Дети кицунэ

Глава 4 Чудовище

– Вставай! Вставай, лентяйка!

Мать растолкала меня не сразу. Попробуй проснуться, когда уснуть получилось лишь под утро. Я накинула на плечи старенькое одеяльце, поёжилась на соломенном футоне. Кимоно мне швырнули чуть ли не в лицо – и даже руки не послушались, чтобы поймать. То, что случилось ночью, напоминало мутный сон, но тёмное кровавое пятнышко, отметившее рукав, утверждало обратное. Такеши действительно попал под меч. Такеши действительно вляпался в неприятности…

– Ну и что это такое? – не унималась мать. – Опять, что ли, допоздна читала?

– Мне сегодня не спалось.

Голова отвратно побаливала. Я кое-как расправилась с парой колтунов, затесавшихся в волосах, поднялась и вышла вслед за матерью. На кухне уже вовсю горел очаг – даже в коридоре воздух успел напитаться жаром и горьким дымком. Такеши в своей комнате спал, и от этого мне стало немного легче. Живой. Живой, хоть и синюшный, как подлежала звериная туша. Но запах псины…

Только сильнее. Я поморщилась, снова закрывая дверь, прошла на кухню.

– Отожми тофу, – первым делом попросила мать. – Сегодня сходишь, прикупишь ещё бобов.

Я кивнула и взялась за тряпку, оставленную в кадке. Смятая соевая кашица – будущий творог, – выглядела серо и никак не пахла, из-за чего мне и здесь мерещилась мерзкая псиная вонь. Такеши будто пропитал ею весь дом. Принёс, притащил с улицы, понабрался у этого своего Соры…

– Харуко, куда ты смотришь? – Мать заглянула мне через плечо. – У тебя сейчас весь творог через дырку вылезет!

– Простите… Задумалась…

Мама покачала головой и принялась помешивать рис.

– У меня сегодня сон нехороший был, – пробурчала она. – Будто бы стою я у своего футона и на себя же смотрю. Говорят, это икирё называется – когда живой человек из тела выходит. Я перепугалась, обратно залезть попыталась, а никак. Думала, померла посреди ночи. Решила, раз уж такие дела, пойду, посмотрю на вас с Такеши. Ты спишь, он тоже – оба, как один, по самый нос в одеяла кутаете… – Мать качнула головой. – Только в доме кто-то четвёртый сидит…

– Кто-то четвёртый?

– А я его мельком видела. Вот на этом самом месте чёрный хвост промелькнул. Пушистый такой, длинный… Но тут предполагать дело неблагодарное. Тебе твоя Камэ ничего такого не говорила?

Мне не хотелось её пугать. Поэтому я снова соврала. Мать это несильно успокоило, но появление Такеши заставило её оживиться.

Братец выглядел не сонным, а уставшим. Нацепив отцовское кимоно с длинными рукавами, он постарался спрятать свежие ссадины на руках, и сработало это очень неплохо. Длинные патлы распустил для того же – шрама на лице как будто и не было. Пожурив – в конце концов, столько провалялся, – мать отправила на улицу, умываться. Меня заставила накладывать завтрак.

Странное чувство. Всё ведь идёт так, как и должно, но ведь все же знают, что что-то не так. Знают и ничего не могут сделать. Когда Такеши вернулся, он был уже куда бодрее, и в первые несколько минут косился на меня с большим подозрением – не разболтала ли? Но мать вела себя, как обычно. Это подтвердило то, что мне можно доверять.

– Не было ли у тебя какого-нибудь сна сегодня? – поинтересовалась мать.

– Не было, а что?

– Сегодня по календарю сон должен быть самый вещий.

– Ну… в таком случае, сегодня обойдёмся без пророчеств, – Он сел напротив. Смотрел прямо на меня – как будто испытывал. – Как ты себя чувствуешь, сестрица?

– Прекрасно, братец. Ты сегодня никуда не собираешься?

– Пожалуй, нет. А что?

– М-м… можно было бы прогуляться. В воздухе уже сквозит весной, и скоро распустятся камелии…

– Да? Ну… посмотрим. Подумаем об этом после завтрака.

