Дети Дня

Глава 6

Тианальт въехал в Столицу ясным и ярким днем начала лета под развернутыми знаменами Юга и под гром фанфар — король позаботился о встрече. Уже за мостом по обе стороны дороги стояли люди и бросали под копыта коней цветы, в Нижнем городе вдоль улиц бежали детишки и радостно верещали, а вот в Верхнем городе, за древними стенами, их встречали другие дети. Их было немного, но они были заметны. Одинаково причесанные, одинаково одетые в белые длинные платья, что мальчики, что девочки, с цветами в руках. Они почти одновременно поднимали руки, бросая цветы, одновременно поворачивали головы, словно их долго-долго дрессировали. Они молча смотрели на Вирранда и его свиту, и на их юных лицах не отражалось ничего. Вирранду стало не по себе, и холод пробежал по спине. Он невольно обернулся. Ничего. За спиной горел в сиянии солнца великий город людей.

Тианальт стиснул почему-то задрожавшие челюсти и, упрямо нахмурившись, проехал мимо. Он ехал к своему дому в Столице. Смотритель уже было оповещен, и к приезду Тианальта дом был готов встретить хозяина.

Солнце опускалось на горизонте в дымку червонного золота. Через красную древнюю стену свешивались из садов Верхнего города ветви деревьев, сползали по камням лозы. Здесь сады стояли в полном цвету, и в каменных чашах под фонтанами у стены плавали первые белые и розовые лепестки. Женщины набирали воду, полную лепестков, и уносили ее домой, весело переговариваясь и смеясь. Это было так уютно и прекрасно, что у Вирранда потеплело на душе. Возможно, он чересчур мнителен, и на самом деле все не так… как? Плохо? Неправильно?

«Ну, все, где ты, мой покой».

— Айса, — негромко бросил Вирранд оставшемуся своему сержанту, — ты походи-ка по городу, послушай…

— Понял, господин, — кивнул Айса.

Старый город был выстроен еще из гранита. Хотя стены давно утратили свое предназначение, они по-прежнему были внушительны и сурово-прекрасны. Вирранд, после ванной, в чистой и свободной домашней одежде, лежал на толстой кошме из шерсти хакка на крыше дома, закрывшись подбитым хлопком шелковым покрывалом и, подперев руками голову, смотрел вниз, на улицу, на воду, льющуюся в каменные чаши из распахнутых клювов грифоньих голов на стене. На плавающие в воде лепестки, такие белые в сумерках. На первые звезды.

Его всегда охватывало странное чувство, когда он находился в Столице. Нечто подобное восторгу, от которого на глаза накатывают слезы. Королевский камень. Место древней славы. Если стоять возле него и смотреть на восток, то там, за горизонтом, где-то будет поле Энорэг. На западе — море. А за ним — Стена…

Когда-то возле этого Камня стоял сам великий Силлата и смотрел, как его сын, первый Король Дня, восходит на Камень. И Камень крикнул под ним. Силлата могучий, Силлата Красное Копье, великий герой. Тот, кто отказался от власти в Кальберне ради Тайальде, вдовы своего брата, а потом, после битвы на поле Энорэг, и от короны. Он видел, как дали обет и расстались на поле два его сына-близнеца, дети любви его и Тайальде, любимые всем народом.

А его племяник Кенмера, сын его младшего брата, который обманом и лишил его власти в Кальберне, не пошел на последнюю битву, решавшую судьбу людей. Может, опять хотел всех перехитрить. Пусть дядюшка, он же приемный отец, погибнет вместе со сводными братьями, и никто не будет угрожать его власти. Но его же собственные вассалы пошли за великим Силлатой и его сыновьями, его же собственная мать прокляла его, и остался Кенмера-трус брошенный всеми, презренный и ничтожный.

И после битвы на поле Энорэг пришли все они сюда, на место, где потом была построена Столица, ибо королевский бард Охтана предсказал, что здесь будет найден Камень. И здесь обрел Атала, сын Силлаты, королевство Дня, а Силлата радость, славу и разлуку со вторым сыном — Алатой, Королем Ночи. Они с Тайальде прожили в любви много лет, а когда умер великий Силлата, Тайальде ушла из снов Богов вместе с ним. В тот день, когда Камень избрал первого из королей Дня, с южной стороны возле Камня стоял предок Тианальтов, Тианда. Тогда уже была заложена Уэльта, а еще до того — Тиана и Дарда. Города юга самые древние в мире, ибо с юга пришли в мир люди, по великой Белой Дороге, через Врата, открытые Красным копьем. А потом еще было долгое завоевание севера и востока, заселение Ночными Холмов…

— Господин!

