Цитадель

После многих переключений Фред наткнулся на канал, показывающий крупным планом яхту «Барт Эриксон», только что прибывшую в порт. Некий любитель скрытых портовых съёмок выбрал удачную позицию.

* * *

…Чиновник, бегущий к яхте, кем–то предупреждённый о её прибытии. Сэм Эллиот, бросающий швартовые на деревянный настил причала, перепрыгивающий через борт и ловко вяжущий узлы на кнехтах. Флоранс, яркая и праздничная, впереди всех, с любопытством осматривающая открывшийся перед ними город, чередующий в панораме высотные коробки и изящные пагоды. Майкл и Санни, Фред, Мартин и Ли, показавшиеся самим себе непохожими на себя. И Леда, прижавшаяся к Лерану…

Леран стоит позади всех, около капитанской рубки, возвышаясь и над Эрнестом Мартином, двухметровым негром, взятым из африканских легенд о древних людях-великанах. Взгляды Фреда, Ли и Эрнеста приковало к себе лицо Лерана, занявшего на несколько секунд весь экран. Удивительные пропорции, удивительная красота; юношеская нежность линий в сочетании с общим твёрдым, уверенным в себе выражением. Странный контраст… Что в первую очередь притягивало взгляд: это глаза! Чёрный зрачок, заключённый в золотой кружок, виден издалека, – с экрана телевизора глаза выглядели нечеловеческими, неземными. Ниспадающие к плечам золотые локоны стянуты алой лентой, пришедшей после переименования яхты на смену чёрной. Локоны светятся в лучах восходящего солнца, создавая вокруг головы сияющий ореол.

Леран Кронин выглядит в их окружении человеком не отсюда, человеком давно прошедшего золотого века. Ассоциации рождаются прямые и косвенные…

Плёнка кончается, с экрана звучит журналистский комментарий, связывающий исчезновение яхты «Барт Эриксон» со взрывами в море, зафиксированными в десяти-пятнадцати милях к югу от города. Время двух событий совпадает и журналист утверждает наличие связи между ними.

Фред заинтересовался предложенной версией и уже не отрывался от канала новостей, выдвинувшего её. Через час его любопытство было вознаграждено. Спецвыпуск показал обгоревшие деревянные обломки в месте вероятного взрыва. Аквалангисты на глазах телезрителей обследовали участок акватории и обнаружили мины, подвешенные на якорях.

Так родилась сенсация, подхваченная всеми средствами массовой информации. Тревога поселилась в душах Фреда, Мартина и Ли. Леда, сохраняя прежнюю заторможенность всех реакций, выглядела спокойной, в соответствии с диагнозом врачевателя: «абсолютно здорова, лечения не требуется». Мартина и Ли больше беспокоила не Леда, а Фред, совершенно потерявший интерес к ней. С Бергсоном-младшим что-то произошло в ночь приезда. После ресторана его робкая влюблённость в Леду исчезла необъяснимым образом, словно её и не было никогда. Но Фред, видимо, успел приобрести страховку-индульгенцию на все случаи жизни.

В ночном выпуске теленовостей показали часть обшивки затонувшего судна со знакомыми буквами. Сохранилось окончание имени: «иксон». Сомнениям уже не находилось места. А когда бесстрастный телеоператор продемонстрировал остатки тел, складываемые в целлофановые мешки на резиновых лодках, Леда не выдержала и потеряла сознание. Ли удалось привести её в чувство, и всем стало понятно: сестра Лерана Кронина вернулась в прежнее состояние, в котором она пребывала после освобождения из психиатрической клиники госпожи Кейт.

Оправдались самые тяжёлые предчувствия. Жизнь оставшихся в живых членов команды «Барта Эриксона» как бы остановилась. Понимание гибели друзей усиливалось потерей перспектив, исчезновением всех надежд, незнанием смысла завтрашнего дня. Но каждый реагировал по-своему. Ли досталась роль смотрительницы за Ледой, занявшая её полностью. Фред Бергсон впал в инфантильное состояние, не выходил из квартиры, ничем не интересовался, глаза его мрачно блестели. Аппетита он не потерял, его физическому и психическому здоровью ничто не угрожало. Мартин видел, что с ним творится. Но, сознавая, что откровенного разговора не получится, держал свои мысли при себе. Наступит день, и Фред созреет. На яблоне не вырастет груша.

Эрнест за десять долларов в день нанял переводчика и взялся за прояснение обстановки. Он остался единственным дееспособным из команды и теперь ему определять единолично: чем, когда и как им заниматься.

Сохранённое удостоверение комиссара полиции Сент-Себастьяна здесь не имело соответствующего авторитета. Ему даже не разрешили встречу с детективами, занятыми расследованием гибели «Барта Эриксона». Самое интересное, что случайно оставшиеся в живых никому не были нужны, ни следствию, ни властям. Все закрыли глаза на присутствие в порту, городе и стране четверых иностранцев, потерявших друзей и средство передвижения. Закономерная версия о возможной их причастности к взрыву яхты и не выдвигалась. У Эрнеста возникло подозрение, что расследования как такового и не проводится. Его обозначили формальным рамками. Складировали в кучу на берегу выловленные останки яхты, спрятали в морозильнике городского морга останки людей. Происшествие классифицировали как несчастный случай по вине туристов. Восточная полиция действовала аналогично западной, копируя методы правоохранительных структур Сент-Себастьяна.

Пришлось Мартину самому заменить следственную бригаду. Прежде всего он убедился, что остатки яхты действительно принадлежат «Барту Эриксону».

Следующий шаг, неимоверно тяжёлый, но необходимый, – визит в морг. С трудом добыв разрешение, в сопровождении закреплённого за ним на время этой операции шустрого маленького китайца–инспектора и переводчика, Мартин оказался в холодном мрачном подвале.

Останки аквалангисты сложили с два мешка общим весом около тридцати килограммов. Эрнест попросил лишённого эмоций служащего морга вывернуть содержимое мешков на стол. На соседний стол легли подготовленные заранее шесть пакетов. Стиснув зубы, восстанавливая в памяти приметы и особенности каждого, Мартин сам сортировал останки. Получилось пять кучек, по которым никто никогда взглядом не определил бы имена их бывших владельцев. Пять, что и соответствовало полицейскому протоколу. Инспектор из отдела тяжких преступлений тут же нацепил на пакеты бирки, сам написал имена, даже не спрашивая Мартина.

Но число пять не соответствовало реальности, как ранее и предполагал экс-комиссар. Один из пяти – рыбак Ёсимура, Эрнест хорошо его запомнил. Отыскать одного японца среди четверых белых, – небольшая проблема, даже при подобных исходных условиях.

Ни золотого волоса, ни кусочка неповторимого оттенка красноватой кожи. Мартин попытался разъяснить всё сопровождающему его инспектору, но тот не стал и слушать переводчика.

– Вас было девять? Осталось в живых четверо? Останков пять? Чего же вы хотите? Работа сделана, заключение верное…

Встреча в полицейском управлении с начальником детективного отдела ничего не прибавила. Повторив сказанное инспектором почти слово в слово, он добавил:

– Вам, четверым оставшимся, крупно повезло. Смиритесь с потерей друзей и благодарите небо… Сами решайте: кремировать или… Едва ли целесообразно отправлять их на родину. Обвинение против вас выдвигать мы не собираемся. Поймите и помните об этом. Вы же сами полицейский…

Мартин понял. Их предупреждали. Их трогать не будут, они никому не нужны. Но и экс-комиссар должен забыть о несуществующем в природе японце-проводнике. И не болтать детские сказки о золотом дожде или таинственно исчезнувшем в глубинах моря товарище с неповторимыми особенностями внешнего облика. А кому какой мешочек принадлежит, какая на нём бирка висит, – разве это имеет значение? Не имеет ни для живых, ни, тем более, для мёртвых. Таков вывод, сделанный без слов.

Главный следователь сочувствовал, улыбался, вздыхал, перекладывал бумаги на столе, а смотрел мимо…

Эрнест не стал обвинять полицию в бездействии, ибо в данном случае она не принадлежала себе, а действовала несомненно по указанию свыше. Следовательно, кого-то они интересуют одним боком.

Посещение морга было не зря, оно принесло надежду. На всех её не хватит, но для Леды её достаточно. Ему с Лией также будет легче. Фред, – тот из другой компании. Фреду новость только головной боли прибавит, она и так у него разламывается в попытках понять, в какую же круговерть затянула его судьба. И, – как из неё вырваться без потерь.

Но Леда не услышит радостную весть. Ей бы следовало узнать её до показа по телевидению останков, извлечённых со дна и загружаемых в мешки на поверхности воды. Дурное, безоглядное любопытство Бергсона–младшего, бесчеловечность телевидения, заскорузлые сердца журналистов…

…Майкл, Флоранс, Сэм, Санни… Ёсимура, посредством которого совершилась трагедия. Этот хитрый рыбак, – единственный, по мнению Мартина, был достоин такого конца. Разобраться бы в его окружении, в связях… Но не дадут, и мечтать нельзя. Но есть ещё ниточки.

Шэнь Фу выглядел крайне испуганно. И отказался подтвердить, что привёл в комнату с тремя цветными фонариками рыбака-японца с известием о золотом дожде.

После этой беседы переводчик, не попрощавшись и не взяв денег, покинул Мартина. Или он начал соображать-беспокоиться, или ему кто-то успел указать…

Смесь английского и китайского позволяла вести беседы без использования специальной терминологии, на уровне школьника, играющего в полицейские игры.

Порт…

Полицейские, таможенники, пограничники, охрана причалов… Никто ничего не видел и не слышал.

Мартин попробовал обратиться к военным, уточнить происхождение минного поля. Ему объяснили, что мины в такой близости от порта, – такой же миф, как и золотой дождь. Журналист, сочинивший эту сказку, понял свою ошибку. Телевидение уже извинилось за демонстрацию…

Уставший и озлобленный, Эрнест вернулся в квартиру поздним вечером. Фред с прежним мрачно–равнодушным видом сидел перед телевизором. Леда лежала на своей кровати.

Эрнест уединился с Лией на кухне и рассказал всё, что смог узнать. Известие о том, что Леран, скорее всего, спасся, привело её в почти прежнее состояние. Они ещё раз вспомнили, минуту за минутой, фразу за фразой, ночь отдыха в ресторане. Новым для Мартина был вопрос Лерана к Ли о Лу Шане. Непонятный вопрос, причём тут лама, проводящий дни и ночи в неотапливаемых каменных лабиринтах буддийского монастыря.

Ли добавила, что Леда периодически говорит вслух. Сознание и память нарушены, она вспоминает то, чего не было. Своеобразный бред, закрывший для неё трагедию мешаниной не связанных логикой и наполовину придуманных образов.

– Что-нибудь навязчивое, повторяющееся?

– Есть и такое, – ответила Ли, – Она вспоминает человека, чужого человека, сидевшего на месте Фреда. В ресторане. Помнишь, Леран говорил ей о третьей силе, о тайных людях, управляющих человечеством? Не всё, но я слышала.

– Есть какая–то связь? Я тоже помню кое-что.

– Почему бы и нет? Но ведь мы никого не видели! Я ещё тогда поняла, что ей показалось, а Леран связал её видение с той самой третьей силой… И ей стало легче.

Эрнест положил сжатые кулаки на стол. Он не знал, какое решение принимать: не было никакой ясности ни в чём.

– А что Фред? Ты говорила с ним?

– Пыталась. Он всё забыл. Или делает вид, что забыл. И о контракте на рекламу не помнит. И о жемчуге тоже. И о том, зачем и куда выходил…

– Очень интересно, – Эрнест постучал кулаком о ладонь, – Мы с тобой опять остаёмся одни. Против всех. И где!

– Ничего, Эрнест. Я привыкла, я не боюсь. Но с нами Леда… А это меняет дело…

– Да. С нами, у нас… Меняет. И меняет всё!

– Эрнест, Леда несколько раз повторила, что тот самый человек, которого она якобы видела в ресторане, участвовал в убийстве её родителей.

– Если бы это так, если это тот самый, – непонятно для Ли сказал Мартин, – Она не могла этого знать. В ту ночь она никого не видела. Об этом мог знать один человек. Только один. Мы плохо слушали Лерана в ресторане, Лия. Он говорил не только для Леды.

– Конечно, психика Леды нарушена. Её болезнь не такая, чтобы её определить. И легко вылечить. Нам надо будет хорошо подумать. Я ждала помощи от Фреда…

– Фред думает только о том, как себе помочь. Его мучит страх смерти! Он ещё не усвоил, что вечно жить не получится. К тому же ему, в отличие от нас, есть что терять.

– Эрнест, сколько раз он нам всем заявлял, что порвал с отцом!

– Игра, Лия. Он играл сам с собой. А когда прищемило всерьёз…

* * *

Эрнест Мартин склонялся к мысли, что взрыв «Барта Эриксона» был организован не с целью убийства, а ради похищения. Похищения одного человека. Убийство являлось только средством маскировки. Организаторы похищения Лерана Кронина действовали с нечеловеческой логикой. Впервые в практике Мартин встретился с делом, к которому не знал как и подступиться. Можно было загодя с уверенностью сказать: ни одна ниточка не приведёт к истине. Но Леран Кронин жив, и его надо искать. Хотя бы ради Леды.

Итак, решение принято. Что означает: в его жизни, как и в жизни Ли, начинается новая эпоха. Ничего хорошего от этого перелома он не ждал. Но сопротивляться либо попытаться избежать предстоящего он не хотел.

Всё равно не получится.

Экс-комиссар полиции Сент-Себастьяна Эрнест Мартин продолжает вести на свой страх и риск дознание в чужом городе и чужой стране, не имея на то прав и реальных возможностей.

Следующий день дал экс-комиссару свежие отправные данные, позволившие ему выйти на новый уровень понимания.

Несмотря на скрытое давление сверху, два канала телевидения объединились с одной из независимых газет и решились на самостоятельное журналистское расследование загадочного происшествия с яхтой «Барт Эриксон». Газета принадлежала финансовому магнату столичного круга, что позволило крайне быстро добиться определённых результатов.

