Циклоп

Эврика! Ла Дорада

8 ноября 1989 года

Вашингтон

Мартин Броган опаздывал на утреннее совещание. Когда он вошел в кабинет, президент и остальные люди, собравшиеся вокруг большого овального стола, выжидающе подняли на него глаза.

– Корабли взорваны на четыре часа раньше, чем было запланировано, – сообщил он, все еще оставаясь на ногах.

Его слова были встречены напряженным молчанием. Все находящиеся в кабинете знали о невероятном плане Советов по устранению Кастро, поэтому восприняли новость скорее как неизбежную трагедию, а не шокирующую катастрофу.

– Каковы жертвы по последним сообщениям? – спросил Дуглас Оутс.

– Пока что рано говорить, – ответил директор ЦРУ. – Вся гавань в огне. Количество смертей вполне может исчисляться тысячами. Однако разрушения оказались и близко не такими серьезными, как мы предполагали. Похоже, наши агенты в Гаване смогли захватить два корабля и увести из гавани, прежде чем они взорвались.

Пока остальные слушали его в задумчивой тишине, Броган с самого начала зачитал доклады, полученные от Секции интересов США в Гаване. В них упоминались подробности плана по отводу кораблей из гавани и отрывочные сведения о начале операции. Прежде чем он закончил, вошел один из его помощников и передал новый доклад. Броган молча просмотрел его, затем зачитал первую строчку:

– Фидель и Рауль Кастро живы. – Он запнулся и посмотрел на президента: – Ваш человек, Айра Хаген, говорит, что находится в непосредственном контакте с ними и братья готовы принять любую нашу помощь по устранению последствий катастрофы. Они нуждаются в медицинском персонале и медикаментах, пожарном оборудовании, еде и одежде, а также в патологоанатомах и специалистах по бальзамированию.

Президент перевел взгляд на генерала Клейтона Меткалфа, председателя Комитета начальников штабов:

– Генерал?

– После вашего ночного звонка я предупредил авиационное транспортное командование. Мы можем начать отправлять самолеты на Кубу, как только люди и нужное оборудование прибудут на аэродромы и будут погружены на борт.

– Все передвижения американской военной авиации должны быть согласованы с кубинцами. В противном случае они могут открыть огонь из зенитных орудий, – заметил министр обороны Симмонс.

– Я позабочусь о том, чтобы открыть линию связи с их министерством иностранных дел, – сказал госсекретарь Оутс.

– Лучше сообщить Кастро, что вся наша помощь будет отправлена под эгидой Красного Креста, – добавил Дэн Фосетт. – Мы же не хотим напугать его, чтобы он захлопнул двери.

– Об этом тоже не стоит забывать, – сказал президент.

– С одной стороны, пытаться извлечь выгоду из ужасного несчастья – почти преступление, – размышлял Оутс. – Тем не менее мы не можем отрицать, что эта возможность будто ниспослана нам с небес, чтобы наладить отношения с Кубой и излечить революционную лихорадку на всем Американском континенте.

– Интересно, увлекался ли Кастро когда-нибудь личностью Симона Боливара? – спросил президент, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Великий Освободитель Южной Америки был одним из идолов Кастро, – ответил Броган. – А почему вы спрашиваете?

– Тогда он, возможно, наконец прислушается к одной из цитат Боливара.

– Какой именно, господин президент?

Глава государства пристально поглядел на собеседников и затем ответил.

– «Тот, кто служит революции, пытается вспахать море».

Хаос медленно утихал, и, как только население Гаваны оправилось от шока, начались спасательные работы. В городе было объявлено чрезвычайное положение. Военные вместе с подразделениями милиции и медработниками разбирали завалы, укладывая выживших в кареты «Скорой помощи», а мертвых в грузовики.

В монастыре Санта-Клара, основанном в 1643 году, расположился временный госпиталь, который мгновенно стал переполненным. Все палаты и даже коридоры университетской клиники вскоре были битком набиты ранеными. Красивый старый президентский дворец, где теперь находился Музей революции, превратился в морг.

По улицам рассеянно бродили раненые люди, истекающие кровью. Они безнадежно пытались найти близких. Часы на вершине здания на Кафедральной площади в районе старой Гаваны застыли на 6.21. Некоторые жители, покинувшие свои дома во время взрывов, начали возвращаться назад. Те, у кого не осталось дома, бродили по улицам среди обгоревших трупов, держа в руках сумки с вещами, которые удалось спасти.

Все пожарные подразделения на ближайшую сотню миль были стянуты в город и тщетно пытались потушить огонь, расползавшийся по всему побережью. Когда взорвались баллоны с газообразным хлором, к риску сгореть заживо добавилась опасность отравиться ядовитым газом. Два раза сотням пожарных пришлось бегом бежать в укрытия, когда ветер менял направление и швырял раскаленное пламя им в лица.

