...

— Что происходит? — раздался голос.

Мы обернулись и увидели Кайли Энн, идущую к нам по воде.

Она скривилась.

— Ты ведь не целовала его?

«Почти поцеловала, — хотел добавить я. — Если бы я не был таким слизняком».

— Мия, — сказала Кайли Энн. — А как же Брэд?

Впервые Мия встревожилась не из-за бледных тварей, плотоядно взиравших на нас из леса.

— Я...

— Она кое-что видела, — сказал я, крепче прижимая Мию к себе. — Не кипятись.

Кайли Энн смерила меня презрительным взглядом.

— Брэд тебя убьет.

— Может, ты хочешь, чтобы мы с ним расстались? — спросила Мия.

Все хорошее настроение, которое у меня оставалось, развеялось. Неужели Мия и Кайли Энн боролись за Брэда Рэлстона? После того, что было между Мией и мной?

— Мне меньше делать нечего, думать о вас с Брэдом, — сказала Кайли Энн, развернулась и пошлепала к берегу. Кисло глядя ей в спину, я обдумывал и исправлял ее речь. Не меньше, а больше. Эта ошибка всегда меня раздражала. Мия отстранилась и быстро пошла к берегу.

Помрачнев, я последовал за ней.

Оказавшись рядом с остальными, Мия рассказала Ребекке и Крису, что она видела.

Они выглядели смущенными, но не напуганными.

Только когда мы возвращались к дому Ребекки, я заметил, какой Барли бледный.

— Ты в норме, чувак? — спросил я. — Ты белый как мел.

— Ага, — сказал Барли. Он выглядел так, словно вот-вот выблюет свой ужин.

— Это из-за рассказа Мии? — спросил я. — Из-за лица в лесу?

— Не сейчас, — ответил Барли, уходя вперед. — Я не хочу говорить об этом сейчас.

Бросив последний взгляд назад, я поспешил за ним.

Не хотел оставаться в лесу с тем, что видела Мия.

Когда впереди показался дом Рэлстонов, Ребекка замедлила шаг и нахмурилась.

— В чем дело? — спросил Крис. Я заметил, что, говоря это, он коснулся ее локтя. Она не возражала.

— Свет горит во всех комнатах, — сказала она.

Я обернулся и увидел, что она права.

Мия с тревогой посмотрела на нее.

— Я думала, Брэд будет ночевать у Курта.

Ребекка покачала головой и быстро зашагала к дому.

— Он хотел, но его машина на подъездной дорожке.

«Вот черт, — подумал я. — Похоже, у нас неприятности».

— Может, они решили, что вам не стоит доверять. — Голос Кайли Энн сочился ядом.

— Заткнись, — пробормотала Ребекка.

Когда до дома оставалось совсем немного, она перешла на бег.

— Хочешь, я пойду с тобой? — спросил Крис.

— Думаю, это плохая идея, — заметила Мия.

Крис хмуро посмотрел на нее, но потом мы оба проследили за ее взглядом и увидели фигуры за кухонным окном.

Одна из них принадлежала Курту.

«Сукин сын, — подумал я. — Было бы приятно прожить двадцать четыре часа, не связываясь с Куртом или Брэдом».

Но если Курт нас заметит, мое желание не исполнится.

«Ты думаешь, это неприятности? — заговорил саркастический голос в моей голове. — Что будет, когда Кайли Энн расскажет Брэду про ваши объятия с Мией?»

«Я утешал ее!» — возразил я.

«Сперва — нет, — настаивал голос. — Сначала ты положил ее руку себе на бедро, и вы пожирали друг друга взглядами».

Я вздохнул, мечтая пережить этот момент вновь. Какой же я трус. Как можно было упустить шанс поцеловать ее?

Пока мы ждали возвращения Ребекки, Барли незаметно подошел к Кайли Энн.

— Любишь корейские хорроры? — спросил он.

— Нет, — ответила она.

Барли почесал загривок.

— Ты геймер? Играешь в шутеры или игры с открытым миром?

Она посмотрела на него так, словно его стошнило ей на ноги.

— Я спросил, — пояснил Барли дрожащим голосом, — потому что у тебя руки геймера.

Она прожгла его взглядом.

— Руки геймера?

Барли сглотнул, провел рукой по воздуху.

— Ну да... пальцы длинные, как лапки у паука, и...

Она скривилась.

— Фу-у-у. Как у паука, говоришь?

— Не волосатые... не как у тарантула. Скорее как у косиножки. Длинные, тонкие и...

Барли осекся. Казалось, он вот-вот задохнется.

Его спас звук открывающейся задней двери. На крыльце появилась Ребекка, и, прежде чем дверь закрылась, вышли еще трое.

Первый был воистину неприятным сюрпризом. Эрик Блэйдс. Я знал о нем совсем немного. Эрик выпускался в следующем году. Его отец инспектировал школы Шэйдленда. Ходили слухи, что Эрик продавал учащимся наркоту.

Двое других, конечно, Брэд Рэлстон и Курт Фишер.

Эрик Блэйдс дерзко улыбнулся.

— Привет, Кайли Энн. Я соскучился по тебе, детка.

Она будто превратилась в другого человека. Застенчиво посмотрев на Блэйдса, стиснула руки перед собой.

— Привет, Эрик.

— Мы же говорили вам держаться подальше от наших девчонок, — сказал Брэд, играя мускулами. — Кажется, вы, парни, совсем не цените свое здоровье.

— Только тронь их, — сказала Ребекка, — и я расскажу маме, почему бар так быстро пустеет.

Брэд зло посмотрел на младшую сестру.

— Может, заткнешься? Ты и так уже влипла.

Брэд и Ребекка стояли рядом, прожигая друг друга полными ненависти взглядами, и внезапно я вспомнил о том, что случилось три года назад. Это было так ужасно, что, кажется, я неосознанно блокировал это воспоминание.

Рэлстоны здорово походили на родителей Криса. Преуспевающие. Исполненные чувства собственного превосходства. Они интересовались больше загородным кантри-клубом, чем детьми, а Брэду и Ребекке приходилось заботиться об Эммилу, их младшей. Отец Ребекки действительно фанател от кантри. Говорили, что ее с братом назвала мама, а он выбрал имя для младшей дочки. Назвал ее в честь кантри-певицы, какой-то Эммилу Харрис. Я никогда о ней не слышал. Впрочем, уверен, она не пела под фонограмму, а это чего-то стоит.

Рэлстоны часто оставляли их сидеть с Эммилу, когда Брэд ходил в среднюю школу, а Ребекка — в начальную. Когда все случилось, Эммилу было три, но, оглядываясь на прошлое, я удивлен, что этого не произошло раньше.

Брэд никогда не следил за сестренкой.

Он говорил, что сидит с ней, но только потому, что желал получать за это деньги. Я бы хотел ненавидеть его за это, но, честно говоря, ему тогда только исполнилось тринадцать. До несчастного случая с городком он был задирой, после — превратился в настоящий кошмар.

Ребекка... ее я винил еще меньше. Она училась в пятом классе, ей было одиннадцать. И она пыталась заботиться об Эммилу, хотя ей это и не нравилось. Куда больше она хотела болтать по скайпу с подружками и играть в компьютерные игры, а не следить, чтобы сестренка не попала в беду.

И конечно, беда случилась. Никто не знал точно, сколько Эммилу была во дворе одна тем холодным мартовским днем. Родители уехали в Индианаполис на роскошный ужин, оставив Брэда и Ребекку следить за ней. Как бы то ни было, когда ее видели живой в последний раз, она возилась с веревкой, свисавшей с верхней перекладины детского городка у них на лужайке. Игра заключалась в том, чтобы поднять ведерко с песком на второй этаж домика и высыпать его на пол.

Выйдя проведать Эммилу, Ребекка увидела, что ее сестра висит в воздухе: она оступилась и запуталась в веревке, ее удавило. Когда приехала скорая, Эммилу была мертва.

Я не мог даже вообразить, как ужасно чувствовала себя Ребекка, и знал, что это все еще терзало ее. До смерти сестры она была милой, но довольно обычной, после — стала очень доброй, особенно к детям. Часто после школы ходила в «Пурпурную черепашку», местный детский сад, играла с малышами и иногда им читала. Ребекка не занималась командными видами спорта, говорила, что иначе у нее не хватит времени для занятий с детьми.

Не думаю, что она пыталась искупить так свою вину, хотя, конечно, и это было частью ее волонтерства. Возможно, она поняла, насколько хрупка человеческая жизнь, и хотела рассказать малышам, что нужно быть осторожней.

И, как можно догадаться, Ребекка обожала Пич. Очень немногие ценили мою сестренку так высоко, как та, на мой взгляд, этого заслуживала, и я радовался отношению Ребекки.

