Циклоп

«Проспертир»

10 октября 1989 года

Ки-Уэст, Флорида

Дирижабль неподвижно парил в тропическом воздухе, спокойно и непринужденно, словно рыбина в аквариуме. Тыкаясь носом в желтую причальную мачту, он изящно балансировал на единственном колесе. Это был видавший виды старый дирижабль – некогда серебристая обшивка корпуса сморщилась, выцвела и покрылась пятнами. Гондола управления, подвешенная под брюхом дирижабля, была устаревшей конструкции, в форме ладьи; ее стеклянные окна пожелтели за долгие годы службы. Единственным современным элементом в конструкции дирижабля казалась пара двигателей Райт «Циклон» мощностью по 200 лошадиных сил каждый, тщательно отреставрированные до безупречного состояния.

Газонепроницаемая оболочка этого дирижабля была изготовлена не из покрытого резиной полиэфира, как у его младших собратьев, парящих в небе над футбольными стадионами, а из листового алюминия с заклепками на герметике. Двенадцать кольцевидных шпангоутов, которые были опорой этой конструкции, выделялись на корпусе подобно рыбьему скелету. Сигарообразная оболочка длиной полторы сотни футов вмещала двести тысяч кубических футов гелия, и если не было встречного ветра, воздушное судно могло нестись сквозь облака со скоростью до шестидесяти двух миль в час. Первоначально это был дирижабль ZMC‑2 – второй цеппелин с металлической оболочкой. Его построили в 1929 году в Детройте и передали на службу военно-морскому флоту США. В отличие от большинства дирижаблей с четырьмя огромными стабилизаторами, оперение ZMC‑2 состояло из восьми небольших стабилизаторов на конусовидном хвосте. Он был очень прогрессивным для своего времени кораблем и служил в ВМФ верой и правдой до 1942 года, пока его не разобрали и не забыли.

Сорок восемь лет ZMC‑2 пылился в заброшенном ангаре на расформированной военно-морской авиабазе близ флоридского городка Ки-Уэста. А в 1988 году правительство продало эту территорию финансовой корпорации, возглавляемой богатым издателем Рэймондом Лебароном. Он намеревался устроить на ее месте курорт.

Оставив корпоративную штаб-квартиру в Чикаго, Лебарон отправился осматривать новоприобретенную военно-морскую базу, где наткнулся на покрытые пылью и окислами остатки ZMC‑2. Его заинтересовал старинный дирижабль, и он решил, что такую штуку можно будет использовать для рекламы. Издатель велел реконструировать старинный воздухоплавательный аппарат, восстановить двигатели и написать на боку серебристой обшивки огромными красными буквами новое название – «Проспертир», в честь одноименного делового журнала, основы его финансовой империи.

Лебарон научился летать на «Проспертире», освоил все тонкости управления необычным судном и знал, как обеспечить безопасный полет при любых погодных условиях. На дирижабле не было автопилота, поэтому приходилось вручную снижать высоту при сильных порывах ветра и снова поднимать судно выше в воздух, когда погода утихомиривалась. Изначально близкая к нейтральной подъемная сила существенно менялась под влиянием природных условий. После даже небольшого дождя на огромной поверхности обшивки оседали каплями сотни фунтов воды, отчего дирижаблю было гораздо тяжелее подниматься, а в потоках сухого воздуха с северо-запада он быстрее обычного набирал высоту, поэтому пилоту приходилось постоянно следить за курсом.

Лебарон не на шутку увлекся воздухоплаванием. Радость от предугадывания капризов старого газового баллона и борьбы с прихотями аэродинамики намного превышала удовольствие от полетов на любом из пяти реактивных самолетов, принадлежащих его корпорации. При каждой удобной возможности он старался улизнуть пораньше из зала заседаний в Ки-Уэст, чтобы попутешествовать на дирижабле над островами Карибского бассейна. Довольно скоро парящий в небе «Проспертир» стал привычной картиной для жителей Багамских островов. Один из местных рабочих, трудившийся на плантации сахарного тростника, увидев дирижабль в небе, назвал его «маленьким поросенком, бегущим задом наперед».

Впрочем, Лебарон, как и большинство других успешных предпринимателей и представителей правящей элиты, отличался беспокойным складом ума и постоянно придумывал какие-нибудь новые проекты. Не прошло и года, как его интерес к дирижаблю начал угасать. Он уделял старинному воздушному судну все меньше и меньше внимания.

Однажды вечером в прибрежном баре издатель встретил старого морского волка по имени Бак Цезарь, главу мелкой спасательной компании с высокопарным названием «Экзотик артефакт венчерз инкорпорейтед».

Во время разговора, протекавшего под несколько порций рома со льдом, Цезарь произнес слово, которое вот уже пять тысяч лет превращало мудрецов в безумцев и, возможно, принесло больше горя, чем половина войн, – «сокровища».

Наслушавшись баек Цезаря о золоте и серебре в трюмах испанских галеонов, покоящихся на дне Карибского моря среди кораллов, даже такой рассудительный финансист и предприниматель с тонким деловым чутьем, как Лебарон, не смог устоять перед азартом. Ударив по рукам, они договорились о партнерстве.

После этого интерес Лебарона к «Проспертиру» снова ожил. Лучшую смотровую площадку для поиска мест старинных кораблекрушений, чем дирижабль, сложно было представить. Самолет слишком быстр для аэрофотосъемки, а у вертолета ограничено время полета, да и ветер из-под лопастей пускает рябь по поверхности воды, ухудшая видимость. Дирижабль же может не спеша плавать по воздуху в течение целых двух дней. С высоты четыреста футов и при спокойном, чистом море человек с хорошим зрением способен разглядеть прямые линии затонувших рукотворных объектов на глубине до ста футов.

Восходящее солнце медленно поднималось над Флоридским проливом, озаряя десяток рабочих аэродромной команды, осматривающих «Проспертир» перед полетом. На утренней росе, окропившей корпус, солнечные блики переливались всеми цветами радуги, как на мыльных пузырях. Дирижабль располагался посредине бетонной взлетно-посадочной полосы, потрескавшейся и заросшей сорняками. Легкий ветерок, навеваемый приливом, раскручивал его вокруг причальной мачты, пока воздушное судно не уткнулось в нее округлым носом.

Почти все рабочие были молодые и загорелые, одетые в разномастные шорты, плавки или обрезанные джинсы. Они без особого интереса проводили взглядами длинный лимузин «Кадиллак». Он проехал мимо и остановился возле большого автофургона, где одновременно располагались ремонтная мастерская дирижабля, кабинет начальника аэродромной команды и пульт радиосвязи.

Водитель открыл заднюю дверь, и из машины выбрался Лебарон, а следом – Бак Цезарь с рулоном морских карт под мышкой, который сразу же направился к гондоле дирижабля. Издатель в свои шестьдесят пять лет выглядел довольно бодрым и подтянутым и смотрел на окружающих сверху вниз, что было вполне естественно при росте около двух метров. У него были светло-карие глаза, тщательно расчесанные седые волосы и глубокий взгляд человека, всегда продумывающего свои действия на несколько шагов вперед.

Он наклонился к машине и сказал несколько слов привлекательной женщине, сидящей внутри. Потом легко поцеловал ее в щеку, закрыл дверцу и зашагал к «Проспертиру».

Начальник аэродромной команды, одетый в аккуратный белый халат, вышел навстречу и пожал издателю руку.

– Топливные баки заправлены. Проверка дирижабля закончена.

– Как подъемная сила?

– Я думаю, надо делать поправку на добавочные пятьсот фунтов из-за влажности.

Лебарон задумчиво кивнул.

– Днем потеплеет, и «Проспертир» станет легче.

– Управление должно стать более чувствительным. На подъемных тросах появилась ржавчина, поэтому я их заменил.

– А какая ожидается погода?

– Почти весь день будет низкая рассеянная облачность. Вероятность дождя небольшая. При отбытии придется преодолевать встречный ветер с юго-востока скоростью пять миль в час.

– Значит, назад полетим при попутном. Что ж, неплохо.

– Радиочастота та же, что и в прошлый полет?

– Да, мы будем сообщать о нашем состоянии и координатах по обычной голосовой связи каждые полчаса. Если найдем что-то интересное, дадим кодированный сигнал.

Начальник кивнул:

– Все понял.

Ничего больше не сказав, Лебарон поднялся в гондолу и сел в кресло пилота. К нему присоединился второй пилот, Джо Кавилья, шестидесятилетний замкнутый мужчина с печальными глазами, открывавший рот, только чтобы зевнуть или чихнуть. Его семья эмигрировала в Америку из Бразилии, когда ему было шестнадцать лет, после этого он служил на флоте, где управлял воздухоплавательными судами до 1964 года, пока не был списан в запас последний дирижабль. Однажды Кавилья просто явился к Лебарону и настолько впечатлил того своим мастерством и знаниями о цеппелинах, что сразу же получил место пилота.

Третьим членом экипажа был Бак Цезарь. На его немолодом лице с мягкими очертаниями и грубой кожей моряка постоянно блуждала легкая улыбка, но взгляд был цепким, а тело крепким, как у боксера. Сгорбившись над маленьким столиком, он рассматривал морские карты и размечал квадратами сектор возле Багамского канала.

Лебарон запустил двигатели, и из выхлопных труб повалил голубоватый дым. Рабочие из аэродромной команды сняли с гондолы несколько мешков с песком, уменьшая балласт. Один из них поднял повыше ветроуказатель на длинном шесте, похожий на сачок для ловли бабочек, чтобы издатель отметил точное направление ветра.

Мужчина махнул рукой, подавая сигнал начальнику аэродромной команды. С причального колеса сняли деревянный якорь, и нос дирижабля отошел от мачты, а затем рабочие отпустили канаты, удерживавшие переднюю часть судна. Когда воздушный корабль освободился от канатов и оторвался от мачты, Лебарон прибавил двигателям оборотов и повернул большой штурвал рулей высоты, располагавшийся рядом с его пилотским креслом. «Проспертир», похожий на космический корабль из телесериала, гордо поднял нос под углом пятьдесят градусов и медленно поплыл в небо.

Аэродромная команда долго глядела вслед огромному дирижаблю. Он постепенно исчезал из виду, уплывая все дальше над сине-зелеными водами пролива. Потом внимание рабочих переключилось на лимузин и женский силуэт за затемненными стеклами.

Джесси Лебарон разделяла страсть мужа к путешествиям и приключениям, но она была светской женщиной и предпочитала организовывать благотворительные балы или собирать пожертвования в какой-нибудь фонд, а не тратить время на поиски сомнительных сокровищ. Она была яркой и энергичной, у нее в запасе имелась дюжина улыбок, подходящих для любого случая, и, хотя даме уже полгода как исполнилось пятьдесят, выглядела она лет на тридцать семь, не больше. Тело Джесси слегка располнело, но еще оставалось упругим, кожа на лице была молочно-кремовой и гладкой, а проседь в волосах она и не пыталась скрыть. У нее были удивительно живые и выразительные большие темные глаза, без малейшего намека на застывший взгляд, какой обычно бывает после пластических операций.

Когда дирижабль пропал из виду, женщина проговорила в телефон лимузина:

– Анджело, отвези меня назад в отель, пожалуйста.

Шофер, хмурый кубинец с чеканным лицом, будто срисованным с почтовой марки, двумя пальцами коснулся фуражки и кивнул.

Аэродромная команда молча наблюдала, как длинный «Кадиллак» развернулся и уехал через заброшенные ворота бывшей военно-морской базы. А потом кто-то предложил сыграть в волейбол. Немедля расчертили границы площадки и повесили сетку. Поделившись на команды, рабочие начали перебрасывать мяч над сеткой, коротая время ожидания.

Начальник аэродромной команды вместе с радистом сидел под кондиционером в фургоне и записывал сообщения с дирижабля. Лебарон добросовестно выходил на связь каждые тридцать минут, задерживаясь не более чем на несколько секунд, и передавал сводки, описывая примерные координаты дирижабля, малейшие изменения в погоде и суда, проплывающие далеко внизу.

В половине третьего сообщения приходить перестали. Радист пытался установить связь с «Проспертиром», но все было тщетно. Пять часов вечера – никаких вестей с дирижабля. Уставшие рабочие прекратили игру и столпились возле дверей радиорубки, беспокойство нарастало. В шесть вечера, так и не обнаружив следов дирижабля над морем, начальник персонала вызвал береговую охрану.

Однако никто не знал и даже не подозревал, что исчезновение Рэймонда Лебарона и его друзей будет намного более таинственным, чем любая охота за сокровищами.

Десять дней спустя президент Соединенных Штатов ехал в своем лимузине, глядя в окно на проносящиеся мимо пейзажи и лениво постукивая пальцами по колену. Мимо проносились живописные усадьбы штата Мэриленд, где на берегах реки Потомак паслись лошади. Президент отрешенно смотрел, как лоснились под солнцем спины породистых скакунов, гулявших по пастбищу. Все его мысли были заняты недавними странными событиями, во многом благодаря которым он и оказался в Белом доме.

Будучи вице-президентом, он принес присягу на высший руководящий пост страны, после того как его предшественник был вынужден уйти в отставку из-за внезапно обнаруженного у него психического заболевания. К счастью, журналисты не начали полномасштабное расследование этих событий. Само собой, они брали многочисленные интервью у помощников президента, лидеров конгресса и самих психиатров, но не обнаружили ничего похожего на интригу или заговор. Бывший президент покинул Вашингтон и вернулся на свою ферму в Нью-Мексико, не потеряв ни капли уважения общественности, и только единицы знали всю правду, но хранили молчание.

Новый глава государства был энергичным мужчиной, ростом чуть более метра восьмидесяти сантиметров и весом девяносто килограммов. У него было грубоватое скуластое лицо. Когда он задумывался, его брови выразительно морщились, а внимательные серые глаза оставались обманчиво прозрачными. Его седые волосы всегда были аккуратно подстрижены и зачесаны на правую сторону, как у банкиров из Канзаса.

Президент не отличался ни красотой, ни броским внешним видом, но его стиль и обаяние привлекали окружающих. Даже будучи профессиональным политиком, к правительственной системе он относился несколько наивно, сравнивая ее со спортивной командой и считая себя тренером, которого призвали исправить положение прямо в разгар игры. Его ценили за то, что он был легким на подъем и хорошим организатором. Он обставил кабинет книжными шкафами и окружил себя одаренными политиками, старавшимися работать в тесном контакте с конгрессом. При этом не стал тянуть в правительство своих знакомых, если знал, что они думают только о том, как набить собственный кошелек.

Пока президент задумчиво разглядывал местные пейзажи, водитель из секретной службы притормозил и свернул с северной Риверроуд к большим каменным воротам, обнесенным белой изгородью. Из сторожки вышли облаченный в форму охранник и агент секретной службы в неизменных черных очках и деловом костюме. Они заглянули в машину и кивнули в знак приветствия. Агент проговорил в маленькую рацию, пристегнутую к запястью на манер часов:

– Босс прибыл.

Лимузин проехал по усаженной деревьями аллее Конгрешнел Кантри Клаба, мимо теннисных кортов, занятых членами клуба и их женами, и остановился среди колонн крытой галереи клубного дома.

