Но вечно же я его атаки парировать не смогу. Кто выдохнется быстрее: человек или тварь? Проверять не особо хотелось, а значит, нужно было как можно скорее отыскать ее слабое место и жахнуть по нему всем имеющимся в наличии арсеналом.
«Мы это уже проходили, малец! Местечко-то слабое даже у моего творения имеется, но чтобы до него добраться, знать нужно наверняка!»
Паук-переросток оказался необыкновенно обучаем. Сложно было повторить один и тот же выпад дважды. Мои действия начинали предугадываться им, и я едва успевал уворачиваться от ответной атаки. Поумнее любой другой встреченной мною твари будет… в разы.
Вероятно, именно на это и намекал мне Царь. Его мозг слишком сложен для того, чтобы регенерация сработала на него как надо. Добраться необходимо до мозга.
«Бинго, аха-ха-ха! — подтвердил мою догадку величайший из приматов. — Но чтобы раньше времени не зазнавался, скажу, что додуматься до этого можно было куда быстрее, малец!»
— Да иди ты нахер! — измотанный, но с широкой улыбкой от уха до уха ответил ему.
Получается, чтобы добраться до этого самого мозга, необходимо долбить по одному и тому же месту, дабы кожа и всё, что под ней, не успевало затягиваться. Видал я тварей, которые и с наполовину пробитой черепушкой продолжали вполне успешно функционировать, так что для меня природа Голиафа оказалась настоящим открытием.
Забежав на выдолбленную в камне лестницу в дальнем конце зала для лучшей видимости, преобразил перстень в тридцатку старых добрых штурмовых винтовок. Действуем по аналогии с грабоидом за одним исключением: выбираем одну единственную точку между хелицерами и нижним уровнем глаз и палим по ней беспрерывно, пока не доберемся до мозгов.
Сконцентрироваться на точке особого труда не составило. Сложнее было удержать активного Голиафа на одном месте, который прыгал, как ненормальный. Большая часть патронов попала в молоко.
— Сука… — процедил сквозь зубы.
«А ты думал, он на месте стоять будет, ожидая скоропостижной кончины, ахаха?!»
Значит, нужно отложить убийство до лучших времен, пока не зафиксирую тварь на одном месте. В ход пошло преображение артефакта в крепкую золотую цепь. На расстоянии принялся обвивать лапы Голиафа, но и здесь паучище продемонстрировало высокоинтеллектуальные чудеса, а именно — отгрызание собственных конечностей. Стоило только связать две или более лап друг с другом, как одним мощным укусом паук лишал себя лап одной за другой. Цепь со звоном падала на пол, а конечности отрастали вновь, избавляя тварь от оков.
Еще немного, и впаду в натуральную истерику. Думай, думай, думай…
«Верно! Займись тем, на что затрачиваешь меньше всего времени в своей жизни!» — едко поддел меня Царь.
А обязательно ли связывать его лапы? Насколько бы ни была сильна и бесконечна регенерация этой твари, если проткнуть ее насквозь и пригвоздить к поверхности, сколько бы она ни восстанавливалась, силы не особо помогут ей вырваться. Как бабочка, нанизанная на иглу. Всего-то сделать два мощных прокола, чтобы зафиксировать всё тело на месте.
«О-о-о… Додуматься до такого — как два пальца обделать. Тоже мне, гений мысли! Вот потому у меня не было никакого желания пускать тебя в святая святых, малец! Таким ничтожествам, как ты, не место в божественной обители!»
Но я уже приступил к реализации нового плана. Преобразил перстень в широкое и достаточно длинное копье с зазубренным наконечником для лучшей фиксации, размножил на три штуки. Первое из них вошло аккурат в брюшко, пробивая пол примерно до середины древка. Голиаф пронзительно зашипел, дернулся, но остался на месте. Передняя его часть всё еще лихорадочно металась и пыталась избавиться от копья. Регенерация продолжала активно заращивать кожу и разорванные внутренности, но всего лишь еще сильнее закрепило древко в полостях твари.
Тогда в ход пошло второе копье, пронзившее головогрудь и пробурившее каменный пол под ней. Вертелась монстрятина, как ненормальная, делая себе этим только хуже и раз за разом разрывая восстановившиеся ткани. Но даже так до мозга я еще не добрался.