Брэд... его реакция на смерть Эммилу была нездоровой. Если до этого он был груб, то после — стал просто невыносим. Если раньше он просто угрожал избить кого-то из сверстников, то теперь бросался в драку. В глубине души я знал, что его поведение вызвано болью из-за смерти сестры. Когда я вспоминал об этом, мне было его жаль. Именно его обвиняли — мама, окружающие. Вероятно, он и сам себя винил, а это способно уничтожить любого. Казалось, что, причиняя боль другим, Брэд наказывал себя за невнимание к Эммилу. Конечно, я не психиатр и мог ошибаться. Но когда малышка умерла, он действительно стал другим человеком — куда хуже прежнего задиры.

Однако этой ночью жалеть его было трудно.

Я понял, что Ребекка едва сдерживает слезы.

Мия подошла к ней.

— Бекка? Что случилось?

Она вытерла глаза.

— Нам лучше вернуться в дом.

Эрик Блэйдс шагнул вперед и ухмыльнулся.

— И вам, трем слизнякам, тоже пора домой.

Барли сказал:

— Я думал, ты нам наркоту предложишь.

Ухмылка Эрика исчезла.

— Как тебя зовут?

Я восхитился самообладанием Барли.

— Дэйл Марли, — сказал он, расправляя плечи.

Блэйдс сделал еще шаг. Я удивился, какой он высокий, почти такой же, как Брэд. Его руки тоже были больше, чем я помнил.

— Ты знаешь, кто я? — спросил Блэйдс Барли.

— Я знаю, что ты должен был отправиться в тюрьму для несовершеннолетних, но твой папа позвонил кому надо.

Темные глаза Блэйдса распахнулись.

— Кто тебе это сказал?

Барли помедлил.

— Мой отец.

Курт подошел к Блэйдсу.

— У них заправка на Вашингтон-стрит. Та, на которую никто не заезжает.

Я нахмурился. Как бы меня это ни бесило, но Курт был прав. Люди редко заходили в Хиллтоп, магазинчик Марли. Время от времени я покупал там фруктовый лед, просто потому, что не хотел представлять, как папа Барли просидит в пустом магазине весь день.

Я сказал Курту:

— Не у каждого отец защищает насильников и педофилов.

Все замерли. Я не врал: отец Курта Фишера, Курт-старший, был известным адвокатом, сделавшим себе имя на защите клиентов с более чем сомнительной репутацией. Он добивался оправдания, и неважно, были они виновны или нет.

Но сказать это вслух, выплюнуть горькую правду в смазливое лицо Курта... Мне показалось, что я обмазался медом и с криком вбежал на пасеку.

— Ты такой ублюдок, — сказала мне Кайли Энн.

Зубы Курта блеснули в хищной улыбке.

— Все в порядке, Кайли Энн. Мне нравится, когда мелочь вроде Берджесса пытается казаться крутой.

— Вообще-то, — сказала Кайли Энн, — ничего не в порядке.

Она повернулась к Мие и Ребекке.

— Почему бы вам не рассказать вашим бойфрендам о том, что случилось в ручье?

Брэд и Курт уставились на Мию с Ребеккой. Потом посмотрели на нас. Блэйдс шагнул к Барли, на лице которого проступил ужас. Я не мог его винить. Через несколько секунд мы трое превратимся в кровавый фарш.

Сжав кулаки, Ребекка почти выкрикнула:

— Может, остановитесь? Хоть раз?

Все замерли.

— Ребекка? — спросил Крис. — Что случилось?

— Она испугалась, потому что Карл Паджетт сбежал, — выпалил Брэд.

Кажется, у меня упала челюсть.

Эрик Блэйдс сдвинул брови, гримасничая, как мне показалось, совершенно не к месту.

— Лунный Убийца ударит вновь.

— Боже, — пробормотал Крис.

— Вот почему мои родители так взбесились, — объяснила Ребекка. Она покачала головой, всхлипнув. — Сказали, что мы подвергли себя опасности, сбежав ночью. Они стали такими параноиками после...

К счастью, она не закончила. Мы все знали, почему Рэлстоны были параноиками. Это естественно после смерти ребенка.

Барли шагнул вперед.

— Но он же не едет сюда? Паджетт ведь не возвращается в Шэйдленд?

— Все может быть, — прошипел Блэйдс с отвратительным весельем в голосе. — Говорили, он направился на юг.

— Мне пора, — сказал я, шагая к своему велику.

Курт бросил мне в спину:

— Не волнуйся, Берджесс. Твоя мамка слишком обдолбана, чтобы стать жертвой. Паджетту будет с ней скучно.

За этим последовали громкие смешки, Блэйдс и Брэд Рэлстон ржали, словно на свете не было ничего смешнее зависимости моей матери от лекарств. Я слышал, как Мия прикрикнула на них, но почти не обратил на это внимания.

Пич могла услышать новости. Могла испугаться.

Или хуже.

«Нет, — сказал себе я. — Даже не думай об этом. Паджетт не мог случайно выбрать твой дом. Ничего ужасного не произошло...»

И все же я топал к велику. Брэд, Курт и Эрик издевались надо мной, но я их не слышал, только Пич: она просила меня остаться с ней, как и всегда, когда я уходил из дома.

Ее голосок преследовал меня, пока я мчался по темной дороге к дому.

Глава 4 В бега

Пич действительно уже проснулась, когда я влетел в дом, и она действительно плакала. Практически бросилась мне в объятия. Обычно я был бы польщен или рассердился (временами Пич могла быть настоящей липучкой), теперь же чувствовал только вину. Глубокую, болезненную, душераздирающую вину.

Она прохныкала, что у меня проблемы.

Как бы виноват ни был, я улыбнулся при мысли, что сестренка меня накажет.

— Ладно, — сказал я. — Неделю буду подавать тебе завтрак в постель.

Она отстранилась и подняла голову, заглядывая мне в лицо. Желтая нитка соплей упала с ее носа мне на футболку.

— Не со мной, глупый. Проблемы с мамой.

Я нахмурился, вытащил пару бумажных салфеток из коробки и вытер сперва футболку, потом лицо Пич.

— А что не так с мамой? — спросил я. В сумасшедшей спешке домой я совсем о ней забыл.

— Она взбесилась, что ты сбежал, — объяснила Пич. — Все время кому-то звонила.

Я знал, что должен чувствовать себя виноватым, но единственными эмоциями, которые вызвали во мне слова сестры, были гнев и обида. Какого черта мама взбесилась, что меня нет дома? Это ведь я уложил Пич в кровать. Я убедился, что она почистила зубы и надела пижаму правильной стороной. Я поставил стакан воды на столик у кровати — на случай, если она проснется среди ночи и захочет пить.

Да, я ушел из дома и никого не предупредил. И что? Мне просто не повезло, что моя недомолвка совпала с побегом серийного убийцы.

При мысли о Карле Паджетте я снова подумал о Пич. Как много она знала? Конечно, мама не сглупила и не стала рассказывать ей о нем.

Нужно было следить за словами.

Мы подошли к дивану и сели. Я спросил:

— Что тебя разбудило?

Она посмотрела на меня с ужасом в глазах, изобразить который под силу лишь шестилеткам.

— Я услышала ее крики.

Я мог бы счесть это преувеличением, но факт оставался фактом: реакции мамы были нездоровыми. Я вполне представлял, как она испугалась, когда увидела репортаж о Карле Паджетте.

— И что ты сделала? — спросил я Пич.

Она опустила глаза, сплетая и расплетая пальцы.

— Спряталась под одеяло.

— Умница.

Она посмотрела на меня, и я увидел слезы в ее глазах.

— Я даже не проверила, где ты.

С ужасом я понял, что она действительно чувствует себя виноватой. Моя милая, чистая шестилетняя сестра винила себя за то, что не попыталась меня защитить.

Комок застрял у меня в горле, но кое-как я сумел выдавить:

— Ты все сделала правильно. — Я приобнял ее. — Помнишь, как я учил тебя никому не открывать дверь?

Она кивнула.

— Что ж, теперь все еще серьезней. Честно говоря, — сказал я, — с этого дня я не хочу, чтобы ты играла во дворе, если меня нет рядом.

Она отстранилась.

— Даже днем?

— Никогда, — сказал я. — Если я не с тобой, сиди дома и запрись.

Она заглянула мне в глаза.

— Уилл... что так напугало маму?

Я молчал, решая, что бы ответить. Пич была очень умной, и я знал, что она спросит об этом. Но легче мне не стало. Я думал солгать ей, но на ум не приходило ничего правдоподобного.

— Очень плохой человек сбежал из тюрьмы этой ночью, — сказал я.

— Кто? — Голосок Пич был очень тихим.

