Декалог 3: Последствия

ВМЕСТЕ МЫ ПОГИБНЕМ[3] Кит ДеКандидо

– Сколько мне ещё ждать?

В соответствии с табличкой на её столе, девушку звали Холли Роуман. Она даже не подняла взгляд на бригадира Алистера Гордона Летбридж-Стюарта, когда вяло отвечала на его вопрос:

– Как только у мистера Фонтэйна закончится совещание, он вас примет.

Летбридж-Стюарт не позволил своему раздражению этой американкой проявиться внешне. Даже после пятнадцати лет на пенсии он был для этого слишком хорошим военным.

Он посмотрел на часы. Они показывали 9:27. Его встреча со Стивеном Джосефом Фонтэйном III, дипломированным юристом, была назначена на 09:00 в фирме «Ниссен Гибсон Фонтэйн». Летбридж-Стюарт всегда гордился своей пунктуальностью, и его очень задевало, что эти американцы не разделяли его отношения.

Когда прошла целая вечность (хотя часы Летбридж-Стюарта утверждали, что это было всего лишь через три минуты), дверь одного из кабинетов открылась, и из неё вышли несколько человек. Один из них – высокий, величавый седой джентльмен в светло-сером костюме – направился к бригадиру, а остальные направились в приёмную. Должно быть, это и есть американский юрисконсульт UNIT.

Когда бригадир встал с диванчика в приёмной, мужчина протянул ему руку:

– Вы, должно быть, бригадир Стюарт. Очень приятно, сэр. Я Стивен Фонтейн.

– Правильно «Летбридж-Стюарт», – ответил бригадир, пожимая руку.

– Ой, прошу прощения, – сказал Фонтэйн с искренним сожалением на лице. – Видимо, при прочтении документов я не разглядел дефис.

– Ничего страшного, – быстро сказал бригадир, не желая развивать эту тему.

Фонтэйн указал на дверь в свой кабинет:

– В таком случае, давайте начнём. Нам нужно много успеть до слушаний, которые начнутся во второй половине дня.

– В таком случае, – ровным тоном сказал бригадир, заходя за Фонтэйном в его кабинет, – быть может, следовало начать нашу встречу вовремя?

– Вы, разумеется, абсолютно правы, бригадир. Прошу меня извинить. Встреча с партнёрами заняла немного больше времени, чем планировалось. Присаживайтесь, пожалуйста.

Летбридж-Стюарт прошёл за Фонтэйном в большой кабинет. На полу лежали ковровые дорожки, на стенах висели полки с толстыми томами, а прямо перед ним был дубовый стол шириной как минимум два метра. Позади него было всю стену занимало окно, из которого открывался величественный вид на Ист Ривер. В центре стола Фонтэйна стояли проволочные полки для документов, и, садясь, он взял с одной из них папку.

– Итак, бригадир, я полагаю, что вы знаете, зачем вас вызвали в Нью-Йорк?

Вызвали? – подумал бригадир, но ничего не сказал. Письма, которые он получил от секретаря и от бригадира Бамберы, были просьбами... просьбами настойчивыми, но всё-таки не вызовом.

– Мне сказали, – ответил он, – что комитет, изучающий расходы UNIT, созвал слушание для расследования некоторых затрат британского подразделения, имевших место в последние годы.

Фонтэйн кивнул:

– В частности, боюсь, во время вашего командования британским подразделением.

– Также бригадир Бамбера сказала мне, – и в этом месте Летбридж-Стюарт позволил в его интонации проявиться небольшой доле раздражения, – что её оборудование было реквизировано и отправлено сюда, и что её солдаты ожидают решения этого слушания.

– Боюсь, что да, – сказал Фонтэйн. – Однако, просмотрев статьи расходов, о которых вас собираются спрашивать, могу уверенно сказать, что вам не стоит сильно волноваться. Бо́льшая часть из них вполне нормальна. Вообще-то, – и Фонтэйн снова приятно улыбнулся, – поначалу я подумал, что это какая-то глупая идея, имеющая целью показать, что какие-то бюрократы не зря едят свой хлеб.

– Я рад это слышать, – нейтральным голосом сказал бригадир.

Разумеется, он придерживался того же мнения, но не видел причин сообщать об этом.

– Тем не менее, – продолжил Фонтэйн, – я могу понять, почему с их стороны могло возникнуть беспокойство. К примеру, ваши запросы на боеприпасы выходят из ряда вон.

– Они необходимы, учитывая тип угроз, с которыми UNIT...

Фонтэйн поднял руку, и на его лице снова появилась улыбка:

– Спокойнее, бригадир, я на вашей стороне. Разумеется, я понимаю необходимость этих затрат, но мне необходимо предвидеть реакцию комитета, – улыбка исчезла. – К сожалению, меня несколько беспокоит количество запросов со стороны вашего научного подразделения. Особенно, – он перебрал несколько документов, пока не нашёл нужный, – в первом десятилетии существования UNIT, со стороны «неоплачиваемого научного консультанта» британского подразделения. Компьютеры, первоклассное оборудование радиоразведки... Честно говоря, бригадир, я даже не смог понять кто такой этот советник – он не проходит ни в одной платёжной ведомости.

– Разумеется, мистер Фонтэйн. Он же был неоплачиваемым научным консультантом.

– Справедливое замечание, – сказал Фонтэйн с уже не такой приятной улыбкой, – но, боюсь, мне для этого всё равно понадобится какое-то оправдание... «Чрезмерность» – единственное слово, которое приходит в голову при попытке описать эти затраты.

Летбридж-Стюарт вздохнул:

– Это будет непросто. Доктор – весьма неординарная личность.

– Этот Доктор Кто-бы-он-там-ни-был и есть этот советник?

– Да. Пожалуй, можно сказать, что он – вольнонаёмный консультант. На его пунктуальность не всегда можно было положиться, но в случае кризиса он делал всё, что от него зависело. Во многом, именно ему UNIT обязан своим существованием.

В голове бригадира всплыли незваные воспоминания об ужасной паутине, появившейся в лондонской подземке из-за йети, и о нашествии киберлюдей; даже после стольких лет воспоминания о тех ужасных днях оставались яркими.

– Если бы не Доктор – и его запросы – я очень сомневаюсь, что уцелела бы планета, на которой мы с вами сейчас обсуждаем эти вопросы.