Тогда взял в руки третье. Замахнулся как следует, а скорость полета усилил телекинезом.
Копье влетело аккурат между хелицерами и нижним рядом черных глазок Голиафа. Тварь заверещала, но направил чуть ли не весь свой резерв на то, чтобы протолкнуть копье как можно дальше, игнорируя зверский реген. Еще буквально парочка сантиметров, и все восемь лапок паука судорожно задрожали. Дернувшись всем телом последний раз, Голиаф замер на месте, а я, испустив вздох облегчения, осел на каменную ступеньку.
— И что ты теперь скажешь? — с ухмылкой поинтересовался у Царя, но тот и не подумал сменить гнев на милость.
«Скажу, что если ты задержишься здесь хотя бы на пять минут, подвиг придется повторить. А если минут на десять, то повторить его дважды, аха-ха-ха!»
— С какой это стати?!
«Видишь всех этих малюток, стекающихся к своему дохлому папаше? Сколько их? Сотни? Тысячи? Десятки тысяч? То-то же. Совсем скоро один из них станет новым Голиафом, и длиться это будет до скончания веков!»
— Ну и больной же ты сукин сын, если это и впрямь твое детище… — медленно поднялся со ступеньки и, пятясь, отправился наверх по лестнице.
«Как там в вашем мире говорят? Ноу-хау?! Наверное, это оно и есть! Аха-ха-ха!»
Шаг за шагом я поднимался всё выше, но конца и края лестнице видно не было. Подозревал, что ведет она напрямую к вершине. Не карабкался же Царь каждый раз по отвесной скале, чтобы показать этим наглым людишкам, кому принадлежат земли Абба-Алы. Да и Голиаф, будучи, как он сам выразился, его «питомцем», вряд ли представлял для Равного Небу какую-либо опасность.
«Вот не нравишься ты мне, малец, и я всё еще разрываюсь от желания тебя прикончить, как и любой другой свой сосуд. Но кое-что отличает тебя от остальных, что не может не радовать. И это не только редкостная, даже для вашего биологического вида, недалекость…»
— Интересно, что же? — осведомился, закатывая глаза.
«Ты утратил тело, но умудрился спасти душу. Значит, для Вселенной она слишком ценна, чтобы позволить ей кануть в небытие. А если сама Вселенная способствовала тому, чтобы не дать этому случиться, даже я, Прекрасный Царь Обезьян и Великий Мудрец, Равный Небу, обязан считаться с ней».
Вот тут я замер, облокотившись на стену, покрытую густым слоем мха, и попытался переварить услышанное.
— Выходит… ты знаешь, кто я на самом деле?
«Разумеется, знаю! Вопрос лишь в том, с какой целью был избран именно ты, обделенный умишком бездарь?! Возможно, у тебя имеются иные положительные качества, о которых мы оба не в курсе?»
А в самом деле… почему именно я? Рядовой работяга, неудачник по жизни, в свои двадцать девять лет не имевший на своем счету ни одного значимого достижения?
«Пути Вселенной неисповедимы!» — подытожила тварь.
Хмыкнув, продолжил подъем, обходя опасные полуразрушенные участки и перепрыгивая через источенные временем и сыростью ступени.
Ни часов, ни солнца над головой. Лишь полумрак, отдаленное шипение возродившегося Голиафа и действующее на мозги капанье с потолка.
Час, два, три… Время тянулось бесконечно и, казалось, конца и края лестнице не видать. В горле снова дико пересохло, опустевший желудок надрывно рычал, а уставшие от подъема ноги гудели. Спасала только прохлада. Куда сложнее было бы взбираться под лучами палящего солнца.
Поэтому, переступив через последнюю ступеньку, не сразу поверил в это. Будто бы марафон пробежал. Ни ожидаемого облегчения, ни умиротворения, ни радости. Ровным счетом ничего.
С постной физиономией подошел к выдолбленному в скале подобию алтаря прямо посреди ровной площадки. И хоть немного поодаль солнечные лучи лениво облизывали серый камень, намекая на выход, на флаге готов был присягнуть, что охранял Голиаф не его. Он охранял этот самый алтарь.
