Дети кицунэ

Глава 6 Мальчишка и палач

– Переоденься, – строго бросила Кин, оставив на полу сложенное кимоно. Белый – цвет тех, кто идёт на казнь. Траурный цвет. – Настойчиво прошу поторопиться.

– Спасибо, – Я поклонилась. – А… меня будут допрашивать? Или что-то уже поменялось?

– Будут. Но для этого ты должна выглядеть достойно своему положению. И пожалуйста, убери уже эту книгу. Никому не интересно, что ты там читаешь.

Складывалось ощущение, будто меня вообще не воспринимают, как человека. Здесь я – что-то наравне с чудовищами, а значит и вежливого отношения не достойна.

Всё равно же никто больше не узнает…

Нет. Я всё ещё не верила, что умру насовсем. И в то, что уже умерла, тоже не верила. Щупала пальцами жуткие иероглифы, начерченные на шее, разглядывала руки. Разве это могло произойти со мной? Разве Такеши мог оказаться… зверем? Я надела похоронное кимоно и затянула пояс. Проверила рукава – едва ли в таких можно что-то спрятать. Чтобы получился карман, кое-как заколола и припрятала внутри всё, что пряталось в старой одежде. На глаза, как назло, снова навернулись слёзы.

– Едут! Едут! – послышалось за дверью. – Всё готово?

Кин постучалась в мою дверь.

– Ты одета? – спросила она.

– Да, – ответила я, поправив булавку.

А потом началось отвратительное ожидание, напоминающее пытку. Сначала я просто сидела, как полагается встречать гостей, затем взялась за книгу. Как предзнаменование, «Свод нечистых дел» опять открылся на странице с преобразившимся.

«В прежние времена преображённые часто помогали в нечистых делах. Их сверхъестественное чутьё, подобно осьминожьим щупальцам, вытягивало из мрака опасных ёкаев, а благословение некоторых ками способствовало скорейшей поимке врага. Естественно, не последнюю роль в этой работе играли мико – без их чуткого контроля преображённые быстро сходили с ума и уже сами представляли опасность для людей. К счастью, с приходом к власти сёгуна, такая практика больше не применяется, и преображённые, если таковым представляется возможность обрести жизнь, тотчас же подвергаются уничтожению».

Когда в коридоре послышался шум, я навострила уши. Шагов было множество, и подсчитать, сколько людей их издавали, я никак не могла.

– Приветствуем вас, господин, – приветливо начала Кин – кажется, в глубоком поклоне. – Пройдёмте, пройдёмте за мной…

Она ушла вперёд. Гостю это позволило переброситься парой слов со своим спутником.

– Если ваш отец узнает, он будет вне себя от ярости, – шёпотом сказал тот.

Я подобралась ближе и попыталась прислушаться – так, чтобы уж ничего точно не упустить. Складывалось странное ощущение, будто только что я распознала то, чего раньше никак бы не расслышала, и одна только мысль об этом раскрыла предо мной настоящую бездну. Это длилось совсем недолго – секунду, две, – но в один момент я услышала… всё. Шелест шёлковых одежд, чьё-то сбивчивое дыхание, скрип деревянных подошв, грохот доспехов… Я закрыла голову руками, и в то же мгновенье на глаза мне упала прядь – такая же пепельно-рыжая, как в отражении медного зеркала.

И тут я поняла.

То, что я слышу сейчас, слышу не я. Это делает тот, кто… преобразил меня. Его лисьи уши, его звериный слух! Поняв это, я попыталась взять себя в руки. Сосредоточилась. Попробовала нащупать эту связь и воспользоваться ей, чтобы подслушать.

– Хван, ты говоришь очевидные вещи, – пробурчали в ответ.

– Прошу прощения, господин. Но ваш отец может решить, что вы проявляете страх перед тем, что готовится.

Когда этот загадочный Хван говорил вслух, я слышала лёгкий акцент – скорее всего, тот самый, с материка. Значит, говорил он с «мальчишкой с богатой родословной».

