Дело чести

Глава 35

Хонор Александер-Харрингтон спокойно сидела на флагманском мостике, в то время как КЕВ Император стабильно снижал скорость, направляясь к её родной планете. Нимитц был на спинке её кресла, однако не вытянувшись во всю длину как обычно. Вместо этого он сидел прямо как по линейке, глядя в обзорный дисплей вместе с ней. Можно было представить, что они вырезаны из камня, а тишина на мостике была абсолютной.

Выражение лица Хонор было спокойным, почти безмятежным, но внутри, где должны были быть мысли и эмоции, была только огромная поющая тишина, столь же пустая как вакуум вне корпуса ее флагмана.

Ей больше не нужно было смотреть на дисплей. Его иконки уже рассказали ей как близки были к реальности были ее страхи. Пространство у двух населенных планет системы было переполнено кораблями, показывая намного большие количество импеллерных следов, чем это было разрешено в такой близости, когда Восьмой Флот отбывал в Систему Хевена. Но эти суда не были доказательствами, что ее страхи, возможно, были слишком темными — что ущерб был фактически менее тяжелым, чем она боялась. Нет, эти суда были доказательством, что все было еще хуже, поскольку они все еще только сортировали обломки, уже больше чем две недели после произошедшего нападения, и предупреждающими маяками отмечали огромные разливы осколков — и тела — которые когда-то были сердцем и костьми индустриальной мощи Звездной Империи Мантикора.

Это странно, билось в ее мозгу. Обломки были и после Битвы за Мантикору, тоже, но не так. О, нет. Не так. В этот раз каждый военный корабль, который мы потеряли, был пойман на причале, а не разрушен в действии. И в этот раз большинство погибших гражданские лица.

Чувство неудачи текло через нее, уверенно, настойчиво, как океан, а вместе с ним и позор. Темное чувство вины, горело, как охлажденный купорос, потому что она не смогла сдержать торжественное обещание которое она дала, когда ей было семнадцать Т-лет. Клятва, которую она хранила в течение всех этих лет, — с заслуженной преданностью, которая сделала ее нынешний провал бесконечно хуже. Чтобы предотвратить это она, вступила во Флот много лет назад.

Это было крушением ее звездной нации, это были тела ее граждан, и все это было работой врагов, которых она должна была остановить прежде, чем они оказались бы достаточно близко, чтобы сыграть в акушерку злодеяния.

Нимиц издал небольшой, тихий звук протеста, и она почувствовала, что он наклонился вперед, прижимаясь к ее шеи сзади. Она знала, частью мозга, где жили сознательные мысли, что он был прав. Она даже не была здесь. Когда это нападение произошло, пронеслось через ее звездную систему как цунами, она была на расстоянии больше чем одно световое столетие, прилагая все усилия, чтобы закончить войну. Она не была той, кто пропустил это.

Но тем не менее того что она видела сейчас могло не быть, она ошиблась, мрачно думала она. Нет, она не была здесь. Но она была полным адмиралом в службе у ее Королевы. Она была одним из самых высокопоставленных офицеров Королевского Флота, одной из людей, которые планировали и осуществляли его стратегию.

Один из людей, ответственных за поиск и остановку угроз.

КЕВ Император вышел на постоянную орбиту, дальше, чем обычно, чтобы не мешать убирать поля мусора, которые когда-то были Космической Станцией Ее Величества Вулкан, и она смотрела на изображение ее родного мира, так далеко внизу.

"Простите меня, Ваша Светлость," — спокойно произнес голос.

Хонор повернула голову и посмотрела на Лейтенанта-Коммандера Брэнтли, офицера связи ее штаба.

"Да, Харпер"?

Это неправильно, подумала она, что ее голос должен казаться таким обычным, таким нормальным.

"Нас вызывают", сказал ей Брантли. "Это из Адмиралтейства, Ваша Светлость," добавил он, когда она выгнула бровь. "Запрос помечен как частный".

"Я вижу". Она встала, протянула руки, и поймала Нимица, когда он изящно прыгнул на них. "Я приму его в моей комнате для брифингов," продолжала она, покачивая кота, пока шла через мостик.