Читающая, слушающая и смотрящая публика убедилась: минное поле рядом с многомиллионным гордом имело и имеет место в действительности, на яхте вместе с иностранными туристами погиб местный житель. Интервью семьи рыбака Ёсимуры вызвало общественные волнения с требованием найти и наказать виновников его смерти, изменить отношение к низшим слоям общества со стороны закона и государства. Вокруг военного ведомства разразился скандал, всколыхнув антивоенное движение. Фактическое бессилие полиции в деле с «Бартом Эриксоном» породило град насмешек над ней в прессе.

Нашлись и очевидцы чрезвычайного происшествия. Оказалось, что патрульный катер береговой пограничной охраны держал яхту «Барт Эриксон» в поле зрения вплоть до момента её гибели. Командир катера доложил о взрыве по команде и получил приказание вернуться на базу. В течение суток команду катера расформировали, а пограничников распределили на другие места службы, в северные районы страны.

Но ещё одну группу свидетелей изолировать не удалось. Следом за «Бартом Эриксоном» и патрульным катером в то утро в море вышла шхуна, принадлежащая рыбацкому кооперативу. Определённый им район рыбной ловли находился южнее и мористее места происшествия. Рыбаки видели и яхту, и катер. Их шхуну задержала стая дельфинов, поведение которых показалось им странным. Из-за этой задержки рыбаки не успели уйти достаточно далеко и услышали взрывы. Несколько взрывов, один за другим! Затем они увидели за горизонтом столб дыма и пламени, в котором можно было различить куски взорванного судна.

Мартину удалось встретиться и поговорить с одним из рыбаков-очевидцев. Аквалангистов, обследовавших дно моря, видевших подводные мины и собравших останки людей, найти не удалось. Они пропали из города вслед за моряками-пограничниками.

Таким образом, главное было ясно всем: яхта не загорелась, не взорвалась, её взорвали, причём использовали несколько мин. Видимо, для надёжности.

Множество выдвинутых версий, по убеждению экс-комиссара, никак не отражало правду. Акцентировать внимание журналистов на личности Лерана он не стал: удержало от этого шага желание не подвергать опасности Ли и Леду. Пока им удавалось сохранять в тайне своё местопребывание, несмотря на старания газетчиков и тележурналистов отыскать живых из экипажа уничтоженной яхты.

Официальные возможности расследования были исчерпаны. В городе и порту сменились полицейские чины, не осталось ни одного, с кем беседовал Мартин в первые дни. Исчезли останки погибших из морга. Людей вычеркнули из памяти, не оставив права ни на могилу, ни на урну с прахом.

Эрнест, как сказала ему Лия, перешёл на уровень внутреннего дознания. Причины трагедии не имели территориальной привязки к месту гибели «Барта». Их следовало искать в особенностях Лерана Кронина, в его биографии, в этом экс-комиссар не сомневался.

День сегодняшний диктовал смотреть на прошлое иным зрением. Многие происшествия и преступления, не раскрытые полицией Сент-Себастьяна и Мэн-Сити, объединялись теперь одной, интегрирующей нитью.

Использование худших человеческих пороков: жадности, эгоизма, страхов, стремления к власти… Трудно скрываемый финансовый размах… Невозможность отыскать организаторов, тех, кто планировал хитросплетённые замыслы и намечал жертвы… Нежелание государственных органов помочь следствию… Противодействие высших чинов полиции всем попыткам вскрыть изнанку… И всегда, – невиданная безжалостность, бесчеловечность в достижении тайных, непонятных целей… Дьявольская бесчеловечность! Вот главные моменты, соединяющие в одно события в разных регионах.

В бессонные ночи слышался экс-комиссару злорадствующий, торжествующий хохот. Только дьявол, не познавший доброго веселья, может так хохотать над людьми. Ибо известно дьяволу, что жизнь его, – лишь отсрочка, как бы длинна она ни была. Приговор вынесен, возмездие неотвратимо. И шаги его, видимые человеком как козни, определены не козлоногим, – да он сам того не знает. И потому хохочет без радости. Смеётся над теми, кто следует ему. И над теми, кто из-за него страдает, невинно или заслуженно. Смеётся он над собой… Многие ищут в нём вождя, а он готов предать своё войско в любой момент. Ибо, – бессилен.

От таких провидческих кошмаров не становилось легче. Страх за Лию, за Леду… Страх за себя. Страх не оставлял ни на секунду, усиливаясь ночами.

Кто такой Леран Кронин? Вот вопрос вопросов!

И внешне и внутренне он далеко превосходит обычного человека. Да и не только обычного. Рейс через океан открыл Эрнесту много нового.

Он, Эрнест Мартин, чемпион штата по каратэ–до, ничего не мог поделать с гориллой Сэмом на первенстве яхты по единоборству, устроенном для развлечения посреди океана. Леран, – это было известно всем, – не то что борьбой, спортом никогда не занимался. Моряк Эллиот от рождения наделён неимоверной силой, прошёл спецподготовку в войсках. Мартин смотрел внимательно. Но и сейчас неясно, каким способом Леран скрутил и положил на палубу Сэма. Надо признать, разгорячённый капитан сам виноват, Леран отказался от борьбы с кем бы то ни было, а Эллиот попытался его схватить.

…Чуть ли не месяц в каменном мешке без еды и питья! И без воздуха, – Эрнест успел разобраться в том, что дырочка в скале, выходящая в атмосферу, проделана через день после заключения в безвоздушную темницу. А выглядел Леран при встрече с ним как новенький.

Барт говорил, что молодой Кронин способен находиться под водой десятки минут. Не верилось. А в ходе путешествия сам убедился: не минуты, а часы! Конечно, Барт знал о Леране Кронине много такого. Жаль, сейф увели.

Но и того, что известно экс–комиссару, хватает с избытком. Следов его тела не найдено. Определённо, что он не погиб со всеми. Куда вот он делся? Не на небо же вознёсся, подобно Илие. Берег осмотрен весь. Ничего примечательного. По скалам с моря ни за что не взобраться. Полицейский здравый смысл никак не согласится, что после такого взрыва на маленькой яхте останется кто-то в живых. Ни мышь, ни даже таракан!

А тут ещё Фред с его пытливостью, за которой, – стремление исчезнуть здесь и явиться невредимым в родном Сент-Себастьяне.

– Как твоё расследование, Эрнест? Ниточка оборвалась? – спросил Фред, когда они остались вдвоём.

– Ниточка? Не было ниточки, – спокойно ответил Мартин, – Нечем тебя успокоить.

– Но надо же знать, откуда исходит опасность! А вдруг на очереди мы? Все четверо?

– Не бойся, Фред. Мы никому не интересны.

Но Фред не успокаивался, ему хотелось гарантий. Он не мог отделаться от мыслей о злом роке, следующем за ними не только по суше, но и по морю. Он устал прятаться, а как быть, не знал.

– Узнаем мы что-нибудь или нет, не имеет значения. Не надо волноваться зря, Фред. Если опасность есть, она останется независимо от наших желаний. Если уж Леран Кронин не смог предвидеть…

При имени Лерана Фред скривился.

– Этот ваш Леран! Очевидно, что мы о нём многого не знаем. Не знали. Как можно так верить человеку, на других совсем непохожему! Ты же комиссар, тебе следовало сначала разобраться.

– Но, Фред, тебя силой никто не тянул.

– Я поддался мнению Барта. А теперь уверен, – Барт погиб из-за этого Кронина. Всё шло к тому концу! Теперь-то уж можно сказать… Или ты будешь отрицать очевидное?

– О какой очевидности ты говоришь? Ты слишком напуган, чтобы трезво судить о…

– Погоди, Эрнест. Мы все напуганы, не один я. И есть из-за чего. Дай мне сказать. Слишком много загадок, больше чем мы можем понять. Так больше нельзя. Ни одна из них не стоит жизни. Ни твоей, ни моей. А все эти загадки так или иначе связаны с Лераном Крониным. И как я раньше не видел! Верил Барту как себе. Тут ещё ты с Майклом…

– Майкла не будем трогать, Фред. Барта тоже. Они недостойны обвинений. И не стоит замыкаться на себе, на своих страхах…

– Эрнест! Как ты не понимаешь! Над Лераном – злой рок! Его уже нет, а тень висит над нами. Она накрывает всех, кто был к нему близок. Конечно, я не обладаю твоим опытом, твоими знаниями, но я это вижу. И не верю, что ты не видишь. Думаешь, я не знаю, о чём ты думаешь? Пока ты им занимаешься, – мы под угрозой! Не жизнь, а какое-то прозябание.

Стоило пересекать океан ради такого? Я искал свободы, а попал в тюрьму, хуже той, что готовил мне отец. Сейчас скучный офис отцовской компании кажется мне райским уголком.

– Ты хочешь вернуться? Кто же против?

– Против.., – Фред улыбнулся так, что Эрнесту стало его жалко, – Нас осталось три с половиной человека. Яхты нет. Снаряжение и всё прочее, – пропало. Денег почти не осталось. Не вижу иного выхода, как обратиться за помощью к отцу.

Фред подбирался к тому, чтобы выразить вслух созревшее в нём решение, и Эрнест решил не мешать ему, и молчал.

– Надо же как-то выбираться отсюда домой, в Сент-Себастьян…

– Мне с Лией, да и Леде в Сент-Себастьяне делать нечего. Мы не называем его домом. И тебе это прекрасно известно.

– Что ж, это ваши проблемы. А мне не надоело жить…

В комнату вошла Ли, остановилась у двери.

– Фред, ты же… Я рассчитывала, ты поможешь нам. Ведь с Ледой… Мы говорили с тобой. Она совсем беспомощна. Ещё неделю назад ради Леды ты готов бы отдать всё, что у тебя есть. Что с тобой случилось?

Фред на секунду-другую застыл, – слова Ли дестабилизировали подготовленную им для разговора платформу, – потом опомнился, сунул руку в карман пиджака:

– Хорошо. Вот всё, что у меня осталось…

* * *

Фред вышел «проветриться» и не вернулся.

И Эрнест, и Лия знали, где его искать. Через пару недель.

Лия держалась неплохо. Сам Эрнест, после исчезновения Фреда, обретя по его выражению, «единство в тающих рядах», повеселел и оживился.

Первым делом они вдвоём подвели итоги дознания экс-комиссара. Получалась противоречивая, но обнадёживающая картина. С одной стороны, он провалил расследование. Не добрался, не нашёл и так далее. Это по канонам, с точки зрения классики… С другой стороны, он добился чего хотел. Достигнута ясность. В возможной степени. Дальше он просто не имеет права и возможности двигаться: кончилось пространство, отведённое гражданину Земли, землянину. Дальше господствовали иные оценки и методы, царили иные отношения, действовали люди, о которых он ничего не знал и, похоже, без их содействия никогда не узнает. С объективной реальностью Мартин не спорил и спорить не хотел. Силы человеческие имеют пределы.

Ехать было некуда и незачем. Возникла проблема натурализации. Вспомнив о том, как он помогал Барту сделать Лерана «легитимным гражданином», Эрнест поёжился. Здесь, на другом краю Земли, рассчитывать на чью–то помощь не приходилось. Ему дали понять в иммиграционной службе, что действующие комиссары полиции другой державы для них, – почти персона «нон грата». И посоветовали, во избежание осложнений, засунуть удостоверение куда подальше.

Мартин согласился, и проблема решилась предельно просто и быстро. Документы Леды погибли вместе с яхтой, и она стала «законной» дочерью Лии и Эрнеста.

И вновь вернулся вопрос вопросов. Вторичное обращение к лекарю убедило их: полное излечение Леды возможно с участием Лерана, она никогда внутренне не примирится с его потерей.

Эрнест в очередной раз обратился к личности и судьбе Лерана Кронина.

Неслучайная катастрофа «Барта Эриксона» выводила мысль на существование весьма и весьма серьёзной внегосударственной организации, могучей, опасной, предельно законспирированной. Кто-то там, уверился он, собирает данные по всему миру о так называемых «золотых людях», разыскивает и похищает их. В крайнем случае «золотой человек» уничтожается.

Правда, последний вариант казался ему сомнительным. Если Леран Кронин из племени «золотых», версия жизненна. Но почему и зачем это делается? Кому они, «золотые», мешают? И чем? Где и как используются их качества? Масса открытых вопросов…

Объектами особого внимания гипотетической пока организации являются близкие Лерану люди. Впечатление создаётся такое, что вокруг Лерана постоянно создавали пустое человеческое пространство. Без предупреждений, объяснений, без переживаний наконец.

Лия говорит, – его не просто хотели исключить из человеческого общества, а хотели отвратить от близости к людям. Но разве он не человек? Первая попытка похищения в Сент-Себастьяне сорвалась. Леран отреагировал неожиданно. К нему нельзя с общими мерками… Как рассматривать случай изоляции после убийства Барта?

Везде, – звенья посредников–исполнителей. Участвуют крупные фигуры, и не в одной стране. Достаточно вспомнить мэра и шефа полиции Сент-Себастьяна, – несведущие пешки в чужой игре. Интересно, как на самых верхах?

Так или иначе, Леран Кронин притягивал к себе самые опасные, часто противодействующие силы. Экс-комиссар Мартин вынужден признать: сколько он ни занимался Лераном и его злоключениями, на приводные пружины действия так и не вышел. А его бывший шеф, близко знакомый с иной стороной дела, более информированный, знал о главном не больше.

Личность Лерана, скрытая на время взрывом «Барта Эриксона», открывалась по–иному, представала в иных красках…

Красота, обаяние, интеллект, – всего много. Это привлекает и отталкивает. Кого как. Барта привлекало, а он был инженером душ человеческих, разбирался в людях дай Бог каждому. Именно Барт привязал его, комиссара полиции с массой других забот, к Лерану Кронину. Иначе бы он и шага не сделал в этом направлении. Фред по сути прав: Леран притягивает из окружающего пространства самые опасные силы. А если быть предельно чистым перед самим собой, нужно сказать: ты и сам, Эрнест Мартин, боишься сверхразвитого почти мальчика. И в течение всего рейса на «Барте Эриксоне» остерегался не то сказать, поправить или подсказать… Тайна, стоящая за Лераном, слишком, по-видимому, велика. Фред ещё раз прав, его страх объективен: все люди, вовлечённые в судьбу Лерана, либо погибали, либо обрекались на страдания. Бергсон-младший вовремя решил выйти из игры. У них с Лией так не получится. Им придётся идти, перешагивая через страх, у них нет выбора. Нет его внутри, в сердцах, они не хотят стыдиться самих себя. Из-за этого степень приспособляемости падает, но делать нечего.

