Цитадель

Ведь тебе известно, что и земные учёные сумели выяснить, что многие тела Солнечной системы не принадлежат ей. Их истинное происхождение им неизвестно.

– А Луна?

– Луна и для нас остаётся загадкой. У нас нет на неё времени, нас мало. Кроме того, в ней кроется неясная угроза. Вселенная слишком сложна. Чужие тайны предпочтительнее не трогать. Займёмся Луной, когда обретём полное единство. Главным для нас остаётся сбор контейнеров с семенами. Всё, что мешает этому, отбрасывается. Риск недопустим. В каждом семени, – незаменимая, бесценная жизнь фаэта.

– Верно ли утверждение, что Луна, – явление иноматериального мира? Она являлась спутником Земли и семьдесят миллионов лет назад?

Леран уже адаптировался к новому состоянию и спокойно сопоставлял вновь узнанное с тем, что интересовало его в человеческом прошлом. Луной в своё время увлёкся Барт Эриксон. И уверился, что спутник Земли, родоначальница поэзии, – вовсе и не спутник по первому предназначению, а самостоятельное небесное тело, присутствующее в Солнечной системе всего несколько сотен миллионов лет. Барт даже построил схему–теорию перемещения небесных тел, в соответствии с ведической концепцией трёх разрядов материальных миров.

Оказывается, Барт был не так уж далёк от истины. Необъяснимые аномалии на Луне не позволяли перейти к её активному освоению. Эриксон разделял точку зрения тех учёных, которые полагали, что лунные поселения землян не имеют будущего, они лишь принесут лишние проблемы, способные повлиять отрицательно на подлунные процессы.

Последние вопросы Лерана остались без ответа.

– Знаешь ли ты смысл китайской поговорки «достичь драконовых ворот»? – донёсся до него вопрос Арни.

– Если в прямом смысле, то да. Когда-то считалось, что бесстрашный и упрямый лосось, преодолевший пороги в верхнем течении реки Хуанхэ, становится драконом. Преодоление порогов знаменует момент перевоплощения, они и есть драконовы врата. А что касается скрытого смысла, – он может иметь несколько значений.

– Через считанные часы ты сможешь предпочесть одно из них. Я посмотрю, на что способен фаэт, который и после нашего обращения оглядывается на ничтожный человеческий опыт.

Арни смотрел на Лерана с по–человечески презрительным прищуром, и новопосвященный фаэт ощутил, как на него накатила волна скрытой от других неприязни.

А ведь фаэту Арни и его группе доверено в Совете шефство над всем человечеством…

20. Драконовы врата

Ритуал Посвящения завершён.

Поздравления членов Правящего Совета.

Леран получает право на одеяние фаэта. Его обнажённое тело охватывает приятная, и тёплая и прохладная волна. Серебристый балахон лёгок до невесомости, не сковывает малейшего движения, сохраняет свободу обнажённости.

– Теперь это твоя личная одежда, – объясняет Айла, – Она многофункциональна. Её не надо менять, она изменяется сама. Можешь управлять ею по желанию, придавать нужные цвет, конфигурацию, свойства. Или же она сама будет выбирать качества в соответствии с внутренними потребностями и внешними условиями.

Одежда, понимает Леран, соткана из вещественно–полевых образований, она, – часть его личности. Получение одежды, – заключительный момент ритуала. Но прежде чем ему определят конкретное поручение, выделят участок общего Дела, он познакомится со своим жилищем, осмотрит «цитадель Олоти». Таким словом он обозначил сложное понятие, включающее неразрушимость, неприступность и некую надежду. Он решает не задавать вопросов, рассчитывая получать объяснения из личных впечатлений.

Эйбер подошёл к стене, коснулся ладонью трилистника. Открылся вход в следующее помещение. Став одним из фаэтов, Леран мог выбирать место среди других. И на этот раз прошёл последним, следом за Айлой. Очередное помещение было на порядок просторнее Дворца Посвящений. И здесь он увидел разгадку ещё одной тайны Земли.

На гранитном полу стоял летательный аппарат, без сомнения принадлежащий классу неопознанных летающих объектов, – НЛО. За обладание таким объектом многие земные учёные отдали бы жизнь. Новое открытие не вызвало у Лерана ни удивления, ни восхищения. Поразил разрыв в развитии землян и фаэтов, родивший мысль–вопрос: ради чего фаэты отделились от людей Земли непроницаемой стеной тайны?

Для Арни и подобных ему вопрос явно еретичный. Список загадок земной истории, составленный Лераном в Нью-Прайсе, быстро сокращался. Он склонялся к предположению, что все они связаны с фаэтами. Семьдесят миллионов лет, – очень большой срок для цивилизации, способной осуществить межзвёздный перелёт на собственной планете, обеспечить второе рождение после гибели. На самом деле, тысячелетний опыт землян рядом с достижениями фаэтов выглядел крайне примитивным. Позиция Арни уже не казалась слишком радикальной. Определённо, фаэты в глазах землян должны выглядеть богами.

Но особой радости от причисления к высшим существам он не испытывает. Что-то мешает. И не хочется ему решать судьбы человечества, исходя из высших интересов. Чувство родства с фаэтами, возникшее у лотосовой мандалы, у ног Эрланга, ослабевает.

Полушар матовой белизны покоится срезом на плоском основании метровой толщины. Родственник объекта, виденного им вместе с Бартом и другими пассажирами «Боинга» при перелёте из Сент-Себастьяна в Мэн-Сити. Велика власть фаэтов над веществом, над материей.

– Примерно такой аппарат ты уже видел в действии, – сказал Арни, – Мы направили его к самолёту, чтобы переместить тебя и вернуть к своим. По нашим расчётам, внутренне ты уже был готов. Но ты не услышал нашего призыва, не захотел…

Слова-мысли Арни, жёсткие и осуждающие, вызывают эмоциональное противодействие. Арни ждёт от него быстрого, однодневного превращения из землянина в фаэта. А у Лерана не получается. Он не совсем такой, как другие. Ему требуется больше времени.

– Для перемещения на Земле нам не нужны летательные устройства. Власть над гравитацией дана нам от природы Сириуса. Но, поскольку ты пока не освоил искусство полётов путём перемещения собственного тела, мы используем технический аппарат.

«Естественно, левитация для фаэтов не проблема. Ведь и земные йоги за несколько десятков лет способны овладеть этим умением, – Леран по-прежнему, так и не усвоив урока Арни, продолжал сравнивать людей Земли и фаэтов, – Но чего смогут достигнуть люди за миллионы лет? А если им помочь? Откуда уверенность в бесперспективности коренной земной цивилизации? И почему я постоянно возвращаюсь к проблемам землян? Ведь они, – не мой народ, я фаэт, существо, безмерно превосходящее любого землянина».

Чувство раздвоенности тяготило Лерана, рождало ощущение неполноценности, но расстаться с ним он не мог.

Они ступили на диск, на поверхности полушара образовался прямоугольный проём. Внутренняя полость НЛО осветилась мягким оранжевым светом, они вошли. Здесь не было кристалла, виденного Лераном внутри шара. Управление осуществлялось силой мысли.

– Принцип действия этого аппарата, построенного нами миллионы лет назад, не имеет параллелей с теми, что применяются землянами. С его помощью мы можем передвигаться в воздухе, в воде, в открытом космосе с любой разумной скоростью. Автономия от внешних условий абсолютная. Контроль за пространством ведётся по всему диапазону электромагнитных колебаний.

Пол еле уловимо дрогнул. Начался полёт?

– А как же скалы? Ведь над нами десятки метров гранита и базальта?

– Камень для нас мало отличается от воды.

Разговор с Лераном вёл Изан.

– Оружие?

– Ни к чему. Аппарат – обычное средство передвижения и перемещения материальных предметов. В Солнечной системе оружия нам не требуется. Личные возможности фаэта превосходят потенциал любого земного средства поражения. Луну осваивать мы не собираемся, Сатурн нам не нужен.

– Как узнать, где мы сейчас находимся?

– Достаточно выразить чёткое желание. Стены станут прозрачными. Привыкай использовать свои способности. Вначале они покажутся тебе безграничными, фантастичными. Великий Эрланг заложил в нас столько, что и через миллионы лет самораскрытия и развития мы время от времени открываем в себе невероятные качества.

Леран сформулировал образ-команду, и кабину залил солнечный свет. Облака лежали далеко внизу, в просветах между ними виднелись горные кряжи, покрытые пятнами снега. Ощущение свободного полёта охватило Лерана. В стороне, чуть выше облачного слоя, медленно полз пассажирский самолёт, отбрасывая на белую пелену серую тень.

– Они видят нас?

– В данный момент нет, – ответил Изан, – Мы в режиме невидимости. Члены Правящего Совета не имеют права проявлять себя ни в какой ситуации. Таков один из канонов нашего бытия на Земле.

Лерану стало любопытно. Он мысленно переместился в салон самолёта, попытался увидеть из него аппарат фаэтов. Но кругом расстилалось светло-голубое небо, пустое и холодное. Земляне и не подозревают, что над ними в эту минуту проносится со сверхзвуковой скоростью НЛО. Они считают свой самолёт вершиной земной технической мысли, испытывая в то же время страх перед ним. Ненадёжность – вот одно из главных отличий изобретений землян от техники фаэтов. Обретение устойчивой уверенности в полной безопасности, – признак иной, высшей ступени развития, человечеству недоступной.

Самолёт остался позади, полушар начал быстрый крутой спуск к земле, к горам. Пробита облачная пелена, внизу: ничего особенного, всё те же горы, ущелья, снег.

– Под нами, – самый крупный заповедник планеты, – заговорил Олоти, – Супербиосфера, если использовать знакомое тебе понятие. Этот заповедник, порученный мне, старше человечества на миллионы лет.

– Я ничего не вижу, – озадаченно сказал Леран, – Он укрыт в глубине гор?

– И так, и не так, – улыбнулся Олоти; глаза его обрели полный свет, он гордился тем, чему посвятил жизнь, – Горы в данном районе, – наполовину видимость, иллюзия. В действительности тут настоящий земной рай.

Леран попытался самостоятельно преодолеть «иллюзию гор», но ничего не вышло. Правда, одно изменение произошло: на плоском срезе одной из вершин появился знак-ориентир. Свастика! Не знакомая ему левосторонняя агасферовская, а нормальная, правосторонняя.

Их НЛО направил глиссаду спуска прямо к знаку свастики. Столкновение с горной вершиной казалось неизбежным, и Леран не удержался, закрыл глаза. Но ничего не произошло. Они проскочили полосу непроницаемо густого тумана и очутились в ином мире.

Иной мир, – точнее не назвать. С учётом контраста с окружающим пейзаж на самом деле райский, схожий с тем, который он видел несколько часов назад на Земле прошлого, в дофаэтовский период. Устроить такое посреди обширнейшего горного массива и укрыть от глаз непосвящённых, – дело сил сверхчеловеческих.

Фаэты стояли на прозрачной площадке, прямо над вершинами деревьев. Зелёное море простиралось по меридиану, уходя за горизонт на юг и на север. С востока и запада виднелись далёкие горы. Летательный аппарат переместился к северу, – Леран не почувствовал движения, – и повис над открытой поляной. Яркая зелень травы, с северной стороны пятидесятиметровой высоты скальная стена. Со стены падает широкая полоса воды, разбивается о камни внизу. Радуга поднимается от мокрой травы и дугой уходит к лесу.

Рядом с водопадом уютно устроилось существо, похожее на отколовшийся кусочек радуги. Теперь только Леран понял, в связи в чём Арни напомнил ему притчу о драконовых вратах. И стало наконец ясно, откуда взялись драконы и дракончики в исследовательском центре Агасфера, которым руководил Карлос.

Перед фаэтами лежал самый настоящий живой дракон, в человеческом мире существующий исключительно в мифах и легендах. Как драгоценный светящийся камень в зелёной оправе! Взгляд Лерана не мог оторваться от внезапно ожившей красоты забытых времён. Пока он любовался драконом, Айла рассказывала очередную историю из прошлого фаэтов и Земли.

– Илебе дождался золотых дождей. Он смог отыскать вновь рождённых своих сопланетников, и они принялись за разработку стратегии жизни на новой планете. Обнаруженные ими остатки неизвестной материальной культуры не позволяли фаэтам признать себя изначальными и единственными хозяевами планеты. Потому первоочерёдной задачей стало выяснение внутренних перспектив развития на Земле собственного, земного разума. Тогда и была создана первая модель Земли, прообраз виденной тобою.

Земля семьдесят миллионов лет назад была переполнена, насыщена жизнью. Великое множество самых разных видов на суше, в воде и в воздухе… Настоящее кипение живой материи. А господствовали над всем живым громадные существа, хищные и травоядные, лишённые и признаков разума. Но прогноз показал, и с высокой степенью вероятности, что по прошествии миллионов лет ветвь ящеров приведёт к появлению носителей разума. Прогноз первых фаэтов Земли не был однозначен: модель развития показала ещё один вариант появления культурной цивилизации. Альтернативный вариант, хоть и значительно более слабый, чем первый.

Перед нашей первой колонией встала серьёзная проблема. Проблема выбора. Требовалось определить место фаэтов в формировании будущего Земли.

Беспрепятственное развитие ящеров отрицало всякую возможность появления иной ветви разумных существ. Только внешнее вмешательство могло изменить ситуацию и направить процесс эволюции в другую сторону.

Дилемма: или гигантские рептилии, живо напоминающие нам обитателей Йуругу, или другие. Ты уже догадываешься, брат… Вторая, возможная раса разумных существ по внешнему виду должна была быть подобной нам. То есть гуманоидной.

Исход проблемы, естественно, определился памятью о Йуругу. Ты видишь внизу дракона Земли. Если бы не мы, то сейчас Землю населяли бы они, а не люди. Драконы Сириуса похожи на него, но не столь красивы. Йуругу породила монстров более мощных, лишённых эмоций, свободных от физической и иной боли. Ящеры тройной звезды подчинили свой разум предельно полному воплощению инстинкта размножения и экспансии собственного вида в бесконечность пространства. Их могла остановить только превосходящая грубая сила.