"Да, мэм".

Хонор почувствовала, что Вальдемар Тюммель наблюдает за нею. Ее молодой флаг лейтенант был ранен новостями из дома еще тяжелее, чем большинство персонала, если учесть, что его родители и двое из четырех братьев и сестер жили на борту Гефеста. Их смерти до сих пор не были подтверждены, — во всяком случае, пока еще нет, насколько знали об этом на борту Императора — но не было никакого оптимизма в его мрачных мыслях. Она сделала все возможное, чтобы дотянуться до него во время рейса обратно к Мантикоре через Звезду Тревора, пыталась помочь ему в его горе, но ей не удалась. Хуже того, она не знала, потерпела ли она неудачу, потому что то его горе было слишком глубоким или потому что ее собственное смешанное горе и вина не дали ей достаточно постараться.

Однако, несмотря ни на что, он продолжал выполнять свой долг. Отчасти потому, что знакомые требования утешали, были тем, за что он мог уцепиться и сконцентрировавшись отвлечь себя от мыслей о семье. Тем не менее, она знала, что это было, это был его долг. Поскольку он не позволил тому, что случилось с его вселенной, препятствовать ему в выполнении своих обязательств и обязанностей.

Сейчас она почувствовала, что он задался вопросом, будет ли он нужен ей в комнате для брифингов, она, достаточно долго, посмотрела на него и покачала головой.

Спенсер Хоук, с другой стороны, никогда не колебался. Он просто последовал за своим Землевладельцем через ее флагманский мостик и в комнату для брифингов, и устроился на против переборки позади нее.

Хонор чувствовала его там, за ее спиной. Технически, предположила она, учитывая пометку, которую как сказал Брантли несло сообщение, она могла бы приказать ему ждать снаружи у двери в комнату для брифингов. Эта мысль появлялась ее мозгу не более одного раза на за все время, в подобных ситуациях, ей никогда даже не приходило в голову, на самом деле сделать это с Эндрю Лафолле, и она знала, что она никогда не будет делать подобного с Хоуком. Он был телохранителем с Грейсона, он будет охранять тайны своего Землевладельца с той же самой железной преданностью, с которой охранял ее жизнь.

Она уселась, посадила Нимица на стол для проведения совещаний рядом с терминалом, и включила дисплей.

"Переключите его сюда, Харпер," сказала она офицеру связи, когда появилось его изображение.

"Да, мэм," ответил он, и исчез, практически мгновенно сменившись человеком средних лет с коричневыми глазами и волосами, в униформе капитана внесенного в список. Она немедленно узнала его.

"Добрый день, Джексон," сказала она.

"Добрый день, Ваша Светлость," ответил спокойно Капитан Джексон Фарго. "Приятно видеть вас снова дома, хотя я хотел, что бы это случилось при других обстоятельствах".

"Я знаю". Она кратко улыбнулась человеку, который возглавляет штаб в Адмиралтействе Хэмиша Александр-Харрингтона. "Также приятно видеть вас снова, с той же оговоркой".

"Спасибо, Ваша Светлость". Фарго сделал маленький полупоклон, затем откашлялся. "Первый Лорд попросил меня связаться с вами. Он на самом деле на Сфинксе в этот момент. Ну, точнее, он на борту шаттла который, случайно, движется в вашем направлении. Его предполагаемое время прибытия около двенадцати минут, и он просил меня, сказать вам, что очень хотел бы присоединиться к вам на борту вашего флагмана, если это будет удобно."

Крошечная вспышка радости вспыхнула как отдаленная молния на фоне пустого горизонта внутри нее, и она почувствовала, что немного улыбнулась.

"Я считаю, капитан," сказала ему Леди Дама Хонор Александр-Харрингтон: "что я в состоянии найти немного времени для этого".

Боже, он выглядит ужасно!

Проскочила мысль в уме Хонор в тот момент, когда Хэмиш выпрыгнул из стыковочной трубы во внутреннюю гравитацию шлюпочной палубы Императора.