Втроём с Бартом они бы что-нибудь придумали. Барт мыслил свободно и непринуждённо, он не был отягощён полицейскими стереотипами. Возможно, он должен отвлечь внимание от Лии с Ледой, создать шум вокруг себя лично, отделив себя территориально. Защитить он их не сможет, такое выше человеческих сил. Конечно, после исчезновения Лерана позиция невидимых «охотников» могла перемениться. Ничто в мире не делается мгновенно, какое-то время у него есть. Первая задача, – помочь Лии устроиться на новом месте, обеспечить им с Ледой нормальное существование. И потом исчезнуть, чтобы проявить себя в новом месте и по-иному. Лия его поймёт.

Фред имел возможность помочь им. Пусть в долг, ведь их главное затруднение, – отсутствие материальных средств. Но Фред спасал собственную задницу, и больше ничего не хотел знать.

Сэм Эллиот и Санни, Майкл Крамов и Флоранс, – какие были люди! Как быстро Эрнест сблизился с Сэмом! Моряк уже начал заполнять пустоту, образовавшуюся в сердце после ухода Барта. Но не судьба. Что Леран!? Ставший братом его другу, Леран не помещался в сердце и душу Эрнеста.

Семейный совет изменил планы Мартина. Леду удалось поместить в госпиталь буддийской общины под гарантию имени Лу Шаня. Сестра Лерана стала внучатой племянницей ламы.

– Эрнест, – сказала Лия, – Прежде чем ты займёшься тем, что мы решили, хорошо бы встретиться с моим дядей. Ведь действовать придётся в тех местах. Может быть, я вызову его?

Мартин обнял её, заглянул сверху в обеспокоенные глаза:

– Место для меня не имеет значения. Оно не имеет значения и для тебя с Ледой. Не будем ставить под удар и Лу Шаня.

Мартин решил идти путём Эриксона: заняться сбором сведений о людях, подобных Лерану. Название «золотые люди», очевидно, истинное. В этих краях о них слышали многие, миф имеет долгую историю, он более живуч, чем сама история. Рано или поздно охотники за золотыми людьми выйдут на любопытного Мартина. Только так возможно что-то узнать о Леране.

Как сейчас пригодились бы бумаги из сейфа Барта Эриксона! И Всё-таки как мало он говорил с Лераном! Не хватало то времени, то решимости. Лия согласна: надо идти навстречу. А там, – видно будет. Ему бы её буддийское воспитание…

17. Золотые люди

…но лишь только

Сладко–медвяного лотоса каждый отведал, мгновенно

Всё позабыл и, утратив желанье назад возвратиться,

Вдруг захотел в стороне лотофагов остаться, чтоб вкусный

Лотос сбирать, навсегда от своей отказавшись отчизны.

Гомер. Одиссея.

* * *

Мина взорвалась в глубине, подняв над собой ударной волной многотонную массу воды. Переворачиваясь в воздухе, Леран услышал ещё один глухой взрыв, ударивший под яхтой, и вдруг увидел происходящее новым для себя, трёхмерным пространственным зрением. Стало ясно: «Барт Эриксон» завершил последний манёвр. Ни Сэму Эллиоту, ни другому сколь угодно опытному моряку не было дано вырваться из дьявольской ловушки. Миноустроители предусмотрели все варианты действий жертвы. Они могли бы пустить одновременно две или три торпеды с разных направлений. Прогулочная яхта не минный тральщик, ей достаточно одной. И как только Сэму удалось избежать первой торпеды и предугадать взрыв мины впереди!

Если кто и спасётся, то один он, Леран Кронин! Таковое и предусматривалось теми, кто направил в ресторан Шэнь Фу ложную весть о золотом дожде. Они не считались ни с затратами, ни с потерями. Чтобы тихо изолировать одного, уничтожаются по плану девять! Получилось вместо девяти пятеро. Четверо остались на берегу. По сути, их спас Агасфер.

Бедный Ёсимура, уж он-то тут совсем ни при чём.

Уходя в воду, Леран слышал последнюю команду Сэма Эллиота:

– Всем за борт! И подальше от яхты!

Запоздавшую команду.

Леран видел, как разламывается по центру корпус яхты, а со стороны кормы, оставляя бурлящий след, стремится к «Барту Эриксону» ещё одна торпеда, завершая исполнение замысла. Новый взрыв оглушил его, заставил рывком устремиться в глубину и в сторону от места катастрофы. Справившись с порывом инстинкта самосохранения, Леран рванулся на поверхность. Вынырнул он в пятидесяти метрах от яхты. Точнее, от её остатков: они распадались, горели и дымили.

В такой мясорубке живым нет места.

Леран вошёл в воду. На дно медленно опускались части двигателя, металлические куски корпуса. К месту происшествия направлялись акулы. Трагедия Барта Эриксона повторилась. На этот раз Барт, воплощённый в яхте, разделил смерть с другими, не остался в одиночестве.

Леран приблизился, осмотрел всё, что осталось. Но ничего не осталось. Ничего от тех, кто ещё минуты назад думал о завтрашнем дне. Он не стал ожидать, когда хищники моря начнут рвать на мелкие части обрубки человеческих тел и пошёл в глубину мимо замерших в равнодушии серебристо–чёрных туловищ, способных перевоплощаться в знающих свою цель чудовищ. Чудовищ, созданных людьми.

Он поплыл к берегу, стараясь держаться середины между дном и поверхностью. На половине расстояния его остановила невероятная картина: прямо под ним, у большого камня, обросшего коричневатой зеленью, лежала та самая русалка или безрассудная пловчиха. Золотистый волос накрывал её почти до колен, оставив свободным лицо, похожее одновременно и на Флоранс и на Леду.

Ещё одна смерть!

Но здесь можно попробовать помочь…

Он сделал первое движение, глаза золотоволосой раскрылись, и Леран остановился: они были такими же, как у него, – золотыми! Почему глазницы египетских мумий закрывали золотой пластиной? Или такое делали умершим королям инков?

Взгляд золотых глаз пронзил его открытым смыслом, и Леран мгновенно забыл о том, что позади, – об останках «Барта Эриксона». Его ждали свои, такие же, как он. Всё, что оставалось позади, – лишь прелюдия. Он возвращался домой, к своей потерянной памяти. К Учителю. Больше не будет мучительных загадок, ненужной всеобъемлющей суеты, непонимания и преследований…

Леран без сомнений устремился вперёд, легко рассекая темнеющую толщу воды следом за золотоволосой. Какая она странная, самое идеальное существо из всех виденных им! Вид живого дракона в секретном центре на побережье близ Сент-Себастьяна поразил его меньше.

Тенью мелькнуло воспоминание о разговоре с Крейслером. Там направляли людей по пути белой мыши. Помещали человека в специальную жидкую среду, закачивали туда под давлением кислород и осуществляли принудительное дыхание. Состав водной смеси постепенно адаптировали к естественному, морскому. У кого психика выдерживала, – тот выживал. Надолго ли?

А Леран Кронин, не задумываясь о проблеме дыхания, чувствует себя в воде не хуже, чем в воздухе. Он, – другой, не такой, как все. Он, – как та, что плывёт перед ним к берегу. У него с ней одинаковая кожа, волос, глаза. Она дышит в воде, способна передавать мысли… Он, – как те, кто прислали её за ним. Она лежала в воде, ожидая его. Она показала, что ждёт его, ещё до взрыва яхты. Мысль о яхте прошла стороной, не причинив ни боли, ни сожаления.

Женщина подплыла к береговой скале, прильнула к месту, отстоящему от дна всего на двадцать метров, повернула к Лерану голову. Золотые глаза распахнулись доброй радостью, она позвала его.

И тотчас женщину заслонило лицо Учителя, так давно не виденное.

Да, глаза Учителя были как у неё!

Леран услышал его слова:

– Ты у цели. Ты пришёл к тем, кого сможешь понять. К тем, кто поймёт тебя…

После слов Учителя в голове словно сработал переключатель: восприятие пространства снова изменилось. Оставаясь внутри себя, он распростёрся, распространился кругом. Зрение и все связанные с ним чувства обрели многомерность.

…За телом золотоволосой, – большой грот, надёжно укрытый в глубине скалы. Пустота грота уходит так далеко, что даже его новое зрение не смогло достичь его дальней границы. Где-то в недрах материка… Он осматривался, а к нему приходили мысли: они струились ручейками и потоками, направленные к нему многими «золотыми людьми», делающими ему встречу в глубине грота. Он не был готов к столь могучему потоку и выхватывал отдельные образы, понятийные цепочки, узлы чувств… Всё было иным, не как у людей, оставшихся в прошлом, на суше.

…Они, золотые, хозяева и этого, и того мира…

…Минное поле, на котором подорвался «Барт Эриксон», установлено по их указанию…

…Истинный разум присущ только им, остальные существа планеты, включая людей суши, весьма отстают в развитии…

Леран простёрся к морскому порту, поднялся над водой и увидел город со стороны моря сверху. Скопище неуютных коробок, накрытых куполом отравленного воздуха, не привлекало интереса. Желания проникнуть дальше, отыскать людей, знакомых по прежней жизни, пришло и тут же растворилось в обилии других значительно более ярких и насыщенных стремлений… Обстановка грота, чистая и прекрасная, влекла к себе.

За фигурой золотоволосой открылся круглый вход, она скользнула в него, Леран за ней. Дальше, – длинный тоннель, заполненный морской водой. Плита позади задвинулась, закрыв грот золотых людей от остального мира. Вода в тоннеле мерцала, Леран уверенно плыл вперёд, пока не увидел льющийся сверху свет. Он поднялся на поверхность.

Женщина, окутанная влажным золотым покрывалом, стояла у среза воды лицом к нему. За её спиной, на гладко отполированной, искрящейся поверхности стены, он увидел ряд знакомых повторяющихся символов: бело-голубой трилистник, подобный тем, что остались на шёлковой занавеси в комнате ресторана Шэнь Фу.

Он встал рядом с ней. Какое совершенное тело и какое красивое лицо! Такой могла выглядеть Леда, будь она повыше, да при таких волосах и глазах. Повинуясь мысленной просьбе, он стянул с себя ненужную одежду. Часть стены с трилистником бесшумно отодвинулась в глубь и в сторону, открыв проход в большое светлое помещение.

Женщина не шелохнулась и Леран понял, – первым входит он.

…Круглая комната с гладкими стенами, высокий сводчатый купол.

На стенах изображения всё того же трилистника. Вдали, напротив входа, – трое в невиданных им одеждах: что-то серебристое, ниспадающее с плеч крупными складками. У всех красноватая кожа, золотые глаза и волосы.

Золотые люди! Они есть, и их много!

Время легенд кончилось, обратившись в красивую действительность.

Он, – среди своих. Где-то тут и Учитель!

– Брат наш! Мы поздравляем тебя с возвращением! – заговорил стоящий в центре, – Ты зовёшь себя Леран Кронин, но истинного твоего имени пока не знает никто. Не знаем и мы. Оно – в тебе.

«Я – из золотых людей. Когда-то я потерял их, а они нашли и вернули меня, – размышлял он, – Имя моё скрыто в памяти, как и знание о забытом прошлом. Они помогут мне вспомнить всё».

– Сложным был твой путь. Ты слишком долго пробыл среди землян. Потому то, что услышишь, покажется тебе неожиданным и невероятным. Несовершенное сознание земного типа укрепилось в тебе, исказило внутренний облик. Чтобы не нарушить внутреннего равновесия, брат, мы будем возвращать тебя постепенно. Сегодня, – только то, что необходимо для Дня Посвящения. Тебе ещё трудно усваивать информацию без чувственного опосредования, потому будем дублировать её голосом на привычном тебе языке. К концу дня ты научишься принимать наши образы и чувства непосредственно.

…Какой яркий свет! Они и он, – не земляне?! Выходит, что Леран Кронин, – не человек?

– Золотой дождь принёс тебя на Землю, как принёс и нас. Мы похожи на людей, но мы, – не они.

«Всё-таки две цивилизации! Тут разгадка всех тайн, к которым я стремился. Тут я узнаю всё…».

– Брат, ты осведомлён о Фаэтоне. Планета Фаэтон, – наша с тобой родина. На Земле мы рождены вторично. И не совсем такими, какими были прежде.

Возбуждение охватило Лерана. Известие о космическом происхождении золотых людей, – это уж слишком для первого дня!

– До крушения родной планеты мы имели более простую личностную, индивидуальную природу. Теперь она слагается из двух частей. Одна, – форма, – подобна природе человека. Другая, – суть, – внебиологическая. Ведь ты уже понял, что можешь черпать энергию прямо из пронизывающего тебя пространства и времени. Мы, – не рабы биосферы, как земляне. Хотя и у них есть второе тело, но много слабее физического.

Миллионы наших братьев в преддверии второго рождения вращаются по неизвестным орбитам вокруг Солнца и его спутников, не зная ни прошлого, ни будущего…

Параллельно с речью среднего Леран начал воспринимать и мысли правого в виде образа–картинки.

…Гаснет жёлтое светило, дающее жизнь планете Фаэтон. Эта звезда не Солнце. Гибель неизбежна. Жители планеты единодушно решают: уйти от грядущего взрыва жёлтого светила в поисках нового источника жизни. Долгий путь к другим звёздам! Планета становится звездолётом! Начинается великий путь Фаэтона, его первое и последнее путешествие через пустыни космоса… И звезда-цель избрана. Солнце – её будущее имя…

Говорит средний:

– Детство среди землян необходимо для акклиматизации на Земле. Вторично мы рождаемся биологически созревшими. После рождения требуется несколько лет для самопроявления. Всего короче и безопаснее оно проходит в среде землян. Море выращивает из семени лотос, лотос рождает нас, земляне принимают в своё общество, потом мы уходим от них в свой мир.

«Человечество, – инкубатор для фаэтов, – впервые Леран назвал золотых людей по–земному, – Ирвин, Мария, Леда, Барт, – они были нужны затем, чтобы помочь мне созреть, внутренне сформироваться».