Как будто куклы говорили. Даже мать заметила, правда ответила очень скромно – лишь тяжело вздохнула и молча ушла, решив больше не задавать никаких вопросов. Для меня это был толчок. Сейчас или никогда – просто поговорить…

– Чего ты такого нашёл в этом Соре? – буркнула я. – Только вчера встретились – и уже гуляете до ночи. Непонятно где.

– Сора очень много знает, – Голос Такеши стал жёстче. – Я… я думаю, я когда-нибудь вас познакомлю…

– А почему не сейчас? Думаешь, я тебя опозорю? Или что?

– Харуко, я… Я просто не готов. Тут… тут очень много надо рассказывать… – Он повёл рукой по лицу, дотронувшись до свежих шрамов. – Слушай, у тебя есть какая-нибудь пудра? Боюсь, если матушка увидит их в таком виде, она совсем с ума сойдёт…

Я поднялась. Заглянув в запасы, вытянула небольшой мешочек с рисовой мукой – внутри давно поселились какие-то жучки, но выбрасывать было жалко. На случай голода – так-то хоть что-то будет.

– Что такое ты мог бы рассказать, – бурчала я, вытягивая ещё и флакончики с маслами. – Что к этому нужно так долго готовиться?

– Ты… ты не поймёшь…

Я присела напротив. Щёку брат ободрал серьёзно – как будто проехался лицом по земле.

– Харуко, я сам… – попытался убедить он.

– Нет уж, – Я села напротив и осторожно дотронулась до ранки Такеши, смазывая её маслом. Братец снова зашипел. – По-твоему, я такая глупая? Простых слов понять не смогу?

– Не глупая, а… ай, больно! Ай… Недостаточно сведущая…

– Недостаточно сведущая? Между прочим, я побольше тебя знаю. Я вчера с Камэ виделась. И даже самого даймё встретила, представляешь?

Такеши усмехнулся.

– Ну городские сплетни-то ты получше меня знаешь, это да, – хмыкнул он. – А что ты знаешь об отце? Ты хоть немного его помнишь?

– Мне было пять лет, что я могу помнить? – Я немного смягчилась и задумалась. Осторожно зачерпнула пальцами муку и наложила слой поверх – теперь россыпь ранок больше напоминала прыщики. – Отец… Ну, его звали Орочи… Он тоже был резчиком, приехал издалека… Кажется, родни у него своей не было, и… Он ещё в лес бегал часто… Всякие интересные штучки приносил, игрушки из них делал…

– Это не всё, Харуко. Тебе не сказали главного.

– И в чём заключается это главное?

Такеши не успел ответить. В прихожей послышался шум. Выглянув из своей комнаты, мать тут же побежала встречать гостей, а мы быстренько запрятали муку и масло на место. Сначала подумали, пришёл дядя. Но когда в дом прошли трое людей в одеждах городских стражей, сердце заколотилось так быстро, что я даже пошевелиться не могла. Братец побледнел. Только мать выглядела более-менее спокойной. Она ведь не знала, что произошло.

– Мы зададим вам несколько вопросов, – отчеканил один из гостей. Кажется, по рангу он был намного выше остальных. – И осмотрим дом.

– Что произошло? – поразилась мать. – Мы… мы честно платим все налоги, и…

– Вчера вечером неизвестные напали на стражей, – холодно и чётко начал один из воинов. – Трое убитых. Это преступление является покушением на власть даймё и самого сёгуна, это недопустимо. Наша задача – найти преступников.

Мать громко ахнула и прикрыла рот ладонью. Я онемела. Только Такеши теперь выглядел каким-то нарочито спокойным и лишь молча спрятал ожерелье из рыболовных крючков под воротник.

– Где вы были вчера вечером?

– Дома, – твёрдо ответила мать.

– Тоже, – сказала я. – А днём – в храме мико.

– А ты? – Воин с недоверием покосился на Такеши. – Ты где был?

– В Сливовом квартале, – без запинки проговорил братец. – В идзакае.

Я потеряла дар речи. Не могла поверить, что Такеши шлялся по каким-то идзакаям с сомнительными личностями – в конце концов, если бы он действительно делал это, наверняка бы переживал, что мать узнает. Но ему было всё равно. Даже не пытался играть смущение.

