Глава 8

20.

Все – таки хорошие дела делать следует и почаще. Когда мы играли перед интуристами на Новогоднем вечере мы ни не знали, что нам это отольётся. А вышло так…. В самом конце января нам вызвали в Горком и показали письмо из посольства ГДР в Москве. Там, ну если отжать воду, немецким по белому было написано следующее: «Просим предоставить нам, в целях укрепления советско – германских культурных связей, вокально – инструментальный ансамбль «КПВТ» для проведения вечера отдыха в «День Антифашистских героев». Вечер состоится 8 февраля…»

– Ну, что, товарищи комсомольцы, – спросил комсомольский чиновник. – Что будем отвечать?

– А что ту ответишь? – поглядев на нас сказал Никита. – Советско – немецкая дружба– это важное дело! Все – таки ГДР– оплот социализма в Европе. На самым, можно с казать, переднем крае…

– Ну так в таком случае это вам комсомольское поручение– сыграйте на вечере.

– Хорошо… У нас только просьба будет. Дайте нам письмо. Или это комсомольская путевка называется? Письмо о том, что они наш приглашают. Все – таки учебный день.

– Сделаем… А от вас – список песен, что планируете исполнять.

Мы согласованно кивнули. Литование – это обязательно. Почти все было ясно, но оставался еще один вопрос.

– А скажите пожалуйста почему это они вдруг про нас…

Я хотел сказать «вспомнили», но остановился. Чтоб «восполнить» надо знать, а откуда они о нас могут знают?

– …про нас узнали?

– Не знаю… В письме от это ничего нет.

Он тряхнул бумагой и пошутил:

– Возможно, вы уже обрели международную известность.

Я не стал его разочаровывать и улыбнулся в ответ.

– Да. Ничем иным это не объяснить.

Уходили из МГК воодушевлённые.

– Если это не прорыв на международную арену, то я даже не знаю, как это назвать.

– Не говори гоп.

– При чем тут «гоп»? Нас узнали в Европе!

– И что? Удивил… Европа, это если ты географию не забыл, до Урала. Так что нас тут давно знают.

– Это, конечно, хорошо, но самое важное, так это то, что в нас МГК поверил. Все – таки как глубоко внутри нас поклонение перед Западом.

– Да. Как во времена Петра Первого. Немцы похвалили– вот мы уже и молодцы…

– Да Бог с ним. Сыграем. Совершим акт совершенной любви.

– Это как?

– Именно так. Мы от этого акта удовольствие получим и публике удовольствие доставим…

– Интересная трактовка. Надеешься, что тебя опять кто – нибудь в туалете настигнет?

– Вот интересно кто нам в этом помог? С чьей, так сказать, подачи…

Я посмотрел на Сергея.

– У тебя твоя немка телефон не спрашивала?

Он пожал плечами.

– С чего? Она и по – русски не говорила, а я ни разу не немец…

– Ну тогда возможно тогда твой подменный барабанщик, из «Пудиса».

– Да какая разница? Играем же!

– Разница есть. Если это страстная девушка просто снова тебя увидеть захотела это одно. Может быть она Сергея у нас утащит и из туалета просто не выпустит. А вот если профессиональный музыкант из самой известной восточногерманской группы нас так оценил – другое…

– Ну, а если оба этих желания совпали, – рассудительно сказал Никита, – То это и вовсе третье, и самое хорошее…

Разговор это происходил в сквере у метро «Площадь Ногина». Мы стояли, и каждый переживал величие этой минуты.

– Может быть в ГУМ? Поглядим пластинки?

Это было важно частью нашей музыкальной работы– держать руки на пульсе. Появлялись новые пластинки и нам следовало отслеживать не перебегает ли наше творчество дорогу каким – то музыкальным коллективам.

Как и предполагалось около отдела пластинок стояла плотная толпа наших сверстников.

– О! Что – то новенькое! – услышал я довольный возглас и насторожился. Это было интересно. Я протолкался поближе и… Горько вздохнул. Опоздали. Маленькая гибкая пластинка стоимостью в 60 копеек. На обложке бело – фиолетовая фотография трех молодых людей с гитарой и название «Цветы». Я помнил эту пластинку. Эти трое на обложке чуть позже назовутся «Группа Стаса Намина», но все это будет лишним. Самое значительное в своем музыкальном мире они уже сделали под названием «Цветы». На этом голубеньком кусочка пластика была записана «Звёздочка моя ясная…» – на мой взгляд самая нежная, самая пронзительная песня советской эстрады 70–х.

– Не вспомнили… Опоздали…

– Что? – спросил Сергей.

Я кивнул на пластинку.

– Такую классную песню, можно сказать, из рук вырвали…

Тут можно было только руками развести. Забыли… Хотя… Сожаление мое хоть и было искренним, в все – таки в значительной мере умозрительным. Да, я знал, что это очень хорошая песня и знал, что вот – вот придет её время. Однако никто из нас не знал, когда именно это самое «вот – вот» наступит. Очень не хотелось вляпаться в историю и получить обвинение в плагиате. Со словами было просто. Я помнил, что они появились очень давно, аж в середине 60–х, но песней стали только в этом году. И как здорово слились в одно– музыка и стихи.

Мы вышли из магазина и пошли домой. Каждый в голове вспоминал щемяще – грустную мелодию. Да. Жаль. Жаль, жаль, жаль… Но ничего не поделаешь.

– Ничего страшного не случилось. Давайте мыслить позитивно.

– А помните ещё классная песня у «Смоков» была?

– «А кто такая Элис?» Да было такое.

– Одно плохо: имя Элис у нас встречается очень редко. Практически никогда не встречается.

Никита вынырнул из задумчивости.

– Такая мелочь не может нас остановить. А почему именно Элис? Давайте споем про Лену. Или про Машу. Помните, как у нас с Ксюшей славно вышло? Так и тут не хуже получится!

Он прокашлялся.

– «А что это за девушка и где она живет? А вот она не курит и водочку не пьет…»

Серега улыбнулся.

– Ха! Так нашу песни хулиганы малолетние переделают. Нам надо нечто посерьезнее, чтоб ВУОАП не обиделся.

Никита прижмурил один глаз, сосредоточился.

– Тогда так… «А кто такая Машенька и где она живет? А вдруг она ест тортики и чай с печеньем пьёт? А с такими лицами возьмем, да и припремся к Маше…»

Я одобрительного кивнул.

– Ну вот в таком вот тоне и написать.

– «Песнь о сдобной любви», – сказал Сергей. – И обязательно провести мысль о пользе для девичьей фигуры занятий спортом. Вставить в последний куплет что – то типа. «…Теперь зарядку делает, и марафон бежит…»

– «А бегает, и прыгает как бешеный джигит…» – подхватил я.

– Нет! – возразил Никита. – " ….и знает в совершенстве английский и иврит…»

– Про иврит это не актуально. Забыли, что ли в какое время живем?

– Хорошо. Тогда «…латинский алфавит…» Пусть она к концу песни станет отличницей.

– Заметано! Кстати, что – то Пугачева про нас забыла. Может быть ей такое предложить?

– А почему не сказать, что это мы про неё забыли? Она – то и без нас пробьётся, а нам об этом помнить следует.

– Давайте с «Машенькой» погодим. «Арлекино» она на спела или ещё нет?