Леран слушал и одновременно всё быстрее осваивал поток мыслей, направляемый к нему от фаэтов. Такой насыщенности, цветовой наполненности у людей, у землян, нет. В одном летящем образе всё: и глубинная суть передаваемого, и все подробности о нём во взаимосвязи… Красиво и увлекательно!

«Да, я вернулся. К своим, к себе. Всё окружающее меня теперь я воспринимаю как совершенно естественное, приемлю в целом и в деталях. А ведь это обобщённое чувство сродни тому, что охватывало меня в Нью-Прайсе, при возвращениях в посёлок. И это несмотря на то, что дом Крониных был для меня инкубатором, временным домом…

Мой земной дом уничтожен вместе с его обитателями велением фаэтов. Так было нужно, чтобы обеспечить моё возвращение сюда, в мой истинный дом. Землян миллиарды, смерть нескольких ничего не меняет. Это, – разумно, так как судьба одного фаэта превосходит цену человечества…»

Мысли Лерана мешались с мыслями других фаэтов, разделить их было трудно. Всё будто ясно, а сомнения оставались. Истины фаэтов действуют и в мире землян, не знающих о фаэтах и их роли в жизни Земли. Незыблемые истины. Видимо, и Агасфер, – порождение фаэтов. То, что в несовершенном мире землян зовётся преступлением, в этом гроте видится неизбежным проявлением деятельности неразвитой людской общности. А обращение Агасфера к Лерану Кронину вызвано элементарным страхом перед золотыми людьми. Инстинкты ведут его и подобных ему. Инстинкты, но не разум. Преступная работа секты Агасфера с высшей точки зрения законна и оправдана. Чего же ему бояться?

«Барт Эриксон» уничтожен. На место Лерана Кронина пришло новое существо. Кто он теперь, чему будет служить? Как его зовут и каково имя Учителя? Как это узнать, если не знают сами фаэты? Знающий не всё способен ошибаться. Но в тех, кто перед ним, нет сомнений в своём совершенстве, они непогрешимы. Такое странно с позиций известной ему логики. Или ему предложат иную систему оценок?

Болезненно кольнула мысль о прошлом. Почему болезненно?! Ведь он внутренне уже отказался от всех, кого считал дорогими себе людьми. Сам смысл их жизни заключался в том, чтобы ускорить его появление в гроте золотых людей. Своей гибелью они обеспечивали его движение к высшему пониманию.

Чувственная память о Нью-Прайсе и Сент-Себастьяне, – лишний груз, от которого предстоит освободиться.

Он вспомнил пухлого Бергсона-младшего. Расстаться с ним, – легко. Уже сделано! Фред – рыхлое естество, в нём нет завершённости, цельности. В отличие от линии Ирвин–Барт–Эрнест… Эти трое объединяются памятью в одну личность, эта линия крепко сплелась с его собственной. Здесь труднее… И маленькая страдающая Леда, – тоже будет трудно.

Убирая из себя что-то, надо его замещать равноценным. Чем или кем заменить Леду?

– …мы живём отдельно от землян. Нас мало, меньше миллиона. Каждый из нас, – величайшая ценность. У землян есть знакомая тебе сказка о Шамбале, – стране мудрецов, расположенной в недостижимых горах. Земляне жёлтой веры поместили её в Тибете, они уверены, что могут пройти в Шамбалу, если преодолеют стену ледяного тумана. Никто из них не знает, что по земной воле проникнуть к нам нельзя. Этот пример говорит тебе: среди землян мы опираемся на буддистов, – их взгляды делают их более приемлемыми для нас…

«Отчего же я не воспринял буддизм как истинную религию? Не увидел в нём высшей чистоты, принял за полуатеистическое мировосприятие. Ошибка? Или нет?»

Они слышали его и реагировали соответственно.

– …наша религия не имеет храмов и служителей. Она индивидуальна по сути. Для землян она недостижима, они, – раса без будущего. До нашего прихода планета Земля принадлежала к низшему типу. Мы смогли поднять её на уровень планет среднего типа. А земляне, – накануне исчерпания своего природного ресурса.

У нас нет религиозных разногласий, размежевания в понимании Истины. Земляне стремятся к разобщению. Дробление разума, – прямой кратчайший путь к упадку.

«Шамбала… Если золотые люди, – учителя человечества, чему они учат землян?»

И он решился на первый открытый вопрос:

– Фаэты, – те, кого называют махатмами? Люди говорят о редких встречах с учителями, о посланиях от них. Так они, – вы? Мы?

– Встречи землян с нами на таком уровне – иллюзии. К нам стремятся многие земляне. Каждому из упорствующих мы даём своё. Кто гибнет, кто теряет разум. Некоторые обретают обманную память о встречах с нами. И начинают претендовать на роль пророков в своём тёмном мире, изобретают учения, проповедуют заблуждения. Ты ведь знаком с Агни–йогой? Такое происходит по нашей воле и в наших интересах.

– Выходит, все земляне подвластны фаэтам и телом, и духом? И не было в истории человечества настоящих пророков?

– О нет! Наше влияние не абсолютно. По земным меркам наша власть на Земле неограниченна. Но не всё в истории землян и не все земляне нам подвластны. Это отдельная тема, выводящая на вселенские тайны. Истинные пророки среди землян, – не от нас, независимы от нас, непонятны нам… В том, – одна из причин того, почему мы не можем быть учителями в полном смысле. И нам созвучна истина: чем ничтожнее среди прочих считает себя существо, тем оно выше объективно. К сожалению, представить себя ниже землян нельзя.

«Опуститься ниже людей уже невозможно… И тем не менее они не исчерпали свой потенциал… Не совсем ясно. Находясь среди людей, я склонялся к мысли, что впереди у человечества катастрофа. Но фаэты! Сила, способная предотвратить её? Почему не проводится нужная коррекция развития земного общества? Или поздно? Неужели между двумя цивилизациями неодолимая пропасть?»

– …Единственное, что объединяет нас и землян: признание Высшей Мудрости, Высшей Силы, одинаково недоступной и для нас и для них…

«Недоступной?.. Но ведь людям она доступна. Те же пророки… Были бы вера и желание. В чём здесь одинаковость?»

– Всё не так просто… Дело в том, что существует Путь развития, определённый всем существам Вселенной. Отклонение от Пути несёт гибель. Мы отклонились от Пути, находясь у родной звезды. И получили отсрочку, не зная того.

Орбита в промежутке между малыми и крупными планетами наиболее соответствовала привычным для нас условиям. Заняв выбранное место, мы обследовали систему Солнца. На Марсе, Земле, Луне и Венере обнаружили следы древних цивилизаций. Остальных планет разум не коснулся. За исключением Сатурна, – он не подпустил наши корабли. Энергия колец расправлялась с ними на дальних подступах. Теперь мы знаем: действовала интеллектуализированная охранная структура. Когда-то мы уточним, кто её оставил. Лишённая контроля живых создателей, она уничтожала любое искусственное тело как потенциал угрозы. На Сатурн нам не хватило ни сил, ни времени. В этой ошибке, – внешняя причина гибели Фаэтона. После нашего внедрения в Солнечную систему охранное устройство Сатурна решило обследовать Фаэтон лучом, содержащим жёсткую компоненту. Недра Фаэтона, преобразованные нами, являлись планетным двигателем-генератором. Внутри планеты концентрировалась громадная энергетическая мощь, для нейтрализации которой требовались тысячи лет. Луч Сатурна спровоцировал неуправляемый взрыв, имевший множество последствий. Мы потеряли планету, установка на Сатурне перестала работать. В конечном счёте, мы сами себя уничтожили.

Но не навсегда. Высший Разум вновь нам дал отсрочку, но в каком исключительном виде! Мы видим в этом указание на избранность фаэтов среди иных форм бытия материальных носителей разума.

Случилось так, что ко времени прямого столкновения между нами и остаточным проявлением сатурнианской цивилизации мы успели подготовиться к такой неожиданности. И она не явилась в принципе внезапной.

Мы решили проблему сохранения своего генетического кода и индивидуального разума. Мы аккумулировали полную запись каждой личности в малом объёме, сохраняющемся при любых воздействиях. Семена растения стали консервами для хранения и последующего возрождения всех жителей Фаэтона. Семя воспроизводило, расцветая, внешний облик и внутреннее психическое наполнение каждого из нас. По всей планете разместили контейнеры с семенами. Контейнеры предназначались для универсальной защиты, имели практически бесконечный потенциал независимого существования и запускали программу возрождения при наличии подходящих условий.

Главные открытия сделаны нашим вождём Эрлангом. И нам неизвестны все усовершенствования организма и психики, осуществлённые во время записи. Семя Эрланга за миллионы лет после взрыва Фаэтона на Земле не возродилось. Не обнаружен он и на других контролируемых нами планетах. Заслуги Эрланга неоценимы! Именно он решил проблему вечного анабиоза фаэтов в форме семени, в белково-полевом коде. Нет ничего совершеннее белка, и живая материя – прежде всего белок. Есть иные формы проявления разума, но они не столь гибки и пластичны…

«Золотой дождь… Как просто: это падающий контейнер, в лучшем случае, – несколько. Контейнер анализирует атмосферу Земли, по ней определяет параметры встреченной планеты. Механизм анализа пускает программу. Контейнер распадается на составляющие, их оболочка сгорает в воздухе, сигнализируя о месте падения семени. Распавшийся контейнер продолжает функционирование до полной реализации программы… Как я мог познать эту простоту сам, без подсказки? Эрланг действительно гениален!»

– Избрали растение, напоминающее земной лотос. В семени лотоса нашей погибшей планеты заключена жизненная суть каждого из нас. Ведь все мы погибли вместе с Фаэтоном… Ты прав: золотой дождь, проливающийся временами над земными морями, демонстрирует спуск контейнера, попавшего наконец в гравитационную сеть Земли. Контейнер, окружив семя полевыми сгустками, следит за безопасным развитием плода. Лотос выращивает нас до момента биологического совершеннолетия.

Нас, фаэтов, мало. И не все падающие звёзды нам удаётся зафиксировать вовремя. Приходится искать «золотых людей» среди землян…

«Теперь понятно, почему у меня нет памяти о детстве. Детства на Земле просто не было. Я родился таким, каким меня нашла на берегу Леда. Решена и загадка о морском цветке».

– Почему избрали лотос, а не иное растение Фаэтона?

– Решение Эрланга. Основанное на священных текстах. Знаком ли ты с древнейшим слоем индийской культуры Земли? В те времена не говорили о неотвратимости упадка.

– Да, я изучил доступные мне материалы.

– Вспомни «Виная-питаку». Мы подскажем строки, удивительно совпадающие со строками из священной книги Фаэтона. А ведь они отстоят друг от друга на многие миллионы лет и световые годы.

Последнее открытие всколыхнуло и память, и чувства Лерана. Он шептал слова из «Виная-питаки» и думал, к какому из трёх классов относятся фаэты и земляне…

«Подобно тому как в пруду, заросшем голубыми лотосами, или в пруду, заросшем красными лотосами, или в пруду, заросшем белыми лотосами, одни лотосы, рождённые с воде, выросшие в воде, не поднимаются над водой, другие, рождённые в воде, выросшие в воде, стоят вровень с поверхностью воды, а третьи, рождённые в воде, выросшие в воде, поднявшись над водой, стоят так, что вода их не касается, так же и Благословенный, оглядев мир своим оком просветлённого, увидел существа, чей умственный взор лишь чуть запорошен пылью, и существа, чей умственный взор покрыт густым слоем пыли, увидел существа с острой восприимчивостью и с восприимчивостью вялой, существа, обладающие благоприятной формой и обладающие неблагоприятной формой, существа, легко поддающиеся внушению и трудно поддающиеся внушению, а также увидел существа, пребывающие в страхе перед иным миром и в страхе перед грехом».

«Как всё смешалось, – думал он напряжённо, пытаясь отделить вневременное от рождённого человеческим опытом, – Имели место прямые наблюдения землянами золотого дождя, кто-то видел и морской лотос. Некоторые, возможно, были свидетелями рождения фаэта. Естественно, земной аналог лотоса Фаэтона удостоился всеобщего поклонения. Но едва ли только в этом причина обожествления лотоса всеми земными цивилизациями. Древнеиндийский текст содержит значительно более глубокий смысл. И земная составляющая в нём лишь малая сторона…»

Леран вспомнил самую сокровенную формулу-мантру Востока:

…ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ…

Древнейшие слова, но нет им однозначного, общепринятого перевода на современные языки.

Тибетцы переводят так: «Будь добрым и станешь счастливым». Прекрасное пожелание, не ставшее правилом жизни.

Путешественник Николай Пржевальский много беседовал с ламами. И сделал вывод: в лотосовой формуле заключена вся буддийская мудрость. Не случайно буддизм близок к фаэтам. Не столкнулся ли Пржевальский с иллюзией Шамбалы, подобно Рериху?

Но Лерану ближе смысл, извлечённый из мантры Иваном Ефремовым, он хорошо помнит гобийские заметки русского учёного и писателя…

О, СОКРОВИЩЕ В ЦВЕТКЕ ЛОТОСА…

Высшее сокровище всех миров, – жизнь и разум в единстве. Единый Путь развития разума… Общие представления сокровенного смысла… И на Земле, и на Фаэтоне! Святые, божественные образы всегда связаны с особенностями лотоса, простого и прекрасного цветка. Знание, не имеющее границ во времени и пространстве…

Велик Эрланг, единолично избравший лотос для возрождения своего и сопланетников!

Брахму индусы называют лотосорожденным.

Традиция ислама утверждает: на седьмом небе, справа от престола Бога, растёт лотосовое дерево.

Лу Шань, родственник жены Эрнеста Мартина, – представитель китайской ветви буддизма. По его словам, на западном небе расположено лотосовое озеро. Каждый лотос в озере, – душа умершего человека! И вообще всё западное небо есть средоточие цветков лотоса различных форм, размеров, оттенков. Лотосовый рай…

Экипаж «Барта Эриксона» обсуждал в океане загадку лотоса. Не во сне ли было это?

Говорила Ли, светящаяся трепетным смыслом полузабытого знания.

Лия… Имя, данное Эрнестом, ей более подходит.

…ОМ… Или АУМ…

Священный слог. Он, – в начале всех ведических мантр.