– Хм, – Фонтэйна это не убедило. – Но, тем не менее, бригадир, мы их сейчас обсуждаем, и, откровенно говоря, значительная часть содержимого этой папки в лучшем случае указывает на возмутительное злоупотребление Доктором его доступа к аппаратуре ООН.

– Можете быть уверены, мистер Фонтэйн, что если Доктор делал какие-то запросы, то у него были на это очень серьёзные основания.

– Мы с вами, бригадир, возможно, можем быть уверены, но вряд ли такими рассуждениями удастся убедить комитет.

Фонтэйн сделал паузу, не решаясь сразу продолжить. У Летбридж-Стюарта возникло подозрение, что ему не понравится то, что сейчас скажет юрисконсульт.

– Сейчас наступили гораздо более... открытые времена, бригадир. В ваши дни было маловероятно, что миру станет известно о том, что одно из сверхсекретных подразделений ООН расходует много денег. Откровенно говоря, больше мы на это рассчитывать не можем. И возмущение расходами британского подразделения может быть чрезвычайным. Поэтому для нас было бы лучше всего, если бы этот Доктор предстал перед комиссией.

Летбридж-Стюарт вздохнул. Он надеялся, что до этого не дойдёт, но это, похоже, было неизбежно. Тем не менее, вызвать Доктора могло быть не так-то просто.

Но не успел он сказать об этом Фонтэйну, как с нарастающей громкостью раздался знакомый звук. Когда на метр левее Фонтэйна медленно материализовалась синяя полицейская будка, бригадир позволил себе лёгкую улыбку.

– Что это за чертовщина? – вскрикнул Фонтэйн, на спокойном лице которого вдруг появилась растерянность.

– А это, мистер Фонтэйн, прибыл Доктор.

Повелители времени умели красиво появляться. Бригадир удивился, что Доктор, вышедший из ТАРДИС, оказался высоким типом с длинным шарфом. С этим Доктором он не встречался уже почти двадцать лет. Хотя он был примерно такого же роста, как и сам Летбридж-Стюарт, этот повелитель времени всегда держался так, словно возвышался над всеми. Его присутствие слегка напрягло бригадира. Ему уже доводилось встречаться с Докторами, так сказать, «не по порядку». И оба раза, когда это происходило, была смертельная угроза всему пространству и времени.

Под большой шляпой и копной кучерявых волос появилась улыбка:

– Здравствуйте, бригадир. Очень рад вас снова видеть. Как дела в UNIT?

Не дожидаясь ответа, он повернулся к Фонтэйну (тот в это время стоял с открытым ртом – не очень прилично, по мнению Летбридж-Стюарта) и сказал:

– Здравствуйте, я Доктор. Очень рад познакомиться. Ну что, бригадир, – сказал он, без единой паузы повернувшись снова к Летбридж-Стюарту, – чем вы занимались все эти годы? Я полагаю, что прошло немало лет, вряд ли вы могли так сильно состариться за короткий срок.

– Вы правы, Доктор. С нашей последней встречи я вышел на пенсию. Передал британское подразделение новой смене, так сказать. Тем не менее, время от времени я выбираюсь из дому, чтобы помочь, в том числе и сегодня.

– Ах, да, мы плавно подошли к этому важному моменту. Что же такое срочное произошло, что вы сочли нужным задействовать устройство вызова?

Бригадир моргнул:

– Устройство вызова?

– Да. Вы же знаете, я оставил его для использования только в случае крайней необходимости. Впрочем, я как раз освободился от одного дела, так что был рад навестить старушку Землю, – Доктор повернулся и посмотрел в окно. – А! Нью-Йорк! Я не побываю здесь уже несколько лет назад.

Не успел Летбридж-Стюарт ничего сказать, как Фонтэйн не выдержал:

– Что, чёрт возьми, тут происходит? Кто это такой?

Пропал воспитанный и сдержанный Стивен Фонтэйн, спокойно рассказывавший бригадиру о возмущении общественности и неслыханных растратах Доктора. На его месте был человек, чей мир резко пошатнулся; человек, который отчаянно пытался восстановить равновесие. Летбридж-Стюарту было знакомо это выражение лица: у него самого оно было таким, когда он только начинал сотрудничать с повелителем времени.

– Мистер Фонтэйн, Это Доктор, неоплачиваемый научный консультант UNIT. Доктор, это Стивен Джозеф Фонтэйн III, американский юрисконсульт UNIT.

– А, представитель профессиональных законников, – сказал Доктор, кивнув. – Это объясняет роскошный кабинет, книги на полке, и этот не очень удачный галстук. Как бы там ни было, бригадир, что такое стряслось, что вы меня вызвали?

Фонтэйн указал на Доктора и спросил:

– Это и есть ваш неоплачиваемый научный консультант?

Бросив на Фонтэйна предостерегающий взгляд, бригадир сказал:

– Позвольте объяснить, Доктор. Видите ли, было созвано слушание по поводу финансовых расходов британского подразделения UNIT. Боюсь, над нами нависла угроза расформирования из-за огромных счетов, к которым занимающийся финансами комитет очень неравнодушен. До результатов слушания оборудование подразделения реквизировано, и военные ждут решения своей судьбы.

– Слушание о финансах? Бригадир, вы что, пытаетесь мне сказать, что устройство вызова, которое я вам дал с чрезвычайной неохотой, которое необходимо было использовать лишь в случае угрозы всему миру, было использовано для того, чтобы я пролетел через полгалактики ради каких-то слушаний?

– Доктор, я не это пытаюсь сказать.

Доктор нахмурился:

– Не это?

– Я не включал устройство вызова. Никто не включал – оно в числе оборудования, которое было реквизировано. Тем не менее, ваше прибытие – большая удача. Нам нужно, чтобы вы выступили сегодня во второй половине дня перед комитетом.

Фонтэйн, к которому, наконец, вернулась часть его самообладания, возразил:

– Простите, бригадир, но этот джентльмен выступать не будет.

– Вынужден согласиться с мистером Фонтэйном, бригадир. У меня есть более интересные способы потратить время, чем трепать языком перед бюрократами.

Бригадир стиснул зубы. Это был не первый раз, когда ему нужно было осадить этого повелителя времени, и вряд ли последний.