Борьба нашей планеты с Йуругу растянулась на многие тысячи лет. Она шла с переменным успехом. Но мы потеряли вторую планету, мощь ящеров росла быстрее нашей.

В последние десятилетия жизни у Сириуса мы сумели добиться мира, неустойчивого, стоявшего на усилиях одной стороны. Проблема космической защиты родной планеты отнимала у нас половину жизненного потенциала. Драконы Йуругу, – редкий в Галактике вид по неприхотливости и умению приспосабливаться к любым условиям обитания. Они во многом превосходили нас. В частности, они имели генетическую способность преодолевать межпланетные расстояния без посредства технических устройств. Мы такого не можем и сейчас. Внезапные нападения на Фаэтон из космоса были обычным делом.

Мы смогли сохранить подготовку к эвакуации планеты в тайне. После ухода Фаэтона из системы тройной звезды обстановка там резко изменилась. Хорошо это или нет, взрыв звезды погубил вторую Номмо и ящеров на ней. Звёздная система Сириуса раскачала равновесие. Красный гигант тоже взорвался. Йуругу больше нет. Или на его поверхности оплавленная пустыня. И фаэты Земли на сотни световых лет вокруг, – самое могучее сообщество разумных личностей. Правда, наш анализ космоса показывает: где-то, сравнительно близко, таится и обретает силу злое начало. Но ко времени его появления вблизи Солнечной системы мы соберём всех фаэтов и наша мощь возрастёт многократно.

Итак, – Лерану показалось, что Айла вздохнула, – Илебе с братьями принял решение: создать условия для развития на Земле фаэтоподобных разумных существ. Требовалось изменить биоравновесие на всей планете, уничтожить те виды, которые препятствовали реализации нужной нам линии… Дело в том, что тогдашние рептилии, прежде чем превратиться в таких вот драконов, должны были уничтожить половину имевшейся тогда биомассы. Точнее, – подавить всякое прогрессивное продвижение по эволюционной лестнице любого иного вида.

К сожалению, мы в то время многого не знали. И знать не могли в принципе. Как и сейчас, – у нас не сложилось единого взгляда на возможные пути достижения живыми существами ступени венца вселенной.

Скачок от просто живого к живому разумному для нас почти такая же загадка, как и для землян. Некоторые из нас не уверены, что Земля сама не решила бы проблему выбора между драконами и людьми в пользу последних. Не исключено, что сами того не понимая, мы способствовали претворению готовой идеи. И помешать её осуществлению просто не смогли бы…

Вмешался Арни:

– Но не исключено, что подобные взгляды ошибочны. Я убеждён, что первым фаэтам не следовало опираться на эмоции и симпатии. Они всегда мешают правильным оценке и выбору. В результате мы сейчас поставлены перед необходимостью радикально скорректировать пути земного разума. Убеждён, что Илебе не случайно сохранил популяцию наиболее перспективных рептилий, основал этот заповедник и довёл верную линию до логического завершения.

– Предстоит очередная коррекция? – не понял Леран, – Что это значит? Что можно революционно изменить на Земле, где установилось единственно возможное на данный момент статусное положение? Или речь идёт о помощи землянам в преодолении созданных ими же трудностей?

– Ты продолжаешь смотреть на дракона. И я понимаю тебя, – он эстетичен. И универсален: умеет ходить, летать, плавать, выходить в ближний космос, – не смотря на Арни, по одному его голосу нельзя было определённо сказать, так ли он восхищён на самом деле, – Люди же никогда не смогут овладеть и половиной их умений, люди ущербны с самого начала. Именно драконы должны были стать хозяевами этой планеты, венцом живой природы в околосолнечном пространстве. Разве не достойна восхищения эта красота и скрытая в ней мощь, соединённая с высоким разумом? Только фаэты сильней драконов во всех отношениях. После Йуругу мы, фаэты, самая могучая сила в участке Галактики радиусом в сто световых лет.

«Нет единства в Правящем Совете по самым главным вопросам, – отметил Леран, пытаясь определить собственную позицию, – Люди Земли разобщены во всём, даже в мелочах. Или таково внутреннее свойство разума, – развитие среди множества противоречий? Как хотелось бы добиться единства всех разумных рас. Пусть в масштабах Земли, а не Галактики…»

– Большинство из нас восстановило прежнюю память, – с неожиданной грустью сказал Эйбер, – Мы помним ящеров Йуругу. Их мир был лишён радуги цветов, был сер и однообразен. Смысла их жизни мы не понимали.

Они жили в глубоких норах–поселениях, в которых не смог побывать ни один фаэт. Ящеры Йуругу вылезали на поверхность только для осуществления своих захватнических планов. Хотел бы я знать, какие мысли заполняли их сознание…

– Мы могли бы научиться у них многому, – сказал Арни, – Ящеры Сириуса продвинулись во внутреннем развитии значительно дальше нас. Излишняя чувствительность гуманоидных рас им не мешала. Они умели добиваться поставленных целей. Ведь и мы не считаем эмоциональную распущенность и неустойчивость землян атрибутом разума. Или даже рассудка. Подобные качества гибельны. Не будь на Земле фаэтов, земляне погубили бы сами себя. Мы для них, – абсолютно необходимая внешняя опора. А система, лишённая внутренней устойчивости, обречена.

Леран понял подтекст слов Арни. Правитель землян подводил его к определённому выводу: человек не смог пройти драконовы врата. Не хватило мудрости или ещё чего–то. Потому–то дракон идёт на смену человеку Земли. Таков, по убеждению Арни, объективный закон земного бытия. Роль фаэтов, – способствовать максимально быстрому проявлению этого закона. Арни собирался действовать скорее, чем действовали первые фаэты Земли, уничтожая рептилий ради освобождения биологической ниши для человека.

Леран был почти готов согласиться и с Айлой, и даже с Арни. Драконы и на самом деле могли украсить Землю. Если бы не малое «почти»…

Тот сон-видение, не раз посетивший его во время заключения в темнице Карлоса…

…Карлос – Агасфер – Арни…

Сны в темнице Арни, если быть справедливым.

Злобные и страшные существа из сновидения нисколько не похожи на земных драконов. Сегодня ему стало известно, что его навязчиво повторяющийся сон, – из личной глубинной памяти. Сон-воспоминание. Жуткая трагедия имела место на планете Йуругу и явилась причиной нарушения перемирия, причиной новой жестокой войны двух планет. И двух звёзд: жёлтой и красной.

Серые драконы Йуругу атаковали посольство фаэтов на своей планете и без всяких объяснений, беспричинно, зверски уничтожили посла со всей его семьёй. Скорее всего, понимал Леран, посол с супругой являлись его отцом и матерью. Отсюда чувство горькой потери. Странная судьба, – он теряет самых близких как под светом Сириуса, так и под лучами Солнца. Только по разным причинам. На первый взгляд разным…

Он, Леран, не против открытого и свободного существования на Земле драконов. Пусть они даже станут соперниками людей. Но хотелось бы знать, что думают дракон внизу и его сородичи о роли, отведённой им фаэтами?

Сон–видение, решил Леран, его личное дело. Он не будет делиться этим воспоминанием ни с кем. Сам ещё многого не понимает. Нет ясности, как любит говорить Айла.

– Ещё одна серия сказок обретает для меня реальную плоть, – задумчиво сказал Леран, не обращаясь ни к кому конкретно, – А трёхголовых драконов нет? И тех чудовищ, которые терроризировали целые народы Земли, похищали красивых девушек?

– Нет, брат, – ответил Олоти, – Мы занимались подобными видами тоже. Но они не перспективны. Три мозга в трёх головах плюс нервные узлы для управления частями тела… При достижении сверхрассудочного, то есть разумного уровня, у них начинается расщепление единого сознания, теряется общее управление психической деятельностью. Этот опыт принёс нам одни неприятности.

Дракон у водопада проснулся. Зашевелился, поднял гордую красивую голову. Громадные синие глаза в невероятном оторочье густых чёрных ресниц увидели висящих в двух десятках метров над ними фаэтов. Дракон встрепенулся, поднялся на лапы, раскрыл веера крыльев.

И сразу новая радуга взметнулась в небо, затмив яркостью производимую водопадом. Удар по траве шипастым хвостом, лёгкий неудержимый взмах крыльев и, – дракон в воздухе. Несколько красивых движений всем телом, плавный разворот, и сверкающий красавец замер в воздухе перед прозрачным аппаратом, склонив голову.

– Ты не слышишь его? – спросила Айла Лерана, – Он говорит с нами в диапазоне, ещё не освоенном тобою. Он выражает признательность за наше посещение, он очень рад и почтительно склоняется перед своими повелителями. Он готов к выполнению любых поручений…

Приказ Арни услышал и Леран:

– Собери своих друзей, мы представим вам нашего нового брата!

Дракон по-собачьи покорно развернулся кругом и через секунду пропал за лесом. Поляна опустела, потускнела, потеряв единственную драгоценность–украшение. Увидевший однажды дракона с его красочной расцветкой, будь он фаэт или простой землянин, обязательно запомнит его навсегда. Ожившая мечта о красоте и совершенстве! Несомненно, древние сказочники человечества видели это чудо.

– Итак, – сказал Леран, – на Земле существует три расы разумных существ: фаэты, драконы и люди. Те, кого зовут землянами.

– Может и так, брат, – отозвался Эйбер, испытующе глядя на Арни, стоявшего после отдачи приказания с закрытыми глазами, – Ведь есть ещё и океан.

– Разве вы не успели изучить его за миллионы лет? Ведь и драконы, и фаэты в воде как в воздухе. Или для фаэтов и в океане остаются тайны?

– Тайна океана… На Фаэтоне имелось несколько мелких морей. Только Земля в нашем районе Галактики имеет океан. Никто из нас не понимает океан до конца. Мы не знаем, с какими структурами мироздания связывает он планету. Наша модель Земли предполагает, что океан существует одновременно в нескольких уровнях. Иногда драконы, по-видимому, проникают в них через определённые зоны в глубинах. Возвращаются, но виденное там превышает меру их понимания. Следовательно, и нашу меру. Выразить они ничего не могут. Кроме хаотического смешения твёрдых и мягких цветовых слоёв и пятен. Смутные и непонятные восприятия…

Леран задумался и над пояснением Эйбера, и над его отношением к Арни. Эйбер и Арни разнятся больше, чем он предположил вначале.

Аппарат приземлился близ водопада. Фаэты вышли, аппарат поднялся и исчез за стеной воды. Тут же раздался шелест крыльев. И на поляну перед ними опустился десяток драконов. Тела их заняли почти всю поляну.

Зрелище было невероятно красивым.

Крупные округлые чешуйки горели на солнце огнями различного цвета. Россыпь тщательно выбранных драгоценных камней! Она-то и рождала радугу: воздух над драконами светился линиями и полосами всех цветов. Крылья окаймлены радужными перьями. Сверкающие тела приподняты впереди длинными лапами-руками. Задние конечности массивные, вполовину короче. Все четыре лапы заканчиваются когтями-кинжалами дамасской голубизны. Драконьи пасти часто усажены бело-голубоватыми зубами, из ноздрей при выдохе вырывается туман…

– Ночью чешуя фосфоресцирует, вокруг дракона разливается волшебное сияние, словами не описать, – с восхищением говорила Айла, – В минуты волнения из ноздрей рвутся клубы голубовато–серого дыма, а из пасти, – языки пламени. Драконы очень красивы. Они красивее и фаэтов и землян…

Гребень на голове ближнего дракона дрогнул, он приблизил голову к траве.

– Айла слишком добра к нам, – услышал вдруг Леран мысли дракона, тяжёлые, несущие, кроме слышимого и понимаемого, ещё и некий иной, нечеловеческий и нефаэтовский смысл. Всё-таки он сам каким-то образом сумел настроиться на драконью волну. Он не сомневался: незримо действовал внутри него Учитель, великий Эрланг. Восприятие речи дракона расширилось, и Леран уловил сразу и глубокое чувство любви драконов к фаэтам, и их всемерную готовность повиноваться.

И опять вернулся к земному, человеческому.

«Я надеялся вместе с Бартом Эриксоном отыскать следы древнего города змей. Индусы до сих пор убеждены, что змеи–драконы имеют невиданной красоты человеческие лица. Что ж, если на шее дракона поместить Айлу или другого фаэта, картина будет именно такой. Следовательно, люди видели именно этих драконов, и причём вместе с фаэтами! Город драконов, – вот он, эта сказочная, недостижимая для землян долина среди гор. Барта бы сюда… После встречи с драконами никакая депрессия не была бы над ним властна».

Леран вспомнил Данте. Поэт с Вергилием преодолевают бездну на спине Гериона, крылатого зверя, имеющего драконий хвост. Видимо, Данте повезло больше, чем Барту, он видел живого дракона. Не от того ли родилось вдохновение?

Да и первые, так называемые Мужественные Правители Вьетнама, – Хунг-выонги, – были, по преданию, потомками дракона Лака…

Итак, драконы по воле фаэтов имели прямые контакты с людьми. Происходили они не ранее пяти тысяч лет назад, – где-то в это время на Земле произошла смена человеческих цивилизаций, и после того фаэты запретили драконам появляться среди людей.

Следы прежних встреч остались за пределами реальности, отразившись в календарях и сказках. Направление на восток, совпадающее с точкой весеннего равноденствия, китайцы обозначали фигурой дракона. Другие стороны горизонта символизировали черепаха, тигр, птица. Солнце и Дракон…

Драконы ожидали встречи с новопосвященным фаэтом.

Эйбер выступил вперёд. Арни заколебался, но остался на месте, рядом с Лераном. Олоти не шелохнулся, но от него исходило напряжение, – начальника долины драконов интересовало впечатление Лерана от его подопечных. Айла, Ирий и Изан были спокойны.