Несмотря на то что спасательные операции были в самом разгаре, Фидель Кастро решил устроить чистку в рядах предавших его государственных чиновников и высших армейских офицеров. Облавой взялся руководить сам Рауль Кастро. Большинство предателей уже покинули город, будучи предупрежденными Великовым и агентами советского КГБ о начале операции «Ром и кола». Аресты проводились один за другим, каждый был потрясен, узнав, что братья Кастро все еще живы. Под усиленной охраной изменников сотнями вывозили в секретную тюрьму где-то далеко в горах, и с тех пор их больше никто не видел.

В два часа дня в международном аэропорту Гаваны приземлились первые грузовые самолеты ВВС США. Вскоре в небе показался постоянный поток прибывающих самолетов. Фидель Кастро решил лично поприветствовать добровольцев, врачей и медсестер. Под его пристальным взглядом кубинские комитеты помощи жертвам принимали поставки и сотрудничали с американцами.

Ранним вечером из-за задымленного горизонта показались суда береговой охраны и пожарные суда, прибывающие из порта Майами. Из Техаса были доставлены бульдозеры, тяжелая техника и специалисты по ликвидации нефтяных пожаров, которые, не теряя времени, отправились к пылающим обломкам и бросились тушить огонь.

Несмотря на прошлые политические разногласия между Соединенными Штатами Америки и Кубой, казалось, что все были рады возможности поработать вместе и встретить опасность плечом к плечу.

Поздним вечером адмирал Сэндекер и Эл Джордино спустились по трапу самолета НУПИ. Водитель грузовика, нагруженного постельным бельем и военными раскладными койками, согласился довезти их до распределительного склада, где Джордино нашел брошенный «Фиат» и, коротнув провода зажигания, запустил двигатель.

Вскоре вместо заката их лица озарило огромное море пламени, видневшееся за лобовым стеклом в гигантской туче дыма.

После около часового виляния по городским дорогам и подсказанным полицией запутанным окольным маршрутам, чтобы объехать улицы, которые были завалены обломками или по которым ездили спасательные машины, они в конце концов добрались до посольства Швейцарии.

– Работы у нас будет по горло, – произнес Сэндекер, глядя на разрушенные здания и усыпанный обломками широкий бульвар Малекон.

Джордино кивнул:

– Наверное, его никогда не найдут.

– Тем не менее мы обязаны хотя бы попробовать.

– Да, – вздохнул Эл. – Мы в долгу перед Дирком.

Развернувшись, они прошли в разгромленный вход посольства и направились в серверную Секции интересов США.

Комната была забита корреспондентами. Они ожидали своей очереди, чтобы передать новости о произошедшей трагедии. Сэндекер протиснулся сквозь толпу журналистов и подошел к крупному мужчине, диктующему сообщение радисту. Когда тот закончил, адмирал коснулся его руки:

– Вы Айра Хаген?

– Да, это я. – Хриплый голос звучал под стать усталому виду.

– Так и думал, – сказал Сэндекер. – Президент отлично описал вас.

Агент улыбнулся и похлопал себя по выступающему животу:

– Меня нетрудно отыскать в толпе. – Затем он замолчал и странно посмотрел на Сэндекера: – Вы сказали, президент…

– У меня была встреча с ним в Белом доме четыре часа назад. Меня зовут Джеймс Сэндекер, а это Эл Джордино. Мы из НУПИ.

– А, адмирал, слышал о вас. Чему обязан?

– Мы друзья Дирка Питта и Джесси Лебарон.

Мужчина на мгновение прикрыл глаза, затем внимательно посмотрел на Сэндекера:

– Госпожа Лебарон – чертовски удачливая женщина. После взрыва она осталась целехонькой, если не считать нескольких небольших порезов и ушибов. Сейчас помогает детям в госпитале, который находится в старом соборе. Но боюсь, что если вы ищете Питта, то это пустая трата времени. Он был за штурвалом «Эми Бигелоу», когда корабль взорвался.

Джордино внезапно почувствовал укол в сердце.

– Не осталось никаких шансов, что он мог выбраться?

– Из тех парней, что вступили в бой с русскими на причале, когда корабли отходили в море, выжили только двое. Весь экипаж обоих кораблей и буксира пропал без вести. Остается лишь маленькая надежда, что кому-нибудь из них удалось покинуть суда вовремя. К тому же, даже если их не убило взрывом, они, скорее всего, утонули под волнами.

Эл разочарованно сжал кулаки. Он повернулся и уставился в сторону, чтобы никто не видел слез, выступивших у него на глазах.

Сэндекер печально покачал головой:

– Мы бы хотели еще поискать в госпиталях.

– Боюсь, это прозвучит жестоко, адмирал, но вам лучше искать его в моргах.

– Будем искать и там.

– Я попрошу швейцарцев выдать вам пропуск дипломата, чтобы вы могли свободно перемещаться по городу.

– Спасибо.

Айра снова посмотрел на них с состраданием:

– Помните, что ваш друг Питт пожертвовал своей жизнью ради спасения сотен тысяч других людей.

Сэндекер поднял голову и с неожиданной гордостью во взгляде посмотрел на агента:

– Если бы вы знали его, мистер Хаген, вас бы это совсем не удивило.

