Дело о морском дьяволе

Глава 7

— Впечатляет? — сказал доктор Сальватор, и в голосе его были и гордость, и тщеславие, и насмешка.

Над кем насмешка-то? Над собой? Или над несчастным погорельцем?

— Прежде не приходилось видеть подобное, — признался Арехин.

И в самом деле не приходилось. Черные «Роллс-Ройсы» видел, серебристые видел, синие тоже видел, а вот красных, пламенно-красных — нет.

— Этот автомобиль сделан по специальному заказу для большевистского вождя, Ленина. Он очень уважал «Роллс-Ройсы», этот Ленин. У него уже было то ли два, то ли три «Серебряных Призрака», новеньких, с иголочки, но он потребовал еще один, взамен переделанного в снегоход. Вот и заказали, но к моменту исполнения заказа — особая сборка, отделка «люкс», а, главное, красный цвет — Ленину уже было не до автомобилей. И Советы отказались от заказа.

— Тут вы и приобрели «Призрака» красного цвета?

— Я зову его «Призрак Коммунизма», — коротенько хохотнул Сальватор. — Нет, конечно, нет. Слишком уж ярко. Знаете, в Кракове говорят: — пьяница любит острое и солёное, а дурак красное и зелёное. Мне он достался от пациента, в счёт оплаты за излечение от… впрочем, неважно. Так вот, автомобиль в полном вашем распоряжении. И шофер, разумеется, тоже. Пабло — обратился он к шоферу, коренастому индейцу в ярко-красной ливрее — господина Арехина слушать, как меня.

— Да, хозяин, — с поклоном ответил тот.

— Он знает город гораздо лучше меня, и, уверен, будет вам полезен.

— Благодарю вас, доктор, — ответил Арехин, да и что он еще мог ответить?

Вчера доктор Сальватор предложил ему своё гостеприимство. Отель в огне, как отказаться? Жил Сальватор за городом, но недалеко. На хорошем автомобиле всё недалеко, «Аргентина-Сюиза» домчала их за четверть часа. Сальватор жил не просто в доме, он владел поместьем, которому бы позавидовала даже великая княгиня Ольга Александровна, поскольку её поместье располагалось у реки, а поместье Сальвадора — на берегу Ла-Платы. Солнце, воздух и вода. Да, солнце, вчерашние тучи рассеялись, и солнце, сентябрьское солнце, явило свою милость: и светило, и грело щедро, по-аргентински.

Но осматриваться было некогда: Арехин приехал вчера, в чем был. Две новости сообщил ему Сальватор утром: хорошую и плохую. Хорошая заключалась в том, что «Мажестик» сгорел не дотла, огнеборцы сумели отстоять здание в целом. Плохая — что частично «Мажестик» всё-таки обгорел, и в число пострадавших вошел и номер Арехина, в котором пропало всё, что было: одежда и прочие личные вещи.

— А тетради? Тетради с анализами?

— Боюсь, что и тетради тоже, — сказал Сальватор. — Так мне сообщил владелец «Мажестика». Возгорание произошло в соседнем с вами номере, причину выясняют, но…

И вот сейчас Арехин отправлялся в город. Сначала в «Мажестик» — документы и деньги он хранил в сейфе отеля, а с сейфом всё вроде бы в порядке. Утратить в чужой стране деньги и документы — это гораздо хуже, чем утратить одежду, обувь и даже тетради шахматных анализов.

Ну, а затем следовало срочно обновить гардероб, от шляпы до носков. И не только гардероб. Толстых тетрадей с полдюжины, карандаши для письма, да много чего.

И потому он без лишних слов забрался внутрь «Красного Призрака».

Мы красная кавалерИя, и про нас былинники речистые ведут рассказ…

Былинники, не былинники, а подумать есть над чем. Уж больно удачно всё сложилось. Вот он уже гость в роскошном имении. Не прикладывая усилий. Само получилось, конечно. Все чудесно совпало — знакомство с Сальве, и тут же — пожар. Конечно, как истинный кабальеро, доктор Сальватор не мог не предложить Арехину стол и кров. Ничего особенного в том нет. Капа, к примеру, остановился у Карлоса Керенсио, а это — главный судья предстоящего матча! А тут компатриот, не имеющий к матчу никакого отношения. Что может быть естественнее!

В стародавние времена, особенно до реформы шестьдесят первого года, помещики в своих усадьбах охотно привечали гостей. Разумеется, если гости — дворяне, и соблюдают приличия. Живи, не жалко. Комната — есть, еды — вдоволь, могут даже лошадку выделить для разъездов, и мальчонку на побегушки. Взамен от гостя ожидали, что тот либо сам станет рассказывать что-нибудь интересное, либо будет выслушивать подобные рассказы хозяина. Ну, и пить с ним водку или вино. Бывало, что гости победнее жили не месяцами — годами, становясь приживалами.

В приживалы он не метит, но…

Но не слишком ли все гладко?

Конечно, спалить «Мажестик» ради того, чтобы Арехин переместился к доктору Сальватору — это чересчур, но сгорел сарай, гори и хата, особенно, если хата чужая. Неужели это Женя подпустил московского петуха? Значит, он в курсе? Зачем тогда приставал с посмертными счетами Ленина? Конспирации ради?

Отель при солнечном свете выглядел странно. С одной стороны, с другой стороны… Нет, ущерб всё-таки немалый. Но не катастрофический. Вовсю сновали рабочие, как муравьи, восстанавливающие муравейник.

Пабло остановил автомобиль чуть поодаль, выскочил и предупредительно открыл дверцу «Роллс-Ройса». Как в лучших домах Филадельфии.

