День проклятья

26 ЗА АДРЕНАЛИНОВОЙ ЧЕРТОЙ

Кроликособаки снова показались за стеклом и уставились на нас. Я скорчил еще несколько гримас. Постепенно они потеряли интерес к игре и занялись вертолетом.

Слышно было, как они ползают по крыше и скребутся в иллюминаторы.

– Пойду погляжу, чем они там занимаются.

Взяв камеру, я отправился в хвост, но по пути остановился и заглянул в верхний фонарь. Оттуда на меня смотрела одна из симпатяг. Я в шутку помахал ей рукой – она ответила тем же. Я задернул шторки на случай, если Дьюк проснется.

Потом я выглянул в самодельное окошко в люке. Боже! Я прижал камеру к стеклу и начал снимать. Кроликособаки окружили мертвого червя! Лед на его шерсти уже растаял, и теперь он напоминал бесформенный пудинг.

Кроликособаки ползали по нему, недоуменно толкая мертвеца и что-то при этом чирикая. Казалось, они хотели разбудить его. Один из зверьков даже заглянул ему в пасть.

Послышался голос Лиз:

– Эй, Маккарти! Идите сюда скорее.

– Подождите…

– Я не шучу! Вам лучше прийти.

Она оказалась права. Снаружи что-то происходило. Кроликособаки неожиданно скатились с мертвого червя и бросились к носу вертолета. Я бегом вернулся на место.

– Вон там. Смотрите. Кажется, они прислушиваются. Лиз не ошиблась. Маленькие толстенькие существа застыли. Они внимательно слушали, склонив головы набок, – ждали.

Далеко в темноте кто-то пробирался через пыль, клубящуюся в лучах наших прожекторов… У меня замерло сердце. Так оно и есть! Через гребень холма перевалил первый хторр и по сугробам двинулся вниз. За ним появился второй, потом третий. На их спинах ехали кроли-кособаки. Лиз подняла камеру.

– Ну, вот вы и накликали червей, – сказала она. – Только немного не угадали сроки.

Из-за холма ползли и ползли черви. Я проглотил слюну. «Все гуляли, веселились, подсчитали – прослезились».

Лиз снимала крупный план.

– Я вижу шесть червей. Семь. Восемь… Нет, десять, одиннадцать…

Четырнадцать.

Они были разные: самый маленький не больше пони, самый большой – с автобус. Они прощупывали окрестность большими черными, как у детских игрушек, глазами и упирались взглядом в вертушку.

Уже виднелась их окраска: ярко-красная и оранжевая с пурпурными полосами, припорошенными розовой пудрой. За хторрами тянулись шлейфы клубящейся пыли, а сами они сверкали, как разукрашенная новогодняя елка.

– Язык не поворачивается назвать их прекрасными, – прошептала Лиз.

Она была права. Черви вселяли ужас и одновременно завораживали. Каждый червь – цветовая соната. Казалось, полосы перемещались по телу. Если у них и было что-то общее в окраске, то я этого не заметил.

Мы наблюдали уникальное, никем прежде не виданное зрелище – хторран в естественной обстановке, да еще так близко. Чудовища напоминали толстые короткие сигары, горб в передней части тела придавал им сходство с носовой частью старого «Боинга-747». Там размещался мозговой сегмент – толстая костяная камера, защищающая серое вещество животного (или какого там оно цвета – скорее всего, красного). От горба отходили своеобразные двусуставчатые руки чудовищ. Обычно они покоились, скрещенные на мозговом сегменте. Червь пускал их в ход только для того, чтобы схватить что-нибудь.

Глаза червей торчали прямо перед горбом. Они могли подниматься и опускаться в мешки из складок кожи. Каждый глаз двигался независимо, словно привязанный к разным шарнирам.

И все бы ничего, если бы не рот. Когда он был закрыт, то выглядел вполне сносно. Но стоило ему открыться, и кровь застывала в жилах – это была черная дыра, бездна, прорва, в которой безвозвратно исчезало все подряд. Две острые челюсти, жвалы, прятались в кожистых складках, но в любой момент могли выскользнуть наружу. Хторры нервно скрежетали челюстями, когда им приходилось ждать. Нет, в этих чудовищах ничего не было от божьих тварей. Лиз не ошиблась. Брюхоногие – отнюдь не прекрасны и не могут быть таковыми. Все портит их пасть.