– Судя по пластинкам – нет.

– Но мы тут с ней не помощники. Мы же ей её не сочиним? Это же старая песня и его в добавок какой – то болгарин написал?

– Не какой – то, а Димитров.

– Неужели тот самый?

– Ты имеешь ввиду того, кто с фашистами боролся? Генсека Болгарской компартии? Таки нет, не он. У этого композитора имя какое – то не рабоче – крестьянское … Эмиль, кажется.

– Ну и что? Нам с Аллой Борисовной контакт терять не стоит. Давай ей предложим. Все одно она рано или поздно на ней выйдет, а так – с нашей помощью…

– Дело!

Я посмотрел на Никиту.

– Тогда с тебя традиционно стихи… Лучше максимально близко к оригиналу.

– Ну… Если все трое напряжемся, то вспомним…

Тут он был прав. Восстановление еще не сочинённых шлягеров походило или на сборку скелета из набора косточек или, что, наверное, звучит более эстетично, игру «Лего». Из нашей памяти вытряхались кусочки куплетов, слова и фразы, а потом, когда ничего добавить мы уже не могли включался Никита и заполнял эти лакуны своими словами. На мой взгляд какие – то песни от этого только выигрывали.

– А «Этот мир»?

– Она только в конце 70–х появится.

– Точно. В фильме каком – то…

– Ну, значит успели.

– Вот давайте и предложим.

Я повернулся к Никите.

– Со словами как?

– Припев я помню.

– Припев все помнят. Я еще и часть куплета помню…

– Ох влетим мы когда – нибудь со своими литературными изысканиями, – вздохнул Никита. – Ох влетим…Тут ведь Интернета нет, чтоб по одной строчке в поисковике понять уже написали стихи или еще нет.

– Не каркай. Поднатужься и…

Никита поморщился.

– Когда поднатужишься не стихи вылезают, а…

– Вот не надо о таком. У тебя хорошие стихи получаются. Честное слово!

Никита не подвел и через три дня, когда у него вылезли действительно хорошие стихи, я набрал номер Пугачёвой.

– Алла Борисовна?

– О! Владимир!

В её голосе я слышу радость и растерянно отвечаю.

– Честное слова, я польщен, что вы по одному слова узнали меня.

– Ну, во – первых, не по одному, а по двум, а во – вторых…

Она рассмеялась.

– Просто кроме вас меня так никто не называет.

– Ничего. Подождите немного и вас так будет называть вся страна.

– Ваши слова да Богу в уши… Что случилось? Вы хотите нам предложить еще одну песню?

– Да. Даже две. Интересно?

– Да.

– Тогда выберете время, подойдите к нам на репетицию. Я надеюсь, что вы не пожалеете.

Встретиться мы договорились через два дня на базе ДК.

На это свидание мы опоздали минут на десять (нужный нам 51–й номер попал в какой – то снежный затор и задержался) и к тому моменту, когда мы подошли к ДК Пугачева нас уже прохаживалась перед входом. Мы поздоровались.

– На свидания обычно опаздывают девушки, а не мужчины.

– Нас извиняет только то, что мы еще мальчики, – коротко поклонился я. – Нам еще можно. Вот когда повзрослеем…

Она улыбнулась.

– Ну хорошо. Вы прощены, мальчики…

Разговаривая о пустяках, о прошедших праздниках и прочей ерунде мы поднялись наверх, в зал. Вместе с нами она поднялась на сцену и привычно подошла к микрофону. Глядя на её снисходительную улыбку, Сергей заметил.

– Да. Да. Совсем простенький аппарат. Ничего выдающегося. Но мы справляемся.

Не знаю, как ребята, а я давил в себе ощущение нереальности – странно было видеть Пугачёву рядом с собой, на одной сцене, но что делать? Надо было начинать…

Я солидно прокашлялся.

– Алла Борисовна! Вы верите в предчувствия?

– Еще бы! Конечно!

– Только в твои или в чужие тоже?

Она посмотрела на меня оценивающе.

– Если это исходит от близких друзей…

– Вот мы и проверим какие мы для вас друзья, – усмехнулся я. – Мы хотим предложить вам одну нашу песню и обратить внимание на одну из старых, но на наш взгляд, незаслуженно забытых песен.

– Старые песни? Зачем это нужно? – она пожала плечами. – Сочиняйте новые… У вас это здорово получается!

– Ну… У нас и вспоминается здорово. Одно другому не мешает.

Никита продолжил:

– Старая песня – она ведь не так проста. В 1963 году она на фестивале в Сопоте призовое место заняла….

– Ну… Не знаю… А что за новая песня?

Я задумался, подыскивая аргументы, но тут вмешался Сергей.

– Вы передачу про Андрея Андреевича слушали?

– Конечно.

– Помните, что там было два варианта одной песни?

– «Плачет девушка…»?

– Да. Там в начале прокрутили оригинал из 60–х, а в конце вариант наш, современный. Так вот есть песни, которые от современного исполнения, от осовременивания только выигрывают! Вот та песня, о которой мы говорим, как раз из таких. Её можно сыграть по – новому и, кроме того, из неё можно сделать целый мини спектакль сделать, и мы точно знаем, что у вас получится!

– Ну мы надеемся на это, – поправил я зарвавшегося товарища. – Песня называется «Арлекино». Музыка Эмила Димитрова, а слова Никита написал.

Я протянул ей листочек со словами. Она не взяла его, но спросила.

– А почему вы сами её петь не хотите?

Я с искреннем сожалением вздохнул.

– Хотим. Но пока не можем. Это слишком «богатая» песня. Исполнять её в три инструмента это только портить. Тут хорошо бы и духовых немножко и скрипок…

– Да и просто– это ваша песня, – добавил Сергей. – Вы сейчас сами поймете. А вот когда вы эту песню споете, и все о ней узнают и начнут требовать её на свадьбах и банкетах, то вот тогда… Вместе с гостями и мы начнем петь. Послушайте…

Мы взялись за инструменты…

Действительно, трех инструментов для песни было маловато, но даже то, как мы это спели позволило Алле Борисовне «примерить» её на себя. Взяв в руки листок со словами, она походила по сцене разговаривая сама с собой. А на третий раз она стала петь.

Мы и Пугачёва…

Никита посмотрел не меня и закатил глаза! Кто бы мог подумать? Когда мы закончили с последнего ряда поднялся директор ДК.

– Какие вы молодцы! И песня новая у вас и смотрю, солистку себе нашли.

Мы рассмеялись.

– Увы… Песня новая, а это не солистка.

– Одноклассница?

– Да. Только я второгодница.

Не смотря на свою очевидную молодость, она смотрелась все – таки старше нас. Мы рассмеялись, и Сергей заметил:

– Мы на такую солистку еще не заработали. У нас класс не тот. Алла Борисовна– профессионал высокого класса, а мы– пока любители.

– Между прочим, мы уверенны, что её ждет очень интересное будущее.

– Да, – подтвердил я. – Так что если у вас есть под руками фотоаппарат, то принесите. Мы вас сфотографируем. Будет потом чем похвастаться перед знакомыми…

Директор посмеялся, но фотоаппарат принес, и мы устроили фотосессию. А потом, когда тот ушел, сыграли ей «Этот мир». Эта песня понравилась ей безоговорочно.