Элмер Хоскинс, представитель президента, подошел к машине и открыл заднюю дверь:

– Отличная погода для гольфа, господин президент.

– Моя игра хуже не станет, даже если нас засыплет снегом, – улыбнулся президент.

– Жаль, что при минус тридцати нельзя играть.

– Согласен. – Президент последовал за Хоскинсом в обход клуба к магазину для гольфистов. – Кстати, после того как я занял место в Овальном кабинете, я добавил к счету пять дополнительных ударов.

– Вполне неплохой результат, учитывая, что вы играете раз в неделю.

– Да, в последнее время мне все тяжелее думать об игре.

К ним подошел главный тренер клуба, и они пожали руки.

– Ваши клюшки у Реджи, он ждет на стартовой площадке.

Президент кивнул, они сели в гольф-кар и поехали вокруг большого пруда по одному из самых протяженных полей для гольфа в стране. Реджи Салазар, невысокий худощавый латиноамериканец, стоял, опираясь грудью на огромную кожаную сумку с клюшками.

Щуплая фигура Салазара кого угодно могла ввести в заблуждение. На самом деле он, словно маленький горный мул, был способен без устали, и даже не вспотев, таскать сумку весом более двадцати килограммов ко всем восемнадцати лункам поочередно. Еще тринадцатилетним мальчишкой он перешел границу Калифорнии в тридцати милях от Сан-Диего, причем на руках он нес больную мать, а к спине у него была привязана трехлетняя сестра. После того как в 1985 году нелегальным эмигрантам разрешили остаться в стране, он начал работать на полях для гольфа и зарекомендовал себя на профессиональных соревнованиях как первоклассный кедди[1]. Он превосходно чувствовал ритм игры и мог безошибочно подобрать идеальную клюшку для каждого удара. К тому же Салазар был очень умен, любил рассуждать на философские темы, а его метким изречениям позавидовал бы даже сам Кэйси Стенгел. Президент познакомился с ним на одном из турниров пять лет назад, и с тех пор они стали хорошими друзьями.

Салазар всегда был одет как простой фермер: джинсы, клетчатая рубашка, армейские берцы и широкополая соломенная шляпа, какую обычно носят владельцы ранчо. Спутать его с кем-то было трудно.

– Салют, господин президент, – поприветствовал он с акцентом, сверкая темно-карими глазами. – Пойдем пешком или покатим на гольф-каре?

Президент пожал протянутую Салазаром руку.

– Полагаю, нужно немного размяться, так что пока пешком, а поедем, наверное, когда загоним мяч хотя бы в половину лунок.

Он замахнулся клюшкой и ударил, мяч взлетел по высокой дуге и упал в полутораста метрах от границы фервея[2]. После первого же удара с ти[3] все мысли о политике мгновенно улетучились, и он начал обдумывать, как лучше пробить в следующий раз.

Президент играл в тишине до тех пор, пока легким паттом[4] не закатил мяч в лунку, уложившись в нужное количество ударов. Только тогда он позволил себе расслабиться и передал паттер[5] Салазару.

– Что скажешь, Реджи, с чем бы нам стоило разобраться на Капитолийском холме?

– Слишком много черных муравьев, – широко усмехнулся Салазар.

– Каких черных муравьев?

– Таких, которые носят черные костюмы и ведут себя как полные идиоты. Только и могут, что бумажки перебирать и языками трепать. Я бы вообще издал такой закон, который запретил бы им собираться вместе чаще чем раз в год. Хоть проблем меньше было бы.

Президент рассмеялся.

– Думаю, примерно двести миллионов избирателей согласились бы с тобой.

Они двинулись дальше; впереди на почтительном расстоянии ехали два агента секретной службы на гольф-каре, и еще примерно с десяток агентов бродило по всему полю. Шутливые беседы продолжались, игра у президента явно задалась. Вскоре он закатил мяч в девятую лунку, увеличив счет до тридцати девяти. Он решил отпраздновать этот небольшой триумф.

– Давай устроим перерывчик перед тем, как пройдем оставшуюся половину. Я не прочь отметить такое событие бутылочкой пива. Ты со мной?

– Нет, спасибо, сэр. Я пока счищу с клюшек грязь и траву.

Президент протянул ему паттер.

– Дело твое. Но я настаиваю, чтоб ты выпил со мной, когда мы закончим игру, после восемнадцатой лунки.

На лице мужчины засияла улыбка.

– Почту за честь, господин президент, – откликнулся он и побежал к домику кедди.

Двадцать минут спустя, переговорив по телефону с одним из депутатов конгресса и осушив бутылочку «Курса», президент вышел из клуба и вернулся к Салазару. Тот сидел в гольф-каре на десятом поле, низко надвинув на глаза свою соломенную шляпу. Его руки покоились на руле, теперь на них были кожаные рабочие перчатки.

– Ну что, давай посмотрим, смогу ли я выбить восемьдесят очков, – сказал президент, его глаза блестели в предвкушении хорошей игры.

Салазар ничего не ответил, молча повернув руль.

Президент взял клюшку и с недоумением осмотрел ее.

– Но следующая лунка короткая. Тебе не кажется, что деревянная клюшка номер три сюда больше подходит?

Соломенная шляпа так и не поднялась, скрывая лицо Салазара, когда он молча покачал головой.

– Ну, тебе лучше знать, – согласился президент.

Он подошел к мячу, взял клюшку поудобнее, отвел руки за спину, начиная размах, и элегантно ударил, но под конец удара движение получилось смазанным. Мяч пролетел высоко над фервеем и приземлился на значительном расстоянии от грина.

Озадаченный и раздосадованный, президент поднял подставку для мяча и забрался на сиденье гольф-кара.

– Я впервые вижу, чтобы ты ошибся с выбором клюшки.

Кедди ничего не ответил. Он нажал на педаль и направил гольф-кар к десятому грину. На половине пути по фервею он протянул руку и положил на приборную панель перед президентом маленький пакет.

– Принес с собой закуску, чтобы не проголодаться? – добродушно пошутил президент.

– Нет, сэр, это взрывчатка.

Глава государства раздраженно нахмурил брови:

– Не смешно, Реджи…

Слова застряли у него в горле, когда соломенная шляпа приподнялась, открыв лицо, и он осознал, что смотрит прямо в темносиние глаза незнакомого человека.

– Пожалуйста, опустите руки, – спокойно начал незнакомец. – Я прекрасно знаю, какие сигналы вы подаете охране в случае опасности.

Президент будто одеревенел на сиденье, он не мог поверить в происходящее. Зато поймал себя на мысли, что любопытство терзает его больше, чем страх. У него не находилось слов, чтобы заговорить первым, и он все никак не мог оторвать глаз от пакета.

– Как глупо, – наконец выдавил глава государства. – Вы даже не успеете порадоваться моей смерти.

– Это не убийство. Вы не пострадаете, если будете делать то, что я скажу. Договорились?

– У вас хорошая выдержка, мистер.

Незнакомец пропустил его слова мимо ушей и продолжил говорить тоном школьного учителя, зачитывающего классу правила поведения:

– Перед вами бомба осколочного типа, если она взорвется, то изрешетит плоть вместе с костями на расстоянии до двадцати метров. Не пытайтесь предупредить телохранителей, у меня на запястье закреплен электронный детонатор, и я не премину им воспользоваться. Будьте благоразумны и продолжайте игру, будто ничего особенного не произошло.

Незнакомец остановил электромобиль в нескольких футах от мяча, вышел на траву и осторожно глянул на агентов секретных служб, с интересом рассматривавших лес вокруг, что его вполне удовлетворило. Затем достал сумку и вытащил металлическую клюшку номер шесть.

– А в гольфе вы ни черта не смыслите, честно говоря, – колко подметил президент, стараясь не терять самообладания. – Мне нужна клюшка для подсечки. Подайте металлическую, номер девять.

Злоумышленник покорно исполнил просьбу и подождал, пока президент выведет мяч на грин и закатит в лунку с помощью паттера. Когда они отправились к следующей площадке, глава государства смог внимательнее рассмотреть сидящего рядом незнакомца.

Несколько прядей седых волос, выбивавшихся из-под соломенной шляпы, и глубокие морщины вокруг глаза указывали на то, что этому человеку уже под шестьдесят. Худощавым, точнее, даже поджарым телосложением и узкими бедрами он был очень схож с Реджи Салазаром, но ростом был повыше примерно на семь-восемь сантиметров. Черты лица тонкие, и в них присутствовало что-то неуловимо скандинавское. Речь его была правильной, а хладнокровие и широко расправленные плечи свидетельствовали о том, что он властный и неуступчивый человек, но пока что незнакомец не демонстрировал никаких намеков на жестокость или злобу.

– У меня есть дурацкое предположение, – спокойно заметил президент. – Вы все это устроили только затем, чтобы поговорить со мной.

– Не такое уж и дурацкое. Вы весьма сообразительны. Впрочем, я и не ожидал другого от человека, обладающего такой властью.

– Кто вы такой, черт возьми?

– Можете называть меня Джо. Я утолю ваше любопытство, как только мы доберемся до стартовой площадки. Там есть туалет.

Он замолчал, вытащил из-под рубашки папку и положил на сиденье рядом с президентом.

– Откройте и бегло просмотрите. У вас не больше восьми минут. Если задержитесь там дольше, телохранители могут что-то заподозрить. Сами понимаете, что за этим последует.

Электромобиль медленно снизил скорость и остановился. Не говоря ни слова, президент вошел в туалет, присел на унитаз и начал читать. Ровно через восемь минут он вышел, на лице его отражалась крайняя степень замешательства.

– Глупые сказки.

– Вовсе не сказки.

– Неужели вы так тщательно все провернули и добрались до меня только затем, чтобы дать мне прочесть научно-фантастические комиксы?

– Они не фантастические.

– Но в папке ведь полный бред.

– Колония Джерси существует, – терпеливо промолвил Джо.

– Да, конечно, и Атлантида тоже существует.

Собеседник иронично усмехнулся:

– Теперь вы посвящены в то, о чем знает очень узкий круг людей. Вы всего лишь второй президент, оповещенный о проекте. Советую продолжать играть, пока я ввожу вас в курс дела. У нас мало времени, поэтому перейду к самому главному. В принципе, вам и не обязательно знать все подробности.

– Сначала ответьте на один вопрос.

– Хорошо.

– Что с Реджи Салазаром?

– Мирно спит в домике кедди.

– Вы сильно пожалеете, если это неправда.

– Какую клюшку? – демонстративно громко спросил Джо.

– Это короткая лунка. Достаньте металлическую, номер четыре.

Президент, почти не целясь, размахнулся, но мяч полетел в верном направлении, прокатился и замер всего лишь в трех метрах от лунки. Он вернул клюшку и сел в гольф-кар, приготовившись слушать.

– В общем, так… – Джо повел электромобиль к грину. – В 1963 году, за два месяца до своей смерти, президент Кеннеди встретился с группой из девяти мужчин в своем доме в Хайаннис-Порте. Они предложили ему поучаствовать в секретном прогрессивном проекте, который будет развиваться параллельно за кулисами молодой на то время программы освоения космоса. Эти люди называли себя «внутренним ядром», и среди них числились гениальные молодые ученые, корпоративные бизнесмены, инженеры и политики, каждый из которых добился выдающихся успехов в своих областях. Кеннеди понравился их замысел, он даже создал особое правительственное агентство, оно было прикрытием для «откачки» средств из федеральных налогов на проект под кодовым названием «Колония Джерси». Бизнесмены сделали проект привлекательным, создав фонд, по масштабам в точности соответствовавший правительственному. В неприметных зданиях, как правило старых складах, разбросанных по всей стране, создавались исследовательские центры. На начальной стадии удалось сэкономить миллионы долларов и избежать внимания общественности, достроив когда-то заброшенный огромный исследовательский центр.

– Как эта операция до сих пор держится в секрете? – спросил президент. – Не могло ведь обойтись без утечек.

Джо пожал плечами:

– Все просто. У научно-исследовательских команд были свои собственные проекты прикрытия. Все работали в разных местах. Старый трюк: одни не знали, чем занимаются другие. Оборудование сдавалось в аренду мелким компаниям. Это было нетрудно осуществить. Сложнее всего было работать прямо под носом НАСА, чтобы их люди ни о чем не догадались. Для этого работающие на нас армейские офицеры были внедрены в космические центры на мысе Канаверал и в Хьюстоне и еще один – в Пентагон, чтобы сбить с толку любые проверки, способные помешать проекту.

– Выходит, министерство обороны ничего об этом не знает? Джо улыбнулся:

– Это как раз было проще простого. Один из членов «внутреннего ядра» – высокопоставленный штабной офицер, его имя для вас не имеет никакого значения. Он без проблем хоронил военные миссии в лабиринтах Пентагона одну за другой.

Рассказчик умолк, когда они остановились возле мяча. Президент ударил по мячу в очередной раз, уже даже не глядя на лунку. Он вернулся в гольф-кар, сел и повернулся к Джо:

– Разве возможно так просто обвести НАСА вокруг пальца?

– Я же объяснил вам, что один из руководителей Национальной администрации – человек «внутреннего ядра». Он тоже считал, что постоянная база на Луне даст больше возможностей, чем несколько краткосрочных полетов на поверхность спутника Земли. Но еще он понимал, что НАСА будет не под силу выполнить две сложные дорогостоящие программы одновременно, поэтому и поддержал «Колонию Джерси». Проект разрабатывался в строжайшей секретности, поэтому Белый дом, конгресс или армия не смогли бы помешать. Как показало время, это было мудро.

– Получается, что Америка уже прочно укрепилась на Луне?

Мужчина торжественно кивнул:

– Верно, господин президент.

Глава государства никак не мог себе вообразить всю масштабность происходящего.

– У меня в голове не укладывается, что такой огромный проект мог целых двадцать шесть лет тайно разрабатываться за спиной всех служб безопасности.

Джо окинул взглядом фервей.

– На самом деле у меня месяц уйдет только на то, чтобы рассказать обо всех проблемах, неудачах и трагедиях, с которыми мы столкнулись. Представьте, как трудно было осуществить научные и инженерные прорывы в разработке генераторной станции, турбины которой работают на жидком азоте, или в создании аппарата, производящего кислород. Как нелегко было разработать метод по восстановлению водорода, чтобы искусственно создавать воду. Сколько понадобилось затрат на материалы и оборудование, перевезенные на орбиту частными космическими агентствами, спонсированными «внутренним ядром». Сколько проблем было со строительством космического буксира – на нем предполагалось все это переправить с орбиты Земли в колонию Джерси.

– И как вы провернули такое практически под носом у нашей космической программы?

– Под видом огромных спутников связи скрываются базы с космическими буксирами, и в каждом во внутренней капсуле находится человек. Целых десять лет ушло на то, чтобы их разработать и придумать, как обеспечить им связь между собой и одной из наших заброшенных космических лабораторий, используемых в качестве базы для сборки транспортных средств. Кроме того, был совершен огромный шаг вперед в разработке легкого и эффективного двигателя. Он умеет вырабатывать электричество на основе солнечной радиации и использует кислород в качестве топлива. Иными словами, мы провели большую работу.