Она чувствовала согласие Нимица и испытала повторный удар собственного беспокойства древесного кота, поскольку Саманта смотрела на них с высоты плеча Хэмиша. Подруга Нимица выглядела, как и несший ее, изнуренной. Ее обычно безупречная шерстка была взъерошена, а хвост свисал позади Хэмиша как знамя разбитой армии.

Хэмиш выглядит почти так же плохо, подумала Хонор. Но потом поняла, что это было не совсем так. Его плечи были, как всегда, квадратными, спина прямой, голова непокоренной. Он держался уверенно, и только тот, кто хорошо знал его, мог заметить, новые морщины на лице, новое серебро на висках, тени в его голубых глазах. Но Хонор не нуждалась в этих физических признаках. Она могла попробовать на вкус — разделить — его внутреннее истощение, под его долгом показывать уверенное лицо, которое должны были видеть общественность и его подчиненные, было скрыто нависшее безграничное горе. Чувство неудачи, которые полностью соответствует ее собственному, и что-то другое, еще более темное и более личное. Менее разъедающие чем ее собственная вина, он воспринял все почти так же — только более холодно и еще более сокрушительно.

Но никаким признакам тех эмоций не было разрешено показаться, пока он просил формальное разрешение ступить на борт корабля у офицера шлюпочной палубы. Закончив с формальностями он вместе с следующим за ним по пятам телохранителем Тобиасом Стимсоном, прошел мимо почетного караула и капитана Кардоунса. Сержант Стимсон был, как всегда, внимательным и выглядящим профессионально, прекрасный пример телохранителя с Грейсона, но когда она посмотрела на него, она увидела свою собственную темную ночь в душе, как отражение чувств Хэмиша и Саманты.

Забота о них обоих — о всех трех — вспыхнула в ней, но затем Хэмиш, протянул ей руку.

Они формально пожали друг другу руки, жест, которым они всегда ограничить себя в служебных обстоятельствах, и она почувствовала новый удар беспокойства, поскольку поняла, что его пальцы немного дрожали, от истощения и ужасного черного как полночь горя, которое ехало на его плечах как сгорбившийся и хищный зверь. Она стояла, глядя ему в глаза несколько ударов сердца, которые, казалось продлятся навсегда, видя тень зверя в этих синих глубинах, а затем она отпустила его руку. Прежде, она поняла, что делает, ее руки обняли его, она закрыла глаза и наклонилась вперед, чтобы положить щеку на его плечо.

Всего за мгновение он застыл, не ожидая такого резкого отказа от формальностей. Но только на мгновение, а затем руки потянулись и обняли ее в то время как Саманта и Нимиц напевали друг, другу.

"Добро пожаловать домой", прошептал он ей на ухо. "О, Боже — добро пожаловать домой, Хонор".

"Ну,", сказала Хонор уверенно легкомысленным тоном, поскольку лифт нес их в ее каюту, "мы только отбросили флотскую дисциплину примерно на столетие назад."

"Честно говоря," — сказал Хэмиш, одна его рука все еще обнимала ее, — "я не слишком обеспокоен прецедентом. В конце концов, сколько флотоводцев собираются выходить за муж за первых лордов?"

"Не много, я предполагаю," признала она, проверив решимость, с которым он стремился соответствовать ее легкомысленному тону, поняла как трудно это ему дается.

Лифт остановился, двери открылись, она, Хэмиш, Нимиц, Саманта, Хоук, и Стимсон направились в ее каюту. Клиффорд Макгроу стоял на часах перед ее дверью, он вытянулся по стойке смирно, отдал честь ей и Хэмишу, кивнул Стимсону и Хоуку и нажал на кнопку открытия двери.

Панель скользнула в сторону, и Хонор с Хэмишем шагнули внутрь. К ее удивлению, ни Хоук, ни Стимсон не сделали попыток последовать за ними. Она остановилась и оглянулась через плечо, и брови поднялись от неожиданности, Стимсон положил руку на плечо Хоука. Обычно среди личных телохранителей Грейсонских Землевладельцев не было принято, что бы сержанты физически останавливали своих, исполняющих долг, офицеров, она вопросительно посмотрела на обоих. Она ожидало объяснений, но вместо этого, Хоук только покачал головой кивнул в направлении Хэмиша, а затем закрыл за собой дверь.