Договорились мы до того, что она берет обе песни и показывает своим музыкантам и те принимают решение.

Прощаясь мы посадили нашу гостью на автобус. Это было смешно– Пугачёва и общественный автобус. Глядя на отъезжающую певицу Сергей, подумавший примерно о том же самом, сказал.

– Да… Это еще не личный «Мерседес»…

– И даже не личный ЛИАЗ.

– Подождем. Если не потеряемся, то она нас еще и на своем «мерсе» покатает.

А Никита спросил ни к кому вообще – то не обращаясь:

– Ну и как думаете, возьмет песни?

– Нашу – наверняка, – успокоил его я. – А вот с «Арлекино«…Наверно и ту возьмет. В прошлый – то раз спела.

21.

Вечер, на который нам нужно было выступить проходил в посольстве ГДР.

Беспокоиться нам по большому счету нам и действительно не стоило. Инструменты нам предоставило посольство, список песен согласован, мы сами живы – здоровы и готовы к работе так что…

Мы добирались туда на метро ничуть не жалея, что посол не прислал за нами автомобиль. Можно было бы поехать и на такси– денег у нас хватало – но там не поговоришь…

– Ну, вот как здорово! И полугода не прошло, как мы выехали на наши первые зарубежные гастроли… Посольство это ведь, считай, заграница.

– Не опозориться бы.

– Не опозоримся. Если тебя опять кто – нибудь в туалет не утащит, то не опозоримся. Все сделаем как надо.

– Разве это позор? – спросил я, положив руку на плечо Сергею. – Быль молодцу не в упрек… Нас бы кто не утащил.

– Да ладно тебе… Это все – таки посольство, а не Дом Культуры.

– Ну… Тут могут быть свои опасности и соблазны.

– Это какие?

Я подумал.

– Если бы я не был сам попаданцем, а всего лишь писал про нас роман, то для того, чтоб сделать роман динамичнее и интереснее, я бы нашел чем нашу жизнь усложнить и украсить. Тут многое можно придумать… Например, в тот момент, когда мы будем играть, на посольство нападут бы террористы…

– Палестинские?

– А тут разве другие есть? – подал голос Сергей. – Кто там недавно на Олимпиаде в Мюнхене отчубучил, израильтян пострелял?

– Они самое. Арабские. «Черный сентябрь».. Но на нас напали бы западногерманские террористы.

– А что, и такие были?

– Конечно, были. Тьфу, в смысле и сейчас есть! Помните «РАФ» с Баадером и Майнхоф? «Фракция Красной Армии». Городские партизаны. Помните такие были?

Сергей махнул рукой, мол какая разница кто там, когда был?

– Ну, и?

– Напали бы и захватили бы нас, чтоб перевезти в ФРГ.

– Даже не так! – подхватил Никита. – Вот та дама, которая на Сергея прошлый раз набросилась, и была сама Ульрика Майнхоф.

– Это тогда эротический боевик получится.

– «А кто такая Ульрика и где она живет?..» – запел Сергей, в свою очередь представив, что тогда получится.

– Погоди. Там сейчас будет не до песен.

– Нет! Именно до песен! – возразил Никита. – Нам похитят для того, чтоб мы играли бы в посольстве ФРГ, а потом, после концерта, переправят в Западный Берлин на вертолетах.…

– Точно! Там у нас издадут пластинки, заплатят кучу денег, и мы поедем в Англию знакомиться с Битлами.

– И в конце концов спасем Джона Леннона от того сумасшедшего, который его застрелил, а 80–м году.… А кстати, – остановился Никита. – Почему бы и нет?

– В смысле? Почему на вертолетах в Западный Берлин, а не через Стену или через канализацию?

– Нет. Почему бы не попробовать спасти Леннона?

Я вздохнул и ответил коротко и ёмко.

– Потому. Потому, что мы все уже обговорили. Кстати, а почему бы нам не порадовать наших немецких друзей? – спросил я.

– Что ты имеешь ввиду?

Мы уже привыкли в свои выступления вставлять новые, никогда еще не игранные вещи. В это раз мы собрались вставили в программу смоковскую «Песню про Элис». Ну как «смоковскую»? Теперь уже нашу «Песню про Машу».

И я подумал, а почему бы не сделать её про какую – то другую девушку. Девушку с типично немецким именем. По – хорошему в текст ведь можно было вставлять любую подходящее имя!

– Ну – ка, – сказал я товарищам. – Напрягитесь и выдайте мне по одному пришедшему в голову немецкому женскому имени?

– Ангела, – хором ответили они. Я даже не стал переспрашивать почему именно она. Для нас самой известной немкой нашей современности была Ангела Меркель– Канцлер Германии.

– Нет. Давайте еще кого – нибудь.

– А чем эта не нравится? – поинтересовался Сергей. – В размер входит…

Он напел:

– «А кто такая Ангела и где она живет…»

– Не везде входит. Попробуй вторую стройку спеть. К кому они тогда препрутся? К Ан – ге – ле? Там последний слог лишний.

– К ней же припрутся. «А мы с такими рожами возьмем, да и припремся к Меркель…» Два слога. Мер – кель.

– Вот тогда получится точно песня с политическим подтекстом. Давайте поменьше ванговать… Давайте что – нибудь еще. Напряглись и…

Друзья напряглись и снова удивили меня назвав, назвав одно и тоже имя.

– Клара!

Ответили и переглянулись. Удивленный не меньше их я сказал:

– Ну вы как сиамские близнецы… Кто про кого подумал в этот раз?

– Я про Клару Цеткин, – сказал Никита.

– А я про ту, которая украла у Карла кораллы… – озвучил свою мысль Сергей.

– Думаю и это не годится. Давайте что – нибудь другое, – попросил я.

– Ну а это – то почему? Чем тебе Клара не нравится?

– Все нравится, кроме одного… Кто знает, может быть и они тоже про Цеткин подумают?

– У тебя идеологическая паранойя расцвела, – отмахнулся Никита. – Сейчас вроде бы не 37–й год.

– Год другой, – согласился я, – но зачем подставляться? Тут ведь только циферки местами переставить и станет 37. А дураков среди чиновников всегда хватало, во все времена.

Помолчали.

– Из сказок кого – то надо взять, – предложил Сергей. – Что нейтральное. Типа Золушка…

– Узнал бы ты как твою любвеобильную немку знали, вот и была бы для всех нас польза от твоего приключения, а не только для тебя.

– Да хватит вам… Есть два имени. Лиззи и Гретхен.

– Про Лиззи нам уже поздно петь. Имя уже занято.

Я задумался.

– Кем?

– Ленноном и Маккартни. «Dizzy MissLizzy».

– Точно…

– Тогда Гретхен…

Никита наморщился, припоминая слова, кивнул.

– Подойдет! Очень даже подойдет!

Мы не успели войти на территорию посольства, как получили ответ на вопрос кому мы обязаны предложением сюда. У ворот нас встречал наш знакомый барабанщик. Мы пожали руки.

– Приятная неожиданность! Мы тут с вашей подачи?

Он улыбнулся.

– Да. Сегодня тут соберутся несколько тур – групп из Германии, и я подсказал атташе по культуре устроить вечер, тем более, что я уже знаю уровень вашей игры.