– Доктор, основной причиной того, что это слушание вообще созвали, являются несколько необычные статьи расходов, появившиеся благодаря неоплачиваемому научному сотруднику британского подразделения, и большинство из которых были для посторонних абсурдны, непостижимы, и необъяснимы.

– Необъяснимы? – Доктор стоял лицом-к-лицу с бригадиром. – Бригадир, всё, что я запрашивал, было важно, нет, даже критически важно для моих исследований!

– Как бы там ни было, Доктор, вы единственный, кто может обосновать эти расходы. И если вы этого не сделаете, то весьма возможно, что британское подразделение сочтут затратным и распустят.

Фонтэйн перебил его:

– Бригадир, я не могу допустить появление этого... этого... клоуна перед комитетом!

Понимая, что снова потерял самоконтроль, Фонтэйн сделал глубокий вдох и продолжил более спокойным тоном:

– Даже если он и сможет объяснить эти расходы, комитет не воспримет его всерьёз. Вы только послушайте его! Он только что спокойно заявил, что он из другой галактики.

– Из этой, вообще-то, – сказал Доктор и повернулся к Летбридж-Стюарту. – Хорошо, бригадир, раз вы так настаиваете, я выступлю перед этим комитетом. Во сколько слушание?

– В 16:00 в здании ООН.

– А сейчас который час?

– Примерно 09:50.

– Отлично. Встретимся там, – Доктор прошёл двери и открыл её.

– Подождите секундочку, пожалуйста! – умолял Фонтэйн.

Доктор остановился на пороге и обернулся в сторону юрисконсульта:

– Что-то не так, мистер Фонтэйн?

– Если вы будете выступать, нам нужно поработать над вашими показаниями, проверить документальные подтверждения, посмотреть, что мы можем...

– Да, да, да, да, да. Я уверен, что есть тысячи вещей, которые мы можем сделать для оправдания вашей несомненно заоблачной зарплаты, однако необходимости в этом нет. Комитет задаст вопросы о запрошенном мною оборудовании, я отвечу на их вопросы, и на этом всё. Просто, хм? – и Доктор широко улыбнулся.

– Всё не так просто. Вы хоть представляете себе все юридические сложности?

Доктор шагнул за дверь:

– О, я их очень хорошо представляю, мистер Фонтэйн. Просто я решил не обращать на них внимание. А теперь, простите, но раз уж я в Нью-Йорке, то схожу посмотрю достопримечательности. Я не бывал в Музее Искусств Метрополитен уже... через пятьдесят лет.

Фонтэйн стоял с отвисшей челюстью, а затем крикнул Доктору вслед:

– А эта чёртова телефонная будка так и будет стоять у меня в кабинете?

Робин Омингтон посмотрел на часы. Ну же, ну же, чёрт возьми, Холли, позвони мне. Скажи, что он прибыл.

Успокойся. Успокойся. Сохраняй спокойствие. Мы же не хотим, что бы твой «работодатель» подумал, что что-то не так, правда? Так можно и легенду свою провалить. А мою легенду никто никогда не проваливает.

Строго говоря, это была неправда. Но Робин не хотел думать об этом. Это сводило его с ума, а он не мог себе позволить сходить с ума, потому что тогда он провалит свою легенду.

Почему-то всегда всплывал в памяти тот случай.

Всего один раз моё прикрытие было раскрыто. Всего один раз, ублюдок, но это меня разорило. Ты за это заплатишь. О, да.

Зазвонил телефон. Он схватил трубку:

– Робин Омингтон.

– Робин, это Холли. Что-то не так. Этот доктор появился (я не знаю, как он вошёл, через дверь он не проходил), в общем, он появился после того, как я нажала, как ты мне сказал, на кнопку, а потом он ушёл.

– Когда? – обеспокоенно спросил Робин. Не мог он уйти, чёрт возьми, почему он ушёл?

– Примерно три секунды назад. Мистер Фонтэйн и этот бригадир всё ещё тут.

– Чёрт, чёрт, чёрт! Он не должен был уходить!

– Я тоже так думала.

– Как ты могла позволить ему уйти?

– Что значит «позволить»? Я что, по-твоему...

– Ладно, проехали.

Мысли Робина работали на полную катушку. Всё было так идеально, как всё могло пойти не так? Затем у него появилась идея.

– Ты уверена, что это был он? – спросил он. – Как он выглядел?

– Я толком не успела рассмотреть лицо. На нём была большая шляпа, пальто, и странный шарф. Он...

– Да, это он. Один из «него», во всяком случае. Чёрт!

Это было так сложно организовать, а он всё испортил. Снова. Он всегда всё путает.

– Холли, а он ничего не сказал о том, куда он пошёл?

На том конце стало тихо, видимо, Холли задумалась над вопросом. Это может на несколько часов затянуться, – зло подумал Робин. Впрочем, неспособность Холли думать была именно той причиной, по которой он её и завербовал для этого задания. Она с готовностью поверила в его ложь о том, зачем ему нужно заманить Доктора.

И наконец:

– Кажется, он пошёл в «Мет».

И зачем я с ней связался?

– Холли, в десять утра опер не бывает.

– Да не в оперный театр Метрополитен, дурак, а в музей Метрополитен.

Робин выругал себя. Разумеется, это не опера, болван.

– Отлично. Я зайду минут через пятнадцать за устройством вызова.

– За чем?

– За синей штукой, которую я тебе дал, чтобы ты нажала на ней кнопку.

– А, поняла.

– До встречи, – не ожидая ответа, он повесил трубку.

Поверить невозможно! Всё же было подстроено.

Робин украл опечатанное оборудование Доктора и дал его Бетанкурту, чтобы тот сделал из него бомбу. Бетанкурту это не нравилось – его собственное оборудование было надёжнее – но Робин не хотел, чтобы у бомбы можно было бы отследить связь с кем-либо, кроме самого Доктора. Не то что бы Бетанкурту нужна была защита; в конце концов, друзья изготовителя бомбы в высших кругах пока что не давали ему попасть в тюрьму...

Затем Робин спрятал эту бомбу в зале совещаний. Холли воспользовалась украденным устройством вызова, чтобы вызвать Доктора в кабинет Фонтэйна для дачи показаний. После чего он должен был ничего не подозревая пойти в здание ООН и умереть ужасной смертью.

Как он того и заслуживает. Испортил мне всё, и теперь я застрял на простейшей работе по инфильтрации и наблюдению. Никаких повышений. Никаких добавок к зарплате. Застой. Чистилище. Мучение.