"Боже мой," сказала Хонор. "Я не верю, что они втроем будут стоять там в коридоре, и не удостоверятся, что нет никаких безжалостных убийц, скрывающихся в спальной каюте! Я предполагаю что ты не имел ни какого отношения к небольшому вкладу Тоби в решение Спенсера?

"Я, нет", ответил Хэмиш и пожал плечами с напряженной улыбкой. "Они, вероятно, просто дает нам немножко личной жизни". Что-то странное было в его тоне, подумала она, но, прежде чем она успела это хорошо рассмотреть, он продолжил. "И, честно говоря, если это то, что подумал Тоби, это чертовски хорошая идея. Господь знает, что мы можем использовать это."

"Аминь," сказала она горячо, и упала назад в его объятия.

Они стояли так в течение достаточно долгого времени, Нимиц наклонился вперед на плече Хонор и потерся щекой о Саманту. Потом Хонор выпрямилась и отступила с призраком улыбки.

"Все хорошо, Maк," сказала она, чуть-чуть повысив голос. Вы можете выйти."

Хэмиш издал звук, который возможно когда-нибудь превратится в хихиканье снова, поскольку Джеймс МакГинесс просунул голову через люк своей стюардской буфетной.

"Привет, Maк," сказал граф.

"Добрый день, Милорд," ответил МакГинесс с его обычной самоуверенностью. "Я могу предложить Вам что ни будь?"

"На самом деле, вы можете предложить мне стакан виски," сказал Хэмиш. "Довольно большой. Что ни будь из Гранд Запасов Его Светлости Гленливет. И не загрязняйте его льдом".

"Конечно, Милорд. А для вас, Ваша Светлость?"

"Думаю, еще немного рановато для меня, чтобы начинать с виски," сказала Хонор, с задумчиво смотря на Хэмиша. "Налей мне Старый Тильман, пожалуйста."

МакГинесс слегка поклонился и исчез обратно в буфетной, но лишь на несколько секунд. Как он налил заказанные напитки в стаканы так быстро, а прекрасная пена на ее глиняной кружке пива, по мнению Хонор, была новым доказательством его волшебных способностей.

Она взяла пиво с легкой улыбкой благодарности, он улыбнулся в ответ, передал Хэмишу его виски, и исчез еще раз. На сей раз, дверь закрылась тихо за ним.

Хонор посмотрела на Хэмиша, затем махнула кружкой в сторону дивана, стоящего перед журнальным столиком. Хэмиш кивнул в молчаливом согласии, и сел, она уселась с ним рядом. Его рука обняла ее, и прежде чем он откинулся на спинку стула, он сделал глубокий глоток из своего стакана, закрыл глаза, и выдохнул в длинном, рваном звуке усталости, который, она знала, он никогда не позволял кому ни будь услышать.

Нимиц и Саманта перетекли на другой конец дивана, они плотно свернулись вместе, мордочка Саманты уткнулась в Нимица, в то время как он напевал ей, его настоящие руки ласкали ее длинную, шелковистую шерстку.

Так в Четвером они сидели течение, как казалось, вечности, просто испытывая чувство комфорта от присутствия друг друга. Но при всей ее радости, вид темной бури в эго и Саманты мысле-свете — ударил по ее эмпатическому чувству, как ураган из-за горизонта. Минуты тянулись, затем, он, наконец, сделал еще один глоток своего напитка и открыл глаза.

"Мне это было нужно," сказал он тихо, и она знала, что он говорил не о виски. "Я не могу поверить, насколько сильно мне это было нужно. И Эмили будет нужно, тоже, как только ты окажешься на поверхности Мантикоры".

