Дело чести

Глава 8

Итак?

Элоиза Причарт обвела взглядом собравшихся за столом министров. Они сидели в привычном для них конференц-зале, стены которого состояли из комбинации настоящего стекла и проеций города Новый Париж. Солнце едва показалось над горизонтом, слабо окрашенное в оттенки красного и никто из её секретарей или помошников не выглядел отдохнувшим.

"Я думаю, это, безусловно, драматический момент" ответила Генриетта Барлой через минуту.

Министр технологии, как и Тони Несбитт из министерства торговли, была одним из сторонников покойного и совсем не оплакиваемого Арнольда Джанколы. Как и другие союзники Джанколы в кабинете министров, она испытала по-видимому искренний ужас, когда Причарт сообщила им с почти полной уверенностью, что именно Джанкола на своём посту государственного секретаря был тем, кто на самом деле подтасовал дипломатическую переписку, которая привела Республику к возобновлению боевых действий. Президент не сомневалась, что её реакция была искренней, но это не меняло того факта, что Барлой и Несбитт оставались двумя министрами, которые хранили самые глубокие подозрения — не говоря уже о возмущении и ненависти — в отношении Звёздной Империи Мантикора.

Несмотря на что, насколько могла сказать Причарт, реакция Барлой была скорее мимолётным замечанием, чтобы выиграть время, а не чем-то вроде мнения, что Хевен должен отказаться от этой возможности.

— Можно сказать и "драматический", — кисло согласился Стэн Грегори, министр по делам городского развития.

Он был из одним из тех кто не был в городе прошлой ночью. На самом деле он находился на противоположной стороне планеты, и ему пришлось провести в полете как минимум три часа чтобы попасть на это совещание. Что не шло ему на пользу и сейчас он выглядел немногим бодрее чем сама Причарт.

— Свалиться нам на головы буквально посреди ночи было весьма громким заявлением само по себе, г-жа Президент, — продолжил он. — У меня лишь вопрос — все это было каким-то хитрым фокусом, или адмирал Александер-Харрингтон просто хотела убедиться, что привлекла наше внимание.

— Лично я думаю, что это была… скажем так, неуместная помпезность, — тон Рашель Анрио мог бы высушить океан, хотя министр финансов и была одним из самых преданных сторонников Причарт. — Поймите, я не говорю, что она здесь не для серьёзной попытки переговоров. Но все эти обстоятельства ей появления — без предупреждения, без какой бы то ни было дипломатической подготовки, при поддержке всего своего флота прилететь сюда на безоружной гражданской яхте прямо посреди ночи и потребовать разрешения на посадку…

Она умолкла и покачала головой, и Деннис ЛеПик весело фыркнул.

— Неуместная помпезность или нет, Рашель, — сказал генеральный прокурор, — но она всё-таки привлекла наше внимание, не так ли? И, честно говоря, учитывая, как шли дела с тех пор, как погиб Арнольд, я предпочту что угодно, что приблизит нас к окончанию войны, прежде чем всё, чего нам удалось добиться, не вбомбят обратно в каменный век. Так что если бы Александер-Харрингтон захотела приехать сюда обнажённой верхом на слоне со Старой Земли и с горящими факелами в руках, я всё равно был бы рад её видеть!

— Должен согласиться с Деннисом — предполагая, что предложение искреннее, а не просто трюк, рассчитанный на то, чтобы выставить Мантикору в благоприятном дипломатическом свете, прежде чем они всё-таки выдернут ковёр у нас из под ног, — сказала Сандра Стонтон. Министр развития биологических наук выглядела встревоженной, её глаза — обеспокоенными. Она была ещё одним приверженцем Джанколы и, как и Несбитт с Барлой, продолжала питать немалые подозрения в отношении Звёздной Империи. — Учитывая, как Елизавета отреагировала на убийство Вебстера и покушение на Факеле, да ещё и с Битвой за Мантикору, добавленной к её "Списку причин ненавидеть Хевен", такое помилование в последнюю минуту, свалившееся на нас как гром среди ясного неба, кажется мне немного неискренним. Или может быть я пытаюсь сказать, что всё это выглядит слишком хорошо, чтобы быть правдой.

"Я знаю что ты имеешь в виду Санди." Тихо произнес Тони Несбит с не меньшей обеспокоенностью на лице, однако он покачал головой и продолжил: "Я знаю, что ты имеешь в виду, но я не вижу ни одной причины по которой их бы это беспокоило. Не после того, что они сделали с нами у Мантикоры.