Он замолчал, выжидая, пока президент в очередной раз ударит по мячу.

– Дальше нужно было все это довершить, собрать систему жизнеобеспечения, компоненты которой вместе с запасами были отправлены сперва на орбиту, а затем уже со всем остальным их, буквально как на буксире, переправили на заранее выбранное место на Луне. Даже старые, заброшенные советские орбитальные лаборатории и весь полезный космический мусор стянули к колонии Джерси. Изначально в этой операции не было ничего лишнего, ведь все понимали – это первопроходческий шаг для землян, самое важное событие эволюции с момента, когда на Земле триста миллионов лет назад зародилась жизнь. И, слава богу, у нас получилось. Пока мы с вами сейчас сидим и разговариваем, десять человек живут и работают в совершенно чужой среде в двухстах сорока тысячах миль от нас.

Когда Джо говорил, его глаза становились все шире и горели все ярче, будто мужчину охватывало нечто вроде религиозного пыла. Затем его взгляд снова стал серьезным, и он посмотрел на часы.

– Нам нужно поторопиться, чтобы ваша охрана не начала интересоваться, почему мы отстаем. В общем, я рассказал вам суть. Теперь постараюсь ответить на ваши вопросы, пока вы будете доигрывать.

Президент благоговейно уставился на него.

– Господи Иисусе, – простонал он, – в голове не укладывается.

– Прошу прощения за то, что мне пришлось столько всего вам выложить, – без промедления сказал Джо. – Но это было необходимо.

– А где именно на Луне находится колония Джерси?

– Изучив фотографии, полученные во время выполнения программы «Аполлон», и съемки со спутников Луны, мы обнаружили гейзер, выбрасывающий пар, в вулканической области на южном полушарии обратной стороны Луны. Более подробный анализ показал, что там есть большая пещера. Она идеально подходила для размещения первых установок.

– Вы сказали, что там сейчас находятся десять человек?

– Да.

– И они там без ротаций, бессменно?

– Без замен.

– Боже мой, значит, люди, создавшие этот проект, находятся в космосе уже шесть лет.

– Так и есть, – признал Джо. – Один умер, но туда отправились еще семеро, чтобы расширить базу для поддержания жизни.

– А как же их семьи?

– Все они одиноки. Они знали, на что идут, и согласились рискнуть.

– Еще вы сказали, что я только второй президент, который узнал о проекте.

– Верно.

– Я считаю, что проворачивать такой проект за спиной глав правительства – это плевок в лицо существующему укладу.

Темно-синие глаза Джо зажглись еще ярче. Он сурово посмотрел на главу государства.

– Президенты – прежде всего политики. Голоса теперь ценятся дороже, чем сокровища. Никсон мог использовать колонию Джерси как дымовую завесу, чтобы отвлечь внимание от Уотергейта. То же самое мог сделать и Картер после провальной операции по спасению заложников в Иране. Рейган мог использовать данный проект для улучшения своей репутации в господстве над русскими. И было бы гораздо хуже, если бы о нем узнали конгресс и всякие партийные политики; они бы начали свои дебаты, рассуждая, что «Колония» ни к чему хорошему не приведет, а деньги нужно потратить на улучшение боеспособности страны или на прокорм бедняков. Господин президент, я люблю свою страну и считаю себя патриотом получше большинства нашего населения, но я потерял всю веру в правительство.

– Вы крали деньги налогоплательщиков.

– Научный прогресс компенсирует финансовые потери. Не забывайте, что половину денег вложили частные лица и их корпорации, и, стоит добавить, они не думали о прибыли или личной выгоде. Думаю, те, кто вкладывает деньги в проекты министерства обороны и космические программы, не могут похвастать таким же бескорыстием.

Президент не стал спорить. Он без промедления поставил мяч на подставку и пробил в сторону «зеленой лужайки».

– Если вы так не доверяете президентам, – с горечью начал он, – тогда почему вы вдруг свалились мне как снег на голову?

– У нас могут быть проблемы. – Джо высунул из папки фотографию и поднял ее перед глазами. – Через свои источники мы достали снимок, сделанный с самолета-разведчика военно-воздушных сил во время обзорных полетов над Кубой.

Президент уже понял, что ему не имеет смысла расспрашивать подробности о том, как снимок оказался в руках Джо.

– И что вам нужно от меня?

– Взгляните на территорию над северным побережьем острова ниже Флорида-Кис.

Президент достал очки из кармана рубашки и всмотрелся в изображение.

– Похоже на дирижабль «Гудъер».

– Нет, это «Проспертир», старый дирижабль, принадлежащий Рэймонду Лебарону.

– Я думал, он исчез на Карибах две недели назад.

– Десять дней назад, если быть точным. Вместе с самим дирижаблем и еще двумя членами экипажа.

– Значит, фотография была снята до того, как он исчез?

– Нет, снимок был сделан всего восемь часов назад.

– Тогда Лебарон жив.

– Хотелось бы думать, но все наши попытки связаться с «Проспертиром» по радио остались безответными.

– Разве Лебарон как-то связан с проектом «Колония Джерси»?

– Он был членом «внутреннего ядра».

Президент наклонился поближе.

– А вы, Джо? Вы один из первых девяти человек, придумавших проект, да?

Джо не ответил. Президент и не ждал ответа, ничуть не сомневаясь в правильности своего предположения.

Довольный, он откинулся на спинку сиденья и расслабился.

– Хорошо, так в чем же дело?

– Советский Союз разработал новую транспортную ракету и через десять дней собирается отправить ее в космос для посадки на Луну. Она в шесть раз больше и тяжелее ракет, на каких летали наши астронавты со времен программы «Аполлон». Вы должны знать об этом из докладов ЦРУ.

– Да, я читал об их лунной миссии, – согласился президент.

– Также вы должны знать, что за два последних года они отправили три беспилотных зонда на орбиту Луны, чтобы сфотографировать и обследовать места для посадки. Последний, третий зонд упал на поверхность Луны. У второго сломался двигатель, и его топливо воспламенилось. А вот первый полет был проведен успешно, по крайней мере вначале. Зонд облетел Луну двенадцать раз. Потом что-то пошло не так. После возвращения на орбиту Земли при входе в атмосферу до него перестали доходить команды. Следующие восемнадцать месяцев советский центр управления пытался осторожно посадить его. Мы не знаем, удалось ли им получить снимки. В конце концов у них получилось запустить тормозные двигатели, но вместо Сибири их ракета «Селен‑4» приземлилась в Карибском море.

– Я все еще не понимаю, при чем здесь Лебарон.

– Он отправился на поиски советской ракеты.

На лице президента мелькнула тень сомнения.

– По данным ЦРУ, русские выловили свой космический корабль у берегов Кубы.

– Это «утка». Они даже разыграли целое представление, как достают корабль, но на самом деле они его так и не нашли.

– Ваши люди знают, где он?

– Да, мы знаем точное место.

– Вы хотите опередить русских всего из-за нескольких снимков Луны? Есть тысячи фотографий, доступных всем.

– Все они сделаны до того, как мы создали колонию Джерси. Изучив снимки, русские узнают, что она существует.

– И чем грозит раскрытие проекта?

– Я считаю, что если Кремль узнает правду, то при первом же полете на Луну СССР постарается захватить колонию и использовать в своих целях.

– Мне что-то не верится, что Кремль перестроит всю свою космическую программу только для того, чтобы помешать нам.

– Не забывайте, господин президент, что наш проект все еще засекречен. Никто не станет обвинять русских, если они присвоят себе то, о чем никто и не знает.

– Это только предположение, – перебил президент.

Глаза Джо снова загорелись.

– Не важно! Наши астронавты первыми ступили на поверхность Луны. Мы первыми сделали ее своей колонией. Луна – наша, и мы должны бороться за нее.

– Но ведь на дворе не четырнадцатый век. – Президент был потрясен. – Мы не имеем права брать в руки оружие и отгонять от Луны Советский Союз, да и любую другую страну. Организация Объединенных Наций постановила, что у всех стран есть равные права на территорию на Луне и других планетах.

– А прислушивался бы Кремль к правилам ООН, если бы был на нашем месте? Я думаю, что нет.

Джо развернулся и достал из сумки клюшку.

– Восемнадцатая лунка. Игра подходит к концу.

Президент установил мяч поудобнее и закатил его в лунку с двадцати футов.

– Я бы остановил вас, – холодно сказал он.

– Как? НАСА не готово отправлять морпехов на Луну. Вы и ваши предшественники были настолько слепы, что зациклились на одних только орбитальных космических станциях.

– Я не могу оставаться в стороне и позволить вам начать войну в космосе, которая потом может продолжиться на Земле.

– У вас нет выбора.

– Вы можете ошибаться насчет русских.

– Хотелось бы надеяться, – сказал Джо. – Но я подозреваю, что они уже убили Рэймонда Лебарона.

– Это должно меня убедить?

– Если случится худшее, то вы хотя бы будете в курсе событий и сможете подготовиться к дальнейшему кошмару.

– А если, предположим, мои охранники арестуют вас как сумасшедшего убийцу, а затем мы раскроем миру правду о колонии Джерси?

– Арестуйте меня – и Реджи Салазар умрет. Расскажете о проекте – и все закулисные махинации, подлости, обманы и ложь, ах да, еще и убийства, конечно же, которые были совершены с того самого момента, как вы приняли присягу в сенате, выплывут на свет. Вы вылетите из Белого дома с еще более скандальной репутацией, чем Никсон, конечно, при условии, что доживете до этого.

– Вы пытаетесь меня шантажировать? – Если до этого президент еще сдерживал себя, то теперь он кипел от злости. – Жизнь Салазара будет небольшой ценой за сохранение президентства.

– Через две недели вы сможете рассказать миру о проекте «Колония Джерси» и станете большим политическим героем. Фанфары, барабанная дробь, понимаете меня? Две недели – и вы всем покажете доказательства величайших достижений науки нашей страны.

– Почему именно после этого времени?

– Потому что мы собираемся забрать нашу изначальную команду из колонии Джерси и вернуть на Землю со всеми накопившимися за двадцать лет результатами исследований – отчетами о метеорологических и лунных зондах, бесчисленными фотографиями и видеозаписями создания первой человеческой планетарной цивилизации, научными результатами тысяч биологических, химических и атмосферных экспериментов. Первый этап проекта завершен. Мечта «внутреннего ядра» сбылась. Теперь колония Джерси будет принадлежать народу Соединенных Штатов Америки.

Президент задумчиво повертел клюшку в руках, затем спросил:

– Кто вы?

– Попытайтесь вспомнить. Мы были знакомы друг с другом много лет назад.

– Как я смогу связаться с вами?

– Я устрою еще одну встречу, когда возникнет необходимость. Мужчина засунул клюшки в сумку и пошел по узкой тропинке в сторону клуба. Но внезапно остановился и развернулся:

– Кстати, я обманул вас. Это не взрывчатка, а коробка с новыми мячами для гольфа – подарок «внутреннего ядра».

Глава государства с раздражением посмотрел на него:

– Будь ты проклят, Джо!

– О, и еще… поздравляю вас.

– С чем?

Джо протянул карточку с результатами.

– Я следил за игрой. Вы набрали семьдесят девять очков.

Узкая доска виндсерфа изящно скользила по бурной поверхности воды, как стрела сквозь туман. Его грациозная форма была необычайно красивой и позволяла развить огромную скорость на волнах. Наверное, это была самая простая конструкция из всех парусников: сердцевина из жесткого пенопласта в литой оболочке из гладкого полиэтилена, для легкости и гибкости – вот и вся доска. В кормовой части доски располагался небольшой плавник, помогающий держать курс, а более длинный шверт[6] уходил в воду почти посередине, чтобы доску не уносило ветром в сторону.

Ветер прижимал треугольный фиолетовый парус с широкой бирюзовой полосой к алюминиевой мачте, прикрепленной к доске шарниром. Овальную трубчатую ручку, или гик, огибающую мачту и парус, крепко сжимали длинные худощавые руки с огрубевшей кожей и мозолями на ладонях.

Дирк Питт устал. Устал даже сильнее, чем его изнуренный мозг был в состоянии осознать. Мышцы рук и ног будто налились свинцом, при каждом маневре все сильнее отдавало болью в спине и плечах. За прошедший час он уже не менее трех раз с огромным трудом поборол в себе желание выплыть на ближайший пляж и растянуться на песке.

Сквозь прозрачное окно в парусе Дирк рассмотрел оранжевый буй, отмечающий конец марафонской гонки длиной в тридцать миль вокруг залива Бискейн к маяку Кейп Флорида на Ки-Бискейн. Он осторожно занял самую удобную позицию, чтобы обойти буй по аккуратной дуге. Решив сделать поворот фордевинд, самый красивый маневр в виндсерфинге, он проскользнул вперед в плотном потоке других серферов, откинулся назад и направил нос доски на новый курс. Взявшись за мачту, Питт перебросил парус вокруг нее с наветренной стороны, поменял положение ног и выпустил гик. Потом повернул трепещущий парус, поймал ветер и в ту же секунду снова подхватил гик. Подталкиваемый свежим северным ветром скоростью в двадцать узлов, серф все быстрее несся по беспокойным волнам и вскоре разогнался почти до тридцати миль в час.

Мужчина слегка удивился, увидев, что в группе из сорока одного гонщика, большинство из которых были моложе его лет на пятнадцать, он идет третьим и отстает от лидера всего на двадцать ярдов.

Разноцветные паруса эскадры виндсерферов переливались на сине-зеленой воде будто радуга. Уже виднелся финиш возле маяка. Питт внимательно следил за идущим впереди гонщиком, готовясь пойти на обгон. Но прежде чем он попытался обойти его, соперник неожиданно упал, недооценив высоту волны. Теперь Дирк шел вторым, и до финиша оставалось не больше полумили.

И вдруг в безоблачном небе пронеслась зловещая тень, и мужчина услышал шум винтового двигателя летательного аппарата где-то вверху и слева. Он поднял голову и вытаращил глаза в изумлении.

Не более чем в сотне ярдов от него с неба опускался дирижабль, закрывая диск солнца, будто во время затмения. Его огромный нос был направлен наперерез курсу флотилии виндсерферов. Казалось, судном никто не управляет. Лопасти двух винтов едва вращались, но сильный ветер довольно быстро нес гигантскую сигару по воздуху. Серфингисты беспомощно наблюдали, как незваный гость пересекает им путь.

Гондола ударилась о волны, и дирижабль подскочил обратно вверх, футов на пять над водой, прямо перед лидером гонки серфингистов. Не успевая развернуться, молодой парень – лет семнадцати, не больше – спрыгнул с доски в воду за мгновение до того, как правый винт дирижабля в куски искромсал мачту и парус его серфа.

Питт ловко заложил крутой вираж и пошел параллельным курсом с неистовым дирижаблем. Краем глаза он заметил название, написанное на боку судна громадными красными буквами – «Проспертир». Дверь гондолы была распахнута, но никакого движения внутри не наблюдалось. Дирк крикнул, но его голос заглушили шум двигателей и свист ветра. Незадачливый цеппелин несся по морю, куда ему вздумается.