«Так уж и быть! — наконец-то подал голос Царь спустя несколько невыносимых часов молчания. — Раз уж одолел мою зверушку, разрешу тебе взглянуть на святыню одним глазком. Но ничего не трогай! Даже пальцем, малец! Даже пальцем…» — голос его под конец сорвался, что еще сильнее побудило меня изучить содержимое его святыни.
Ничего особенного в нише не было. Деревянная расческа, побуревшая и позеленевшая белая сумка с длинным ремешком, пара золотых сережек… Всё и впрямь выглядело нетронутым сотнями лет. Кроме букета свежих тропических цветов.
Краснославльский лес…
Тем же вечером…
Забравшись повыше, Дамьен с ужасом взирал на тварей, собравшихся под деревом. Скалящих окровавленные пасти, рычащих, шипящих. Их становилось всё больше и больше. Вплоть до того, что в определенный момент они отвлеклись от своей главной добычи и принялись разбираться друг с дружкой.
Кровища, ливер, чешуйки, клочки шерсти… Всё летело в разные стороны, а парень неистово молился всем известным богам, дабы охота поскорее завершилась и остальные члены клуба вернулись сюда по его душу.
Никогда прежде ему не приходилось сталкиваться с чудовищами лицом к лицу. Да и насколько больным был его объект, что вызывался на обход своей территории в гордом одиночестве?! С арбалетом! Да выданных ему болтов не хватило бы, чтобы изничтожить всех этих существ…
Сидя на толстой ветви, француз лихорадочно подбрасывал пару кубиков с периодичностью в несколько минут. Удача пока еще спасала его задницу, однако стремительно понижалась, а ветка безжалостно хрустела, с трудом выдерживая на себе вес в две сотни килограммов.
«Либо он настолько силён, либо донельзя безумен…» — размышлял Дамьен, обнимая ствол и поглядывая вниз.
«Ты боиш-ш-шься, мой сладкий пирож-ж-жочек? Не бойс-с-ся… — успокаивала его Мими. — Прос-с-сто так им тебя не одолеть…»
«Но я актер, а не охотник! Меня не предупреждали, что придется заменять его в таких условиях! Прежние мои объекты подобным безрассудством не занимались! Что мне делать, Мими?!»
«Ты мог бы перевоплотит-т-ться в одну из них и с-с-сбежать…»
«Шлейфер не понравится, что придется дать мне больше его крови. Она и так смогла добыть лишь несколько капель. Если я в первый же день израсходую почти весь запас, то покажу этим свой непрофессионализм. А мои навыки исключительны!»
«С-с-стерва с-с-сама виновата в том, что пос-с-ставила тебя в такие ус-с-словия. Да как она пос-с-смеет ус-с-сомниться в тебе, луч-ч-чшем из луч-ч-чших?..»
«Всё-таки ты права», — кивнул ей парень.
Вынул из колчана арбалетный болт с окровавленным наконечником и, прикрыв глаза, облизнул его. Горькая и смердящая кровь обожгла язык Дамьена, но метаморфозы не заставили себя долго ждать.
Придется ему, вопреки всему имеющемуся профессионализму и прекрасным навыкам социальной адаптации, изменить положение объекта как минимум в пределах охотничьего клуба. Либо же вовсе отказаться от членства в нем, сославшись на неактуальность. Это того не стоило…
Наличие свежих цветов прямо говорило о том, что алтарь после смерти Царя навещали. Обезьянки? Для них владелец этих вещей значил столько же, сколько для их господина? Вот это уже интереснее. Учитывая и тот факт, что вещички-то определенно человеческие. Причем женские.
«Как бесцеремонно ты отзываешься о своей первой предшественнице…» — как бы между прочим заявила тварь. Тихо, осторожно… благоговейно?
— Знаешь, я много времени потратил, гадая, что же тебя заставило передать свои силы первому носителю, — прищурился, глядя на пару всё еще поблескивавших сережек. — Он как минимум должен был находиться рядом с твоим телом в момент смерти. В итоге решил, что таким образом ты просто сохранил свою душу, передав ее вместе со способностями тому, кто убил тебя. Это было бы логично. Но насколько логично заставлять своих подданных строить алтарь в честь собственного убийцы? Или же… — напрягся я, — …он сделал что-то такое, что вышел для тебя за рамки «жалкого смертного»?