— Ты его не знаешь, но сейчас важно...

— Да что с тобой не так? — прошипел голос из коридора. Мы с Пич подскочили.

Мама смотрела на нас из теней.

Я сглотнул.

— И долго ты там стоишь?

Она двинулась к нам.

— Достаточно, чтобы понять, как сильно ты пугаешь ее. Господи, Уилл.

В горле у меня пересохло. Я почувствовал тошнотворный прилив гнева и угрызений. Часть меня была в ярости оттого, что мама считает себя правой, но, хотя мне и не хотелось этого признавать, она действительно была права. Не стоило говорить Пич о Лунном Убийце.

Мама приблизилась, сложив на груди руки со вздувшимися венами.

— Я поставила в известность родителей Дэйла и Криса, и вы втроем расскажете о том, где были.

Я уставился на маму. В эту минуту я ее ненавидел. Ненавидел кудрявые каштановые волосы, на окраску и укладку которых она тратила так много денег. Ненавидел покрасневшие глаза и проколотые мочки — в каждой болталось по четыре или пять колечек: она думала, что это делает ее моложе. Ненавидел глупый пушистый розовый халат. Она купила его в «Викториа'с Сикрет». Потратила больше сотни долларов, хотя мы с Пич редко получали обновки.

Но больше всего я ненавидел ее обвиняющий, полный превосходства взгляд. Ненавидел ее ничем не обоснованную веру в то, что она может обращаться со мной как с ребенком, может наказывать, хотя давно уже перестала быть родителем. Сколько она готовила для нас? Раз в неделю, в лучшем случае. Когда последний раз купала Пич или заботилась о ней? Без меня у сестры давно бы уже сгнили зубы. Черт, да у нее кожа бы сгнила.

Но я не хотел говорить это сейчас. Не перед Пич.

Я сказал:

— Я ходил купаться с друзьями.

Издевательская улыбка скользнула по маминому лицу.

— Правда? Купаться с друзьями? Как мило! Я полагаю, там были только друзья-мальчики?

Я приложил все силы, чтобы мой голос звучал ровно.

— Там были парни и девчонки.

Я не хотел упоминать Мию или Ребекку. Только в самом крайнем случае.

Маму раззадорило мое признание. Она гадко улыбнулась.

— А у этих девчонок есть имена?

Я с тревогой заметил, что ее глаза уже несколько недель не были такими ясными, а речь — четкой.

«Она провела ужасную ночь, чтобы мыслить трезво», — подумал я.

Я знал, что так будет только хуже, но все равно проговорил:

— Я не скажу, как их зовут.

Ее улыбка исчезла, во взгляде появилась сталь.

— Скажешь. А я позвоню их родителям: уведомлю, где были их ненаглядные дочери.

Вот и все. Я подумал о Мии, о том, как она коснулась меня. Между нами было притяжение, да. И да, мы почти поцеловались. Но это не объясняло всего, что я тогда чувствовал и что, я надеялся, Мия чувствовала тоже. Мама бы не поняла этого, даже бы не стала меня слушать. Все, что она в этом увидит, — пару подростков, обжимающихся в воде: одного — без футболки, другую — в бюстгальтере.

Легче умереть, чем сказать ей.

Так что я встал с дивана и помог Пич подняться на ноги.

— Пойдем, малышка. Пора в кровать.

Изумленный взгляд матери обжигал мне лицо, горел на коже, словно луч солнца, упавший сквозь ветровое стекло.

— Ты скажешь, как их зовут. Немедленно.

Пич дрожала. Мы с мамой ругались нечасто, но, когда это случалось, крик был на весь дом. Сегодняшняя ссора грозила перерасти в настоящую бурю, и Пич это почувствовала.

Нужно было как-то это предотвратить.

— Мама, — сказал я, с усилием на нее посмотрев. Я был намного выше, но в этот момент, охваченная яростью, она будто бы возвышалась надо мной. — Мне жаль, что я ушел, не спросив. Это было безответственно. Но я устал, и Пич нужно в кровать.

Я подсадил сестренку к себе на бедро. Она прижалась ко мне, пристально следя за мамой.

Нехорошо.

— Не смей от меня уходить! — выкрикнула мама, когда я именно так и поступил. Следуя за нами по коридору, как зловещая тень, она продолжала:

— Я задала тебе вопрос и, черт побери, жду ответа. Немедленно, Уилл Берджесс.

«Как ты смеешь на меня орать?» — подумал я, сжимая зубы.

В коридоре у спален было очень темно, и я пытался не запнуться об игрушки Пич. Не хотел отправить нас в больницу со сломанными шеями. Но разглядеть что-либо было трудно, а еще трудней — не послать маму к черту, не назвать ее ленивым мешком мусора: именно им она и была.

Но если я это сделаю, то причиню боль сестре.

Мама проследовала за нами в спальню.

— Имена, Уилл.

— Не помню, — сказал я, опуская Пич на кровать. На покрывале сидели две дюжины мягких игрушек, так что пришлось поднять ее снова и убрать мини-зоопарк. Уложив сестру, я поцеловал ее в лоб и сказал, что скоро вернусь.

Она следила за мной большими глазами, когда я прошел мимо мамы — в коридор.

Мама вышла со мной.

— Ты лжешь! — Ее голос взвился.

Я закрыл дверь спальни и посмотрел на нее.

— Конечно. Можешь хоть раз отстать?

— Хоть раз? — Она презрительно рассмеялась. — Я ведь почти на тебя не кричу.

В висках запульсировала боль.

— И ты почти со мной не разговариваешь.

Она потрясенно уставилась на меня.

— О чем ты...

Я шагнул к ней, сжав зубы.

— Ты почти не готовишь, не убираешь. Когда ты в последний раз стирала? У нас моющее средство кончилось несколько недель назад. Кто, как думаешь, купил новую бутылку?

Она ответила — очень тихо:

— Я была занята... я...

— Глотала таблетки, — сказал я. — Убивала себя. А я присматривал за Пич. Я следил, чтобы она поела. Родители не должны быть настолько заняты, чтобы у них не оставалось времени на детей.

— Как ты смеешь так со мной говорить? Я твоя мать, Уилл!

— Ты — никто, — прорычал я, мой голос готов был сломаться. — Ты ленивая наркоманка и давным-давно забыла, что значит быть матерью. Хватит вести себя так, словно тебе не все равно.

Я протолкался мимо, оставив ее с открытым ртом в коридоре. Выскочил из задней двери, и глаза защипало от слез. Я не хотел, чтобы мама видела, как я плачу, так что я проковылял через двор, зашел за сарай, сел на траву и разревелся. За домом начиналась Лощина, так что можно было не волноваться, что кто-то меня увидит. Я знал, что мама тоже за мной не пойдет. Мои слова ранили ее — возможно, глубже, чем она заслуживала. Но я жалел не о них, только о сестренке, оставшейся в спальне. Велел себе вернуться и помочь ей заснуть.

Но я был эгоистом. Не хотел, чтобы мама знала, что я плакал, и поэтому оставался во дворе еще час, пока слезы не высохли, а огни в доме не погасли.

Когда я зашел в спальню, Пич уже спала. Прижимала к себе куколку-светлячка. В слабом свете из окна я увидел, что щеки у нее еще мокрые.

Волна ненависти к себе нахлынула на меня, и я сгорбился на кровати.

«Ты предал ее, — сказал себе я. — Ты — все, что у нее есть, и ты ее предал».

Я смотрел на Пич — темный холмик под одеялом — и ненавидел себя за то, что не мог быть лучшим братом. Я заснул, когда до рассвета оставалось всего ничего, и спал беспокойно.

Когда на следующее утро мы вошли в кухню, завтрак был на столе. Мама стояла у раковины и мыла посуду. Она улыбнулась Пич и кивком указала на яичницу на столе, но даже не взглянула в мою сторону.

Это меня устраивало.

В тревожной тишине мы завтракали яичницей с беконом и апельсиновым соком. Я больше не мог выносить молчания и спросил Пич:

— Хочешь поиграть с Джулиет Уоллес?

На лице Пич впервые за это утро появилось что-то кроме страха.

— Сегодня суббота, — объяснил я. — Уверен, ее родители не на работе.

Я знал, что мама слушала, стоя у раковины. Она только притворялась, что вытирает тарелки. Пич посмотрела на нее.

— Можно, мам?

Я жевал бекон, ожидая раздраженного ответа вроде: «Кого волнует теперь мое мнение? С каких это пор вы спрашиваете у меня разрешения?»

Но мама вела себя хорошо.

— Я позвоню Уоллесам через пару минут, милая. Если они разрешат, я не против.

По лицу Пич разлилась искренняя радость. Она даже подпрыгнула на стуле. Давно не выглядела такой оживленной.

