Цветы Вашного

***

Из центра Хассадара до лаборатории был один короткий перелет на флайере. Лаборатория разместилась на территории бывшей скудной на урожай фермы, которую ее прежние обитатели оставили, переехав на более плодородные (как надеялась Катриона) земли Зергияра. В любом случае, для своего нового предназначения старая ферма подходила отлично. «МПФК Энтерпрайзес Лаборатория Один», гласила официальная табличка на воротах, хотя как Карин, сестра Марсии, назвала ее Жучиным Ранчо, так это название к языку и приклеилось.

Катриона миновала новый бревенчатый сарай, в котором размещались экспериментальные клетки с жуками, и направилась прямо к, так сказать, главному зданию — бывшему дому фермера. Более впечатляющую штаб-квартиру планировалось выстроить «когда-нибудь позже, когда дел будет поменьше». Энрике и Марсия сидели в бывшей столовой, которая сейчас служила временным офисом и центром связи.

Катриона взмахом руки поприветствовала Марсию Куделку-Боргос — высокую, белокурую и деятельную женщину под тридцать.

— Привет, Марсия. Ну, что тут у вас за великая загадка?

— Новая загадка, я бы сказала. Пойдем, посмотришь.

Энрике сидел за комм-пультом и, хмурясь, изучал ряд записей, в которых Катриона узнала виды на полевую делянку, снятые под разными углами.

— Вот, я пролистаю все к началу. Прошлая ночь, сразу после того, как стемнело.

Он обработал изображения, чтобы скомпенсировать низкую освещенность, хотя отчасти пострадали цвета и разрешение.

Катриона склонилась над его плечом.

Странная хрупкая фигура осторожно перешагнула силовой барьер, попав в фокус камеры. Этот некто был одет в штаны, которые ему были велики на пару размеров и подвязаны веревочным поясом на узкой талии, и старую черную футболку. Его тощие руки по контрасту с футболкой буквально сияли белизной — у него была не просто светлая или незагорелая кожа, но почти белая, как бумага. Когда он посмотрел наверх, камера показала отчетливое изображение такого же белого худого лица в обрамлении легких как пух белых волос, подстриженных так, словно для этого ему кто-то надел на голову горшок.

— Останови кадр! — скомандовала Катриона. — И увеличь.

Глаза у неведомого создания были бледно-голубые. А уши — определенно заостренные.

— Бог ты мой, вот он, майлзовский лесной эльф!

— Майлзовский кто? — изумилась Марсия.

— Вообще-то это существо — альбинос, — вставил Энрике тоном дружеской научной поправки.

— Да-да, вижу. Но Майлз позапрошлым вечером заметил, как в сумерках кто-то перемещался, кто-то, кого Вадим не смог обнаружить, — и он сказал, что этот «кто-то» похож на лесного эльфа. И боже мой, он действительно похож!

Вдобавок ко всему Майлз испытает большое облегчение, узнав, что его видения не были предвестником каких-нибудь неврологических проблем. Но, конечно, он будет обескуражен не меньше, чем оказалась она сама.

На замороженном кадре было отчетливо видно, что этот эльф — мальчик. Опытным материнским глазом Катриона оценила его возраст где-то между рослым одиннадцатилеткой и недомерком лет четырнадцати: он еще не брился, но уже начал стремительно вытягиваться в росте, хотя полностью еще не вырос. Примерно столько лет было сейчас ее старшему сыну от первого брака, Никки.

Энрике, взглядом спросив у нее разрешения, снова запустил запись, и фигура пришла в движение.

Мальчик положил на землю мягкий тряпичный мешок, висевший у него на плече, извлек оттуда литровую стеклянную банку и отвернул с нее металлическую крышку с дырками. Затем он прошелся по делянке, отбирая самых ярко сияющих жуков, и покидал их в банку.

— Он же без перчаток! — взвизгнула Марсия.

— Да он даже босиком! — тем же перепуганным тоном вторила ей Катриона.

Энрике выпрямился в кресле.

— Хм, а вот этого я при первом просмотре не заметил. Но он крадет наших жуков, этот маленький, этот юный правонарушитель!

Посадив в банку с десяток ярко сияющих жуков, которые ползали друг по другу и превращали свое узилище в мигающий золотым и пурпурным фонарь, мальчик нагнулся, сорвал с кустов несколько листьев, напихал их в банку и завернул крышку. Затем он подобрался к открытой загородке и последовательно сложил в свою сумку кое-что из оставленного там инвентаря, придирчиво изучая каждый инструмент.

— Эй, смотрите, еще он крадет все наши вещи! — добавила Марсия.

Это были всего лишь дешевые инструменты, которые они планировали использовать в зараженной зоне и затем бросить там, но мысль не о самих инструментах как таковых, а об их потенциальной радиоактивности заставила зашевелиться волоски на затылке Катрионы. И она не понимала, почему мальчик потратил столько времени на выбор — ведь все, что он брал в руки, в конечном счете отправлялось в его сумку, разве что кроме стремянки, явно оказавшейся слишком большой, чтобы ее унести. И все же он опробовал и ее, разложил — хотя явно не знал, как закрепить страховочную цепочку, — и несколько раз по ней полазил вверх и вниз, спрыгивая каждый раз со все более и более высокой ступеньки. К счастью, во время этой игры стремянка под ним не сложилась. Затем он прислонил ее к дереву и вскарабкался наверх, чтобы осмотреть поближе одну из крошечных видеокамер. Он постучал по ней, подергал, но не смог сорвать ее с крепления; затем он явно на пробу ее лизнул. Запись показала крупным планом его потрясающие голубые глаза и длинный язык.

Но потом изображение с этой камеры шло довольно смазанное.

— Фу-у-у, — с отвращением протянула Марсия.

Наконец устав от этой не поддающейся ему вещи, мальчик слез на землю, отнес лестницу обратно в загородку и удалился.

— Но как он проделал весь путь? — задумался Энрике. — К нашему испытательному участку не ведет никаких дорог, даже заброшенных. И он определенно слишком юн для прав на вождение флайера или воздушного мотоцикла.

— Деревенские жители в Округе, особенно в горах, не слишком заботятся о таких городских штуках, как водительские права и допустимый возраст, — обтекаемо заметила Марсия.

Катриона изучила записи, прослеживая мальчика то на одном кадре, то на другом.

— Будь у него транспортное средство, он бы, наверное, забрал лестницу. Похоже, она ему очень понравилась.

Но какой же странный выбор игрушки… Не то, чтобы дети в этом смысле не поступали странно — например, отбрасывают в сторону игрушки и играют с коробками — но этому мальчику лестница была явно в новинку, словно он не встречал ничего похожего прежде. И почему, спрашивается, он не воспользовался ни одним из инструментов, чтобы снять видеокамеру, явно более ценный предмет?

— Должно быть, он прошел весь путь пешком, — заключила она.

— Весь путь до участка? Босой? И — кстати, откуда? — неверяще переспросил Энрике.

Катриона едва сдержала улыбку.

— В глуши люди до сих пор путешествуют на своих двоих. И не просто ради физических упражнений, а именно затем, чтобы попасть туда, куда им нужно. — Пешком — или верхом. Катриона смерила взглядом тощую, нагруженную вещами фигурку, переступающую через силовой барьер. Одной рукой мальчик тащил свой мешок, другой прижимал к себе светящуюся банку. — Как и верхом на лошади, — рассудительно допустила она.

— Но он уносит наших жуков! — простонал Энрике. — Для чего они ему? Он хочет получить выкуп? — Экспрессивное выражение его физиономии ясно говорило, что он не посчитает никакую цену чрезмерной, чтобы их вернуть в целости и безопасности.

— Он же просто ребенок, Энрике, — возразила Катриона, и тут ей пришло в голову новое и еще более пугающее соображение относительно мальчика. Может ли хоть кто-то на Барраяре, даже ребенок, даже из захолустья, не знать, что обозначает этот желтый трилистник? Но если да, что, если он взял смертоносных жуков просто потому, что посчитал их красивыми?

— Ребенок-мутант, это так, — уточнила Марсия. — Как думаешь, не может ли кто-нибудь заставлять его забираться в зону отчуждения и красть оттуда вещи?

О да, мысли Катрионы был далеко не так ужасны, как это предположение.

— Он выглядел… довольно заинтересованным. Жизнерадостным. Тощим от физической нагрузки, а не от голода. — И на нем не было синяков или иных отметин дурного обращения, а они были бы заметны на белой коже. Ну, по крайней мере на руках, голове и шее. Несколько царапин — обычная плата для любого, кто лазит через заросли без плотной верхней одежды. Хотя конкретно сквозь эти заросли стоит соваться лишь в защитном костюме. — Я подумала, ведь удерживать людей подальше от зоны отчуждения — главная задача лесничества? Нам стоит поговорить с Вадимом.