Не горя особым оптимизмом, Сэндекер и Джордино отправились по госпиталям в поисках Дирка. Они осмотрели все больницы, переступая через бесчисленных раненых, которые рядами лежали на полу, обходя медсестер, пытающихся оказать им помощь, и проходя мимо утомленных врачей в операционных. Множество раз им приходилось останавливаться и помогать переносить носилки с ранеными, прежде чем продолжить поиски.

Среди живых Питта не было.

Тогда они обыскали все временные морги и несколько грузовиков с трупами, сложенными в кузов в четыре или пять слоев. Небольшой отряд специалистов по бальзамированию работал беспрерывно, чтобы не дать распространиться инфекциям. Мертвые лежали повсюду, как дрова, с окоченевшими лицами, уставившись в потолок пустыми глазами. Некоторые были до такой степени обожжены или изуродованы, что опознать их было невозможно, поэтому позже их пришлось хоронить в братских могилах на кладбище Колон.

В одном из моргов изнуренный дежурный показал им останки человеческого тела, найденные в море. Это точно был не Питт, а с Мэнни они никогда не были знакомы, чтобы опознать его.

Над пострадавшим от катастрофы городом поднялось утреннее солнце. Большинство выживших уже были найдены и доставлены в госпитали, мертвые – в морги. Улицы города патрулировали солдаты с оружием наготове, чтобы предотвратить мародерство. В районе набережной все еще бушевало пламя, но пожарные справлялись все лучше. Небо до сих пор закрывала огромная черная туча, и вскоре от пилотов начали приходить сообщения, что восточные ветры донесут ее до Мехико.

Пресытившись кошмарными картинами, которые им пришлось наблюдать в ту ночь, Сэндекер и Джордино с облегчением вышли навстречу дневному свету. Миновав три квартала от Кафедральной площади, они остановились на улице, доверху заваленной обломками. Остальную часть пути к временному детскому госпиталю, где пребывала Джесси, пришлось преодолеть пешком.

В это время госпожа Лебарон утешала маленькую хныкающую девочку, на чью тонкую коричневую ногу врач накладывал гипс. Заметив вошедших адмирала и Джордино, она бессознательно перевела взгляд с одного на другого, но произошедшие события настолько ее истощили, что она опустила голову, не узнав их.

– Джесси, – тихо позвал Сэндекер. – Я Джим Сэндекер, а это Эл Джордино.

Она снова посмотрела на них несколько секунд, затем начала вспоминать:

– Адмирал. Эл. О, слава богу, вы здесь!

Она что-то прошептала на ухо девочке, затем встала, обняла их обоих и разрыдалась.

Врач кивнул Сэндекеру:

– Она работала без перерыва двадцать часов подряд. Пусть отдохнет.

Они взяли ее под руки, вывели наружу и аккуратно опустили на ступеньки собора.

Джордино сел перед Джесси и посмотрел на нее. Она все еще была одета в военную форму. Только теперь камуфляж был заляпан кровью. Волосы Джесси были влажными от пота и спутанными, а глаза покраснели от дыма.

– Я так рада, что вы нашли меня, – наконец сказала она. – Вы только что прилетели?

– Вчера вечером, – ответил Джордино. – Все это время мы искали Дирка.

Отсутствующим взглядом она вперилась в облако дыма.

– Его больше нет, – отрешенно сказала она.

– Фальшивая монета всегда возвращается, – рассеянно пробормотал Джордино.

– Никого больше не осталось – ни моего мужа, ни Дирка, ни других. – Ее голос оборвался.

– Тут поблизости есть кофейня? – спросил Сэндекер, поворачивая разговор в другое русло. – Думаю, нам всем было бы полезно выпить по чашечке чего-нибудь горячего.

Джесси слабо кивнула в сторону входа в собор.

– Бедная женщина, чьи дети тяжело пострадали после взрыва, делает кофе для волонтеров.

– Я схожу за ним, – сказал Джордино.

Он поднялся и исчез внутри.

Несколько секунд вдова миллионера и адмирал сидели молча, слушая стон сирен и глядя, как переливается пламя вдали.

– Когда мы вернемся в Вашингтон, – прервал молчание Сэндекер, – я помогу вам всем, чем смогу…

– Вы очень добры, адмирал, но я справлюсь. – Она запнулась. – Только есть кое-что… Как вы думаете, тело Рэймонда смогут найти и переправить домой для погребения?

– Уверен, после всего, что вы совершили, Кастро сделает для вас все.

– Не понимаю, почему мы впутались во все это ради этого сокровища.

– Ла Дорады?

Джесси незаметно перевела взгляд на группу людей, идущих в их направлении.

– Мужчины сходили по ней с ума в течение почти пятисот лет, большинство из них погибали из-за жажды владеть ею. Глупо… глупо терять жизнь ради статуи.

– Она до сих пор считается величайшим сокровищем из всех. Джесси устало закрыла глаза.

– Хвала небесам, она спрятана. Кто знает, сколько еще людей убили бы за нее.

– Дирк никогда бы не полез за деньгами по чужим костям, – сказал Сэндекер. – Я слишком хорошо его знаю. Он всегда ввязывался в приключения, только чтобы разгадать загадку, а не ради выгоды.