Двое вояк ехидно усмехнулись.

– А кто подтвердит, что ты там был? Может, имечко назовёшь?

– Господин Нобу.

– О, об этом типе мы наслышаны, – усмехнулся самый старший. Повернулся к сослуживцу. – Я слыхивал, он делишками потемнее промышляет.

– То есть всё это время, – как можно суше проговорила мать. – Ты ходил в идзакаи? За выпивкой, да?

Такеши и бровью не повёл.

– Я зарабатываю деньги, – спокойно ответил он. – И имею право тратить их на свои нужды.

Если бы в комнате не было стражей, я бы его побила. Серьёзно. Я просто сидела и злилась, что этот человек – мой брат, мой же собственный брат! – в один момент просто взял и… сломался? Да, именно! Сломался и наотрез отказался быть таким, каким был ещё совсем недавно. Кем бы не был этот треклятый Сора, я его уже ненавидела. Самой лютой ненавистью. И злилась на Такеши, потому что он с ним связался. А сейчас, когда пришли эти люди…

– Какой позор… – почти неслышно прошептала мать.

Один из гостей прошёл в коридор и принялся заглядывать в комнаты. Такеши заметно заволновался. Я видела, как он осторожно прячет пальцы в рукавах, и с ужасом представляла, что же там могут найти. Но в какой-то момент братца как будто пронзило стрелой. Ожерелье из крючков на его шее громко треснуло, губы сжались в тонкую ниточку. Спина выпрямилась. Теперь Такеши выглядел жёстким и уверенным, но меня не покидало ощущение… будто это был не Такеши. Будто кто-то сидел внутри него, управлял головой.

В комнате Такеши ничего не нашли. Я слышала, как двое стражников лукаво перешепнулись между собой – мол, у братца в комнате какие-то гравюры с девицами. Отцовские вещи, кажется, где-то прятались. Мать молчала. Но когда стражники заглянули уже в её комнату, это молчание стало каким-то пугающе напряжённым. Гость вернулся с домашней шкатулкой, полной украшений.

– Что это? – нахмурился старший.

– Интересные сокровища у вас тут хранятся, – хмыкнул стражник.

Вытянул украшение – маленькую деревянную фигурку, подвешенную на шнурке. Лисья голова. Мать надевала это ожерелье на праздники, но всегда прятала под воротом. Мне трогать не разрешала.

– Такие у людей не делаются, – подметил третий. – Помнился, поймал я одну лисичку – у неё похожая поделка была. Сказала, лесной мастер изваял.

– Это подарил мой муж, – ответила мать, стыдливо опустив глаза. – Он часто уходил в лес, чтобы достать материал для работы. Это ожерелье он нашёл… кажется, у ручья.

На их поясе висели мечи. У каждого по паре – привилегией носить столько оружия обладают только представители воинского сословия. И именно они учатся орудовать лезвием так, чтобы оно рубило точно и остро, не оставляя лишних зарубок и зазубрин…

Да, я считаю, что брата полоснул именно такой меч! Да, я не верю его словам, и у меня есть все основания, чтобы не верить! Да, я плохая сестра – для хорошей сестры, как говорят мои Самые Умные Книги, брат должен быть непререкаемым авторитетом, против которого нельзя пойти, – но… Я же знаю, что я права! Знаю, знаю, знаю!..

– А цветочек почему слезами заливается? – хмыкнул молодой самурай.

Все остальные, в том числе и мать с Такеши, уставились на меня. Я утёрла щёки рукавом и стыдливо опустила голову, как полагается при разговоре с вышестоящим.

– Судьба доблестных стражей тронула моё сердце, – как можно тактичней пробормотала я.

Неверный ход. Опасный. Если молодой принял этот ответ очень охотно, даже с умилением, то его более опытные товарищи заметно насторожились.

– Наш отец погиб в лесу, – заторопился Такеши. Он говорил холодно и твёрдо – так, будто уже и не помнил этого человека. – Мико из храма сказала, это случилось по вине кицунэ. Всё, что связано с ними, Харуко воспринимает слишком остро.