Марсия тут же набрала номер лесничего, но выяснилось, что сегодня у того, по-видимому, выходной, поскольку он не ответил на звонок и не перезвонил в ответ сам.

— Выходной? А я и не знал, что у него они бывают, — слегка озадаченно произнес Энрике. Удивление его было непритворным: сам он вообще не делал перерывов в работе, по крайней мере запланированных перерывов; его время делилось на загруженное делами и очень загруженное — как и ее собственное, печально подумала Катриона. Хотя его жена Марсия периодически вытаскивала его из лаборатории, это было для нее дело принципа. Катриона виновато подумала, не должна ли она сама почаще делать подобное для Майлза, но их совместный отпуск обычно заканчивался новой порцией того, от чего ты этот отпуск брал. Проще было не мешать Майлзу и не дергать, пока он сам не свалится, как это в конце концов и случалось. Она старалась не проводить мысленные параллели между ним и гиперактивными двухлетками.

— Ты прилетела на собственном флайере? — уточнил Энрике у Катрионы.

— Да, но… даже если мы полетим туда на нем, сесть-то не сможем. Или как минимум нам придется на обратном пути остановиться на посту лесничества для обеззараживания, — уточнила она. Похоже, подхватила педантизм мышления, свойственный Энрике.

Но от этого довода Энрике отмахнулся, как от пустяка.

— Вор явно возвращался туда несколько раз. Если у него есть механический транспорт, мы сможем обнаружить место, где он спрятан. А если он пришел пешком… — Энрике осекся и наморщил лоб.

— Тогда он не смог бы уйти слишком далеко, — договорила за него Марсия.

— Да, но значило бы, что он пришел откуда-то изнутри зоны отчуждения, — возразила Катриона.

— Тогда, возможно, мы сумеем это место обнаружить, — ответил Энрике.

— Вы с Вадимом должны были облететь эту территорию несколько раз, пока выбирали место для делянки и обустраивали ее. Вы уж точно заметили бы то, что видно с воздуха.

— Да, но мы тогда не выглядывали нарушителей!

Резонное возражение. Она подумала, не передать ли решение Майлзу, но, во-первых, тот уже и так был с головой в делах комитета — хотя, конечно, порадовался бы почти любому поводу отвлечься, а во-вторых, он наверняка чисто рефлекторно наложил бы вето на участие самой Катрионы в разведывательной экспедиции. Вернее, попробовал бы наложить, поправилась она упрямо. Она покосилась на хроно. Сам полет туда и несколько кругов над территорией займут всего час, а полпути, то есть расстояние до лаборатории, она уже проделала. И… она должна была признать, что таинственный мальчик-альбинос оставил ее полной любопытства и одновременно обеспокоенной.

— Хорошо…

Пока Катриона позвонила Ори и сообщила, что на сегодня ее планы изменились, Энрике покидал их защитное снаряжение на заднее сиденье флайера, просто на всякий случай. Катриона повела машину. Ее флайер был маленьким и быстрым — подарок Майлза на недавний день рождения, — и они добрались до опытного участка гораздо быстрее, чем на неповоротливом аэрофургоне лесничих.

Несмотря на то что Энрике весь трясся от волнения, ничего особенного они там не обнаружили, как Катриона и ожидала. Даже когда они сделали пару кругов на медленном бреющем полете. Ни крадущихся или убегающих в заросли фигур, ни припаркованных машин и даже ни лошади, привязанной к дереву.

Энрике извлек масс-сканер.

— Это штуки склонны регистрировать ложные цели, — заметила Катриона. — Даже если сузить поисковый диапазон по массе. Собаки, козы, да мало кто еще.

— Но и цель нашего поиска он покажет тоже.

— Хм, в общем, да…

Тридцать лет назад в зоне отчуждения уже обосновалась знаменитая преступная банда — радиоактивные Робин Гуды, которые воровали практически у всех, а добро раздавали себе самим.

Долго они не продержались. Зато мгновенно стали местной легендой — Майлз, который был тогда мальчишкой, оказался этой историей весьма впечатлен. Катриона надеялась, что он все же мысленно был на стороне бравых окружных стражников, которые в конце концов выкурили преступников из их нор, нежели самих мерзких грабителей. Но было бы сложно вообразить, как эдакие драматические персонажи, крадучись, воруют из сарая садовые инструменты.

Как бы то ни было, по настоянию Энрике она заложила вираж, облетая участок экспериментальной делянки по расширяющейся спирали над самыми верхушками деревьев и на минимальной возможной скорости. Под ними мелькал лес, красный вперемешку с зеленым. Интересно, если бы она не различала цветов, ей было бы легче что-то там разглядеть? А если тот, кого они преследуют, столь же опасен, как беглый преступник, то для знакомства с ним пригодился бы еще кто-то помимо ее самой и долговязого нескладного инопланенетника. Разве лесничие не натренированы как раз для подобных задач? Она уже была готова высказать все это уткнувшемуся в сканер Энрике, как вдруг тот выпрямившись, воскликнул: «Вон там!» — замахал руками и показал куда-то за ветровое стекло.

— Что там? Люди?

Энрике заюлил:

— М-м-м, ох, нет, там объекты под триста килограммов… Может, дикие лошади или олени… ага.

Три лошади паслись на кусочке заливного луга. Дикие, лохматые, и наверняка в их костях полно радиоактивных отложений. Ничего похожего на ограду левады не видно. Катриона уже хотела выпрямить машину, как одна из лошадей порысила — нет, попрыгала! — прочь из высокой травы и сунула морду в ручеек, стекающий со склона к западу.

— Путы! — возбужденно заорала Катриона.

— Что? — переспросил Энрике.

— На этих лошадях путы! Это, ну, как… такие ограничители, которые люди навязывают им на передние бабки — на передние ноги, — чтобы они могли бродить и пастись, но не уходили далеко там, где нет изгородей. Эти лошади не дикие! — Поглядев на всклокоченных, нездоровых с виду созданий, с подозрением фыркающих в сторону парящего над ними флайера и готовых сорваться с места и бежать, Катриона поправилась: — Во всяком случае, не ничейные. — И она осторожно отвела машину в сторону, чтобы не спугнуть маленький табун.

А вот эту едва различимую среди покрытых мхом деревьев, плюща и камней прямоугольную штуку она не заметила бы, если бы вела машину быстрей и выше…

— Вон там, это не крыша?

Энрике посмотрел туда же, куда и она, и поводил в ту сторону масс-сканером, пока она заложила еще один вираж. Когда они опустились ниже и угол изменился, Катриона разглядела лучше и само обветшалое серое строение. Хижину. Избушку…

Она сглотнула. «Я не суеверна, черт побери! Но… это же не зловещая лесная избушка на курьих ножках, такого не может быть…»

Сердце Катрионы умерило отчаянный стук, когда при разглядывании курьи ножки оказались рядом мертвых стволов, обрубленных примерно на высоте трех метров над землей и поддерживающих это строение, точно опорные столбы — платформу. Сучковатые, высохшие старые корни торчали из их основания в разные стороны, напоминая когти. Катриону так же обманул первый взгляд, как и Майлза, когда тот разглядел лесного эльфа.

К тому же это была не сказочная хижина без окон и дверей, вход в которую открывается лишь добродетельной и смекалистой девушке, когда та произнесет волшебные слова. Отчетливо видна была дверь в торце, откуда с узкого крыльца вниз вела приставная лесенка. Отличная защита от стай диких собак и других поверхностных опасностей — одной из которых была сама отравленная радиацией почва, о чем Катрионе немедля напомнил здравый рассудок.

Все тут целесообразно и сделано со смыслом. И ее желудок, сделавший кульбит со страха, может теперь возвращаться на свое законное место…

Из каменной трубы тянулся слабый дымок и таял в воздухе.

— Садимся, садимся! — Энрике потеребил ее за плечо.

— Уже сажусь!

Они продрались сквозь ветки деревьев, царапающие флайер точно когтистые пальцы, и плюхнулись на землю в полудюжине метров перед этим странным строением.

Катриона пристально вглядывалась. Энрике водил сканером.

— Там есть кто-нибудь внутри? — пересохшим ртом выговорила она. Из трубы шел дымок…

— Прямо сейчас — нет… — Энрике с некоторым усилием перебрался на заднее сиденье и протянул Катрионе защитный костюм. В тесноте флайера они принялись натягивать громоздкую защитную одежду и обувь. Затем — лабораторные перчатки, капюшоны с респираторами, и вот они уже вылезают каждый в свою дверь — объемистые фигуры, похожие на тряпичных кукол, но с головами насекомых; хотя круглые фильтры больше бы походили на фасетчатые глаза, если бы располагались на полукруглой прозрачной маске повыше, а не на уровне щек. Тогда иллюзия была бы полной.