Он многозначительно посмотрел на Томаса Тейсмана, и военный министр вернул ему взгляд.

— Я полностью понимаю, что операция "Беатриса" не достигла целей, на которые мы надеялись, Тони, — сказала Причарт. — И я также полностью понимаю, что решение о её проведении было моим.

Несбитт перевёл взгляд с Тейсмана на неё, и её голубые глаза, не моргнув, встретили его.

— В тех же обстоятельствах и с учётом разведывательных оценок, полученных как от флота, так и от ФРС в то время, я бы поступила так же и сегодня. Не мы отменили саммит и возобновили военные действия, и я полностью согласна с Томасом, что единственная реальная возможность, которую они нам оставили, — поскольку они разорвали переговоры, и не желали даже обсуждать с нами любые возможные решения — была попытаться достичь полной военной победы, прежде чем они полностью развернут свою новую систему вооружения. Насколько можно судить, мы были почти правы. Но ничто из сказанного не меняет того факта, что мы ошиблись, и что я разрешила то, что стало самым страшным поражением, которое когда-либо терпела наша звёздная нация.

В кабинете повисло молчание. Описание Битвы за Мантикору, как "самого страшного поражения" Республики Хевен или Народной Республики Хевен, — по крайней мере, в одном сражении — было хоть и точным, но определённо преуменьшением. Причарт не пыталась скрыть масштаб катастрофы. Некоторые детали оставались засекреченными, но она отказалась изменить свою политику и перестать говорить людям правду, или отбросить прозрачность, которую она установила вместо пропаганды, подтасовок и откровенной лжи Управления публичной информации. Некоторые её политические союзники спорили с ней об этом — ожесточённо, — потому что предчувствовали яростную реакцию, порождённую разочарованием, страхом и отчаянием. И в какой-то мере они были правы. В самом деле, призывы к отставке Причарт, порой разъярённые, начали раздаваться, как только публика осознала величину потерь флота.

Она отклонила их по нескольким причинам. Все её министры знали, что по крайней мере одной из них была боязнь того, что недоказуемая измена Джанколы выплывет в результате отставки с её стороны с потенциально катастрофическими последствиями не только для войны, но и для самого будущего Конституции, за восстановление которой все они так упорно боролись.

Но они знали и то, что эта причина была далеко не на первом месте в её рассуждениях. Самым важным фактором было то, что президент Республики был не просто её первым министром. По Конституции, Причарт была не просто главой правительства, имеющим возможность подать в отставку и позволить какой-то другой партии или политическому лидеру сформировать новое правительство, если политика или решения окажутся неудачными. К лучшему или к худшему, в течение своего срока она была оставалась республиканским главой государства. Несмотря на всю полученную критику, на все яростные атаки, которые запускали против неё политические лидеры оппозиции (многие из них — давние сторонники Джанколы), она отказывалась отступить от этого конституционного принципа, и все невнятные угрозы импичмента по тому или иному сфабрикованному обвинению разбивались о тот факт, что явное большинство избирателей Республики и их представителей всё ещё доверяло ей больше, чем кому бы то ни было ещё.

Что, к сожалению, было совсем не то, что сказать, что они доверяли ей мнению так же, как и раньше. И это, конечно, было ещё одним фактором, который ей приходилось учитывать в отношении любого рода переговоров с Мантикорой.

А также в отношении любого признания о том, что сделал Джанкола. Что ещё более осложнит дела, учитывая, что это был один из двух вопросов, по которым мантикорцы собирались потребовать уступок.

— Я очень сомневаюсь, — продолжила она тем же ровным голосом, — что кто-то в этой комнате — или где-либо на этой планете — может сожалеть об исходу Битвы за Мантикору больше, чем я. Но в твоих словах есть смысл, Тони. После того, что там произошло, и учитывая, что ничто не мешает им сделать с нами то же самое, где бы они ни пожелали, — на что, уверяю вас, адмирал Александер-Харрингтон не замедлила мне указать, в самом вежливом виде, конечно, — я не вижу особого смысла для них заниматься каким-то мошенничеством за столом переговоров. И в отличие от всех вас — кроме Тома, конечно, — я уже действительно познакомилась с этой женщиной. Она… впечатляет, во многом. И я не думаю, что у неё склад ума типичного политика.

— В каком смысле, мадам президент? — спросила Лесли Монтро, слегка сузив глаза.