Внезапно Питта кольнуло предчувствие беды. «Проспертир» мчался к берегу и уже был всего в четверти мили от широких террас отеля «Сонеста Бич». Дирижабль, который по весу был легче воздуха, вряд ли мог сильно повредить крепкое здание отеля, но если его топливные баки воспламенятся, от пожара наверняка пострадает множество постояльцев, мирно дремлющих в номерах или ужинающих во дворике внизу.

Превозмогая усталость, спортсмен снова развернул серф и направился к огромному носу воздушного корабля. Гондола металась среди волн, и вдруг винт брызнул соленой водой прямо ему в глаза. Все стало мутным, мужчина едва не потерял равновесие. Он присел на доске пониже и направил серф наперерез дирижаблю. Толпы любителей позагорать возбужденно махали руками и показывали пальцами на необычное зрелище, быстро приближавшееся к пляжу отеля.

Питт должен был рассчитать прыжок идеально, он знал, что второй попытки не будет. Если ошибется – винт разрубит его тело на мелкие куски. Закружилась голова. Силы были почти на исходе. Ему показалось, что мышцы перестали реагировать на приказы мозга. Когда серф проходил под носом дирижабля, он приготовился.

А потом прыгнул.

Он смог ухватиться за один из тросов на носу «Проспертира», но начал соскальзывать по мокрой поверхности, сдирая кожу с пальцев и ладоней. В отчаянии Дирк перебросил ногу через трос и держался, напрягая последние остатки сил. Под весом его тела нос дирижабля накренился и опустился под воду. Лихорадочно перебирая руками по канату, Питт полез наверх, пока не вынырнул из воды. Потом какое-то время судорожно выплевывал морскую воду и хватал ртом воздух. Из преследователя он превратился в пленника.

Одной массы тела явно не хватало, чтобы остановить воздушного монстра, даже ветер тормозил дирижабль намного сильнее. Когда ноги коснулись дна, мужчина уже собирался выпустить из рук канат. Но дирижабль бросал его вверх-вниз, будто на американских горках. Через мгновение Питт уже ехал на спине по теплому песку пляжа. С трудом повернув голову, он увидел, что низкое ограждение отеля было уже в сотне метров от него и стремительно придвигалось все ближе.

«Боже мой, неужели конец… – подумал пленник „Проспертира“. – Всего через несколько секунд дирижабль врежется в отель и, возможно, взорвется. А может быть, и не только. Вертящиеся винты расколются при ударе, и металлические обломки лопастей полетят в объятую страхом толпу, как шрапнель».

– Помогите мне! Помогите же, ради бога! – заорал Питт.

Толпящиеся на пляже люди застыли с раскрытыми ртами, словно дети, зачарованные невероятным зрелищем. Внезапно навстречу дирижаблю выбежали две молодые девушки и парень, на ходу хватая буксирные тросы. Следом за ними с места сорвался спасатель, а за ним – грузная пожилая женщина. И тогда оцепенение спало, и два десятка зевак ринулись вперед, выстраиваясь в ряд друг за другом. Это выглядело так, будто племя полуголых туземцев соревновалось с разъяренным бронтозавром в перетягивании каната.

Упираясь босыми ногами в песок и оставляя глубокие борозды, люди боролись с массивным дирижаблем, упрямо тащившим их за собой через пляж. Люди тянули за тросы, закрепленные на носу, и развернули корпус дирижабля на 180 градусов. Теперь на отель надвигался гигантский ребристый хвост. Колесо в нижней части гондолы обломало кусты, высаженные по верху ограды отеля, а винты крутились всего в нескольких дюймах над бетонной стеной и молотили по кустам, сбивая ветки и листья.

Сильный порыв ветра с моря вытолкнул «Проспертир» во внутренний дворик и понес кормой к пятому этажу отеля. Во все стороны полетели зонты и столики. Канаты вырвались из рук, и людей охватило ощущение беспомощности. Казалось, что битва проиграна.

Дирк с трудом поднялся на ноги и, шатаясь, подбежал к ближайшей пальме. В последней отчаянной попытке он обмотал свой канат вокруг стройного ствола, лихорадочно молясь, чтобы дерево не сломалось от напряжения.

Провисший трос резко натянулся. Пятидесятифутовая пальма задрожала, качнулась и на несколько секунд согнулась. Толпа затаила дыхание. И тогда пальма мучительно медленно выпрямилась. Ее короткие корни выдержали испытание на прочность, дирижабль остановился всего в шести футах от восточной стены отеля.

Послышались радостные крики и аплодисменты двух сотен людей. Женщины прыгали и смеялись, а мужчины громко вопили, в восторге подняв руки вверх. Наверное, еще ни одна победившая команда не слышала в свою честь столько бурных оваций. Подбежавшие охранники отеля отводили зрителей подальше от все еще вращающихся винтов.

Мокрый Питт, покрытый песком, стоял невдалеке и пытался отдышаться, его исцарапанные канатом руки жгло от боли. Впервые глядя на «Проспертир» в спокойной обстановке, он был очарован его старинной конструкцией. Было очевидно, что именно эта модель воздушного судна стала прообразом современных дирижаблей «Гудьер».

Дирк обошел разбросанные стулья и столы во дворике и влез в гондолу. Экипаж дирижабля по-прежнему находился в своих креслах, не двигаясь и не издавая ни звука. Мужчина склонился над пилотом, нашел тумблер зажигания и выключил его. Двигатели еще раз или два громко чихнули и замолкли, винты несколько раз провернулись, а потом остановились.

Наступила гробовая тишина.

Питт поморщился и осмотрел гондолу. Внутри не виднелось никаких следов повреждений, казалось, что все механизмы и пульт управления работали исправно. Но его больше поразило обилие приборов на дирижабле. Здесь было все для подводной поисковой экспедиции: градиометры для поиска железа, эхолокатор бокового обзора, профилометр твердого дна.

Дирк не замечал любопытных лиц, заглядывающих в открытую дверь гондолы, не слышал монотонного воя приближающихся сирен. Он чувствовал себя отрешенным и каким-то растерянным. В жарком, влажном воздухе витал смрад гниющих человеческих тел, вызывая тошноту и страх.

Один из членов экипажа сидел, склонившись над маленьким столиком и положив голову на руки, как будто спал. Одежда мертвеца была влажной и покрытой пятнами. Питт коснулся его плеча и легонько толкнул. Плоть оказалась не упругой, а податливой и мягкой, как тесто. Несмотря на жару, Питта внезапно пробрал озноб, хотя по всему телу ручейками струился пот.

Он перевел взгляд на сидящих за штурвалом – ужасная картина! По лицам ползало множество мух, разложение до неузнаваемости обезобразило пилотов. Кожа слезала клочьями, словно на прорванных волдырях или ожогах. Челюсти отвисли, губы и языки распухли и засохли. Глаза были открыты, мутные зрачки смотрели в никуда. Руки с посиневшими ногтями все еще лежали на штурвалах. В безжизненных телах не осталось ферментов, сдерживающих размножение бактерий, и микроорганизмы образовали в кишечнике газы, нелепо раздув мертвецам животы. Высокая температура и влажность в тропиках значительно ускорили процесс гниения.

Прилетевший из ниоткуда «Проспертир» был могилой, полной гниющих трупов. Жуткий экипаж оказался заключенным внутри дирижабля, словно в склепе, так и не выполнив свою призрачную миссию.

Под ослепительным светом в прозекторской на столе для обследования лежал обнаженный труп чернокожей женщины. Тело отлично сохранилось, на нем не было заметно никаких повреждений. Опытный патологоанатом даже при беглом осмотре по степени трупного окоченения легко мог определить, что женщина была мертва не более семи часов. Ей было где-то около двадцати пяти – тридцати лет. Наверное, когда-то на нее засматривались мужчины, но сейчас ее тело выглядело истощенным и обезображенным из-за многолетнего употребления наркотиков.

Судмедэксперт округа Дейд, доктор Кельвин Руни, не особо горел желанием делать вскрытие. В Майами ежедневно кто-то умирает, так что ему и его сотрудникам было чем заняться, и сам он предпочитал работать над более сложными и загадочными случаями. Заурядные случаи смерти от передозировки наркотиков его мало интересовали. Однако труп был найден лежащим на лужайке перед домом окружного комиссара, поэтому проведение следственной экспертизы не могли доверить рядовому сотруднику.

Накинув синий халат (он терпеть не мог стандартный белый), Руни, выросший во Флориде, ветеран армии США и выпускник Гарвардской медицинской школы, вставил новую кассету в карманный диктофон и сухо описал общее состояние трупа.

Он взял скальпель и, нагнувшись над телом, начал разрезать кожу от подбородка до паха. Проведя разрез до грудной полости, Руни внезапно остановился и, щурясь сквозь толстые линзы очков в роговой оправе, наклонился еще ближе. В течение следующих пятнадцати минут он извлек сердце и внимательно исследовал его, продолжая говорить в диктофон.

Под конец обследования в прозекторскую вошел шериф Тайлер Суэтт. Он был среднего телосложения, слегка сутулился, а задумчивое лицо казалось одновременно и меланхоличным, и мужественным. Благодаря своей проницательности и аналитическому складу ума он пользовался уважением у сослуживцев.

Он окинул труп невыразительным взглядом и кивком поприветствовал Руни.

– Новый жмурик?

– Женщина, найденная во дворе окружного комиссара, – ответил доктор.

– Очередной передоз?

– Увы, нет, на этот раз убийство. Да, ее определенно убили. Я нашел три прокола в сердце.

– Ножом для колки льда?

– Судя по всему, так и есть.

Суэтт уставился на маленького лысеющего главного судмедэксперта, который больше походил на приходского священника.

– Им не провести вас, док.

– Что же привело грозу всех преступников в наши экспертноаналитические палаты? – дружелюбно спросил Руни. – Вы явились навестить мертвых бедняков из трущоб?

– Нет, сегодня я с опознанием прибыл к птицам более высокого полета.

– Значит, вас интересуют тела с дирижабля, – догадался Руни. Суэтт кивнул.

– Госпожа Лебарон приехала, чтобы осмотреть останки.

– Я бы не советовал. То, что осталось от ее мужа, – далеко не лучшая картина для тех, кто видит трупы не каждый день.

– Я пытался сказать ей, что достаточно будет опознать его вещи, но она настаивала. Даже привезла с собой консультанта из канцелярии губернатора.

– И где они?

– Ждут в приемной морга.

– А журналисты?

– Там целая армия телерепортеров и корреспондентов из газет, вьются вокруг, как мухи. Я приказал помощникам не пускать их дальше вестибюля.

– Мир удивительно устроен, – философски заметил Руни. – Такой знаменитости, как Рэймонд Лебарон, достаются лучшие полосы на первых страницах, а об этой бедняжке упомянут лишь в последней колонке, рядом с дешевой рекламой.

Он вздохнул, снял халат и бросил на стул.

– Давайте разберемся с вашим делом побыстрее. У меня сегодня еще два вскрытия.

Пока они разговаривали, начался тропический ливень, и за окном загрохотали раскаты грома. Руни надел спортивную куртку, застегнул ее и поправил галстук. Они вместе вышли из помещения. Суэтт задумчиво разглядывал рисунок на ковре под ногами.

– Есть какие-то мысли по поводу причины смерти Лебарона? – спросил шериф.

– Пока не могу сказать ничего определенного. Результаты обычного лабораторного исследования оказались неинформативными. Я собираюсь провести дополнительно несколько тестов. Слишком много нестыковок. Должен признать, это настоящая головоломка.

– Так что, вообще никаких догадок?

– В официальных документах я бы точно пока ничего не писал. Проблема вот в чем: разложение трупа произошло слишком быстро. Я никогда не видел, чтобы ткани так быстро распадались, разве что только один раз, в 1974 году.

Прежде чем Суэтт успел расспросить Руни о том случае, они подошли к двери приемной и вошли. Помощник губернатора, скользкий тип в костюме-тройке, вскочил им навстречу. Руни он сразу показался полным идиотом, хотя еще и рта не успел раскрыть.

– Не могли бы мы начать побыстрее? Госпоже Лебарон тяжело здесь находиться, и она хочет вернуться в отель как можно скорее.

– Сочувствую ей, – произнес шериф, намеренно растягивая слова, – но полагаю, что государственный служащий должен и без моих подсказок помнить о том, что есть определенные правила, которым все должны следовать.

– Должен вам напомнить о том, что губернатор ждет от вашего отдела полной отдачи. Горе вдовы необходимо облегчить.

Руни восхитился железным спокойствием Суэтта. Шериф просто обошел консультанта, словно мусор на тротуаре.

– А вот наш главный судмедэксперт, доктор Руни. Он будет помогать при опознании.

Не похоже, что Джесси Лебарон было здесь очень уж тяжело. Она сидела на оранжевом пластиковом стуле, высоко подняв голову и властно поглядывая по сторонам. И все же Руни почувствовал ее слабость, скрывающуюся за показным спокойствием и хладнокровием. За годы работы для него стало привычным делом проводить опознания трупов близкими людьми. Он проходил через такое испытание сотни раз, поэтому мягким сочувствующим тоном сказал заученную фразу:

– Госпожа Лебарон, я знаю, каково вам сейчас, и постараюсь не сделать вам хуже. Но сперва хотел бы разъяснить, что по законам нашего штата и округа достаточно будет опознать личные вещи покойного супруга. Далее, все, что вы сможете вспомнить об особых приметах во внешности вашего мужа: будь то шрамы, рубцы, особенности зубного аппарата, переломы или деформации в скелете, перенесенные оперативные вмешательства – все это поможет нам в опознании. И последнее: настоятельно советую вам не смотреть на останки. Черты лица еще узнаваемы, но разложение сделало свое дело. Будет лучше помнить господина Лебарона таким, каким он был при жизни, чем таким, каков он сейчас, в морге.

– Спасибо, доктор Руни, – ответила Джесси. – Я очень благодарна вам за заботу, но должна быть уверена, что муж действительно мертв.

Руни печально кивнул, затем указал на рабочий стол, где лежали одежда, бумажник, часы и прочие личные вещи.

– Вы уже опознали вещи господина Лебарона?

– Да, я перебрала их.

– Значит, вы подтверждаете, что они точно принадлежали ему?

– Да, без сомнений… бумажник… и прочее. Часы – подарок от меня на первую годовщину свадьбы.

Руни подошел к столу и взял часы.

– Золотые «Картье» на золотом браслете, с римскими цифрами, выложенными из… Это ведь бриллианты, верно?

– Да, редкая разновидность черного алмаза, соответствующего его знаку зодиака.

– Апрель, стало быть.

Она кивнула.

– Кроме личных вещей вашего супруга, госпожа Лебарон, не узнаете ли вы какие-нибудь из этих вещей, которые могли принадлежать Баку Цезарю или Джозефу Кавилье?

– Не могу ничего сказать об их украшениях, но точно уверена, что такая одежда была на Баке и Джо, когда я видела их в последний раз.

– К сожалению, следователям не удалось найти ближайших родственников Цезаря и Кавильи, – вступил в разговор Суэтт. – Вы бы очень помогли нам, если бы подсказали, что из вещей принадлежало Баку, а что Джозефу.

Джесси Лебарон ненадолго задумалась.