Глава Правящего Совета поднял руки и заговорил, одновременно голосом и мысленно на драконьей волне:

– Сегодня у нас большая радость. К нам присоединился ещё один брат. Познакомьтесь с ним…

Леран прошёл вперёд, остановился слева от Эйбера. На него смотрели сразу десять голов, окутавшихся полупрозрачным дымом волнения.

Прекрасные глаза драконов позволяли понять их без мыслей или слов.

– …Мы увидели тебя. Мы любим тебя… Когда к тебе вернётся твоё имя, ты раскроешь его нам. И по твоему зову мы будем рядом…

Пожалуй, на поляне рядом с драконами Леран чувствовал себя более комфортно, чем рядом с фаэтами во Дворце Посвящения. Никаких сковывающих правил, полное доверие, желание остаться здесь, рядом с ними… Впервые он ощутил гармонию в отношениях с другим существом.

«…Когда рядом друг, подобный тебе внешне и психически, – это прекрасно. Но когда преданным другом становится другое, совсем на тебя не похожее существо, – это вдвойне замечательно. Разумный сильный и любящий друг, – о таком мечтают и фаэты, и люди Земли.

Хочется, чтобы его чувства смогла разделить с ним Леда. Мартин с Лией. Но такое желание требуется держать глубоко в себе. Фаэты, в первую очередь Арни, не поймут его. И осудят. В сердце Арни уже отпечатан приговор всем людям Земли, землянам…»

21. Шамбала Светозарная

Созерцание ведёт к сокровенному, преображает душу и мир, обновляет знание о них. Само знание сокровенного уже есть действие и не может не вести к действию. Все имена сокровенного, будучи произнесены, воплощаются в удивительное…

…Одним лишь именем, одним лишь звуком, одним только упоминанием, одной только тенью.

Владимир Щербаков. Шамбала Светозарная.

* * *

Лерана ожидал подготовленный для него дом. Его личный дом, расположенный в Цитадели фаэтов. Или, по-земному, в Шамбале Светозарной.

Он сидел на драконьей спине, в удобном углублении между крыльями и головой. Мощные неторопливые взмахи крыльев, шелест перьев и свист воздуха, тепло струящейся под бронированной кожей горячей крови, – всё внушало уверенность и надёжность. Лететь на драконе приятней и безопасней, чем на любом земном самолёте или вертолёте.

Сделав восходящий полукруг, драконы поднялись над своей долиной и устремились на север, к высочайшим заснеженным и обледенелым вершинам планеты.

Дракон Лерана летел последним. В глазах юного фаэта Земли рябило от разноцветья впереди. К обилию красок тоже надо привыкнуть, как и к их отсутствию. Вот и горная гряда, окаймляющая долину драконов и отделяющая её от Цитадели. Они поднялись над снегами, в разрежённый холодный воздух. В новой одежде Леран не ощутил мороза, пришлось только сменить режим дыхания. Выдох драконов обращался в застывающий пар, Леран летел сквозь мириады разноцветных мельчайших искр. На меняющийся внизу пейзаж он уже не смотрел, взгляд не мог оторваться от разлившегося кругом сияния.

Наконец воздух заметно потеплел, драконы снижались. Воздушное сияние угасло, и с километровой высоты открылся вид, совершенно не похожий на пейзаж драконьей долины.

Цитадель! Шамбала… В языке людей имеется много названий для обозначения скрытой от них тайны. За всеми названиями нет точного знания, лишь догадки и вымыслы. В земном, человеческом измерении пространства Шамбалы не существует. Есть «входы», пролегающие через скалы. Но те туннели никуда не ведут, они созданы для чрезмерно любопытных людей. Вошедшие в них не возвращаются обратно.

На самом деле Шамбала: ограниченный, симметрично организованный, упорядоченный объём пространства-времени. Вид сверху – зелёный круг, замкнутый в правильное кольцо гор. Заснеженные вершины напоминают раскрывшиеся лепестки огромного лотоса.

Никаких джунглей: по траве, – концентрические посадки невысоких плодовых деревьев. Апельсиновых, лимонных… Красное и жёлтое золото плодов в сочетании с цветущими ветвями. Между рядами деревьев, в зелёной траве через равные промежутки разбросаны перламутровые жемчужины. Это жилища фаэтов. Сотни и тысячи жемчужин, – по числу живущих на Земле и ожидаемых братьев. В центре круга, – самая крупная розовая.

– Наша Цитадель, наш город.., – Айла протянула мысль к Лерану; не было в ней гордости за земное величие фаэтов, а явно читалась тоска по навсегда потерянной родной планете, – На Земле есть ещё несколько наших поселений, но для постоянного жилья служит только Цитадель. Все другие функциональны.

Драконы высадили фаэтов у центральной жемчужины и по сигналу Эйбера отправились назад.

– Брат! Откуда ты желаешь начать знакомство с нашей Цитаделью? – спросил Эйбер, когда все семеро остановились у розового шара, – Ты хозяин этого дня. Можно с твоего личного дома. Или с ангаров в южных горах…

Леран внимательно рассматривал безупречную блестящую поверхность розового шара, вознёсшегося над ними почти на двадцать метров.

– Мой дом, – одна из жемчужин среди сада… Но для чего эта, в три раза большая?

– Дом Эрланга, он ждёт его. Эрланг был главой Фаэтона, будет главой Земли. Приходит пора его возрождения. Мы обязаны Эрлангу всем, в том числе жизнью, и благодарность наша безмерна. Ты скоро поймёшь наше нетерпение. Последние тысячелетия значительно изменили нашу жизнь, и с каждым новым столетием возникает всё больше проблем. Самое главное, – мы никак не можем отыскать решение задаче сбора контейнеров. Космос безмерен, они слишком малы… Положение может измениться очень быстро после обретения Землёй контейнера с семенем, хранящем Эрланга. Он мгновенно нашёл бы выход из всех сложностей. Каждый готов без рассуждений подчиниться его указаниям…

– Неужели один настолько выше тысяч и миллионов, бывших, ныне живущих и будущих, что его любое слово не подлежит никакому сомнению? Зачем вы делаете из своего брата божество? Или вы уверены, что он согласится на такую роль?

Вопросы Лерана вызвали заметное замешательство.

Арни смотрел на него с китайским прищуром, мрачно и неприязненно. Так люди Земли смотрят на своих заклятых врагов. Леран не понимал, чем он вызвал такую реакцию. Эйбер не выражал прямого осуждения, но сделал вид, что углубился в серьёзные размышления. Ирий, Изан и Олоти изучали траву у своих ног. Только Айла решилась на ответ.

– Я не соглашалась… Но, по-видимому, Арни прав, – ты никак не можешь освободиться от оков земных оценок. Первый случай в нашей истории… Эрланг, – гениальнейший из всех фаэтов. Его боялись и на Йуругу. У него редкий, и для фаэтов оригинальный стиль мышления, гибкий, полный парадоксов ум, они позволяли видеть будущее в малейших ростках из текущих дней. Без сомнения, Эрланг был дан нашему народу свыше. Он включил в программу семян лотоса многое, не свойственное нам в прошлой жизни. Универсальные физические качества, позволяющие жить в любой среде, – его подарок…

Не успела Айла закончить своё обращение, как время для Лерана остановилось. На месте розового дома для вождя фаэтов встало знакомое лицо.

Учитель, обретший внутри Лерана своё древнее имя, – Эрланг, – молчал. Глаза его смотрели с невиданной ранее грустью. Через глаза и уши того, в ком он жил, Учитель видел и слышал всё. Леран знал: на сей раз Учитель не будет ему ничего говорить и предлагать. Он рассчитывает на то, что новоиспечённый фаэт сам способен принять верное решение.

Противоречить Правящему Совету, представляющему всех фаэтов, было, конечно же, неразумно. Многое из прежнего, земного опыта Леран готов был принести в жертву ради расположения к себе родного народа. Но среди обретённых им ранее знаний и убеждений были такие, расставаться с которыми он не собирался.

И в первую очередь он не мог себя заставить поклоняться сколь угодно выдающейся личности, будь она человек Земли или даже фаэт. Он, и с удовольствием, признавал Эрланга как своего Учителя, и мог бы заявить подобно Айле: «Я ему бесконечно благодарен». Но не понимал потребности всемогущих фаэтов в кумире.

Лицо Эрланга повеселело, глаза потеплели. И Леран понял, с чего он начнёт знакомство с Цитаделью.

– Я видел на северной границе Цитадели пещеры у подножия гор. Рядом с ними люди. Кто они?

– Обычные земляне, – ответил Арни, – Они не представляют никакого интереса. Решением Правящего Совета, принятым более пяти тысяч лет назад, мы допускаем наиболее развитых индивидов в наш город. Я был против этого решения и собираюсь инициировать его пересмотр. Землянам не место рядом с фаэтами.

Леран внимательно посмотрел на гордое лицо Арни. Остро захотелось заглянуть в суть помощника правителя Земли, он с трудом удержался. Теперь он был способен проникнуть в его сознание совершенно незаметно. Арни и не поймёт, что его глубинные мысли стали достоянием другого. Учитель многому научил Лерана, уверенность в себе росла, он уже не сомневался, что многим превосходит не только Арни.

– Начнём с дома Эрланга! – твёрдо сказал Леран и, не дожидаясь разрешения Эйбера, прошёл между ним и Арни к розовому шару.

Дом был запретен для посещений, требовалось знание особого кода. Но шар раскрыл перед ним створки двери, как только он приблизился. Не замедляя шага, Леран вошёл внутрь. После короткой паузы, выдавшей общую растерянность, фаэты последовали за ним.

Внутри жилище оказалось значительно просторнее, чем ожидалось. Конструкторы воспроизвели по возможности интерьер и бытовые особенности, имевшиеся в доме Эрланга на Фаэтоне. Леран остановился в центре главного помещения и, медленно поворачиваясь кругом, осматривал детали убранства и вещи, принадлежавшие Эрлангу. Точнее, копии его личных вещей. В настороженном внимании замер и Учитель, Леран впервые ощутил его в себе вот так. Видимо, между ними устанавливалась постоянная обоюдная связь.

Первыми бросились в глаза установленные на противоположной стене объёмные портреты двух фаэтов. Мужчина и женщина немолодого возраста.

При виде их ожили воспоминания из истории Йуругу. Нападение на посольство Фаэтона, тот самый сон… Какая тут связь? Когда его новые отношения с Учителем окрепнут, он спросит его. Сам. Лица на портретах знакомые. Значит, поднимается забытое, оно всё ближе к уровню осознания.

Взгляд пошёл вправо. В метре от портретов распахнулась дверь. Розовые краски сменились на белые, здесь, – гигиеническая комната, обычная для элиты Фаэтона. Предусмотрено всё, что сохраняет тело в должном состоянии, от водных до микрополевых процедур…

Следующая комната в бледно-зелёных тонах. На стенах, – картины земных художников. В основном фантастические пейзажи иных, воображаемых миров. Идея члена Правящего Совета Айлы. Как же она отличается от Арни! Как два полюса единого магнита.

Если бы не комната-галерея картин, дом можно было принять за мемориальный музей. Подобие усыпальницы фараонов.

Смотреть дальше расхотелось.

«Внутреннее пространство дома может меняться по желанию хозяина, – мысли появлялись сами собой, Леран каким-то образом вошёл в систему управления домом Эрланга и всей Цитаделью, – Можно раздвинуть стены хоть на сто метров. По тому же принципу устроен весь город. Даже если вернутся и возродятся все фаэты, места хватит. Предел расширения Цитадели, – размеры планеты Земля. И даже если Цитадель-Шамбала достигнет его, это никак не повлияет на естественный мир Земли. Шамбала по-прежнему останется недосягаемой для людей…»

Леран вышел из жилища Эрланга с чувством неудовлетворённости. Дом ему не понравился. За исключением комнаты с картинами. Жить здесь он бы не согласился. А как Эрланг? Скорее всего, их вкусы в этом отношении совпадают. Учитель воспринимает Айлу мягче, чем Арни. Может быть, лик Учителя приходил и к ней? А память Арни лишена такого явления?

Оглядев ещё раз Цитадель с возвышенности, на которой стояла большая розовая жемчужина, Леран принял решение и немедленно реализовал его.

Увидеть себя над городом фаэтов и подняться в воздух оказалось проще простого. Проблема заключалась в достижении веры в собственные возможности и силе желания. Удивлённый взгляд Эйбера, настороженный, – Арни, озадаченный, – Айлы… Им для левитирования требовался пусть краткий, но обязательный обряд подготовки.

С высоты около пятидесяти метров он увидел то, чего не успел заметить со спины дракона. Перламутровые жилища фаэтов располагались на траве среди деревьев не просто концентрическими кругами, а образовывали один центральный и несколько повторяющихся рисунков.

Дом Эрланга служил центром свастики; далее, до подножия гор, повторялся трилистник.

Он направился к северу, к пещерам, к застывшим близ них людям–землянам, наблюдающим за его полётом. На оставшихся внизу–позади фаэтов он не оглянулся. Мысленная связь с ними сохранялась, он пока молчал и слушал Эйбера.

– Мы не всегда жили с землянами так, как сейчас. Мы были к ним ближе, и старались влиять на их жизнь непосредственно. Передавали нужные знания через жреческие касты и сословия, через самых развитых и одарённых. После всеобщего уничтожения рептилий планета вошла в иной динамический ритм. Мы далеко не сразу поняли в чём дело. И открыли действующий в планетарном масштабе, нерушимый, не подчиняющийся нашему влиянию закон. Колебания в состоянии биосферы оказались отражением конкретной сути её внутренней разумной составляющей. То есть совокупности мыслей, слов, поступков, связей и отношений землян. Земляне всё чаще не следовали нашим советам, использовали полученные знания во вред себе. Гондвана, Атлантида… Эти и другие имена остались памятниками человеческой безрассудности.