Спасибо. Спасибо тебе, лжец и трус, спасибо, дорогой братец… Ещё никогда не чувствовала одновременно и страх, и злость, и благодарность. Последняя пересилила – особенно, по отношению к матери, которая вместо недоумённых взглядов и лишних вопросов лишь уставилась в пол. Картинка выглядела весьма убедительно. Самураи, хоть и неохотно, но всё-таки поверили.

Ожерелье матери забрали. Сказали, что порядочные горожане не должны хранить у себя поделки с такой мутной историей. Друг другу дали понять, что ещё вернутся – может, завтра, или в любое другое время. Но позже. Едва они ушли, в комнате повисло жуткое, пугающее молчание. Мать быстро пересчитала украшения в шкатулке – не украли ли чего? – и убрала её к себе. Нас отпускать никуда не собиралась. Вопросов у неё было побольше, чем у стражей.

– Так, дети, – рыкнула мать. – Что это было? Что за сказки про лис, что за слёзы?

– Они подозревали Харуко, – прошипел Такеши. – Матушка, вы же знаете, что это за люди. Они могут убить без суда и следствия – убить, понимаете?

Я ожидала, что она выскажет всё, что думает. Заявит, что нашему семейству нечего скрывать, и не стоит врать, чтобы что-то спрятать, но… мать этого не сделала. Она как будто была согласна с Такеши. И против его вранья не протестовала…

Здесь все скрывают ото всех. Все недоговаривают, все врут. Такеши скрывает своего дружка, я скрываю его ночные походы, мать пытается скрыть наши секреты ото всех, даже не зная их в полной мере…

– Чувствую себя неважно, – вздохнула она. – Если кто-нибудь придёт, встретьте его без меня.

И мы остались вдвоём. Такеши ушёл в мастерскую, я бросилась следом. С каждой секундой злилась всё сильнее – как же чудовищно врал мой брат!

– Ты действительно был в идзакае?

Такеши обернулся и взглянул на меня.

– Нет, – спокойно сказал он. – Только матери не говори. Пусть лучше думает, что я просто шляюсь по увеселительным кварталам, чем… Ну ты поняла.

– А я? Почему ты так волнуешься за мать, а меня оставляешь… в этом всём?..

Братец уставился в сторону. Он волновался – я видела, что он действительно волнуется, – но упрямо держал все мысли при себе. Закусывал губы, разминал пальцы. И молчал. Предательски молчал.

– Такеши, почему ты молчишь?

– А что говорить? Харуко, я… Я не чувствую, что ты можешь чем-то помочь. Ни ты, ни матушка, ни дядя. Мне очень жаль, что тебе приходится переживать, но…

– Пожалуйста… Ты же знаешь, что я не сделаю тебе зла…

– В том-то и дело, что не знаю, – резко отрезал Такеши. – Я не хочу бросаться оскорблениями, но я не чувствую, что могу вам доверять.

– Почему? – Я подобралась ближе и попыталась дотронуться, но Такеши резко одёрнул руку. – Пожалуйста, Такеши… Что мы такого сделали? Мы же… мы же твоя семья…

– Вы никогда не понимали, что мне нужно.

– Что? Такеши, что ты говоришь? Я не понимаю, что этот Сора сделал с тобой за два дня? Пожалуйста, послушай, это не звучит, как что-то хорошее, это опасно… Тебя ранили мечом, ты врал стражникам, ничего не говоришь мне…

– Не неси чепухи, Харуко! Либо ты прекращаешь эти истерики, либо я уйду и больше не вернусь, поняла?

Будто холодной водой окатили. С ног до головы, прямо на морозе. Тело пробил чудовищный озноб, кровь отхлынула от лица, по коже побежали мурашки. И самое страшное – Такеши и бровью не повёл. Он всё сказал так, будто давно хотел это сказать, не дрогнул и не испугался. Для него это было нормально. Он этого ждал.

– Что?.. – пробормотала я. – Такеши…

– Кто-то пришёл, – он кивнул на дверь. В прихожей действительно послышался шум. – Я встречу.

И я снова осталась одна.

– Они подозревали меня, – возмущался дядя. – Вы представляете? Меня, честного человека!