Джесси не ответила. Она открыла глаза и в конце концов обратила внимание на приближающуюся компанию. Ей было плохо видно этих людей. Один из них показался семи футов ростом, насколько было видно за пеленой желтого дыма. Остальные выглядели совсем невысокими. Они что-то пели, но женщина не могла разобрать мелодию.

Вернулся Джордино, держа в руках небольшой поднос с тремя чашками кофе. Он остановился и несколько долгих мгновений всматривался в людей, которые шли через заваленную обломками площадь.

Шедший посередине оказался далеко не семи футов ростом, а обычным высоким мужчиной с маленьким мальчиком на плечах. Ребенок выглядел перепуганным и плотно сжимал руки вокруг лба мужчины, закрывая ему верхнюю часть лица. В одной мускулистой руке мужчина баюкал маленькую девочку, а второй сжимал ладонь еще одной девочки не старше пяти лет. Следом шли десять или одиннадцать других детей. Было похоже, что они пели на ломаном английском языке. Рядом с ними бежали три собаки и подвывали в качестве аккомпанемента.

Сэндекер с любопытством посмотрел на Джордино. Широкогрудый итальянец сморгнул накатившуюся от дыма слезу и с интересом уставился на эту странную и трогательную картину.

Изможденный до крайней степени мужчина напоминал привидение. От его одежды остались одни лохмотья, он заметно прихрамывал. Глаза ввалились, а на тощем лице запеклись потеки крови. Тем не менее он неустанно запевал вместе с детьми, оглашая округу низким раскатистым голосом.

– Я должна возвращаться к работе, – сказала Джесси, с трудом поднимаясь на ноги. – Нужно помочь тем детям.

Теперь дети были достаточно близко, чтобы Джордино смог расслышать слова песни.

– «Я Янки Дудл Денди. Янки Дудл, действуй сейчас или никогда…»

Эл широко раскрыл рот и недоуменно вытаращил глаза. Он оцепенел. Затем, выбросив чашки через плечо, словно сумасшедший, сбежал вниз по ступенькам собора.

– Это он! – прокричал Джордино.

– «Истинный племянник дяди Сэма, ведь четвертого июля мать меня родила».

– Что такое? – крикнул ему Сэндекер. – О чем ты?

Джесси вскочила на ноги, внезапно позабыв о мучительной усталости, и побежала следом за Джордино.

– Он вернулся! – сквозь слезы прокричала она.

Затем со ступенек сбежал и адмирал.

Дети запнулись на припеве и прижались к мужчине, испугавшись троих человек, бегущих к ним с криками. Они цеплялись за него, как за родного отца. Собаки стали плотнее друг к другу и залаяли еще громче.

Джордино остановился в двух шагах от них, пытаясь подобрать слова. Несколько секунд он лишь стоял и восторженно улыбался. Наконец он взял себя в руки.

– С возвращением, Лазарь.

Питт лукаво усмехнулся:

– Надо же, приятель. У тебя случайно в кармане не завалялась бутылочка сухого мартини?

Шесть часов спустя Дирк спал мертвецким сном в пустом помещении кафедрального собора. Он отказывался заходить внутрь, пока не передал детей врачам и не накормил собак, пришедших с ним. После этого настоял на том, чтобы и Джесси взяла перерыв.

Они лежали в нескольких футах друг от друга на двойных одеялах, служивших им подстилками на жестком кафельном полу. Верный Джордино сидел в плетеном кресле у входа в комнату и оберегал их сон, постоянно шикая на забредавших детей, чтобы те не шумели.

При виде Сэндекера, сопровождаемого кубинскими военными, Эл насторожился. Среди них был Хаген, постаревший и гораздо сильнее уставший, чем во время их прошлой встречи почти двадцать часов назад. Джордино сразу узнал человека, шедшего рядом с агентом прямо позади адмирала. Как только он поднялся на ноги, Сэндекер кивнул в сторону спящих.

– Разбуди их, – тихо сказал он.

Джесси застонала, отказываясь просыпаться. Пришлось несколько секунд трясти ее за плечо, чтобы она оторвалась ото сна. Все еще уставшая и полусонная, женщина присела и помотала головой, пытаясь прийти в себя.

Питт проснулся почти мгновенно, будто по звонку будильника. Он осмотрелся и присел, опершись на локоть, настороженно вглядываясь в мужчин, окруживших его.

– Дирк, – сказал Сэндекер. – Это президент Фидель Кастро, Во время объезда больниц с инспекцией ему сказали, что ты и Джесси находитесь здесь. Он хотел бы поговорить с вами.

До того как раненый успел что-либо ответить, Кастро вышел вперед, пожал ему руку и с неожиданной силой рывком поднял на ноги. Темно-карие глаза вождя встретились с пронзительно-зелеными глазами Дирка. Кастро был одет в аккуратно выглаженную униформу оливкового цвета с погонами Верховного главнокомандующего, резко контрастировавшую с одеждой Питта, так и не снявшего грязные лохмотья, в которых он пришел в собор.

– Значит, это и есть человек, одурачивший моих полицейских, а затем спасший город? – по-испански спросил Кастро.