– Я не уверена… Кажется, джинсовые шорты и рубашка в цветочек были на Баке. А другие вещи тогда, вероятно, были на Джо Кавилье. – Она немного помолчала. – Теперь я могу увидеть тело моего мужа?

– Я не убедил вас? – сочувственно спросил Руни.

– Настаиваю.

– Лучше делайте то, о чем просит госпожа Лебарон, – вмешался помощник губернатора, стоявший до этого молча.

Руни посмотрел на Суэтта и обреченно пожал плечами.

– Тогда следуйте за мной, пожалуйста. Останки хранятся в холодильной камере.

Все покорно пошли за доктором к толстой двери с маленьким окошком на уровне глаз и молча ждали, пока он откроет тяжелую задвижку. Изнутри повеяло прохладой, и Джесси вздрогнула, когда доктор пригласил их войти. Появился дежурный и подвел их к одной из квадратных дверец в стене. Он открыл дверцу, выдвинул стол из нержавеющей стали и отошел в сторону.

Руни взялся рукой за край простыни, накрывающей труп, и замялся. Эту часть своей работы он особенно ненавидел. Как правило, человеческие реакции при опознании тела близкого можно разделить на четыре группы: одних начинает тошнить, другие теряют сознание, у третьих начинается истерика. А есть и те, кто стоит с каменным лицом и не выказывает никаких чувств. Последние особо интересовали доктора. Руни готов был расстаться со своей месячной зарплатой, чтобы узнать, какие мысли витают у них в головах в эту секунду.

Он поднял простыню.

Помощник губернатора бросил один лишь взгляд на труп, жалко застонал и без чувств рухнул на руки шерифу. Ужасающие последствия разложения предстали во всем своем отвратительном виде.

Но реакция Джесси поразила Руни. Дама долгим внимательным взглядом осмотрела чудовищные, обезображенные гниением останки, лежащие на столе. Она глубоко втянула в себя воздух, тело заметно напряглось. Затем подняла глаза и спокойным, ровным голосом произнесла:

– Это не мой муж!

– Вы совершенно уверены? – мягко спросил Руни.

– Взгляните сами, – монотонно проговорила она. – У него были не такие волосы. И черты лица. У Рэймонда было угловатое лицо. А здесь круглое.

– Разложение плоти обычно искажает черты лица, – объяснил доктор.

– Но посмотрите на зубы.

Мужчина нагнулся над головой трупа.

– А что с ними?

– На них пломбы серебристого цвета.

– Не понимаю.

– У мужа были золотые.

Руни даже и не думал с ней спорить. Несомненно, такой обеспеченный человек, как Лебарон, не стал бы себе ставить дешевые пломбы.

– Но ведь часы, одежда… вы же признали, что они принадлежали ему.

– Ну и что с того! – гневно крикнула она. – Этот ужасный труп – не Рэймонд Лебарон.

Руни был озадачен ее яростью. Пока он стоял в растерянности, не в состоянии произнести что-либо, госпожа Лебарон выбежала из холодильной камеры. Шериф передал помощника губернатора с рук на руки дежурному морга и повернулся к судмедэксперту:

– Да что тут, черт возьми, происходит?

Доктор покачал головой:

– Сам не знаю.

– Мне кажется, то, что она увидела, шокировало ее. Затем у нее случилась истерика, и дама начала нести чушь. Вы лучше меня знаете, что большинство людей не могут принять смерть любимого человека. Вот она и не смогла поверить своим глазам.

– Это была не истерика.

Суэтт непонимающе посмотрел на него:

– А как это тогда назвать?

– Актерская игра.

– С чего вы взяли?

– Часы, – ответил Руни. – Один из моих сотрудников раньше подрабатывал ювелиром, чтобы платить за обучение в медицинской школе. И он сразу заметил, что эти дорогие часы «Картье», которые госпожа Лебарон подарила своему мужу на юбилей, на самом деле подделка, одна из дешевых фальшивок, какие нелегально производят в Тайване или Мексике.

– Зачем женщине, способной выписать чек на миллион долларов, дарить мужу дешевую подделку?

– Рэймонд Лебарон далеко не профан, когда дело касается стиля и вкуса. Он бы наверняка распознал подделку. Меня интересует другое: почему он продолжал носить часы, зная, что они – фальшивые?

– Значит, вы думаете, что дама разыграла перед нами представление и солгала на опознании?

– Чутье подсказывает мне, что вдова знала, чего ожидать, – ответил Руни. – Готов поспорить на свой новый «Мерседес-Бенц», что генетическое исследование, отчет стоматолога и результаты слепка с отпечатками пальцев, отправленных мной в лабораторию ФБР, покажут, что она права.

Доктор повернулся к трупу и уставился на него.

– На столе не Рэймонд Лебарон.

Детектив Гарри Виктор, ведущий следователь департамента полиции округа Дейд, сидел, откинувшись на спинку вращающегося стула, и изучал фотографии гондолы «Проспертира». Спустя несколько минут он поднял очки без оправы на высокий лоб с залысинами в светлой шевелюре и потер глаза.

Виктор был человеком аккуратным, все раскладывал по своим местам в алфавитном и номерном порядке. Он был единственным полицейским за всю историю отдела, искренне любившим составлять отчеты. Пока большинство мужчин на выходных смотрели спортивные трансляции по телевизору или отдыхали возле плавательных бассейнов, почитывая детективные романы Рекса Бернса, Виктор пересматривал материалы нераскрытых дел. Он был неутомимым трудягой. Но ему больше нравилось самостоятельно увязывать все концы и доводить расследование до завершения, нежели выбивать признания из преступников.

Дело «Проспертира» отличалось от всех других, попадавшихся ему за восемнадцать лет на службе. Да и вообще трудно назвать типичным делом для полицейского расследования, когда с неба падает старинный дирижабль с тремя трупами внутри. Никаких зацепок. В морге не нашли никаких следов на телах, которые могли бы подсказать, где экипаж пропадал полторы недели.

Когда он снова опустил очки на глаза и принялся изучать фотографии, зазвонил телефон. Детектив поднял трубку и задумчиво ответил:

– Да?

– Пришел свидетель давать показания, – послышался голос секретарши.

– Пусть заходит.

Он закрыл папку с фотографиями и положил на металлический стол. Там не было никаких вещей, кроме телефона и таблички с именем следователя. Держа трубку возле уха, детектив перегнулся в кресле и посмотрел в противоположный угол просторного отдела убийств, на дверь, выходящую в коридор.

На пороге появилась секретарша в форме и указала рукой в направлении Виктора. Высокий мужчина кивком поблагодарил ее и подошел. Детектив жестом пригласил его присесть на стул напротив, делая вид, будто разговаривает по телефону. Он использовал эту старую уловку при допросах, когда нужно было улучить минутку, чтобы присмотреться к подозреваемому или свидетелю и понять, что он собой представляет, а самое главное – проследить за его привычками и поведением, что могло помочь при допросе.

Сидящему напротив Виктора человеку было около тридцати семи – тридцати восьми лет, ростом он был под метр девяносто, весил около восьмидесяти пяти килограммов, у него были волнистые черные волосы без намека на седину и кожа, загорелая от круглогодичного пребывания на солнце. У посетителя были темные густые брови, прямой узкий нос, тонкие губы с уголками, загнутыми в легкую, но уверенную улыбку. Он был одет в голубую спортивную куртку, кремово-желтую рубашку-поло с открытым воротником и светло-серые брюки. Чувствовалось, что у него хороший вкус – одежда не слишком дорогая, но стильная, куплена скорее в «Саксе», чем в брендовых мужских магазинах. Он не курил, судя по тому, что из карманов не выпирала сигаретная пачка. Свидетель сложил руки в локтях, что говорило о спокойствии и даже в некоторой мере о безразличии, сами кисти рук были узкие, длинные и обветренные. Колец и других украшений не было, только старые водонепроницаемые часы с оранжевым циферблатом на тяжелом браслете из нержавеющей стали.

Он вел себя не так, как другие. Все, кто сидел на этом стуле, заметно нервничали. Некоторые прятали волнение под маской высокомерия, другие беспокойно осматривались, глядели в окна, на картины на стенах, наблюдали за другими следователями, постоянно ерзая на стуле и закидывая ноги одна на другую. Впервые детектив почувствовал себя не в своей тарелке. Уловка не сработала.

Посетитель не проявлял вообще никаких эмоций. Со скромным интересом он смотрел на Виктора невероятно зелеными глазами, будто гипнотизировал его. Потом, изучив полицейского и не найдя ничего интересного, принялся рассматривать стену позади него. После чего взгляд свидетеля опустился на телефон.

– Обычно в департаментах полиции пользуются системой связи «Горизонт», – сказал он ровным тоном. – Если пытаетесь поговорить с кем-то, то нажмите вот ту кнопочку.

Виктор посмотрел на телефон. Так и есть, одна из четырех кнопок горела, но не была нажата.

– А вы внимательны, господин…?

– Питт. Дирк Питт. Имею честь разговаривать с детективом Виктором? У нас была назначена встреча.

– Да, это я. – Он положил трубку на место и продолжил: – Вы тот человек, который первым пробрался в гондолу дирижабля «Проспертир»?

– Верно.

– Спасибо, что согласились прийти сюда в воскресенье, да еще и в такую рань. Буду очень признателен, если поможете прояснить несколько вопросов.

– Пустяки. Это надолго?

– Двадцать минут, может быть, полчаса. Куда-то торопитесь?

– Через два часа у меня самолет в Вашингтон.

Полицейский кивнул:

– Тогда у нас достаточно времени. – Он открыл ящик и достал диктофон. – Давайте перейдем в более уединенное место.

Он повел Питта по длинному коридору к маленькой комнате для допросов. Внутри не было ничего лишнего: стол, два стула и пепельница. Виктор присел и вставил в диктофон новую кассету.

– Не будете возражать, если я запишу наш разговор на пленку? Из меня ужасный стенографист, никто из секретарей не может разобрать мой почерк.

Посетитель пожал плечами, соглашаясь.

Виктор поставил диктофон на середину стола и нажал на кнопку записи.

– Ваше имя?

– Дирк Питт.

– Среднее имя?

– Эрик.

– Адрес?

– Аэропорт-плейс, номер 266, Вашингтон Ди-Си, 20001.

– Номер телефона, по какому можно будет с вами связаться? Дирк продиктовал Виктору телефонный номер своего офиса.

– Чем занимаетесь?

– Директор специальных программ Национального управления подводных исследований.

– Можете описать то, что произошло 20 октября?

Питт рассказал Виктору о том, как заметил неуправляемый дирижабль во время марафонской гонки на виндсерфах, о своем сумасшедшем прыжке на канат дирижабля и о едва не случившейся катастрофе, которую чудом удалось предотвратить в последние секунды. Закончил он рассказ на том, как пробрался в гондолу.

– Вы касались там чего-либо?

– Только выключателей зажигания и двигателя. Еще трогал за плечо труп, сидевший возле столика штурмана.

– И все?

– Я мог оставить свои отпечатки только на лестнице дирижабля.

– И еще на спинке сиденья второго пилота, – самодовольно улыбнулся Виктор. – Очевидно, когда вы наклонились, чтобы выключить двигатели.

– Быстро вы их обнаружили. В следующий раз буду надевать резиновые перчатки.

– Это заслуга ФБР.

– Надо признать, они хорошо делают свою работу.

– Вы что-нибудь взяли оттуда?

Питт бросил на Виктора резкий взгляд.

– Нет.

– А мог кто-нибудь войти и что-нибудь трогать?

Свидетель покачал головой.

– После того как я вышел, охранники отеля оцепили гондолу. Следующим, кто туда зашел, был человек в форме полицейского.

– Что вы делали после этого?

– Я заплатил спасателю, чтобы он сплавал и нашел мой серф. У него был небольшой пикап, он согласился отвезти меня в отель, где я остановился с друзьями.

– В Майами?

– В Корал-Гейблз.

– Не возражаете, если я спрошу, что вы делали в городе?

– Я закончил морскую исследовательскую миссию для НУПИ и решил взять недельный отпуск.

– Вы опознали тела?

– Нет, конечно же. Я бы и собственного отца в таком виде узнать не смог.

– Может, есть хотя бы какие-нибудь предположения?

– Думаю, один из них – Рэймонд Лебарон.

– Вы слышали ранее об исчезновении «Проспертира»?

– О его исчезновении передавали по всем каналам, печатали в газетах. Только отшельник мог об этом не знать.

– У вас есть какие-нибудь предположения, где дирижабль и его экипаж пропадали в течение десяти дней?

– Без понятия.

– Может, есть какая-то, пусть даже самая безумная, теория? – упорствовал Виктор.

– Ну, например, дирижабль мог принять участие в гениальнейшем рекламном трюке, пиаре издательской империи Лебарона.

В глазах Виктора появился интерес.

– Продолжайте.

– А может, богачи сделали умнейший ход, чтобы манипулировать ценами акций конгломерата Лебарона. Можно было продать пакеты акций, чтобы потом, когда он исчезнет, а цены упадут, выкупить их по дешевке. А когда произойдет его «воскрешение» – цены опять поднимутся и можно будет снова продать акции втридорога.

– И какой, по-вашему, была причина смерти?

– Тут моя фантазия отказывает.

– Почему?

– Спросите судмедэксперта.

– Но я спрашиваю вас.

– Наверное, они сожрали испорченную рыбу на том необитаемом острове, где просидели все время, – устав от игры в догадки, сказал Питт. – Откуда мне знать? Если вам нужен красивый сюжет, лучше наймите сценариста.

Интерес в глазах Виктора погас. Он откинулся на кресле и удрученно вздохнул.

– Я уже было подумал, что вы знаете о чем-то, что сможет помочь нам распутать загадку. Но ваша теория оказалась пустышкой, как и все остальные.

– Я почему-то не удивлен, – ухмыльнулся Питт.

– Откуда вы знали, что нужно нажимать, чтобы выключить двигатель? – спросил Виктор, направляя разговор в другое русло.

– После полетов на двадцати разных самолетах во время службы в ВВС и в гражданской жизни я кое-чему научился.

Виктора, казалось, полностью удовлетворил такой ответ.

– Еще один вопрос, господин Питт. Когда вы впервые заметили дирижабль, с какого направления он прилетел?

– Он дрейфовал по ветру с северо-востока.

Виктор протянул руку и выключил диктофон.

– Все. Я смогу с вами связаться по номеру телефона вашего офиса в течение дня?

– Если меня не будет на месте, мой секретарь сообщит, где меня найти.

– Спасибо за помощь.

– Боюсь, что ничем особенным я не помог, – сказал Питт.

– Мы должны соединить все нити. На нас оказывают большое давление, ведь Лебарон был важным лицом. Должно быть, это самое странное дело, с которым когда-либо сталкивался наш отдел.

– Я вам не завидую. – Свидетель взглянул на часы и поднялся со стула. – Мне пора в аэропорт.

Виктор встал и потянулся через стол, они пожали друг другу руки.

– Если у вас появится еще какой-нибудь сюжетец, звоните мне. Я люблю хорошую фантастику.