"Я тоже хочу ее увидеть, сказал ему Хонр также спокойно. "Но я не думаю, что это произойдет в ближайшее время." Он посмотрел на нее, и ее улыбка вышла более кривой, чем обычно. "Хэмиш, мы пользуемся преимуществами наших должностей, просто сидя здесь. Я не думаю, что это кому ни будь понравится, и я уверена, что у нас есть достаточно служебных обязанностей, чтобы удержать нас от чувства вины. Но я не собираюсь злоупотреблять властью, для поездки на Мантикору или Сфинкс, чтобы увидеть мою семью, когда остальные люди в моей команде не могу сделать то же самое."

Тьма вспыхнула в нем, при этих ее словах. На мгновение она подумала, что он рассержен на ее отказ злоупотреблять привилегиями своего звания, но его мыслесвет совсем не походил на это. Она все еще пыталась проанализировать свои эмоции, когда он покачал головой.

"Тебе не придется злоупотреблять властью, Хонор", сказал он. "И это не будет ни в коем случае фаворитизмом. Поверьте мне, Елизавета хочет, чтобы ты оказалась на Мантикоре так быстро, как сможешь. Она хочет услышать, как Причарт и ее народ отреагировали на все это. И она хочет услышать твое мнение по поводу случившегося, также".

Она начала было возражать, но передумала. В конце концов, он несомненно был прав.

"Я предполагаю, что это было неизбежно", призналась она, вместо этого, и он фыркнул.

"Можете сказать и "неизбежно", сказал он ей, и она кратко улыбнулась. Но затем ее улыбка исчезла, и она поставила свое неначатое пиво на журнальный столик, протянула свою настоящую, из плоти и крови, руку и дотронулась до его щеки.

"Хорошо," сказала она. "Я принимаю ваше решение. И я даже не буду пытаться делать вид, что не хочу видеть Эмили так же сильно, как она хочет видеть меня. Или так же сильно, если на то пошло, как я хочу, видеть детей. Но я думаю, ты забыл, что я могу чувствовать мыслесвет, Хэмиш".

Его глаза потемнели, как будто кто-то опустил ставни за ними, ее пальцы мягко погладили его по щеке.

"В любом случае, ты не сможешь защитить меня от это навсегда", сказала она очень тихо.

"Я…"

Он остановился, посмотрел ей в лицо, потом выдохнул.

"Я знаю", — сказал он, и она почувствовала боль за словами, осознание того, что, несмотря на то, как отчаянно важна для него она была, она была лишь одна из буквально миллионов людей, которые не могут быть "защищены от этого навсегда". Но это то понимание, не могло удержать его от сожаления всем сердцем и душой, что он не смог.

"Так скажи мне," сказала она.

Он посмотрел на нее еще минуту. Она почувствовала, как он настроил себя, почувствовала, как он собрался, они оба собрались, как ракеты готовые летать и как люди, под их командованием, готовые умирать.

"После нападения, обломки Вулкана достигли планеты", сказал он, и его голос был твердым, резким, слова, быстрые и неустрашимые, предлагая ей абсолютную честность одного профессионального офицера другому, теперь, когда момент наконец настал. "Один из буксиров — Причал — сделал все что мог, но он не смог поймать их все. Один из обломков, большой, вероятно, в диапазоне нескольких сотен тысяч тон", он посмотрел ей прямо в глаза", разрушил Явата Кроссинг, Хонор. Весь город."

Кто-то ударил кулаком Хонор прямо в грудь. Она уставилась на него, буквально неспособная в течение нескольких секунд обрабатывать информацию. Затем она вдохнула, глубоко и отчаянно, он протянулся, чтобы дотронуться до ее лица обоими руками и наклонился вперед, пока их лбы не соприкоснулись.

"Все три твои тети", сказал он, и теперь голос у него был мягкий, голос ее возлюбленного и мужа, затененный его собственным горем которое он испытывал рассказывая это ей. "Твой дядя Эл был в командировке, но Джейсон и Оуэн были дома." — Он глубоко вдохнул еще раз — "были и дети. И твой кузен Девон, и его жена, и двое их детей. Мэттиас и Фрида. Падуб и Эрик. Марта." Он закрыл глаза. "Эл в порядке — или близко к этому, если человек может быть в порядке, когда его жена и дети… Дочь Девона Сара, и твой кузен Бенедикт и кузина Лия, они были далеко. Но все остальные были там. Это был день рождения твоей Тети Клариссы, и…"

°Его голос умер, и слезы текли по щекам Хонор, пока список имен шел дальше и дальше в ее сознании, добавляя другие имена. Много имен. Харрингтоны клан большой, и большинство его членов всегда жил внутри и вокруг Явата Кроссинг, и семейные дела — например, дни рождения — были важны для них. Они всегда собрались в такие моменты, все, кто мог, и она представляла их там, смеющихся и дразнящих почетного гостя, как они делали всегда. Сестры ее отца, их мужья, их дети, их внуки. Кузены и родственники со стороны супругов.