В Риг–Веде записано: «Ом тад вишнах парамам падам».

«Лотосные стопы Вишну – высшая цель предавшихся Богу».

Далёкий, как звезда, голос Лии:

– …Святость и чистота неразделимы. Лепесток лотоса всегда чист, до него не может дотронуться и вода. Божественное не соприкасается с грязью, духовное отделено от материи… Тонкий и прохладный запах лотоса будит воспоминания о рае.

Леран окунулся в память Земли.

Золотой век людей-землян… Мифы говорят: когда-то и люди были золотыми. Память не сохранила координат места и времени, обманные реалии железного века заслонили её.

Что ждёт фаэтов? Где гарантия, что они снова не уклонились от Пути? Тяга землян к лотосу, – по сути тоска по потерянному раю, восторженная мечта о чистом высшем блаженстве-наслаждении. Мечта о том, что недостижимо в земной жизни. …Планета низшего класса, поднятая на средний уровень… Но она есть, жива. А высшей, райской планеты Фаэтон нет, на её месте – рой осколков.

Увлечённый сопоставлениями, столкновением усвоенного ранее, узнанного теперь и незнаемого, Леран не сразу услышал обращение к себе. Шёл мощный поток мысленного излучения многих, направляемый к нему одному. Погибшая планета обращалась к возрождённому сыну своему…

И было неважно, с кем из фаэтов он соприкасается в данный момент, каково его имя. Ведь и они не знают, как его зовут.

– Готов ли ты воссоединиться с нами? Готов ли пойти по дороге чистого разума и трезвости?

Разве мог он ответить «нет»? Прилив радости захлестнул его, вскрыв замурованные в глубине «Я» пласты собственной, неучтённой силы.

– Вижу в твоей готовности мощь неожиданную! Ранее, братья, мы не встречались с такой энергетикой… Непонятно!

– Неучтённое влияние человеческого мира. Преждевременное раскрытие…

– С миром землян надо расстаться. И чем быстрее…

Радость, удивление, восторг, неиспытанные ранее ощущения кружили его, как осенний листок в предгрозовом вихре.

Сдержанное ожидание, спокойное созерцание, дружеский интерес исходили от соединившихся с ним фаэтов. Но вот и голос того, кто выше правом…

– Все мы прошли ритуал Посвящения. С него мы начинаем непройденный на Фаэтоне путь. Мы приглашаем тебя во Дворец Посвящения…

Трое в серебристых одеяниях повернулись кругом, часть стены перед ними, с белым трилистником в центре, заволновалась, покрылась рябью, оделась туманом и обрела прозрачность. Не колеблясь, Леран вслед за фаэтами прошёл через пустоту камня, и оказался в заполненном тёплым жёлтым сиянием круглом помещении. Под центром разделённого на семь сегментов–секторов сводчатого купола на зеркально отполированном граните пола стояло невиданное сооружение. Более ничего во Дворце Посвящения не было.

Нечто похожее на бутон… А вокруг, через равные интервалы, – шестеро фаэтов. Среди них и те трое, и женщина, проводившая его через море в грот. Свободное седьмое место предназначалось ему. И почему они комнату зовут Дворцом?

Леран ступил на свободное место. Ритуал…

– Перед тобой стилизованный символ мира фаэтов. Такая схема на языке землян зовётся «мандала», а нами понимается как «обладание сущностью».

Говорила его проводница Айла, напомнившая сейчас не только Леду и Флоранс, но и Марию Кронину. В фаэтянке собралось всё: женственная мягкость, красота, грация, ум. Впервые Лерана посетило желание близости к женщине, но смутное, не оформленное в конкретные образы обладания.

– Наша мандала изображает семилепестковый цветок лотоса, – продолжала Айла, – Ты знаешь, лотос для нас священен. В центре цветка реконструкция образа фаэта. Имя ему, – Эрланг. Заслуги Эрланга неизмеримы. Равных ему не было. Через Эрланга на Фаэтоне осуществлялась связь с Высшим Началом. Благодаря нашему вождю мы обрели новую жизнь после взрыва родной планеты. Его гений сделал нашу новую жизнь практически вечной и придал нам в новом рождении невиданные силы и возможности.

Поэтому Эрланг – в центре лотосовой мандалы. Мы не ведаем, когда он вернётся к нам и как изменит наше миропонимание. Тогда, наверное, в центре этого лотоса появится нечто иное. Пока же здесь он, по решению всех семисот тысяч фаэтов Земли. Кроме личности Эрланга, центр мандалы олицетворяет нашу ведущую цель: собрать всех, кто ещё скитается в контейнерах по космосу, кто затерялся на других планетах и лунах. Мы ждём Эрланга!

– Мы ждём Эрланга! – следом за Айлой повторил невидимый многотысячный хор фаэтов, участвующий в церемонии Посвящения.

– Я жду Эрланга! – подчинившись общему настрою, сказал Леран.

Полностью раскрывшийся семилепестковый лотос с фигурой фаэта в центре медленно вращался по часовой стрелке. Леран всматривался в обнажённую фигуру. Не камень, не дерево, не металл. Ни какое иное вещество. Эрланг воссоздан способом, близким к волновому голографическому. Сколько ему было лет? Тело атлетическое, стройное. И когда вернётся внутренняя память? Ведь он в той жизни тоже знал Эрланга.

Вот фигура повернулась лицом, на смену золотым локонам пришли золотые глаза.

Лицо! То самое, знакомое лицо, лик из забытых лет, лик Учителя!

Так вот кто являлся ему в трудные минуты, кто помогал раскрываться… Эрланг! Видимо, великий фаэт вложил свой образ в каждое семя. О нём помнят все, и все ждут его возвращения.

Ожидаемая встреча с Учителем откладывалась. Леран поднял голову, будто надеялся увидеть его наверху. Свод Дворца вращался синхронно с мандалой. Ни шороха, ни скрипа… Велика сила фаэтов!

Фигура Эрланга совсем не казалась статуей. Исходящий от белых лепестков свет оживлял красноватую кожу, движение выделяло поочерёдно разные группы мышц. Глаза искрились, вызывая ожидание: вот–вот Учитель заговорит…

– Обрати внимание на лепестки… На краю каждого, – ритуальные блюда, приготовленные из земных лотосов.

Леран уже знал имена всех шестерых, представляющих Правящий Совет фаэтов на планете Земля. Встреча с Эрлангом-Учителем пригасила влечение к Айле, и он с особенным любопытством изучал двоих, имеющих высшую власть. Эйбер, – вождь фаэтов Земли, первый ученик Эрланга на Фаэтоне. Арни, помощник Эйбера, до сих пор не вспомнивший своего истинного имени и прежнего положения. Память к Арни возвратилась частично.

Леран успел привыкнуть к лицам землян, эмоциональным, подвижным, легко выдающим их внутреннее состояние. У Эйбера и Арни, – неподвижные, застывшие черты, непроницаемые глаза. Холодная и недоступная красота… Власть над фаэтами, – это и власть над землянами, над Землёй. Видимо, её долгая тяжесть легла на их лица застывшей печатью. Разве не так же отстранённо выглядел Леран среди землян в последние годы? Что предпочтительнее: замкнутость фаэтов или открытость землян, он ещё не решил. Вновь заговорила Айла, ведущая церемонию.

– Восточная кухня Земли широко использует в пищу семена лотоса. И свежие, и предварительно высушенные, они применяются в сладких блюдах. В ритуале Посвящения мы реализуем внешне похожую технологию приготовления. Но наши блюда, – другие. Главное в них, – духовная суть. Их предназначение, – помочь заново рождённому усвоить то сокровенное, что объединяет фаэтов, превращает их в единую сущность. А усвоив, – влиться в эту сущность, сделаться её частью.

«Сингон… Тело мудрости…»

– Хорошая ассоциация, брат наш, – в голосе Айлы прозвучала нотка радости, но лицо её осталось неизменным, – В японской буддийской школе Сингон мандала алмазного мира, составленная из пяти лепестков лотоса, используется для познания и обретения «тела мудрости». Сингонская схема, – отражение нашего символа, как и многое другое в мире землян. Наша лотосовая мандала наполнена энергией всех возрождённых фаэтов, они все на связи с нами и с тобой. А в блюдах из семян лотоса присутствует душа каждого из нас.

– Приступим же! – прозвучал голос Эйбера; он произнёс слова вслух, твёрдо и властно, первым нарушив тишину под вращающимся куполом.

Свет во Дворце Посвящения пригас, Леран вместе с членами Правящего Совета поднял голову. Купол потемнел, на его месте явилось звёздное небо. Звёзды, сплетённые в неизвестные созвездия… Вид Галактики из точки, удалённой от Солнца, понял Леран. Из той точки, где жила планета Фаэтон.

Пригасло и сияние лепестков, лучи далёких звёзд коснулись Эрланга, тёмно-красная кожа заиграла небесным светом.

Эйбер вернул ритуал на внутренний, внеголосовой уровень общения.

– Семь лепестков кодируют наше понимание Вселенной, обозначая стороны-свойства мира и преобразование их в личности фаэта. Два, не прямо противостоящих, означают соответственно необъятность глубины мироздания и неизмеримость высоты мыслящего духа. Два других, слева, заключают многомерность пространственных форм и поток всепроникающего времени. Три, справа, представляют жизненные силы фаэта: биоэнергетическую, психо-волевую и духовно–организующую. Центр мандалы, сливая семь сторон в неразрушимое единство, несёт интегрирующий смысл: всегда и везде каждый фаэт представляет всех, все фаэты выражают волю каждого.

Краткая схема выделяет главное, стержневое, наш внутренний и внешний миры многократно богаче. Знакомство с мандалой Фаэтона позволило тебе понять, насколько фаэт превосходит землянина. И тебе, брат, предстоит переменить своё миропонимание, перевернуть его. Земное, – лишь слабое отражение нашего, и никак не наоборот. Арни, очередь за тобой.

Помощник Эйбера прищурил глаза, направленные в центр лотосовой мандалы, и она остановила кружение. Лепестки заняли места напротив стоящих фаэтов. Арни оглядел лица присутствующих, начав с Эйбера и закончив новообращённым. Леран отметил в его взгляде концентрацию непреклонной, не знающей возражений воли. Взгляд ожившего царя-Сфинкса…

Подобное выражение глаз, – не редкость и среди землян. Но то, – лишь бледное отражение…

Прикосновение взгляда Арни сделало Лерана частью одного организма, состоящего из семи голов, четырнадцати рук… Он протянул руку и коснулся пальцами круглых цветных кусочков, лежащих горкой на снежно-белой поверхности лепестка. В миг прикосновения его пронзила обжигающая единая мысль сотен тысяч фаэтов. Мысль невыразимая, окутанная мощнейшим чувством, спаянным из тысяч эмоций, она несла бесконечные оттенки одной великой силы, имя которой – родство! Ты – во всех, все – в тебе!

Разом всё земное, приобретённое со времени рождения в Нью-Прайсе до падения в море с «Барта Эриксона», стало лишним, чужим и чуждым.

Ликование, ранее не испытанное и в малой мере, влило в него неизмеримую земными оценками мощь сообщества фаэтов и подняла над глупой суетой, мелкими бедами и незначительными радостям землян. А вся Земля предстала муравейником у ног. Он же стоял над ним, божественно могучий, способный верно решать и безошибочно действовать. Даже не шевельнув пальцем, он мог изменить судьбу любого муравья или всего муравейника…

Леран положил розовый шарик на язык. Шарик растаял, оставив воздушный сладкий привкус.

Мандала тронулась, сделала седьмую часть пути по окружности, остановилась. И так семь раз. С каждой остановкой, с каждым прикосновением к следующему блюду, с каждым очередным вкусовым ощущением Леран снимал с себя, слой за слоем, земную накипь, наполняясь светом высшего знания.

18. Новый Лу Шань.

Положение делалось отчаянно тяжёлым.

От помощи буддийской общины Эрнест отказался категорически. Лия не настаивала. Сверхдостаточно того, что приютили Леду. За неё можно быть спокойными: она под надёжной охраной и опекой.

Через пару недель после чрезвычайного происшествия с яхтой Мартин завершил этап активного дознания. Все попытки отыскать подход к причине гибели «Барта Эриксона» безуспешны. Наступала эпоха безденежья.

В глубине души Эрнест надеялся, что Бергсон-младший, прекрасно зная о ситуации, в которой они оказались, подаст о себе весть. Но все сроки прошли. Пересилив себя, экс-комиссар отдал последние центы на телефонный звонок в Сент-Себастьян, в офис фирмы «Сталь и сплавы». Расчёт был верен: трубку поднял Фред. Новоиспечённый бизнесмен мучительно выбирал слова, не решаясь прервать разговор и в нетерпении скрывая давний страх. Всё поняв, Эрнест с презрением сказал слова Майкла Крамова: «Твою дивизию!» и бросил трубку. Друг обратился предателем.

Лия, узнав о переговорах с Сент-Себастьяном и посмеявшись над возмущением Эрнеста, очень мило и авторитетно заявила, что лучше быть нищим, чем любым из Бергсонов.

– Но Лия! Ведь ему ничего не стоило отправить нам тысячу-другую. Все их деньги – от махинаций-эксплуатаций, я-то знаю. И они знают, что я знаю. На его месте я бы фонд помощи жертвам кораблекрушений организовал…

– Ты на его месте? рассмеялась Лия, Ты никогда не будешь на его месте.

– Что? снова возмутился Эрнест, – Я не способен руководить и такой ничтожной компанией? Ты считаешь, я совсем ничего не умею?

– Суметь-то ты сумеешь. И это, и многое другое, – уже серьёзно сказала Лия, – Но ты не из касты императоров. Ты, Эрнест, не реализовавший себя монах. Я тебе помешала, и ты стал обанкротившимся комиссаром полиции.

– Лия, что ты такое говоришь? – простонал Эрнест, – Да если бы не ты, меня и совсем бы не было.

Лия усадила его на подушки, погладила рукой засеребрившийся в течение последних дней волос у висков, тихонько произнесла:

– Я сейчас расскажу, каким ты был в прошлой жизни. Четыре тысячи двести лет назад, в годы правления императора Яо, жил в Китае отшельник по имени Сюй Ю. Он прослыл столь мудрым, что вся страна поклонялась ему. Однажды император, от полноты чувств осознав собственную ничтожность, предложил отшельнику свой престол. Угадай, что ответил Сюй Ю?