Дирк остановился у дверей и обернулся с ехидным выражением на лице:

– Вам нужны зацепки, детектив? Тогда обдумайте еще такую штуку. Дирижаблю нужен гелий, чтобы взлететь. Чтобы поднять в воздух такую старинную махину, как «Проспертир», понадобится пара сотен тысяч кубических фунтов газа. И примерно за неделю утечки гелия будут такими, что дирижабль опустится на землю. Улавливаете?

– Смотря к чему вы ведете.

– Дирижабль мог появиться в Майами только в том случае, если за сорок восемь часов до того опытный экипаж пополнил запасы гелия.

Виктор выглядел так, будто собирался перекреститься.

– Что отсюда следует?

– То, что вам нужно поискать по окрестностям станции, которые могли перекачать двести тысяч кубических футов гелия.

Питт развернулся к двери и ушел.

– Ненавижу лодки, – проворчал Руни. – Я не умею плавать, вообще не могу даже держаться на воде. Ненавижу плавать! Мне становится плохо, даже когда я смотрю в окошко на дверце стиральной машинки.

Шериф Суэтт передал ему двойной мартини:

– Держите, это вам поможет.

Доктор печально посмотрел на залив и осушил полстакана разом.

– Надеюсь, что хоть в открытый океан не будем выходить.

– Не будем. Просто неспешно прокатимся на катере вокруг залива.

Суэтт заскочил в переднюю кабину своего белого рыбацкого катера и запустил двигатель. Дизельный двигатель с турбиной мощностью 260 лошадиных сил гулко зарокотал на корме, палуба начала вибрировать под ногами. Мужчина отвязал причальный канат, катер отошел от пирса и направился к Бискайскому заливу, лавируя в лабиринте пришвартованных яхт.

Когда катер прошел мимо буйков, Руни решил выпить еще стаканчик.

– Где у вас хранится выпивка?

– В передней кабине. Угощайтесь. Там же в медном водолазном шлеме лежит лед.

Через минуту доктор вышел из кабины и спросил:

– Зачем это все, Тайлер? Сегодня же воскресенье. Вы не могли вытащить меня из моей берлоги в самый разгар захватывающего матча, просто чтобы показать, как выглядит Майами-Бич с корабля.

– Да. Я слышал, что прошлой ночью вы закончили отчет о телах с дирижабля.

– Если точно, то в три часа утра.

– Я подумал, может быть, вы захотите мне что-нибудь рассказать?

– Боже правый, Тайлер, неужели это настолько важно, что вы не могли подождать до утра?

– Час назад позвонил какой-то федерал из Вашингтона. – Суэтт помолчал, ослабляя дроссель.

– Сказал, что он из внутренней разведки, о которой я никогда не слышал. Не буду утомлять вас подробностями нашего с ним малоприятного разговора. Никогда не мог понять, почему северяне принимают нас за дурачков. В общем, он потребовал, чтобы мы передали тела федеральным властям.

– Каким еще федеральным властям?

– Он отказался называть их. И увильнул от ответа, когда я настаивал.

Руни заинтересовался:

– Он не сказал, зачем им тела?

– По его словам, это вопрос безопасности.

– Вы ему, конечно, отказали?

– Сказал, что подумаю.

Благодаря такому повороту событий и алкоголю доктор на время забыл о своей боязни воды. Он присмотрелся к плавным очертаниям катера из стеклопластика. Они находились во втором офисе шерифа, временно поставленном на службу в качестве резервного патрульного корабля, хотя чаще его использовали для поездок на рыбалку с чиновниками из штата и округа.

– Как вы его назвали? – спросил Руни.

– Кого?

– Корабль.

– «Саузерн Комфорт». Тридцать пять футов длиной, скорость пятнадцать узлов. Его построили в Австралии. Фирма «Стеберкрафт».

– Что касается дела Лебарона, – произнес доктор, потягивая мартини, – вы собираетесь отдать его?

– Была такая мысль, – улыбнулся Суэтт. – У нас никаких подозреваемых. Смерть до сих пор освещают во всех передовицах. Журналисты делают из трагедии цирк. Начиная с губернатора, каждый пытается оказывать давление на мою задницу. И к тому же есть большая вероятность, что преступление было совершено вообще не в моей юрисдикции. Конечно же, имеется огромное искушение передать столь тяжелый случай в Вашингтон. Но все-таки я слишком упрям, потому что мне кажется, что мы можем раскрыть дело.

– Хорошо, но чего вы хотите от меня?

Шериф оторвался от штурвала и в упор посмотрел на Руни:

– Хочу, чтобы вы рассказали мне, что написали в отчете.

– То, что я откопал, только сильнее все запутает.

Суэтт замедлил ход, пропуская небольшой парусник с четырьмя подростками, идущий наперерез их курсу, и потом продолжил:

– И все-таки.

– Давайте я начну с конца, согласны?

– Давайте.

– Меня поразила одна деталь. С подобным я сталкивался лет пятнадцать назад, когда расследовал странное дело о смерти женщины. На веранде дома обнаружили тело дамы, сидящей в кресле. Ее муж сказал, что они выпивали всю ночь и он пошел спать, ожидая, что она присоединится к нему. Проснувшись утром, супруг нашел ее на том же месте, где и оставил. Как и ночью, жена сидела в кресле на террасе, но теперь была мертва. У нее были все признаки естественной смерти, никаких следов насилия или отравления, в крови нашли только алкоголь. Внутренние органы были здоровыми. Раньше у нее не было серьезных заболеваний или нарушений. И в сорок лет у нее сохранилось тело двадцатипятилетней девушки. Это меня вконец запутало. Но затем факты начали складываться. Посмертный цианоз – изменение цвета кожи в результате нарушения кровообращения – обычно должен быть синеватого цвета. Ее цианоз был вишнево-розовым, что означало смерть от цианида, угарного газа или переохлаждения. Также я обнаружил кровоизлияние в поджелудочную железу. Методом исключения я отбросил варианты с цианидом и угарным газом. Ну и последним элементом в головоломке стал род занятий ее мужа. Конечно, мои доказательства были не очень сильны, но их хватило, чтобы судья засадил его на пятьдесят лет.

– Кем работал муж? – спросил Суэтт.

– Он развозил замороженные продукты по магазинам на грузовике. Очень тонкий план. Супруг напоил ее до потери сознания. Потом затащил в грузовик, который по ночам и выходным стоял у него дома, включил холодильную установку и подождал, пока она окоченеет. Когда бедная женщина испустила последний вздох, он посадил ее назад в кресло и отправился спать.

Шериф непонимающе посмотрел на него:

– Вы не сказали, что люди, найденные в дирижабле, умерли от переохлаждения.

– Именно это я и подозреваю.

– Уверены?

– Примерно на восемь баллов по десятибалльной шкале.

– Знаете, как такое предположение звучит со стороны?

– Догадываюсь, что, по меньшей мере, странно.

– Трое мужчин исчезают над Карибским морем в тридцатиградусную жару и умирают от переохлаждения? – спросил Суэтт сам себя. – Совсем не верится, док. Отсутствует даже какой-нибудь грузовичок для замороженных продуктов, способный вызвать такие подозрения.

– Надо сказать, в деле с дирижаблем вообще сложно чему-то верить.

– Что вы имеете в виду?

– Звонок из ФБР. Если Джесси Лебарон сказала правду и в морге не ее муж, значит, остальные двое тоже не Бак Цезарь и Джозеф Кавилья.

– Боже, – вздохнул Суэтт. – Кто же они тогда?

– Об их отпечатках пальцев у ФБР нет никаких сведений. Возможно, иностранцы.

– Вы что-нибудь откопали, что может помочь нам установить их личности?

– Могу назвать их рост и вес, показать рентгеновские снимки их зубов и назвать прижизненные нарушения в скелете. Их печени пережили огромные дозы всех трех классов спиртных напитков. Легкие говорят о том, что они были заядлыми курильщиками, а судя по зубам и кончикам пальцев, курили они сигареты без фильтра. Еще они любили плотно покушать. Последний раз они ели черный хлеб, различные фрукты и свеклу. Обоим было примерно чуть больше тридцати, одному, может, сорок или чуть больше. Их физическое состояние было выше среднего. Кроме того, могу сказать вам еще одну вещь, которая может помочь опознать их.

– Говорите.

– Но если моя догадка верна, то Лебарон, Цезарь и Кавилья снова будут считаться пропавшими.

Прежде чем Суэтт успел что-то сказать, из динамика корабельного радио раздался женский голос, вызывавший позывной его катера. Шериф ответил и переключился на другой радиоканал согласно инструкции.

– Извините, придется ненадолго прерваться, – сказал он Руни. – Срочный вызов с берега.

Доктор кивнул и отправился в кабину, чтобы налить себе еще выпивки. Приятное ощущение тепла пробежало по телу, он немного постоял, чтобы оно дошло до головы. Когда мужчина вернулся в рубку, Суэтт уже повесил трубку, его лицо покраснело от гнева.

– Грязные сволочи! – выругался он.

– Что-то случилось? – спросил Руни.

– Они стащили трупы, – прорычал Суэтт, ударяя по штурвалу кулаком. – Проклятые федералы приехали в морг и изъяли тела погибших на дирижабле.

– Но они же должны были сначала пройти юридические процедуры, – усомнился Руни.

– Шесть человек в штатском и два федеральных маршала заявились с необходимыми документами, погрузили мертвецов в алюминиевые контейнеры со льдом и увезли на вертолете военно-морского флота США.

– Когда?

– Десять минут назад. Гарри Виктор, главный следователь по данному делу, сказал, что, пока он отлучался в туалет, они обыскали его стол в отделе убийств и стащили все файлы.

– А что с моим отчетом о вскрытии?

– Его тоже забрали.

Настроение Руни поднялось из-за ударившего в голову алкоголя.

– Ничего страшного, давайте посмотрим с другой стороны. Теперь вся ответственность с вас снята.

Суэтт понемногу успокаивался.

– Не могу сказать, что они сделали мне хуже, но их метод ведения дел меня окончательно взбесил.

– Могу вас немного утешить, – пробормотал доктор. У него начались проблемы с координацией. – Кое-чего дядя Сэм точно не сможет разобрать до конца.

– Что именно?

– Я не все указал в отчете. Один из результатов обследования был слишком противоречив, чтобы вписывать его в документ, и слишком безумен, чтобы говорить о нем за пределами сумасшедшего дома.

– О чем вы? – Шериф стал терять терпение.

– О причине смерти.

– Вы же сказали, что они умерли из-за переохлаждения.

– Правильно, но кое-чего недоговорил. Как вы могли заметить, я не указал время смерти. – Язык Руни начал заплетаться.

– Наверное, за несколько дней до того, как дирижабль упал.

– О, нет. Бедные ребята окоченели уже очень давно.

– Когда именно?

– Год или два назад.

Суэтт недоверчиво посмотрел на собеседника. Но судмедэксперт лишь улыбался, как гиена. Он продолжал улыбаться даже после того, как осел на край лодки и его стошнило.

Дирк Питт жил не в доме на пригородной улице и не в квартире многоэтажки с видом на верхушки густых зарослей деревьев Вашингтона. Возле его жилья не было двориков соседей с визжащими детьми и лающими собаками. Его дом был не домом в прямом смысле этого слова. Дирк жил в старом самолетном ангаре, расположенном в дальнем углу международного аэропорта столицы.

Со стороны здание выглядело заброшенным и пустынным. Земля вокруг него заросла травой, старая краска на гофрированных стенах потрескалась. Единственным признаком, что здесь мог кто-то обитать, был ряд окон под огромной изогнутой крышей. Хоть они и были испачканными и покрытыми пылью, но ни одно окно не было разбито, как в других заброшенных постройках.

Питт поблагодарил ремонтника аэропорта, подвезшего его от терминалов. Оглянувшись, чтобы убедиться, что за ним никто не наблюдает, он вынул из кармана пальто маленький передатчик и произнес в него несколько голосовых команд. Они отключали систему безопасности, охранявшую ангар, и открывали боковую дверь, которая выглядела так, будто ее не открывали уже десятки лет.

Он вошел в здание и ступил на полированный бетонный пол. Изнутри на него смотрели фары тридцати блестящих классических автомобилей, старый аэроплан и вагон, изготовленный в начале века. Он приостановился и с умилением посмотрел на шасси спортивного купе французского «Тальбот-Лаго», чью реконструкцию он недавно начал. Машина была практически уничтожена в результате взрыва, но Питт был полон решимости вернуть скрюченной груде металла ее первоначальную элегантность и красоту.

Он потащил чемодан и рюкзак с одеждой по винтовой лестнице к жилому помещению, расположенному наверху, у дальней стены ангара. Часы показывали 14.15, но разум и тело настолько устали, что ему казалось, время уже около полуночи. Распаковав вещи, Дирк решил несколько часов поработать над «Тальбот-Лаго», а затем принять душ. Он надел старый комбинезон и уже потянулся к ящику с инструментами, как вдруг раздался громкий звонок. Он достал из глубокого кармана беспроводной телефон.

– Алло?

– Пригласите к телефону господина Питта, пожалуйста, – произнес женский голос.

– Я вас слушаю.

– Секундочку.

Прождав около двух минут, он положил телефон и начал восстанавливать систему зажигания «Тальбота». Через пять минут звонок прозвучал снова. Питт нажал на кнопку, но ничего не сказал.

– Вы еще здесь, сэр?

– Да, – равнодушно ответил мужчина, зажав телефон между плечом и ухом и продолжая копаться в машине.

– Я Сандра Кабо, личный секретарь госпожи Джесси Лебарон. Я говорю с Дирком Питтом?

Дирк не любил людей, которые не коммутируют свои звонки сами.

– Да.

– Госпожа Лебарон хочет с вами встретиться. Вы сможете подъехать к ее дому к четырем часам?

– Она поторопилась назначить время.

– Прошу прощения?

– Извините, мисс Кабо, но мне нужно починить машину. Если бы госпожа Лебарон подъехала ко мне, тогда мы могли бы поговорить.

– Боюсь, что не сможет. У нее в оранжерее вечером состоится официальная вечеринка, где будет присутствовать государственный секретарь штата. Вырваться вряд ли получится.

– Что ж, тогда в другой раз.

Наступила тишина, потом мисс Кабо сказала:

– Вы не понимаете.

– Да, вы правы, не понимаю.

– Фамилия Лебарон вам ни о чем не говорит?

– Примерно как и Шагнэсти, Квагмир или Смит, – весело солгал Питт.

Она удивленно молчала несколько секунд.

– Господин Лебарон…

– Ладно, давайте серьезно, без шуток, – перебил ее Питт. – Я хорошо знаю, кто такой Рэймонд Лебарон. И не буду тратить наше время: о его таинственном исчезновении и смерти ничего нового я вам сказать не смогу. Передайте вдове мои соболезнования. Вот и все, что я могу сказать.

Кабо глубоко вздохнула.

– Пожалуйста, господин Питт, она была бы очень признательна, если бы встретилась с вами.

Дирк представил, как на другом конце телефона секретарша, стиснув зубы, произнесла слово «пожалуйста».

– Ладно, – ответил он. – Думаю, я смогу подъехать. Какой у нее адрес?

