Дар Небес

3

Питер все-таки задремал, ускользнув из кружившего его хоровода неотвязных мыслей, и вздрогнул, когда плеча мягко коснулась теплая ладонь. Все еще во власти сна, он взял ее и поцеловал.

– Фэлри, уже утро? Я встаю, встаю…

Ладонь не дрогнула, только на мгновение застыла, а потом мягко освободилась из его пальцев. Питер открыл глаза – и увидел Хайлиана уже у двери.

– Тебе… правда необязательно идти, если не хочешь, – сдавленно произнес он, не оборачиваясь, и исчез.

Питер с тяжким вздохом перекатился на спину и уставился в потолок, создававший иллюзию далекого звездного неба. Догнать бы Хайли прямо сейчас, схватить в охапку и вместо дурацкого приема посвятить вечер тому, чтобы убедить его в своей любви. Так ведь ничего не выйдет, фальшь сереброволосый сег почувствует за версту… хотя Питер будет искренен, он любит Хайлиана – может, не так, как Фэлри, но любит. И будет очень стараться убедить в этом и его и себя… старания-то его и погубят.

Уж лучше встать и попытаться хоть что-то сделать правильно.

И Питер встал, позволил кровати с писком уйти в цикл дезинфекции и быстро оделся.

Хайлиан порой ночевал здесь, Питер у него – никогда. Достаточно того, что сег живет с ним, все для него делает, а взамен не получает ничего, кроме нежной дружбы – если Питер еще и начнет приходить к нему в постель, то окончательно перестанет себя уважать.

Он выбрал темно-синюю, почти черную тунику и струящиеся свободные брюки оригинального косого кроя – это, конечно, синтезировал Хайлиан, любитель выдумывать новое. Концепции траура в сегийской культуре не существовало, как и пиетета перед смертью и всем, что с ней связано, но все эти годы Питер упорно выбирал в одежде темные цвета и всегда с чем-то синим.

Фэлри не умер, он знал это точно, но расставание с ним было все равно, что смерть. Даже, может быть, хуже – если принять как данность, что смерть бесконечный сон без сновидений, и тебя просто нет, как не было до момента твоего зачатия.

Хайлиан, в облегающем одеянии цвета темного вина, стоял на балконе и любовался Омороном. Легкий ветер вздымал серебристые пряди волос, спускавшиеся чуть ниже плеч. Питер давно заметил, что сеги редко отращивают длинные волосы – это скорее прерогатива эр-ланов – но и коротко почти никогда не стригутся. Ну, за исключением тех случаев, когда стрижка выдавала принадлежность к какой-то группе, как бритая голова бывшего бойца Тайрона.

Оттенком шевелюра Хайли напоминала не седину, а скорее яркое серебро – его родители были без ума от фантастического сериала, который шел по галовиду уже несколько десятков лет. Персонаж с похожей внешностью был там самым мудрым, честным и правильным – и Хайлиан пока ничем его не посрамил.

Питер приблизился к нему (обними его и поцелуй, ты его обидел, сделай это, чертов ты дурак) и встал рядом.

– Ну что, полетели? – преувеличенно бодро произнес он, избегая бархатного взгляда фиолетовых глаз. – Кстати, ты так и не сказал, по какому поводу веселье.

– Да это не совсем веселье, – Хайлиан устроился на сиденье флаера, поджав ноги, пока Питер активировал силовое поле и задавал программу, – скорее обмен опытом. Соберутся адаптологи со всего Оморона, мы уже давно не устраивали таких сходок, все страшно заняты, но это очень полезно.

– О, это тема! – обрадовался Питер. Флаер плавно взмыл в зеленовато-лиловое небо и влился в транспортную сеть, точно рыбка в гигантский сверкающий косяк себе подобных. – Я давно хочу поболтать с кем-нибудь, кто занимается детьми из Трущоб – там же будут такие?

– Конечно. Я тебя сразу же познакомлю.

Питеру редко нравились подобные вечеринки – слишком часто он в них играл роль какой-то диковины, выставленной напоказ.

Не поверите, кто здесь сегодня! Хайлиан со своим партнером, вы наверняка о нем слышали – один из немногих, кто пережил «барьерную смерть», ужасная история, столько людей погибло, а этот Питер Матье пытался их спасти и не смог… да, Питер Матье, он оставил двойное имя, звучит немного странно, но и сам он не слишком-то похож на сега, пусть и прошло уже почти десять лет. Но он и не обязан быть похожим на нас, сами понимаете…

И так далее, и так далее.

И все же он часто сопровождал Хайлиана – знал, что тому приятно, когда их видят вместе.

Однако этот вечер определенно удался – Питер познакомился с несколькими адаптологами, которые занимались не только детьми из Трущоб, но и людьми, которые приходили с Большой земли, желая поселиться в Омороне. А таких было немало – к удивлению Питера, Оморон не был единственным поселением евразийского континента, хоть и занимал его почти целиком, за исключением северных районов. Существовали десятки мелких поселений, где уровень жизни был гораздо ниже, хоть и не настолько, как на бывшей «забарьерной» территории.

На которой сейчас один за другим, как грибы после дождя, вырастали из механоэмбрионов новые удивительные здания, дороги и башни. Полностью сфорировавшись, они поднимались в воздух и присоединялись к «дрейфующей» сети, а под ними, постепенно поглощаемые лесом, тихо исчезали остатки доисходных развалин, пустых деревень и городов, окруженных рвами и крепостными стенами.