Даже слишком давно, решил я.

Встав из-за стола, я кивнул в коридор.

— Пойдем, Пич. Соберемся.

— Я сама, — сказала мама.

Я обернулся и посмотрел на нее. Она все еще с каменным лицом вытирала тарелки.

— Все нормально, Уилл, — сказала мама, положив полотенце на раковину и собирая посуду со стола. — Я соберу ее.

Я помедлил еще несколько секунд. Молчание на кухне затянулось. Я не знал, чего ждать. Возможно, наказания за вчерашний проступок. В глубине души я чувствовал, что заслужил его, хотя, конечно, громко бы возмущался. А может, я ждал маминых извинений за то, что она так долго была ленивой засранкой.

Мама помогла Пич слезть со стула и ушла с ней из кухни.

Совершенно изумленный, я отправился к себе — одеваться.

Когда я почистил зубы и оделся для улицы, мама и Пич готовились в маминой спальне к походу в гости. За мной никто не следил, и я спешно вышел из дома. Обычно перед этим я звонил Крису или Барли с домашнего — ни у кого из нас не было мобильников, — но сегодня мне хотелось смыться из странной атмосферы, царившей в доме.

Я шагал по району, и чувство неправильности усилилось. Казалось, я попал в «Сумеречную Зону». Большинство моих сверстников не знали об этом сериале, но мы с Крисом и Барли смотрели его каждую ночь перед рождеством по «Сай-Фай Нетворк».

Словно в эпизоде «Сумеречной Зоны», район казался абсолютно заброшенным. Мой дом был на окраине, и сначала я свернул на Уолнат-стрит. В другие дни она была оживленной: внушительные двухэтажные дома с обеих сторон, раскидистые деревья и ухоженные лужайки делали улицу похожей на первоклассный парк. И все же, несмотря на солнечное субботнее утро — пятое июня, — я не увидел ни одного папочки с газонокосилкой, ни одной мамочки с коляской или на пробежке. Никаких детей на великах. У белого дома с зелеными ставнями я понял почему.

Все прилипли к экранам.

Я чувствовал себя странно, но не смог удержаться и шагнул на чужую дорожку, чтобы лучше расслышать голос из телевизора в гостиной.

— ...не знают, куда Паджетт мог направиться, хотя украденный джип в последний раз видели на шоссе шестьдесят пять — он ехал на юг, — говорил ведущий. — Имена убитых охранников пока не разглашаются.

Я вспомнил одну из книг Барли, посвященную серийным убийцам. В ней была фотография Карла Паджетта. Темные глаза. Дерзкая улыбка, в которой не было ни капли раскаяния. Квадратная челюсть, заросшая черной щетиной.

Оживленный голос ведущего раздался вновь:

— ...примерно в одиннадцать мужчина услышал крики, выйдя из местной аптеки.

Сбивчиво заговорил другой, высокий и тонкий голос, с южным акцентом.

— Я направился к машине и сначала подумал, что это радио. Сперва были крики, затем мужчина начал кого-то умолять. А потом я услышал другие звуки и понял, что все взаправду.

— Вы можете их описать? — спросила женщина-репортер.

— Ох, боже... я не знаю... это было ужасно. Просто ужасно. Долгое рычание, удары. А потом...

Пауза.

— Что вы услышали? — настаивала репортер.

— Кто-то жевал, — сказал мужчина. Таким голосом, словно его вот-вот вырвет.

Я его не винил.

Ведущий вернулся.

— Полиция подозревает, что Паджетт бросил черный «Шеви Тахо» где-то в северо-западной Индиане, но они не уверены, когда...

Я отошел от дома. Увидел тень, проплывшую у окна, и не хотел, чтобы меня пристрелили как нарушителя. Кроме того, нужно было срочно с кем-то поговорить.

Вот только с кем?

В обычных обстоятельствах я бы выбрал Криса, но велик остался дома, а идти до него целую вечность.

Пойду к Барли.

Я свернул на Монро-стрит, увидел впереди дом Барли и с тревогой понял, что не знаю, что сказать, если дверь откроют его родители. Они были милыми, но наверняка рассердились на него, а значит, и на меня, за наше ночное приключение. Я протянул руку и нажал на звонок.

Пока я ждал, на тротуар у крыльца сел воробей. Испуганно на меня посмотрел и улетел. Я проводил его взглядом, думая, что это первое живое существо, которое я видел сегодня на улице. Похоже, даже животные боялись Карла Паджетта.

Позади щелкнул замок. Я развернулся, молясь, чтобы открыл Барли.

Слава богу, это оказался он.

В черной футболке с надписью ЛАГЕРЬ ХРУСТАЛЬНОЕ ОЗЕРО, отсылающей к фильму «Пятница, 13-е», который Барли обожал. Он спросил:

— Тебя не наказали?

Я посмотрел на него, словно бы говоря: «Ты серьезно?»

Барли глянул через плечо, как будто предки хотели наброситься на него с разделочными ножами.

— Меня — да. Запретили неделю выходить на улицу.

— По крайней мере, ты — не Крис, — сказал я. — Он, наверное, ходит с отпечатком ладони на лице.

Барли нахмурился, уставился в пол.

— Не смешно.

Какого черта со мной творилось?

— Кто это, Дэйл? — раздался голос его мамы.

И тишина. Такая долгая, что я решил: она все-таки ищет разделочный нож.

Послышались шаги, и появилась мама Барли. Она была невысокой, пухленькой и — обычно — очень веселой.

Сегодня веселой она не выглядела.

— Дэйлу запрещено играть на улице, — сказала она. Барли сморщился, без сомнения — из-за слова играть. Я подавил усмешку, зная, что задразню Барли при первой возможности.

Изобразив сильнейшее раскаяние, я сказал:

— Понимаю, миссис Марли. Мне очень жаль, что мы так поступили. Это было безответственно.

Она смотрела на меня еще пару секунд, вздохнула и поджала губы. Я почувствовал, что мы почти достигли компромисса. Миссис Марли работала секретаршей в начальной школе и любила детей. Я чувствовал, что ей не нравилось наказывать сына.

Она сказала:

— Дэйлу нельзя выходить из дома, но вы можете поиграть в его комнате. Я не против.

Барли был уже не таким зеленым.

— Конечно, мам. Спасибо.

Я поблагодарил миссис Марли и поднялся за Барли на второй этаж — в его комнату. Я не был здесь уже несколько недель, и на стенах появились два новых постера. Первый — к старому фильму «День, когда Земля остановилась», второй — гигантский крупный план Ганнибала Лектера.

— Восхитительно, — сказал я, глядя в безумные глаза Ганнибала.

Он мрачно посмотрел на него.

— Уже не круто, после того как Карл Паджетт вырвался на свободу.

— Удивлен, что родители разрешили тебе его повесить.

— Маме он не нравится, но отец сказал ей, что вреда не будет. Мы с ним смотрели кино в прошлом месяце.

Я плюхнулся на красное кресло-мешок.

— Барли, мы смотрели его в четвертом классе.

Он вздохнул и пожал плечами.

— Ага, но мама и папа не в курсе. Я просто притворялся испуганным каждый раз, когда случалось что-то плохое.

— Уверен, было ужасно неловко смотреть «Молчание ягнят» с родителями.

— Ты даже не представляешь насколько.

— Что они сделали, когда Буффало Билл засунул причиндалы между ног и начал...

— Заткнись, ладно? Боже.

Я умолк, хихикая.

Покачав головой, он опустился на другое кресло-мешок — синее, с треснувшей виниловой поверхностью.

— Не могу поверить, что тебя не наказали.

Я поднял бровь.

— Хочешь обменяться родителями?

Он пожевал нижнюю губу.

— Думаю, нет.

Пока настроение не испортилось окончательно, я сказал:

— Ужасно мило, что ты пригласил меня поиграть.

— Иди к черту.

Я сделал невинное лицо.

— Что? Мне нравится играть с друзьями.

— Проклятье, Уилл, — пробормотал он. Схватил футляр от диска — фильма «Спуск» — и швырнул в меня. Конечно, промазал. — Не могу же я маме рот заткнуть.

— Расслабься, — сказал я. — У тебя крутая мама.

Его глаза сузились.

— Смеешься?

— Остынь, а? Я не смеюсь над ней. Она добрее ко мне, чем моя собственная мама.

Похоже, это его успокоило.

— Я правда рад, что ты пришел.

— Да?

Он кивнул.

— Я хотел поговорить с тобой кое о чем. С тобой и Крисом, конечно, но, раз уж он под домашним арестом, сгодишься и ты.

— Я польщен.

— Помнишь, что Мия видела в лесу прошлой ночью?

Я улыбнулся.