К ее голосу снова вернулось высокомерие:

– Я отправлю шофера, чтобы он забрал вас.

– Если вам все равно, то я бы лучше добрался на своей машине. У меня в лимузинах разыгрывается клаустрофобия.

– Хорошо, если вы так настаиваете, – сухо сказала она. – Дом в конце улицы Бэйкон-Драйв в Грейт Фоллс Эстейтс.

– Я посмотрю по карте.

– Хорошо, на какой машине вы будете?

– Зачем вам?

– Чтобы предупредить охрану у ворот.

Питт немного поколебался и задержал взгляд на машине, припаркованной у главных ворот ангара.

– Я буду на старом кабриолете.

– Старом?

– Да, 1951 года выпуска.

– Когда прибудете, припаркуйтесь, пожалуйста, на стоянке у дома прислуги. Это справа от дороги.

– Вам когда-нибудь было стыдно за то, что вы указываете людям, что им делать?

– У меня нет причин чего-либо стыдиться, господин Питт. Мы будем ждать вас к четырем.

– Надеюсь, наша встреча произойдет до того, как прибудут гости? – с сарказмом спросил Питт. – Я бы не хотел никого смущать видом своей старой машинки.

– Не волнуйтесь, – раздраженно ответила она. – Вечеринка назначена на восемь вечера. До свидания.

После того как Сандра Кабо повесила трубку, мужчина подошел к кабриолету и несколько минут рассматривал его. Он поднял доску с пола под задним сиденьем и подключил провода к аккумулятору. Затем вернулся к «Тальбот-Лаго» и продолжил дальше чинить зажигание.

Ровно в восемь тридцать охранник парадных ворот поместья Лебаронов встретил молодую пару на желтом «Феррари», проверил их имена в списке и пригласил проезжать дальше. Следующим подъехал лимузин «Крайслер» с главным советником президента Дэниелом Фосеттом и его женой.

Охранник привык к экзотическим машинам и их знаменитым пассажирам. Он зевнул и скучающе потянулся, подняв руки над головой. И вдруг руки застыли в воздухе, а рот захлопнулся – к воротам подъезжал самый крупный автомобиль, какой он когда-либо видел.

Автомобиль казался истинным монстром, почти двадцать два фута от заднего бампера до переднего, и весом наверняка не меньше трех тонн. Капот и двери были окрашены в серебристо-серый, а крылья – в темно-бордовый цвет. Крыша кабриолета была полностью скрыта из виду, когда находилась в сложенном состоянии. Очертания корпуса были гладкими и элегантными, машина казалась лучшим примером безупречного мастерства ее изготовителя, редко где можно встретить такое.

– Вот это машина, – наконец-то произнес охранник. – Как она называется?

– «Даймлер», – ответил Питт.

– Судя по названию, британская?

– Так и есть.

Охранник восхищенно покачал головой и посмотрел в список гостей.

– Ваше имя, пожалуйста.

– Питт.

– Не вижу здесь вашего имени. Вы получали приглашение?

– У нас с госпожой Лебарон была запланирована встреча ранее.

Охранник зашел в сторожку и проверил расписание.

– Да, сэр, вам было назначено на четыре часа.

– Когда я позвонил ей и предупредил, что опоздаю, она пригласила меня на вечеринку.

– Ну, если она вас ожидала, – сказал охранник, все еще пожирая взглядом «Даймлер», – тогда, думаю, все в порядке. Приятного вечера.

Питт поблагодарил его кивком и повел огромную машину вверх по извилистой дорожке к особняку Лебаронов. Главное здание возвышалось над теннисным кортом и бассейном на небольшом холме. Архитектура была вполне обычной для здешних мест – трехэтажное кирпичное здание в старинном стиле, с белыми каменными колоннами, которые поддерживали крышу над широким парадным крыльцом. Крылья дома уходили в обе стороны от центрального корпуса. Справа несколько хвойных деревьев заслоняли гараж и пристройку, где, по предположению Дирка, жила прислуга. Слева и напротив особняка располагалось громадное застекленное строение. Внутри его мерцал свет хрустальных люстр. Вокруг двадцати или более обеденных столов расцветали экзотические цветы и кустарники, а небольшой оркестр играл на сцене под водопадом. Питт был весьма впечатлен. В этот свежий октябрьский вечер место для вечеринки было выбрано идеально. Оригинальности Рэймонду Лебарону было не занимать. Гость подкатил на «Даймлере» к фасаду оранжереи, где с благоговейным выражением лица, словно плотник, уставившийся на красное дерево, стоял парковщик в ливрее.

Когда Питт вышел из машины и поправил смокинг, он заметил, что толпа, собравшаяся за прозрачной стенкой оранжереи, вовсю глазеет и показывает пальцами на его автомобиль. Он пояснил парковщику, как переключать передачи в кабриолете, и вошел в стеклянные двери. Оркестр играл легкую музыку Джона Барри – много струнных и мало духовых. У входа стояла женщина, элегантно одетая по последнему писку дизайнерской моды, и приветствовала гостей.

Без сомнения, это была Джесси Лебарон. Холодное спокойствие, воплощение изящества и стиля, она являлась живым доказательством того, что женщины могут быть красивыми и после пятидесяти. На ней блестела серебристого цвета туника, украшенная зелеными бусинами, а ноги скрывала узкая и длинная бархатная юбка.

Питт подошел к ней и чуть поклонился.

– Добрый вечер, – сказал он, сверкнув обаятельной улыбкой.

– Какой потрясающий автомобиль, как он называется? – спросила Джесси, выглядывая в дверной проем.

– Это «Даймлер» с восьмицилиндровым двигателем общим объемом 5,4 литра и кузовом хупер.

Она мило улыбнулась и протянула руку:

– Спасибо, что пришли, господин… – она запнулась, с любопытством глядя на него. – Простите, не припомню, где мы раньше встречались.

– Мы никогда раньше друг друга не видели, – ответил он. – Меня зовут Питт, Дирк Питт.

Ее глубокий голос, чуть хрипловатый, с оттенком чувственной грубости, показался ему весьма приятным.

Черные глаза Джесси холодно уставились на мужчину.

– Вы пришли на четыре с половиной часа позже, чем мы договаривались. Вы всегда так опаздываете?

– Нет, госпожа Лебарон. Наоборот, я очень тщательно спланировал свой приезд.

– Вы не приглашены на вечеринку, – спокойно сказала она. – Поэтому вам нужно уйти.

– Жаль, – мрачно ответил Питт. – Мне редко приходится надевать смокинг.

На лице дамы мелькнула тень презрения. Она повернулась к женщине в больших очках, стоящей за ее спиной. Питт догадался, что это была ее секретарь Сандра Кабо.

– Найди Анджело и попроси его показать выход этому джентльмену.

Зеленые глаза Питта озорно заблестели.

– Кажется, у меня талант раздражать людей. Вы хотите, чтобы я сам мирно ушел отсюда или чтобы разыгралась неприятная сцена?

– Пожалуй, лучше уйдите сами.

– Тогда зачем вы хотели встретиться со мной?

– Дело касалось моего мужа.

– Я его даже не знал. Ничего нового о его смерти я вам не мог сказать.

– Рэймонд не мертв, – твердо сказала она.

– Когда я увидел его в дирижабле, мне так не показалось.

– Вы видели не его.

Дирк промолчал, недоверчиво глядя на нее.

– Не верите?

– В общем-то, мне все равно.

– Я надеялась на вашу помощь.

– Не очень-то искренне вы умеете просить о помощи.

– Это официальный благотворительный вечер, господин Питт. Вы не должны здесь быть. Перенесем встречу на завтра.

Собеседник решил скрыть свое раздражение, переведя разговор в нужное русло. Он резко спросил:

– Куда направлялся ваш муж в тот день, когда исчез?

– На поиски сокровищ Эльдорадо, – нервно ответила она, оглядываясь на гостей. – Он верил, что они затонули вместе с кораблем, который назывался «Циклоп».

Перед тем как тот успел что-нибудь сказать, Кабо привела Анджело, кубинского шофера.

– До свидания, господин Питт, – сухо попрощалась Джесси и повернулась, чтобы поприветствовать новых гостей.

Мужчина пожал плечами и подал руку Анджело:

– Давайте вы выведете меня со всеми почестями.

Затем обратился к даме:

– И последнее, госпожа Лебарон. У меня нет никаких общих дел с людьми, которые так со мной себя ведут. Поэтому забудьте мой телефон.

После чего Питт позволил Анджело сопроводить его к выходу из оранжереи, где стоял «Даймлер». Хозяйка наблюдала, как большой автомобиль исчез в ночи. Тогда она вернулась к гостям.

Когда дама подошла, Дуглас Оутс, государственный секретарь, оторвался от разговора с советником президента Дэниелом Фосеттом.

– Потрясающе, Джесси.

– Да, и вправду. В Вашингтоне давно не было вечеринок с таким размахом, – вторил ему Фосетт.

Глаза Джесси блеснули, губы изогнулись в теплой улыбке.

– Благодарю вас, джентльмены.

Оутс указал взглядом в сторону двери:

– Мне показалось или это Дирка Питта только что выставили за дверь?

Джесси посмотрела на него в упор.

– Вы знаете его? – удивилась она.

– Конечно. Питт – второй человек в НУПИ. Это тот парень, что поднял «Титаник» для министерства обороны.

– И спас жизнь президента в Луизиане, – добавил Фосетт.

Джесси заметно побледнела.

– Я и понятия не имела.

– Надеюсь, вы его не разозлили, – сказал чиновник.

– Возможно, я была немного груба с ним, – признала она.

– Вы ведь интересовались добычей нефти на морском шельфе у Сан-Диего, не так ли?

– Да. Сейсмические исследования показали, что там видимо-невидимо неиспользованных запасов. Одна из наших компаний рассчитывает получить права на бурение, уже налажены некоторые связи. А почему вы спрашиваете?

– Разве вам не известно, кто возглавляет комитет сената по добыче нефти на государственных землях?

– Конечно, это… Сейчас вспомню… – Голос Джесси затих, а самообладание будто растаяло.

– Отец Дирка, – закончил за нее Оутс. – Сенатор Калифорнии, Джордж Питт. Без его поддержки и благосклонности НУПИ к появлению возможных экологических проблем вам будет непросто добыть права на бурение.

– Кажется, теперь ваши налаженные связи по данному вопросу могут потерять свою ценность, – иронически сказал Фосетт.

Спустя полчаса Питт припарковал «Даймлер» перед высоким зданием из солнцезащитного стекла, где располагался штаб НУПИ. Он прошел через пост охраны и поднялся на лифте на десятый этаж. Когда двери открылись, он вышел в огромный электронный лабиринт средств связи и информации морского агентства.

Из-за подковообразного стола, под завязку заставленного компьютерной техникой, на него с улыбкой поднял глаза Хирам Йегер.

– Надо же, Дирк. Так разоделся и не нашел лучшего места, куда пойти?

– Хозяйка вечеринки решила объявить меня персоной нон грата и вышвырнула за борт.

– Я ее знаю?

Теперь уже улыбка появилась на лице Питта. Он посмотрел на Йегера. Компьютерный гений был похож на хиппи из начала семидесятых годов. Его длинные светлые волосы были собраны в хвост, а плохо подстриженная борода всегда выглядела неряшливо. Наряд Йегера и для работы, и для обычной жизни всегда был одинаков – джинсовые куртка и брюки, заправленные в потрепанные ковбойские сапоги.

– Не могу представить, в каких социальных кругах ты мог бы пересечься с Джесси Лебарон, – сказал Питт.

Йегер присвистнул:

– Ничего себе, тебя только что выперла сама Джесси Лебарон? Мужик, да ты просто герой для всех угнетенных и отвергнутых!

– Ты сейчас в настроении, чтобы кое-что раскопать?

– Про нее?

– Про него.

– Про ее мужа? Того типа, который исчез?

– Его зовут Рэймонд Лебарон.

– Еще одно мутное дельце?

– Можешь называть как хочешь.

– Дирк, – сказал мужчина, глядя на него поверх старомодных очков, – ты чертовски любопытный засранец, поэтому я тебя и люблю. Я, значит, тут не покладая рук работаю над созданием глобальной компьютерной сети мирового класса, накапливаю архивы морской науки и истории, а стоит мне только выдохнуть, и ты уже тут как тут – изъявляешь желание использовать плоды моих трудов для своих мутных целей. И знаешь, почему я постоянно иду тебе навстречу? Все просто – я еще больший авантюрист, чем ты. Говори, насколько глубоко надо копать про него?

– До самых глубин его прошлого. Узнай, откуда он сам, как нажил финансовую базу для своей империи.

– Рэймонд Лебарон хорошо скрывал свою личную жизнь. Он мог замести все следы.

– Я понимаю, но верю в твои умения вытаскивать скелеты из шкафов.

Йегер задумчиво кивнул.

– Так, судовая компания в Бугенвилле. Тут у него были небольшие махинации, если их можно так назвать, несколько месяцев назад.

– Что еще?

– А чем конкретно ты интересуешься?

– Корабль «Циклоп». Можешь выложить всю его историю?

– Раз плюнуть. Что-нибудь еще?

– Пока все, – ответил Питт.

Йегер посмотрел на него:

– Дружище, что произошло? Не верится, что ты занялся Лебароном только из-за того, что тебя выгнали со светской вечеринки. Меня, например, выгоняли даже из самых дешевых заведений города. И я это нормально воспринимаю.

Мужчина засмеялся:

– Ничего личного. Мне просто интересно. Джесси Лебарон кое-что сказала о странном исчезновении мужа, что меня очень поразило.

– Я читал о том случае в «Вашингтон пост». Там была статья, где тебя упоминают как героя, спасшего дирижабль Лебарона с помощью всего лишь каната и пальмы. Так в чем подвох?

– Она твердо сказала, что ее мужа не было среди мертвецов, найденных в гондоле.

Собеседник сделал непонимающее выражение лица.

– Бред какой-то! Если старик Лебарон улетал на дирижабле, значит, когда он приземлился, он должен быть в нем.

– Скорбящая вдова так не думает.

– Считаешь, она ищет какую-то выгоду, финансовую, например, или связанную со страховкой?

– Может, да, а может, и нет. Но есть большая вероятность того, что НУЛИ придется расследовать эту тайну.

– А у нас уже будет хоть какая-то информация.

– Вот именно.

– Каким образом здесь фигурирует «Циклоп»?

– Дама сказала, что, когда Лебарон исчез, он именно его и искал.

Йегер поднялся со стула.

– Хорошо, давай начнем. Пока я создам программу поиска, посмотри, что у нас есть о корабле в файлах данных.

Он провел Питта в маленький зал с большим монитором на дальней стене и посадил за клавиатуру. Затем наклонился и нажал несколько кнопок.

– Мы установили новую систему на прошлой неделе. Теперь сюда подключен речевой синтезатор.

– Интересно, говорящий компьютер, – сказал Дирк.

– Да, он понимает более десяти тысяч голосовых команд, может отвечать и даже поддерживать разговор. Только голос немного странный. Помнишь, в фильме «Космическая Одиссея 2001» есть гигантский бортовой компьютер ХЭЛ? Вот такой же голос, как у него. Но ты привыкнешь. Мы зовем его Хоуп 1.