Вирранд вынырнул из раздумий. Уже совсем стемнело. В городе горели фонари и факелы, где-то играла музыка и слышались голоса. Все как прежде…

На крышу поднимался Айса.

— Что скажешь?

Айса дернул плечом.

— Наловил слухов как рыбы в сеть. Желаете прямо сейчас или после ужина? А то велели сказать, что готовы подавать.

— Слуги в доме те же, что прошлый раз?

— Почти, господин. Трое уехали из города, с семьями, но смотритель нанял новых.

— Почему уехали?

— Не знаю, господин.

— Выясни. И за новыми следи крепко. Да, и за старыми тоже.

— Сделаю, господин.

— А после расскажешь.

Вирранд не любил закрывать летом окна. Хотя тут было холоднее, чем в Уэльте или Тиане, ночь стояла тихая, безветренная, воздух был густо настоян на аромате цветущих садов и чуть приправлен морской солью. На свет летела мошкара и сгорала, опадая легким пеплом на стол. За столом, кроме Вирранда, сидел сержант Айса и еще пятеро самых верных людей из свиты — двое тианских старших охотников, секретарь и два сержанта из Южной стражи Уэльты. Вирранд не сомневался, что все солдаты накормлены, размещены, и каждому назначена есго стража.

Слуги были ему знакомы — управляющий служил семье, сколько Вирранд себя помнил. Еще дядюшка Ньявельт его нанял. Дочка старика, ровесница Вирранда, уже успела выйти замуж, родить двоих крепких малышей. Прошлый раз еще с младшим на руках помогала по хозяйству.

— А где дочка-то? — спросил Вирранд за очередной переменой блюд.

— А, так вы видите, господин, что еда не такая? Да, не то, не то, уж Денайе готовила не хуже матери-покойницы. Уехала она, господин. С мужем и уехала.

— Это куда же?

— Да на север, в Даэру.

— А чего так далеко подались?

— Да там у него родня, — неопределенно махнул рукой старик.

— Сколько помню, твой зять мастер гильдии пекарей? Чего ему искать на севере?

Старик мялся, не говоря ничего определенного. Вирранд пока оставил его в покое.

— А где еще двое?

— Померли оба, — почему-то приглушив голос, ответил старик.

— Да молодые вроде были? Как это вышло?

Старик явно был напуган вопросом.

— А… так вышло, господин. Я пойду, мне еще распорядиться надо…

— Стой, где стоишь, — спокойно и весомо приказал Вирранд. — Отвечай мне.

Старик замотал головой.

— Господин, не надо!

— Боишься? Чего боишься?

Старик затравленно огляделся по сторонам. Он явно боялся и спутников Вирранда, и двоих новых слуг.

— Иди за мной, — негромко приказал Вирранд. — Айса, — подозвал сержанта. — Проследи, чтобы никто из слуг из комнаты не уходил.

— Сделаю, господин, — кивнул Айса.

— Ну, говори, — Вирранд привалился к закрытой двери фехтовальной. — Тут никто не услышит, я это место знаю.

Старик прятал глаза и то и дело одергивал сюрко или смахивал с него невидимые соринки.

— Люди пропадают, — заговорил он, наконец, быстрым сбивчивым шепотом.

— И в чем дело? В этом городе не бывает поножовщины и убийств? Много, что ли, стали пропадать?

— Так ведь трупы-то находят…

— Раньше что, не убивали никого?

— Так не убивали.

— А как убивали?

Старик судорожно вздохнул.

— Ну, грабитель убьет — горло там перережет, пырнет, голову разобьет, так хоть не глумится! — выкрикнул он.

— Глумится?