Тем временем черви кружили вокруг вертолета, изучая его со всех сторон, но при этом предусмотрительно сохраняя дистанцию, примерно в три их длины. Несколько хторров поползло к хвосту машины.

О Боже! Мертвый червь!

Лиз бросилась следом за мной. Я через Дькжа потянулся к арсеналу. Лиз забралась в фонарь.

– Они нашли его! Маккарти, слышишь?

Я схватил ящик с ракетами, поспешил к люку и прижался лицом к самодельному окошку. Три больших червя обследовали тело мертвого сородича. Кроликособаки разбегались в стороны, чтобы их не задавило.

Один из червей прижался к мертвецу боком. Он словно… обнимал его. Я ничего не понимал. Второй проделал то же самое с другой стороны.

– Чем они занимаются? – тихо спросила Лиз.

– Не знаю. Никогда не видел такого. Вы снимаете?

– Да. Они в кадре.

Один из хторров внезапно поднял глаза и посмотрел прямо на меня. Он внимательно изучал дверь – ту самую дверь, которую пытался взломать его мертвый собрат.

Червь скользнул вперед… У меня вырвался крик; я схватил «трубку мира» и снова выглянул в окошко. Червь смотрел прямо на меня. Я отпрянул назад, едва удержавшись на ногах, и ударился спиной о противоположную стенку.

В люк постучали. Это действительно напоминало настоящий стук. Я направил гранатомет на дверь.

– Не отвечай, – сорвавшимся голосом предупредила Лиз.

Стук длился… целую вечность. И вдруг прекратился.

Мое сердце билось так, словно хотело вырваться из груди. Стояла гробовая тишина.

Дверь скрипнула и затрещала: червь пытался повернуть рукоятку. Она не сдвинулась. Пенобетон не подвел… Снова наступила тишина.

– Что он делает? – шепотом спросил я.

– Отползает.

Я прыгнул к окошку. Лиз была права. Червь пятился, но по-прежнему с любопытством изучал люк. А потом вдруг… почесал между глазами, явно озадаченный.

– Вы снимаете все это?

– Да, хотя ничего не могу понять. Маккарти! Смотри, второй!

Теперь второй червь, обнимавший мертвеца, поднял глаза. Он перевел взгляд на пятившегося родственника, как бы оценивая ситуацию, потом снова взглянул на люк и, явно приняв какое-то решение, пополз к носу вертолета.

У мертвеца собралось еще несколько червей. Казалось, они обнюхивали и осматривали его, но ни один больше не прижимался к телу.

– Смотрите, больше никто не хочет проститься с ним.

– Может, вы хотите? – осведомилась Лиз, выбираясь из фонаря.

– Быстрее! Там что-то готовится.

Черви сползались в группы – две по четыре и две по три особи. Кроликособаки вели себя как распорядители, но, похоже, без успеха. Сам я никогда не следовал указаниям служителя на автостоянке, так почему им должны подчиняться хторры?

Затем движение вдруг прекратилось.

– Что они задумали? – спросила Лиз.

– Откуда я знаю? – прошептал я. – Раньше мы никогда не видели больше трех или четырех червей вместе. Это считалось семьей. Нам не довелось наблюдать столь представительное собрание.

На предпоследнем слове мой голос сел. Я напряг горло, с болью глотая слюну и изо всех сил стараясь подавить новый приступ кашля.

Лиз обернулась ко мне:

– Как вы себя чувствуете?

– Интересуетесь, не испугался ли я? – Да.

– У меня все отнялось от страха. А вы как? Она сухо ответила:

– Могли бы сказать, что держитесь, как подобает мужчине.

Снаружи донесся неясный, высокий, чуть вибрирующий звук. Я перегнулся через подлокотник кресла и дотронулся до ее руки.

– При сложившихся обстоятельствах строить из себя героя нелепо.

Она сжала мою ладонь – может быть, слишком крепко. Потом быстро оттолкнула, словно стыдясь минутной слабости.