И всё это из-за Доктора.

Но теперь Доктор пошёл в музей Метрополитен. А значит он, наверное, придумал какой-то повод, чтобы не давать показания. Ну что же, в таком случае придётся мне всё сделать самому. Он выдвинул ящик стола. Там был револьвер, который он раздобыл в качестве подстраховки. Его начальство никогда не доверяло ему оружие. В конце концов, его работа преимущественно состояла в наблюдении. А оружие выдавалось другим.

Если бы не Доктор, у меня был бы свой пистолет. Я был бы одним из тех, кто ходит с пистолетом. Но нет, я просто рядовой шпик, и буду им всегда, Доктор. Ты за это заплатишь. Дорого заплатишь.

Сообщив своему якобы начальнику, что ему перед предстоящими слушаниями необходимо побывать в нескольких местах, Робин вышел из здания ООН и пошёл в фирму «Ниссен Гибсон Фонтэйн», чтобы забрать устройство вызова. Как и в случае с бомбой, не стоит оставлять улики.

– О да, отлично, – Робин слышал, как Доктор обращался к кому-то, рассматривая резьбу на стене храма Дендур. – Вы знаете, – сказал он пожилой даме, случайно проходившей мимо, – они собирались упростить работу за счёт того, чтобы в виде сбоку рисовать только одну ногу, но я им сказал: «Что за глупости? На плоскости? В таком стиле? Нужно изображать обе ноги, иначе будет впечатление, что у людей всего по одной ноге!»

Робин скрипел зубами, читая табличку возле статуи аллигатора, расположенной во рве, окружавшем в музее храм. Так продолжалось уже почти два часа. Вначале, в крыле современного искусства, Робин застал Доктора за рассказом о том, как он сказал Жорж-Пьеру Сёра не использовать так много точек. Затем, в коллекции оружия и доспехов, он упомянул, что при его встрече с Карлом V тот никогда не надевал ничего настолько разукрашенного. Затем, в крыле американской истории, Доктор объяснил посетителям, что им следует пользоваться моментом, потому что не более чем через семьдесят пять лет всё это крыло разрушится.

А теперь он стоял и разглагольствовал о своих советах древним египтянам, построившим храм Дендур.

Больше я так не могу. Не могу. Он должен умереть прямо сейчас. Сейчас же.

Но он сдержался. Привлечь к себе внимание в музее, где полно людей, было бы ошибкой. Стрельба внутри Метрополитена вызвала бы кучу проблем, и сбежать было бы почти невозможно.

Вы только послушайте его! Трещит и трещит без умолку в этом своём дурацком шарфе, и даже не потеет, хотя середина лета, а вокруг столько людей, и он всё испортил, и ему на это наплевать, стоит себе и любуется искусством.

Может быть, это будет ошибкой. Но в данный момент мне на это плевать.

Доктор был возле саркофага, стоявшего у большого окна на всю стену. Это окно, выходящее на Центральный Парк, занимало всю северную стену этого выставочного зала на первом этаже. Робин приближался к Доктору медленно, понимая, что тому некуда будет бежать, кроме как на Робина.

Здесь. Всё закончится здесь. Хватит ждать. Хватит планировать. Пора ему умереть.

За три метра от Доктора он вынул пистолет.

Не было помещения. Не было храма. Не было саркофага. Были только Доктор, Робин, и пистолет Робина.

На его бровях скопился пот, но он не обращал внимания.

Он прицелился.

Руки у него дрожали, он старался успокоиться.

Кто-то закричал.

Он нажал на курок.

Пуля не задела Доктора, а попала в окно позади него. Раздался странный грохот, а не звон, который Робин ожидал услышать от разбитого стекла.

Раздались ещё крики, люди бросались на пол.

Громко зазвенела тревога.

Один из охранников в синей форме – пожилой человек, не страшнее блохи – побежал к Робину.

Доктор повернулся к нему. Он что-то сказал, но из-за монотонно повторяющегося звона тревоги Робин ничего не расслышал.

Робин выстрелил ещё раз. Эта пуля тоже пролетела мимо, отскочив от каменного саркофага в окно.

Снова странный грохот.

На телевидении это выглядит гораздо проще, – подумал Робин, стараясь прицелиться точнее. Руки у него дрожали ещё сильнее, чем раньше, ему нужно было взять себя в руки.

После стольких лет нельзя всё испортить.

Доктор развернулся и побежал прямо к окну, к той его части, которая треснула из-за двух выстрелов Робина. На бегу он оборачивал ладони шарфом.

О нет! – подумал Робин, когда понял, что у Доктора был ещё один выход – в окно! Робин побежал следом, задержавшись лишь для того, чтобы пнуть охранника локтем в живот.

Тревога продолжала звенеть. Люди продолжали орать. Пот начал застилать Робину глаза.

Защитив свои руки шарфом, Доктор с разбега прыгнул на ослабленное стекло. Стекло разбилось, и Доктор выбежал в Центральный Парк.

Выругавшись, Робин вытер пот со лба, выстрелил ещё раз (снова мимо) и побежал догонять Доктора, а за ним следом побежали несколько охранников.

Бежал бы он за кем-то другим, он бы уже, наверное, потерял его в зелёном парке, где было полно людей, которые загорали, гуляли, бегали, катались на роликах. Но Доктора с его манерой одеваться выследить было просто.

Какое-то время Робин бежал за Доктором на запад, а затем на юг по асфальтовой дорожке, идущей за музеем. Доктор рванул к Игле Клеопатры, а потом через Большой Газон, но Робин не сдавался. Он не мог. После стольких лет.

Когда они были на Газоне, Робин снова выстрелил. Снова промахнувшись, Робин решил списать это на то, что и он, и его цель были в движении.

Множество людей вокруг них не обращали внимания на то, что один человек гнался за другим, но когда Робин выстрелил, кто-то закричал, кто-то побежал, а кто-то одновременно и закричал и побежал. Робин не обращал на это внимания.

Доктор продолжал бежать, пересекая поля для софтбола, во множестве имевшиеся на Газоне (на некоторых из них в это время играли), направляясь к озеру Бельведер. Гнавшегося за ним Робина попытался остановить один из игроков в софтбол, но Робин отбился от него, не останавливаясь.

Никто не станет между нами, Доктор.