"Мне очень жаль, любимая", прошептал он. "Мне очень жаль".

Она чувствовала его любовь, его общую скорбь, боль, которую он испытывал вместе с ней и и специфическую вину которую он чувствовал за причинение ее ей. Теперь она знала что за монстр ехал у него за плечами… и почему не было упоминания о сопутствующем ущербе на Сфинксе в письмах официальной переписки которая сопровождала ее отзыв.

Хэмиш Александер-Харрингтон был Первым Лордом Адмиралтейства, и было ли это злоупотреблением служебным положением, на самом деле, или нет, не имело для него значения. Она не хотела узнавать о чем-то вроде этого через холодное письмо или записанное сообщение. Нет, он взял, эту тяжелую задачу на себя, персонально. И еще она знала, она просто знала что он еще не закончил.

"Скажи мне, остальное", сказала она, и ее голос был так же суров, как до этого был его, ребристый со стальным самоконтролем, борющийся чтобы сдержать темноту.

"Эндрю и Миранда взяли Рауля на вечеринку Клариссы," — сказал он, и ее сердце, казалось, остановилось. "Твой отец и близнецы тоже должны были быть там, но произошла какая-то задержка. Они были в пути между Мантикорой и Сфинксом, когда атакующие нанесли удар. Они просто пролетели мимо — и это прекрасно, а Эндрю, Рауль, и Линдси заскочили к дому твоих родителей, чтобы забрать твою маму. Они также не добрались до Клариссы, но Миранда…"

Он покачал головой, и она закрыла глаза. Только не Миранда, Боже, молилась она. Только не Миранда!

Она услышала обоих котов плачущих их собственную похоронную песнь, и новая судорога мучения прошла через нее.

Конечно, подумала она. Конечно Фаррагут был с ней. И не удивительно, что Тоби позаботился, чтобы Хэмиш, и я могли быть одни, когда он мне скажет.

"Эндрю"? она услышала как спросил ее голос. "Рауль и Мама?"

Взгляд которым он посмотрел на нее наполнил ее ужасом. Ее собственное потрясение, горе и боль угрожали утопить вселенную, но даже через это, она почувствовала его мыслесвет. Знание, что он хотел бы вырвать свое собственное сердце чем принести бы ей эту новость.

"С Раулем и твоей мамой все хорошо," он сказал быстро, затем резкий, уродливый звук родился глубоко в его горле. "Ну, так хорошо, как с ними могло быть. Но они были слишком близко к Явата Кроссинг вовремя удара. Эндрю вытащил их обоих и Линдси наружу, перед ударом, вовремя, с ними все хорошо, хотя Линдси получила ужасный перелом ключицы.

Но — ".

Его руки скользнули вниз и обняли ее.

"Ему не хватило времени, любимая," прошептал он. "Он вытащил троих наружу, но он и Иеремии были все еще в лимузине, когда взрывная волна ударила в него."

Хонор Александр-Харрингтон забыла, что во вселенной могла быть такая большая боль. Она знала, что это чудо ее мать и ее сын выжили, и она знала, что она никогда не сможет выразить, как невыразимо благодарна за этот невероятный подарок.

Но этот дар пришел вместе с темной ценой и личной агонией, это был последний подарок, последнее чудо, которое Эндрю Лафолле ей дал. И теперь, последний — и самый любимый — из ее первых грейсонских телохранителей ушел.

Я сделала его телохранителем Рауля, чтобы сохранить его. Чтобы держать его подальше от меня, от того, как люди продолжают умирать за меня. Мысли сочилась через разрывы боли. Я пыталась. Боже, я старалась сохранить его.