У подножия лестницы-стремянки, ведущей в хижину, они остановились и переглянулись. Хоть Катриона была рада уступить Энрике там, где работал его немалый профессиональный опыт, но титул леди Форкосиган носила она. И хотя прежде, принимая на себя обязанности этого титула, она не представляла ничего подобного, выводы были ей ясны. Катриона сглотнула, взялась рукой в перчатке за перекладину лестницы и подтянулась. Все так же сжимая свой сканер, Энрике неуклюже последовал за ней.

Дощатая дверь закрывалась на щеколду. Внутри оказалась единственная комната, в которую пропускали не слишком много света маленькие, разномастные окна по обе стороны. В сложенном из плитняка и сланца очаге у дальней стены сквозь пепел еще рдели несколько угольев. Когда глаза привыкли к темноте, Катриона разглядела, что пол и стены завалены разношерстой коллекцией всякого добра. Частично это были самодельные деревенские инструменты и мебель, которая могла сюда явиться прямиком из времен Изоляции: такую Катриона видела, когда ездила вместе с Майлзом в горы. А частично — всякие штуки, подобранные на недавно виденной ими с воздуха свалке.

Набитый тряпками матрац на деревянной откидной койке был поднят и прижат сеткой, сплетенной из обрывков пластиковых тросиков. Другой такой же матрац высовывался из-под кровати на манер выкатной койки, накрытый вместо покрывала старой занавеской для душа. Грубо сколоченная широкая кровать у другой стены точно так же имела «нижний ярус». Значит, тут живут четверо?

Кухонные приборы вокруг очага были так же собраны с бору по сосенке: на крюке висела древняя, литая чугунная сковородка, а вокруг нее — самый разнородный набор пластиковых, металлических и бывших электрических штук, как-то приспособленных в отсутствие электричества. Нищета, но не так уж неуютно. Катриона вспомнила, как Майлз говорил про своего деда — грубоватого старого графа, чье детство пришлось на времена повторного открытия Барраяра, — что, мол, тому сортир и в будочке во дворе сгодился бы.

Хотя зимой выходит не так исторически романтично, если быть точным.

Но чем они питаются? На полках стояли современные упаковки самых обычных продуктов, какие можно купить в любом продовольственном магазине в Хассадаре. Сушеные домашним способом овощи и травы свисали плетьми со стропил и выглядели довольно привлекательно, если не вспоминать, что и выросли они тоже в зоне. Там же висело столь же сомнительное вяленое мясо. В корзинке лежали несколько яиц, перемазанных грязью и с прилипшим пухом — должно быть, от одичавших кур.

— Никого нет дома, — констатировал Энрике очевидный факт. В его голосе слышалось любопытство, а не дрожь испуга.

Катриона постаралась, чтобы и ее голос звучал ровно:

— Далеко они уйти не могли, наверное. Давай пока оглядимся снаружи.

Катриона уже знала, что надо искать кухонный огородик, поэтому обнаружила его — но не одну большую аккуратную делянку, заметную с воздуха, а несколько залитых солнцем клочков земли. А на темных, влажных, затененных участках, скрытых между деревьями за хижиной, располагалось… что?

Сперва ей показалось, что там желтеют столбики ограды, но в таком сумраке не может быть сада.

Когда она подошла ближе, столбики превратились в скопище ошкуренных деревцев, каждое со странным бледным шаром наверху. О-о-о.

— Вот теперь уже как-то не по себе, — признался Энрике, вытягивая шею у нее над плечом. — Или это у вас очередной местный обычай?

— Вообще-то… нет.

Черепа на столбах. Их было одиннадцать, подсчитала Катриона. Двенадцатый столбик стоял голым и выглядел недавним. Большинство черепов были старыми и потрепанными непогодой достаточно, чтобы с них сошла вся плоть и волосы. Непонятно, успокаивающий ли это признак или наоборот. И потрепанными они были в разной степени, значит, и умерли эти люди в разное время? Разглядев их внимательней, она почувствовала, как желудок сжался в комок.

— Они… маленькие. Почти все. Энрике, я думаю, это детские черепа.

— Или тут обитает племя микроцефалов, — предложил он свой вариант. Что, неужели хотел так ее подбодрить?.. Но вообще-то он и сам, похоже, не верил в эту гипотезу. — Полагаю, можно определить возраст по зубам. Интересно, а где тогда тела? — Он поднял масс-сканер и прошелся между ухмыляющихся черепами столбов, периодически смотря себе под ноги. — Ага. Похоже, здесь внизу они и захоронены.

— Их много?

— М-м-м, нет. Похоже, пропорция disjecta membra[1] — с черепами — один к одному.

Значит, не массовое захоронение, хотя явное кладбище. Она не была опытным судебным патологоанатомом, но могла с виду опознать молочные зубы и понимала, что значат эти маленькие челюсти. Дети разного возраста. Пара самых маленьких черепных коробок была отчётливо деформирована. Катриона стиснула зубы. Она отцепила от пояса собственный дозиметр и провела вдоль нескольких черепов, проверяя. Прибор взволнованно заверещал. Концентрация радиации была сильно выше, чем вокруг, хотя не настолько сильная, как в костях животных, обнаруженных в зоне.

Энрике, который уже обошел участок, поводя сканером, а теперь, щурясь, вглядывался в лес, заметил:

— Вон там еще одно строение.

Она проследила за его взглядом. Еще более тщательно спрятанное в растительности, вертикальные доски — уборная?

Оба устремились туда. Меньше, чем та хижина на сваях, но не такая крошечная, как была бы уборная, и не приподнятая над землей, зато сидящая на грубом каменном фундаменте. Окон нет. Двери?..

Энрике повертел сканером.

— А вот тут внутри кто-то есть, — с удовлетворением заметил он. Поджал губы — Может, и коза.

Они обошли строение и обнаружили, что перед ним расчищена широкая площадка. Там же оказалась и дверь, к облегчению Катрионы. Прикрытая и подпертая снаружи кривой палкой с остатками серой коры, висящая на паре деревянных петель. Проверив почву вокруг входа посредством того, что Майлз назвал бы Прототипом № 1 всех наблюдательных приборов — невооружённым глазом, она обнаружила несколько разнообразных перьев, сушеный куриный помет и да, козьи катышки, сметенные и раскиданные какой-то метёлкой из прутьев, а не оставленные, где их отложили. Увы, материнский опыт, так хорошо научивший ее разбираться в какашках, не помог — никакого послания они не составляли. Но лошади не оставляют таких визитных карточек, значит, здесь убежище для животных помельче? А вот, погоди! Вот и кучка навоза у самого угла сарая, по размеру как раз для некрупной лошади и оставленная именно там, где животное могли бы привязать поводьями.

Рука Катрионы легла на подпорку — Энрике кивнул и замер.

— Убери сканер и приготовься ловить коз, если те выскочат.

Права леди Форкосиган на вторжение в чужое жилище и так были спорным вопросом, а если они ещё и упустят чужой домашний скот, будет только хуже. А козы — пронырливые твари, как Катриона ясно помнила по злоключениям своей юности на ферме двоюродной бабушки на Южном Континенте.

Энрике полуприсел, Катриона открыла дверь и шагнула внутрь, ожидая, что сейчас ее глазам придётся привыкать к полумраку сарайчика.

Вместо этого она ощутила себя так, словно вокруг нее вспыхнули огни Зимнепраздника или она стояла среди звезд на обзорной палубе космической станции, или даже на представлении в планетарии, где что-то пошло не так.

И очень не так.

С пола, стен и потолка светили не меньше сотни (да!) огней — и каждый имел по три лепестка, как стилизованный цветок. Они сияли в металлически-фиолетовом обрамлении: самые тусклые — коричневатые, самые яркие — желтые, как масло, не тусклее лучиков дневного света, просачивающихся в щели между досками. Зрелище настолько же потрясающее, как и жуткое. Одни были неподвижны, другие медленно перемещались, словно планеты в своем созвездии. И они были всех размеров — самые маленькие были длиной с ее большой палец, а самые крупные едва бы поместились в её ладонь.

Ее ладонь в перчатке.

С пола раздался хриплый голос:

— О, Инги! Ты мне еще их принес, да?

Катриона резко опустила взгляд.

Приземистая фигура сгорбилась на полу спиной к ним. Человек был одет в старую мужскую рубашку с отрезанными рукавами. Его бледные руки свисали, и три-четыре самых ярко светящихся маленьких жука ползали по ним, цепляясь крошечными коготками. Еще несколько копошились в темных и довольно грязных курчавых волосах. Сидящий покачался туда-сюда и, не вставая, развернулся к двери. Еще пара самых крупных рад-жуков затаились у него — у нее? — на коленях в складках юбки.