Джесси перевела Питту, и тот отрицательно покачал головой:

– Я был всего лишь одним из выживших счастливчиков. Не меньше двадцати других парней погибли, пытаясь предотвратить трагедию.

– Если бы корабли взорвались, когда они еще находились в порту, вместо почти всей Гаваны осталась бы только выжженная земля. И она стала бы могилой для меня и еще полумиллиона человек. Куба – благодарная страна, и она желает чествовать вас, как Героя Революции.

– Та, что стоит рядом со мной, заслуживает этого не меньше, – пробормотал Питт.

Джесси резко посмотрела на него, не став переводить.

– Что он сказал? – спросил Кастро.

Женщина прокашлялась:

– Ах… он сказал, что это большая честь для него.

Затем Фидель попросил мистера Дирка рассказать, как им удалось захватить корабли.

– Расскажите мне, что вы видели, – вежливо попросил он. – Расскажите, как все происходило. С самого начала.

– Начиная с того момента, как мы покинули посольство Швейцарии? – спросил Питт, едва заметно прищурившись.

– Как пожелаете, – ответил Кастро, подыгрывая ему.

Пока мужчина рассказывал об отчаянной перестрелке на причале и о том, чего им стоило убрать «Эми Бигелоу» и «Озеро Зайсан» из гавани, кубинский правитель постоянно прерывал его шквалом вопросов. Казалось, что любопытство Кастро утолить невозможно. Рассказ раненого занял почти столько же времени, сколько и те события, о которых он поведал.

Питт рассказывал обо всем по порядку так прямо и бесстрастно, как мог, понимая, что ему никогда не удастся точно описать невероятную храбрость людей, бескорыстно отдавших свои жизни за людей из другой страны. Он поведал о том, как Кларк блестяще сдерживал противника, во много раз превосходящего его силами, как Мэнни и Мо вместе со своими экипажами трудились в моторных отсеках кораблей, чтобы раскочегарить двигатели, прекрасно сознавая, что те в любую минуту могут взорваться. Он рассказал, как Джек и его экипаж до последнего оставались на буксире, оттаскивая корабли смерти все дальше в море, пока не осталось слишком мало времени, чтобы спастись. Он всей душой желал, чтобы они все стояли сейчас рядом с ним, чтобы каждый мог рассказать свою историю. Питт задумался, о чем бы они могли рассказать, затем улыбнулся про себя, представляя рассказ Мэнни, перемешанный с отборными ругательствами.

Дирк закончил повествование на том, как его занесло в город верхом на гигантской приливной волне, после чего он вырубился, а позже пришел в сознание, вися вниз головой на вывеске ювелирного магазина. Он рассказал, как, бродя среди развалин, услышал плач маленькой девочки и как вытащил малышку вместе с ее братом из-под рухнувшего здания. После этого к нему потянулись и другие дети. Ночью спасатели отдали под его присмотр еще нескольких малышей. Когда стало понятно, что больше выживших на этой территории не осталось, полицейский отправил Питта в детский госпиталь, где он и встретил своих друзей.

Внезапно Питт замолчал и развел руки в стороны:

– Вот и весь рассказ.

Кастро внимательно посмотрел на него, скрывая во взгляде бурю эмоций. Затем шагнул вперед и обнял Дирка.

– Спасибо, – прошептал он срывающимся голосом. После этого поцеловал Джесси в обе щеки и пожал руку Хагену. – Куба в долгу перед вами. Мы этого не забудем.

Питт хитро посмотрел на Фиделя:

– Прошу прощения, можно мне попросить об одной услуге?

– Конечно, только скажите, что вы желаете, – не задумываясь, ответил Кастро.

Питт замялся, но потом сказал:

– У вас есть таксист по имени Эрберто Фигуэро. Если я смогу найти в Штатах отреставрированный «Шевроле» пятьдесят седьмого года выпуска и переправить автомобиль ему на Кубу, вы смогли бы принять доставку? Мы с Эрберто были бы вам премного благодарны.

– Само собой. Я лично прослежу, чтобы он получил ваш подарок.

– И еще кое-что, – сказал мужчина.

– Не искушай судьбу, – прошептал ему Сэндекер.

– Что вам угодно? – любезно спросил Кастро.

– Могу ли я попросить у вас лодку с краном?

Тела Мэнни и трех других членов его экипажа вскоре опознали. Кларка выловили из канала рыбаки. Останки тел отправили в Вашингтон для захоронения. Тела Джека, Мо и других так никогда и не нашли.

Через четыре дня после взрыва кораблей пожар в конце концов был потушен. Кое-где последние упрямые огоньки пламени не затухали до следующей недели. Только спустя шесть недель собрали тела всех погибших. Многих так и не удалось найти.

Кубинцы скрупулезно подсчитывали потери и со временем опубликовали полные списки. Количество погибших составило 732 человека, раненых – 3769. Еще 197 человек числились пропавшими без вести.

Президент убедил конгресс в необходимости принятия законопроекта по чрезвычайной помощи кубинцам в размере сорока пяти миллионов долларов, чтобы восстановить Гавану. Кроме того, в знак доброй воли глава государства снял с Кубы тридцатипятилетнее торговое эмбарго. В свою очередь, американцы снова могли легально курить лучшие гаванские сигары.