– Поблагодарил и спрятался в пещере, чтобы не увидеть своё тело обезглавленным.

– О нет, Эрнест! В те времена люди не были столь жестоки. Отшельник заявил императору, что недостойное предложение осквернило его уши и поспешил омыть их в ближайшей реке. Как тебе поступок?

– Загордился твой Сюй, Лия. Но в целом он прав.

– То-то! Так я сообщу Лу Шаню? Ведь не император, а дядя всего.

Мартин вынужден был согласиться. Местные буддисты связались с монастырём на северном Тибете и через неделю пришло неожиданное известие: по указанию высшего руководства лама покинул горную обитель более месяца назад. Новость заставила пересмотреть некоторые предварительные оценки. Лия заново вспомнила непонятный вопрос Лерана, заданный во время памятного ужина в восточном стиле. Непонятное прояснялось, запутывая бывшее ясным прежде. Леран определённо видел в тот вечер Лу Шаня. Как, где, когда точно? Лия задумалась.

– Люй с детства был увлечён идеей самосовершенствования. А в последние годы мечтал о вступлении в секту «красных шапок». О ней я мало знаю. Совсем немного. Местопребывание «красных шапок» известно только далай-ламе. Ну, и кому-то из его ближнего окружения.

– Элита ламаистов? – заинтересовался Эрнест, – Чем они занимаются? В чём их отличие от остальных?

– Они идут дальше. Развитие мозга, телепатия и всё такое. Слышала, хотят стать как йети.

– Йети… А эти кто? – спросил Эрнест, рассматривая усталое лицо Лии, похудевшее, с обозначившимися морщинами.

Хотелось проявить сочувствие, но они оба не любили беспричинных порывов нежности.

– Лесные люди. Или снежные. Их по-разному называют. Разумные существа, подобные нам. Только они не меняются, остались такими, какими были тысячи лет назад. Лу Шань говорил, йети имеют способности, которых нет у обычных людей. Понимают язык животных и растений, могут при желании становиться невидимыми…

– Маленький Люй стал большим Лу Шанем и пожелал обрести невидимость. Забавно! Восток переполнен легендами, – почти раздражённо сказал Эрнест, – Золотые люди, Шамбала, йети… Что здесь делать бедному безработному негру, не понимающему языка и растений, и людей? Кругом разгул преступности, а в услугах профессионального полицейского никто не нуждается!

– Лу Шань как-то сказал, что Шамбалу надо искать в своём сердце, – прошептала Лия, положив жёлтую ручку на чёрную ладонь мужа, – Я знаю, тебе трудно. Но когда нам было легко? Главное, – мы вместе.

– Да, Лия, это главное, – потеплевшим голосом согласился Мартин и обвёл глазами скудное убранство их временного пристанища, – Ещё несколько дней, и нечем будет платить за эту конуру. Со страховкой за яхту ничего не получается. Здешние власти обращаются с законом, как теннисист с мячом. Они выталкивают нас из города. Пока нас спасает твоё двойное гражданство. Безработный комиссар полиции, – лучшей мишени не придумать и для левых, и для правых. А центром тут и не пахнет…

После долгого разговора Эрнест и Лия пришли к выводу, что надо ещё месяц продержаться в городе. Лия займётся Ледой, а Мартин найдёт себе какую-нибудь работу в порту. Только порт мог помочь ему приблизиться к решению всех проблем. Без этого будущее представало в мрачных тонах.

Причалы, склады, грузовые и контейнерные площадки… Минимум автоматики и механизации. Почти каменный век. В почёте дешёвый ручной труд. Экс-комиссар Эрнест Мартин, – портовый грузчик. Как объяснили ему в портовой администрации, эту работу нужно ему оценивать как удачу. Иначе пришлось бы переквалифицироваться, учиться заново. На официанта или мойщика посуды. И сдать экзамен по минимуму специальных навыков. Даже на вышибалу портового кабака он не тянул, не было рекомендаций.

Эрнест уже достаточно прилично изъяснялся на китайском и старательно «ловил» разговоры, надеясь узнать новые подробности о происшествии с «Бартом Эриксоном», отыскать ходы к тайным структурам, имеющим к тому отношение.

Спина Мартина не подвела, и ежедневный заработок позволял им существовать вполне сносно. Лия ухитрялась экономить на случай непредвиденных обстоятельств. Ведь и для того, чтобы срочно исчезнуть из города, требовались деньги.

Терпение их вознаградилось на исходе месяца, когда Мартин начал думать, что он грузчиком родился и грузчиком умрёт.

В один из жарких перерывов бригада расположилась в символической тени контейнера на горячем асфальте. Мартин надвинул на лоб шляпу и в мечтах о любимом йогурте лениво потягивал пиво из бутылки.

– Эрнест, смотри, кто пришёл, – услышал он насмешливый голос одного из грузчиков, – Видно, безработный мандарин.

Мартин поднял шляпу. Перед ним стоял китаец в национальном платье немыслимой расцветки с невероятными складками.

«Ненаглядный ты наш, – подумал Эрнест, – Заблудшая овечка сама нашла родное стадо. И куда ты дел свой жёлтый плащ мудрости?»

Он медленно поднялся, расправляя затёкшие от получасового бездействия мышцы.

Судьба делала новый поворот, предстояло прощание с товарищами по профессии, столь удачно обретённой.

Мартин и Лу Шань полминуты постояли, смотря в глаза друг другу. Затем Эрнест пожал руку всем членам своей бригады, собравшимся было через неделю избрать его своим главой вместо чересчур хитрого и болтливого корейца, и медленным шагом направился за пределы порта. Лу Шань держался за ним в пяти шагах.

До прихода на квартиру, где их встретила изумлённая Лия, они не произнесли ни слова. Лу Шань обнял племянницу, осмотрел комнату, задержал взгляд на неразличимых рисунках выцветших обоев.

За чаем Лия рассказала историю их приключений. Лама слушал с закрытыми глазами. И философски мудро изрёк, смотря в пол:

– Люди не хозяева своей судьбы. Правит нами мудрость Шамбалы.

– Ты их видел, Лу Шань? – не удержался Эрнест; он склонялся к мысли, что поторопился попрощаться с портовыми друзьями, – Тебя приблизили к их мудрости? Тогда скажи, чего нам ждать!

– Намерения великих не открыты и императорам. Их мысль непостижима.

Лия смотрела на Лу Шаня непонимающе, словно не узнавала его.

– Недостижимость, неподвластность… Анархию тайной силы ты возводишь в божественный закон, – Эрнест усмехнулся девственно опущенным ресницам Лу Шаня, – А я не понимал, почему это Леран Кронин не признавал буддизм за религию. Теперь и я соображаю, чему вы поклоняетесь.

Лама ничем не показал, что заметил откровенную грубость. А Мартин подумал: «Кажется, мы ошиблись. «Красношапочник» нашёл нас сам. Он знал, что с нами, но не показывает того. Приехал с лекцией о буддийском рае среди лотосов, но не с желанием помочь. От совершенномудрых отрешённых нечего ждать сочувствия. Всё равно, что рассчитывать на пост начальника полицейского управления всего Востока. Сейчас он пригласит нас на вечное поселение в свой монастырь, и я его выставлю. Пусть мечтает о лотосовых сиденьях в своём западном раю в одиночестве».

Эрнест вспомнил проповеди Лу Шаня о том, что человек должен строить свою жизнь таким образом, чтобы заслужить место на лотосе поближе к Будде, и поёжился. Не дожидаясь, пока Лу Шань начнёт распространяться о пользе терпения и благотворности испытаний, он сказал:

– Только не говори нам о Сутре Лотоса или Цветке Закона. Это я слышал. В одном ты прав: мы с Лией не хозяева своей жизни. Видно, нами руководят твои мудрецы. У прочих людей, – другие руководители, у них нет в родственниках многоучёного ламы, приблизившегося к Шамбале, – несмотря на гнев, Эрнест заметил, как дрогнули при этих словах опущенные веки Лу Шаня, – Вот уже несколько лет наша жизнь непредсказуема, полна угрожающих случайностей. Чем дальше, тем хуже. Теперь, – совсем край, ни жилья, ни денег. Видимо, зло твоей Шамбалы действительно непобедимо.

Лия обеспокоенно взглянула на Эрнеста и предостерегающе покачала головой.

– Всё, что случилось с вами, – между тем спокойно заметил Лу Шань, – Было предопределено вами же. Завтрашний день делается вчера и сегодня.

– Прекрасно! – развеселился Мартин, вмешательство Лии подействовало на него, – То ты утверждаешь, что мы бессильны перед чужой волей, то с такой же лёгкой уверенностью заявляешь, что мы сами виноваты в наших бедах! Тут как ни крутись, конец один. Как же добиться спокойствия?

– Оставаясь в мире, никак, – сказал Лу Шань, не признавая обнаруженного в его словах логического противоречия, – Невозможно учесть все последствия своих поступков. Выход один, – довериться более высокому разуму.

– Следовательно, при всём желании не избежать того, что называется роком? И судьба будет продолжать играть с нами в кости, утаивая правила игры? Или нам всем втроём в монастырь?

Лу Шань словно не слышал вопросов Мартина.

– Над всей землёй, над водой и сушей, – плотная пелена сотворённого людьми зла. Сверх меры накоплено. Следует ожидать мировых потрясений и всеобщих несчастий. Их не избежать и в монастырях. Надежда достанется немногим. Тем, кто разумом подчинится всеобщему закону. Остальные поднесут к губам чашу отчаяния.

– Образ сколь поэтичен, столь и непонятен. Уж слишком… Чем виновата Леда? Ты помнишь её? Спасибо твоим собратьям, община приютила её. От разума Леды не осталось и четверти. Как ей накануне новых бедствий осознать то, чего не в силах понять человек здоровый? У Леды одна опора в жизни: мы с Лией. Я, Эрнест Мартин, привык действовать сам. И вот, впервые не знаю, что и как делать, чтобы защитить Лию и Леду. Да и себя.

– Каждый защищает себя сам. У каждого свой путь, – Лу Шань не терял присутствия духа, – Бывает, мы блуждаем в тумане ошибок. В такие дни необходимо отрешение. Чтобы очиститься от мусора, мешающего видеть…

– Но как это сделать нам? – мягко спросила Лия, опережая готового взорваться Мартина.

– Удалитесь от людей, загляните в глубины самих себя. В себе найдёте то, чего не можете отыскать вокруг… Отбросив эмоции, они не помогут.

Они вернулись к чаю; к общему пониманию ещё предстояло идти.

Через несколько минут Лия коснулась рукой расписного рукава Лу Шаня; она первой поняла, что молчание начинает мешать.

– Дядя! Если есть Шамбала, и в ней живут мудрые золотые люди, то я знаю, кто они…

Услышав о Шамбале и золотых людях, Мартин поморщился, но промолчал.

– Они, – потомки богини Гуань-инь, спасительницы от бед. Будем же рассчитывать на её высшее милосердие.

Лу Шань с нескрываемым удовлетворением склонил бритую голову ещё ниже. Эрнест понял, что разговор грозит уйти в сторону, далёкую от насущных перспектив, и вмешался.

– Лу Шань, вспомни Лерана Кронина, – лама склонился ещё дальше, макушка головы остановилась напротив чайной чашки, – Ты его знаешь с Сент-Себастьяна. Хоть и юн, но очень яркий, интересный человек. Мы с Лией потеряли всех своих друзей, но надеемся, что Леран остался жив…

Он серьёзно интересовался религией. И старался жить без проступков, единственный среди нас. И тем не менее, его постоянно преследовали беды. Так вот, Леран говорил, что буддизм, – совсем не религия, а абстрактно-философская система мира с элементами веры. Не обижайся, Лу Шань, на прямоту, я по-другому не умею, а хочется понять. Ведь в буддизме не предусмотрено места Богу. Несколько будд, один из них главный, боддисатвы… Каждый человек может просветиться и стать буддой. Ну подумай: разве религия без Бога, – не безбожная религия? А безбожная религия, – вовсе и не религия, а какой-то абсурд. Не так ли?

Лия молчала, стараясь понять, куда клонит Мартин. Лу Шань распрямился и сидел с закрытыми глазами, слегка покачиваясь вперёд-назад. Эрнест продолжал.

– Если я не прав, объясните мне. Я говорил с Лераном много, времени на яхте было достаточно. Будда, то есть и я в возможном будущем, вечен и независим от мира. Почти как Бог. Но ведь миром буддистов правит закон кармы. У этого правителя нет лица, нет имени, он не живой! Нечто безличное, неживое, абстрактное до небытия создаёт Вселенную и руководит живым миром? И Разумом! Какой-то сверхфизический или сверххимический закон установил мне правила жизни и спасения от неё! Откуда он такой взялся? Не слишком ли?

После недолгого молчания Лу Шань по-прежнему спокойно, но очень серьёзно сказал, не касаясь прямо заданных вопросов:

– Мы входим в область, где трудно ориентироваться с помощью привычных нам понятий. Что мы можем знать о первоисточнике всего сущего? Священные откровения, то есть истинные знания, приходят к нам от тех, кому они даны для хранения. Хранители священных знаний, – наги, то есть драконы. Но драконы только стражи, они подчинены Правителю страны Алмазной Колесницы, известной нам под именем Шамбалы. Древние чистые люди видели дворец Правителя, окружённый восемью снежными горами, подобными лепесткам священного лотоса…

– Вот! Теперь ещё и драконы! Долой пророков, да здравствуют динозавры! – весело воскликнул Мартин; мрачность оставила его, странный разговор с Лу Шанем помог ему и расслабиться, и собраться, – Вот когда я своими глазами увижу одного из них с книгой в пасти, тогда поверю всему, что ты говоришь. И стану правоверным буддистом сразу всех сект. А пока этого не случилось, вернёмся к нашим сегодняшним проблемам.