— В том смысле, что я думаю это последний человек во вселенной, которого я бы выбрала, чтобы передать кому-то ложь, — решительно сказала Причарт. — Я не думаю, что она бы приняла такую работу, и даже если бы приняла, она бы не очень хорошо справлялась с ней.

— Должен сказать, что у меня всегда было такое же впечатление о ней, мадам президент, — тихо сказал Тейсман.

— И всё, что собрала на неё служба внешней разведки, свидетельствует о том же самом, — вставил ЛеПик.

— Но это не значит, что её не могли использовать, чтобы всё равно "передать нам ложь", — указал Несбитт. — Если то, кто послал её, солгал ей, или по крайней мере оставил её в неведении о том, что на самом деле задумал, она вполне может считать, что всё это время говорит нам правду.

— Ха! — неожиданный смешок Причарт заставил Несбитта отклониться назад в своём кресле, подняв брови. Президенты посмеялась ещё несколько мгновений и, извиняясь, покачала головой.

— Прости, Тони, — сказала она министру торговли с виноватым выражением лица. — Я не над тобой смеялась, правда. Просто… Ну, поверь мне в этом. Даже если все дикие слухи о способностях древесных котов узнавать ложь — это чепуха, я бы не стала пытаться обмануть эту женщину, а нам с Хавьером удалось водить за нос госбезопасность! Я должна сказать тебе, что у меня было отчётливое впечатление, что она может видеть, что творится у меня в черепе, и как там крутятся маленькие колёсики. — она снова покачала головой. — Не думаю, что кто-то смог бы ввести её в заблуждение и отправить сюда изображать козла-провокатора без её ведома.

— Простите, что говорю это, мадам президент, — медленно произнёс Уолтер Сандерсон, министр внутренних дел, — но у меня определённо сложилось впечатление, что она вам по-настоящему нравится.

Голос Сандерсона звучал так, словно ему казалось, что его предали собственные подозрения, и Причарт наклонила голову и поджала губы, обдумывая сказанное им. Затем она пожала плечами.

— Я бы не заходила так далеко, Уолтер. По крайней мере, пока. Но я признаю, что при иных обстоятельствах, думаю, она бы мне понравилась. Учтите, я не собираюсь позволять ей продать мне аэромобили, пока мой личный механик их не проверит, но по сути дела одной из главных правил дипломатии — это выбор эффективных дипломатов. Дипломатов, которые могут убедить других людей доверять им, которые могут даже понравиться этим людям. Как говорится, создать хорошее взаимопонимание за столом переговоров. Я знаю, что она не обученный дипломат, но у мантикоры давняя традиция использовать старших офицеров флота в качестве послов и уполномоченных представителей. От этого они только выигрывали все эти годы, и я уверена, что отчасти именно поэтому они и выбрали её, но я также думаю, что суть здесь лежит глубже.

"Глубже, Мадам?" спросила Монтро.

— Я думаю, они выбрали её, потому что она хотела этого, — просто сказала Причарт. Она посмотрела на Тейсмана. — Теперь, когда у меня была возможность по-настоящему познакомиться с ней, Том, я больше чем когда-либо убеждена, что твоя идея пригласить её на саммит, который мы предложили, была очень хороша. Аналитики Вильгельма тоже правы, я думаю. Из всего ближайшего окружения Елизаветы она вероятно наиболее близка к тому, чтобы мы могли назвать её свои другом.

— Другом! — Несбитт резко фыркнул.

— Я сказала, ближе всего к тому, чтобы мы могли назвать её другом, Тони. Я не думаю, что кто-то мог бы обвинить её в "сочувствии хевам", и видит бог, эта женщина не замедлит уничтожить все наши корабли, если переговоры не удадутся! Но она искренне не хочет этого. И я не думаю, что у неё есть желание настаивать на несправедливо карательных условиях.

Несбитт оглянулся на товарищей из кабинета, потом повернулся к Причарт.

" Г-жа президент при всем уважении" сказал он: "У меня подозрение, вы уже додумались, что" мы "собираемся делать."

"Я себе не сказала бы совсем так", ответила она. " Мой взгляд в том, что мы оказываемся перед необходимостью вести переговоры с ними, и если их условия не полностью возмутительны, это, вероятно, лучшая возможность, которую мы имеем, чтобы выжить. И я не говорю о выживании людей в этой комнате. Я говорю о выживании Республики Хевен… и Конституции. Если мы поедем при этом вниз в огне, то мы не будем 'только' брать с нами тысячи, возможно миллионы, жизней." Ее глаза были холодными, и голос ее мрачной. "Мы потеряем все, за что мы боролись — все, что мы сделали все, что мы пытались сделать, все, что мы хотели, выполнить для Республики со дня когда Том выстрел в Сент-Жуста — я не готова к тому, что случится, не делая все от меня зависящее, чтобы избежать этого "

Снова наступила тишина. Тишина, согласная с её анализом, но остававшаяся очень настороженной, даже напуганной тем, что она предлагала сделать, чтобы избежать предсказанного результата.