Только бы мне догнать тебя. У него осталось всего два патрона и, как теперь было понятно, он умел попадать в цель только стреляя в упор.

Доктор продолжал бежать к заросшему водорослями озеру. Боже мой, он же не собирается в него прыгнуть? Но нет, Доктор свернул влево, чтобы оббежать озеро. Робин продолжал гнаться за ним, то и дело вытирая пот со лба. Не надо было надевать в такую жару пиджак, – думал он, – но надо же было как-то спрятать пистолет. Осложнения, всегда какие-то осложнения.

Его цель бежала вокруг озера. Если он и дальше так будет бежать, то по асфальтированной дорожке поднимется к Замку Бельведер, расположенному над озером и Большим Газоном.

Отлично. Всё это началось именно в замке. Значит, и закончится тоже в замке.

И действительно, Доктор побежал прямо по дорожке, ведущей к замку, который сейчас служил метеостанцией и площадкой, с которой открывался красивый вид на парк. Если Робину повезёт, Доктор забежит в тупик, и там ему уже никуда не деться.

Как и ожидалось, Доктор резко свернул вправо и упёрся в небольшую стенку, за которой был обрыв над озером.

Там толпились люди, наслаждавшиеся открывающимися сверху видами и читающие таблички с описанием маленького замка. Робин выстрелил в воздух, чтобы привлечь к себе внимание, а затем закричал:

– Убирайтесь все отсюда, немедленно! Он навёл пистолет на Доктора. – Кроме тебя.

Большинство людей убежали. Двое молодых людей, похоже, не собирались:

– Йоу, в чём дело?

Робин навёл на них пистолет:

– Я сказал убирайтесь!

Оба парня подняли руки и медленно ушли, ругаясь вполголоса.

– Простите, можно мне слово сказать? – спросил Доктор.

– Если хочешь. Или можешь развернуться и спрыгнуть – мне легче будет.

– Пожалуй, я не стану. Мне никогда не нравилось падать с большой высоты. То есть, сами-то падения вполне ничего, но эта резкая остановка в конце весьма непри...

– Заткнись! Ты всегда говоришь, говоришь, говоришь.

– Я не всегда говорю, нет. Иногда я задаю вопросы. Например, при данных обстоятельствах мне на ум приходит вопрос «За что?»

У Робина отвисла челюсть:

– За что? У тебя хватает наглости спрашивать за что?

Доктор пожал плечами:

– Это первое, что приходит на ум, когда по тебе ни с того ни с сего начинают стрелять.

– Ты что, не помнишь меня? После того, как в замке намеренно натравил на меня охрану?

– Нет в этом замке никакой охраны.

Робин закатил глаза. Он тупой, как Холли.

– Да не в этом замке, болван, а в замке Трентиллис!

– Что, в доме старины Дэвида Госторпа?

У Робина расширились глаза:

– Вспомнил!

– Что вспомнил?

– Замок! – прорычал Робин. – Женщина погибла! Натравил на меня охранников! Девочка! Вся моя работа по скрытому наблюдению коту под хвост!

– Простите, но я не помню. Быть может, вы меня с кем-то путаете. Говорят, у меня лицо такое.

– Заткнись! – закричал Робин, направив пистолет прямо Доктору в висок. – Это был ты! Лицо у тебя было другое, но я читал твоё досье: тебе часто делали косметические операции. И не рассказывай, что ты не помнишь! Ты испортил мне карьеру. Два года я расследовал дела, которые вёл Дэвид Госторп, а ты всё испортил, сказав охране, что человек за углом им поможет. Они меня допрашивали целый час, и моя легенда накрылась. Ты хоть представляешь себе, что это значит? После этого у меня были только сраные наблюдение и работа под прикрытием. Простая фигня, которую поручают новобранцам. И только когда мне поручили работать под прикрытием в ООН, я обнаружил файлы UNIT, включая твои досье.

– Юнит? Это какая-то единица измерения?

Робин заморгал:

– Что ты мне лапшу на уши вешаешь! Ты с UNIT много лет сотрудничал!

– А, то есть это какая-то организация? – с понимающим видом сказал Доктор.

Но это же невозможно, – подумал Робин. – Он не может не знать о UNIT. Просто, блин, не может!

– Думаешь, будешь тут под дурачка косить, да? Не выйдет. Думаешь, ты здесь случайно оказался? – он вынул из кармана устройство вызова. – Это я вызвал тебя сюда этим прибором! Это я привлёк внимание комитета к твоим запросам!

– Запросам? Боюсь, я понятия не имею о чём вы. Быть может, вы...

Да сколько же можно, чёрт возьми!

– Я знаю, что ты тут из-за слушания в ООН, потому что это я тебя на него вызвал! И это я воспользовался твоим оборудованием, чтобы изготовить бомбу и установить её в комнате, где будет проходить прослушивание, чтобы ты, наконец-то, заплатил за то, что сделал! Но нет, ты не мог просто пойти на чёртовы слушания и взорваться, тебе нужно было разгуливать по чёртовому музею и убеждать всех в том, что ты псих. Ведь только это ты всегда и делаешь, да?

– Что, убеждаю всех в том, что я псих?

– Нет! Ты всё портишь!

Робин уже охрип от крика. Его дыхание участилось. Всё пошло совсем не так. Он должен был просить пощады, а не...

– Ни с места!

Робин обернулся и увидел двух полицейских, оба держали его на мушке.

– Ни с места, сынок, – сказал темнокожий коп, у которого на значке было написано «Хокинс». – Опусти чёртову пушку, и никто не пострадает.

Светловолосый полицейский по имени Дрю посмотрел на Доктора:

– У вас всё в порядке, сэр?

– Да, чудесно, просто беседуем с этим приятелем.

Робин не верил своим ушам. Надо было просто пристрелить его, пока у меня был такой шанс. Но когда он начал своё...

И тут до него дошло. Трюк. Это был трюк. Доктор заставил Робина всё ему рассказать, и задержал настолько, что прибыла полиция. Самый старый трюк, и я на него купился.

Не сводя мушки с головы Доктора, он сказал:

– Офицеры, это официальное правительственное расследование. Это за пределами ваших полномочий. Этот человек чрезвычайно опасен.

Хокинс сказал:

– Если у него хреновый вкус по части одежды, то это ещё не значит, что он опасен. Пожалуйста, опустите оружие.