После того как русских депортировали на родину, их единственные представители в Кубе остались только в Секции интересов Советского Союза при польском посольстве. Вряд ли кто-то из кубинцев сильно расстроился из-за их отъезда.

Кастро не стал менять свои марксистские революционные взгляды, но стал более сговорчивым. Подписав соглашение о дружбе между Кубой и Америкой, он без колебаний принял приглашение президента посетить Белый дом и выступить перед конгрессом, хоть и немного поворчал, когда его попросили ограничить речь до двадцати минут.

На рассвете третьего дня после трагедии почти в самом центре гавани стало на якорь старое судно с потрескавшейся краской на корпусе. Пожарные катера и спасательные суда проплывали мимо корабля, будто он был сломавшимся на середине шоссе автомобилем. Это был широкий рабочий катер, около шестидесяти футов в длину, с небольшим деррик-краном на корме, нависшим над водой. Казалось, будто его экипажу совсем не было дела до суматохи, происходящей вокруг.

Почти все пламя на причале уже было потушено, но пожарные все еще заливали тысячами галлонов воды дымящиеся завалы внутри прибрежных складов. Несколько обуглившихся резервуаров для хранения нефти в районе гавани, не унимаясь, плевались пламенем, в воздухе стоял едкий дым горелой нефти и резины.

Питт стоял на выцветшей палубе рабочего катера и, прищуриваясь, вглядывался в окруженные желтым дымом обломки нефтяного танкера. От «Озера Байкал» осталась лишь выжженная надстройка на корме, нелепо и криво вздымающаяся над грязной водой. Он опустил взгляд на маленький наручный компас.

– Мы на месте? – спросил адмирал Сэндекер.

– Нужно проверить пеленги, – ответил Дирк.

Джордино высунул голову из окна рулевой рубки.

– Магнитометр сходит с ума. Прямо под нами лежит огромная масса металла.

Джесси сидела на крышке люка. На ней были серые шорты и бледно-голубая блузка, дама снова выглядела привлекательно.

Она с любопытством взглянула на Питта:

– Ты так и не рассказал мне, почему думаешь, что Рэймонд спрятал Ла Дораду на дне гавани, и откуда ты узнал, что ее нужно искать именно здесь.

– Глупо было не догадаться сразу, – объяснил Питт. – Твой муж все сказал верно, но я неправильно истолковал его слова. Я думал, он сказал: «Ищи на месте подмены», а на самом деле прозвучало: «Ищи на месте „Мэна“».

Джесси выглядела запутанной.

– Мэна?

– Вспомни Пёрл-Харбор, форт Аламо и Мэн. На этом месте или где-то рядом в 1898 году взорвался броненосный крейсер «Мэн», что положило начало испано-американской войне.

До Джесси понемногу начало доходить.

– Рэймонд сбросил статую туда, где лежит взорванный корабль?

– На место крушения корабля, – поправил ее Питт. – Остатки старого «Мэна» были подняты с глубины и отбуксированы в море, где их и затопили вместе с поднятым флагом в 1912 году.

– Но зачем Лебарон решил просто выбросить сокровище в воду?

– Все началось еще с тех времен, когда он и Ганс Кронберг, его партнер по компании, занимающейся подъемом затонувших кораблей, обнаружили «Циклоп» и достали из него Ла Дораду. Все должно было закончиться триумфом двух приятелей, которые вместе преодолели все трудности и сумели заполучить самое желанное сокровище в истории, затерянное в морских глубинах. Все шло к счастливому концу. Но сказке было не суждено сбыться. Рэймонд Лебарон влюбился в жену Кронберга.

Джесси посерьезнела, она начинала понимать.

– Хильда.

– Да. Хильда. У него было две причины избавиться от Ганса – сокровище и женщина. Каким-то образом ему удалось уговорить Ганса совершить погружение еще раз, после того как они подняли Ла Дораду. И тогда он перерезал воздушный шланг, оставив друга умирать ужасной смертью. Представляешь, как это, задохнуться под водой в таком стальном склепе, как «Циклоп»?

Джесси отвела взгляд:

– Не могу в это поверить.

– Ты видела останки Кронберга собственными глазами. Хильда – вот где была разгадка. Она поведала мне немало грязных историй. Мне лишь нужно было все сопоставить.

– Рэймонд не мог убить человека.