Леран летел не торопясь и слушал Эйбера. Вождь фаэтов говорил без внутренней убеждённости, мыслеинтонации заставляли думать о недосказанности, о существовании и других причин мировых катаклизмов. …Ведь состояние людей, – это и их отношения с фаэтами.

Леран определил примерное содержание беседы с людьми и решил не скрывать из неё ничего от Правящего Совета.

– Ты почти не знаком с древней историей Земли. Начну с известного тебе, с недавнего. Кемет, Чёрная страна, или просто Земля, названная свежим именем Египет, первые тысячелетия развивалась в соответствии с нашими рекомендациями. То была эпоха до Древнего царства, неизвестная людям сегодняшнего времени. Но всё изменилось не по нашей вине. Присущее землянам стремление к язычеству усилило внутриобщественные негативные тенденции. Мы пытались помочь, но даже жрецы отвергли наши предостережения. Иллюзия всезнайства, гордыня за чужое, не позволили им увидеть собственную ничтожность. Мы не стали настаивать, принцип невмешательства в дела иного разума не позволил.

Скорость перемен на Земле неуклонно растёт. Если Кемет–Египту до полного краха понадобилось несколько тысяч лет, то последующие государства укладывали свою историю в сотни, а теперь и в десятки лет. Последние годы земное сообщество вступило в полосу крайней неустойчивости, в эпоху непрерывных перемен.

Последняя наша попытка открытой коррекции, – утверждение культа единого божества Атона. Но переворот Эхнатона не смог перевернуть разболтанное сознание. Земляне весьма успешно, весьма быстро заменяют традиции истины на искажающие её иллюзии. Идёт подмена правды на откровенную ложь, вплоть до антипоставления. Видимо, Арни прав, – у землян псевдоразум, и мы сделали ошибку.

Арни вступил в передачу без паузы:

– Самое сильное в землянине: внутренние силы распада. Тебе ли не знать: хорошо устраиваются у них только грязные души. Удержаться от преступлений в таком мире очень трудно. Земляне – все преступники.

Леран завис на высоте десяти метров над каменной полосой, отделяющей зелень Цитадели от подножия гор. Открытые и не закрывающиеся входы в скальные пещеры, темень внутри. И около ста мужчин в одинаковых одеждах: вязаные из грубой шерсти покрывала с отверстиями для головы и рук. Внимание привлёк один, стоящий в одиночестве. Голый череп, курчавая седая борода с редкими чёрными нитями. Старик опирался на деревянный посох и смотрел на Лерана спокойно и насмешливо. Как мудрый отец на непослушного ребёнка, совершившего очередную шалость.

Вот так! Пусть видит Арни и другие: квазиумный, предрасположенный к преступлениям старый землянин смотрит на высшее существо с явной снисходительностью! Наивность? Ведь этот человек живёт в Цитадели достаточно долго, чтобы узнать разницу между собой и фаэтом! Или старчески-детская непосредственность? Леран отогнал волну возмущения, исторгнутую Арни. Пусть смотрит, он давно не видел мир другими глазами.

Ещё год или два назад Леран Кронин выразил бы почтение стоящей рядом старости, а сейчас смотрел на неё сверху вниз, как некое божество, спустившееся с неба.

– Я выбрал для беседы вас и рассчитываю на взаимную откровенность, – сказал он, опустившись на щебень перед старцем.

Седобородый не шевельнулся, не изменил выражения лица. Будто перед ним стоял не фаэт, а действительно расшалившийся ребёнок, ещё не знающий, что делать с новым даром, с умением летать. Смотрел он прямо, не отрывая взгляда от глаз Лерана. Прошло около минуты, пока он сказал:

– Второй раз за свою жизнь я стою рядом с золотоволосым, желающим со мной говорить. Впервые такое случилось, когда я завершил путь в Шамбалу.

Было очевидно: старик совсем не считает его, как и других фаэтов, высшим существом. Просто он смирился со своим положением, с действием превосходящей силы. Но силу он никак не ставит рядом с разумом.

Леран признал, что немного растерялся. Он не знал, с чего начать разговор. Землянин выручил его.

– Поздравляю вас с прибытием в Шамбалу. Давно тут не было пополнения.

– Откуда вы можете знать, что я здесь впервые? – удивился Леран.

И услышал внутренний смех, рассчитанный на то, что его услышат. С этим землянином можно было говорить без слов. И так, чтобы никто их разговор не контролировал.

– Кто вы? – спросил он с любопытством.

– Бортников Игорь Всеволодович. Фамилия роксоланская, имя варяжское. Вам знакомы такие определения? Профессор философии одного из российских университетов. В той жизни…

«В той жизни.., – повторил про себя Леран, – Так и я мог бы сказать».

И задал следующий вопрос:

– Сколько вам лет? И сколько из них вы в Шамбале?

– В обители высшей мудрости время течёт по-иному, – иронически улыбнулся землянин; морщины разбежались у глаз, – Вам доложить по земному счёту или по вашему?

Леран уже понял ответ; главным были не цифры, а отношение к ним.

– Чем вы здесь занимаетесь? Смысл этой жизни?

– Не знаю. Раньше думал, что служу людям. Даже чувствовал себя великим человеком, учителем многих.

– Махатмой… Что послужило причиной перемены мнения?

– Надо ли говорить?.. Но отвечу, если есть вопрос. Нам, – старик качнул головой в сторону своих сограждан, стоящих по-прежнему неподвижно, – Нам дали возможность влиять на людей мыслью. Но вместе с тем ввели на неё цензуру. Ведь вы используете и пропускаете только то, что сами считаете приемлемым. Вы считаете! Не я, не все мы, которые здесь. И не те, для которых…

– Фаэты не имеют права на цензуру вашей деятельности? Так я вас понял?

– Так. Поклоняющиеся идолам не могут быть истинно разумными.

«Смело! Слова Арни, только по обратному адресу. Молодец Бортников Игорь Всеволодович. Если только он прав относительно идолов».

– О каких идолах ты вспоминаешь?

– Вы поклоняетесь лотосу, как и египтяне. Где они теперь? Напомню слова Иезекииля:

«…отвергните каждый мерзости от очей ваших и не оскверняйте себя идолами Египетскими…»

– Имеющий уши услышит.

«А ведь он не считает судьбу фаэтов независимой от судьбы землян, понял Леран и поразился тому, что не противится этому тезису, готов с ним согласиться, – И кто кого проверяет: я его или он меня?»

– Что привело вас в чуждый для вас мир?

– Меня увлекла сказка, – легко улыбнулся Бортников, показав молодые зубы, – Я был почти юн и глуп. И пошёл искать чужую мудрость.

– А здесь её не оказалось? Той, что нужна была?

– Ты хотел откровенности, – озорно тряхнул бородой экс-профессор философии, перейдя на ты, – Чему же удивляться? Ты ещё молод, из новообращённых. Свежее дитя лотоса… Удивление пройдёт, и станешь как все… Хотя, может быть, и нет. Я вижу в тебе живую боль. Потери, страдание… Твои собратья не позволяют себе подобных слабостей. Ты думаешь сердцем, как кому-то помочь… Твои соплеменники не нуждаются в помощи. Считай это причиной моей откровенности. А не собственное желание.

Леран увидел в зрачках Бортникова отражение своих глаз. И тотчас открыл, что мучило его последние часы. Или дни, – течение времени рядом с фаэтами казалось изменённым, тут старый мудрец прав.

Мысль о Леде, спрятанная в сердце, не оставляла его ни на мгновение! Где она, что с ней? Нет, не сможет он, подобно братьям-фаэтам, зачеркнуть своё земное прошлое…

Смущённый внезапным ностальгическим приступом, Леран непроизвольно заглянул в глубины психики Бортникова. И наткнулся там на долгое, таящееся от людей и фаэтов разочарование в мудрости хозяев Шамбалы. Старик-философ вовсе не считал их богоподобными существами. Они изменили его жизнь, не дав ожидаемого. Но он не осуждал тех, кто неизмеримо превосходил его знаниями и возможностями. То есть силой. Цитадель стала для него местом вечного заключения.

Тем не менее порицал он только свой шаг, приведший его сюда. И ещё ему было горько от того, что он ничего не мог изменить.

– Ваш мир, – капкан не только для людей, но и для фаэтов. Вам из него не уйти. Как и нам, людям Земли… Из нашей общей судьбы не вырваться никому.

– О чём вы? – удивился Леран; он подумал, что старик противоречит себе, – Ведь вы убеждены, что жизнь каждого, в том числе ваша, сугубо индивидуальна. И нет общего предназначения.

– Общее – результат слияния индивидуальных судеб. Это так. Я, как и другие люди здесь, в долгу перед теми, кто блуждает по вашей вине в большом мире. Долгая жизнь в стерильном, выхолощенном времени, где нет осени и зимы, где всегдашний расцвет, – она рождает не только разочарования. Она обостряет проникновение, позволяет заглянуть по обе стороны движения…

– Почему ты говоришь это мне? И почему никогда не пытался сказать моим братьям? – спросил Леран, вспомнив отказ Агасфера от вечности ради собственного спасения.

Как близки переживания вселенского преступника Агасфера и невинного философа Бортникова!

– Первый из вас, Лебе, пришёл на Землю не по своей воле. Он, а вслед за ним некоторые другие с иной звезды, они выбирали для заботы общины людей. Сегодня у ваших ног всё человечество, но оно для вас не ценнее песка. Вы изменились. Миллионы лет объединение фаэтов не имело централизации и подчинения воле избранных. Вашей сегодняшней системе управления, – несколько тысяч лет. Начало её совпадает с началом на Земле Кали-юги. Разве не очевидно, что у нас единая судьба?

– Твоя мысль глубже твоих слов, – Леран тоже перешёл на ты. Так было естественней. И это могло служить признаком равного доверия, – Единая судьба: единство от начала до конца, от рождения до смерти. Не так ли?

Бортников улыбнулся, печально и добро.

– Земля переполнена открытым злом. Разве вы защищены? Добро всё слабее, оно изолируется, и не без вашего участия, всемогущие. Но вы не хотите понять и себя. Проще говорить с драконами…

– Вы и драконы? Драконы и люди? Вы понимаете друг друга?

– Задача не из сложных. Земляне-люди и земляне-драконы, – почти в равных условиях. Они слуги, мы рабы… Они в силу неизбежности, мы – в силу добровольного заблуждения. Какая разница, если всюду принуждение?

– Игорь Всеволодович… Люди называют вас махатмами, великими душами. Видимо, не зря. Расскажите о своей жизни, покажите её мне!

– Впервые у северных пещер столь любопытный фаэт. Махатмы?! Как бы нас ни называли, мы всё же не пророки. Ведь и вам не под силу назначить из нас или избрать из вас провозвестника. Лотосорожденные считают неприличным заглядывать в наши обители. Вся наша жизнь проходит там. Зачем тебе наши каменные норы? Вы – бессмертные хозяева Земли. Не знаю, откуда у вас такие сроки бытия. Но вы – не боги. Вы ущербны, как и мы. Иначе как понять вашу влюблённость в самих себя и восхищение своими достижениями? Вы даже не хотите понять, что с гибелью людей погибнет Земля, а вместе с ней и вы!

Боль прорвалась через голос затворника Шамбалы. Боль как откровение, она потрясла Лерана.

– Гибель Земли предрешена? Почему же, как ты говоришь, – лотосорожденные, – они не знают о том?

– Они–то знают. Да скрывают знание от самих себя. Вам нравится самообольщаться. Я скажу то, что среди людей известно одному мне. Внутри вас созрело решение очистить Землю от людей. Очистить для себя. Но помните: не будет людей, – не будет и Земли. Останется голый шарик, подобный Марсу. Земля создана для людей. Не для драконов, не для фаэтов, а для людей. Попыткой изменить предначертанное вы принесёте людям много горя, но повредите только себе.

Глубокая убеждённость горела в мудрых глазах старика, не считающего себя махатмой. И Леран уверился: да, как он говорит, так оно и есть! Судьба планеты неразрывно связана с людьми. Чем хуже делаются люди, – тем суровее становится Земля. И фаэты тут ни при чём, они не в силах изменить течение земного времени. Они могут сколько угодно долго существовать рядом с землянами, но исчезнут вместе с ними. Для Вселенной фаэты не больше людей… И каждому в ней определено своё место.

– Я буду думать о твоих словах, человек, – тихо произнёс Леран, отключившись от Правящего Совета, – Твоя мудрость пока не усвоена мной. Но я буду думать. Благодарю за откровенность…

На прощание Леран ещё раз окунулся в серую глубину, и словно заглянул в холод вечной бездны. С трудом оторвавшись от зовущей бесконечности, он обвёл взглядом людей, несколькими группами молча наблюдавшими за их беседой. Затем склонил голову, повернулся и пошёл по каменистому склону к траве, к дому Эрланга. Лететь не хотелось.

– Итак, слова Арни выражают не просто его личную позицию? – спросил Леран, подойдя к Эйберу, стоящему впереди, – Земляне… Фаэты окончательно решили судьбу землян-людей?

– Чтобы правильно ответить, и чтобы ты правильно понял ответ, требуется предисловие, – сказал Эйбер, смотря на застывшие у пещер маленькие фигурки, – Ты уже не хочешь лететь? Пройдём через город к южным отрогам гор. Длина пути достаточна для объяснения.

Тропинок нет. Они шли по зелёной равнине. Ярко и тепло светились дома-жемчужины, цветы, листья, плоды деревьев, придавая травной зелени сочную глубину. Солнце Земли одинаково ласкало и людей, и фаэтов.

– Центральный вопрос любой формы Разума, – проблема энергообмена со средой. Для каждого вида и уровня материи существуют свои варианты и пределы энергоинформационного взаимодействия. Высокоразвитый живой разум, подобный нам, использует суммарное психоэнергополе. Остальные формы энергии для нас неосновные, а как бы дополняюще-стабилизирующие.