– Вы не понимаете, что делаете.

– Я говорю вам опустить оружие, сэр. Немедленно.

Но не сейчас, когда я так близок!

– Сэр, в последний раз прошу вас опустить оружие.

Робин резко повернулся к офицеру, не выпуская из рук пистолет.

Поздно: Робин понял, что направил пистолет на Дрю, и стало абсолютно ясно, как на это прореагируют оба офицера.

Дрю и Хокинс открыли огонь раньше, чем он успел опустить пистолет.

Затем всё почернело.

Когда офицеры полиции выстрелили в преследователя, Доктор застонал. Как только человек упал, Доктор подбежал к нему.

– Сэр, не трогайте его, он...

– Находится в коме, – сказал Доктор, не поднимая взгляда.

У мужчины в правой руке всё ещё был пистолет, а в левой – устройство вызова. Доктор взял устройство и положил в свой карман.

Светловолосый офицер схватил его за руку:

– Сэр, вы взяли улику.

– Я забрал свою вещь. Уверяю вас, вы всё равно не знаете, что с ней делать, а мне она может пригодиться. Этот человек только что сказал мне, что он оставил бомбу в здании ООН.

– Что? – спросил второй офицер. – Слушайте, боюсь, что нам придётся отвезти вас в участок, чтобы разобраться со все...

– Нет времени! – прошипел Доктор. – Он сделал бомбу из моего старого оборудования. Вы хоть понимаете, что это значит? Хм?

– Хм, нет, я не понимаю, я...

– Послушайте, офицер... – он посмотрел на значок, – Хокинс, у меня нет времени беседовать с вами. Есть бомба, мне её нужно обезвредить. Который сейчас час?

Хокинс моргнул и покачал головой:

– Что?

Другой ответил:

– Без двадцати четыре.

– Значит, времени почти нет. Мне нужно бежать.

Он повернулся и побежал, затем, вспомнив, обернулся:

– Если хотите быть полезным, офицер, свяжитесь с сапёрами и скажите, чтобы они ехали в ООН. Это может быть очень важно.

– Минуточку!

Но Доктор убежал. Он боялся, что два офицера могут погнаться за ним, но они, похоже, поверили его рассказу – светловолосый орал что-то в радио. Для Доктора это было облегчением: он ожидал, что его будут держать на мушке так долго, что будет слишком поздно.

Приятно всё-таки, что иногда для разнообразия случается иначе.

Он побежал в сторону Пятой Авеню в поиске такси.

Бригадир, сидя на скамье у двери в зал, в котором проходили слушания, уже в восьмой раз за последние пять минут посмотрел на часы. Спокойнее, Летбридж-Стюарт, – говорил он сам себе. – Доктор придёт. Кроме того, Фонтэйн ещё не закончил предварительное выступление.

Но Доктор опаздывал. И это беспокоило бригадира. Доктор умел быть пунктуальным, но часто отвлекался. Иногда это затягивалось на несколько дней. И обычно это было из-за чего-то, угрожавшего самому существованию человечества... или даже всего космоса.

И тогда бригадир улыбнулся. Интересно, как бы прореагировал Фонтэйн, если бы я ему сказал, что Доктор не может явиться из-за того, что отражает атаку Йети на Эмпайр Стэйт Билдинг, – подумал он. С тех пор, как бригадир вышел на пенсию, к нему вернулось то озорство, которого у него не было с окончания школы.

Большие дубовые двери раскрылись, и из зала заседаний вышел Фонтэйн. Его губы улыбались, но в глазах юрисконсульта была вовсе не улыбка. В его глазах был страх.

– Что же, бригадир, предварительные слушания закончились. Я вызвал для дачи показаний Доктора, – улыбка пропала, и перепуганным стало всё лицо. – Он что, ещё не пришёл?

– Боюсь, что нет, – признался Летбридж-Стюарт. – Но я уверен, что он появится с минуты на минуту.

На нижнюю половину лица вернулась улыбка:

– Хорошо. Да, это будет превосходно. Просто чудесно. Да.

Фонтэйн непонятно зачем похлопал в ладоши и начал ходить туда-сюда. Так он себя вёл весь день с тех пор, как ушёл Доктор. Пока они просматривали разнообразные документы, Фонтэйн время от времени замолкал и просто смотрел на ТАРДИС Доктора, а затем продолжал с середины предложения, как будто и не отвлекался. Поэтому их обсуждение было весьма несвязное.

– А, замечательно, бригадир, вы тут. Я на это надеялся. Сапёры уже прибыли?

Обернувшись, Летбридж-Стюарт увидел торопливо идущего Доктора, за которым шли несколько солдат ООН. У Фонтэйна расширились глаза:

– Сапёры?

– Что вы такое говорите, Доктор?

Один из солдат сказал:

– Этот человек утверждает, что в зале заседаний бомба, сэр.

– В таком случае, скорее всего, она там есть, – сказал бригадир.

– Конечно, она там есть, – раздражённо сказал Доктор. – Так что не будем терять время. Я полагаю, – указал он на двойную дверь, – что зал заседаний там?

Фонтэйн начал:

– Да, коммисия...

– Отлично, – прервал его Доктор и пошёл прямиком к двери.

– Постойте, нельзя вам туда просто так зайти без...

Бригадир вздохнул и повернулся к одному из солдат:

– В приёмной смогут объяснить сапёрам куда идти?

– Да, смогут, сэр, но...

– Хорошо. Советую вам начать эвакуацию, – он повернулся и пошёл вслед за Доктором в зал заседаний.

В дальней части зала стоял длинный стол, за которым сидели семеро мужчин и женщин различных национальностей. Бригадир предположил, что они и есть комитет. За все свои годы службы он ни разу их не видел. Он же, в конце концов, подчинялся штабу UNIT в Женеве. Однако штаб UNIT подчинялся этим людям. Всегда найдётся ещё более вышестоящая инстанция, – подумал он.

Доктор стоял в центре комнаты, держа в правой руке какое-то устройство. Члены комитета возмущались.

Не отрывая взгляд от своего прибора, Доктор сказал:

– Дамы и господа, прошу прощения за неудобство. Я Доктор, я должен сегодня давать перед вами показания, но, боюсь, в силу более неотложных проблем я должен... Ага! – он оборвался, потому что его устройство запищало.

Он подошёл к женщине, сидевшей у левого торца стола.