— Да, — тихо сказал он. — Ужасно. — Он сложил руки. — Могут вспороть от паха до горла, все внутренности вытащить… Глаза вырезать. Язык. Не по-людски убивают. Может, даже живых еще вот так… И всегда на видном месте оставляют…

Вирранд внезапно вспомнил круглые желтые глаза и серое лицо ойха. Вздрогнул.

— А внутренности, язык — это все исчезает?

— Да, господин. Вот как охотник печень оленя забирает, язык там…

Вирранд ощутил, как к горлу подкатывает тошнота, сдержался.

— Давно началось?

— С зимы. Когда государь подтвердил Уговор и вернулся. Скоро после этого.

— В верхнем городе бывало?

— Нет. Только внизу.

— Когда последний раз было?

— Ровно месяц.

Вирранд задумался.

— Всегда ровно месяц проходит?

Старик закивал, из глаз его полились слезы.

— А что король?

Старик снова замялся.

— Говорят, король болен, потому и такое…

— Что приказал сделать король?

— Он велел господину Эньяте, начальнику городской стражи… он хороший человек, дельный. Мой зять у него одно вре…

— И что сделал этот Эньята?

— Дозоры по улицам ходят. Ночью не велел выходить без необходимости, и уж не поодиночке.

— Выходят же все равно. Разве не так? Если я верно понимаю, в кабаках все равно гуляют до утра, и хозяева дело сворачивать не станут.

— От всего не убережешься. — Он поднял глаза на Вирранда и зашептал: — Ведь и под утро человек пропал, было такое. Совсем рано было, но уже светло!

— Ты знал его?

Старик замотал головой.

— Врешь. Ведь врешь.

Старик всхлипнул. Затем кивнул.

— Они с моим зятем домой шли. Ведь ему же до дома два шага было, а он не дошел! Зять вернулся, а он — нет!

— Кого-нибудь поймали?

— Нет. Только слухи ходят — видели пару тварей каких-то.

— Тварей? Значит, тварей?

— Не знаю я, господин!

— Кто это дело разбирал?

— Так тот же господин Эньята.

— И что выяснилось?

— Не знаю я! Я же человек маленький, а мой зять уже не…

— Скажи, ты ведь ждешь, что на днях опять будет? Да?

Старик только зажмурился и заплакал

Когда Вирранд вернулся к столу, слуги уже поставили сладости, фрукты и принесли еще вина. Айса незаметно покачал головой. Значит, ничего подозрительного юноша пока не заметил.

Тихий разговор ни о чем продолжался. Вирранд лихорадочно думал. Какая-то мысль ускользала, словно рыба на мелководье из рук.

«Значит, раз в месяц?»

Месяц. Луна. Луна, с еле заметным кровавым налетом…

Он поднял голову, потянулся за наполненным кубком. Слуги двигались почти беззвучно, тени скользили по стенам.

Тени. Вот что беспокоило его, он вдруг понял.

«Мне нужен бард. Хороший бард. Свой бард. Завтра я найму в Доме Бардов. Почему нет? Подпишу щедрый контракт хотя бы на мое время в городе. А пока надо хорошенько охранять дом. Что-то мне подсказывает, что спокойно спать нам в столице не придется…»

Ночи спокойной и правда не вышло. По крайней мере, у Вирранда точно. В голове теснилось слишком много тревожных мыслей. Охотник-Вирранд был настороже и вскидывался на каждый шорох. Понимал, что глупо, но поделать с собой ничего не мог. В голове не умещалось, что сейчас, в благословенные дни мира и счастья, по земле ходят ойха, которые давно уже истреблены. Невозможно было осознать и уж тем более смириться с тем, что король утратил благость. По чьей вине это случилось, уже не важно. Само по себе это было настолько чудовищным, невозможном, невообразимым, что Вирранд даже не мог по-настоящему испугаться или возмутиться.

Он просто не знал, что делать.

Ему очень хотелось как можно скорее убраться из столицы. И подальше. Хоть к самой Стене.

Уснул он, когда уже начало светать, и почти сразу же его поднял Айса.

Свеженький как огурчик — и не поверишь, что всю ночь охотился. Щеки горят, ноздри раздуваются, яркие черные глаза хищно прищурены. Он был голоден, и по ходу рассказа жадно уплетал сложенную пополам лепешку с куском мяса, совершенно не церемонясь в присутствии господина.