Сегодня он принёс кое-что особенное. Заказ – несколько деревянных статуэток для деревенского храма. Чтобы Такеши сделал себе какое-никакое имя, дядя предложил ему посодействовать, а прибыль поделить. Но если раньше братец уверенно схватил бы инструменты и без всяких промедлений взялся за работу, то сейчас он просто пожал плечами и пообещал, что завтра заглянет в мастерскую. Он слишком изменился. Уже не я одна это заметила.

– Какой ужас, – тихо сказала я,

– Неужели они решили допросить весь город? – удивился Такеши.

– Волнуются, значит, – Дядя дёрнул плечом. – Мерзкое дело, на самом деле. Кому вообще в голову придёт городских стражей драть?

– Вероятно, у кого-то с ними свои счёты. Всякое может быть.

– Как же спокойно ты об этом говоришь, племянничек, – Дядя усмехнулся. – А вот о тебе, между прочим, уже слухи по городу пошли.

Такеши чуть подался вперёд и поправил ожерелье, уцепившееся за воротник. Он заметно заволновался, и даже мне стало немного не по себе. Хотя… куда уж хуже?

– И что за слухи? – полюбопытствовал Такеши.

– Дескать, ты рядом с заведениями господина Нобу вертишься. Не самая хорошая компания для чистой репутации, знаешь ли.

– Там… весьма добротные закуски.

С кем бы не ошивался Такеши – со своими новым дружком, в одиночку или с этим модником Нобу, – мне уже было всё равно. Я просто хотела это остановить. И сейчас, слушая эти разговоры, глядя на преспокойное лицо братца, которого не волновала даже выступившая на спине кровь, справляясь с мыслью, что прямо сейчас за стенкой сидит мать – она ведь всё чувствует, как и я, – я не могла просто сидеть на месте. Молча поднялась, поклонилась.

– Я скоро вернусь, – пробормотала я.

И почти что выбежала из этой тесной комнаты.

Мать не дремала. Она сидела на футоне, залатывая старое кимоно. И хотя выглядела она больше сосредоточенной, чем взволнованной, я всё поняла. Чем бы оно не было, оно уже зашло слишком далеко.

– Зачем пришла? – сухо спросила мать.

– Матушка, я… я кое-что должна вам рассказать.

Она выпрямилась и с ещё большим вниманием уставилась на меня.

– И что же?

– Такеши… – Я прошла в комнату и закрыла дверь. – С Такеши что-то не так. Пару дней назад у него появился какой-то странный друг, Камэ об этом друге ничего не знает, а те стражники, которые погибли…

Я ненадолго замолкла. Мать поманила меня к себе и жестом попросила сесть напротив, всем видом давая понять, что теперь не пропустит ни одного слова.

– Ну? – взволнованно пробормотала она. – Что с этими стражниками?

– Такеши вчера пришёл весь в ссадинах. У него на спине след от меча, я сама видела. Он просил не говорить об этом вам, и я не хотела, но когда сегодня пришли, я… я просто не могу больше молчать.

На секунду растерявшись, она снова взяла себя в руки. Нахмурилась. Я ничуть не сомневалась, что она знала намного больше, и сейчас, обдумывая что-то, всё больше злилась из-за этого.

– Почему ты не сказала сразу? – жёстко отчеканила мать.

– Такеши… Такеши попросил меня не говорить об этом! Пожалуйста, не ругайте его, он… Это какая-то ошибка… Это всё его странный дружок, Такеши тут не причём, вы же знаете!

Это разозлило её ещё сильнее. Иголка, которую она держала в руках, грубо вонзилась в расшитый воротник кимоно.

– Ты сама видела этого дружка?

– Н-нет…

– Ты можешь сказать точно, когда он появился?

– Позавчера. Когда вы вещи отца запрятали…

Мать отшвырнула кимоно в сторону и резко подскочила. Заметалась по комнате, как пойманный зверь в клетке. Наверно, если бы не дядя в доме, она бы и стены порушила – чего ж при домашних стесняться?

И как назло, Такеши явился сам. Он искал меня, и даже не сразу заметил, что мать немного не в себе. Вид у братца был виноватый.

– Харуко, – пробормотал он. – Прости, я…

Он остановился. Понял, что сейчас будет. Испуганно взглянул на мать, позже, уже разозлившись, перевёл взгляд на меня.