Круглое, как луна, лицо с огромным провалом рта поднялось к свету от двери, небольшие узкие глазки прищурились.

Девочка — или женщина? Она была размером почти со взрослого человека, и ее коренастое туловище уже определенно претерпело развитие пубертатного возраста, но широкое лицо было гладким, как яйцо. Когда она в шоке уставилась на гостей в масках и капюшонах — которые перепугались не меньше, если на то пошло, — то это гладкое, лишенное морщин лицо перекосилось от изумленного детского ужаса.

— Белые призраки! Белые призраки! — завопила она, должно быть, во всю мощь своих легких — вопль эхом отразился от стен и заставил Энрике вздрогнуть. Она вскочила на ноги, роняя жуков, которые отскочили от грубого булыжного пола и стремительно бросились прочь, не считая одного бедолаги, которого тотчас раздавила ее короткая и толстая, о боже, босая ступня. Толстые нестриженые ногти торчали на ней, точно когти, на всех шести пальцах, частично обломанные и треснутые.

— Мои жуки! — взвыл Энрике никак не тише нее. — Прекрати топтать их, ты, идиотка! — Это было сказано в качестве оскорбления или буквально соответствовало истине? С Энрике, да в таком состоянии, трудно было сказать — Сядь!

Но вместо этого девочка метнулась к низкой двери, заставив Катриону отпрянуть с криком:

— Хватай ее!

— Она же не коза! — завопил Энрике и все же попытался схватить девочку; но та изогнулась, набросившись на него с кулаками, короткие пальцы яростно царапнули по лицевой пластине шлема. И пальцев этих было слишком много…

— Не ешь меня! — завопила она, отскакивая от дверного косяка и вырываясь наружу. — Инги! Инги!

Белые призраки пришли за нами! Ты где?!

Катриона уставилась на шевелящийся кустарник, где исчезла вопящая беглянка. Ее крики смолкли раньше, чем успокоились ветки, отмечающие зигзаг ее движения, но было уже невозможно различить, куда она направляется.

— Мне нужно сходить взять контейнер! — выпалил запыхавшийся Энрике, развернувшись и явно не в силах решить, за какого жука хвататься первым. — Пока они не разбежались.

— До сих пор они, похоже, никуда не делись из этого сарайчика. — Она схватила Энрике за локоть и потащила наружу за собой, а потом, аккуратно подпихнув жуков внутрь обутой ногой, снова закрыла низкую дверь и, подобрав, вернула на место подпирающий колышек. — Позже мы сможем их собрать и пересчитать, есть вещи более неотложные.

А именно… какие? Катриона набрала воздуху в грудь:

— Этот ребёнок… двое детей… — Наверное, Инги — это и есть их пресловутый похититель жуков? Слова девочки это подтверждали. — …Не могут жить тут сами по себе, и определенно не они эти сооружения построили. — Судя по тому, как обветшали и износились от непогоды деревянные строения, им не один десяток лет. — Здесь поблизости должны быть какие-то взрослые, отвечающие за… за все это. –

И она сделала на этот счёт несколько весьма тревожащих мысленных заметок. — Давай их отыщем.

Энрике кивнул и снова подхватил свой сканер. Выходя, он спросил:

— Но почему она убежала с этими криками? Мы не намеревались причинить ей вреда. — Теперь, когда его первое изумление после воссоединения со своими пропавшими жуками миновало, он расстроенно уставился в сторону подлеска, куда с криками убежала девочка. — Кстати, она, похоже, скрылась вон в той куче мертвых деревьев.

— Не пойдем за нею прямо сейчас, — предложила Катриона. — Дадим ей немного успокоиться.

— И я уж точно не собирался ее есть! — добавил Энрике, задним числом приходя в негодование — Белые призраки? Почему это она так нас назвала?

— Я предполагаю, что кто-то рассказал ей… сказку, чтобы ее напугать и заставить чураться приходящих незнакомцев. Или не подпускать их к себе. Незнакомцев в защитных костюмах, это точно.

— Чтобы скормить такую ложь ребенку, это взрослые должны быть очень злобными. — Энрике оглянулся, явно встревоженный. Они сходили проверить то, что показалось им уборной и оказалось ею на самом деле. Она стояла по другую сторону от кладбища, и там никого не было. Хотя пользовались ею регулярно и совсем недавно — нос Катрионы чуял это даже сквозь фильтры.

— Разве твои родители никогда не делали чего-то подобного? Чтобы ты оставался в безопасности, пока еще слишком молод, чтобы толком понять?

— Вовсе нет. Они просто объясняли мне вещи как они есть. Ну, не субатомную физику, не в три же года. Хотя обычно я старался упросить их читать мне не выдумки, а научно-популярные книги, едва вырос достаточно, чтобы пожаловаться.

— Хм. — Сейчас перед Катрионой стояла проблема ребенка менее грамотного и педантичного, чем юный Энрике. Запаздывающего в развитии — прискорбно, а может, и тревожно. Но все же эта девочка демонстрировала хорошую речь, правильную по смыслу и грамматически, даже если содержавшую ошибочное суждение, а это ставило ее довольно высоко на лестнице познания. У нее не такие глубокие нарушения или она просто прожила здесь не слишком долго? Катриона припомнила, что черепа на кладбище были меньше и зачастую — деформированные.

— А как ты относишься к художественной литературе? Притчам, мифам, сказкам?

Энрике уступчиво развел руками: — Как к договорной лжи, наверное.

— Договорная ложь на самом деле, э, весьма социально продвинутая штука. — Хотя Александр с Элен скоро до нее дорастут. Но у них в конце концов есть такой папа, как Майлз.

— Но, если кто-то облекает свой урок в ложь и дети понимают, что это неправда, они наверняка отбросят и урок вместе с ней. Это же логично. В этот момент они не могут доверять ничему.

— Хм. — Не объясняет ли это кое-какие важные вещи насчет подросткового возраста? — Значит, в этот момент им придется самим изобрести научный метод. Или каким-то образом ему обучиться.

— Вообще-то лет до семи я об этих вещах не задумывался, — признался Энрике с таким видом, словно извинялся за прискорбную задержку в собственном развитии.

Катриона улыбнулась:

— Знаешь, Энрике, подозреваю, что папа из тебя выйдет отличный, когда у вас до этого дойдет. На твой собственный особый и странный манер.

— Ты правда так считаешь? — Ее скупая похвала заставила Энрике просветлеть. — Вы с Майлзом отличные родители. Я хочу сказать, я ни разу не видел, чтобы вы паниковали.

— Если ты живешь с Майлзом, уровень «паника» у тебя установлен очень высоко. — Например, здесь и сейчас она совершенно не паниковала. Чувствовать себя чертовски неуютно и беспокойно — это ведь не паника, верно?

Если в пределах полукилометра отсюда и находилось какое-то еще человеческое существо, сканер Энрике его не показывал. Катриона сдалась и вгляделась в далекий бурелом сама.

— Насколько сильно радиоактивен этот участок?

— Он расположен на отроге горы, отходящем от хребта. Мы решили не использовать его в качестве экспериментальной площадки именно по этой причине. Довольно осушенная почва.

— Значит, обильно промытая?

— Мы можем проверить радиационную карту лесничества из флайера. — Запоздало он спохватился: — А почему ты спрашиваешь?

— Давай посмотрим карту.

Они оба забрались на переднее сиденье — черт, после всего новенький флайер тоже придется обеззараживать внутри и снаружи! — и Катриона вызвала видеокарту. Сетка их нынешней позиции не показывала ни одно из виденных ими строений, и это было ожидаемо, но этот еще участок земли был один из наименее «горячих», обрамленным по дальним краям более зараженными пятнами и полосами в соответствии со случайностями рельефа. Невооруженным глазом она именно так это и увидела.

— Что ты имел в виду, говоря, что этот участок вы отвергли? — уточнила она.

— Ну… — Энрике откашлялся. — Вообще-то Вадим сказал, что на этом участке местности слишком большой уклон и не стоит тратить на нее время. Так и оказалось. Ты думаешь… он все-таки знал про это место?

— После того, как патрулировал зону отчуждения целых десять лет? Обязан был знать.

Значит, сознательно утаивал его существование, а может, даже помогал сделать его пригодным для жизни? Учитывая, как давно скваттеры ведут тут свое хозяйство, возможно, про это место из лесничих знал не один Вадим? Дело пахнет сговором… и из этих данных, как только Энрике их, несомненно, получит, можно будет сделать далеко идущие выводы.

— Ты думаешь, он мне солгал?

— Умолчал — это уж точно. — Что станет проблемой рано или поздно.