Питер старался не думать об этом. Было бы глупо теперь, когда все жители территории за Барьером погибли, противиться неизбежной застройке. Теперь Оморон – и его город, пусть процветает и расширяется.

– Один вопрос давно не дает мне покоя, – Питер уединился с очередным собеседником на полукруглой открытой террасе, откуда открывался потрясающий вид на ночной парк с сияющими всеми оттенками пурпура деревьями. Когда-то, при первом визите в Оморон, разноцветные сады поразили Питера до глубины души – теперь стали привычным зрелищем.

Черноволосый, уже немолодой сег Кальдо вопросительно приподнял узкие брови.

– Дроны вытаскивают из Трущоб детей, но это именно дети. Я еще не видел там ни одного молодого человека, скажем, лет двадцати. Да что там, даже подростки в Трущобах редкость. – Питер чуть подался вперед и жадно уставился на собеседника. – Куда же они деваются? Неужели там есть какой-то ритуал… не знаю… они же не приносят их в жертву и не едят, правда?

Последние слова прозвучали так жалобно, что явно шокированный ими Кальдо невольно рассмеялся. Преклонный возраст почти не сказывался на внешности сегов, но обычно они вели себя гораздо менее эмоционально, чем в юности. Не все, разумеется, но случай Кальдо был типичным – столь яркая реакция выдавала его увлеченность предметом беседы.

– Побойтесь бога, Питер, конечно, нет! – ответил он, отсмеявшись. – Вы уж скажете, так скажете! Думаю, могу открыть вам эту тайну – да и никакой тайны, по сути, нет, просто обсуждать это не принято, ну, знаете… как что-то, не делающее чести ни нам, сегам, ни эр-ланам.

– Вы меня заинтриговали! – Питер весь подобрался, втайне испытывая облегчение от того, что Кальдо не добавил что-нибудь вроде «понятно, что условия, в которых вы росли, наталкивают на подобные мысли» и т.п. Подобные фразы ужасно бесили, а выслушивать их приходилось с удручающей регулярностью.

Кальдо отпил воды из высокого бокала – в нем прыгали и танцевали розово-золотые отблески.

– Все просто. Если ребенок не попадается дронам и доживает до более-менее взрослого возраста – обычно это лет тринадцать-четырнадцать, но некоторые смельчаки стартуют и раньше – он уходит из Трущоб туда, где есть хоть какой-то шанс выжить. В Ясион.

– Впервые слышу о нем! Это город?

– Да, второй по величине после Оморона – занимает практически всю территорию бывшего Аравийского моря. Неудивительно, что вы о нем не слышали, не то чтобы эту тему замалчивают… но стараются не упоминать. И так хватает молодых и горячих голов, которые думают, что здесь все плохо, а там хорошо. Что здесь им навязывают дурацкие правила, а там будут любить, поймут, как нигде, и дадут полную свободу действий.1

– Так что же там такое? – спросил Питер, сгорая от любопытства, – и тут заметил у раздвижной двери Хайлиана, тот сделал ему знак. Питер вскочил и поспешно добавил: – Только никуда не уходите, Кальдо, умоляю, не терпится услышать продолжение!

Сег снова тихонько засмеялся и кивнул, уткнувшись в свой бокал.

– Ты крадешь у меня самое вкусное, злодей, – шутливо произнес Питер, приблизившись к Хайлиану, – что случилось, кто-то умер?

Фиолетовые глаза взглянули на него так, что у Питера мгновенно пропала всякая охота смеяться.

– Нет, – тихо промолвил Хайлиан, – пока еще нет.

Мягкое сиденье флаера, казалось, обжигало Питера, он не мог заставить себя сидеть спокойно. И готов был убить создаталей летательных апппаратов за то, что они установили ограничение скорости в транспортной сети.

– Как такое могло случиться, я говорил с ним только вчера по галику и все было в порядке! – раз за разом повторял Питер, и Хайлиан отвечал, снова и снова:

– Мы совсем скоро будем на месте и все узнаем. Сильван послал тревожный сигнал настройщику, тот сейчас у него и сделает все возможное.

Питер только кивал, отвернувшись к рассекающим ночь полосам света – размытым очертаниям других флаеров.

Лечебниц или чего-то похожего в Омороне не существовало, для корректировки процессов в организме сеги пользовались специальными приборами – настройщиками, но существовали и люди с одноименной специальностью. В ведении каждого находилось несколько приборов, если состояние пациента резко ухудшалось, прибор подавал мониторящему его человеку тревожный сигнал.

Сильван носил браслет настройщика последние пять лет, не снимая, – уступил настояниям Питера после гибели Крис. Ее погребло под завалом в одном из самых древних Хранилищ, тело можно было извлечь, но Сильван и Питер отказались – Крис не пожелала бы себе лучшей могилы.

Смерть матери наполнила горечью сердце Питера, но и только. Сколько он себя помнил, Крис проводила дома лишь зимы, а весной уходила странствовать, и они никогда не были особенно близки.

А вот отец… при одной только мысли, что он может его потерять, Питер впадал в состояние, близкое к панике. Он нежно любил отца, к тому же тот оставался последним звеном, еще связывавшим его с прошлым, последним, кто помнил мир, в котором они родились и выросли – и единственным по-настоящему близким ему человеком.

После похищения Фэлри Сильван не отговаривал Питера от поисков, как мама, Инза, Саруватари и прочие здравомыслящие сеги. Как и Питер, он считал, что дело нечисто, но, к сожалению, им так и не удалось ничего раскопать, сколько бы сил они ни прикладывали.

Впрочем, возможности их, конечно, были очень ограничены – особенно после истории с Инзой.