– Торопливость, – мать всех заблуждений. Я понимаю твоё недоверие, – лама остановил качание тела и снова склонил голову, – Попробуем поразмышлять. Вспомним лунный календарь, составленный во времена, уходящие за завесу несчитанных столетий. Ведь начинается новая эпоха: текущее тысячелетие открылось годом дракона. В двенадцатилетнем цикле использованы образы мыши, быка, тигра, зайца, змеи, лошади, овцы, обезьяны, петуха, собаки, свиньи. И, – дракона! В реальности первых одиннадцати животных ты не сомневаешься? Отчего же отрицаешь существование двенадцатого, помещённого без оговорок в один ряд с ними? Только потому, что не знаешь тех, кто его видел? Но ведь миллиарды людей никогда не стояли рядом с живым тигром, а Всё-таки не сомневаются в его существовании. По неполным костям воссоздают облик ящеров и считают, – такими они и были. Знание и вера учёных перемешаны с неверием и недоверием…

Колесо времени, калачакра, повернулось так, что мы оказались далеко от тех животных, птиц и рыб, которые жили с нашими предками. Повторю, есть только один путь, способный приблизить к истине, – изменить себя изнутри. Тогда изменится окружающий мир. В нём найдётся место не только драконам…

Эрнест и Лия переглянулись и поняли, что одновременно подумали одно: Лу Шань ни разу не посмотрел в глаза ни ей, ни ему. Никогда с ним такого не бывало в Сент-Себастьяне. Близость духа рассвета действовала на ламу не лучшим образом. Надо было менять подходы, что могла только Лия.

– Дядя, пусть так, у нас с Эрнестом остаётся путь спасения. Но ведь мы не единственные… Все люди страдают. Человечество переполнено горем и бедами. Оттого и Земля окуталась тяжестью. Почему такое? Ведь не всегда же люди не жили, а мучились…

– Единого человечества на Земле не существует. Муравейник значительно более организован и сознателен. То, что все привыкли называть человечеством, – противоборствующее, антагонистическое движение мелких и больших групп существ, называемых людьми. Нет человечества и потому, что нет человечности. Она, – самый великий самообман. Подобие гуманности вызывается двумя причинами. Либо глупостью и ошибками, либо страхом и стремлением к выгоде. Гуманность не служит в наш разрушительный век сознательным ориентиром для мысли и дела.

– Так мы озверели? Люди стали зверями? – спросил Мартин.

Такой поворот в рассуждениях ламы привлёк его, Лу Шань виделся ему то в смешной судейской мантии, то в траурном одеянии прокурора. Кое-что весьма важное для себя Эрнест уже выяснил, и ему хотелось очертить вокруг Лу Шаня окружность пошире. Этот разговор несомненно претендовал на особую роль в дальнейшей судьбе многих, связанных с Лераном Крониным.

– Нет. Земля населена новой расой. Не зверей, и не людей…

– Вот как! Вспомнил слово… Нелюди?

– Люди-нелюди… Не люди! – вот что важно. Каждый любит себя и ненавидит других. В лучших, экстремальных случаях встречаются равнодушные. Разве ваш Леран не из них? Разве не он причина ваших несчастий?

Мартин вдруг понял, что Лу Шань осведомлён о Леране гораздо больше, чем он с Лией. И последние слова ламы, – не от него самого, они никак не вяжутся с прежним Лу Шанем, цельным и действительно мудрым. Сегодняшний Лу Шань меняет ориентиры как змея шкуру, как ящерица хвост. И ещё ему стало ясно, что Лу Шань не откровенен с ними, он утаивает от них нечто очень важное. И это новое важное не связано с положением монаха–буддиста, будь он даже из таинственной секты «красных шапок».

И спросил, не рассчитывая на прямой ответ:

– Леран… А почему ты так же жёстко не скажешь обо мне? Или о Лии? Потому что наш родственник? Ты же буддист со стажем, от тебя требуется одинаковая удалённость от всех людей.

Лу Шань посмотрел на него долгим пустым взглядом, равным отсутствию взгляда, и Эрнест не удивился тому. Но сделал ещё одну попытку вывести ламу на больную для всех тему.

– Что касается Лерана Кронина, я не знаю человека более честного и доброго. Уверен, Лия думает так же. Если бы Леда могла, рассказала бы, каким он был сыном и братом. То, что он талантливее и способнее нас, не означает, что он равнодушен и себялюбив. Да, он совершал ошибки. Тому виной не его «бесчеловечность», а юность, недостаток образования и опыта. Ему в бесчеловечном человечестве было намного труднее, чем каждому из нас.

Лу Шань вновь сделал вид, что не слышал Мартина.

– Примите мой совет, отрешитесь от всего, забудьте о прошлом, в том числе о Леране Кронине. Поверьте мне, только после этого вам удастся найти свой путь к истине. И обрести желанную жизнь.

Он встал, поклонился и сказал:

– Простите меня. Мне необходимо совершить обряд. Если позволите, я уединюсь в малой комнате…

Лу Шань удалился. Лия проводила его взглядом, вздохнула и задумчиво произнесла:

– Наследственность, традиции… И я бы пошла в горный монастырь, если бы родилась мальчиком. Но я женщина, и моё место рядом с тобой.

– Лия, в монастырях из хороших людей делают роботов. Он как машина, выполняющая неизвестную задачу. Ты убедилась, он что-то скрывает? Не нравится мне такое монашество.

– Хочу надеяться, что мы не обидели дядю. Пусть он изменился, но он всё тот же Люй… Ведь он только чуть-чуть старше меня.

– Прошу извинить, Лия, но я не был с Лу Шанем честен до конца. Что-то в его новом облике меня насторожило. И я поступил как полицейский. Автоматом, не раздумывая.

– Мне он тоже сразу показался не тем… Но о чём ты, Эрнест?

– О драконах! Ведь я нисколько не сомневаюсь в их реальности. Я в них больше верю, чем сам Лу Шань. Их видел Барт. Вместе с Лераном. Сейчас не время, подробнее расскажу тебе после. Но поверь, это так. Что для меня означает, – Лу Шань связан с теми, кто погубил Барта и, скорее всего, имеет отношение к тому минному полю без хозяина…

– Я ещё заметила: он борется с собой. То он один, почти прежний, то другой, далёкий. И спорит сам с собой, говорит то одно, то другое. Может, так и надо?

Эрнест хотел что-то сказать, но разговор был прерван и отложен надолго. Вернулся Лу Шань, с поднятой головой и прямым взглядом. На этот раз он был краток и деловит.

– В предгорье подготовлено убежище. Рядом, – община моих друзей. У монахов тоже есть дружба. Там вы переждёте тяжёлые дни. Я здесь затем, чтобы проводить вас…

19. Свет Сириуса

Лотосовая мандала завершила полный оборот. Звёздное небо уступило место своду из камня. Белые лепестки плавно сомкнулись, скрыв фигуру Эрланга. Ещё мгновение, – и бутон пропал. На смену ему в пустом пространстве возник шар двухметрового диаметра.

Живой семилепестковый Лотос с готовой ожить фигурой фаэта, – это явление Леран воспринял почти спокойно. Но шар легко развеял его уверенность в умении владеть собой.

Земля! Земля, уменьшенная во много раз и, – живая, населённая, – явилась перед ним, вызвав шок абсолютной достоверностью воспроизведения.

– Всё, что имеется в данный момент на планете, до последнего микроба, есть и здесь, – голос Эйбера продуцировал гордое величие, – Перемены в модели, – повторение перемен на планете Земля. Изменения идут синхронно, в натуральном масштабе времени. Хочешь, можешь увидеть себя со стороны, мы поможем проникнуть сквозь покровы земной коры.

Леран отрицательно покачал головой. Слов не было! Видеть себя и одновременно видеть себя, видящего себя! К такому он не был готов. В воображении не умещалось двойное существование, и особенно, – наличие между двумя его ипостасями мысленной связи, понимания двойственности. Фантазия, доведённая в реальности до кошмарного раздвоения! Слишком живым был глобус…

Когда стресс ушёл, он почувствовал себя полубогом, готовым вмешаться в любой планетный процесс, от колебаний земной коры до перемещения отдельных людей и животных. Тогда–то впервые в жизни Леран ощутил настоящий страх. Страх от того, что неосторожным движением или руки, или незрелой мысли расшевелит вулканы, вызовет смерчи, накроет волной цунами тот же Нью-Прайс…

Родился естественный вопрос, тотчас достигший сознания фаэтов.

– Изменения на Земле адекватно отражаются на состоянии глобуса, – не предполагается ли обратного воздействия?

– Влияние возможно, – резко и твёрдо отозвался Арни, – Но мы не прибегаем к такого рода вмешательству. Планета, – чрезвычайно сложный организм, и мы рискуем нанести вред самим себе. Мы не научились учитывать всю сумму внутренних и внешних параметров во взаимосвязи и динамике. Кроме того, постоянно удерживаемая связь планета-модель может и сама выйти в какой-то мере из-под контроля. Потому мы используем глобус для наблюдений, для реконструкции прошлого и прогнозирования будущего. В определённых пределах. Таковы основные функции данного устройства.

«Я был прав в первой догадке, – подумал Леран и решил скрыть свою мысль, – Мой страх не на пустом месте, а от интуитивного знания. Мы над планетой… Хорошо бы уточнить предельные возможности этой страшной системы…»

– Но?.. – не закончил вопроса Леран, и так было ясно, что ему хочется знать.

– Да. В случае крайней нужды мы готовы, – так же не закончил ответа Арни, – Пока нам достаточно первой реальности, то есть самой планеты, для корректировки всех земных процессов.

«Две равноправные реальности… По сути одна, только расщеплённая надвое. А ведь в принципе удвоение не предел… Можно создать модель модели, не отличающуюся от оригинала ничем. И так далее. Что же будет? Контроль за изменением причинно–следственных связей делается практически неосуществимым. Стоит ли воплощать столь безумные идеи?» Леран мыслил уже в закрытом режиме. Та же интуиция предлагала ему держать размышления вне досягаемости фаэтов.

– Сейчас мы обратимся к прошлому Земли, очень далёкому от памяти нынешних землян, но близкому нам. Ты увидишь, какой была планета до появления на ней первых фаэтов, – это Эйбер взял руководство на себя.

Леран разглядывал вращающуюся перед ним со скоростью суток живую игрушку. Линия светового терминатора ползла нечётким меридианом справа налево. Он стоял со стороны невидимого Солнца. Без труда определил точку, где сейчас находился. К ним приближался тёмно-розовой полосой летний вечер. За ней, в просветах циклонов и антициклонов, мерцали огни городов и морских судов. Дневная сторона демонстрировала неяркие краски. Зелёные, сине–зелёные, серые и чёрно–коричневые пятна: леса, моря, степи и горы… Как мала планета, но какое разнообразие на её поверхности. Оспины человеческого вмешательства не казались довлеющими, надо было смотреть предвзято, чтобы заметить их. Малозаметная величина, играющая всё более главенствующую роль в наземном спектакле; а вот меча, занесённого над Землёй фаэтами, нельзя было разглядеть и при всём желании.

Способны ли фаэты вот таким же образом создать мини-Солнце? В неустойчивой земной тени окажутся тогда все планеты Солнечной системы без исключения. Вместе с Сатурном, хранящим наследие неведомого, ещё более могущественного разума.

– Брат, – сказал Эйбер, – Выбери сам точку на поверхности. Мы посмотрим на неё вблизи.

После небольшого колебания Леран избрал место их пребывания. Краткое мгновение темноты под сводом Дворца Посвящения, и вот они на поляне, окружённой мощными джунглями. Фаэты продолжали стоять лицом друг к другу, но перед ними не было шара Земли, а росла густая высокая трава. А со всех сторон вознеслись к небу огромные стволы под шапками тёмной зелени, между деревьями, – трёхметровые кусты папоротников и хвощей… Ни кусочка голой земли, растительность покрывает всё сплошным толстым ковром. Оттенки зелени расцвечены красочными цветами, похожими на гигантских бабочек. В воздухе, – бабочки с размахом крыльев, сравнимым с размерами цветов… Неосвоенный человеком или фаэтом мир прошлого.

Реконструкция прошлого – не путешествие на машине времени. Возможно. Зависит, откуда смотреть. Леран смотрел изнутри ушедшего мира и не видел разницы между реконструкцией и полной материализацией. Хозяин той Земли не замедлил показать себя. В просвете ближних деревьев из травы и папоротников поднялась грязно-чёрная туша-гора; зашевелилась, задвигалась, подняла голову чуть не к вершинам деревьев. Хрустнул и накренился задетый чудовищем ствол, и оно двинулось к поляне, заглушая шумное хрипящее дыхание оглушающим рёвом.

Земля шестьдесят или семьдесят миллионов лет назад. Земля неразумных многотонных ящеров, подумал Леран, не скрывая отвращения.

– Не совсем так, – отозвалась на его мысль Айла, – К ящерам мы ещё вернёмся. А теперь переместимся севернее. Горы тут появились много позже, и скрыли в своих складках то, что ты увидишь…

Снова темнота, свет, неземные картины.

Уже не поляна, а свободный от деревьев участок лесостепи. Или джунгле-степи, что точнее.

Рядом с фаэтами, где-то в десятке метров, нагромождение хаотично переплетённых стволов, похожих на древовидные лианы, распространённые в тех лесах. Сверху оно выглядело куполом, окаймлённым полосой чёрной маслянистой почвы. И трава не подступала к нему ближе метра.

Но лианы так не могли расти. Скорее, это лианоподобная масса. Второе отличие от знакомого растения: пропитанность стволов цветом ало-красных тонов. Только что горел костёр, но кто-то остановил, снял пламя, погасил его в воздухе. Но стволы не потеряли, держат в себе внутренний жар, не превращаются в уголь.

Леран услышал объяснение.

Видимое им первые фаэты Земли приняли за естественное образование. Они знакомы и не с такими чудесами природы. Но применение оригинального математического аппарата, основанного на анализе геометро-гравитационных отношений, выявило чуждую Земле пространственную организацию пылающих и не гаснущих псевдостволов.

Полученный вывод, – всего лишь внешняя оценка; далее фаэты продвинуться не смогли. Внутри сооружения использованы неизвестные и по сию пору законы мира. Получалась и получается путаница символов, отражающая неизвестность, неподвластную аналогии.

Никто не может сказать, что это: машина или существо; мёртвое или живое; действующее или разрушенное; законсервированное или брошенное.