Мы кивнули. Вот все и разъяснилось.

– Надеюсь все пройдет хорошо и все у нас получится…

Так оно, собственно и вышло. Все получилось.

Торжественная часть, на которой сидели сотрудники посольства и несколько попавших в Москву туристических групп, прошла на немецком языке. Мы играли свое, играли чужое. Большая часть песен пелась, разумеется, на русском, но русский язык тут понимали неплохо, и песня про Гретхен прошла «на ура». Ну и, разумеется, несколько раз на пели «Карл Маркс Штадт». Вскоре её вместо с нами пели, и немцы и у них это получалось точно лучше, чем у нас.

Несколько раз Клаус заменял Сергея, и мы новым составом играли свои песни.

Ближе к концу, под заданный им ритм, Сергей вышел вперед и задвигался на сцене в «Лунной походке».

Все повторилось. Гости радостно взвыли, захлопали в ладоши… Люди веселились и не было никому дела, до того, что случится с их и с нашей страной через три десятка лет.

«Это поступь Истории, – отстранено подумал я, глядя на танец Сергея. – Вроде бы вперед, на самом деле – назад! И все остается на месте. Вот мы смотрим на все это и знаем, что лет через тридцать СССР исчезнет, а обе Германии сольются в одно целое и руководит им будет женщина, которая поведет страну назад к Капитализму… Или вперед к нему? Да. Тут так и не скажешь вперед или назад. Как и Серегина походка. Диалектика…»

Вечер мы завершили уж не знаю каким по счету «Карл Маркс Штадтом».

Когда все закончилось, к нам подошел советник по культуре и поблагодарил.

– Я удивлен, – сказал он. – По – хорошему удивляем… Вы еще только школьники, но уровень вашей подготовки внушает уважение. Я уверен, что вас ждет блестящее музыкальное будущее!

Немцы вокруг нас, заулыбались, закивали.

– Благодарю вас. Мы тоже на это рассчитываем, – ответил Никита.

– И постараемся сделать все, чтоб ваше пожелание реализовалось, – добавил Сергей.

– Не сомневаюсь, что у вас все получится…

Он посмотрел на Сергея.

– Как это у вас интересно получается…

Он неумело попробовал повторить «лунную походку», но понял, что не выходит, засмеялся и махнул рукой. В ответ Сергей снова зашагал и получил взрыв аплодисментов.

– Это вам привет из недалекого Будущего.

– Ну что ж… Будущее рядом. Думайте о нем, приближайте его… Вам в этом будущем жить! Строить Коммунизм!

«Да, – подумал я. – Построим… По тем чертежам, что вы нам оставите мы такое построим… Весь мир обхохочется…»

Я припомнил Горбачёва и Ельцина. Те еще строители Будущего. Может быть то, что у нас тогда получилось выстроить под их руководством в 80–е и 90–е и строилось из самых хороших побуждений, но… Нет. Не может быть такого.

Один прораб оказался дураком, а другой– пьяницей. Так что другого варианта развития событий и ждать не приходилось. Ну а самыми большими дураками оказались мы сами, потому как купились на посулы, звонкие слова, на фантики, на мишуру…

– Да, – сказал кто – то из посольских. – Наше будущее прекрасно!

Мелькнула озорная мысль вывалить на него все, что еще осталось в памяти про Германию– про Меркель, про НАТО, про Берлинскую стену и пробирающихся в неё турок, но я сдержался. А Никита– нет!

– Будущее? О! Мы многое можем рассказать о будущем!

Я дернул его за рукав, но товарищ обернулся и подмигнул.

– Но скажем точно только две вещи. Первое – оно у нас впереди! А второе – всех вас в нем ждет масса неожиданного. Возможно даже такого, чего вы сейчас представить не сможете, сколько любопытного.

Немцы засмеялись.

– Что ж…. Работайте, приближая его. У вас это хорошо получается!

Прощаясь, атташе пожал нам руки и сказал:

– До встречи. Надеюсь, что вам у нас понравилось и мы еще раз увидимся.

Он улыбнулся.

– В будущем…

– Обязательно. Оно большое. Там всем места хватит… – улыбнулся я в ответ.

– И всему… – пробормотал Никита.

Мы уезжали, как и приехали – на метро. Когда мы вышли из ворот посольства, я поинтересовался:

– А хотелось рассказать им про Будущее?

– Да… Чесались и руки, и язык, и зубы. И вообще, все чесалось, чем можно было бы рассказывать.

– А вот интересно, они бы сильно расстроились от того будущего, о котором бы мы могли им рассказать?

Сергей пожал плечами.

– Не знаю. Не уверен…

– Почему? Все – таки гибель страны, гибель дела, которое они сами строили…

Я покачал головой.

– И что с того? Вот каждый из нас знает, что его жизнь закончится смертью и не огорчается. Может быть даже обрадовались тому, что Германия теперь одна, в смысле, единая.

– Ну тогда их из посольства попрут. Есть посольство ФРГ.

– Станут безработными.

– Безработные дипломаты…

– Да. Гримасы капитализма…

– Да ведь и сказали бы им все, что знаем, все равно не спасли бы…

– Да… Без толку это все. «Передайте Государю, что англичане ружья кирпичом не чистят…»

– Что это ты Левшу вспомнил?

– А мы все тут Левши… Всем интересно о будущем знать, а вот что – то делать для его изменения никто не станет.

– Государство – возможно, а если конкретный человек? – спросил Никита.

Я пожал плечами.

– Не исключено… Ну, если поверит.

22.

Мы уже привыкли, что на нашу репетицию время от времени приходят незнакомые люди. Иногда их приводил Директор, вероятно с целью показать товар лицом и запросить побольше за наше выступление, а иногда приходил вообще неизвестно кто. Такие шли на звук. Как мотыльки на огонек.

Гостей мы не боялись. В конце концов приличной портативной звукозаписывающей аппаратуры тут нет и не предвидится, а просто послушать – да пожалуйста. Это все только служило утверждению репутации хорошего ансамбля.

В тот день пришедший в зал человек прослушал нас почти сорок минут и только тогда подошел к сцене.

– Эй, ребята!

Мы прервались.

– Я хотел бы поговорить с вами.

Человек был молод, лет двадцатипяти – тридцати и модно одет. Фирменный джинсовый костюм, цветная рубаха… То есть видом своим внушал окружающим, что у него все в порядке.

– На предмет? Вам нужен ансамбль?

– Да.

– Тогда вам к нашему менеджеру, – усмехнулся Никита. – Он этими делами занимается.

Он не удивился слову и кивнул, показывая, что понял, но никуда не ушел.

– Сперва я хотел бы поговорить с вами. Меня зовут Саша.

В ответ мы и сами представились.

– Вы ведь играете при этом ДК?

– Совершенно в дырочку…

– Как? – не понял он.

Я хмыкнул.

– Очевидно, что так.

– Инструменты ваши?

– Нет. Увы. Инструменты тоже Дома Культуры.

Наш новый знакомый без предложения понялся на сцену, сделал вид, что разглядывает инструменты. Необходимости в этом никакой не было и так с первого взгляда знающему человеку все было понятно.

– Да, – с легким пренебрежением протянул он. – Инструменты у вас так себе… Дрова… Что гитары, что барабаны.