– Даже если и узнает, пусть думает, что я делаю это из здравого любопытства, – чеканил «мальчишка». – Перед такими опасными делами для разумного человека будет нелишним узнать, с чем он имеет дело.

Что-то за дверью моей камеры щёлкнуло, но открылась не створка, а маленькое окошко вверху. Сначала ненамного, всего лишь для щёлки, но я успела быстренько собраться и кое-как пригладить волосы, чтобы выглядеть лучше. Кажется, на меня посмотрели. И не узнать эти густо-чёрные глаза под вечно хмурыми бровями я уже не могла.

Господин Ясухиро. Ко мне пожаловал сам сын даймё.

– И так выглядят ожившие мертвецы?.. – холодно спросил он.

– Именно, мой господин, – ответил ему один из стражников, сторожащих камеру. – Как общипанная тушка, не иначе.

– Это естественное следствие преображения, – пояснила госпожа Кин. – Что, впрочем, является очень даже полезной меткой для определения таковых…

Я опустила голову. Неужели и вправду так? Серые руки, чёрные зубы, мерзкая корка иероглифов на шее… Начала ловить себя на мысли, что быть преображённой куда хуже, чем просто умереть.

– Я бы хотел пообщаться, – холодно заявил гость.

– Вы уверены? – всполошилась мико. – Я не могу ручаться за достойное поведение этой преображённой, и лучше бы…

– Я спокойно переживу пару грубых слов.

И окно открылось полностью.

Его чёрные глаза на секунду выглянули из-под расписного веера и тут же спрятались, не удостаивая меня долгим взглядом. Я не могла верить, что вижу такую высокую особу настолько близко. Тело слегка потряхивало.

Первое дело – поклониться. Долго и низко, чтобы не оскорбить.

– Лишние приличия здесь ни к чему, – едва скрывая раздражение, сказал господин Ясухиро.

Я выпрямилась. Выглянув, он снова прятался за веером. От мысли, что этот человек считает меня за какую-то грязь под ногтями, стало противно. Закралась такое детское желание подразнить. Отомстить за то, что я здесь, в одеждах смертницы, а он, такой из себя важный, машет веером за окошком.

– Помнишь ли ты себя? – продолжал молодой даймё.

Я ненадолго замялась. Кин уставилась на меня, как на глупого ребёнка, который не понимает самого простого вопроса. Жестом поторопила – быстрей, не тяни.

– Да, – тихо сказала я. – Я Харуко, дочь…

– Это не имеет никакого значения. Имела ли ты при жизни… какие-нибудь силы?

– Нет, господин Ясухиро.

– Стоит отметить, – снова затесалась мико. – Что некоторые факты указывают на то, что её брат… не совсем человек…

– Это неправда, – отрезала я.

Ясухиро снова взглянул на меня поверх веера. В его глазах мелькнуло какое-то раздражительное недоумение – как так, мёртвая девчонка вдруг посмела перечить мико? А я злилась на весь мир. На ками, которые так повернули судьбу, на семью, на стражников, на гостя…

– Мой брат всегда был человеком, – проговорила я, смотря ему глаза. – И я всегда была человеком, и вся наша семья – люди.

– Ты позволяешь себе слишком много, – рыкнула Кин.

Я должна была бы опустить голову, хотя бы в знак смирения, но вместо этого лишь больше выпрямилась.

– Простите. Я лишь защищаю репутацию своей семьи.

– Что ж, это весьма похвально, – подметил господин Ясухиро. – И всё же… что в целом представляет из себя смерть? Может быть, ты встречала каких-то духов? Или… спускалась в подземный мир?..

Кин бросила в его сторону мимолётный, но полный недоумения взгляд.

– Нет, – честно сказала я. – Я… я как будто просто уснула. А потом меня разбудили. Вот и всё.