«Например, попытался спасти… от убийцы? Даже если для спасения было уже слишком поздно…»
Подивился неожиданному откровению. Не думал, что хоть о чем-то или ком-то кроме родной земли и подданных Царь способен отзываться с такой сентиментальностью и дрожью в голосе.
«Нарываешься, малец! Видишь свет в конце туннеля? Вот туда топай и не дербань мое древнее сердце! Вернее, душу… Не дербань мою душу, жалкий смертный!»
— Эти серьги нужны мне, — неожиданно произнес, догадавшись, почему это украшение настолько хорошо мне знакомо.
Они же из одного комплекта! Того самого, за которым охотится госпожа Шлейфер. Треугольные висюльки с витиеватым орнаментом. И наверняка связаны с открытием порталов. Возможно, даже с возвращением обратно. Удача меня не подвела. Вот же тот самый способ вернуться домой!
«Руки прочь от алтаря!!!» — громогласно пригрозил Царь, и я непроизвольно зажал уши ладонями.
Виски прострелило болью, а из дыры в потолке на меня уже яростно поглядывали скривившиеся рожи обезьянок.
— Но ты же не хочешь, чтобы мы застряли здесь навечно?! — воскликнул, поглядывая на заманчиво поблескивающие серьги.
«Отчего же не хочу?.. — загадочно протянул тот. — Между прочим, это мои земли, и давненько они ожидали моего возращения!»
— Ну и мразь же ты всё-таки…
Делать пока что нефиг. Так просто забрать артефакт не получится. Нужно отдохнуть, восстановить силы. К тому же, на очереди посещение храма, в который я также жаждал заглянуть. Да и утро вечера мудренее.
С трудом оторвав взгляд от билета до дома, приблизился к дыре наружу. Преобразовал перстень в крюк-кошку, замахнулся, подбросил наверх и, стиснув зубы, выкарабкался из каменного нутра.
Яркий свет ослепил меня, и ушло еще некоторое время на то, чтобы привыкнуть к нему после полумрака пещеры. Но этот вид впереди…
Шаг за шагом приблизился к краю обрыва, освещаемому закатным солнцем и взглянул на земли, распростертые передо мной. Бесконечные джунгли, тонкая полоса реки между ними… Именно такой пейзаж пришел ко мне в первом видении во время пробуждения Царя.
Обернулся на каменное строение в несколько этажей с остроконечной крышей. Время не пощадило и его, со всех сторон обвитое пробившимися сквозь камни ползущими растениями.
Ко входу, окруженному колоннами, вела длинная полуразрушенная лестница, и я уж было направился к ней. Однако успел сделать лишь несколько шагов, прежде чем правая нога онемела. Ступив на нее, утратил опору, и припал на левое колено, поморщившись от боли.
— Чё за?.. — принялся быстро закатывать штанину.
Взгляд упал на две жирные черные точки, вокруг которых образовались крупные синяки с подсохшими кровоподтеками. Кожа вокруг них пульсировала, а чернота неумолимо росла, захватывая всё новые области кожи.
Укус?..
Припомнил, что именно с этой ноги я скинул детеныша Голиафа в костер, но почему… почему только сейчас?
«Интересный у них яд, верно? — мысленно ухмыльнулся Царь, и я сглотнул вязкую слюну. Голова закружилась. — Во время укуса они впрыскивают особое вещество, которое действует подобно анестетику. Таким образом, яд успевает распространиться до того, как его воздействие на организм жертвы обнаружат. Грубо говоря, тогда, когда уже поздно что-либо предпринять. Гениальный же я селекционер, согласись, малец?! Аха-ха-ха!»
— Т-т-твою мать… — прошипел, когда перед глазами запрыгали черные пятна.
После онемения последовало жжение такой силы, что слезы непроизвольно брызнули. Словно место укуса прижгли каленым добела железом.
Стиснув зубы, из последних сил ухватился за шершавый камень и пополз к лестнице, ведущей к храму, подтягивая неуправляемое тело за собой. Как долбанный червь. Метр за метром, пока тело не онемело целиком, а сознание не покинуло меня окончательно.