– Про колонки зря ничего такого не сказали, – заботливо напомнил Никита. – И про микрофоны…

– Так других нет, – сказал я. – Или есть?

Я уже понял кто к нам пожаловал. Были в Москве жучки, которые устраивали полуподпольные концерты. Не то что бы такие мероприятия тянули по масштабам на Вудсток, но… Устроители договаривались с директором какого – то некрупного Дома Культуры, лучше в ближнем Подмосковье, привозили туда свою аппаратуру, приглашали несколько команд и проводили концерт, предварительно продав билеты. Группы в итоге получали известность и какие – то деньги, а организатор деньги и записи, которые после концертов, можно было тиражировать. Такой вот бизнес. Схема была отработана. По этой схеме работало множество артистов: билеты продавали, корешки их потом уничтожались и все шито – крыто…

– Есть другие. Не хотите попробовать на хороших инструментах поиграть?

– Просто так?

– Нет. За деньги…. Я вас послушал и думаю, что вы вполне перспективный коллектив.

Сергей из – за своих барабанов отозвался.

– Это мы и без вас знаем. Уже нашлись добрые люди, открыли нам глаза. Вы чего хотите – то?

– Ну что ж… Тогда так. Мы хотим провести музыкальный фестиваль, посвященный дню рождения Джорджа Харрисона. Он родился 25 февраля вот мы и хотим в его день рождения устроить концерт.

Я потянулся к календарю, что носил в кармане, но гость меня опередил.

– Это воскресенье.

Мы переглянулись. Возможно он ждал от нас восторженного визга и радостных воплей, но мы сдержались.

– Нам нужно подумать…

Чтоб не пугать нашего гостя взрослыми замашками, я пояснил.

– Возможно у нас уже есть какие – то обязательства. Ну, сами понимаете… Вдруг надо будет готовиться к контрольной?

Он не понял, но кивнул.

– Хорошо. Думайте. Как решите, то вот вам телефон…

Саша протянул Сергею визитную карточку. Это была первая визитка, встреченная нами в этом времени.

– Удобная вещь!

– Условия? – спросил я.

– От вас десять песен. Песни отбираете сами. От меня – хорошая аппаратура и публика. Кроме того, вы получаете 25 рублей.

Я покривился. Мало, конечно. Соберётся там человек двести, да с каждого по рублю, а то и по два… Если требуется десяток песен, то выступать будет три – четыре команды… Львиную долю получит владелец инструментов и директор ДК, хотя с другой стороны они и рискуют больше других…

Увидев мою усмешку добавил.

– И в добавок вы получаете репутацию и полезные знакомства. Может быть хватит вам по свадьбам играть?

– Хорошо. Мы услышали. Есть у нас пару дней на раздумье?

Он кивнул.

– Не затягивайте с этим….

Он ушел, а мы остались.

Собственно, это был вопрос: входить нам в Московскую музыкальную тусовку или нет. У этого решения имелись и плюсы, и минусы….

– Теоретически можно блеснуть.

Я взял гитару и начал:

«О чем же, о чем напеваешь гитара,

О чем поешь ты мне?

Под звуки твои все влюбленные пары

Кружатся словно во сне…»

– «Пока моя гитара тихо плачет»?

Я кивнул.

– Между прочем она в списке из ста лучших гитарных песен под моим любимым седьмым номером.

– А кто список составлял?

– Списка еще нет, но будет. Это все в будущем, да и не важно. Это просто отличная песня… Её взять, и кое – что из нашего, проверенного.

– Вот и давайте думать.

– Какие плюсы?

– Деньги.

– Это не плюс. Мы на свадьбах больше заработаем.

– Вход в тусовку.

– Вот! – Сергей поднял палец. – А оно нам нужно? Если мы себя хорошо покажем… А мы ведь себя хорошо покажем?

Мы кивнули. Никто из нас не сомневался, что получится именно так.

– Тогда нам предложат встать в обойму таких вот групп и предложат за тот же четвертной играть на подпольных концертах.

– Да… Ежели что, то можно репутацию в глазах Комсомола потерять. Тут никакие грамоты не спасут.

Я молчал, переводя взгляд с меня на Никиту.

– А давайте разок сыграем. Покажем всем как надо играть и – все. Далее по официальным каналам будем работать.

Это, конечно был соблазн. Не деньги, разумеется, а хорошая аппаратура и желание проверить себя, сравнить с теми, кто уже создал свое имя в подпольном музыкальном мире.

– Один раз?

– Да.

– После посольства «невместно»?

– Ну типа того…

– Ну, а минусы?

Я повернулся к Сергею.

– Один. Я его уже озвучил. Он один, но очень крупный – можно вляпаться… Нелегальный концерты, то да се….

– Надо подумать, как прикрыть задницу…


Не скажу, что РК ВЛКСМ стал нам как дом родной, но заходили мы в него почаще, чем большинство комсомольцев района.

Нас встретили тепло– все – таки мы были местной знаменитостью. Мы без церемоний зашли к нашему знакомому секретарю, с которым уже несколько месяцев как перешли «на ты».

– Привет!

– О! Какие люди!

Он привстал из – за стола, пожал нам руки.

– Да вот зашли поинтересоваться что тут на музыкальном фронте творится? Ничего нового не слышно?

– Пока ничего.

– Жаль…

– Захотелось еще что – нибудь выиграть? – улыбнулся он.

– Мы бы не прочь… – засмеялись мы. – Мы как пионеры – всегда готовы. Было бы у кого…

Став серьезным, он объяснил.

– Сейчас мы все на «Ленинский зачет» работаем. В апреле будет. У вас в школе в рамках его мероприятия проводятся?

– Проводятся, конечно… Только вот жаль, что не музыкальные, – сказал я, выворачивая разговор на нужную дорогу. – Жаль, что современная молодежная музыка в стороне осталась от такого важного дела.

– Вы, кстати, знаете, что у нас в Кузьминках, Владимир Ильич какое – то время жил на нелегальном положении?

– Конечно!

– А какие – то победители этого зачета будут?

– Конечно. Наградим их грамотами и значками.

– Может быть какой – то концерт устроить для победителей? – предложил Никита.

Секретарь пожал плечами. Он об этом не думал. Сейчас для него важнее была отчетность о проведенных собраниях, о линейках и докладах на тему «Ленин всегда живой».

– Помнишь, что Владимир Ильич, говорил о кино? – спросил я.

Секретарь кивнул.

– Так вот для современной молодежи музыка не менее важна. Это такой воспитательный рычаг! Нельзя, чтоб он не использовался в воспитании молодежи. Мы считаем, что этом рычагом надо пользоваться чаще. Не запрещать, а возглавлять! Вот Владимир Ильич «Аппассионату» очень любил, и наверняка ведь современные политические деятели через полвека будут хвалить современную музыку. Но ведь её еще нужно донести до людей! А как? Когда? Через что?

Вместо ответа на вопрос по существу он сказал, как припечатал:

– Есть решение Бюро Горкома…

– Понятно…

Я вздохнул.

– Ну мы попробуем сделать это по – своему.


…День рождения Харрисона затеяли отмечать в ДК недалеко от Люберец.

Сэйшен. Это называлось так в этом времени. Вместе с нами тут должны были играть еще две команды, но мы открывали это мероприятия, только вот с самого начала кто – то пошло по другому руслу.