Энрике нахмурился.

Катриона решительно выдохнула, выпрыгнула из флайера и принялась распечатывать свой костюм, снимая капюшон и маску.

— Что ты делаешь? — встревожился Энрике.

— Собираюсь поговорить с этой девочкой. Она так и не вышла. Жестоко заставлять ее прятаться и плакать в кустах.

— …твой муж очень на меня рассердится, когда узнает, что я позволил, гм…

Катриона извлекла выбившуюся прядь темных волос из крепежа застежки и заткнула за ухо.

— Позволил? — с опасной ноткой в голосе проговорила она. А потом, слегка сжалившись над Энрике, прибавила: — Тебе не обязательно об этом упоминать.

Если подумать, довольно майлзовский подход к вопросу, а значит, в нем есть вселенская справедливость.

— Форкосиганы! — заключил Энрике, воздевая руки.

Катриона улыбнулась ему, открыто взяла шлем под мышку и направилась обратно к деревьям.

— Стой тут. И смотри вокруг, — прибавила она, скорее чтобы дать ему ощущение полезности и не позволить увязаться за нею, чем потому, что она считала, будто тут можно увидеть еще что-то новое.

— Они могут оказаться серийными убийцами! — сварливо высказался Энрике ей в спину — Радиоактивными серийными убийцами!

Она махнула ему рукой, не оборачиваясь.

После этой милой прогулки ей предстоит целая ночь обеззараживания в Центральной больнице Хассадара, невесело подумала она. Основные процедуры хелатирования, хорошо известные и отработанные в этих краях, в том числе уколы, сдача мочи в мерные стаканчики, а возможно, и сбор фекалий. Это казалось излишней мерой, учитывая, что все ее будущие дети уже лежали в виде замороженных эмбрионов с вычищенными генами в центре репродукции в Хассадаре, ожидая, когда у родителей найдется на них время. М-да, черный юмор. И все же спасибо небесам за Ори Пим.

Катриона шла очень спокойно и медленно и остановилась в паре метров от бурелома, где три или четыре дерева упали и образовали что-то типа укрытия, обвитого зеленым (по большей части) плющом, блестяникой и диким виноградом. Она села на землю, скрестив ноги, вздернула подбородок и произнесла самым своим успокаивающим материнским тоном:

— Привет. Извини, что там, в сарае, я тебя напугала. Меня зовут Катриона. А тебя?

В укрытии царило напряжённое молчание.

— Я не призрак. Я живая женщина. А это просто такая шапка, видишь? — Она надела шлем и снова сняла его, а затем отложила в сторону. И не могла не подумать, что в такого рода уговорах Майлз дока, как он это демонстрировал не раз и не два. Но из Форкосиганов здесь только она.

Слабый шорох в листьях блестяники. Катриона сидела неподвижно. Если эта юная женщина снова метнется в сторону, стоит ли за ней гнаться? Нет, наверное. Куда та, в конце концов, побежит? Хотя вся зона отчуждения, все три тысячи квадратных километров к ее услугам, но… нет, погоди. Круглое, болезненно-желтоватое и встревоженное лицо осторожно выглянуло из листвы. Девочка уставилась.

Заморгала…

— А ты красивая, — произнес тонкий и хриплый голос.

Катриона машинально чуть не дёрнулась, но справилась с собой. В гостиных Форбарр-Султаны личный комплимент почти неизбежно был первым шагом некоей кампании с целью привлечь ее на свою сторону и обеспечить доступ к слуху ее мужа. Еще были несколько неудачных попыток флирта, которые определённо не предназначались вниманию ее супруга, но они не в счет. Однако сейчас она была столь далека от светских гостиных, как это только возможно. Поэтому и ответила прямым:

— Приятно от тебя это слышать.

— Ты принцесса?

— Нет. — «И слава богу». Неужели девочка ждала принцессу? Здесь они точно нечастые гости. А может, по некоей извращенной сказочной логике, раз все принцессы — красавицы, то и все красавицы — принцессы? — Так как тебя зовут?

— Ядвига, — ответила та после долгого колебания.

— Милое имя. — Почти единственное, что можно назвать милым в этой девочке. Когда та еще немного высунулась из-под бурелома, Катриона увидела, что ее шею уродует мешковатый обесцвеченный нарост размером с кулак — зоб или рак щитовидки? И то, и другое? Это объясняло хриплый голос. И заставило Катриону судорожно сглотнуть.

— Правда?

— Да, — твердо ответила Катриона. И попробовала более прицельный выстрел: — А ты знаешь Вадима Самми, лесничего? Я с ним познакомилась всего несколько дней назад. Он, похоже, славный малый.

При этих словах девочка выбралась наружу целиком и села напротив, тоже скрестив ноги и бессознательно подражая Катрионе, хоть и держась вне пределов ее досягаемости. Ага, стоит только назвать нужное имя. В Форбарр-Султане это тоже работает.

— А ты живешь в том доме на деревянных столбах? Очень хитро его построили.

Кивок. Опухоль при этом довольно страшненько затряслась, но Катриона ухитрилась не поморщиться.

— А с кем ты живешь? Думаю, хорошо, что ты не одна. — Хотя сейчас девочка была определенно одна.

Почему? Она точно не была заперта в том сарайчике, ведь для того, чтобы выбить палку, подпирающую дверь, достаточно было на эту дверь приналечь. Но ведь кто-то снаружи эту палку поставил?

— Матушка Рога. И Борис. И Ингиси, я его больше всех люблю. — Она склонила голову. — А ты где живешь?

— Иногда в Хассадаре. А иногда в Форбарр-Султане. Но больше всего я люблю дом у Долгого озера, у самого подножия Дендарийских гор, возле Форкосиган-Сюрло.

Девочка подумала.

— Как много всяких мест.

— Похоже на то.

Непонятно, стал ли ее взгляд еще более озадаченным.

— А это далеко?

— На флайере — нет. Но пешком было бы очень далеко. Ты когда-нибудь бывала в Хассадаре?

Девочка помотала головой.

— А слышала про него?

Кивок.

— Мама и Вадим иногда про него говорят. Вадим привозит нам оттуда хорошую еду. И мыло.

— Это… хорошо. — И объясняет кое-какое не самое древнее содержимое полок в хижине. — А он когда-нибудь предлагал свозить вас в Хассадар? Или еще куда-нибудь?

Она отчаянно потрясла головой:

— Если мы когда-нибудь выберемся за горный хребет, нас убьют.

— Это не так, — ответила Катриона, а затем в приступе болезненной честности добавила: — Больше не так.

Ей удалось не поморщиться.

Но Ядвигу историческая точность не волновала. Она смотрела на Катриону все пристальней.

— А Ингиси — это тот бледный мальчик с белыми волосами? — попробовала Катриона.

Кивок.

— Я люблю их причёсывать. Они мягче, чем грива у лошадей.

Какой впечатляющий образ.

— Это Ингиси принес тебе рад-жуков?

— Чего?

— Фиолетовых насекомых, у которых на спинке светятся золотые цветы?

Более энергичный кивок и широкая простодушная улыбка.

— Красивые!

— Э… спасибо. Это я их такими нарисовала. А мужчина, который приехал вместе со мной, Энрике, их сделал.

Маленькие глазки расширились, как только могли. Девочка чуть отпрянула.

— Он колдун?

— Нет, просто ученый. Такое все умеют делать. — И все же она педантично добавила: — Все, кто так же умен, как и он, и учились не меньше лет, чем он сам.

В ответ девочка лишь неверяще нахмурилась. Но ее следующий вопрос неожиданно повернул беседу в другую сторону:

— А вы женаты?

— Э-э-э… Да — но не друг на друге. У Энрике есть жена по имени Марсия, а у меня — муж, его зовут Майлз.

Круглое лицо наморщилось.

— Она красивая?

— Ну — да, красивая. Высокая, с мягкими светлыми волосами, хотя они не такие белые, как у твоего Ингиси. — Катриона помедлила — А тебе нравится все красивое?

Кивок.

— Здесь, в закрытой зоне, много красивой природы. Деревья, растения, ручейки…

— И лошади!

Катриона вспомнила тех грубых животных, что они видели с воздуха, и попыталась сказать о них что-нибудь хорошее. Хорошее в этой беседе явно помогает.

— У них мохнатые уши. И бархатные носы.

— И большие желтые зубы, — захихикала Ядвига. — Они кусаются!

— Верно. А иногда — лягаются.

— Угу. — Ядвига поерзала, не вставая. — Тебе нравятся лошади?

— Очень.

— Хочешь посмотреть моих?

— Да, попозже. — Ядвига нетерпеливо завертелась, но Катриона это твердо проигнорировала.