– И если бы тебе представилась возможность вернуться к прежней жизни, ты бы смогла делать это целиком и полностью?

– Зачем вам это знать?

– Как ты смеешь так отвечать? – снова затесалась Кин.

– Всего лишь из здравого любопытства, – Я позволила себе лёгкую полуулыбку – так, чтобы Ясухиро уж точно понимал, что я действительно слышала его разговор. – Разумному человеку ведь нужно знать, с чем он имеет дело.

Это был странный разговор. Совсем без слов. Ясухиро вскинул брови, одним лишь взглядом задав вопрос. Я ответила – дотронулась до своих ушей, как бы подсказывая, каким образом прознала его секрет. А ещё снова укрепила связь. Выбившаяся прядь перед глазами посветлела, и сами глаза, я уверена, опять стали мертвенно серыми.

– Весьма занятный трюк, – хмыкнул Ясухиро. – Этому ты уже после смерти научилась?

Стоило мне лишь ненадолго задуматься, как человеческое снова взяло верх.

– Да, – ответила я. – Позаимствовала у своего убийцы.

Кин скрипнула зубами. Лютую злость в ней выдавали только глаза – казалось, эта женщина была готова испепелить меня прямо сейчас. Если бы не даймё…

– В таком случае… Да помогут тебе боги в следующем рождении.

Окно захлопнулось. Но на этот раз я не растерялась. Это же получается, это легко даётся! Я чувствую своего убийцу, я могу позаимствовать у него любое чувство, какое только захочу… Почему бы не попробовать? Что мне мешает научиться этим управлять, и…

Да. Я жива и хочу жить. Мне есть, ради чего это делать.

– Всё напрямую зависит от того, кто убил, – объясняла мико, провожая Ясухиро. Из-за лязганья доспехов охранника, идущего рядом, мне пришлось додумывать часть её слов. – Если это сделал оборотень, естественно, после преображения жертва будет немного… склона в подобному образу жизни.

– Это не портит её кровь? Не ведёт к… скажем так, к уродствам?

– Мне известны три возможности подобного преображения. Первый, как у этой несчастной, подразумевает наличие убийцы – ёкая по происхождению. Само убийство должно быть совершено без сильного кровопролития, и оживление сработает только в тот же день…

– Какие остальные два?

– Допустим, призыв духа, господин Ясухиро. Бестелесную сущность. Обычай не наш, перенят с материка. Используется крайне редко – для него нужны те, кому дарован голос, способный призвать мёртвых. Таких я встречала всего несколько раз…

– А третий способ?

– Самый трудный, господин Ясухиро. Для него необходим не только сильный проводник, но и хякки-ягё – парад сотни демонов, случающийся примерно раз в двадцать лет, – в качестве… завершающего этапа. В отличии от первых способов, тут нет никаких временных ограничений – этот поднимет даже кости. Но… опять же, всё упирается в исполнителя. Для подобного обряда необходим проводник с чудовищной силой…

– Какой-нибудь о́ни?

– Кто-то намного, намного более сильный, господин Ясухиро. Такие рождаются только в хякки-ягё.

Я не имела понятия, что представляет из себя этот загадочный «хякки-ягё» или, как пояснила мико, «парад сотни демонов», но всё равно продолжила слушать.

– Что ж, весьма разумно. Получается, преобразить таких, как эта девушка, проще всего, не так ли?

– Именно так.

– Наверно, в последнее время это случается чаще обычного…

– Что вы, господин Ясухиро, – с завидной уверенностью заявила Кин. – Этот случай единичен. Больше оживших мертвецов у нас не было и не предвидится, передайте это вашему отцу. Сразу же после допроса она, как и положено, будет умерщвлена.

– Умерщвлена? И для существа с такими способностями не найдётся места не службе?

– Мы не привлекаем к помощи ёкаев. Те ками, которым они подчиняются, несут лишь боль и разрушения, и держать таких близко к нашим святыням… немыслимо.