– Мог, и он это сделал. Порешив Ганса, он пошел еще дальше. Лебарон уклонился от налоговой службы – и кто будет его за это винить, если вспомнить, что в конце пятидесятых годов правительство США изымало более восьмидесяти процентов, когда прибыль составляла больше ста пятидесяти тысяч долларов. Также Рэймонд увильнул от крупного иска из Бразилии, причем люди, подавшие его, справедливо называли статую выкраденным национальным сокровищем. Он засел на дно и взял курс на Кубу. Твой любимый был тем еще хитрецом. Но теперь у него возникла новая головная боль – что делать с сокровищем. Кто мог себе позволить заплатить хотя бы долю от двадцати или пятидесяти миллионов долларов за произведение искусства? Кроме того, он боялся, чтобы о его сокровище не прознал Фульхенсио Батиста, диктатор Кубы. Являясь рэкетиром первой величины, он отобрал бы статую. Или если уж не Батиста, то многочисленные бандиты мафии, которых сам диктатор пригласил на Кубу после Второй мировой войны. Поэтому Рэймонд решил распилить Ла Дораду и продать ее по частям. К несчастью, он не подгадал со временем. Лебарон отплыл в Гавану на спасательном судне в тот же день, когда Кастро и повстанцы захватили город после свержения прогнившего режима Батисты. Революционеры немедленно перекрыли морские и воздушные пути сообщений, чтобы приспешники прежнего правителя не успели сбежать из страны с награбленными богатствами.

– А что Лебарон? – спросил Сэндекер. – Он все потерял?

– Не совсем. Он понял, что попал в ловушку и рано или поздно революционеры обыщут его спасательный корабль и найдут Ла Дораду. Ему оставалось лишь взять столько, сколько он мог унести, и ждать следующего самолета в Америку. Под покровом ночи мужчина выплыл в гавань на спасательном корабле, поставил статую на борт и столкнул ее в точности на том самом месте, где семьдесят лет назад взорвался крейсер «Мэн». Естественно, он планировал вернуться и забрать ее, после того как все успокоится, но Кастро не стал играть по правилам Лебарона. Вскоре счастливый союз между Кубой и Америкой распался, и ему так и не удалось вернуться, чтобы вытащить из морских глубин трехтонное бесценное сокровище, что пришлось бы делать прямо на глазах у солдат Кастро.

– Какую часть статуи он забрал с собой? – спросила Джесси.

– Хильда сказала, он извлек из Ла Дорады рубиновое сердце. После того как Рэймонд тайком провез его домой, он распилил его, огранил и продал камни через брокеров. С тех пор у него было достаточно рычагов, чтобы достичь вершин финансовых успехов вместе с Хильдой. После этого для Рэймонда Лебарона все пошло как по маслу.

Долгое время стояла мертвая тишина, каждый обдумывал его слова, представляя, как тридцать лет назад доведенный до отчаяния Лебарон сбрасывал за борт золотую женщину.

– Ла Дорада, – нарушил тишину Сэндекер. – При ее весе она должна была глубоко войти в мягкий ил на дне гавани.

– Адмирал прав, – сказал Эл. – Если Лебарон думал, что найти ее снова будет легко, то крупно ошибался.

– Согласен, меня это тоже беспокоит, – произнес Питт. – Он должен был знать о том, что военные инженеры срезали надстройки и верхние палубы «Мэна» и только сотни тонн обломков остались лежать глубоко в песке, из-за чего их почти невозможно найти. Даже самые современные, самые дорогие металлодетекторы не смогли бы там ничего найти.

– Значит, статуя будет лежать на дне вечно, – сказал Сэндекер. – Если только когда-нибудь кто-то не придет сюда и не перероет половину бухты, чтобы вытащить ее.

– А может, и нет, – проговорил Дирк, задумавшись о чем-то своем. – Рэймонд Лебарон был предусмотрительным человеком. И не стоит забывать, что миллионер был профессионалом по подъему затонувших судов. Я уверен, он знал, что делает.

– К чему ты клонишь? – спросил адмирал.

– Он действительно спустил статую за борт. Но могу поспорить, что он не сталкивал ее, а очень медленно опускал ногами вниз, чтобы оставить ее на дне в стоячем положении.

Джордино уставился в воду.

– Может быть, – медленно произнес он. – Может быть. Она была высокой?

– Около восьми футов вместе с основанием.

– Три тонны золота тридцать лет валялись на морском дне… – присвистнул Сэндекер. – Возможно, пара ног еще торчит из песка.

Питт легко улыбнулся:

– Вскоре узнаем, когда мы с Элом спустимся вниз и поищем.

Будто по команде наступила тишина, и они вгляделись в грязную и укрытую пеплом воду за бортом. Где-то в зловещих зеленых глубинах их ждала Ла Дорада.

Дирк надел полное водолазное снаряжение и смотрел, как из глубины на поверхность поднимаются пузырьки. Он перевел взгляд на часы. Джордино пробыл под водой на глубине сорока футов почти пятьдесят минут. Питт снова принялся рассматривать пузырьки, отмечая, что теперь они постепенно начали вертеться по кругу. Он знал, что у Джордино осталось достаточно воздуха для еще одного 360-градусного прохода вокруг спускаемого троса, привязанного к буйку в тридцати ярдах от их судна.

Небольшой экипаж из кубинцев, нанятых Сэндекером, вел себя тихо. Питт окинул взглядом палубу и увидел, что они выстроились у борта рядом с адмиралом и, словно загипнотизированные, уставились на блики на воде.

Дйрк повернулся к Джесси, которая стояла рядом с ним. Последние пять минут она стояла молча, не двигаясь. Ее лицо выглядело крайне сосредоточенным, а глаза блестели. Женщина с нетерпением ждала, когда на палубе окажется легендарная Ла Дорада. Вдруг она крикнула:

– Смотрите!