— Ты про гигантского Голлума с зелеными глазами и белой кожей?

Барли нахмурился, и я понял, что ему страшно.

— Не шути с этим, приятель. Это на самом деле очень плохо.

Я чуть посерьезнел, но не мог понять, чего бояться. Так и сказал.

Барли подался вперед, потные голени заскрипели по мешку. Он потел сильнее любого, кого я знал.

— Помнишь легенды, Уилл?

— Только не снова. Про конягу?

— Про Вендиго, — сказал он, выговаривая каждый слог с могильной серьезностью.

— Почему бы тебе не освежить мою память?

— Ты такой тупой, — заметил он, но в голосе прозвучало предвкушение. — Все это началось тысячи лет назад, когда единственными людьми здесь были алгонкины и ирокезы.

Я сел поудобней. Барли, конечно, был придурком, но рассказывать умел.

Он откинул со лба спутанные каштановые волосы.

— Мой папа слышал это от Фрэнка Красного Лося...

— От того чудика, что живет в лесу?

— Этот чудик, — сказал Барли таким тоном, словно я оскорбил папу римского, — единственный чистокровный индеец в этих краях.

— А я думал, он бабник и пьяница.

Барли отмахнулся.

— И что? Он все равно впечатляет. Хотел бы ты с ним связаться?

Барли был прав. Красный Лось был больше шести футов ростом и словно вытесан из гранита. Я редко видел его, но, когда это случалось, всегда нервничал.

— Красный Лось часто приходит в наш магазин, — продолжал Барли. — За бензином и всякой мелочью.

Я кивнул.

— Типа виски и презиков.

— Прояви хоть немного уважения!

— Прости.

— Короче, по вечерам работы почти нет, и, когда люди заходят, они болтают с отцом. — Барли пожал плечами. — Ты знаешь, с ним легко разговориться.

Я кивнул. Это было правдой. Мистер Марли не казался героем. Очкарик с брюшком, пять футов пять дюймов[8], он выглядел старше своего возраста — старше мужчины, двое детей которого еще ходят в школу. Но мистер Марли был приятнейшим человеком на свете. Если бы я мог выбрать отца, взял бы его.

— Иногда Красный Лось заходит перед самым закрытием и...

— Завязывай и переходи к части, где бармаглот.

— Вендиго, — поправил он. — Блин, иногда ты такой дурак. В общем, однажды Красный Лось влетел к нему на взводе. Это было пару месяцев назад. Спросил отца, сколько нужно пропана, чтобы взорвать дом.

— Я и сам часто об этом задумываюсь. У тебя случаем не найдется пропан?

— Отец спросил, почему он хочет взорвать дом. Красный Лось сказал, что он видел всякую чертовщину. Тварей. Бледные фигуры, мечущиеся среди деревьев. В окно к нему кто-то скребся. — Барли поежился. — Белые лица с зелеными глазами следили за ним из леса.

Внезапно мне расхотелось смеяться.

— Отец спросил его, что он сделает с пропаном. Красный Лось сказал: «Я хочу убедиться, что у меня будет последняя линия обороны, если они за мной явятся».

— Они?

Барли снова пожал плечами.

— Индейцы зовут их Детьми. Они живут под землей. Красный Лось сказал, что они жили здесь задолго до алгонкинов и ирокезов. Сказал, это из-за детей индейцы ушли из Мирной Долины. Слишком многих они сожрали заживо и утащили в пещеры.

— Я бы тоже ушел, — сказал я. — Но почему их зовут Детьми? Чьи они дети?

— Вендиго, — объяснил Барли. — Самого страшного зверя из всех.

Сердце заколотилось как ненормальное. Я знал, что в Мирной Долине есть пещеры. Они были главной причиной того, что здесь разбили национальный парк — Заповедник Мирной Долины. Черт, даже в Лощине рядом с моим домом были пещеры. Но эта история про Детей... совсем другое дело. Что, если Красный Лось действительно знал больше остальных?

Мия бы ему поверила.

Глаза Барли горели.

— Предположительно, Дети огромны. Легенды гласят, они выше десяти футов. Самые ужасные криптиды на планете.

— Криптиды?

Барли закатил глаза.

— Ты что, совсем ничего не знаешь? Монстры. Они убивают, пожирают или превращают тебя в одного из них. По легенде, они впали в бешенство и убили всех в округе. Прошло много лет, прежде чем здесь вновь поселились люди. — Барли мрачно кивнул. — Но тварей так и не уничтожили. Они просто затаились под землей.

Я поежился.

— Может, хватит говорить о криптидах?

Барли, похоже, меня не слышал.

— Боже, с Детьми и Лунным Убийцей на свободе — кто знает, сколько людей погибнет?

— Во-первых, Дети — это сказка. Их не существует. А Паджетт в бегах. Он не собирается устраивать бойню.

Барли взглянул на меня, округлив глаза.

— Разве его поймали?

Я неохотно признал, что нет.

— И все же, — сказал он. — Побег Паджетта пугает меня меньше, чем то, что видела Мия.

Он покачал головой.

— Рядом с Детьми Ганнибал Лектер кажется мирным парнем.

— Да что в них такого ужасного?

— Они в два раза больше человека и в три раза сильней.

— Ну, значит, они как Джеймс Леброн[9].

— Леброн не ест людей, — сказал Барли. — И у него нет тяги к женской плоти.

У меня по спине пробежал холодок.

— Так Красный Лось сказал?

— Знаю, это звучит ужасно, Уилл, но я почти хочу, чтобы Мия вчера увидела Карла Паджетта, а не ту тварь с огромными зелеными глазами.

— Очень мило.

— Я не шучу, — сказал он, его глаза были большими и серьезными. — Я боюсь, что что-то случится, а еще эта буря и остальное...

— Какая буря?

Он посмотрел на меня как на отсталого.

— Которая разразится в понедельник. Ты правда о ней не слышал?

Я поерзал на мешке.

— Я был занят.

— Считают, что она окажется крупнейшей за несколько лет. Будет куча повреждений, и дождя хватит, чтобы затопить Эверест. Уже говорят об отключениях электричества и миллионах долларов убытка.

Я хмыкнул при виде ужаса у него на лице.

— Ты ведешь себя так, словно мы в опасности, Барли. Это же Индиана.

Он мрачно покачал головой.

— Не знаю, чувак. Я чувствую по-настоящему дурные вибрации. Думаю, все окажется хуже, чем мы полагаем.

Я закатил глаза.

— Ничего не случится, Барли. Все будет хорошо.

Той ночью произошло первое убийство.

Глава 5 Разрушенная церковь

Я вернулся от Барли почти в четыре.

Дом был пуст. Пич, скорее всего, играла с подружкой, а мама... кто знал, куда она ушла? Учитывая наше шаткое перемирие, я не спешил домой. Находиться с ней в одной комнате этим утром было ужасно странно, и мне хотелось по возможности избежать этого неестественного общения.

Я так глубоко задумался, что не сразу заметил записку, всунутую между косяком и дверью. Я открыл дверь, и белый листок упал на крыльцо. С гулко бьющимся сердцем я поднял его и прочитал напечатанные слова...

Я перечитал письмо, перечитал его снова, уделяя особое внимание словам: ты мне действительно очень, очень нравишься, Уилл. Понял, что ладони вспотели, когда бумага промокла по краям — там, где я держал ее. Я вытер ладони о шорты и почувствовал, что они тоже мокрые от пота. Вошел в дом и направился к себе в комнату. Сунул записку в дальний угол верхнего ящика в столе, зная, что Пич туда не залезет. Сестренка могла быть любопытной, и мне не хотелось, чтобы она нашла именно это сокровище.

Записка значила для меня слишком много.

В животе порхали бабочки, но шаг был легким. Я зашел в ванную и включил душ. Ожидая, пока польется горячая — наш нагреватель был лет на десять старше мамы, — я опустился на пол и сделал столько отжиманий, сколько мог: двадцать одно. Немного, но лучше, чем шестнадцать — мой прежний рекорд.

Я встал и посмотрел в зеркало на свою грудь.

Все еще впалая.

Я глубоко вдохнул и напрягся.

Никакой разницы.

Удрученный, я склонился к зеркалу и принялся изучать подбородок и щеки.

Никакой щетины.

Я вздохнул. Глист.

«Может, расслабишься, — ответил внутренний голос. — Мия уже видела тебя без футболки, и ты ей еще нравишься».

Это не успокоило меня, но все же. Я нравился Мии. Так, по крайней мере, она сказала.

(очень, очень)

Бабочки вновь запорхали. Что, если она издевается? Что, если они с Ребеккой просто дразнят нас с Крисом, хотят жестоко подшутить?

«Не может быть, — подумал я. — Это было бы слишком ужасно».