Мы только начали играть «Комбата», как только прозвучал первый куплет раздался перекрывший музыку крик:

– Менты!!!!

Народ дернулся было, но все мгновенно осознали ситуацию. Что дергаться – то? Это летом имеется шанс сбежать, а тут зима. Февраль. Одежда в гардеробе, а куда без неё? Да и с чего бежать? Неприятности тут могут быть только у организаторов.

– Играем! – крикнул Никита. – Продолжаем играть!

Музыка не кончилась, а значит не кончились и танцы.

Мы доиграли песню до конца и только тогда остановились. Похоже попались… Такие случае время от времени происходили. Дружинники, вон милиционер… Сейчас начнут трясти всех, кого могут и добывать из нас компромат на устроителей. Нам – то ничего серьезного не будет, ну вроде бы общественное порицание, а вот устроителям… Там может что – нибудь обломиться нехорошее.

Под разочарованный гул голосов народ начал расходиться. Люди попались опытные, никто не возмущался, понимая, что разбираться милиция и КООД будут не с ними, а с устроителями. Мы сложили гитары, Сергей вышел из – за барабанов, и мы собрались спуститься в зал и исчезнуть, но тут нас перехватил крепкий паренёк с краской повязкой.

– Ребята, идите сюда.

– Что случилось? – спросил я, не сходя с места. Не милиционер же, а всего лишь член комсомольского оперативного отряда дружинников.

– С вами поговорить хотят.

– На предмет?

– Вот пройдем и услышите.

В комнате сидел грустный Саша, устроитель этого концерта, еще мужик, похоже директор ДК, милиционер и девушка с такой же красной повязкой на руке, как у нашего конвоира. Поскольку мы тут выступали первыми, и две других команды никак не засветились, музыканты, похоже смешавшись с слушателями исчезли.

– Как вам не стыдно!

Тут следовало перехватывать инициативу. Не спрашивая разрешения, я уселся рядом с милиционером.

– Стыдно? С какой стати? Вы, девушка, знаете, что Карл Маркс говорил о стыде? Не знаете? Так я напомню! «Стыд– это своего рода гнев, только обращенный вовнутрь!» Не знаю, как у вас, а мы никакого гнева внутри не испытываем. Максимум – легкое сожаление.

Я оглянулся на оставшихся стояв друзей, и они кивками подтвердили мою правоту.

– Это, скорее вам должно быть стыдно – испортили трудящейся молодежи вечер отдыха.

– Это не вечер отдыха, а нелегальный концерт!

По – хорошему бы все это должен был говорить милиционер, но тот молчал, предоставив инициативу руководителя КООДа. Я его понимал – юридически ситуация была весьма неопределенной. Устроители пока от всего отпираются, и была надежда нажать на нас, чтоб получить хоть какое – то признание, которым можно будет прижать устроителям концерта. Надо было выходить из ситуации самим и вывозить Сашу. От него можно было бы много хорошего получить в перспективе.

– Какие претензии к нам?

– То чем вы занимались называется незаконное предпринимательство. Вы играли на этом концерте за деньги, а это незаконно!

Я поднял брови, стараясь изобразить удивление.

– С чего вы взяли? Вас ввели в заблуждение. Кто – то видел, как мы получали деньги или у вас есть наша расписка в их получении?

Девушка посмотрела на продолжавшего молчать милиционера и ничего не ответила. Я посмотрел на друзей.

– Вы деньги брали у кого – то?

Оба двое затрясли головами.

– Нет.

– Ну, может быть взаймы?

– Да нет же!

Я обернулся и как мог честно посмотрел девушке в глаза.

– Ничего мы не брали.

– Так вы играли просто так?

Дева насмешливо улыбнулась, заранее не веря ни одному нашему слову.

– Конечно нет! – возразил я.

– Вот! – она торжествующе подняла палец. – А это значит…

– Конечно нет! – перебил её Сергей. – Мы играли ради удовольствия. Вы даже не представляете какое это удовольствие играть на хороших инструментах перед публикой, которые тебя любит и слушает. Мы ведь на репетициях не за деньги играем, а просто так.

Она нахмурилась.

– То есть вы тут играли даром?

– Я бы сформулировал так: мы играли не за деньги. И у вас нет ни одного доказательства тому, что мы вас обманываем.

Она сама видела шаткость своей позиции. Никто ничего не скажет. Некстати припомнив Шварценеггера в «Красной жаре» Серега спросил:

– Какие ваши доказательства?

Мы с Никитой хмыкнули, а вот девушка юмора не поняла.

– Кстати, репертуар у нас очень хороший, – добавил Никита. – Идеологически выверенный. Мы с этими песнями Московский конкурс молодежной и патриотической песни выиграли. У нас и грамота Горкома Комсомола имеется. Предъявить?

Ей нужно было чем – то крыть наши карты, но козырей у неё не было… Не её был сегодняшний расклад.

– А скажите «честное комсомольское»!

Девица или играла дурочку, или реально была такой. Хотя вряд ли. Скорее всего она нас считала дураками или идеалистами.

– Я своим комсомольским словом не бросаюсь, особенно по таким мелким поводам как этот, и вам не советую, – серьезно глядя на неё ответил я. – И вообще… Не бросайтесь пустыми словами, не сотрясайте воздух. Точно сформулируйте претензию и предъявите её нам, если наших объяснений вам не хватает.

– Откуда ты все это знаешь, мальчик? – спросила девушка.

Я не стал рассказывать ей о полицейских сериалах с следователями и адвокатами, которые посмотрел в Будущем, а ответил так, чтоб она смогла это понять. Честно ответил.

– А я не мальчик. Я взрослый человек.

А Сергей липким взглядом вроде как раздел её и одел обратно.

– Мы все тут взрослые люди, – добавил он, явно желая или смутить, или разозлить. – Половозрелые самцы!

– Именно. Паспорта есть. Жениться имеем право, а не то что на гитаре играть в тех местах, в которых нам захочется!

Она покосилась на милиционера. Ей была нужна поддержка, но тот только чуть пожал плечами. Не поспоришь. Имеем право.

– Я прошу вас дать объяснительные.

– На какому праву? – спросил Никита.

В разговор вмешался милиционер.

– Я прошу вас написать объяснительные.

Он как – то особенно выпятил голосом свое «Я». Мы переглянулись.

– Разумеется, товарищ капитан, – сказал Никита. – Вы– власть… Имеете право…

Собственно, такое развитие событий мы тоже обсуждали, как вариант и что надо писать представляли.

– Ничего, если в стихах?

Он серьезно посмотрел на него и ответил.

– Нет. Лучше прозой…

23.

…Аукнулась эта ситуация нам через неделю.

Нас вызвали в Райком комсомола. Я догадывался для чего, но все – таки полной уверенности, что нам зовут «вставить пистон» не было.

– Мало ли что там у них? – сказал Сергей. – Может быть еще иностранцы приехали?

– Ага… Та самая немочка, что с тобой позабавилась. Так ей это все понравилось, что вернулась и требует продолжения банкета…

– Да не одна, а целый «Фридрих Штадт палас»!

– Да ладно вам завидовать, – лениво огрызнулся Сергей. – Когда – нибудь и вам счастье улыбнется.