— А ты говорила еще про двоих людей — матушку Рогу и Бориса. Кто они такие? Я их не знаю.

— Вот это все матушкин дом. — Ядвига повела костлявой рукой над головою. — А Борис — ее родной сын. Он большой.

— А матушка Рога давно живет здесь?

— Всегда-всегда! — горячо заверила ее Ядвига.

Катрионе хотелось бы вернуться к проблеме рад-жуков, но казалось преждевременным пугать девчушку известием, что они краденые и вдобавок смертельно ядовитые. Поскольку Ядвига и так набрала предельно опасное количество радиационного загрязнения, проживая в зоне. Она вгляделась в тонкие руки и плотное тело девочки. Живот у той вздут от голода? Или это еще одна опухоль?

— Тебе хватает еды? Матушка Рога кормит тебя?

Ядвига махнула рукой — на правой у нее было нормальные пять пальцев.

— А, да. Но мне глотать больно. Из-за этой штуки. — Она потянулась рукой к своему наросту на шее, но тут же ее отдёрнула — Мы с Инги как-то попробовали затянуть вокруг нее веревку и отрезать, но это было очень больно, а матушка сказала, что она все равно растет изнутри и так ничего не выйдет — Она скривилась.

Катриона подавила вспышку ужаса и ухитрилась нейтрально выговорить:

— Боюсь, в этом матушка Рога была права. Тебе нужен настоящий доктор.

«И почему ее до сих пор не отвезли к врачу? Вадим, какого черта?»

Ядвига озадаченно наморщила короткий нос, но потом пожатием плеч отмела вопрос вовсе.

«Говори о хорошем», — напомнила себе Катриона. Что там еще, родной сын?..

— Вы тут давно живете?

— Всегда. Так матушка говорила.

— Ты знаешь, сколько тебе лет?

— Конечно знаю! — легкое негодование можно было различить даже в ее хриплом голосе. — Мне пятнадцать.

— Но ты не дочка матушки Рога? А Инги — он ведь тоже не ее ребёнок?

— Ну, нет, мы все ее дети. — Показалось или она махнула именно в направлении украшенных черепами могил?

— А как… — Как бы это спросить? — Как вы с Инги сюда попали? С самого начала?

— Когда мы были маленькими, матушка говорила нам, что нашла нас под листьями капусты, но это просто глупость. В лесу, в зоне, есть такое место… Инги говорит, что его сам видел, но я не знаю. Я только знаю, что меня сюда Вадим привез.

Издалека донесся приглушенный вопль и ритмичные удары; Катриона резко развернулась, выкинув одну руку в сторону, чтобы сразу вскочить. Удары обернулись топотом маленьких неподкованных копыт, а вопил явно Энрике. К ним выбежала мохнатая лошадка с веревочной уздечкой, прямо на спине которой сидела тоненькая беловолосая фигурка, крепко сжимающая ногами лошадиные бока.

Прямо за ними, неуклюжий в своем защитном костюме с шлемом, бежал Энрике с криками:

— Стой, ты, маленький воришка!

Инги дернул веревочные поводья, заставив скакуна более-менее остановиться, и заорал:

— Ядди! Уходи, беги прочь! Это белые призраки, убегай!

Ядвига подняла изумленный взгляд, но не стала вскакивать на ноги, как Катриона.

— Никакие они не призраки, дурак. Это просто люди в белой одежде.

— Матушка это и имела в виду! Эти люди! Пришельцы!

Инги, похоже, неплохо управлялся с ложью по согласию…

Ядвига выпятила нижнюю губу, обдумывая эту мысль.

— Ну, еще она тебе говорила не выбираться с лошадью на солнце, а ты тоже не послушал!

Ее запоздалый аргумент позволил Энрике победить в споре — он схватил мальчишку-альбиноса за руку. Он не столько тянул паренька на землю, сколько удерживал, но лошадка из-под того вывернулась. Животина изобразила, что прямо-таки стрелой метнулась невесть куда, но, отбежав рысью на пару метров, чтобы не достали, тут же опустила голову и принялась пастись. Инги, приземлившийся на ноги, выкрутился из хватки Энрике.

Что бы он ни собирался делать дальше, этому помешала Ядвига, которая, начав было на него орать, зашлась в долгом приступе кашля, а потом сплюнула кровью. Она уставилась на густой красный сгусток скорее с раздражением, чем удивленная или испуганная. Шестипалая рука набросала немного грязи поверх кровавого комка, чтобы его прикрыть. Инги подбежал и склонился над нею, расстроенно замахав руками. И даже предложил ей подол ее собственной юбки, чтобы вытереть губы — взамен платка; девочка приняла его равнодушно.

Катриона в порыве вдохновения села и махнула Энрике, чтобы тот сделал то же самое.

— Ну, привет, — начала она, стараясь держаться где-то между материнской теплотой и светской учтивостью, в надежде, что то ли второе окажется успокаивающим, то ли первое — заразным, или хотя бы прогонит страх. — Должно быть, ты Инги? Ядвига как раз рассказывала мне про тебя. Я Катриона, а мой друг, вон тот, — она кивнула в его сторону, — это Энрике.

Хотя Энрике явно предпочел бы, чтобы его представили как «доктора Боргоса», но, приглядевшись внимательней к их юным хозяевам, явно пришел к разумному решению оставить выбор на усмотрение барраярки Катрионы. Он медленно уселся на землю. Инги, явно чувствуя себя в меньшинстве, опустился на колени. Пасующаяся лошадь с полным безразличием к ним всем отошла на еще несколько шагов в сторону.

— Я вас видел, — признался Инги, — в лесу. — Любопытство, которое они отметили в нем на записи, сделанной прошлой ночью, похоже, сейчас взяло верх. — В ваших костюмах. — Он все время поглядывал на Катриону, снявшую сейчас свой шлем.

— Шпионил за нами, да? — подхватил Энрике. — И забрал наших жуков!

Инги выглядел сейчас скорее хитрым, чем виноватым.

— Вы же их оставили. Все, что оставляют в зоне, — наше.

— Неплохая попытка, — признала Катриона, — но она не пройдет. Ты должен был видеть, что мы пришли вместе с Вадимом. И он говорил с тобою тем вечером, верно? Сказал тебе держаться подальше, наверное, не подходить к нашему участку?

Этот выстрел она сделала — буквально — в темноту, припомнив, как Вадим тогда в сумерках отлучился ненадолго, однако получила свой ответ, увидев, как мальчик знакомым ей образом поежился. Инги был примерно одного возраста с Никки, и он неловко метался между грубостью и искренностью, равно готовый и упрашивать, и дать деру.

— Может быть.

— Мы знаем, что это ты забрал наших жуков: у нас есть камеры. А еще мы только что обнаружили их вон в том сарае, — сказал Энрике строго. — Там они все? Или ты отнес часть их еще куда-нибудь либо потерял по дороге?

Инги осторожно пожал плечами.

— Почти все, наверное.

— И зачем ты это сделал? — чуть не простонал Энрике.

Снова пожатие плеч.

— Ядвиге они понравились. Это подарок.

— Ну, извини, но тебе придется их вернуть…

Катриона подняла руку, пресекая это несвоевременное заявление.

— Подарок? На ее день рождения? — Потому что до Зимнепраздника оставалось ещё почти полгода.

— Не совсем. Она типа больна. — Белые пальцы вцепились в траву, мальчик отвел взгляд. — А они лучше, чем цветы. Цветов она и сама нарвать может.

— Ты знаешь, как сильно она больна? — «Ты знаешь, что твоя подруга умирает?»

Взгляд в землю.

— Ага.

«Ага». Деревенские дети в целом бывают знакомы со смертью ближе, чем их городские сверстники.

Как и с процессом рождения, болезнями и прочими составляющими жизни. А тем более — дети из этого целиком нелегального скваттерского поселения.

— Эти жуки особенные и очень важные для нас, — начала Катриона. — Они важны для будущего всей зараженной зоны, всего Округа.

— Она сказала, что они их сделали! — заявила Ядвига Инги и ткнула в него пальцем. — Ты в это веришь?

— Как люди могут делать жуков? — Инги покачал головой.

Когда они вынесли свой эксперимент на публику, Катриона приготовилась объяснять, что такое рад-жуки, людям из глубинки, а ведь кое-кто из тамошних стариков, из которых уже песок сыплется, получил не больше образования, чем эти потерянные дети. «Считай это тренировкой».

— Энрике взял обычных жуков и вывел новую породу для специальной работы. Вы же знаете, что зона отчуждения закрыта для людей, потому что она заражена радиацией?

— Радиация — это плохо, — кивнула Ядвига. — Так матушка говорит.

Инги посмотрел на Катриону с подозрением.