Мне в голову пришла еще более кошмарная мысль. Что, если Брэд и Курт подговорили Мию и Ребекку? Это бы все объяснило. Разве не странное совпадение, что Мия и Ребекка пригласили нас на лужайку Рэлстонов после того, как мы унизили их парней на матче?

«О боже», — подумал я. Это все объясняло.

А потом вспомнил пальцы Мии у себя на бедре, ее гладкую кожу. Бездонные синие глаза.

Нет, решил я. То, что случилось в ручье, было настоящим. Я действительно нравился Мии. Записка была искренней. Должна была быть.

Чувствуя себя лучше, я забрался в ванну, под струи воды, и подумал, как здорово будет снова встретиться с Мией.

Затем мне вспомнились слова Барли... Слишком многих сожрали заживо и утащили в пещеры.

— Чушь, — сказал я громко и втер в волосы фирменный шампунь. Мама покупала его для себя, и нам с Пич ни в коем случае нельзя было его трогать. С детским мстительным удовольствием я плеснул еще немного в ладонь и вымыл руки и ноги.

«...тяга к женской плоти», — снова раздался голос Барли в моей голове.

Улыбка поблекла.

«Нет, — подумал я. — Хватит дергаться из-за сказок. Я не пропущу эту ночь. Ни за что на свете».

Сжав губы, я выдавил в ладонь еще немного маминого шампуня и стал натирать яйца.

Барли не мог смириться с фактом, что Мия и ее подруги знали о домике на дереве.

— Как они это выяснили? — вопрошал он. — Вы понимаете, парни, какие могут быть последствия? Что, если они шпионили за нами все это время? Что, если слышали наши разговоры о девчонках?

Мы с Крисом, одетые лучше, чем обычно, и слишком сильно пахнущие одеколоном, просто откинулись на наших шезлонгах. Я поднял их в домик тем вечером, чтобы девчонкам не пришлось сидеть на пятигалонных ведрах. Барли даже причесался, и теперь его волосы лежали слишком ровно, как у первоклассника в ожидании фотографии.

— Я хочу сказать: как они это сделали? — нудел он. — Следили за нами? Или заплатили кому-то за информацию? Например, младшей сестре Уилла?

— Ты серьезно? — спросил я. — Думаешь, они подкупили Пич?

Он пожал плечами.

— Возможно. Девчонки могут быть беспощадными. Некоторые из самых жестоких преступлений в истории Америки были совершены женщинами.

— Пич шесть лет, — сказал я. — Ей не нужны деньги. Вот если бы они заплатили «Твиззлерс» или «Нердс»...

— Постой, — сказал Крис. — Почему мы уверены, что они знают, где находится наш домик?

Барли посмотрел на Криса как на идиота.

— Может, потому, что они так сказали? Они как бы себя выдали.

Что-то щелкнуло у меня в голове. Я понял ход мыслей Криса. Такое часто случалось, и это было очень странно. Мы всегда были на одной волне, словно нас разлучили в детстве.

Крис сказал:

— Это мы рассказали им о домике на дереве, помнишь? Прошлой ночью по дороге к ручью?

Барли задумчиво кивнул.

— Ага... может, ты и прав. Я тогда разнервничался. Раз шестьдесят проверил, застегнута ли у меня ширинка.

— Я тебя за это не виню, — сказал Крис. — Быть парой для Кайли Энн — это, наверное, страшно.

Барли хмыкнул.

— Я ей не пара. Черт, да она меня едва выносила. Не повезло мне, не то что этому Казанове... — Он махнул рукой в мою сторону. — Все еще не могу поверить, что она сняла свой бюстгальтер.

— Заткнись, — оборвал его я.

Барли вздрогнул.

— Эй, полегче. Я же не говорил о ее титьках или еще о чем.

— Сказал только что, — заметил Крис.

Барли робко улыбнулся.

— Похоже на то. Но они же были что надо? Круглые, загорелые и...

Я вскочил с кресла и сильно толкнул Барли в грудь. Он оступился и упал. Прежде чем это осознал, я уже стоял над ним, сжимая кулаки.

— Эй, — сказал он. — Спокойно, Уилл. Господи, я же не сказал ничего настолько плохого.

— Этого хватило, — ответил я. — Не смей говорить о ней так.

Крис с тревогой посмотрел на меня.

— Остынь, чувак. Ты и сам часто говоришь о титьках.

— Когда речь о знакомой девчонке, все по-другому.

— Ссориться не дело, — ответил он.

И как всегда, что-то в его голосе рассеяло кровавое облако у меня перед глазами. В детском саду воспитательница беседовала с мамой из-за того, что всякий раз, ответив неправильно, я начинал рвать на себе волосы. Меня водили к детскому психологу, которая оказалась настоящим бедствием. К счастью, она брала за прием слишком дорого и надолго маминой страховки не хватило. Так что они оставили меня наедине с моим гневом.

Крис и Барли следили за мной. От царившего внутри напряжения домик, который и так был двадцать на двадцать футов, стал казаться еще меньше.

— Я спущусь, встречу девчонок, — пробормотал я.

— Я с тобой, — сказал Крис.

Барли кое-как поднялся на ноги.

— И оставите меня здесь? Ни за что.

— Жди здесь, — сказал я Крису. — Мне нужно побыть одному.

Крис выглядел разочарованным, но понял, что лучше не спорить. Иногда успокоиться помогает только время. Время и одиночество. По дороге за девчонками у меня будет и то и другое.

Спустившись по лесенке, я зашагал по вьющемуся грязному росчерку, который и тропинкой-то назвать нельзя. Просто тонкая линия, не шире фута, в высоких сорняках, петляющая так, что трудно было не оступиться и не угодить в заросли ядовитого плюща и крапивы. Мы специально не протаптывали ее как следует. Нам не хотелось, чтобы другие люди, особенно придурки вроде Брэда, Курта и Эрика, знали о домике на дереве. Это было наше место, единственное на планете, где можно было не волноваться о родителях, учителях или задирах.

Чем дольше я об этом думал, тем сильнее понимал, что девчонки никак не могли знать, где он. По крайней мере — точно. Они могли предполагать, в каком направлении он находится, но никогда бы не нашли его без проводника. Честно говоря, они могли и в лесу заблудиться.

Ощутив тревогу за Мию, я пошел быстрее.

И замер.

Тень мелькнула на тропинке передо мной.

Воспоминания о новостях наполнили голову.

Сначала были крики, потом мужчина начал кого-то умолять. А потом я услышал другие звуки и понял, что все взаправду.

Я был один в темном лесу; сплетение еловых ветвей, раскидистых, крепких и сумрачных, поглощало лунный свет, который пробивался сквозь облака.

Вы можете описать эти звуки?

Ох, боже... я не знаю... это было ужасно. Просто ужасно. Долгое рычание, удары. А потом...

Мое тело словно погрузили в ледяную воду.

«Кто-то жевал», — сказал мужчина из телевизора.

С внезапным ужасом я понял, что тоже что-то слышу. Звуки исходили от елок впереди. Ошибиться было нельзя. Смех, высокий, мелодичный и зловещий. Я попятился, задрожав. Это был Карл Паджетт. Лунный Убийца. Я сделал еще шаг назад, но знал, что это не поможет. Меня распотрошат и съедят.

Руки сомкнулись на моей груди.

Ахнув, я рванулся вперед, но тот, кто меня держал, последовал за мной, и я понял, что он смеется тем же высоким, почти девичьим смехом... казалось, это...

Я перестал бороться.

— Мия?

— Если отпущу, — прошептали мне в ухо, — обещаешь не драться?

Я выдохнул, мое тело обмякло. Чужие руки соскользнули с груди. Обернувшись, я посмотрел Мие в глаза.

Она прикусила нижнюю губу, изо всех сил стараясь не рассмеяться, но не смогла.

— Ты у меня получишь, — сказал я.

Она попятилась, хихикая. Серебряный лунный луч упал ей на лицо. Она сияла как никогда.

Я метнулся к ней и принялся ее щекотать. Смеясь, она отступила. Ее зубы блестели, а кожа казалась темно-коричневой. Наверное, весь день была на солнце, решил я, потому что она выглядела еще более загорелой, чем прошлой ночью. Я потянулся к ней, но она ловко увернулась. Я чувствовал, как ей это нравится, как она радуется, что смогла ко мне подкрасться. Я спешил за ней и тоже смеялся. На Мии были голубые джинсы, несмотря на жаркую ночь, и белый топик, достаточно облегающий, чтобы подстегнуть мое воображение.

— Вы всю ночь будете флиртовать? — спросил голос у меня за спиной. — Или мы увидим знаменитый домик на дереве?