Она не справилась. Она знала, что это на самом деле не ее вина, так же, как она знала, что если Эндрю знал бы точно, что должно было случиться, он сделал бы то же самое. Ее телохранитель умер точно зная, что он делает и, зная, что он справился. Это было то, что со временем сможет помочь ей справиться с чувством опустошения, но не сейчас. Пока еще нет.

"Твоя мать настаивала, что все они — в том числе и твой отец — перейти в Белую Гавань, чтобы быть вместе с Эмили," голос Хэмиша дошел до нее через несколько секунд из темной пустоты, которая окружила ее. "Это было ее официальный аргумент. Главным образом, хотя… Главным образом, я думаю, это был предлог, чтобы держать твоего отца подальше от Явата Кроссинг. Он не мог бы ничем там помочь, Хонор. Не после того что произошло.

"Конечно, нет." Она чувствовала, что слезы текли, и вину, которую она чувствовала прежде, сознание неудачи, было ножом в ее сердце. "Мать права. Как обычно."

"Я знаю", тихо сказал он, меняя положение, чтобы ее лицо уткнулось ему в плечо, в то время как Нимиц и Саманта крепко обнимались рядом с ней.

"Так или иначе" она услышала свои слова, сталь ушла из ее голоса, ее заменила мертвая, побежденная вялость, "Я никогда не думала об этом. Никогда не волновалась по этому поводу — на самом деле.

Я думала что… но я теперь знаю лучше. Я никогда не думала, что это может случиться. Что я позволю этому случиться".

"Не ты!" тихо и яростно сказал он. "Не было ни одной, чертовой возможности, чтобы ты смогла не допустить этого, Хонор."

"Но мы должны были ее иметь. Мы были должны. Это наша работа, Хэмиш, какая от нас польза, если мы не можем делать нашу работу"?

Хэмиш Александер-Харрингтон слышал горе, боль, в этом мертвом сопрано, и он понимал ее. Лучше, чем он когда ни будь понимал что ни будь в своей жизни, в этот момент он понимал, что именно его жена чувствовала, потому что тоже самое чувствовал и он сам. Но его руки обнимали ее, и он тяжело покачал головой.

"Ты не обдумала единственную вещь, которую понял я," сказал он ей. "Это не было "работой" одного человека, Хонор, это была работа Адмиралтейства. Так, поверь мне, любимая, нет ни одной уродливой и злобной мысли которую ты думаешь о себе, которую я еще не думал о себе. Но мы оба не правы. Да, предотвратить случившиеся было тем, чему посвящены наши жизни с тех пор, как мы одели форму. Но тебя даже не было здесь, когда это случилось, и никто не предвидел такой поворот событий. Никто не заснул на дежурстве, Хонор. Никто ничего не проигнорировал. Каждый из нас, черт возьми, делал свою работу, точно так, как мы были должны, но на этот раз этого просто не хватило. Кто-то прошел мимо нас, потому что они пришли таким образом, который никто не мог предсказать".

Она застыла в его объятиях, и даже без ее эмпатической способности, он мог буквально чувствовать, ее попытки отвергнуть его слова, что бы продолжить мучить себя. Но он не мог допустить этого — не руками, не горячими объятиями его сердца. Он удерживал ее безжалостно, зная, что она могла чувствовать его чувства, зная, что она не могла убежать от его любви.

Эта напряженность длилась долгий, долгий миг, но затем, она провисала на нем, и он чувствовал как глубокие, почти беззвучные рыдания начали сотрясать ее. Он снова закрыл глаза, прижимая ее к себе, качая ее в своих объятиях и любви.

Он так никогда и не узнал, как долго они так сидели. Казалось, это продолжалось вечно, пока она немного не сдвинулась и положила голову ему на плечо, он вытащил из кармана платок и вытер ей глаза.

"Лучше"? спросил он очень тихо.

"Немного", ответила она, хотя и не была уверена, что это на самом деле правда. "Немного".

"Мне очень жаль, любимая", мягко сказал он снова.