Как на охоте.

— Я ночью прогулялся, господин. — Он усмехнулся. — Надо сказать, господин, ночью тут гулять неприятно. Страхом пахнет в этом городе. Да, есть народ на улицах — но поодиночке никто не ходит. Да, поют и кутят в харчевнях — но коли в нужник надо, то стараются не в одиночку. — Он склонил голову набок. — А вот прежде, говорили, невинная девица могла до утра по городу ходить в золотых украшениях, и никто бы ее не тронул, хотя и стражи прежде на улицах не ставили. А теперь и стража есть, а страхом пахнет. Но со мной ничего не случилось, господин.

Вирранд коротко улыбнулся. Айса не зря имел прозвище — Кот. Говорили, у него в роду кровь Ночных, потому он ночью хорошо видел. Может, он и Ночных видит, как Анье? Да вряд ли.

Вирранд задумался. Он должен поговорить с Эньятой. Обязательно. Но это будет в лучшем случае через день. Сегодня он должен быть у короля, и вряд ли вернется домой рано, если вообще не завтра.

Или уехать поскорее, не дожидаясь?

— Айса, — сказал Вирранд, — я тебе поручаю поговорить с господином Эньятой от моего имени. Если что — ты старший среди моих людей, пока меня нет. Держи, — он достал из шкатулки увесистый кошелек. — Пригодится, я так думаю.

— А не маловато начальнику стражи-то?

— Ты дурак или прикидываешься?

— Я дурак, все понял, господин.

От первого, древнего королевского дворца осталась только одна центральная башня, больше похожая на громадный куб в зубчатой короне. Как и все старинные строения столицы, она была сложена из того же красного камня, что и стена верхнего города. В отличие от Тианы, дворец не был похож на нелепый гриб — над ним потрудился великий зодчий, сам Эльсеан Старый. О нем много рассказывали баек, и никто не знал, когда он родился, когда умер, да и где он родился, тоже толком никто не знал. За честь называть его своим уроженцем спорили восемь городов, и еще четырнадцать утверждали, что именно у них находится могила Эльсеана. Но иные предания говорили, что был он чадом богов и ушел за Стену.

Эльсеан перестроил дворец — и ушел. Он нигде никогда не задерживался подолгу. Начинал тосковать — и уходил, оставляя после себя удивительной красоты здания, наброски невероятных механизмов, картины и статуи.

И теперь над городом, словно зацепившееся за скалу облачко, парило белое легкое строение. Изящные стены, подобно спиралям раковины обвивали красную башню, зелень садов перехлестывала через ажурные, но прочные белые стены. Перед дворцом на широкой площади лежал Королевский Камень. Площадь окружала красная стена с высокими и широкими арками, и от дворца к западной арке спускалась похожая на широко растекшийся застывший поток белая лестница.

Белые стены были полны рассеянного света, казалось, что они почти прозрачны и хрупки как раковины. Здесь было прохладно летом и тепло зимой. Здесь не терялся звук, и не надо было напрягать голос, чтобы слова были слышны с другого конца коридора или зала. Плавно струились лестницы, стены и потолки. Дворец был невелик, но казался бесконечным. Эльсеан знал тайны пространства, света и цвета.

Зал, в котором государь собрал правителей четвертей, был невелик и невысок, но очень красив. Вместо традиционных гобеленов стены украшала яркая мозаика с вечным рассказом о легендарных временах, но в изображениях виделась рука мастера Эльсеана. Лица были живыми. Если смотреть пристально, то казалось, что фигуры вот-вот продолжат движения, деревья закачаются под ветром, пламя запляшет на развалинах, рванутся вперед колесницы, слетят с тетив стрелы, обрушатся на врагов воздетые мечи, закружатся в танце девы и захохочет Силлата, подняв к небу свое окровавленное Красное копье.