— Вадим говорит, что городские слишком сильно всего боятся. Это хорошо, потому что так они к нам не лезут. Мы не хотим, чтобы сюда приходили чужие!

Катриона помедлила и все же продолжила: — Если на словах совсем-совсем упростить то, что они делают — а на самом деле все значительно сложней, — то наши рад-жуки едят радиацию. Мы думаем, что сможем с их помощью вычистить весь яд из зоны, чтобы тут снова могли жить люди.

Энрике явно поморщился, слыша её пересказ «в двух словах», но ему хватило ума ее не перебивать.

Хотя это ему нелегко далось.

— Мы же тут живем, — возразила Ядвига.

— Жить, не болея — ни раком щитовидной железы, ни раком костей, ни чем-то менее опасным. — Она коснулась своего горла, и Инги отпрянул, а Ядвига лишь нахмурилась. — Дело в том, что все эти зараженные вещества, которые съедают жуки, делают радиоактивными, то есть полными радиации, их самих. Вот почему Энрике по моему совету нанес им на спинки трилистник — светящийся желтый цветок: чтобы предупредить людей — их нельзя трогать. Чем ярче он светится, тем сильней ядовит жук, и к нему не надо прикасаться.

Инги нахмурил брови, обдумывая эту мысль.

— А почему тогда ваши жуки не дохнут? Если они наелись яда?

— В конце концов они действительно умирают. Но только тогда, когда соберут в себя много загрязнений, которые можно будет просто убрать. Это… довольно героическая судьба. — Или была бы таковой, не будь эти насекомые просто крошечными машинами. Биохимическими машинами, если точно.

Вид у Ядвиги сделался совсем несчастный.

— Они все умрут? Но они такие красивые!

— Все умирают, — отозвался Инги пренебрежительно, но тут же замолчал. Понял, что это было бестактно? Интересно.

Катриона понимала, что ей сильнейшим образом хочется запихать обоих хилых подростков в заднее отделение флайера и полететь стрелой прямо в Хассадарскую центральную больницу. Не ожидая, пока какие-то там взрослые это ей разрешат. А затем вернуться прямо сюда и разобраться, что тут творится, имея за спиной… отряд лесничих? Наверное, нет. Хассадарскую муниципальную стражу?

Форкосигановских оруженосцев? Проклятье, служба лесничих и нужна была как раз затем, чтобы не случалось вот такого кошмара!

Но ни хассадарские стражники, ни даже ее собственные оруженосцы не обрадуются приказу лететь в зараженную зону, и неважно, в защитных костюмах или нет. «Дьявол в деталях», — это была любимая поговорка Майлза. Ей нужно больше таких деталей, потому что она понимала, что никак не может охватить взглядом всю эту дьявольскую картину целиком.

— Скажи, а Вадим никогда не предлагал отвезти куда-то одного из вас или обоих? Например, к доктору? — сделала Катриона еще одну попытку, на этот раз обращаясь к Инги.

Тот с криком отшатнулся:

— Нет! Мы не можем уезжать! Тогда придется застрелить всех собак, и лошадей, и коз!

Ядвига в потрясении аж заплясала на месте, кивая.

Действительно, одной из функций лесничих было уменьшать популяцию диких собак, хотя обычно лишь тогда, когда жители деревней, соседствующих с зоной, сообщали о набегах их стай. Такую охоту лесничие в прежние времена вели верхом и с помощью собственных собак, а теперь — с воздуха, с поддержкой сканеров, как знала Катриона. Хотя деревенский народ мог разобраться с этой проблемой и сам; никто точно не знал, сколько древнего оружия еще нелегально ходило по рукам в Округе или лежало по захоронкам там и тут.

— А у вас есть дойные козы? — спросила Катриона, решив подойти к вопросу с другой стороны. Ведь действительно, невозможно вот так взять и бросить недоенных коз. Как и увезти зараженных радиацией животных из зоны отчуждения. Так что это была реальная проблема, а не просто страшилка, как та ложь насчет белых призраков.

Ядвига снова кивнула, хотя Катриона отчаянно мечтала, чтобы та сказала «нет».

— Я их дою, — сказала девочка гордо. — Это моя работа. — Встревожившись, она покосилась на Инги — А где козы? Приводить их домой — его работа, — пояснила она Катрионе, ткнув большим пальцем в сторону мальчика-альбиноса.

— Они там, перед домом — Инги махнул рукой куда-то в сторону избы-на-курьих-ножках, перед которой Катриона с Энрике оставили флайер. Катриона всмотрелась в том направлении и разглядела бурую тень, действительно похожую на козу, которая, конечно же, общипывала зеленеющие молодые побеги кустарника. Тем самым повышая степень концентрации зараженных веществ в пищевой цепочке.

— Ты не должен позволять им жевать огород! — выбранила его Ядвига.

Мальчик, защищаясь, возразил: — Так они и не жуют! — но, выдавая тем самым более близкое знакомство с козьими привычками, прибавил: — Пока что.

Ядвига покачала головой.

— И вообще, матушка говорила, что не уедет никогда-никогда. Я как-то слышала, как она говорила это Вадиму и Борису. Они думали, что я сплю. Что она хочет, когда умрет, чтобы ее сожгли прямо с хижиной. Гадость какая! И вообще, где мы тогда будем жить?

— Она говорила Вадиму, мол, сам старый граф Петр дал ей слово, что ее оставят тут, в зоне, в покое, — вставил Инги с явной неохотой. — Вадим ей тогда говорит: а если никто больше из живых этого не помнит, чем она докажет? А она не ответила. — Он помолчал и добавил: — Но она дала ему подзатыльник, так что вряд ли ей понравилось, что он так сказал.

Катриона собрала все свое терпение. Из двоих детей Ядвига была старше, но Инги, похоже, умней: он должен знать больше.

— А как матушка Рога стала жить здесь, в зоне?

— Она тут всегда жила, — повторила Ядвига, хотя и с меньшей убежденностью, чем раньше, а затем, явно потрясенная этим вопросом — неужели она никогда не задавала его себе сама? — добавила: — Борис должен знать. Он много знает.

— И вообще, вы тут вроде как городские туристы, — добавил Инги. — Вы не здешние, это не ваше место.

— Он повернулся к Ядвиге: — И мы ничего не должны им рассказывать.

Прежде чем Катриона успела придумать, как ей наилучшим способом вывести мальчика из его заблуждения, Ядвига ответила:

— Не беспокойся. Когда Борис вернется, он их прогонит. Он же прогнал того злого охотника в прошлый раз!

Инги прикусил губу: — Молчи об этом! — шепнул он Ядвиге. — Просто… не говори.

Ядвига обиженно отпрянула.

А это что за история? Явно не слишком хорошая, подозревала Катриона. Все, что ей удалось, — не тереть лоб одетой в перчатку и покрытой загрязнениями рукой. Нос у нее зудел, она зашмыгала.

— А Вадим часто вас навещает?

О нем, похоже, дети говорили без страха, отчего она сейчас не так злилась на лесничего. Отчасти.

Ядвига энергично закивала: — Он обычно приезжает, когда у него выходной. Не каждый раз. Он научил Инги читать. Но он не берет нас покататься на своем фургоне!

Судя по выражению, промелькнувшему на лице Инги, он разделял ее негодование на этот счет.

— Попроси его в свой следующий день рождения, если… — и он резко осекся.

«Если будешь еще жива?»

— Так вы никогда не летали? Никогда не видели ни зону, ни земли Округа с воздуха? — Ей пришел в голову хитрый способ доставить эту парочку в Хассадар, но она его решительно отложила в сторону.

Пока что.

Инги снова втянулся в разговор помимо своего желания:

— А это здорово? Как волшебство? — уточнила Ядвига.

Катриона заморгала, внезапно осознав, как близкое знакомство порождает не столько невнимание, сколько забывчивость. Даже слепоту.

— Да. Да, это так. Мне очень нравится летать. — И она добавила почти наугад: — Муж подарил мне этот флайер на Зимнепраздник.

Обоих детей это, казалось, глубоко потрясло.

— Должно быть, он тебя очень любит, — сказала Ядвига.

— Ну… да, — призналась Катриона.

— А он богатый? Как принц?

— Не бывает никаких принцев, Ядди, — нетерпеливо вставил Инги — Они остались на Старой Земле.

— А вот и не так! Вадим говорил, что один принц родился в Форбарр-Султане, далеко-далеко отсюда, через тридевять Округов, там, где император живет в золотом дворце — Часть этого явно пришло из обычного речитатива сказки.

— Это ведь так? — потребовала девочка ответа у Катрионы.

— Ну, не совсем.