– Да мы завидуем не тому, о чем ты тут подумал, а твоему оптимизму! Лично я после «Дня рождения Джорджа Харрисона» ничего хорошего от райкома не жду.

– Да ладно тебе. Не каркай, а то накаркаешь.

Но был уже поздно.

В райкоме нас встретили холодно. Знакомый секретарь усадил нас перед собой и спросил:

– Это что такое? Как это всё понимать?

– А что случилось? – поинтересовались мы.

Перед нами легло письмо на бланке МГК ВЛКСМ.

– Нам пишут, что вы участвовали в нелегальном концерте.

У меня из груди рвалось «Вот врут и не краснеют», но сдержался и сказал только:

– Их, похоже, ввели в заблуждение…

– Вы же играли за деньги! А это нельзя. Это незаконно!

– Мы не играли за деньги. Мы играли просто так.

– Ради удовольствия поиграть на хороших инструментах, – добавил Сергей.

– Но вам же предлагали деньги? Не так ли? Должны были предложить! Так всегда делается!

– Да. Предлагали. Но мы отказались. Помните мы пару недель заходили к вам поговорить? Мы тогда отметили, что у нас работа с молодёжью в плане музыкального воспитание не так уж и хорошо идет. Неужели забыли?

Хозяин кабинета, кажется, сообразил в какую сторону поворачивается разговор.

– Я понимаю, у вас много других важных дел и начинаний, – поспешил я сказать, – но вот мы – то заточены именно на это. Мы увидели возможность и использовали её. Мы считаем важным показать молодежи, что и у нас существует хорошая современная музыка. И за это вы хотите нас наказать?

Мы оба лицемерили, но наша позиция была крепче. Наша позиция была железобетонной – нас никто не мог впрямую упрекнуть в нарушении закона. В документах, которыми он располагал, не содержалось ни капли компромата. Только слова. Только предположения… А в демагогии любой из нас вполне мог потягаться с любым чиновником.

– Вы читали нашу объяснительную? – спросил Никита. – Мы ведь там четко написали для чего приехали и с какой целью.

– Верно, – подержал его Сергей. – Мы приехали туда с программой песен, которую играли для передовиков производства и перед иностранными туристами на Новогоднем вечере в Дворце Молодежи.

– Да и надо сказать, что нам и поиграть – то только не дали. Остановили на «Комбате», с которого мы начали.

– Мы должны как – то реагировать, – повторил он.

– На что? – задал я все тот же вопрос. Именно вот в этом мы должны были определиться. – На что?

– Мы свою позицию объяснили. Если вы не согласны с нами – возражайте. Объясните нам в чем неправы мы, а если это не получится, то нам с вами придется объяснять Горкому в чем неправы они.

– Наша позиция проста и понятна. Мы хотели бесплатно сыграть идеологически выдержанные, залитованные песни. Что в этом плохого?

Он понимал, что мы крутим ему мозги и мы знали, что он это понимает. Таковы были условия игры, не нами придуманные. Но что он мог поделать? Он оказался меж двух огней – решением Горкома и собственным здравым смыслом. Ему хватала ума понять неуязвимость нашей позиции и при этом он понимал всю меру лицемерия, которую мы вкладывали в эти слова.

При этом что я, что мои друзья понимали, что он скорее всего бросит вызов здравому смыслу, но не ослушивается Горкома. Он часть той системы, того аппарата, что заточена не на работу, а на карьеру. Ему можно было говорить все что угодно. Называть черное – черным, белое– белым, квадратное– квадрантным, но понимание справедливости наших слов никоим образом не повлияют на его решение. Оно будет «в русле» бумаги присланной ему «сверху». Он уже выбрал лестницу, по которой будет подниматься к хорошей жизни для самого себя и рисковать своими достижениями в карьере он не станет.

– Странные вы люди, – сказал я, прерывая пошедшее молчание. – Комсомольские работники. Форма для вас важнее содержания. А это ведь прямой путь к проигрышу в идеологической борьбе с империализмом.

Он продолжал молчать явно, пытаясь придумать какой – то компромисс. Он одинаково не хотел, как идти против здравого смысла, так и против решения Бюро Горкома.

«А вот я его!»– подумал я и сказал:

– Вы вот боретесь с Западной музыкой… А знаете песню, которую у нас знают как «Шизгара»?

Помедлив, он кивнул.

– А знаете, что это песня, в общем – то, о любви человека к своей работе? О рабочем человеке? – проникновенно продолжил я.

– В ней одна девушка предупреждает подругу от не выходить замуж за железнодорожника потому что он будет любит больше, чем свой тепловоз, чем её. Разве это не замечательно, такой трудовой энтузиазм?

Это стало ударом ниже пояса. Он ничего не сказал и мы встали и, ни слова не говоря, вышли из кабинета…


…Время шло, точнее уже не шло, а летело к концу учебного года. Близились экзамены и выпускные вечера. И если экзамены нас особенно не волновали, то вот тожества по поводу окончания школы и приближающийся момент принятия решения по выбору института немного нервировали. Время на раздумье оставалось не так уж и много.

Расслабляло и то, что потихоньку капали денежки на наши сберкнижки. Кроме Евгения Садина еще несколько человек начали петь в концертах наши песни. Их крутили на радио и уже не раз, крутя ручку настройки, мы то тут, то там натыкались на уже знакомые мелодии. Обидно, конечно, что большая их часть была не в нашем исполнении, но как иначе? К этому моменту мы зарегистрировали в ВУОАП общим счетом около сорока песен и теперь потихоньку стригли купюры.

Но время шло и пришло время порадовать мир новыми песнями. Мы снова собрались на репетицию. Поиграв немного, мы уселись поговорить. Я толкнул локтем сидевшего с каком – то отсутствующим видом Никиту.

Тот с каким – то отсутствием видом пощипывал струны. Его пальцы вроде бы как сами собой наигрывали какую – то песенку, а вид был не радостный. Не рок-н-рольный вид.

– И чего ты такой мрачный?

Он не ответил, только продолжил гладить струны, извлекая из бас – гитары звуки, похожие на стоны. Я посмотрел на Сергея. Тот выглядел куда как веселее.

– Ну что. Кого еще будем грабить? Есть предложения?

– А давайте для пенсионеров парочку песен сделаем? В принципе для свадеб и юбилеев… У нас же есть «Когда простым и нежным взором…»? Так давайте еще что – нибудь. Танец молодых есть, так пусть будет танец стариков.

– На костылях? «Танец железных рыцарей» Рахманинов уже написал… Нам его не сыграть.

– Нет. Что – то помягче. Есть же веселенькая такая песня «На том же месте в тот же час…».

– Вообще там только музыка веселая, а слова…

– А что там со словами? Нормальные слова. Райком пропустит.

– Это слова типа «Все хорошо, прекрасная маркиза…» Ты не поняли, что это самое «…на том же месте в тот же час…» означает, что он снова придет в аптеку, а она – в кино? Они будут искать друг друга по старым адресам и не пересекутся. Это реально песня о несчастной любви!

– Так может быть для каких – то пар это и к лучшему, – меланхолично заметил Сергей.

– Кстати! – Припомнил я. – И про «Алису» спеть надо. Помните ту, что у «Секрета»? Алисы – то на территории СССР точно встречаются.