Посередине комнаты стоял круглый стол, на котором была выложена карта Срединного Мира. Мозаика из ценного дерева, редкой кости, тонких жилочек металла, дорогих камней. Вот Средоточие, кольцо Холмов, Королевское кольцо, кольцо Стены. Словно круги, расходящиеся по воде от брошенного камня. Каждый из правителей сидел напротив своей четверти. Северянин Иара-Деста Дейянельт — высокий, жилистый и худой мужчина, уже в годах, но еще крепкий, как серые скалы побережья. Светлые волосы его уже сильно поредели, но седина в них еще не была заметна. Он не носил ни усов, ни бороды, и его светло-синие глаза ярко блестели на красноватом скуластом и остром лице. И лицо это было непроницаемо и бесстрастно. Он был в темно-синем, ибо таков был цвет севера. Только роскошный пояс и цепь правителя на груди говорили о его высоком положении.

Госпожа Ланье Адданалиль, правительница Восточной четверти, носила зеленый цвет востока. Волосы ее не были убраны как у замужних. Значит, до сих пор не нашла себе пары, подумал Вирранд. Молодая красивая женщина, да еще из такого высокого рода может и не торопиться замуж. Искатели руки всегда найдутся, есть из кого выбрать. Она и ему нравилась — но не более того. Стройная, но уже не хрупкая, умная, знающая себе цену. Но если она не оставит потомков, то в Восточной четверти будет много споров. Родня у нее многочисленная.

«Если мы вообще доживем до этого времени», — внезапно подумал Вирранд и сам ужаснулся своим мыслям.

Сам Вирранд упирался взглядом в изображение своей четверти. Таких резких контрастов цвета не было нигде. Оранжевая, как гербовый цвет Юга, пустыня, две ярко-синих вены двух великих рек — Анфьяр, бегущей к Закатному морю, и Орилен, что берет начало в болотах Восточной четверти и теряется в Пустыне, нежная зелень лугов и почти черные полосы и пятна лесов. Серебристые города и темно-серые замки. Он вздохнул, чуть ли не наяву ощущая запах травы и хвои. На мгновение он почувствовал себя птицей, летящей над Срединным Миром, птицы, прилетающей из-за Стены. Он выпрямился, стряхивая наваждение.

Западная четверть, как и Северная, выходила к морю, и на длинном мысу Аваль стоял дом Мейраны Авальянта, нынешнего Блюстителя Запада. Цвет Запада был алым, и запад пах морем и солью, и звенел, как песни его многочисленных городов, светлых, сребробашенных. Это была самая населенная четверть Мира. Немудрено — ведь здесь, в Западной четверти лежала Королевская часть. Владыка Запада был молод, хорош лицом и весел нравом. Вирранд знал его отца, но тот уже два года как покинул Сны Богов. Ниерана Авальянт был хорошим правителем, а вот Мейрана? Пока проявить себя ему не довелось, все шло по накатанной после покойного Блюстителя Запада.

Вирранд почти не слушал того, что говорят Блюстители остальных четвертей — он и так знал. Знал о болотных червях и ядовитых прыгунах, гигантских пауках из чащоб, оборотнях, о том, что все чаще случаются нападения на людей, и что все разумнее и целенаправленнее действуют твари на Востоке.

Правитель Северной четверти говорил о сиренах и морских змеях, о ледяных полуночниках и ненасытных рыбах со светящимися челюстями. О пещерах, полных скелетов погибших моряков и тоскливых песнях страшной птицы Ниэ, от которых люди сходят с ума.

Мейрана заговорил о тех самых таинственных исчезновениях людей. Как оказалось, такое происходило не только в Столице. И еще он осмелился сказать, что многим не по нраву Дома детей принцессы.

— Многие дети не сироты, и родители их не бедны. Но в Домах охотно обучают всех детей, а потом они часто сами уходят от родителей в эти самые дома. Конечно, это лишь говорит о том, как хорошо заботится о детях принцесса, и вырастут из них люди, верные королю, и это благо. Но родители этим недовольны, и потому многие начинают опасаться, что потеряют детей. И люди потихоньку уезжают в земли более спокойные.

Говорил он как бы между прочим, как будто знал, что король понимает все его невысказанные мысли.

Вирранд слушал, разумом понимал, но не мог представить, и потому ужасался своему спокойствию. Странное существо человек. Чтобы прочувствовать все до конца, ему надо увидеть своими глазами.