Инги удовлетворенно шмыгнул носом. Катриона набрала воздуху в грудь и пояснила:

— Столица отсюда всего в трёх Округах к северу, императорский дворец сделан по большей части из серого камня, и у нас сейчас есть два маленьких принца и принцесса, но она совсем еще младенец.

Энрике снова приподнял брови, возможно скрывая свое изумленное одобрение этой редкой точностью изложения фактов.

Дети переваривали новости в молчании.

— А ты все это видела, на самом деле? — спросил Инги наконец.

Одобрение Энрике явно распространилось и на него. Этим двоим стоило бы познакомиться получше.

Они могли бы стать закадычными друзьями, как только Энрике простил бы мальчику похищение жуков, что было вполне возможно теперь, когда он получил своих драгоценных насекомых назад.

— Да.

Ядвига расслабилась со вздохом глубочайшего удовлетворения. Потому что она узнала, что в этом мире в самом деле есть принцессы? Катриона вспоминала, какую неосознанную радость она видела на лицах Лаисы и Грегора, знакомящих ее со своей новорожденной дочерью, когда она приезжала во дворец в последний раз. Насколько мучительно иными были, наверное, эмоции настоящих родителей Ядвиги, когда они… выкинули ее в зоне отчуждения?

В тяжких условиях Дендарийских гор недалеко отсюда к югу еще недавно был принят суровый обычай времен Изоляции — резать глотки новорождённым мутантикам, и этот подход тайно практиковали почти до настоящих времен, когда его наконец окончательно изжили. И еще «то место» в лесу. Не продлился ли слишком долго в здешних, более комфортных, равнинных землях смягченный вариант того же обычая? Что это за дикое место, что за… чудовищный сиротский приют?

Катриона с ума сходила, как хотела узнать все. Неужели эти люди хуже, чем все, что она себе навоображала?

— Инги! — донесся хриплый голос, эхом разнесшийся среди стволов. — Где этот гадкий мальчишка? Инги, ты снова выпустил коз. Я так твою шкуру выдублю!.. — На последнем голос прозвучал слишком устало, чтобы можно было поверить в эту угрозу. Но тот, кто говорил, уже обогнул угол избушки на сваях…

«Бойся своих желаний…»

Два человека вели очередную лохматую лошадку, нагруженную мешками, свисающими с ее бочкообразного тела. Среднего роста мужчина придерживал поверх этой груды подхваченное ремнем старое и потрепанное мягкое кресло, выношенное настолько, что торчала обивка. Когда он увидел одетых в белое чужаков, его курносое лицо нахмурилось, отчего он стал выглядеть более угрожающим и сильным.

Пожилая женщина, решительно ковыляющая вперед, была одета в юбку, пиджак и тяжелые боты.

Она была ниже и уже в кости, чем ее спутник, но хмурилась вдвое свирепее его. Лошадка воспользовалась тем, что люди отвлеклись, взбрыкнула и сбросила поклажу, которую мужчина подхватил и тут же с грохотом выронил на землю.

Те самые «ответственные взрослые». Наконец-то. Вот такие…

— Чужаки! — выкрикнула женщина, бросаясь к ним.

Ее спутник подхватил длинное полено из кучи возле дома и поднял его, демонстрируя неопределенную угрозу.

— Мне их поколотить, мам?

Энрике дернулся, но Катриона выставила руку и не дала ему подняться. Она все не могла отделаться от мысли, что парализатор у нее пристегнут под костюмом радиационной защиты и его никак не достать. Это противостояние готово было покатиться в тартарары по крутому склону, откуда уже никому не выкарабкаться, если дело дойдет до взрывов.

Она вдруг вспомнила, как двоюродная бабушка, женщина абсолютно бесстрашная, говорила ей в детстве: «Боишься пауков? Да этот паук испуган куда сильней тебя!» Именно матушка Рога, а не мужчина, тащившийся за ней — Борис? — и была сейчас тем самым ядовитым пауком. Вот Ядвига бы просто не увидела в пауке опасности, а Инги наверняка решил бы подобрать экземпляр в свою коллекцию…

— Вы двое! — заорала женщина, размахивая руками так, словно пыталась напугать пару коз. — Вы не с лесничими приехали, я не видела их фургона, значит, вам тут не место. Это наш дом. Убирайтесь!

Катриона подняла взгляд, стараясь откуда-нибудь набраться непрошибаемой бравады, которой так отличался ее муж.

— Так уж вышло, что здесь другой случай.

Она поднялась, чтобы не дать Энрике храбро и совершенно неумело броситься на ее защиту и чтобы.

Инги захлопнул рот, из которого начало изливаться некое путаное объяснение. Она развернулась и встала с женщиной лицом к лицу, неловко сознавая, что она тут сейчас самая высокая — пока долговязый Энрике сидит на земле.

— Лорд Форкосиган предоставил мне право надзора над Окружным департаментом терраформирования, в ведении которого находится зона отчуждения Вашнуй. Мы сейчас все стоим на его земле.

Женщина отпрянула, стискивая зубы, так что вспухли желваки; что бы она ни ожидала услышать от пришлых, это было не то, что произнесла Катриона. Она попятилась со словами:

— Ну, сейчас-то он этой землей не пользуется, верно? Это проклятое место. Так что убирайтесь, а то я и вас прокляну!

Несомненно, из нее вышла очень убедительная Баба-Яга, с этими свисающими прядями седых волос, густыми, спутанными бровями и пронзительным вороньим взглядом. Вздрогнули все — Ядвига, Инги, парень, размахивающий длинным поленом, и сама Катриона. Действовала ли эта угроза на прежних незваных гостей? Катриона подозревала, что да.

Если Борис замахнется, Катриона должна попробовать заблокировать его оружие, покатиться и расстегнуть костюм, чтобы наконец-то достать парализатор. Потому что, представив, как это полено опускается на бесценную голову Энрике, она испытала куда больший ужас. Ее сердце отчаянно билось в тревоге. Если дойдет до худшего, эта компания спрячет их тела и отгонит флайер подальше.

Майлз перевернет всю зону отчуждения сверху донизу и будет преследовать их, если понадобится, даже в другом мире, буквально или фигурально. Но это ни для кого уже не принесет утешения.

Воистину проклятье.

Оцепенение разбил Энрике, который поднял взгляд и спросил совершенно искренне:

— Что, правда? А как именно ваше проклятие работает?

Прочие слушатели могли бы вообразить, что эскобарец бросает им вызов или даже насмехается, но Катриона решила, что он уже мысленно планировал методику двойного слепого тестирования.

Матушка Рога уставилась на него в полнейшем замешательстве — они оба явно друг друга не поняли.

Сейчас или никогда. Катриона стянула правую перчатку и протянула руку.

— Матушка Рога? Я леди Катриона Форкосиган. И мы здесь как раз затем, чтобы снять старые проклятья. Матушка, нам нужно поговорить.

На мгновение Катриона испугалась, что женщина вовсе не поймет ее жеста, да и Ядвига изрядно спутала этот момент своим криком:

— А этот, с ней, он — чародей, матушка! Он делает волшебных жуков!

— Ученый, — поправил Энрике мрачно, не вставая с земли, словно уже махнул рукой на возможность быть хоть кем-то выслушанным.

Да уж, этот вариант опасней.

Катриона решительно не опускала протянутой руки. Что, если пожилая женщина ее оттолкнет? Но, не сводя с нее взгляда, матушка Рога переспросила:

— Значит, лорд-мутантик — твой муж?

Она смотрела снизу вверх, ее глаза сверкали из-под косматых бровей.

Катриона вспомнила, как часто Майлз поправлял «Это тератогенное повреждение» — и как ему почти никогда не верили, и ответила просто:

— Да.

Пожилая женщина не оттолкнула ее ладонь и не пожала, а спрятала свои руки за спину в странно ребячливом жесте отрицания. Катриона немного опустила руку, не настаивая, но и не убирая ее.

Патовая ситуация себя не исчерпала, но по крайней мере воздетое полено Бориса тоже упало, словно опустилось вслед за ее рукой.

«Продолжай говорить». Майлз такого рода вещи мог делать не просыпаясь, да и делал, пусть даже запинаясь и отрываясь от реальности. Но что может быть дальше от реальности, чем вот это все?

Катриона сделала глубокий вдох и произнесла:

— Полагаю, разговор будет долгим. Почему бы нам не присесть где-нибудь поудобнее?

Особенно Борису. Борис, маячивший на периферии как пугающая угроза, определенно нуждался в удобном сиденье. Родной сын? Было небольшое сходство у этих двоих в сложении и в цвете кожи.

Отца Бориса определенно тут не было, так что история должна была выйти мрачной.

— И, возможно, слушать тоже придется долго.

— Ха, — только и сказала матушка Рога и вытащила одну руку из-за спины, пусть даже только затем, чтобы махнуть в сторону хижины.