Энергообмен не сводится к удовлетворению потребностей, он должен стремиться к минимизации потребления. В противном случае развивается экспансия энерговзаимодействия при неизбежных колоссальных потерях. Энергообмен тогда выходит из-под контроля и управления. Разум теряет приоритет в окружающем пространстве–времени. Через носителя Разума энергия мира должна свободно течь естественным путём, не задерживаясь. Аккумуляция энергии – нонсенс, ведь её в любой точке неисчерпаемое количество разных видов. В случаях задержки естественных процессов возникают кризисные ситуации.

Превышение объёмов и масштабов критической отметки, к которому выходит любая техногенная цивилизация, связано с нарушением баланса разных видов энергии на локализованном участке пространства–времени.

Тут возникает объективная напряжённость, вызывающая соответственные процессы в психике носителей разума и состоянии популяции в целом.

История Йуругу и Земли показывает: прохождение качественных рубежей в овладении энергией сопровождается социальными взрывами. Эти взрывы в какой-то мере снижают уровень объективной напряжённости. Но предстоящий Земле сдвиг, – а человечество в него уже втянуто и обратной дороги ему нет, – можно будет компенсировать только максимально дорогой ценой. Человечество либо будет ликвидировано, либо выродится, самоуничтожится.

Такова неизбежная плата за безоглядное стремление к технокомфорту. Техногенная цивилизация, подобная земной, в принципе не может быть самоуправляема. Рост численности населения и катастрофическое повышение требований к уровню жизни люди не смогут остановить. Они сами ускоряют свой конец.

Ресурсы Земли истощены, она не может содержать более чем десятимиллиардное население, они перешли тепловой барьер, и нам с трудом удаётся поддерживать жизненное равновесие в биосфере.

– Разве Фаэтон шёл по другому пути? – спросил Леран, подавленный мрачной перспективой человечества, обрисованной Эйбером спокойно и равнодушно.

Он и до встречи с фаэтами думал об упадочности и тупиковости избранного людьми пути прогресса. Но всегда оставалась надежда на какой-нибудь выход. Теперь надежда корчилась в агонии.

– Мы в своей истории лишь раз были связаны с внешним простейшим источником энергии. Такое было обусловлено необходимостью поддержания баланса с Йуругу. Перед превращением жёлтой звезды в сверхновую на Фаэтоне прошла дискуссия. Решался вопрос: или перемещение в космосе в замкнутой энергетической оболочке, или путешествие к новой звезде с сохранением родной планеты. Победил второй вариант, что само собой привело к возвращению нашей прежней энергетической стратегии.

Тысячелетия использования суммарного энергозаряда в путешествии проходили в условиях гарантированной безопасности. Но в ходе внедрения в Солнечную систему сработал фактор случайности и планета была уничтожена. Гений Эрланга сумел предсказать эту неизбежную случайность, – пусть не форму и не время её проявления, – и были приняты превентивные меры спасения.

Уничтожение Фаэтона, – мы теперь почти все в том убеждены, – закономерность. Разум должен развиваться на естественной собственной основе. Был у нас период установления связей с двумя другими высокими цивилизациями. Обе не связаны с техникой земного типа. Они реализовали свою задачу – переместились к ядру Галактики. Видимо, на Земле воплотилась тупиковая ветвь…

Да, нам придётся ставить вопрос о праве людей на дальнейшее существование, пока…

– Разве нельзя остановить гибельный процесс, законсервировать достигнутый уровень на время? А затем помочь человечеству отыскать верный путь, – прервал Леран Эйбера.

– Мы не всевидящи. Нам не хватает Эрланга. Никак нельзя учесть все последствия нашего активного прямого вмешательства. Использование их лучших представителей, так называемых махатм, приносит мало плодов. В лучшем случае их слушают и восхищаются глубиной отредактированной нами мысли. Дальше этого дело не идёт.

– Земля имеет опыт так называемого восточного пути развития. Самосовершенствование личности за счёт отказа от излишних потребностей. Если?..

– Поздно. И Восток уже не Восток. К тому же этот вариант слишком отличен от нашего биопсихического пути совершенствования, откорректированного Эрлангом. Мы постоянно открываем в себе что-то новое, и не знаем, что и сколько заложено в нас перед гибелью планеты. Возможности землянина ограничены, не сравнимы…

Арни выразил своё мнение привычно радикально.

– Опосредовав свой разум и среду обитания дополнительным звеном, человек вышел из цепи непрерывного совершенствования, исключил себя из поля действия всеобщих законов. Лом или электроника, – всё одно. Механизмы сломали перспективы. Первые из нас не смогли оценить этого правильно с самого начала. Неоднократные последующие коррекции ни к чему не привели. Земляне неразумно упрямы.

Леран почувствовал, что невозмутимость покидает его: Арни был предельно несгибаем в оценке чужой упрямости. Разговор с Советом превращался в полемику с Арни.

– Так ли? Бог даёт живущему школу нравственности и определяет в соответствии с этим среду обитания. В этом высший закон бытия. Похоже, вы брались не за тот рычаг. Чтобы влиять на земную мораль, надо самим быть на уровне основополагающих требований.

Глаза Арни сузились. Леран подумал, что если бы помощник Эйбера использовал чувственную мимику землян, то сейчас перед ним предстало бы лицо с ярко выраженной иронической, снисходительной неприязнью. Голос Арни соответствовал взгляду.

– Не успев узнать братьев, ты осуждаешь их! Не зная, кто ты и кем был, говоришь как старейший из нас! Не удивлюсь, если у тебя уже есть и предложения для Правящего Совета.

Леран только улыбнулся.

– Прежде чем советовать, я постараюсь понять причины, которые создали проблемы дня. Я уверен: если бы фаэты и земляне развивались вместе, в едином обществе, не произошло бы многих природных и техногенных катастроф. И Земля сейчас выглядела бы райской планетой. На ней хватит места и нам, и людям, и драконам. Всем.

Арни, похоже, возмутился.

– Между нами и землянами ничего общего. Мы различны до несовместимости. Землянин, – это синтез физики, химии и механики. Фаэты же, – единство биофизики и биохимии на основе высокоразвитой психики. Такова краткая суть. У нас никакой механики! Мы не пользуемся орудийной деятельностью, у нас всё производится само собой. Процессы идут, предметы двигаются по желанию. Земляне не способны…

Арни сделал паузу, и его аргументы подхватила Айла.

– Да, не инструментами, не орудиями труда, не механизмами! Наши руки походят на человеческие, но они, – другие. Они, – часть мозга. Всё наше тело, – мыслящий мозг. Движением пальцев, скоординированным с движением мысли, мы передаём импульсы-желания, импульсы-команды. Эти импульсы выражают и делают всё: ближнюю речь; дальнюю коммуникацию; оружие, превосходящее любой земной инструмент поражения. И это далеко не предел. Самые развитые из нас могут пользоваться всем телом как руками…

Эйбер остановился у одной из жемчужин и торжественно поднял руку.

– Здесь, брат наш, предназначенный тебе дом. Хочешь ли ты войти и осмотреть?

Леран промолчал. Слова Айлы отозвались в нём так, словно она предала его. Он продолжал использовать человеческие, земные оценки и чувства, не в силах от них освободиться полностью. Решив для себя отыскать позицию, с которой можно было бы сравнить обе точки зрения, – Правящего Совета и махатмы Бортникова, – Леран понял, что не сможет остаться в Цитадели. И не сможет немедленно приступить к поиску Леды. На время требовалось отстранение от всего. Он отказался от осмотра дома, ведь тот пока был безлик не только снаружи.

За процедурой вхождения Лерана в братство наблюдали все фаэты, его разговор с Правящим Советом и Игорем Бортниковым слышали всё. Леран успел, пока они шли от дома Эрланга, настроиться на общую волну информации. Никто его не поддерживал! Во всяком случае, он не отметил ни одной эмоции сочувствия.

Внутренне его не принимали!

И всё потому, что он имел особое мнение относительно людей Земли!

Не верилось, что ошибались тысячи, а не он один. И, в то же время, он не видел явных погрешностей в собственном понимании обстановки. Ведь если основываться на линии Арни, в той или иной мере разделяемой всеми членами Правящего Совета, логика размышлений приводила в тупик. Получалось так, словно фаэты и земляне, – абсолютно непохожие существа, разделённые сотнями световых лет. А не соседи на одной планете, разнящиеся не так уж многим. Ведь не случайно космос соединил Сириус и Солнце! Они и сами признают условность так называемых случайностей.

Леран перестал искать близкие себе ноты в общей симфонии и попытался охватить интегральное поле сознания фаэтов, не проявляя себя. Удалось с первой попытки.

И сразу попал как бы в сеть, охватившую всю Землю. Узлы сети, – тысячи приёмопередающих станций, работающих на одной волне; они пульсировали, и при желании можно было определить местонахождение любой станции, то есть любого фаэта.

Параллельный приём множества мыслей, – хаос! В безбрежном океане требовалось найти своё, нужное только сейчас, островки опоры.

Механизм отбора включился сам: Леран стал фиксировать отдельные мысли и образы по нескольким каналам.

…Вот Фаэтон, планета у трёх солнц…

Три небольших моря, светлые реки, обилие голубой растительности. Вода планеты насыщена солями серебра; воздух с пониженной концентрацией кислорода и повышенным содержанием озона и углекислоты. Обилие фруктов и овощей, повсеместно распространена виноградная лоза. Питьём служил исключительно сок винограда. Животные, – только травоядные, спокойные, не требующие приручения. Фаэты живут в небольших поселениях из дерева и камня. Они занимаются собой и растениями, не вмешиваются в сложившийся на планете природный баланс.

Мирный, правильный путь… Но почему–то он привёл к катастрофе, первой из двух.

Фаэты, – единый народ. Общее планетарное управление.

Но нет, – единство не абсолютное!

Эта новость, излучённая чьим–то подсознанием, заинтересовала. Он сконцентрировался на ней. Да, настоящее открытие: на Фаэтоне существовали две расы, красноватокожих и желтокожих… Первые – раса учёных–властителей, у них чрезвычайно высокий интеллект. Управление и научные исследования, духовная культура, – вот сфера их предназначения. Желтокожие, обладающие низким умственным коэффициентом, занимались материальным обеспечением цивилизации.

Царство элитократии…

Разделение закреплялось и в именах. У красноватокожих они начинались с гласных, у исполнителей, – с согласных звуков. Объединяли тех и других золотой волос и золотые глаза. На Земле нет ни одного желтокожего фаэта. Что означает: Эрланг убрал неравенство из будущего времени. Изменения, естественно, должны были коснуться не только цвета кожи. Только вот возможно ли искусственно повысить уровень интеллекта?

Следующая мысль пришла из собственного подсознания: социобиологическое разделение на Фаэтоне явилось одной из главных причин несчастий в общей судьбе.

С течением лет история фаэтов усложнялась, утяжеляя её природную составляющую. Изменения в состоянии планеты и звёзд отражались во внутреннем мире живых и разумных. Маятник раскачивался…

Пять этапов истории, резко и глубоко различных по многим основным характеристикам жизни…

Вначале, – миллионы лет идиллического мира. Обретение второй планеты…

Затем, – эпоха долгой войны с Йуругу под светом родных звёзд, под светом Сириуса. Эти тысячелетия составляют самый мощный слой памяти, он пробуждается тяжело и долго. И не у всех. Некоторые догоны знают о фаэтах больше, чем многие сегодняшние фаэты о себе!

А вот и «восемь качаний». Путь бегства сквозь черноту космоса. В этот период различия между расами притупились. Тенденция к усилению внутренних противоречий приостановилась, положение стабилизировалось.

Четвёртый, самый краткий период… Солнечный. Они не успели насладиться достижением цели. Не успев понять новое светило, они потеряли планету и жизнь.

Да, именно Учитель, Эрланг, явился автором и организатором идеи возрождения. Он один знал о близком конце. Именно Учитель воплотил внутренний и внешний облик каждого фаэта в семени лотоса. И учёл все возможные условия возрождения.

А вот и Земля… Период, сравнимый по длительности с первым. Время выживания в иных условиях первых фаэтов-землян и золотых дождей. Время принятия трудных решений, начала новых дел, о которых на Фаэтоне и понятия не было.

Пришлось серьёзно обратиться к технологии. Без развитой космонавтики было невозможно вести розыск контейнеров с семенами жизни.

Знания о Вселенной Эрланг заложил в верхних, вскрывающихся первыми, слоях психики. Они позволили быстро освоить оригинальное производство средств передвижения в открытом пространстве. Сотни аппаратов, позже названные людьми неопознанными летающими объектами, прочёсывают гравитационными сетями межпланетные расстояния, пронзают толщи морей в поисках нераскрывшихся контейнеров.

Возрождение стало центральной задачей их сообщества, и ей подчинили всё! Одна цель поглотила все интересы и стремления, не позволила раскрыться всей внутренней сути обретших жизнь после смерти.

Вот оно! – всё для себя, остальное не в счёт! Эгоизм одной расы, возведённый в непреложный принцип! Вот где соль деформации, не замеченная фаэтами…

Леран переключался с одной «станции» на другую, и везде одно: сохранить лотосорожденных и обеспечить возрождение тех, кто многие миллионы лет скрыт в непроницаемых контейнерах, рискуя попасть в смертельные объятия солнечной короны, затеряться в ледяных и газовых сгустках больших и дальних планет…

Фаэтов на Земле мало, жизнь каждого бесценна. Изучение внеземных миров затруднительно, не хватает исполнителей великого замысла.

Эрланг дал их будущим организмам миллионолетние сроки жизни. Но, то ли природа компенсировала незаслуженный подарок, то ли неизвестно почему, они лишились возможности естественного воспроизводства себе подобных. Их женщины стерильны. Вот где корень тоски Айлы по погибшей планете, её равнодушия к землянам.

Что же с ними случилось? Где потеряли они способность к счастью, стремление к доброму удовлетворению?

Земля сменила несколько человеческих цивилизаций. О многих потеряна и память. Сколько наглядных трагических уроков и для землян и для фаэтов! Но и те, и другие прошли мимо, не обратили их к себе.