– Простите, мадам, но боюсь, я вынужден попросить вас встать. Видите ли, под вашим стулом бомба.

Женщина быстро встала. Остальные шестеро членов комитета очень проворно последовали её примеру.

Доктор опустился на колени и, перевернув стул, увидел странное устройство. В этот момент в зал зашла группа мужчин и женщин в чёрной униформе во главе с кучерявым блондином, на чёрной кепке которого было вышито «NYPD».

– Прошу всех покинуть этот зал.

Глава комитета – невысокий джентльмен из Индии – растерянно спросил:

– Простите, а кто вы?

– Лейтенант Боттрофф, сапёры полиции Нью-Йорка. Мы получили сообщение, что в здании ООН заложена бомба, и из приёмной нас направили сюда. Сказали, что кто-то важный предупредил их о нашем прибытии. Сейчас мои люди выведут всех из здания, и мы займёмся поиском и обезвреживанием.

– Хорошо, – сказал председатель комитета и быстро пошёл к выходу.

За ним, в сопровождении людей Ботроффа, последовали другие члены комитета, секретари, стенографистка, Фонтэйн, и другие.

Бригадир остался, Доктор, разумеется, тоже. Вообще-то, повелитель времени ещё даже не заметил существования Ботроффа.

– Простите, – сказал Ботрофф, нагнувшись над стоящим на коленях Доктором.

– Если ваше дело не неотложное, боюсь, я вынужден попросить вас подождать. Я занят весьма деликатным делом.

– Сэр, в этой комнате может быть бомба, и я должен...

– Я знаю, что тут бомба! – Доктор по-прежнему не смотрел на Ботроффа, сосредоточившись на своём занятии. – Что я, по-вашему, пытаюсь тут обезвредить?

У Ботроффа расширились глаза, он схватил Доктора за плечо и повернул повелителя времени лицом к себе:

– Сэр, простите, но я не могу позволить гражданским заниматься этим.

– Гражданским? – возмутился Доктор.

Лейтенант поднял пистолет:

– Прошу вас, сэр, не заставляйте меня применять силу. Мэк, – сказал он одному из других офицеров, – проверь эту штуку.

– Да, сэр, – сказал офицер и немедленно присел возле стула.

– Знаете, мне уже начинает надоедать, что у меня перед носом оружием размахивают, – сказал Доктор.

– Хватит уже, – сказал Ботрофф.

– Прошу вас, – решил вмешаться бригадир. Тем тоном, который никогда его не подводил за всю военную службу, он сказал Ботроффу: – Достаточно, лейтенант.

Ботрофф повернулся к бригадиру:

– А вы ещё кто такой?

Указав на висящее на его лацкане пиджака удостоверение, тот ответил:

– Я бригадир Алистер Летбридж-Стюарт, спецподразделение разведки ООН. Этот человек – Доктор, один из наших лучших учёных. Поскольку мы находимся в здании ООН, мы на международной земле, за пределами вашей юрисдикции. Как старший среди присутствующих военных ООН, я беру командование на себя.

– Ёшкин кот! – сказал Ботрофф, закатив глаза. – Послушайте, сэр, всё, что я хочу – обезвредить бомбу. Если вы и ваш этот Тулуз-Латрек хотите посмотреть – ради бога. Но...

– Лейтенант! – обратился молодой офицер, осматривавший бомбу.

– Что, Мэк?

– Сэр, я не знаю половину этих приборов, но тут определённо есть взрывчатка. И ещё, сэр... Это делал Бетанкурт.

Ботрофф скривился:

– Уверен?

Мэк кивнул.

Летбридж-Стюарт спросил:

– Вы знаете этого Бетанкурта?

Лейтенант кивнул:

– Тот ещё мерзавец. Он бомбист, один из самых регулярных наших «клиентов». Уже сколько лет мы пытаемся его посадить, но никак не удаётся. Я подозреваю, что ему помогает кто-то очень влиятельный.

Бригадир нахмурился. Он предположил, что Ботрофф подразумевает помощь правительства. Он знал не понаслышке, что иногда разведывательные управления нанимали людей для изготовления бомб, даже если у тех были судимости. Ему это никогда не нравилось.

Ботрофф тем временем повернулся к Мэку:

– Как долго?

– До взрыва? Пятнадцать минут.

– Я имел в виду на обезвреживание, – нетерпеливо сказал Ботрофф.

– Чёрт его знает, сэр. Я же сказал, я не знаю половину деталей. Может быть, пять минут займёт, а может – три дня.

– Лейтенант, – сказал Доктор, – я знаком с этими деталями. Позвольте мне продолжить изучение бомбы.

В тихом голосе Доктора слышалась лёгкая угроза. Летбридж-Стюарт знал, что такая интонация появляется у Доктора лишь тогда, когда дело плохо.

– А если я не позволю?

– Тогда через пятнадцать минут бомба взорвётся, и мы все погибнем.

Ботрофф вздохнул:

– С этим не поспоришь. Приступайте.

– Спасибо.

Доктор снова опустился на колени возле бомбы, изучая её тем же устройством, которым сканировал комнату. Ботрофф тем временем отдавал приказы об эвакуации; несколько его подчинённых ушли исполнять.

Затем Доктор достал свою звуковую отвёртку (бригадир не удержался и улыбнулся: он этот аппарат Доктора уже много лет не видел). Услышав её высокий писк, полицейские напряглись и потянулись к оружию, но бригадир заверил их, что всё в порядке:

– Доктор просто изучает бомбу.

– Ага... – неуверенно сказал Ботрофф.

– О боже!

– В чём дело? – спросил Летбридж-Стюарт.

Доктор встал и посмотрел на бригадира и лейтенанта:

– Похоже, этот ваш Бетанкурт перестарался.

Ботрофф медленно переспросил:

– Что вы хотите этим сказать?

– Это оборудование, с помощью которого я пытался восстановить контур дематериализации во время моей ссылки. Он связан со взрывным зарядом.

Ботрофф повернулся к бригадиру:

– Что он только что сказал?

– Что это значит, Доктор? – потребовал Летбридж-Стюарт.

– Это значит, что когда бомба взорвётся, она уничтожит всю Солнечную систему...

– Что?!

– ...на промежутке тысячи лет.

Внезапно к бригадиру вернулись его утренние мысли: Оба раза, когда я, так сказать, встречался с Доктором «не по порядку», под угрозой были всё пространство и время.