Но в этих молчаливых, напряжённых взглядах, которыми обменивались люди за столом, были не только настороженность и страх, поняла Причарт. Даже у таких, как Несбитт и Барлой, кто больше всех не любил и не доверял Мантикоре, внутри тоже горела надежда. Надежда, что помилование в последнюю минуту в конце концов было возможно.

"Как адмирал Александр-Харрингтон предлагает провести переговоры, г-жа президент?" после некоторое время спросила Монтро.

— Я думаю, она готова в основном оставить это нам, — голос Причарт снова стал нормальным, и она пожала плечами. — Я бы сказала, что у неё твёрдые указания, но у меня сложилось впечатление, что когда она называет себя полномочным представителем Елизаветы, она говорит серьёзно. Как бы не были "тверды" её инструкции, думаю, Елизавета выбрала её, потому что доверяет ей — не её честности, но её суждениям. В уже знаете, какие вопросы, как она указала нам, должны быть решены. То, что она выделила эти вопросы, подсказывает мне, по крайней мере, что всё остальное действительно подлежит обсуждению. Или хотя бы, что позиция Мантикоры по этим вопросам не высечена на камне заранее. Вся эта проблема нашей довоенной переписки будет нелёгкой, и все вы прекрасно понимаете, почему, но вне этих двух конкретных областей, я думаю, она вполне готова выслушать наши предложения и ответить на них.

— Но она не сделала никаких предложений по протоколу? — нажала Монтро. Причарт было ясно, что госсекретарь хочет разъяснений, а не возражает, и она покачала головой.

— Нет. Она не сказала ни слова о протоколе, о размерах делегаций или о чём-то ещё. По крайней мере пока. Учтите, я ни капли не сомневаюсь, что если ей не понравится наше предложение, она не замедлит сказать нам об этом. Почему-то мне она совсем не показалась мне скромницей.

Что-то среднее между фырканием и смехом донеслось откуда-то со стороны Томаса Тейсмана, а ЛеПик поднял руку, чтобы скрыть улыбку.

— Я тоже не думаю, что выбрала бы для неё такое определение, мадам Президент, — сухо сказала Монтро. — Но причина, по которой я задала этот вопрос, на самом деле не имеет особого отношения к ней.

— Вот как? — Причарт мгновение смотрела на неё, а потом кивнула. — Думаю, я понимаю, к чему ты клонишь. Но честно говоря, я не уверена, что согласна с тобой.

Один или двое министров выглядели озадаченными, а остальные начали медленно кивать, когда к ним тоже пришло понимание. — Я хотела бы сохранить всё это в как можно меньшем кругу и настолько без соперничества, насколько возможно, Лесли. Последнее, что нам нужно, — превращать всё это в какой-то обмен речами, который скоро увязнет. Я ни секунды не думаю, что Александер-Харрингтон втирала нам очки, говоря, что Елизавета не желает позволять переговорам затягиваться до бесконечности.

— Я тоже, — согласилась Монтро, но выражение её лица не дрогнуло. — И как и вы, я бы хотела сохранить делегации на переговорах достаточно маленькими и достаточно сфокусированными, чтобы продвигаться быстро. Фактически, я бы предпочла решить настолько много вопросов лично между ней и мной как государственным секретарём, насколько возможно. Или, если не получится, между ней и вами как главой Республики. Но если мы так поступим, получить одобрение разработанного договора от Конгресса станет намного тяжелее.

Озадаченные выражения превратились в что-то иное, и тут и там появились хмурые взгляды. К некоторому удивлению Причарт, один из самых мрачных и недовольных принадлежал Тони Несбитту.

— Согласен, Лесли, — сказал он, — но приглашение политических противников администрации присутствовать на этом — у тебя ведь это на уме, верно? — Монтро кивнула, и он пожал плечами. — Как я сказал, приглашение оппозиции присутствовать, даже участвовать в переговорном процессе по многим причинам кажется мне верным путём к катастрофе.

Против собственной воли, Причарт приподняла бровь. Несбитт заметил это и коротко хохотнул. В этом смехе было крайне мало веселья.