Земляне, допустим, в силу недостаточной разумности. Но фаэты?

Леран принял одно из объяснений. Шок, вызванный гибелью планеты и исчезновением мощного сообщества, укоренился в сознании новых фаэтов. Они уничтожили динозавров, выбрали людей, не допустили распространения на Земле драконьего царства. Так они думают. Но так ли на самом деле? Имеют ли они право считать себя творцами жизни и тем более разума?

Ведь есть среди фаэтов и такие, – Леран уловил их мысли, – кто никак не определит себя окончательно. Какое страшное разрушающее сомнение терзает их: то ли они действительно возрождённые личности, то ли информационные копии, сотворённые Эрлангом. Ведь если они копии, то их высшая задача, – существовать не ради себя. А, возможно, для создания на Земле процветающего человечества.

Есть о чём задуматься. Если они тени-копии прошлого, то бесплодие объяснимо.

Нерешённые мировоззренческие вопросы непрерывно генерируют всяческие комплексы, лишают полноты бытия. Пора определиться! Или они живы, или они всё ещё в контейнерах прошлого существования и им снятся земные сны. Иллюзии и реальность пока не отличимы одно от другого.

Земля на пороге суперкатастрофы, а всемогущие фаэты считают её создателями беспомощных людей.

Как ни странно, люди Земли возникают снова и снова после очередной глобальной трагедии. И после последней наверняка у них останется шанс. Любовь, которой лишены фаэты Земли, ещё владеет землянами. Живая любовь очищает сердца и души, продолжает род. Каждое новое поколение имеет возможность отбросить устаревшее, ненужное, приобрести у времени билет в вечность.

Вечные фаэты неизменны, консервативны, неспособны расстаться с отжившими срок установками, и не могут оторваться от тоски по собственному времени.

Как разнообразны мысли и воспоминания «станций»–фаэтов!

Один из них напоминает Лерану, какова была любовь на Фаэтоне. Она не совсем земная.

Любовь фаэта, – осмысленное предпочтение, выбор единицы из множества, закрепляемый раз и навсегда. И, – абсолютная преданность, недостижимая в земном мире. Но основана она на рассудке, на холодном бесстрастии закона.

Чувства, эмоции, – они не имеют над фаэтом той власти, какая дана им над человеком Земли.

Вот почему он, Леран Кронин, был так не похож на Барта Эриксона и других людей!

Император фаэта не сердце, а разум. Почти слепая вера в безграничные возможности разума! Они убеждены, что если сейчас и не держат, то назавтра обязательно схватят вселенную за хвост.

А пока, – борьба за чистоту расы. Время от времени отдельные фаэты соединяются с женщинами Земли. На планете появилась ещё одна каста неординарных личностей. Кто они? Полулюди, полуфаэты? Чья генеалогия сильней?

Фаэты наблюдают за этими людьми, не знающими о своей принадлежности сразу к двум ветвям вселенского разума.

Правящий Совет у подножия южных гор-лепестков. Леран отключается от планетарной информсети.

Какой контраст с северными отрогами! Трава подходит прямо к отполированной стене, возвышающейся на три десятка метров отвесным зеркалом. Через каждые тридцать метров вертикальные белые полосы делят стену на сегменты, украшенные знаками трилистника.

Леран прикоснулся ладонью к зеркалу камня, – неприятная, отталкивающая прохлада. Дотронулся до трилистника. Ничего не произошло. Эйбер протянул руку вперёд, кончики пальцев заискрились, электрический разряд витым шнуром достиг центра ближнего трилистника. Камень стены затуманился и через несколько секунд обрёл прозрачность. Открылось помещение со стоящим в нём серебристого цвета сооружением в форме гриба на толстой короткой ножке.

– Здесь часть наших ангаров для межзвёздных кораблей. Будем смотреть?

– Нет! – коротко ответил Леран.

Достижения космической технологии его не интересовали. Он хотел разобраться в одном: каким образом Игорь Бортников и другие с ним смогли проникнуть в Цитадель и почему они не могут возвратиться обратно. Тюрьма и Шамбала – понятия в человеческом мире несовместимые. Ведь пространственные барьеры, создаваемые фаэтами, не только формируют внешнюю природную иллюзорность, они непроницаемы для чужих.

Спрашивать у Правящего Совета он не стал: его отношения с ним подходили к критической отметке. Леран вновь окунулся в общую систему связи фаэтов. Ответ нашёлся почти сразу.

Проникновение землян сквозь границу двух миров, – редкие и необъяснимые прецеденты. Некоторые люди словно не замечают барьера и оказываются внутри Цитадели. Обратный выход для них блокируется уже фаэтами. Достигают цели единицы. Обычно люди останавливаются перед барьером и теряют нить поиска. В стремлении достичь райской Шамбалы многие блуждают по ложным тропам и исчезают. Некоторые пропадают в лабиринтах горных пещер.

В последние сто лет зарегистрировано несколько случаев пси–проникновения людей за границу Цитадели. Возможно, такое случалось в прошлом, оставшись незамеченным. Попыток отыскать этих людей с суперэкстрасенсорными способностями не делалось, нет необходимости.

«Выходит, люди не так уж бессильны, как привычно думают фаэты. Есть в землянах некая могучая сила, время от времени показывающая себя. А ведь интересно узнать, на чём основывается преодоление барьера, на чистом интеллекте или силе чувства? Тот же Бортников, он очень намного превосходит по развитию известных Лерану людей. Но не считает себя их учителем, даже не думает о своём превосходстве. Скромна отшельническая жизнь в горных пещерах… Он и его собратья, – не даосы, не ламы, не йоги. Скорее всего, они сами не представляют границ своей силы.

Собрать бы их всех, выдающихся, и сообщить всё, что известно фаэтам. И предоставить им полную свободу. Хуже–то не будет.

Он, в прошлом землянин Леран Кронин, в настоящем безымянный фаэт, ставит перед собой такую задачу!»

В отвлечённой задумчивости он не заметил, что часть мыслей ушла бесконтрольно вовне и достигла сознания членов Правящего Совета.

Произошло то, чего он не хотел.

– Ты первый из лотосорожденных, кто не пожелал расстаться добровольно с привязанностью к землянам. Правящий Совет вынужден использовать чрезвычайные права.

Леран не стал спорить с Эйбером. Он знал, что выбирать ему, а не им…

Часть третья

Между светом и тьмой22. Фаэт и землянин

Территория ограждалась традицией и словом жрецов главного индуистского храма. Полсотни квадратных миль, примыкающих к морю, – достаточно, чтобы никто не мог помешать уединению.

То ли ссылка, то ли добровольное одиночество…

Остров выбран Правящим Советом, место на острове определил сам Леран. Бамбуковая хижина в полумиле от берега подошла ему больше, чем современный дом на высокогорье. Небольшая лагуна, у которой время замедлило ход, как и над Цитаделью-Шамбалой… Пологий берег: песок, перемежающийся с каменными террасами–наплывами… Небо, днём бездонно синее, ночью жгуче-чёрное, пронзённое светом дальних миров. По утрам, – высокий Сириус над водой.

И, – запахи, шумы, цвета моря! Море круглосуточно, он с ним один на один в любую секунду дня или ночи! Первую неделю близость безлюдного моря перевешивала все минусы присутствия на острове, вдали от всех наземных цивилизаций. Леран почти не вспоминал внутренние и взаимные проблемы землян и фаэтов. К чему, если у него было то, что он любил всегда, и что не изменяло ему и не изменит?

Море дарило то непроницаемый туман, то проливную грозу. В новолуние прилив стремился к его хижине, останавливаясь в нескольких метрах. Уходя, море оставляло в ямах и ложбинах крабов и мелкую рыбу. Что доставляло много приятной работы: в плетёной корзине он выносил пленников суши в чистую воду.

Но главным подарком океана стал Ириан, умнейший дельфин, молодой и красивый. Ириан заставил его вспомнить слова двух человек. Один был при жизни ему близким другом, другой покинул Землю тысячи лет назад.

Майкл Крамов всегда восхищался дельфинами. Однажды он сказал, что быть дельфином, – великая радость. Не исключено, что душа Майкла сейчас в одном из них. Может быть, в Ириане.

Плутарх не был художником, он стремился отыскать у животных разум. Он писал: «дельфины, – единственные из животных, которые любят человека так же, как и самих себя». То есть так, как человек должен любить других людей. И ещё: «дельфины, – единственные существа, нашедшие великий философский принцип: дружба не за вознаграждение». И тут дельфин превзошёл землянина. И не больше ли у него права называться человеком?

Наверное, жизнь в чистой воде делает живых не просто умнее, но и добрее. Для фаэтов важно первое качество, второе для них сопутствующее. Именно поэтому Леран Кронин ищет смысл своей будущей жизни здесь, рядом с дельфином Ирианом. Что же касается землян – людей, у них нет по этому вопросу общего, единого мнения. Как и по всем остальным вопросам. Плутарх говорил одно, Крамов – другое. Агасфер скажет совсем третье.

От Ириана Леран узнал, что дельфины чураются симметрии. Ибо перспективы разума, – в её постоянном нарушении. Отсюда их логика мышления иная, чем у землян и фаэтов. Они, – из иной цивилизации. Там у них левое не равно и не всегда соответствует правому, верх – низу; там другие понятия, взламывающие привычную суше двухмерность, бинарность. У дельфинов и черепа вместе с органами восприятия асимметричны. Непонятно, нефункционально несимметричны, как выражаются учёные–земляне. Выражаются так, потому что не понимают.

А зачем понимать? Лучше почаще делать так, как они. Когда собрату или человеку требуется срочная помощь, дельфин забывает об опасности для самого себя. Он готов жертвовать собой ради спасения другого. Высший целесообразнейший тип эгоизма! Поступая так, можно быть уверенным, что и тебя не оставят в беде.

Человек Земли и фаэт могли бы стать друг другу дельфинами… Но возможно ли?

Леран вышел из хижины. Глухо простучали бамбуковые жерди, заменяющие дверь. Пора на встречу с Ирианом, тот ждёт в лагуне.

Под серым небом, в одиночестве, в душе расцветают серые цветы.

Земляне ему изменяли, скрывали от него истину, обманывали и шантажировали его. Они привыкли обижать и даже убивать себе подобных. Среди дельфинов и фаэтов такого нет. Он здесь потому, что ведёт себя как землянин. И понимает это, видит со стороны своё несовершенство. Со стороны… А внутри, – не желает себе иного, только хочется найти верный выход.

А ещё, – его очень тянет к овладению сущностью фаэта. После Дворца Посвящения он должен был стать одним из них. А смог только сделаться узником самого себя.

Учитель в эти дни появлялся дважды. Ничего не советовал, спрашивал. О людях, о фаэтах. Больше о людях… Учитель тоже меняется, с ним стало труднее.

Всюду разброд и шатания, как говорил Майкл. Арни так не смог бы сказать.

Он, Леран Кронин, был несправедлив к землянам. Многим имел возможность помочь, но не помог. Больше думал о себе, чем об откровенности.

На воде лагуны лёгкая зыбь. А вот и Ириан: улыбающаяся морда у берега, гортанный выкрик, щелчок… Приветствие.

Леран бросается в серую воду, подплывает к другу. Дельфин опускает голову, даёт обнять себя. Чёрно-белое, лоснящееся тело излучает дружелюбное тепло. Ириану приятно с ним. Сейчас они уйдут за рифы, опустятся на дно среди подводного луга и будут беседовать. Они уже «прошли» несколько тем, пока простых, но необходимых: человек, фаэт, дельфин… О фаэтах дельфины знают много больше, чем о землянах…

У коралловых рифов – чёрные канаты угрей. Они спустились ниже. Тут серые тени тунцов и барракуд, мелькнула совсем вблизи рыба-меч. От сумрачного неба нисходит мало света. Иначе тот скат, что медленно машет крыльями под ними, расцветился бы радугой.

И травяной луг совсем другой, водоросли тёмные и непривлекательные. Медуз почти нет, они уходят в укрытия. Да и дельфинов, кроме Ириана, не видно. Следовательно, приближается шторм. О том же сигнализирует Ириан: у них на беседу сегодня час, не больше. Они могли бы переждать непогоду на глубине, но Лерану не хочется, чтобы Ириан беспокоился за него.

К тому же сегодня сознание фаэта желает углубиться в философию человека Земли, а на эту тему они не успели накопить общих понятий. Но дельфин тонко чувствует его состояние. И действует всегда исходя из него. Вот и теперь: он предлагает размяться игрой в лагуне и попрощаться до завтра. Замечательное предложение: нет ничего приятнее и полезнее игры с дельфином в чистой спокойной воде…

Ириан уходит в океан, и через полчаса зыбь в лагуне сменяется крупным волнением. Идёт большой ветер с севера, от большого материка. На материке миллиарды землян лихорадочно ищут свой путь в этой жизни.

Оттого северный ветер неспокоен и резок.

У всех у них имеется личная философия. А она не рождается из ничего, создаётся всеми целенаправленно. Пусть очень часто не совсем осознанно. Пожалуй, теперь Леран Кронин понимает, что объединяет великое множество различающихся постулатов. Общее и главное, – это оправдание стиля жизни, её ценностей. Откуда берутся ценности? Из уровня знаний и понимания, слабостей и желаний, состояния воли и чувств…

Философия самооправдания, краеугольный камень всего человеческого бытия…

Было время, Леран пытался понять, почему не спасает землян Вера.

Вера в Отца-Создателя живого мира. Так и не разобрался.

Сейчас он считает: нет её, этой Веры. Многие стихийно признают присутствие где-то над ними высшей силы. Нечто такое, большей частью неопределённое, есть в мироосознании каждого. На признании дело и кончается, оно ничего не меняет в жизни. Есть земляне, признающие бытие Бога; они боятся его, часто панически. Но тем не менее нарушали и нарушают его заповеди. Спиртное, женщины и всё такое… Барт Эриксон, – в этом плане самая противоречивая личность из всех ему известных.