– Такеши, сынок, ты ничего не хочешь мне рассказать?

Такеши хотел выскочить из комнаты, но мать извернулась и встала у него на пути. Одним махом задёрнула рукав – завидев синяки, вздрогнула и прикрыла рот ладонью. Братец попятился. Он обхватил себя руками, как будто прячась, стиснул зубы и застыл. Выглядел испуганным, но страх всё стремительнее сменялся злобой. На меня. За то, что рассказала.

– Зверем или человеком? – прошипела мать.

– Матушка, я…

– Зверем или человеком?!

Я не имела понятия, о чём они говорили. Очередная семейная тайна – кажется, у нас уже устоялась традиция скрывать всё друг от друга. И ведь мне хотелось спрятаться. Выскочить, пока они выясняют отношения. Но ноги как будто прилипли к полу. Я не могла пошевелиться.

– Зверем, – наконец, ответил Такеши.

И вдруг – раздался громкий хлопок. Такеши схватился за щеку и отвернулся, мать опустила руку. Она выскочила вперёд, почти вплотную, заглянула ему в глаза и скривилась. Несмотря на нередкие ссоры, такой злобы в ней не было никогда.

– Как ты посмел?! – рыкнула она. – Ты хоть понимаешь, что натворил?!

– Матушка, они плохие люди, они заслужили…

На его щёку обрушился второй удар. Тут уж я не могла остаться в стороне – бросилась вперёд, пытаясь хоть как-то заступиться за Такеши.

– Матушка, пожалуйста… – пробормотала я.

– Харуко, ты не знаешь, с кем мы имеем дело, – перебила мать. – Твой брат растерзал людей. Ты понимаешь? Людей!

– Они напали первыми… – попытался оправдаться Такеши. – Они выследили нас и загнали в…

– «Нас»?! – заголосила мать. – Что значит «нас»?! Ты был не один?!

– Матушка, прошу вас, тише, нас могут услышать…

– Ты был с сородичами, да?

Он опустил голову.

– Да.

Мать замахнулась, чтобы ударить снова, но на этот раз братец выставил вперёд руку, пытаясь отгородиться…

И тут я замерла.

Из-под ногтей Такеши, вполне человеческих и нормальных, выглядывали… когти. Как у зверя. Острые и длинные, чёрные и опасные, изогнутые, крепкие…

– Такеши?.. – пробормотала я.

– Чудовище, – рыкнула мать.

– Что за крики? – Не теряя шутливой усмешки, дядя заглянул в комнату. И тут же обомлел. – Что… Что происходит?

Он уставился на эти когти, как на что-то совершенно нереальное. Перевёл взгляд на лицо, потом на нас с матерью. Такеши медленно убрал руку и завёл её за спину, всем видом пытаясь убедить, что ничего это не было, и дяде всё привиделось. Крайне неубедительно.

– Братец, это наше семейное дело, – прошипела мать. – Если тебя не затруднит, выйди, пожалуйста…

И вдруг – внутри Такеши что-то щёлкнуло. Я видела это по его глазам. Внезапно, с ещё красными щеками и торчащими из пальцев когтями он выпрямился, вскинул подбородок, расправил плечи и взглянул на мать так, словно даже гордился всем этим.

– Дядя тоже семья, – отчеканил он. – Семнадцать лет не знал, а теперь узнает. Харуко все свои пятнадцать лет не знала. Может, сейчас уже время сказать, а?

– Немедленно замолчи! – Уже никого не стесняясь, она сорвалась на крик. – Замолчи, и сиди тихо, когда говорят старшие!

– Минори, умоляю, не кричи… – растерянно пробормотал дядя. – Соседи услышат, завтра весь город будет пальцем показывать…

Такеши только желчно усмехнулся. Он злился – и злился так, что мне хотелось отступить. Шаг, другой, третий. Я встала в дверях рядом с дядей. Так, чтобы в любую секунду можно было юркнуть ему за спину и как-то по-детски спрятаться, чтобы уж точно не достали. Зря. Зря, зря, зря я это сделала. Зря рассказала. Он же хотел, хотел извиниться, а я…

– Дядя, а ты знал, – продолжал Такеши, скрестив на груди руки. – Что рядом с тобой живёт чудовище?