Обернувшись, я увидел Ребекку Рэлстон, стоявшую в лужице лунного света. Я заметил у нее на шее подвеску с перидотом, которую ей, видимо, подарил Крис. С широкой улыбкой и светлыми волосами, она была почти такой же красивой, как Мия.

Почти.

Я попытался скрыть свое неудовольствие.

Может, Ребекка это почувствовала. Она сказала:

— Ну, если хотите, можете просто показать мне дорогу, а потом придете и сами.

Прежде чем я смог ответить, Мия сказала:

— Конечно.

Я удивленно повернулся к ней.

— Если ты не против, — сказала она мне с лукавой улыбкой.

«Конечно не против! Выходи за меня!» — едва не вскричал я.

— Ладно, — сказал я, изо всех сил пытаясь выглядеть спокойным, и ткнул пальцем в направлении домика. — Он в пятидесяти ярдах. Просто иди по тропинке.

Ребекка включила фонарик, который я не заметил.

— Ясно, — сказала она и подавила зевок.

— Что-то не так? — спросил я. — Я настолько скучный?

Она хмыкнула.

— Долгий день. «Пурпурная черепашка» была адом.

Я подумал, не спросить ли Ребекку, ходит ли она к психологу. Не мог представить, каково это — волонтерить в детском саду. Плач, песни, какашки. Я бы с ума сошел через час.

Она двинулась мимо нас и остановилась.

— Твоя мама дома с Пич?

— Конечно. Где ей еще быть?

Она наградила меня долгим взглядом, словно хотела что-то сказать, потом покачала головой.

— Неважно, — бросила она и ушла. Мы с Мией остались одни.

Мия сказала:

— Ребекка немного параноик.

— Я понял.

— И я бы тревожилась на ее месте.

Я молчал, думая, что я — тоже. Мне захотелось вернуться домой и проверить, как там Пич. Иногда она меня раздражала, но, если бы с ней что-то случилось, я бы не смог жить.

Может, я зависел от нее так же, как она от меня.

— Думаю, ты получил мою записку, — сказала Мия.

— Ага, — ответил я и, понимая, что нужно сказать больше, добавил: — Спасибо.

«Высший пилотаж, — пробормотал мой внутренний критик. — Просто улет».

— Утром я вспоминала твое стихотворение, — сказала она.

— Мое стихотворение, — тупо повторил я.

— Ага, — сказала она, улыбнувшись. — То, что ты читал в классе миссис Герберт.

— Ты его помнишь? — Я не мог в это поверить. Черт, я и сам его не помнил. Я ужасно боялся читать свои стихи перед классом, но миссис Герберт была упрямой, как вол, и если ты не выступал, то получал кол. Я был к нему готов, но Крис уговорил меня попробовать.

Мия закрыла глаза.

У меня челюсть упала.

Мия открыла один глаз и застенчиво на меня посмотрела.

— Верно?

Я кивнул.

— Как ты...

— Оно мне так понравилось, что я его записала. Мы с Ребеккой до сих пор его вспоминаем. Оно было лучшим в классе.

— Я получил три, потому что не использовал ямбический пентаметр.

— Скорее потому, что миссис Герберт не узнает хорошей поэзии, даже если та клюнет ее в задницу.

Мы рассмеялись.

— Разрушенная церковь, — сказала Мия, вспоминая название моего стихотворения. — Почему?

Я пожал плечами.

— Не знаю. Мне казалось, название подходящее.

Было невероятно странно говорить о моем стихе. Я считал, что он отстойный, и так и сказал. Мия покачала головой.

— Ты слишком строг к себе. Говорю тебе прямо. Даже в детстве злился на себя из-за пустяков.

Наверное, я нахмурился.

— Ты говоришь так, словно хорошо меня знаешь... но мы же почти не разговаривали.

— Это потому, что я была глупой. — Она пнула землю, поддев грязь носком белой туфли. — Может, потому, что Брэд — старший брат Ребекки. Это нелепо, но я от него фанатела.

Она закатила глаза и усмехнулась.

— Типа... он такой сильный, красивый, взрослый парень.

Она с надеждой посмотрела на меня, но я чувствовал только раздражение. Это слово фанатела вошло мне в мозг, точно заноза под ноготь. Брэд не заслуживал фанаток. Только пару ударов молотком.

— Я не виню тебя, если ты злишься, — продолжила она. — Все в порядке. То есть нам не суждено было быть вместе, но я не могла избавиться от тебя.

— Ты говоришь так, будто я — какая-то болячка.

Она криво улыбнулась.

— Хочешь отплатить жестокостью за жестокость?

— Может быть.

Она легонько ткнула меня в плечо.

— Дурак.

— Не могут же все быть такими жеребцами, как Брэд.

Не веря своим ушам, она рассмеялась.

— Перестань!

— Ладно, — сказал я, отступая. — Мне жаль.

— Нет, тебе не жаль.

— Ты права. Мне совершенно не жаль.

Ее глаза вспыхнули, и она снова стукнула меня в плечо, на сей раз сильнее.

— Эй, у меня синяк будет.

— Ты заслужил.

Я потер плечо, скривившись для вида.

— Разрушенная церковь — это твой дом? — спросила Мия.

Я замер.

— Что?

— Это стихотворение об утрате доверия, — объяснила она. — Я знаю, что вы с мамой не ладите, а отца у тебя нет. Ты заботишься о младшей сестре. Наверное, это трудно.

Я напрягся.

— Может, не будем впутывать в это Пич?

— Как скажешь.

Я не ответил. В животе было кисло.

— Как ее зовут на самом деле? — спросила Мия.

— София, — пробормотал я.

— Почему ты не зовешь ее так?

Вздохнув, я посмотрел на черную полоску неба, видневшуюся среди еловых ветвей.

— Не знаю, может, потому, что ее мама так назвала.

— Много ругаетесь? — спросила Мия. — Вы с мамой?

— Это личное.

— Не доверяешь мне?

Я думал соврать, но решил сказать правду:

— Не знаю. Пока нет.

Она кивнула.

— Я понимаю. На твоем месте я бы тоже не сразу верила людям.

Вверх по загривку начал подниматься жар.

— Не думаю, что это твое дело.

Мия кивнула, как самый юный психолог в мире.

— Я понимаю. Ты пытаешься отгородиться, оттолкнуть всех.

— Пожалуйста, хватит меня анализировать.

— Ладно. А ты не веди себя так, словно я над тобой издеваюсь.

Я лишился дара речи.

— Не говори, что это не приходило тебе в голову, — сказала она. — Я девушка Брэда, а Брэд и Курт тебя не любят.

— Не то слово, — пробормотал я. — Эти парни нас ненавидят.

— Да, — согласилась она. — Полагаю, потому что вы умнее. И в бейсбол играете лучше.

Я немного оттаял.

— Ты думаешь?

Она кивнула.

— Брэд пошел в школу на год позже остальных, и он сильнее своих одноклассников. — Она нахмурилась. — Вот только эмоционально незрелый.

Я изучал лицо Мии. В ней было больше тьмы, чем я думал. Больше гнева.

— Так почему ты с ним?

Она отвела глаза.

— По привычке, наверное.

— Дурацкая причина.

Она возмущенно посмотрела на меня.

— Он мне нравился. В прошлом году, по крайней мере. — Она вздохнула. — Что ты хочешь, чтобы я сказала? Что я была тщеславна? Что мне нравилось быть девушкой популярного старшеклассника? Что с ним я казалась себе взрослее? Что мне нравилось встречаться с парнем, у которого есть машина?

Может, это должно было принести мне облегчение, но — нет.

— Если ты назвала все причины, почему ты еще с ним?

Она покачала головой, ее лицо помрачнело.

— Я ненавижу себя, ясно? Мне не стоило с ним встречаться. Я просто была... тупой. Прагматичной.

Образ Мии в машине Брэда промелькнул у меня перед глазами. Я нахмурился.

— И все же вы еще вместе.

— Надолго меня не хватит. Просто... не могу решить, как порвать. И когда. Я еще ни разу ни с кем не расставалась.

— Ты боишься его?

— А ты?

— Нет, — соврал я.

Она странно на меня посмотрела.

— Брэд сегодня сказал, что они убьют вас с Крисом.

Я попытался не показывать, как напугали меня ее слова.

— Пустое. Никого они не убьют.

Она прикусила нижнюю губу и о чем-то задумалась.

— Знаешь, как у Брэда появился тот шрам на запястье?

Прежде чем я успел ответить, голос из-за деревьев сказал:

— Я убью тебя за то, что ты меня сюда вытащила.

Кайли Энн Любек вышла из-за елок.

— Постой, — сказал я. — Ты что, все это время подслушивала?