– Сооружение, оставленное разумными обитателями Земли, – пояснил Эйбер, – Ему более двухсот миллионов лет. По его виду нельзя определить ни предназначение артефакта, ни внешний вид строителей. Мы и не старались выяснить эти вопросы, так как задача не имеет для нас практической ценности. Достаточно знать, что в давнее время на Земле существовала цивилизация, мощью несравнимо превосходившая нынешнюю человеческую. Но и она исчезла, оставив никому не нужные следы. Ты узнаешь, что и человечество неоднократно находилось на грани полного исчезновения, возрождаясь всякий раз почти с нуля.

«Семьдесят миллионов лет назад… По орбите Фаэтона уже неслись астероиды. Система Солнца не приняла чужую планету. Заново рождённые, фаэты явились на Землю, оставленную её бывшими хозяевами. И людей ещё не было. Межвластие, межвременье… Каково было тем, первым, среди монстров? А ведь кому–то пришлось вынести долгие годы одиночества, жить один на один с яростным, озверелым и бездушным миром. Трудно среди людей, но без людей ещё труднее».

Эйбер остановил размышления Лерана.

– Дальнейшая история Земли связана прямо и непосредственно с нами. Без нас планета стала бы совсем другой. Но и об этом позже. Ведь прежде краткого пребывания в Солнечной системе наша история имела длинный список лет и событий. Посмотрим на его окончание…

Они вернулись во Дворец Посвящения. Сверху смотрело звёздное небо. Знакомое небо Земли. Леран самостоятельно изучил его в Нью-Прайсе и много вечеров посвятил ознакомлению Леды с магией небесных имён и очертаний. Звёзды и созвездия, они владели его чувствами не меньше, чем море.

Вот три жемчужины, украшение пояса Ориона, всегда отличаемые, любимые Ледой звёзды. Чуть к северо-западу, – бледная россыпь Плеяд. Далее: Андромеда, Овен, четырёхугольник Пегаса. Ниже, – зигзаг Кассиопеи.

Таинственный свет, приходящий из недостижимости… Завораживающие названия…

Взгляд скользнул назад, к Ориону, от него опустился ниже. Здесь, на разделе северного и южного звёздных полушарий, между созвездиями Зайца и Близнецов, – Большой Пёс. Альфа Большого Пса всегда притягивала к себе неизъяснимым очарованием. Даже сейчас, в обстановке непрерывных потрясающих открытий. Крупнейшая звезда созвездия и всего неба, волшебный Сириус!

Он сияет жемчужным светом и манит. Невозможно оторваться. Посмотреть бы на неё вблизи, как на Солнце. Ведь знает, что не одна звезда, а три, слитые расстоянием в одну, но именем называет одним…

Его желание было услышано.

Звёзды полусферы стронулись со своих мест к нему навстречу, – семь фаэтов и глобус Земли между ними совершили почти мгновенное космическое путешествие от Солнца к Сириусу.

…Тройная звезда. Три планеты: две и одна у разных светил. Планеты описывают сложные траектории, более запутанные, чем движение звёзд вокруг общего центра масс.

Хозяйка двух планет тревожно, угрожающе замигала. Одна из планет замедлила кружение вокруг звезды, сокращая расстояние до неё. Другая устремилась в сторону от готового взорваться родного источника жизни.

Планета Фаэтон покидала предназначенный ей район Галактики.

Всё дальше от опасной звезды, в разведанный ранее космос. Меняется вид галактического дома. Он будет меняться медленно и долго, пока звёзды не обретут взаиморасположение, видимое из окрестностей Солнца. Фаэты знают, куда направляются.

Вот почему и как фаэты покинули свою звёздную систему и оказались в пределах власти другой звезды.

Фаэтон приближается к Солнцу. Разведывательные корабли исследуют планету за планетой. Нигде и признака живого разума. На двух планетах разведчики обнаружили остатки самоуничтоженной материальной культуры. Только остатки. Айла говорит: такое в Галактике не редкость.

Дальнейшее Лерану известно.

«Так, – Фаэтон, – планета системы Сириуса! Моя звезда… Но догоны! Откуда им известно?»

Леран слышит ответ Эйбера. В нём неожиданная грусть.

– Догоны – древнее племя, сумевшее сохранить память предков. Знали не только догоны. Были времена, когда мы не скрывали от людей ничего. Многие народы исчезли без следа вместе с полученными от нас знаниями. Оставшиеся, подобно догонам, переделали сохранённую информацию в мифы и легенды, привязали к своей истории.

«Не случайно Сириус тянул меня к себе с первых дней в Нью-Прайсе. На дне моей памяти закрытые слои и зоны, дающие знать о себе опосредованно, через неосознаваемые чувства и влечения. Там же, – образ Учителя, живущий обособленно, независимо от всех остальных. Он проявляет себя когда хочет. Как удалось такое Эрлангу? Он стал моим добрым гением. И он вернётся, придёт ещё не раз…»

Никому ещё не удавалось управлять памятью. Память сама выбирает, что предоставить её хранителю в каждый момент.

…Лодка Ирвина Кронина. Там, где упал контейнер, прочертивший небо золотым дождём. Там, где он заново родился. Касание ветерка и голос: «Свет Сириуса… Мой брат будет великим поэтом…» Леда…

Память высветила всё, что он знал о Сириусе. Астрономия, астрофизика, мифы, предания… И последние открытия, данные ему фаэтами. Они всё смешали, принесли понимание и новые вопросы.

Самая яркая, белая звезда. Альфа Большого Пса. Она поднимается на востоке в сиянии Солнца. Жрецам погибшего Египта Сириус указывал время разливов Нила.

С середины девятнадцатого века известен спутник белой звезды, бета Сириуса, белый карлик. Третью звезду открыли недавно, до того о ней знали только догоны, малочисленный африканский народ.

Расстояние от Солнца, – чуть больше двух с половиной парсек, то есть меньше девяти световых лет. В каких единицах измеряли фаэты долгий путь к Солнцу?

Сириус в два с половиной раза больше Солнца, девятая от него звезда по дальности, с учётом трёх звёзд альфы Центавра. Девятая из сотен миллиардов светил Млечного Пути! Звёзды-соседи, звёзды-сёстры… Видимый Сириус мало чем отличается от Солнца. Разве что светит в двадцать пять раз сильнее.

Но догоны! Отношения землян и фаэтов были другими. Что произошло?

Острая, холодная мысль Арни:

– Тебя заботят догоны. Тебя ещё влекут загадки жизни землян. Скоро ты будешь знать о Земле больше, чем всё человечество. Его история не так интересна, как тебе думается.

Арни отличается резкостью; у него злой прищур, так что золота в глазах почти не видно.

Эйбер спокоен и рационален. Похоже, он лишён слабостей, подобных эмоциям. Но не равнодушен.

Айла, – тёплая, в ней скрыта доброта. Похоже, Леран разобрался, почему его тянет к ней: Айла ассоциируется в его памяти одновременно и с Марией Крониной и с забытой матерью.

Остальные три руководителя фаэтов, – Ирий, Изан, Олоти, – очень похожи друг на друга, почти как клоны. Леран обнаружил в них затаённую робость перед Арни; она-то и гасит блеск глаз, золото их тусклое.

Загадка, – агрессивная холодность Арни…

Айла остановила его продвижение к пониманию фаэтов.

– Неясность мешает тебе. Я расскажу… Догоны и другие ранее жившие племена землян получили знания о мире от Илебе. Так звали первого фаэта Земли. Его уже нет с нами. Земное имя Илебе, – Дион. Мы храним о нём благодарную память. Ему пришлось труднее всех: долгие годы на Земле он был одинок. Илебе создал первое сообщество фаэтов после возрождения, организовал разведку остатков Фаэтона, приземлил нашу последнюю космическую лабораторию.

Илебе-Дион много занимался человечеством. Догоны, – частичка любимого Дионом народа, знакомого с историей нашей планеты. У неё два имени: Ара и Манде. Фаэтон – земное название.

Как легко объясняется всё непонятное. Догоны говорят: ковчег с Сириуса приземлился после восьмилетних «качаний» в небе. Одно «качание» – световой год! В предании говорится: «Люди, которые во время спуска и в момент удара при посадке видели блеск Сиги-толо, присутствовали теперь при первом восходе Солнца, которое поднялось на востоке и с этого момента осветило вселенную».

Видимо, речь идёт о разведывательном корабле Фаэтона. Момент его приземления совпал со взрывом родной звезды, ставшей затем карликом. Далее, – поэзия. Первый восход Солнца в новой вселенной фаэтов. Так говорили те, кто потеряли свой мир и приобрели взамен новый. Начало новой вселенной… Солнце восходит тогда, когда кто-то замечает его восход… Леран отметил, что за тысячелетия передачи через поколения знания исказились, кое-что перепуталось. По мифу догонов фаэты до гибели родной планеты назывались Андумбулу, красными людьми. Теперь легко объяснить, почему история рождения цивилизации у догонов реализуется дважды, повторяется. Первый раз у Сириуса, второй, – на Земле после потери Фаэтона-Манде. Догоны переработали историю фаэтов и присвоили её… Они не видели разницы между людьми Земли и фаэтами».

– Две наши планеты имели общее название, – Номмо, – продолжала Айла, – Они обращались вокруг белого спутника главной звезды Сириуса, ставшей затем белым карликом. Третья звезда системы, – красный карлик, – светило планеты Йуругу. Свет красных звёзд рождает страшные сущности, негуманоидов. Йуругу много старше Номмо. До появления на Манде народа Андумбулу на Йуругу уже существовало развитое сообщество разумных ящероподобных монстров…

Леран параллельно с рассказом Айлы вспоминал мифы догонов.

…Главная белая звезда, – Сиги-толо, – и красная гигантская звезда, – По-толо, – образовались почти одновременно. Красный гигант обзавёлся своим спутником–планетой. Позже у Сиги-толо появился ещё спутник, – жёлтая звезда Эмме йа-толо гонозе. Красный гигант и жёлтая нормальная звезда крутились вокруг белой Сиги-толо по сложным орбитам с периодом в пятьдесят лет.

Откуда взялась жёлтая звезда, догоны умалчивают. Но и у неё появились два спутника. Две планеты: Йу-толо таназе и Ара-толо таназе, – Фаэтон. Год на них был равен тридцати земным.

– Йу-толо таназе, – говорила Айла, – долгое время принадлежала нам, фаэтам. Но однажды она была захвачена обитателями Йуругу. Фаэты с трудом сохранили контроль над своей первичной планетой. Так началась новая эпоха в нашей истории, эпоха противоборства с холоднокровными монстрами Йуругу.

Более семидесяти миллионов лет назад превращение жёлтой звезды в сверхновую уничтожило часть наших извечных врагов вместе с захваченной ими планетой. А ещё через миллионы лет красный гигант обратился в карлика, наверняка распылив планету Йуругу. Мы наблюдали процесс с Земли, с той обсерватории, которую приземлил Илебе. Теперь тройная система Сириуса, – безжизненная пустыня, лишённая рассветов и закатов.

«…И первая моя родина, – с горечью подумал Леран, – родина краснокожих золотых людей, теряла кровь в непрерывных войнах. По мировоззрению догонов, Йуругу, – олицетворение хаоса и смерти.

«Творец материальной вселенной Амма, – его образ подобен индуистскому Брахме, – создал миры Номмо во вторую очередь. Вначале появилось чёрное начало Йуругу, жадный жестокий «шакал». Ущербный, не имея женской части души, одинокий, Йуругу в исступлённой злобе и мрачной тоске искал недостающее в иных мирах. И в достижении цели не останавливался ни перед чем. Смерть и разрушения сопровождали его скитания».

Леран видел рисунок догонов. На нём Солнце и Сириус, – причём диаметр Сириуса изображён большим чем у Солнца, – соединены кривой, закручивающейся вокруг каждой из звёзд. В пояснении к рисунку говорится, что один из ковчегов (то есть космических кораблей) перенёс на Землю страшного Номмо. Он описывается как существо неприятное. Получеловек–полузмея, с гибкими конечностями без суставов, с красными глазами, раздвоенным языком… Вместе с ним на ковчеге прибыли предки людей…

Можно сделать вывод: совместно с фаэтами изучали космос на звёздных ковчегах ещё и какие-то разумные негуманоиды. Причём было это задолго до катастрофы жёлтой Эмме-йа толо. И здесь нет путаницы. Требуется только уточнение. Номмо ящеров Йуругу называли потому, что они тогда уже владели второй планетой Номмо.

Итак, фаэты посещали Землю задолго до прибытия в Солнечную систему планеты Фаэтон. Леран чувствовал, что возникает какая–то проблема–задача, к которой ещё предстоит вернуться…

Дион для догонов – носитель света и воплощение слова. Видимо, это он наделил первые поколения людей Земли речью, языком. Древним языком фаэтов. Илебе возродился на Земле под именем Диона, познакомил первых людей с собой прежним, с фаэтами. Первые люди, первые фаэты… И те, и другие, – не первые на Земле.

Картина по смыслу и путанице времён до конца непонятна и жрецам догонов. Ведь до фаэтов на Земле был ещё кто-то. Лианоподобный сгусток красноты… Почему фаэты не желают знать о них? Живой глобус способен показать любые ранние миллионолетия.

Хотя, надо признать, имеются и другие неясности, более близких времён.

– Но массы пояса астероидов недостаточно для планеты земного типа? – не удержался от вопроса Леран, – Я интересовался этой загадкой, но не нашёл объяснения.

Айла не оставила образовательного шефства над Лераном:

– Амальтея, все внешние спутники Юпитера, – это куски Фаэтона.

Близ других планет также имеются части нашей планеты. Фобос и Деймос, – того же класса, они бывшие луны-спутники Фаэтона. Их успели перевести к Марсу незадолго до катастрофы. Таково было необъяснённое желание Эрланга. Возможно, он предвидел не только саму катастрофу, но и срок её. Когда Эрланг появится среди нас, мы узнаем истину. Оба спутника Марса оборудованы нами для организации поиска рассеянных повсюду контейнеров. Работами ведает Изан, бывший на Фаэтоне ведущим специалистом по ядру Галактики и сингулярным объектам. В ядре Деймоса законсервирована гравиустановка. Для нас она бесполезна, мы давно используем иные принципы. Многие луны, астероиды и кометы Солнечной системы хранят знаки и Фаэтона, и знаки Сириуса.