– Да, можно… У них вообще многое можно снять…

Сергей подтолкнул ко мне лист бумаги ручку.

– Записывайте, записывайте. «Путь никто не уйдет обиженным…»

– Лучше уж: «Пусть никто не останется незамеченным».

– Не обобранным.

– Так. Еще что в голове всплыло?

– «Букет».

– «Я возвращаю ваш букет…»?

– Там «Я возвращаю ваш портрет», а не букет. Барыкинский «Букет». Неужели не помните? Ритм простейший, а как цепляет!

Я повернулся к Сергею.

– Ты её можешь просто под один барабан исполнить. Бочкой ритм задай и пой. А мы отдохнём.

Наш барабанщик на пробу ударил раз, другой и я затянул….

– «Я буду долго гнать велосипед….»

– Унижать хорошую песню исполнением по барабан не стоит, а вот на заметку её взять следует. Хорошо. Тоже годится…

На листочке из школьной тетради прибавился еще один пункт.

– А если «Fly Robin Fly»?

– Это… – Никита, вспоминая, о чем речь, защелкал пальцами. – Ну как его… Какая – то девчачья группа?

– Точно. Это «Silver Convention». Про птичку. Типа «Лети птичка, лети…»

Мы одновременно задумались кого в слова можно подставить вместо птички – рубиновкив русский текст. Ни одна из известных мне птиц в размер не влезала. Ну только если чайка, но петь про неё как – то не хотелось.

– Чибис? – предложил Никита, покатав слово на языке.

– Чибис? Так он же вроде бы не летает? Да и есть про чибиса песня. «У дороги чибис….» Её дети поют.

– А давай пусть птичка не летит…

– А что?

– Тогда уж лучше и не птичка. Пусть муха… «Муха лети…»

– Антисанитария! Муха– это неаппетитно!

– А если про собачку? «Вой, песик вой…. Под полною луной….»

– Думаю ассоциация с собачьим тоскливым воем будет нехороша.

– Ну ладно… Учтём местный колорит. Пусть не летит, а лезет и не птичка, а мишка… «Лезь, мишка, лезь…Ты же ведь медведь.» Получится песня про медведя.

– Мишка будет лезть «на земную ось»? Это голимый плагиат!

– Нет. Он просто будет лезть. Вверх. По елке.

– Не просто, а мишка будет в ушанке с красной звездой и с автоматом.

– Тогда уж лучше в буденовке…

– И с балалайкой….

Мы с Сергеем представили и закивали.

– Да вы погодите со своим медведем… – остановил наше веселье Никита. – Вы подумайте какие тут слова тогда писать?

– А давайте что – нибудь политическое? – неожиданно предложил Сергей, видимо вспомнишь наш недавний визит в РК ВЛКСМ. – И не про птичку, а про американского президента? Покажем образ матерого империалиста…

– Толстого и жадного?

– Именно! И слова такие… «Пой птичка, пой. Пой про мир с войной…»

– Это у нас почти «Покровские ворота» получаются, – заметил я. Куски старой жизни крепко сидели в наших мозгах не только мелодиями, но и цитатами из фильмов и время от времени всплывали в памяти.

– Я политических песен писать не буду, – заявил Никита. – Про любовь– пожалуйста, а вот про империалистов – нет.

– Ну и ладно. Пиши, что хочешь, но чтоб песня была. Кто у нас поэт? Ты? Вот ты и думай!

– Издеваетесь…

Я доверительно положил руку ему на колено.

– Да ладно. Напиши что – нибудь о свободной любви… Вон Серега у тебя консультантом поработает.

– Видеоклип бы сделать… – вздохнул Сергей.

– Ну… Видеоклип нам не потянуть.

Голос Никиты был серьёзен.

– Аппаратуры нет. Не на любительскую же камеру такое снимать… Да и где воспроизводить? Для чего?

Он с сожалением вздохнул, хороня несвоевременную идею.

– Да, – согласился я. – Для танцев это лишнее… Так… Что – то еще что – нибудь вспомнил?

Друзья промолчали. Я посмотрел на список песен и пожал плечами. Мало конечно сегодня вспомнили, но хоть что – то…

– А может и впрямь сделаем шаг вперед, к музыкальной индустрии? – предложил Сергей, покачивая авторучкой над списком. Мы прислушались. Если Сергей предлагал какие – то технические решения, то они обычно оказывались правильными.

– Ну – ка, ну – ка… Ты о чем?.

Наши выступления были хороши для этого времени, но несколько однообразны. Монотонны что ли… Уже давно нас тянуло что – то изменить в подаче музыкального материала. Музыка и сама – собой была хорошей, но это все – таки было не шоу. Точнее не шоу в том понимании, какое в это слово вкладывалось в наше, будущее, время. Хотелось яркости, блеска… Кордебалета за спиной, в конце – то концов.

– Цветомузыка? – предположил я. – Девушки в трико?

– Ага. Одноклассницы…

– И это тоже, – подтвердил Сергей. – Клип – это ведь хорошо. Можно будет, конечно, от бедности не кинооборудованием пользоваться, а каким – то фильмоскопом. Или диапроектором. Подобрать видеоряд для той же «Fly Robin Fly». Хоть с медведем, хоть с птичкой….

Расслабившись мы сидели, опустившись в музыкальные воспоминания. Первый ряд песен, самые известные и знаменитые мы уже выбрали и теперь выковыривали из будущего шедевры второго ряда. Те, которые нравились не только нам всем троим, но и по – отдельности.

Неожиданно писавший что – то в блокноте Никита, отложив в сторону ручку спросил:

– А не слишком ли нагло мы себя ведем?

– Это как понимать?

– Высовываемся и привлекаем к себе нездоровое внимание.

– Это каким же образом?

– Да. И почему именно нездоровое?

– Вот мы пишем много хороших песен.

– Пишем?

– Ну хорошо. Не пишем, а записываем. Так пойдет?

Сергей кивнул.

– Вывернулся…

– Так вот если со стороны посмотреть не слишком ли подозрительно все получается?

– Ты что имеешь ввиду?

– Привлекаем внимание к себе.

– Так мы этого и хотели. Или нет?

– Получается жили, жили дети, учились в школе… – продолжил Никита. – Ничем не выделялись их своих сверстников… Даже в музыкальной школе не учились. А тут бац и посыпались из них песня за песней… Да какие песни!

– И что? – я уже догадывался к чему сейчас придет Никитина речь, но вмешался Сергей.

– Я вот подумал, а может быть всякий гений и есть попаданец из будущего?

– Тогда и все битлы тоже попаданцы. Маккартни уж точно. Пишет и пишет. Пишет и пишет… Аж завидно…

– Мы берем у Будущего куски и вставляем их в Настоящее… – наконец сказал Никита. – Это какое – то неправильное лего.

– Нет. Это вовсе не лего. Это ювелирные работы. Мы берем прекрасный кусочек Будущего и создаём для него оправу из Настоящего… А, кстати, с чего это тебя такие мысли посетили?

Он помолчал.

– Если мы не боимся так высовываться, то может быть мы и еще что – нибудь полезное все – таки сделаем?

– Выразись конкретнее.

– Мы же в долгу перед Будущем. Может быть всё – таки начнем эти отдавать долги?

Никита отложил гитару.

– Мы же знаем Будущее!

Загрузка...