– Неполадка в контуре дематериализации была такова, что ТАРДИС разорвало бы на части и размазало бы по периоду в тысячу лет. Если я её не обезврежу, вся эта звёздная система прекратит существовать в 1000-ом году. И опустошение, нанесённое пространственно-временному континууму, будет просто невообразимым.

– Как такое мог сделать обычный американский бомбист? – спросил бригадир.

– Я не думаю, что он понимал, что делает, бригадир. Но теперь это уже не важно. Не думаю, что я смогу это обезвредить при помощи имеющегося под рукой оборудования. А времени, чтобы сходить в кабинет Фонтэйна за ТАРДИС, нет.

Бригадиру пришла в голову идея:

– Можно воспользоваться устройством вызова! Оно сейчас опечатано, но я уверен, что мы сможем...

– Вообще-то, оно при мне, – сказал Доктор, вынимая его из кармана. – Его украл тот же человек, который подложил тут бомбу. Он воспользовался устройством вызова, чтобы вызвать меня в кабинет Фонтэйна. В любом случае, оно теперь не поможет. Устройство вызова излучает ТАРДИС сигнал, на который та может навестись... но для этого кто-то должен быть на борту ТАРДИС, чтобы она... – он замолк, уставившись на устройство вызова, затем поднял голову, и широко-широко улыбнулся. – Точно! Бригадир, вы гений! – и он снова опустился на колени возле бомбы.

Ботрофф повернулся к Летбридж-Стюарту:

– Я потерял нить этих рассуждений примерно десять шагов назад.

– Боюсь, я продвинулся не намного дальше, – признался бригадир. – Доктор, что вы делаете?

– Устройство вызова, – объяснял Доктор, разбирая устройство, – передаёт сигнал в пространстве и времени, чтобы найти ТАРДИС. Если я настрою его на конкретные пространство и время, и подключу его к контуру дематериализации, то смогу отправить устройство куда-нибудь в другое место.

Ботрофф снова посмотрел на бригадира:

– Вы что-нибудь из этого поняли?

– Вообще-то, да.

Настолько хорошо понял, – подумал он, – что даже увидел в этом проблему.

– Доктор, а разве вы не сказали, что этот контур дематериализации неисправный?

– Ваша ошибка в том, бригадир, что незначительные детали мешают вам видеть ситуацию в целом.

– Вы не ответили на мой вопрос, Доктор.

– Ага!

Бригадир услышал визжащий звук, похожий на звук дематериализации ТАРДИС, только более высокий.

– Что «ага»? – спросил Ботрофф.

– Смотрите, лейтенант, – сказал Доктор, показывая ему перевёрнутый стул; от бомбы там остались только обрывки проводов.

– Куда она делась? – нахмурившись, спросил Ботрофф.

– В девяносто второй век. Дальний уголок Галатики. Кусочек глубокого космоса, остававшийся ненаселённым и непосещаемым на протяжении тысячелетий. Заверяю вас, её взрыв никто даже не заметит.

Ботрофф моргнул. Он открыл рот, закрыл его, снова открыл, и, в конце концов, сказал:

– Ну и чёрт с ней. Мэк, командуй отбой. Пошли отсюда.

В течение получаса Ботрофф со своими людьми ушли, а комитет, Фонтэйн, и остальные вернулись – их заверили, что угроза миновала.

Фонтэйн тут же заявил, что, если ни у кого нет возражений, следует продолжить с того места, на котором остановились: выслушать показания Доктора.

Несколько членов комитета сказали, что с учётом угрозы взрыва следует отложить слушания, но Фонтэйн возразил:

– Мне кажется, что это нецелесообразно, и даже опасно. Как мы сегодня узнали, наша планета каждый день сталкивается с уникальными опасностями. Каждая секунда, во время которой британское подразделение UNIT закрыто в ожидании результатов слушаний, это секунда, в течение которой это подразделение не может бороться с одной из этих опасностей. К тому же, Доктор весьма занятой человек, и заставлять его ожидать сутки после того, как он столь любезно обезвредил бомбу, угрожавшую нашей жизни, как минимум невежливо.

Бригадир улыбнулся, размышляя над тем, как легко адвокаты используют для своей выгоды неблагоприятные обстоятельства.

К концу вечера Доктор с облегчением узнал, что ответил на все вопросы комитета. Члены комитета явно поняли лишь небольшую часть подробностей, но, в сумме со стопками документов, видеозаписями, и другими материалами, предоставленными Фонтэйном, они признали необходимость всех расходов.

Разумеется, – размышлял Доктор, – любой здравомыслящий человек понял бы эту необходимость без всяких слушаний. Жаль, что комитеты редко состоят из здравомыслящих людей.

На следующий день комитет официально объявил результаты слушаний: необходимости расформировывать британское подразделение нет, поскольку их статьи расходов, хотя и эксцентричные, были более или мене оправданы, и в дальнейшем расследовании необходимости нет.

– Что же, до свидания, бригадир, – вскоре после этого сказал Доктор, стоя в кабинете Фонтэйна рядом с ТАРДИС, и пожимая руку Летбридж-Стюарту. – Рад был снова оказаться полезным.

– Мне тоже было очень приятно, Доктор.

Повернувшись, чтобы пожать руку Фонтэйну, Доктор сказал:

– И позвольте заметить, мистер Фонтэйн, что ваша работа была безупречной.

– Я, хм... Что же, спасибо, – Фонтэйну было трудно отвести взгляд от ТАРДИС. – Рад был познакомиться, – он перестал пожимать руку и шагнул назад.

Широко улыбаясь, Доктор вошёл в ТАРДИС и улетел.

Когда его корабль удалялся от Земли, он заметил сигнал. Казалось, что это был сигнал от ТАРДИС! Потом он понял, что это был сигнал от устройства вызова, несущегося сквозь пространство и время, унося в далёкое межзвёздное пространство взрыв. Не было никаких сомнений, что кто-то в будущем мог на него наткнуться.

Доктор на секунду задумался, размышляя о долгосрочных последствиях того, что он сделал. Последствия, разумеется, будут; они всегда были. Но он же повелитель времени, а не адвокат – такие последствия были не в его компетенции.

Или в его?

Покачав головой, словно прогоняя муху, он задал координаты нового путешествия.