– Вы что, помешались все разом, что ли?

Я с ужасом наблюдала, как глаза Такеши начали… светлеть. Из тёмных, почти чёрных, они постепенно становились сначала какими-то чайно-коричневатыми, а потом и вовсе приобрели жёлтый цвет. Это действительно было чудовищно. Зрачки вытянулись, как у кота, из-под губы выглянули клыки – верхние и нижние, по две острые пары. Я шагнула дяде за спину. Он как бы невзначай дотронулся до меня, и стало спокойней. Мы были в одинаковом положении. Мы оба боялись.

– Немедленно прими человеческий облик, – процедила мать. – Немедленно, ты меня слышишь?

– А что, вам сейчас что-то не нравится? – Такеши уцепился пальцами за гроздь рыболовных крючков на шее. – Чудовищ боитесь?

Мать ударила его снова – уже бессильно, лишь кулаком по плечу. Такеши был в каком-то припадке. Усмешка не сходила с его лица, руки судорожно дрожали, в жёлтых глазах горело что-то дикое и безумное – я уже не могла на него смотреть. Моего брата подменили. Это не он, это не он…

– Пожалуйста, остановитесь… – прошептал дядя.

Такеши только рассмеялся. Крючки на его шее громко затрещали, ударяясь друг о друга. Мать схватила его за ворот, пытаясь привести в чувства, но внезапно братец повалился на пол и…

Пропал. В руках матери осталось только его хаори. Но очень быстро груда тряпок затрепыхалась, оживилась, и из-под залатанного дзюбана выглянул желтоглазый тёмно-бурый лис. Он громко зафырчал, гаркнул, издав что-то среднее между лаем и мяуканьем, и бросился к двери. Его длинный хвост задел мою ногу, и я ясно ощутила, что мне это не мерещится.

Но не успели мы с дядей сделать хоть что-то – хоть как-то отреагировать на этот ужас, – как мать вскрикнула. Воздух наполнил едкий запах дыма. Одежда брата, лежащая на полу, вспыхнула ярко-синим пламенем, мгновенно разросшимся с человеческий рост. Мать отскочила в сторону, дядя вытолкнул меня в коридор.

Я снова увидела тень, мелькнувшую между языками пламени, с ужасом поняла – она хочет пожара. Огонь перескочил на вышивку, лежащую на полу, и перекинулся на циновку. Чёрный дым мгновенно заполонил комнату. Дядя закашлялся, согнувшись едва ли не пополам, и жестом приказал мне бежать. Мать потерялась в тёмной пелене. Я слышала, как она кричала.

Внезапно где-то наверху раздался оглушительный треск, и половина комнаты, где я стояла всего минуту назад, накрылась ветошью крыши. Я испугалась. Глаза защемило от боли. Бежать приходилось уже на ощупь, и я чувствовала, как лёгкие начинает спирать. Дышать становилось всё труднее. Тёплые слёзы катились по щекам, а где-то сзади, кашляя и хрипя, дядя пытался вытянуть мать из-под завалов.

– Помогите! – закричала я. – Такеши, люди, хоть кто-нибудь!

Дверь была закрыта. Даже не закрыта – заперта наглухо. Как будто кто-то держал её с обратной стороны. Я ударила по ней, что было сил, навалилась и попыталась выбраться, но через щёлку не пробрался и один глоток свежего воздуха.

– Помогите!.. Кх… п-по… помогите…

Кашель тяжелел. Я старалась не дышать, дотерпеть до выхода, но попытки отыскать дверь оказались тщетны – глаза слезились, ничего не разглядеть. Чёрная пелена окутала тело, звуки превратились в один монотонный треск. Голова болела и кружилась. В какой-то момент под ноги попала увесистая деревянная заготовка – и тело упало на пол. А сил встать уже не было. У меня больше ни на что нет сил.

Последним, что я слышала, стал грохот. Что-то снова обрушилось. Кто-то закричал. Воздуха в лёгких уже не осталось, кашель душил. Глаза заболели, на языке почувствовался какой-то мерзкий солоноватый привкус. А потом наступила темнота. Зыбкая, мёртвая, пустая…