Один из постоянно пьющих сказал Лерану, что Библия не для людей, они в ней ничего не понимают. Бог её написал, сказал он, для самого себя. В крайнем случае, – для людей святых, избранных. Но где и кто они? Может быть, в Цитадели фаэтов? Отрицающие человеческое предназначение священных текстов люди тем, кто пытается разъяснить им их, кажутся почти врагами. На таких реагируют болезненно. Понятно: если согласиться во всём с Библией, придётся признать себя греховным несовершенством. Никто не хочет отказаться от того, к чему привык, что любит.

Через месяц пребывания на острове уединения Леран начал думать, что есть путь спасения человечества. Объединить бы землян на основе единой религии, единой философии, единых целей.

Утопия, близкая сердцу, не достижимая разумом, – вот к какому выводу склоняется он сейчас, оценивая заново свой план–желание.

Сколько уже было таких попыток до него!

Поиски утерянных секретов жизни, стремления развернуть потенциал человеческих способностей… Тело, чувства, разум! Кто-то из теософов

предложил объединить пути развития трёх составляющих человека в один четвёртый. Четвёртый путь, ведущий к личностной и всеобщей гармонии… Кто возьмётся? И кто пойдёт за теми, кто возьмётся? Ещё одна из утопий.

В мире человеческой неустойчивости, крайней нестабильности он искал опоры в вечных началах. Среди вечных фаэтов он устремился к миру тревог и страхов, пошёл назад. Бросил одно, не обрёл другого.

Вот и померк круг света, всегда окружавший его. Наступает тьма, разъедает уверенность в себе. Создать личный искусственный мирок самообмана, подобно людям Земли, он не способен. Индивидуальный искусственный рай… Ему нужна строго определённая реальность, на которую можно и нужно опереться.

…Да, Учитель в той же растерянности. Но Эрланг более целен, более мудр, нежели он.

Всё чаще хочется крикнуть ему по–земному, по–человечески: «Помоги мне! Подскажи, что мне делать!» Желание крика, – уже крик. Неужели он не слышит?

Тьма над островом и океаном продолжает сгущаться. Океан ревёт: его рёв складывается из тысяч стонов земных существ, обладающих чувственным разумом. Но среди них не слышится голосов фаэтов.

В глазах Учителя есть то, чего нет в глазах членов Правящего Совета. В них понимание, сочувствие, любовь. Эрланг больше похож на человека, чем сами люди. Один такой взгляд облегчает сердце и душу.

Такого взгляда всю жизнь и не хватало Барту Эриксону. Вот в чём дело. Вот почему он стремился к Крониным. Они смотрел на Барта так, как Учитель смотрит на Лерана. После расстрела в Нью-Прайсе, сломавшего Барта, надо было рассказать ему об Учителе, попытаться показать его лицо. Барт Эриксон не боялся никого из людей, потому что не добивался чего–либо для себя, а стремился помочь близким. Груз печали сокрушил Эриксона. А Леран Кронин отнёсся к нему так, как теперь к Лерану Кронину относится Правящий Совет, а вслед за ним и остальные фаэты.

Мало того, что в нём одном двое, что он, – личность двоих. Он ещё и двойная личность сам по себе, расщеплён на фаэта и землянина. И сам не может справиться с таким грузом.

Над горами в глубине острова прогрохотал гром. Небо отделилось от земли серо-чёрным занавесом. Начиналась гроза. Леран ждал её. Гроза была нужна, он встречал её на берегу, в штормовом одиночестве. Гроза – это встряска, которая обнажит его личный стержень. Тогда он сможет понять, кто же такие фаэты, кто есть он сам. Без этого шага никуда не двинуться.

Пока для него «фаэт» звучит хуже, чем «землянин». Фаэты – существа вдвойне позвоночные. Позвоночник у них не только биологическая, но и духовная особенность устройства. У них душа окостенела. Окостеневшая, позвоночная душа потеряла связь с сердцем. Они, – как худшие из людей, как те, у кого твёрдый стержень эгоцентризма пронзил насквозь всю личность.

Трудно сказать, половина землян или значительно больше стали на Земле явлением патологическим. Другая половина, – или меньше, – оставляет надежду на спасение. У фаэтов же мощь разума заслонила, поработила дух стопроцентно у всех. Различия между ними в малом, они не существенны. Фаэты ближе к кризису, чем земляне. Бесчувственное мышление ущербно и гибельно.

Чем больше сравнивает Леран землян и фаэтов, тем меньше разнятся они в его представлении.

Все социальные учения землян претерпели практический крах. Направленные на развитие, они не вписывались в реальные структуры власти и всегда служили орудием произвола и авторитаризма. К тому же пришли фаэты после организации Правящего Совета. Бортников сказал ему не всё, что думал.

Абсолютная приверженность одной теории приводила землян к тому, что их жизнь переворачивалась вниз головой, – идеология разума становилась фундаментом, а всё остальное пристраивалось по подобию. Не так ли и у фаэтов?

Теории прогресса остались реликвиями–украшениями на ветхой одежде человеческой мысли. Вскоре со ставшей ненужной одеждой они будут снесены в кладовые истории. Среди хранителей кладовых человеку не будет места. Единство фаэтов, – это единство человеческой толпы, неуправляемая власть охлократии. Как может такой фаэт, как Арни, руководить остальными собратьями? Да ещё и иметь право решать судьбу землян? Он поставил себя над законом, стал самим законом. Его истинные собратья, – это земляне «в законе» и «вне закона».

Это они, – шакалы технической культуры, обезьяны цивилизованности. Они не оставляют иных путей, кроме как ведущих к разрушению и самоуничтожению. И у землян, и у фаэтов действует скрытый закон ошибки. Закон неумолим, как боевая машина, лишённая рычагов управления, расстреливающая всё, что непохоже на мёртвое, давящая всё, что напоминает живое. Никакой вакцины от такой болезни нет. Помощь со стороны, – лишь продление агонии. Оба социальных организма отравлены идеологией. Транквилизаторами, которые уже не дают эффекта. И тут, и там перейдён порог иммунной защиты.

Да, иммунитет любой цивилизации тоже имеет свой порог!

Он, Леран Кронин, не пойдёт ни за людьми, ни за фаэтами.

Тюрьма, казарма, больница, цитадель, – вот где вынужден витать дух землянина и фаэта.

Тюрьма социального устройства, казарма технологических превращений, больница научных заблуждений, цитадель самодовольства…

Освобождение духа делается невозможным. Схемы и стереотипы мышления и действия без остановки не заменить. Их перестройка в прежнем жизненном окружении, – всё равно что ремонт локомотива на ходу, в то время как рельсы проложены через туман в пропасть.

Запах близкой могилы доносится до каждого! Вот где причина бунта всех против всех, – в безысходности. Колдовская связь науки с техникой погасила волшебный огонь внутреннего совершенства, отрезав душу от сознания. Ампутация, точнее, – автоампутация души произошла и у землян, и у фаэтов.

Что же ему делать?

Спасаться самому? Где? Океан останется заповедником чистоты ненадолго. Прежде чем погибнуть, человечество отравит и его.

Фаэты создали независимую Цитадель. Чистота суши или океана их не интересует. Будто Земля не их планета, а гостиница, предназначенная к сносу.

Миф о Шамбале, – самая разрушительная иллюзия для землян. Она действует на лучших, заставляет искать учителей на стороне. Разочарование Игоря Бортникова! Великие души, – это Ирвин и Мария Кронины, Барт Эриксон, Эрнест Мартин и подобные им. В их глазах он не видел ни гнева, ни осуждения. Но любовь или боль, и жалость. Им было бы больно и за фаэтов.

Море вздыбилось, поглотив и рифы, и лагуну. Эпоха сумеречной жизни захватила и природу Земли. На берегу стало небезопасно, и Леран вернулся в свой дом. Или хижину. Или бунгало…

Колючий ветер хозяйничал и здесь. Фаэты не властны над климатом и погодой. Никто не властвует планетой. А тем более, – частью Галактики. Мысли о всемогуществе, – всё равно что бамбуковые стены, создающие иллюзию отгороженности от стихии.

Сейчас весь остров под властью стихии. Ни буддийские ламы, ни жрецы огня не могут её успокоить. Число жрецов на маленьком острове доходит до нескольких тысяч. Люди считают, что они сверхмогущественны.

Культ предков, гор, вулканов. Тысячи храмов. В каждом храме, – священные деревья. Индуизм тут слит с демонизмом, брахманы живут рядом со жрецами зла. Имеются ещё жрецы, защищающие людей от демонов. Какая путаница! Излюбленное место для отдыха фаэтов… Правящий Совет не замечает погрязших в обрядах людей. Им достаточно того, что люди следят за порядком в домах «золотых». О фаэтах островитянам ничего не известно. Истинная картина жизни в один момент развеяла бы все их устои, все заблуждения.

Что останется людям в людях после того, как убрать из них всё лишнее, наносное, чужое? Вот в чём вопрос! Наверное, останутся сказки детства. У него с Ледой, – сказка о потерпевшем кораблекрушение. О встрече человека с добрым драконом. О встрече с добротой.

Уйдёт из памяти микроб Бехтерева и воспоминание о толпе на площади святого Себастьяна. Массоногое и массорукое огромное существо поглотило души людей, оставило на асфальте города мусорную пустоту. Пуговицы, обрывки одежды, битый кирпич, осколки стекла, грязные пятна… И ни одной доброй мысли на площади и улицах Сент-Себастьяна. Только печаль и тоска, а за ними, – чёрная зловещая фигура Агасфера. Пугало, придуманное для людей фаэтами.

Конечно, он не станет Агасфером в универсальной одежде фаэта.

Потому что он считает себя человеком.

Не землянином, не фаэтом, а человеком.

Одним из тех, кого называют людьми.

Порыв бури, сорвав часть лёгкой пальмовой крыши, вернул мысль, беспокоящую его несколько последних дней.

Задолго до взрыва жёлтой звезды драконы Йуругу побывали с разведывательными экспедициями и на Земле. Вместе с драконами на звёздных кораблях были и фаэты. Лотосорожденные не хотят помнить об этом. Не все корабли космической разведки возвращались обратно.

Первые фаэты не могли изучить всю земную поверхность.

Первые земляне вполне могут быть потомками фаэтов–разведчиков. В том нет ничего невероятного. Такая гипотеза объясняет очень многое. И единство биологических структур, вплоть до особенностей аппарата наследственности. И сходство некоторых людей с фаэтами по их внутренним, психическим возможностям. И так далее.

Обязательна новая встреча с Игорем Бортниковым. Ведь он – настоящий фаэт, многим превосходящий и Лерана, и Арни. А его держат за муравья–землянина. Их внешние отличия, – результат жизни одной расы в различных условиях.

Солнце и Сириус – неравные звёзды.

Вся идеологическая концепция фаэтов грозит развалиться, если догадка об общем происхождении землян и фаэтов подтвердится. Вот он, тот рычаг, с помощью которого он перевернёт сознание фаэтов. А через них, – и землян. Может перевернуть.

Удар грома, потрясший хлипкие стены бунгало и принёсший ливень, вернул и другую мысль, – понимание собственной беспомощности. Ему не дадут и коснуться того рычага! Что он может один? В принципе ничего не ясно, пусть он и человек.

Ни фаэты, ни люди ему не помогут. Одни не захотят, другие не смогут.

Итак, он пришёл к тому, с чего начал при жизни Барта Эриксона. К полной растерянности среди моря бывших и новых загадок.

Люди надеялись на него, но взамен получили смерть и страдания. Он потерял всех близких землян и не нашёл родства среди фаэтов.

…Внешность «золотого человека»… Жизнь, сила, красота… Можно жить как фараон. Как Арни. А что внутри? И где они, фараоны? И где окажется в скором времени Арни? Да и весь Правящий Совет, в котором он, отторгнутый фаэт, не видит ничего высшего, правящего. Если уж править, то лучшим из всех. А не тем, кто стремится к правлению.

Дом фаэтов, очаровавший его в первые часы, стал чужим домом. И никогда не станет своим, это уже определено. Что-то не так в этом доме. Или – в нём самом. Неужели он так ошибается? От него требуют немногого: отрешиться от земного человечества, не рассматривать его как серьёзный действующий фактор на Земле. Люди, – временщики, им пришёл предел, приговор подписан Правящим Советом.

Если бы не земная память, и не Леда, – может быть, он согласился бы с ними. Но лишь может быть! А не точно! А теперь, – точно не согласен.

Противостоять одному, – немыслимо! Уйти в сторону, – некуда. Переделать себя в угоду Совету, – ни за что! Полное непонимание и незнание…

Но ведь в те времена он, Леран Кронин, говорил потерявшему опоры в себе Барту Эриксону: обратись к первоначалам, к священным текстам. Там, – объяснение всему, там, – ответы на всё.

Они не замыкаются ни на землян, ни на фаэтов. Правящий Совет признал, что фаэты, – не всем людям хозяева. И есть в земной культуре такое, что им недоступно.

В религии землян, – спасательный круг для него, Лерана. И, возможно, для всех фаэтов, всех землян.

23. Обретение

Не было ночи, ибо не отличалась она ото дня. И не было сна, ибо есть чувства, не пускающие человека к нему. И не разобраться в такие минуты, проснулся или не засыпал.

Просто пришло Солнце, а с ним то, что называют просветлением. Потому называют, что оно высвечивает одним разом грани между мигом и вечностью, между преходящим и постоянным.

Реки чистой воды слагаются из капель человеческих слёз, накопленных плотиной заблуждений.

«Нет никакой разницы между фаэтом и землянином! – воскликнул он, – И всё потому, что фаэты тоже плачут».

Пока плачет только один из них, но это есть начало! Пришёл образ: фильтры, устраняя из воды технологические примеси, убирают и нечто невидимое, но наиважнейшее. Так получается не вода уже, а жидкость для употребления. В такой воде нет слёз, она не для человека. Не для землянина и не для фаэта.