Снаружи пахло пожаром.

Он прошел в вестибюль отеля. Его встретили поклонами и извинениями. Да, несчастье. Но вы, синьор Арехин, получите компенсацию: отель застрахован, и, когда закончится расследование, всем пострадавшим компенсируют убытки. Что? Вещи в номере? Увы, они полностью сгорели. Тетради? И тетради тоже. Пожар, синьор Арехин, это такая штука… это пожар! Сейф? Сейф в полной сохранности, в абсолютной сохранности!

В «Роллс-Ройс» Арехин вернулся с маленьким портфельчиком. Теперь — приодеться!

Не роскошно, нет. В Гранд-Универмаге он прошел в отдел готового платья, где и купил готовый костюм, а к нему всё остальное. Включая чемодан. По счастью, фигура у него самая стандартная.

И вскоре он уже вернулся на виллу «Олимпия» — так непритязательно называлось поместье доктора Сальватора. Принял ванну, переоделся, затем легонькая закуска. До начала партии оставалось время, и он вышел в сад.

Роскошный сад. Здесь и климат, и плодородная земля, и искусство садовников, всё вместе. Он сел на скамейку и, стал слушать море.

Поместье было разделено на две зоны: жилую и госпитальную. В госпитальной лечились пациенты доктора, и ход туда был закрыт — из соображений приватности, да и прочих соображений. Должно быть, непростые это пациенты, раз расплачиваются «Роллс-Ройсами». У «Олимпии» был и свой причал, можно выходить в залив на яхте, которая тоже называлась «Олимпия». Хорошая яхта. Не очень большая, не очень маленькая. Доктор жил на широкую ногу, как и завещал врачам великий Гиппократ. Миллионер? И очень может быть.

Природа расцветала буквально на глазах. Весна идёт, весне дорогу! А в субтропиках весна куда щедрее московского лета!

Сгорели тетради с анализами партий Капабланки. Печально. Нет, сами анализы он помнил, но записи должны были лечь в основу книги. Он уже и название придумал, немножко претенциозное, «На пути к высшим шахматным достижениям», но именно такие труды и создают репутацию. Придется писать сызнова.

По дорожке мимо шел кто-то знакомый. По Москве знакомый. По делам московского сыска.

— Лазарь! Вы ли это? Какая приятная неожиданность!

Лазарь вздрогнул, оглянулся. Разглядев Арехина, покачал головой и сказал укоризненно:

— Нельзя так пугать больного человека!

— Вы больны? Сожалею, не знал. Вы же числитесь железным!

— И железо устаёт, — Лазарь, не спрашивая позволения, сел рядом с Арехиным. И в самом деле, выглядел он нездорово: и глаза бегают, и руки дрожат, и пахнет от него мышами. Летучими мышами.

— Так вы — пациент доктора Сальватора?

— Вероятно. Я только сегодня прибыл, по договоренности.

— По договоренности кого с кем?

— Нашего правительства, разумеется. С доктором Сальватором.

— Значит, вы не просто больной? А больной государственный?

— Именно, — ответил с достоинством Лазарь. Потом, спохватившись, добавил:

— А вы? Вы-то как сюда попали? Тоже заболели?

— Нет, доктор пригласил меня пожить в усадьбе на время матча.

— Какого матча?

— С Капабланкой.

— Ах, шахматы… Я, признаюсь, последнее время был далек от развлечений. Налаживал в Туркестане партийную работу. Знаете, не до шашек было. А потом заболел. Вот меня и послали — решением Политбюро, — он поднял правую руку и указательным пальцем показал на небо. — Говорят, доктор Сальватор — лучший специалист в своей области. Наши врачи по сравнению с ним — телки несмышленые.

— Ослы, — поправил Арехин.

— Что, простите?

— Владимир Ильич называл врачей-большевиков ослами, и не доверял им ни на грош.

— Вот как?

— Своими ушами слышал, — подтвердил Арехин. — Советовал лечиться только за границей, и только у знаменитостей. Ну, за исключением пустяков — ссадину йодом смазать, или на чирей ихтиолку намазать, это и в России можно.

— Ну да, ну да. К сожалению, у меня не ссадина.

Арехин не стал интересоваться, что именно заставило Лазаря обратиться к Сальватору. Сам скажет.

И Лазарь сказал.

— Я должен выяснить, в самом ли деле доктор Сальватор столь хорош, как его хвалит Богданов.

— Александр Александрович?

— Он самый. Вы тоже у него лечились?

— Не лечился, но кое-что знаю.

— Это его идея была — послать меня сюда. Я-то на Крым нацеливался, а он — товарищу нужно самое лучшее!

— Позвольте, разве Богданов в Политбюро?

— Нет, он давно не на первых ролях. Но в ряде вопросов, ну, вы понимаете, в каких, он пользуется безусловным авторитетом, — и он подмигнул как знающий — знающему.

Похоже, Лазарь не в курсе, что Арехин лишен советского гражданства. До мелочей ли ему, когда нужно налаживать партийную работу в далеком Туркестане…

В сад вошел служитель в белом халате. Санитар?

— Доктор готов вас принять, — сказал он Лазарю.

— Что-что? — оглянулся Лазарь.

Арехин перевёл. Очевидно, испанского Лазарь не знает. Ну да ладно, Сальватор-то знает русский. Это он и сказал Лазарю, подбадривая.

И санитар, и больной пошли в сторону кованных дубовых дверей в стене. Тех, что вели в госпитальную зону.

Всё интереснее и интереснее.

Но пора заняться собственными делами. Пора отправляться в шахматный клуб.

Капабланка ждёт!