«Надо же, ведь я до сих пор не могу поверить в то, что на самом деле есть эти самые болотные черви и пауки, и сирены. Я не бывал там, я не видел их. А они не видели огненных драконов и хьяшты, они не видели высохших костей у воронок песчаных заглотышей, не видели, что остается от человека после встречи с хсентом, — Вирранд вздрогнул и скривился, вспомнив, как они днем — не ночью — добрались-таки до логова этих тварей среди нагромождения красных скал, и что потом было. Даже дракон боится выводка хсентов. Как же там воняло… — Как бы то ни было, это не сказки. Все это есть, и ойха тоже есть. И я не представляю, что с этим делать».

— Когда-то, в первые годы королей, — заговорила госпожа Востока, — государи объезжали земли, чтобы в них текла его благость. Потом, когда не осталось ойха, а тварей во внутренних землях стало мало, Объезд перестали совершать.

«Вот, значит, почему, — с сомнением подумал Вирранд. — Что-то мне кажется, что не в том было дело…»

Блюстительница Востока продолжала:

— Но сейчас, — она подняла темный взгляд на короля, который, казалось, глубоко ушел в свои мысли, неподвижно глядя перед собой, — сейчас надо совершить Объезд. — Она всплеснула руками. — Государь, у меня одна надежда — на твою Правду!

«Она очень, очень боится. Как и я».

— Я молю об Объезде, государь. Как во времена твоего деда, Хоноры, — закончила госпожа Ланье Адданалиль.

«Она не побоялась назвать имя Хоноры Мясника! Она в отчаянии, совсем в отчаянии…»

Все Блюстители смотрели на короля. Было так тихо, что сквозь закрытые витражные окна слышались крики чаек. За стенами звонкого дворца Эльсеана гулял юный летний день. Король был задумчив, но очень спокоен, в нем не было того страха и нерешительности, какие заметил Вирранд на берегу Синтара. Он сидел, задумчиво глядя на стол, положив руки на подлокотники кресла. Белая чайка с раскинутыми крыльями венчала высокую резную спинку.

— Что же, — медленно заговорил он. — Благодарю, госпожа, что вы вспомнили моего деда Хонору. Я не скрою, что у меня есть выбор. Если я его приму, то воцарится мир, спокойствие и изобилие, но за это придется платить, но не мне. Если я его не приму, то тоже придется платить, но уже мне. И я не уверен, что удастся все восстановить, так как было в прежние, спокойные времена. Я не прошу вашего совета — вы же выберете мир, спокойствие и изобилие, верно? Я принял решение и просто уведомляю вас, и будьте готовы ко всему. — Он поджал губы, потом улыбнулся. — Я совершу Объезд. Мы отправимся в день Середины лета и вернемся к зиме, когда над Средоточием встанет Кошачья звезда. Но до того, — взгляд его стал жутковатым, — прольется кровь. Я стану вторым Хонорой, но уже в Столице. И, надеюсь, вы так же поступите у себя в Четвертях. — Он ударил в гонг, появился глава королевской стражи. — Охрану к Камню и сюда.

Он резко встал и приказал остальным следовать за собой.

Они спустились вниз, по светлым коридорам и галереям вышли к воздушной арке, выходящей на площадь. У Камня они остановились под ярким ликующим солнцем юного лета. Красноватая поверхность Камня блестела тысячами искорок слюды. Блюстители встали по своим местам — Запад, Север, Восток и Юг. Король не приблизился к Камню.

— Положите руки на Камень, — приказал он. — Клянитесь до Середины лета хранить молчание.

— Клянусь, — первым сказал Тианальт.

— _Клянусь, — повторил Йера-Даста и почти в голос с ним госпожа Ланье.

— Клянусь, — завершил Мейрана.

— Хорошо, выдохнул король. — Я объявляю боговнимателей вне закона. Дома детей будут уничтожены, и… дети тоже.

«Я многого не знаю. Значит, так надо», — лихорадочно успокаивал себя Вирранд.

— Айрим будет казнен, без суда. После этого мы отправимся в Объезд. И готовьтесь сделать то же в ваших Четвертях. — Он усмехнулся. — Иногда надо быть жестоким.

Вирранд вздрогнул. Он перехватил взгляд короля.

«Ты меня верно понял, Тианальт», — говорил его взгляд.

«Ну да. Теперь у него есть сын. Будет. Он может и не беречь себя.»