— Не волнуйся, — кисло сказала Кайли Энн. — Я почти ничего не слышала. Только ваши голоса. Поверь, мне хватило и этого.

Я посмотрел на Мию.

— У Кайли Энн повышенная тревожность, — объяснила Мия. — Она хотела пописать, но...

— Проехали, — сказала Кайли Энн, и меня потрясло, что она искренне улыбнулась. — Где все?

Я не знал, что сказать.

— Ты же не будешь снова хамить Барли, да?

— Прости, — ответила Кайли Энн и опустила глаза. — Ночь была паршивая.

— Тебе туда, — сказала Мия, указав на тропу. Кайли Энн пошла по ней. Она казалась еще выше, чем вчера. Неудивительно, что Барли нервничал.

Мия кивнула, провожая ее взглядом.

— Пойдем. Веди меня в свою тайную крепость.

Взяв меня за руку, она зашагала по тропинке.

Мы добрались до поляны и встали рядом с Кайли Энн.

Она изумленно уставилась на домик на дереве.

— Что-то не так? — спросила Мия.

— Во-первых, — сказала Кайли Энн, — он действительно страшно высоко. Во-вторых, он не кажется мне безопасным. Тут даже нормальной лестницы нет. Кто знает, хорошо ли эти доски прибиты к дереву. — Заметив мой взгляд, она немного смягчилась. — Без обид.

— Отец Барли помогал их приколачивать, — ответил я. — Все в норме.

Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но из домика позвали:

— Поднимайтесь!

Вытянув шеи, мы увидели, как Ребекка выглядывает из окна. Через секунду рядом с ней появилось другое лицо. Крис.

Барли выглянул из люка в полу. Он улыбался.

— Привет, Кайли Энн! Бывала когда-нибудь в домике на дереве? Здесь можно рассказывать истории о призраках!

Я посмотрел на Кайли Энн и подумал: «Пожалуйста, не разбивай ему сердце».

Мия сказала ему:

— Кайли Энн хочет сказать тебе кое-что.

Кайли Энн хлопнула Мию по плечу. Барли уставился на нее из люка и только потом перевел взгляд на меня.

Я пожал плечами.

Барли стал спускаться по приколоченным ступенькам, и я краем глаза посмотрел на Кайли Энн. Ее лицо казалось непроницаемым, и я занервничал. Мия тоже не показывала, что чувствует, просто следила за Барли, пока он не спустился. Немного покачнувшись, он зашагал к нам. Крис и Ребекка спустились на землю и двинулись следом.

Кайли Энн шагнула вперед. Но прежде, чем она заговорила, Барли изумил меня. Он сказал:

— Я хочу попросить у тебя прощения.

Кайли Энн нахмурилась. Крис мрачно посмотрел на меня.

Барли ковырял тропинку носком кроссовки.

— Не надо было, блин, брызгать на тебя вчера. Я нервничал и...

— Я вела себя как сука. — сказала она.

У Барли отвисла челюсть. Мы с Крисом обменялись потрясенными взглядами. Мия и Ребекка смотрели на нее с одобрением.

Кайли Энн вздохнула.

— Я хотела... сходить вчера еще кое-куда, а когда не получилось, сорвалась на тебя.

Барли так и застыл с открытым ртом, а потом вроде пришел в себя и выдавил улыбку.

— Ты была вовсе не так ужасна.

— Нет. Была. — Она шагнула к нему. — Ты хороший парень, Барли. Твой калькулятор спас мою задницу на том экзамене.

Барли раздулся от гордости.

Мия взяла меня под руку.

— Так когда же будет тур по знаменитому домику на дереве?

Наши тела соприкоснулись, и я вспомнил о прошлой ночи. О ручье.

Когда мы пошли к домику, Кайли Энн остановилась.

Ребекка обернулась к ней.

— В чем дело?

Кайли Энн чуть сгорбилась.

— Мне все еще нужно по-маленькому.

— Мы тебя подождем, — сказал Барли. — А когда закончишь, я покажу тебе, как залезть наверх.

— Спасибо, — ответила она, возвращаясь к стене деревьев. — Может, в один из таких вечеров мы посмотрим корейский хоррор.

Барли просиял.

— У меня как раз есть один стоящий!

И Кайли Энн, что улыбнулась в ответ, совсем не походила на девчонку, которую мы встретили вчера. «Наверное, у всех бывают дерьмовые дни», — подумал я.

Кайли Энн открыла рот, чтобы что-то сказать, когда огромная бледная рука метнулась из теней и зажала ей рот. Ее ноги оторвались от земли, и она исчезла в лесу.

Один кошмарно долгий миг мы просто смотрели на деревья. Потом переглянулись.

— Уилл, — сказала Мия тихим испуганным голосом.

Мы услышали приглушенный крик, звук, словно кого-то тащили через лес.

Крис метнулся к Ребекке. Прижав руки ко рту, она глядела туда, где только что стояла ее подруга. За ними ветви дрожали так, будто кто-то ломился через лес.

— Оставайся на месте, — сказал я.

Я вбежал в лес в двадцати футах слева от тропинки. Там качалась ветка, и мне показалось, что именно оттуда Кайли Энн утянули во тьму. Сразу же меня оплели лозы и побеги крапивы. Тонкие ветки хлестали по лицу, пока я бежал за ней. Шипы впивались в одежду и кожу. Позади я слышал крики Мии. Крис, Барли и Ребекка тоже кричали, все звали меня. Но я знал: времени мало. Кто бы ни похитил Кайли Энн, он хотел утащить ее в надежное место. Я понятия не имел, откуда это знаю. Чувствовал, и все. Кто похитил Кайли Энн, было сейчас неважно, главное — найти ее, пока она окончательно не пропала.

Я споткнулся о корень и едва не упал лицом вниз, но в последний момент раскинул руки и восстановил равновесие.

Прислушался.

Мгновение тишины. И шорох слева.

Я развернулся и бросился на звук. Зажмурился, пролезая между двумя соснами. Их пышные ветви исхлестали меня. Я казался себе огромной машиной в маленькой автомойке. Вырвавшись из сосновых лап, я оказался на полянке. Мои глаза метались среди теней, ища малейший след Кайли Энн или ее похитителя.

Прямо передо мной подрагивало молодое деревце. Словно кто-то только что пробежал мимо.

Я рванулся к нему и заметил маленькую прореху среди сосновых ветвей впереди. Кто бы это ни был, он утащил Кайли Энн туда. Сквозь них. В любом случае, я их догонял. Похититель волок за собой высокую, хорошо сложенную девушку. Мне стоило волноваться за себя. Чувствуя прилив уверенности, я метнулся на полянку и сделал три быстрых шага, когда что-то ударило меня в переносицу. Ноги подогнулись, и я упал на спину. На секунду мне показалось, что я врезался в толстую ветку, но потом, несмотря на головокружение, я увидел то, от чего кровь застыла у меня в жилах.

Искаженное ужасом лицо Кайли Энн.

Вернее, ее глаза, круглые, как две луны.

Рот ей зажимала огромная, покрытая венами рука.

Перед глазами плыло и двоилось, но я видел здоровенную тень, взвалившую Кайли Энн на плечо и исчезнувшую во тьме. Рука соскользнула с ее рта, и она пронзительно закричала. Сжав зубы, я попытался встать, но не сумел. Мир перед глазами качался, и я упал набок. Нужно было бежать за Кайли Энн, спасти ее. Но колени вновь подогнулись, и силы оставили меня. Что-то капало на мою руку, и, посмотрев вниз, я понял, что из носа идет кровь.

«Срань господня, — подумал я. — Не идет. Бежит ручьем».

У меня никогда раньше не было носовых кровотечений, и от вида крови голова закружилась сильней. Во рту горело, на языке был привкус меди. Кто бы то ни был, он знатно меня приложил.

Я снова попытался подняться, но на этот раз получилось еще хуже.

— Уилл! — раздался голос. — Боже, чувак, что с тобой?

Это Крис, понял я. Крис и остальные.

Мне на спину опустилась ладонь.

— Чувак, ты весь в крови.

— Точно, — пробормотал я.

Крис помог мне сесть. Снял футболку и приложил ее к моему разбитому носу.

— Больно? — спросил Барли.

Я застонал.

Перед глазами появилось лицо, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, кто это.

— Еще что-нибудь болит? — спросила Мия. — Он ведь не пырнул тебя ножом?

Со слабым удивлением я понял, что она ощупывает мои торс и спину в поисках ран.

Я покачал головой.

— Только нос.

— Полегче, чувак, — сказал Крис. — Не торопись. Ты в безопасности.

— А что с Кайли Энн? — спросила Ребекка.

— Пропала, — прошептал я.

На секунду повисла тяжкая тишина.

— Она пропала, — повторил я.