В воде среди пузырьков показался темный силуэт, и возле буйка на поверхность вынырнула голова их друга. Джордино перевернулся на спину и легонько погреб ластами к лестнице. Закинув на корабль грузовой пояс и сдвоенный воздушный баллон, он забрался на палубу. Затем Эл снял маску и сплюнул.

– Как все прошло? – спросил Питт.

– Нормально, – ответил мужчина. – Я сделал восемь кругов вокруг базовой точки, где привязан спускаемый трос. Дальше трех футов ничего не видно. Может быть, нам даже немного повезло. На дне в основном песок и грязь, так что там не слишком-то и мягко. Вряд ли статуя могла войти в песок вместе с головой.

– Какая сила течения?

– Около одного узла. Переживешь.

– Есть сложности?

– На дне торчит несколько ржавых обломков, так что следи, чтобы не зацепиться тросом.

Сэндекер подошел к Питту сзади и напоследок проверил его амуницию. Дирк стал на краю борта и сунул в рот мундштук регулятора подачи воздуха.

Джесси мягко пожала ему руку через рукавицу водолазного костюма.

– Удачи, – сказала она.

Он подмигнул Джесси через маску и шагнул вперед. Как только водолаз попал под поверхность зеленой воды, то сразу заметил яркие блики, исходившие от внезапно зарезвившихся пузырьков. Он поплыл к буйку и начал опускать спускаемый трос. Желтый нейлоновый канат исчез из виду во мраке в нескольких футах внизу.

Питт осторожно и не торопясь начал опускаться вслед за тросом. Вскоре он остановился, чтобы продуть уши. Спустя минуту его рука уткнулась в неожиданно поднявшееся ему навстречу дно. Мужчина снова остановился, чтобы настроить компенсатор плавучести, сверить время, по компасу определить направление и посмотреть на измеритель давления. Затем ухватился за оттяжку, которую Джордино прикрепил к спускаемому тросу, и поплыл вдоль радиуса.

Проплыв около двадцати четырех футов, Дирк нащупал рукой узел на тросе, его сделал Джордино, чтобы пометить место, где он остановился. Продвинувшись еще немного, водолаз заметил в грязи оранжевый кол, означавший начальную точку следующего круга поисков. Затем прошел еще шесть футов, крепко сжимая натянутый трос и внимательно осматриваясь вокруг на три фута – насколько позволяла видимость.

Вода в том месте казалась безжизненной и пахла химикатами. Дирк обогнул бывшую колонию морских обитателей, расплющенных от перепада давления после взрыва на нефтяном танкере, тельца рыбешек легко покачивались вместе с волнами, словно листья на ветру. Он потел в своем водолазном костюме на палубе корабля под солнцем, пот катился по телу и здесь, на глубине сорока футов. Питт слышал, как на поверхности по гавани плавают спасательные суда, слышал шум выхлопных труб и вибрацию гребных винтов, далеко разносившуюся по воде.

Ярд за ярдом мужчина осматривал дно пустынной гавани, пока не прошел полный круг. Воткнув в песок кол на новом месте, он двинулся обходить круг в противоположном направлении.

Водолазы часто испытывают одиночество, когда приходится плыть по подводной пустыне, не видя дальше протянутой руки. В такие минуты настоящий мир в пятидесяти футах вверху перестает существовать. Они ощущают беззаботную отрешенность и равнодушие к неизвестности, их восприятие искажается, и люди начинают фантазировать.

Однако Питт ничего этого не чувствовал, может быть, у него только лишь немного играло воображение. Он был опьянен охотой за сокровищами и так увлечен поисками драгоценной статуи, которая в его представлении блестела золотом и ярким зеленым цветом, что едва не проплыл мимо расплывчатого силуэта, возникшего во мгле справа.

Тут же начав быстро грести ластами, он поплыл к привлекшему внимание предмету. Силуэт с округлыми очертаниями частично уходил в землю. Из ила торчали две ноги, покрытые слизью и морской растительностью, которая колыхалась в струях подводного течения.

Сотни раз Питт задумывался, что он почувствует, когда встретится с золотой женщиной. Оказалось – страх. Тот страх, когда не веришь самому себе, когда опасаешься, что это на самом деле лишь плод воображения и поискам никогда не будет конца.

Медленно и осторожно он вытер слизь перчаткой. Крошечные остатки водорослей и ила соскользнули вниз, подняв небольшое облако пыли, заслонившее статую. В жуткой тишине Дирк ждал, пока пыль растворится в водном мраке.

Он приблизился еще и всплыл наверх, немного оторвавшись от дна, и замер, когда его лицо было всего лишь в нескольких дюймах от загадочного предмета. Водолаз внимательно всматривался сквозь стекло маски, во рту внезапно пересохло, сердце колотилось в груди, словно отбивая барабанную дробь в ритме калипсо.

В ответ на него уставилась пара изумрудно-зеленых глаз, полных выражения вечной меланхолии.

Питт нашел Ла Дораду.