– Досадно. Пяток таких преобразившихся – и целый город обеспечен полезными ушами.

– Божественные законы нерушимы, господин Ясухиро.

– Естественно. А с тем человеком, который остался в камере за моей спиной, я всё-таки рекомендую быть осторожнее. Она довольно смышлёна и наверняка имеет свои цели. На допросе вам могут попасться подводные камни.

– Как бы не был хитёр враг, мы всегда окажемся хитрее.

– Безусловно.

Ещё на середине разговора я ясно поняла, что господин Ясухиро говорил не с мико. В конце концов, не настолько же он глух, чтобы не расслышать её настойчивое желание как можно скорее препроводить гостя. Он обращался ко мне. И говорил именно со мной, и мне же делал комплименты, и предо мной же оправдывался, почему ничем не может помочь. Я приняла. Именно сейчас внутри затеплилась надежда – сегодня меня не убьют.

Я ожидала большего от допроса. В конце концов, когда тебя почти что хвалит такой человек, ты и сам чувствуешь себя героем. Но… меня допрашивали, как обычную заключённую. В какой-то момент пришла забавная парочка – бравый вояка, закованный в доспехи с ног до головы, и старенький скрюченный писарь. Первый встал напротив, второй с дощечкой и бумагой засел в углу. Посыпались вопросы. Имя, возраст, семья – вплоть до бабушек с дедушками, половину из которых, по линии отца, я не знала и в лицо не видела. Выяснение обстоятельств. Я умолчала о том, из-за чего случилась ссора, и просто пожала плечами, когда об этом спросили. Язык развязался, лишь когда речь зашла о Соре – уж о загадочном дружке, который затуманил голову моему брату, я могла говорить сколько угодно. В любом случае, ответ устроил. Самурай задал несколько уточняющих вопросов – как начался пожар, где находились остальные вовремя обрушения… Всё спокойно. Писарь старательно перенёс на пергамент все мои ответы, и вместе со своим спутником, не сказав ни слова, вышел из камеры. Под конец начали закрадываться смутные сомнения – меня ведь поднимали не для этого…

«Помимо ками, к коим преображённый может обратиться лишь при некотором опыте, с момента пробуждения ему даётся возможность обратиться к силе своего мучителя. Их связь крепка, и ощущается на уровне простого чутья. Известна история юного послушника, преобразившегося от рук коварной морской девы нингё. Едва очнувшись, юноша сразу же проявил свою тягу к морю. Он без подготовки мог нырять, дышал под водой и даже понимал язык морских существ. Притом ками, к которым он обращался, сумели поднять невиданное до тех пор цунами»

Я читала и вертела в руках отцовские чётки. Эти маленькие лисьи головы, вырезанные из кости – неужели они были предзнаменованием? И неужели мне суждено умереть – вот так, глупо, под лезвием самурайского меча? В это не хотелось верить. Ни во что, ни во что не хотелось верить! Я сосредотачивалась и прислушивалась к каждому шороху. Охрана, двери, чьи-то шаги…

– На выход, – строго объявил чужой женский голос.

Я пихнула книгу в рукав своего позорного белого кимоно и там же запрятала чётки. Исподлобья взглянула на гостей. Один явно был мужчиной – самураем, от других отличавшимся разве что тем, что прятал лицо за лиловой повязкой. Второй была женщина, но тоже в доспехах. Двое мечей, совершенно обычных для других воинов, на её поясе выглядели странно – так же странно, как и прикрытое лицо.

Открыли дверь. Меня сковали и вывели из камеры. Без лишних слов дотащили до лестницы, там спустили в подвал. Внутри было темно и холодно. Свет из маленького окошка заливал пол, покрытый тёмно-багровой коркой. Здесь убивали – и убивали не единожды. На земляной насыпи остались следы волочения от тел, пахло сыростью и гнилым мясом.