— О, не поймите меня неправильно, мадам президент! Я наверное ближе всех к оппозиции из тех, кто сидит в этом кабинете, и я думаю вы хорошо знаете, как мало доверия я готов возложить на кого-либо с Мантикоры. Но по сравнению с некоторыми дельцами там я мог бы показаться вашим кровным братом! Мне неприятно это признавать, но многие из них вероятно столь же своекорыстны, как оказался Джанкола… и примерно столь же достойны доверия.

Проблеск искренней боли, боли человека, кого предал и использовал тот, кому он доверял, мелькнул в глазах министра торговли, но его голос не дрогнул.

— Как бы я не относился к Мантикоре, вы и адмирал Тейсман правы о том, как отчаянно наше военное положение. И если это наш единственный шанс на выживание в хоть немного приемлемых условиях, я не хочу, чтобы его пустил коту под хвост какой-то болтун-политик — или даже хуже, кто-то, кто предпочтёт провалить переговоры, потому что считает, что это улучшит его личную позицию или похоронит конституцию в результате военного разгрома. И если мы зайдём достаточно далеко, чтобы начать разбираться с вопросом о том, кто что сделал с чьей почтой перед войной, будет очень странно заискивать перед тем, кто был бы совершенно готов слить его репортёрам, если это даст ему какое-то преимущество.

— Я должны согласиться с Тони, — сказала через мгновение Рашель Анрио. — Но даже в этом случае, боюсь, в словах Лесли есть смысл. В переговорах должен участвовать кто-то, кто не является "одним из нас". Я бы предпочла, чтобы это был кто-то, кто противостоит на по принципиальным соображениям, если мы найдём кого-то подобного, но суть в том, что мы должны включить в состав делегации кого-то, кто не входит в число администрации или её сторонников, каковы бы ни были его мотивы. Кого-то, кто сыграет роль сторожевого пса для всех этих людей, особенно в Конгрессе, кто не любит нас, или противостоит нам, или просто сомневается в нашей компетенции после провала саммита и того, что случилось в Битве за Мантикору. Это не может стать работой одной партии или одной клики — чем-то, что можно назвать переговорами в маленькой тёмной комнат, — если мы хотим получить одобрение Конгресса. И, честно говоря, я думаю, что у нас есть моральная обязанность дать нашим оппонентам возможность внести хоть какой-то вклад в переговоры о том, что, как мы надеемся, станет договором, имеющим колоссальное значение для каждого мужчины, женщины и ребёнка в Республике. Это не только наша Республика, какие бы посты мы не занимали. Я не думаю, что мы можем позволить себе забыть об этом.

— Чудесно, — покачал головой Уолтер Сандерсон. — Я уже представляю, как всё это превращается в очаровательное состязание в государственной премудрости. Я не знаю, чего бы мне меньше хотелось. Может быть только пожертвовать собственное яичко для науки. Без анестезии.

Причарт усмехнулась. Один или два коллеги Сандерсона находили его периодические переходы на бестактность неприемлемыми для министра. С другой стороны, президент очень ценила их. Им удавалось твёрдо возвращать людей к реальности.

— Учитывая сказанное тобой, — сказала она ему с улыбкой, — я думаю, мы все будем рады, если лично ты будешь держаться как можно дальше от стола переговоров, Уолтер.

— Слава богу, — с чувством сказал он.

— Тем не менее, — продолжила Причарт голосом, в котором было заметно сожаление, — я думаю, вы с Рашель правы, Лесли. Тони, мне, как и тебе, не хочется включать в состав делегации любых "переговорщиков", чьи мотивы… сомнительны. И твоя мысль о проблеме с перепиской особенно верно подмечена. На самом деле, эта вещь, честно говоря, больше всего меня беспокоит. Но всё же они правы. Если мы не включим кого-нибудь не из состава администрации, потом мы получим адскую свару в Конгрессе, даже если Рашель не права насчёт нашей моральной ответственности. И откровенно говоря, я думаю что у нас будет больше шансов на выживание, даже если в конце концов придётся вывесить перед адмиралом Александер-Харрингтон наше грязное политическое бельё, если это позволит нам продвигаться с хоть каплей многопартийной поддержки, чем если мы окажемся в затяжной борьбе за ратификацию условий, которых мы добились. Последнее, что нам надо, это чтобы кто-то на Мантикоре решил, что в этот раз мы играем роль Высокого Хребта и намеренно затягиваем дело, вместо того чтобы действовать добросовестно.