Я постарался успокоиться и занялся камерой. Когда что-то не дает тебе покоя, надо переключиться на какое-нибудь дело. Я выбросил кассету на ладонь, взял новую и вставил ее в гнездо.

Двухчасовая видеозапись и восемьдесят гигабайт информации. Что бы ни произошло дальше, снятое нами сегодня вечером совершит настоящий переворот. Мы наблюдали сегодня то, чего еще не видел ни один человек, – и засняли это.

В ближайший час наверняка будет еще интереснее.

Если, конечно, мы будем еще живы, чтобы понаблюдать.

Эта мысль подействовала на меня довольно странно.

Я отдавал себе отчет, насколько мы близки к смерти… И меня это ничуть не волновало. Похоже, я преодолел порог страха и впал в эйфорию, В высшей степени необычное ощущение. Я истратил отпущенный мне природой страх – весь, до капельки. Осталось только любопытство.

Вероятно, у меня иссяк адреналин. Вроде бы подходящее объяснение с медицинской точки зрения, но чисто по-человечески ощущение напоминало свободу сумасшедшего.

Однако я не возражал и против такого.

Хорошо быть чокнутым – лучше не придумаешь. Никакой ответственности. Я устал отвечать за что-то или за кого-то…

Я парил. Я снимал хторран и парил над земными страхами.

Тем временем кроликособаки собирались перед червями. Они абсолютно не боялись их. Не возникало сомнения, что это виды-партнеры, но кто доминирует?

Четыре группы хторров устроились полукругом перед носом вертолета. Несколько кроликособак выпрыгнули вперед и начали расчищать площадку вроде арены, диаметром в несколько метров. Вокруг них вздымались сверкающие в свете прожекторов клубы розовой пыли. Похоже, они твердо знали, что делают. Зверьки по-кроличьи барабанили лапками, утрамбовывая пудру. Они двигались друг за другом, снова и снова описывая круги.

Их было не меньше дюжины, причем все кружились с какой-то отрешенностью.

Казалось, что толстенькие розовые воины изобретают новый танец войны. К ним стали присоединяться другие кроликособаки, пока не заполнили всю площадку.

Черви очень внимательно следили за происходящим, поворачивая головы. Они придвигались к самой бровке круга, но не переходили ее, а застывали, напоминая огромные куски красного мяса со сложенными руками.

Видимо, они явились сюда по приглашению кроликособак.

Сцена наводила ужас. Хторры все время моргали из-за поднявшейся пыли. Взгляд их, казалось, ничего не выражал. Если они и испытывали какие-то чувства, заметить это было невозможно.

Кроликособаки быстро закончили подготовку арены и остановились. И сразу же он, она, оно – словом, одна из кроликособак вышла в центр круга. За ней потянулись другие, пока не образовалась толпа. Какое-то время ничего не происходило.

Зверьки стояли спокойно, а черви казались безжизненными изваяниями. В воздухе все еще висела пыль, безмолвная кружевная завеса. Все замерло.

– Ну, что дальше?

– Ш-ш-ш.

Мы ждали. Вокруг кроликособак поднялось новое облако розовой пыли. Они снова затопали, но теперь это напоминало какой-то ритуал. Зверьки дрожали, дергались и подпрыгивали. И наконец все закружились на месте.

Хоровод начал расширяться. По-прежнему кружась и подскакивая, они стали перемещаться к границам круга. Постепенно движения стали свободнее, прижатые к телу ручки теперь вздымались над головами. Их рты раскрылись, и раздался пронзительный детский плач. Голоса были сладчайшие. Вдруг одна кроликособака тоненько залаяла. Остальные на мгновение замерли и… возобновили танец. Это было дикое, безумное зрелище, розовый взрыв энергии.

Теперь кроликособаки топали изо всех сил, поднимая сверкающие облака пыли.

Зверьки кружились и подпрыгивали, топали и скакали. Верещали, взвизгивали, кричали.

Они расставляли лапки и вскидывали их вверх, завывая подобно мифическим сиренам. Подскакивали, как шарики для пинг-понга. Не успевала приземлиться одна, как в воздух взлетала полдюжина других. Это была цепная реакция радостного высвобождения накопленной энергии. Они похрюкивали, как детские плюшевые игрушки, и испускали вопли, как индейцы в кино.