Мне должны отрубить голову – читала ведь, что при должной сноровке достаточно всего одного удара, чтобы рассечь человеку шею. Толкнули в спину, я упала на колени. Так страшно мне не было даже в горящем доме. Там-то ещё была надежда – ещё немного, вот-вот, всё закончится, и я выберусь на улицу… А тут поджидала только смерть. Мне было некуда бежать.

– Есть ли последнее желание? – холодно отчеканил самурай.

Женщина-палач, вытянув меч, стояла за спиной. Я слышала, как она дышит. Как переминается с ноги на ногу, как задевает лезвием пол. Казалось, она делала это нарочно. Запугивала перед тем, как убить.

– Может быть… – пробормотала я. – Вы скажите то, что известно о моём брате? Сейчас. Куда он убежал, может быть? Где его видели?

Они переглянулись.

– Зачем тебе это знать? – усмехнулась женщина.

– Я… я хочу знать, что он в безопасности. Что с ним всё в порядке.

– И это всё?

Если бы мои руки были свободны, я бы закрыла ими лицо. Спряталась бы. Эти двое не походили даже на тех стражников, которые сторожили меня ночью – те хотя бы лица не скрывали. А эти…

Я поймала себя на мысли, что форма – доспехи и чёрный дзюбан, выглядывающий из-под них, – заметно отличались от формы городских стражей. Они были клановыми – то есть, получается, казнить меня собирались не служаки из городского дозора, а представители кого-то из самурайских родов. Разница огромная – пропасть между рангами. И таких людей пригласили, чтобы отрубить мне голову?

– У меня никого нет, кроме него… – пробормотала я. – Все ведь погибли, да? Их больше нет?

– В комнате обвалилась крыша. Тебя спасло только то, что ты была под балкой, – пояснил самурай. – Ну, вернее, твоё тело. В конце концов, ты ведь отравилась дымом.

Меня пугало, как они растягивали этот разговор. Вместо того, чтобы просто отрубить голову, эта парочка начинала затягивать какую-то странную пытку, не дотрагиваясь до моего тела. Заставляли снова и снова прокручивать перед глазами вечер, вспоминать каждую деталь, каждый звук…

Лучше бы просто закончили. Одним ударом, они же обучены…

– И у тебя не осталось других родственников? – с любопытством продолжала палач. Я слышала, как она протирала лезвие. – Бабушек, дедушек… отца?

– Бабушка и дедушка умерли. Дедушка ещё до меня, а бабушка… кажется, лет семь назад… А отец давно пропал. Я о нём ничего не знаю.

Я заметила – за каждым моим словом пристально следили. Тот вояка, который стоял сбоку, внимательно заглядывал мне в глаза – как будто наблюдал, не вру ли. Для себя решил, что не вру.

– В таком случае, – так же холодно сказал он. – Ты вполне можешь рассчитывать, что ещё какое-то время твой братец пробудет среди живых. Он сбежал – и, скорее всего, не без помощи господина Нобу.

Стражник глянул мне за спину – на свою спутницу. Как будто что-то спрашивал одним лишь взглядом. Та, судя по всему, ответила согласием.

– Ну что ж… – хмыкнула она.

– Пожалуйста… – пробормотала я, невольно вжав голову в плечи. – Пожалуйста, я же ничего не сделала… Я могу уйти в лес… я могу уйти из города, и вообще…

Свистнуло лезвие.

Остановившись единожды, моё сердце было готово остановиться вновь. Я сидела в унизительном положении – на коленях, со связанными руками и скрюченной спиной. Успела зажмуриться, и по щекам, ещё не остыв, катились тёплый слезинки. А у шеи застыло лезвие. Острое и крепкое. Я чуть подняла голову, но тут же ясно ощутила – холодок. Меч по-прежнему был готов перерубить мой позвоночник. Самурай с хладнокровным интересом наблюдал за моим лицом.

– Видишь, какое быстрое дело? – проговорил он. – Один удар – и всё готово.