"Я знаю". Она похлопала по руке по-прежнему нежно обнимающей ее. "Я знаю".

Они еще немного помолчали, затем она глубоко вздохнула и села прямо.

"Я буду скучать по ним", сказала она мужу, и ее голос оставался мягким, но не ее глаза. Они сверкали, в них еще блестели слезы, а еще под этим блеском была тьма, под этими слезами — твердость.

Хэмиш Александер-Харрингтон знал свою жену, как могли знать только двое людей, принятых семейной парой древесных котов. Он видел ее в радости и горе, ярости и страхе и даже в отчаянье. Однако за все годы с момента их первой встречи у Звезды Ельцина, он вдруг понял, он никогда не встречал женщину которую журналисты называют "Саламандра". Это была не его вина, понимал он уголком разума, просто он никогда не был в нужном месте и в нужное время, чтобы встретиться с ней. У него никогда не было шанса встать рядом с ней, когда она вела разбитый тяжелый крейсер в неустрашимый смертельный рейд к широкой поверхность линейного крейсера, на встречу собственной смерти и ведя за собой свою команду, чтобы защитить планету, полную незнакомцев, в то время как богатая и красивая мелодия, "Приветствия Весне" Хэммервелла, лилась из системы оповещения по всему ее судну. Он не стоял рядом с ней на пропитанной росой траве на дуэльной площадке Лендинг Сити, с пистолетом в руке и местью в сердце, когда она столкнулась с человеком, который купил убийство ее первой большой любви. Так же, он не стоял в зале Землевладельцев", когда она столкнулась с человеком имевшем в тридцать раз больше опыта в битвах на мечах, с призраками Преподобного Джулиуса Хэнкса, убитых детей из Мюллер Стединг, и ее собственных убитых гвардецов за спиной.

Но теперь, когда он заглянул в упорные кремневые миндалевидные глаза любимой жены, он понял, что наконец встретился с Саломандрой. Он узнал ее, как один воин другого. Также он понял в этот момент, что даже при его внушительном списке побед в боях, он никогда не будет равен ей. Как тактик и стратег, да. Даже как командующий флотом. Но не как само воплощение разрушения. Не так, как Саламандра. Потому что кроме сострадания и мягкости, которые были так были ее частью, было, также, еще что-то в Хонор Александр-Харрингтон. Что-то, чего, в нем никогда не было. Она сказала ему однажды, что собственный характер пугал ее. То, что она иногда думала, что она могла быть монстром при неправильным стечении обстоятельств.

И теперь, когда он понял, что наконец встретил монстра, его сердце сжалось с симпатией и любовью, ибо он наконец понял, что она пыталась ему сказать. Понял, почему она связала его цепями долга и любви, сострадания и чести, жалости, что, она была права. При неправильном стечении обстоятельств, она могла бы стать самым страшным человек, которого он когда-либо встречал.

И, в этот момент, она им была.

Было что-то беспощадное, в ее "монстре" — то, что далеко выходит за рамки военного таланта, или навыков, или даже мужества. Тех вещий которыми, он знал, без зазнайства, он тоже обладал в избытке.

Но не тем, что было присуще персонально ей, глубоко в ее основе, что-то необратимое, как Джаггернаут, беспощадное и холодное как само пространство, что ни один здравомыслящий человек не захочет добровольно разбудить. В тот момент ее муж понял, с ледяной дрожью, которая заставила его, упрямо, любить ее еще более глубоко, что Смотря в эти агатовые глаза, он смотрит прямо в ворота Ада. И что бы кто ни думал, теперь он знал, что в Аду нет огня. Была только служанка смерти, и лед, и цель, и решимость, которая не хочет, — не может — смягчился или отдохнуть.

"Я буду скучать по ним", сказала она ему снова, с той же страшной мягкостью", но я не забуду я никогда не забуду, и однажды… Однажды, Хэмиш — мы найдем людей которые сделали это, ты и я. И когда мы их найдем, единственное, о чем я буду просить у Бога, чтобы Он позволил им жить достаточно долго, чтобы они узнали, кто их убивает".