Происходящему было трудно подобрать название. Та-нец казался праздником. Я не мог сдержать широкой улыбки, расплывающейся по лицу. Лиз тоже улыбалась.

Все-таки забавные зверушки!

И затем они, похоже, потеряли над собой контроль: наталкивались и отскакивали друг от друга, как бильярдные шары, трясли маленькими круглыми головками, словно щенки в исступленном восторге. Мне хотелось выбежать и присоединиться к ним. Наверняка и Лиз переживала то же самое. Я взглянул на нее.

– Чудесно, – сказала она. – Но что все это значит?

– Похоже, они роятся.

– Роя… Что?

– Танцуют. Это поведенческий танец – как у пчел, нашедших самый сладкий цветок.

Вероятно, здесь происходит то же самое. Наверное, утихомирить червей и общаться с ними можно только с помощью танца. Жаль, что доктор Флетчер не видит.

Но…

Концы с концами не сходились.

Ведь танцевать они могли и сами по себе, не при червях, одним словом. Нет, здесь происходило нечто иное, чего я пока не понимал, но знал, что вот– вот ухвачу смысл.

Слишком знакомо все выглядело.

Но я никак не мог выудить из памяти последнее звено цепи. Что-то маячило в сознании, мучило меня, тревожило, как ворсистый ком в груди.

Кроликособаки перестали подпрыгивать и теперь кружились, как маленькие жирные дервиши, – сталкивались, падали в пыль, плевали и кулдыкали друг на друга, потом снова поднимались и продолжали крутиться волчком, словно решив показать, как зарождается торнадо.

Беззвучный танец жестов? И вдруг все встало на места.

– О Господи… – Что?

– Я это уже видел. – Что?

Я быстро добавил:

– Нет, не буквально это, но похожее. – Я с трудом сглотнул. – Видел стадо людей, в Сан-Франциско. Туда меня возила доктор Флетчер. Члены стада танцевали примерно так же, как эти твари. – Я покачал головой. – Впрочем, не знаю. Может, просто совпадение.

– Зачем люди танцевали? – спросила Лиз.

– Доктор Флетчер считает, что так они общаются между собой, разговаривают без слов.

Лиз ответила не сразу. Она смотрела на не знающих усталости кроликособак.

– Как вы понимаете это? – спросила она.

– Никак. Я же не червь.

– Думаете, они танцуют для червей?

– Для кого же еще? Наверное, рассказывают о нас, о том, что увидели, заглянув в вертушку. Не знаю. А может быть… – Я замялся и добавил: – Мне бы не хотелось вас пугать, но…

– Лучше напугайте.

– Ладно… Мы наблюдаем некую разновидность биологического симбиоза. По форме рыльца мне абсолютно ясно, что кролики эти питаются мясом или по меньшей мере всеядны. Их рот приспособлен и для сосания. Может быть, с помощью червей они убивают свою добычу и только что рассказали им о содержимом этой консервной банки.

– Понятно, – ответила Лиз. – Если у вас еще появятся подобные мысли… больше меня не беспокойте.

Танец заканчивался. Кроликособаки постепенно стягивались к центру и обессиленно валились в пыль одна на другую, толкаясь и пиная соседей. Финалом танца стала груда тел, опушенная розовым.

Наступила тишина. В воздухе висела все та же розовая пыль.

– Что дальше?

Я не ответил. Черви никак не реагировали на пляску. Теперь же они медленно вращали глазами, переглядываясь. Словно придворные, ожидающие, когда император дозволит им высказаться.

Только… кто император?

Постепенно все черви повернулись к одному – самому крупному и самому что ни на есть типичному на вид. Он сузил глаза, будто глубоко задумавшись.

Император Август? Или Калигула? Внезапно глаза выкатились наружу. А потом хторр двинулся. Он пер прямо на нас, как танк. За ним двинулись остальные. Они окружили вертолет и начали его обследовать. Все четырнадцать червей скреблись и постукивали по корпусу.

Машина жалобно скрипела и потрескивала.

В. Зачем хторранин переходит дорогу?

О. Чтобы сожрать все на другой стороне.