Слёзы чистой воды текли по щекам человека Лерана, а губы его шептали молитву Иисуса, не искажённую примесью гордо живущих. И когда закончилось всё, просветление не отступило, оно осталось на вечность.

Потрясение, которого он искал, произошло. И потому произошло, что он нащупал к нему верную тропинку: она пролегала через пространства, неподвластные ни людям, ни фаэтам. И никому из мыслящих под звёздами.

Теперь тропинка сама его поведёт, – так бывает с каждым, кто ищет её и находит.

Он поднялся и вышел к морю. Лагуна сияла зеркалом неба. Умытая земля улыбалась утренней радугой. Мир открывался навстречу. Навстречу тому, кто узнал, кем он был и кем есть.

«Я землянин. И я, – фаэт. Но не такой землянин, как другие земляне. И не такой фаэт, как другие фаэты. Я не ничтожество, но и не царь мира. Я не хозяин даже малой его частички, ни во времени, ни в пространстве. Но я могу жить там, где захочу.

Ириана сегодня не будет. Он знает, когда приходить. Сегодня я начну возвращение к людям. Мне предстоит научиться прощать и любить. Без людей этой наукой не овладеть. Научиться надо так, как делали это Мария, Ирвин, Барт. Как делает Игорь Бортников.

Последний взгляд Барта из аквариума смерти, – как напутствие мудреца, видящего мир с другой стороны. Со стороны отражаемого зеркалом его лагуны. Данной ему лагуны…

Глаза Леды… Для неё он остался одним–единственным родным существом во всей вселенной. И он ушёл от неё в тайные долины фаэтов. Нельзя оставлять тех, кто ждёт и любит тебя. А Леда, – самая беззащитная из всех людей.

Люди Земли переполнены эмоциями, им не хватает жизненных сил. Фаэты Земли, – оживлённые механизмы, лишённые чувственной субстанции. У него есть то, чего не хватает тем и другим. Остаётся соединить две стороны. В этом ему поможет Эрланг. Теперь он знает, что поможет. Ведь Эрланг вместе с ним пережил и день, и ночь сумеречной эпохи, вместе с ним искал в отчаянии выход, вместе с ним пришло новое знание.

Не было печали. На её место пришло новое знание. Его супервозможности и сверхспособности, – совсем не главное. Он должен жить не ради их реализации. А наоборот, – реализовывать их ради жизни. Леран Кронин, – одно из многих существ во Вселенной. У него, как и у всех, своя дорога, и он её наконец нашёл. Вся его призрачная свобода, все неудачи и ошибки были даны для правильности выбора. Для правильности использования своих возможностей, которые кажутся неограниченными. Он видит только подножие этой вершины. Ему придётся делать то, что он может, и чего не могут другие. Но не ради себя. Ради всех разумных сообществ Земли: людей, фаэтов, дельфинов… Он пришёл на Землю вовремя, – все они на грани катастрофы. Откуда-то к ним близится беда, – всё его существо убеждено в том.

Начнёт он с поисков Леды и тех, кто с ней: Мартина и Лии. Лицо Леды смотрело на него из зеркала лагуны, подобно лицу Эрланга–Учителя. Знакомое и незнакомое, новое лицо рано повзрослевшей женщины. Найти её и больше не отпускать от себя! Нельзя искать Мартина и Леду мыслью, протянутой на континент, надо поступить по-человечески, не оттолкнуть их от себя ни на миллиметр. Они люди, им он будет открываться не сразу, постепенно.

Шри Джая, брахман из главного храма на главном вулкане острова, – с ним он мог связаться мыслью. Этому брахману поручили фаэты заботу о Леране. Раз в неделю он привозил Лерану продовольствие, сообщал новости острова и планеты, уточнял желания почётного гостя.

Пусть Шри Джая приедет сегодня, а не через два дня, как ожидалось. И приедет по собственному желанию. Пока не надо, чтобы Правящий Совет знал о его планах, – они не готовы. Леран и сам ещё не знает точно, в чём их целевой смысл, он откроется вовремя.

Вокруг летало облако бабочек размером с ладонь: белые, оранжевые, жёлтые, голубые. Все вместе они были похожи на девичье платье Леды, платье из Нью-Прайса. Никогда раньше он не видел их на пустынном берегу.

В ожидании брахмана Леран вернулся в бунгало, написал письмо Мартину. Строки эти поймёт только экс–комиссар, и поверит тому, кто вручит его. Через час на джипе явился Шри Джая, в белых одеждах, беловолосый, белобородый. Внёс в хижину корзину с едой, склонился в поклоне.

– Спасибо, Шри Джая. Найдёшь ли ты время для моей просьбы? Она займёт два-три часа твоего времени…

– Конечно, господин! – седой брахман склонил голову пред золотоволосым юношей.

«Ничего, – усмехнулся про себя Леран, – Скоро уйдёт и это. Поклонение загадочным и могущественным золотым людям… Мудрый и старый священнослужитель достоин иной участи».

– Я хочу, чтобы ты представил меня правителю острова и шефу полиции.

– Я готов, господин. Машина и я в твоём распоряжении.

– Тогда поехали…

Брахман не пользовался услугами водителя. Достигнув восьмидесятилетнего рубежа, он выглядел, двигался и мыслил как мужчина в расцвете сил. Служителям храмов известны многие секреты, недоступные простым людям. Секреты станут общедоступными знаниями.

Машина пересекла невидимую запретную грань, отделившую территорию жизни ссыльного фаэта от пространства бытия островитян. Леран смотрел на волшебную цветущую природу острова отрешённо, отмечая её лишь внешним взором. Малые и большие храмы причудливой архитектуры, соединившей индуистские, буддийские и мусульманские традиции. Жилища простых людей и дворцы знати. Террасы рисовых плантаций. Озёра и рукотворные пруды японского изящества. Насекомые, птицы, животные, люди… Господство трёх цветов: зелёного, жёлтого, алого. Леде понравится, остров для неё станет ожившей сказкой.

Правителя на месте не оказалось, большей частью он жил в столичной провинции. Их встретил его помощник Бошу Ананда, смуглый мужчина средних лет индийского происхождения. Сегодня этот человек не нужен Лерану, но он пригодится, когда приедет Эрнест Мартин. К тому дню Леран обязан хорошо ориентироваться в ситуации на острове. Затворничество закончено.

Нейтральная беседа в тёплых тонах за чаем. Бошу Ананда Лерану понравился: в нём не было обычного для чиновников двойного дна.

Через тридцать минут, – здание управления полиции. Они прошли в кабинет начальника без предупреждения и пропусков: перед Шри Джаей и сопровождающим уважаемого брахмана золотоглазым высоким молодым человеком с красной повязкой на лбу склонялись все головы и отворялись все двери.

Главный полицейский острова, – толстый черноволосый абориген со странной импортной фамилией Макино, – вскочил со стула и подбежал к брахману, склонился и поцеловал ему руку. Лерану достался только уважительный полупоклон. Полиция ничего не знала не только о фаэтах, но и о золотых людях.

Шри Джая от угощения отказался, сразу перешёл к делу.

– Мой спутник, – представитель моего руководства, – кратко представил он Лерана, – У него к вам просьба. Надеюсь, вы сделаете всё…

Макино смотрел на Лерана. невиданные им никогда золотые глаза, удивительное лицо в обрамлении золотых локонов, – спутник брахмана поразил его. Шеф полиции и не подозревал, что в этот момент Леран хозяйничает в его сознании и памяти, настраивая на правильное решение предстоящей задачи.

– Хочу, чтобы вы отыскали и доставили на остров четырёх человек. Мне известно последнее их местопребывание на материке. Если их там не окажется, потерянный след поможет отыскать местная буддийская община. Контакты с местной полицией исключены. Нужен умелый исполнитель.

– Все расходы на выполнение просьбы берёт на себя мой храм, – добавил Шри Джая.

Решение в голове Макино уже созрело помимо его воли.

– Я знаю как это сделать и кто будет заниматься вашим делом, – сказал Макино, взял со стола медный колокольчик и позвонил.

В кабинет начальника полиции заглянул дежурный секретарь.

– Вызовите ко мне Инса! – скомандовал Макино.

Секретарь кивнул и скрылся.

– Инс, – мой лучший розыскник, – авторитетным голосом сказал Макино, продолжая смотреть на Лерана, – Молод, но очень талантлив. Надеюсь, он вам подойдёт.

Через несколько минут в кабинет вошёл молодой человек в полицейской форме, лет двадцати пяти, с умными глазами на некрасивом круглом лице, и молча застыл у двери.

– Господа желают, чтобы ты занялся поисками на материке четырёх человек. Опираясь только на собственные силы и умения, – сказал Инсу Макино.

Молодой следователь пожал плечами.

– Я готов. Когда приступить?

– Немедленно! – сказал Леран, – Все инструкции ты получишь сейчас же…

– Деньги тоже, – добавил Шри Джая.

– Как быть с моими делами? Могу ли я…

– Нет! – так же резко сказал Леран, – Дела остаются, прощаться ни с кем не надо. Никто не должен знать, где ты и чьё поручение выполняешь.

– Да-да, – не совсем уверенно согласился шеф полиции.

Пока Шри Джая доставал и пересчитывал деньги, Леран вложил в память Инсу все необходимые данные о Леде, Мартине, Лии и Фреде, а также необходимые ограничения в его поведении, обеспечивающие скрытность операции. К моменту вручения денег и конверта с посланием для Мартина Инс знал всё, что ему нужно. Леран видел, что выбор Макино удачен, этот Инс действительно способен скрытно отыскать и привезти на остров нужных людей инкогнито и безопасно.

Теперь оставалось немного: проводить Инса на расстоянии до самолёта и стереть из памяти Макино и Шри Джая всё, относящееся к этому поручению. В голове начальника полиции останется информация о другом задании, данном Инсу. Прикрытие ему здесь обеспечит он сам.

Инс уложится в неделю. За эти дни Лерану требовалось основательно изучить остров, чтобы представить его ожидаемым гостям самому. Плюс привести в порядок хижину, подготовить Ириана, – он станет другом и людям, – побеседовать с Учителем. Неделя – оптимальный срок, он не будет торопить Инса.

Леран следил за посадкой самолёта, находясь в хижине. В аэропорт отправился сам Шри Джая. Инс выполнил задание блестяще. В новом мире и ему найдётся более серьёзная работа. Леран видел глазами Инса Леду, Мартина, Лию. Фреда не было. Опираясь на письмо Лерана, Мартин подготовил Леду к встрече с Лераном: она выглядела спокойной, только усталой.

Леран передал прямо в мозг Инсу просьбу проводить гостей острова вместе с брахманом к дому на берегу. Следователь вздрогнул, оглянулся, удивительно быстро всё понял и машинально кивнул в знак согласия. Ему стало ясно: своему шефу ничего докладывать не придётся; уже неделю он находится на другой службе, и она не заканчивается. Леран даже улыбнулся, – так ему понравилась реакция молодого полицейского.

Он вышел к дороге у дома. Шри Джая остановил джип в десятке метров. Пять пар глаз смотрели на Лерана, он же видел только одну. Многое впереди зависело от поведения Леды в эту минуту.

Все уже вышли из машины и стояли в ожидании, не зная, как поступить. Леда продолжала сидеть и смотрела на него через опущенное стекло расширенными глазами. Вот в чём дело! – она до самого последнего момента не до конца верила, что Леран остался жив после гибели «Барта Эриксона».

Шри Джая подошёл к машине, открыл дверцу. Брахман разобрался в их отношениях лучше, чем сам Леран. Леда взглянула на седого священника, что-то увидела в его глазах, улыбнулась в ответ, вышла на траву обочины, постояла секунду и рванулась к Лерану лёгким цветным облачком. Он не ощутил её веса, когда она повисла на его шее. Слёзы облегчения лились из её глаз, слёзы освобождения, точно такие, как у него неделю назад.

Минуту он подержал её на руках, затем бережно опустил на землю, взял за руку и они пошли к машине. Обнялся с Мартином так, что у экс-комиссара и экс-чемпиона захрустели рёбра. Поцеловал Лию в покрасневшую щёчку. Пожал руку Инсу. Склонил голову перед брахманом.

За всё это время никто не сказал ни слова. Снова взяв в руку ладошку Леды, Леран отступил с ней на пару шагов и заглянул каждому в лицо. В каждом из них живая чистая радость, в том числе и у Инса, и у Шри Джая. Только в глазах Эрнеста ещё и нескрываемое удивление: он не ожидал увидеть такого Лерана Кронина.

С помощью Мартина Леран мгновенно понял, как он изменился за недели одиночества на этом берегу. Прежний Леран Кронин не стал бы обнимать друга или целовать его жену, то есть вести себя как обычный человек с обычными человеческими чувствами. Удивление в глазах Эрнеста прошло, но оно успело изменить самого Мартина. И Леран встретил взгляд Барта, возродившийся в чёрных глазах на чёрном лице. Встретил и понял: в эту минуту он обрёл не просто друга, но брата.

– Я невыразимо рад! – произнёс он наконец, – Эта хижина будет нашим домом на ближние времена. А вам, друзья мои, безграничная благодарность, – обратился он к брахману и полицейскому, – Ещё придут дни, когда я отслужу вам вашу службу.

Он подошёл к Инсу, положил руки ему на плечи и заглянул в глубину глаз.

– Друг мой, ты знаешь, что теперь тебе делать. Жди сигнала, ты понадобишься для большого дела.

Инс ответил ему преданным взглядом.

– С тобой, Шри Джая, мы ещё не раз встретимся и поговорим. Наше сотрудничество только начинается. Близится день, когда я открою тебе всё, что знаю. А не только то, что могу. Всё будет зависеть от твоего согласия. Мы все будем свободны в выборе…

Брахман смотрел на него с долей грусти: опыт его долгой человеческой жизни говорил, – радость встреч быстротечна, впереди тяжёлые испытания. И он не отвергал их.