– Хоуп?

– Да, мы надеемся, что он сможет найти правильные ответы.

– Забавно.

– В общем, если нужна будет помощь, я у себя за столом главного терминала. Чтобы позвонить, возьмешь телефон и наберешь четыре-семь.

Питт посмотрел на голубовато-серый экран. Он осторожно взял микрофон и сказал:

– Хоуп, меня зовут Дирк. Ты готов кое-что поискать для меня?

Он почувствовал себя идиотом, словно только что попытался познакомиться с деревом.

– Привет, Дирк, – неясно ответил голос, слегка смахивающий на женский и как будто исходящий из губной гармошки. – Готов получить ваши указания.

Дирк глубоко вздохнул и решительно сказал:

'Норе – надежда (англ.).

– Хоуп, я хочу, чтобы ты рассказал мне о корабле, который называется «Циклоп».

Прошло пять секунд, и компьютер ответил:

– Задайте более конкретные параметры поиска. В моей базе данных содержится информация о пяти различных кораблях под названием «Циклоп».

– На том, что я ищу, были сокровища.

– Прошу прощения, но ни в одной из деклараций о грузе не указаны какие-либо сокровища.

– Прошу прощения? – Питт все никак не мог поверить, что разговаривает с машиной. – Если можно на секунду отвлечься, Хоуп, позволь сказать тебе, что ты самый гениальный и понимающий компьютер.

– Спасибо за комплимент, Дирк. Если вам интересно, я еще могу создавать различные звуковые эффекты, имитировать голоса животных, петь, хоть и не очень хорошо, и выговаривать слово «суперархиэкстраультрамегаграндиозно», даже если я не запрограммирован на то, чтобы раскрыть его точное значение. Может, вы хотите, чтобы я произнес это слово задом наперед?

Мужчина засмеялся:

– Давай как-нибудь в другой раз. Что касается «Циклопа», то судно, которое мне нужно, скорее всего, затонуло где-то в Карибском море.

– Остается два. Небольшой пароход, который сел на мель в Монтего-Бей на Ямайке 5 мая 1968 года, и рудовоз – корабль, транспортирующий уголь или руду, – американского флота, пропавший без вести между 5 и 10 февраля в 1918 году.

«Рэймонд Лебарон не стал бы лететь на поиски корабля, севшего на мель в оживленной гавани всего двадцать лет назад, – рассудил Питт. – Значит, он услышал какую-то байку про рудовоз военно-морского флота США, ведь это исчезновение называют одной из самых таинственных загадок мифического Бермудского треугольника».

– Ищем рудовоз американского флота, – сказал компьютеру Питт.

– Если вы хотите, чтобы я распечатал для вас данную информацию, нажмите кнопку управления на клавиатуре и буквы «ПТ». Кроме того, если вы взглянете на экран, то увидите, что я спроектировал на него все доступные фотографии.

Дирк последовал указаниям Хоупа, и принтер начал распечатывать, а на экране и в самом деле появилась фотография «Циклопа», стоящего на якоре в неизвестном порту.

Несмотря на то что корпус корабля, от старомодного вертикального носа до округлой и изящной, как бокал шампанского, кормы был грациозным, его надстройка выглядела как будто сделанной из детского конструктора на тяп-ляп. Нагромождение подъемных кранов, опутанных множеством кабелей и окруженных мачтами-распорками, уходило ввысь посередине корабля, словно мертвый лес. Длинная рубка располагалась вдоль кормовой части судна над машинным отделением, ее крыша была украшена двумя дымовыми трубами и несколькими высокими вентиляционными трубами. Спереди над главной палубой возвышалась, сверкая рядом иллюминаторов, открытая к корме рулевая рубка, похожая на туалетный столик на четырех ножках. Две высокие мачты с перекладиной, торчащие над мостиком, были похожи на футбольные ворота. Судно казалось неуклюжим гадким утенком, которому никогда не суждено было стать лебедем.

Но Питта поразило другое. Хотя сначала это не бросалось в глаза, но он пригляделся и заметил, что, как ни странно, на фотографии не было видно ни одного члена экипажа. Будто судно было заброшено.

Дирк оторвал взгляд от монитора и посмотрел на распечатанный лист бумаги с данными о корабле:

«Спуск на воду: 7 мая 1910 года компанией „Судостроители Уильям Крампом и сыновья“ в Филадельфии.

Вместимость в тоннах: 19 360.

Длина: 542 фута (в то время больше, чем у линкоров).

Ширина: 65 футов.

Осадка: 27 футов 8 дюймов.

Скорость: 15 узлов (на 3 узла быстрее, чем суда типа „Либерти“ времен Второй мировой войны).

Вооружение: четыре 4-дюймовых орудия.

Экипаж: 246.

Капитан: Д. У. Уорли, вспомогательная военно-морская служба».

Питт отметил, что Уорли был капитаном «Циклопа» с самого начала, от спуска корабля на воду и до самого исчезновения. Он откинулся на стуле и напряженно задумался, изучая фотографию корабля.

– Есть еще какие-нибудь фото рудовоза? – спросил он у Хоупа.

– Три фотоснимка с такого же ракурса, один со стороны кормы и четыре фотографии членов экипажа.

– Давай посмотрим на фотографии экипажа.

Монитор на миг погас, и вскоре на нем появилось изображение человека, стоящего возле борта судна за руку с маленькой девочкой.

– Капитан Уорли с дочерью, – объяснил Хоуп.

Очень крупный лысеющий мужчина с аккуратно подстриженными усами и мощными руками, одетый в черный костюм, галстук небрежно выбился из-под пиджака, обувь начищена до блеска. Он пристально смотрел в камеру, сделавшую этот снимок семьдесят пять лет назад. Маленькая девочка со светлыми волосами стояла возле него, одетая в сарафан до колен и небольшую шляпку, и держала в руках что-то похожее на грубую куклу, по форме напоминающую бутылку.

– Его настоящее имя – Йоган Вихман, – не дожидаясь команды, сообщил Хоуп. – Он родился в Германии и незаконно иммигрировал в Соединенные Штаты, проникнув на торговое судно в Сан-Франциско в 1878 году. Как ему удалось фальсифицировать информацию о себе, неизвестно. Во время командования «Циклопом» он жил вместе с женой и дочерью в Норфолке, штат Вирджиния.

– Есть вероятность того, что он мог работать на немцев в 1918 году?

– Никаких доказательств этого нет. Вам нужен отчет военно-морских исследований трагедии?

– Просто распечатай их, я позже изучу.

– На следующей фотографии лейтенант Дэвид Форбс, помощник капитана, – сказал Хоуп.

Форбс стоял в парадной форме рядом с легковым автомобилем «Кадиллак» 1916 года. У него было лицо, похожее на морду гончей собаки, длинный узкий нос и светлые глаза, цвет которых было невозможно определить на черно-белой фотографии. Щеки гладко выбриты, брови изгибались дугой, а зубы слегка выдавались вперед.

– Что он был за человек? – спросил Питт.

– Его репутация служащего военно-морского флота была безупречной, пока Уорли не посадил его в карцер за неподчинение.

– За что?

– Капитан изменил курс корабля, составленный лейтенантом Форбсом, и корабль едва не потерпел крушение на входе в Рио. Когда Форбс спросил, зачем Уорли это сделал, тот разгневался и посадил его в карцер.

– Форбс по-прежнему отбывал наказание во время последнего рейса?

– Да.

– Кто следующий?

– Лейтенант Джон Черч, второй помощник.

На фотографии появился небольшой, довольно хрупкого сложения человек в гражданской одежде, сидящий за столом в ресторане. Его лицо выглядело уставшим, как у фермера после долгой работы в поле, но, судя по блестящим темным глазам, у него был легкий характер. Седеющие волосы были зачесаны назад над широким лбом и маленькими ушами.

– Он кажется старше остальных, – заметил Питт.

– На самом деле ему тогда исполнилось только двадцать девять, – сказал Хоуп. – Он поступил на службу в военно-морской флот в шестнадцать лет и уверенно поднимался вверх по карьерной лестнице.

– У него возникали какие-нибудь проблемы с Уорли?

– В файлах нет ничего об этом.

На последнем снимке двое мужчин стояли по стойке «смирно» в зале суда. На их лицах не было никаких признаков испуга, во всяком случае, они казались мрачными и глядели вызывающе. Тот, кто стоял слева, был высоким и стройным, с сильными мускулистыми руками. Другой своими размерами и формой тела больше походил на медведя.

– Фотография сделана во время военно-морского суда над кочегаром первого класса Джеймсом Кокером и кочегаром второго класса Барни Дево за убийство кочегара третьего класса Оскара Стюарта. Все трое были на борту американского крейсера «Питтсбург». Кокер, который слева, приговорен к смертной казни через повешение, приговор был приведен в исполнение в Бразилии. Дево, который справа, получил от пятидесяти до девяноста девяти лет заключения в военно-морской тюрьме в Портсмуте, штат Нью-Гэмпшир.

– Как они связаны с «Циклопом»? – спросил Питт.

– «Питтсбург» стоял в Рио-де-Жанейро, когда произошло убийство. Когда капитан Уорли вошел в порт, ему поручили перевезти Дево и четырех других заключенных в Соединенные Штаты на «Циклопе».

– И они были на борту до конца?

– Да.

– Больше нет других фотографий экипажа?

– Они могут быть в семейных альбомах или других частных источниках, но в моей библиотеке больше ничего нет.

– Расскажи о событиях, происходивших во время исчезновения.

– Устно рассказать или распечатать?

– Ты можешь одновременно рассказывать и печатать?

– Прошу прощения, я могу выполнять такие действия только последовательно. С чего вы бы хотели начать?

– Расскажи устно.

– Хорошо. Подождите несколько секунд, пока я соберу данные.

Питта начало клонить в сон. Сегодня был долгий и утомительный день. Он воспользовался перерывом, чтобы позвонить Йегеру и попросить чашечку кофе.

– Ну что, поладили с Хоупом?

– Я уже начал забывать, что он компьютер, а не человек, – ответил Дирк.

– Смотри, наслушавшись его голоса, не начни фантазировать о несуществующем теле.

– Я еще не дошел до этой стадии.

– Если знать его – невозможно в него не влюбиться.

– Как у тебя дела с Лебароном?

– Пока что подтверждается то, чего я и боялся, – сказал Йегер. – Он очень хорошо скрывал свое прошлое. Пока что нет ничего конкретного, кроме данных до того момента, как он стал богачом с Уолл-стрит.

– Совсем ничего интересного?

– Совсем. Он из достаточно обеспеченной семьи. Его отец – владелец сети хозяйственных магазинов. Мне кажется, что Рэймонд не очень-то ладил с ним. С тех пор как он стал финансовым магнатом, больше ни в одной из его газетных биографий нет никаких упоминаний о семье.

– Ты узнал, как он сколотил свое первое состояние?

– Здесь все очень туманно. В середине пятидесятых он со своим партнером Кронбергом держал компанию, занимающуюся спасением кораблей. Кажется, они с трудом сводили концы с концами и в итоге разошлись. Через два года Рэймонд занялся журналом.

– И «Проспертиром»?

– Точно.

– Есть что-нибудь о его близких?

– Очень мало, – ответил Йегер. – Кстати, Джесси – его вторая жена. Первую звали Хиллари. Она умерла несколько лет назад. Больше про нее ничего не известно.

– Продолжай искать.

Питт положил телефон, и Хоуп сказал:

– Все готово, собраны данные о последнем злополучном рейсе «Циклопа».

Дирк уставился на монитор и прочитал:

«Корабль вышел в море из Рио-де-Жанейро 16 февраля 1918 года, направляясь в Балтимор, штат Мэриленд. На борту находился обычный экипаж из 15 офицеров и 231 моряка; 57 человек с крейсера „Питтсбург“, которых везли на военную базу в Норфолке для переназначения; 5 заключенных, среди которых был Дево; и американский генеральный консул в Рио Альфред Л. Мореан Готшалк, который возвращался в Вашингтон. В трюмах корабля находилось 11 тысяч тонн марганцевой руды.

После недолгой остановки в порту Байя, чтобы забрать почту, 4 марта судно совершило незапланированную остановку. При входе в бухту Карлайл на Барбадосских островах „Циклоп“ бросил якорь. Здесь Уорли поднял на борт еще несколько тонн угля и дополнительной провизии, которые, по его утверждению, были необходимы, чтобы продолжить плавание в Балтимор. Позже было признано, что это могло привести к перегрузке судна. После того как корабль исчез в море, американский консул в Барбадосе сообщил о подозрительных слухах, касающихся необычного поведения Уорли, странных событиях на борту и возможном мятеже. Последний раз „Циклоп“ с командой видели 4 марта 1918 года, когда корабль отчалил из Барбадоса».

– Больше не было никаких контактов с кораблем? – спросил Питт.

– Двадцать четыре часа спустя от грузового судна «Кроган Касл» поступило сообщение, что нос корабля разбит огромной волной, – произнес Хоуп. – На радиосигнал о помощи ответил «Циклоп». Рудовоз сообщил свой номер и отправил последнее сообщение: «Мы в пятидесяти милях к югу от вас и несемся на всех парах».

– И больше ничего?

– Это все.

– «Кроган Касл» дал свои координаты?

– Да, двадцать три градуса и тридцать минут северной широты, семьдесят девять градусов и двадцать одна минута западной долготы. Получается, что судно находилось в двадцати милях к юго-востоку от мелких коралловых рифов Ангильи.

– «Кроган Касл» тоже исчез?

– Нет, записи говорят, что они смогли малым ходом дойти к Гаване.

– Нашли какие-нибудь обломки «Циклопа»?

– Обширный поиск военно-морского флота ни к чему не привел.

Питт помолчал. В зал вошел Йегер, поставил на стол чашку кофе и молча вышел. Дирк сделал несколько глотков и попросил Хоупа снова показать фотографии «Циклопа». Корабль появился на экране монитора, мужчина принялся задумчиво его рассматривать.

Вскоре он взял телефон, набрал номер и стал ждать. Цифровые часы компьютера показывали уже 11.55, но на звонок ответил радостный и веселый голос:

– Дирк! – прокричал из трубки доктор Рафаэль О’Мира. – Как у вас дела? Вы чертовски вовремя позвонили мне. Я только утром вернулся домой с раскопок в Коста-Рике.

– Привезли очередной грузовик черепков?

– Нет, всего лишь обнаружили богатейшую на сегодняшний день сокровищницу произведений искусства доколумбовой эпохи. Удивительные предметы, некоторые из них были созданы триста лет до нашей эры.

– Жаль, что они не достанутся лично вам.

– Все мои находки отправятся в национальный музей Коста-Рики.

– Вы щедрый человек, Рафаэль.

– Бросьте, Дирк, это же не пожертвования. Правительство страны, в которой я сделал находки, будет хранить артефакты в качестве национального достояния. Но не буду попусту забивать вам мозги своими старыми допотопными реликвиями. Чему обязан вашим звонком?

– Мне нужны ваши знания о сокровищах.

– Ну, вы, конечно, должны знать, – голос О’Миры вмиг стал более серьезным, – что сокровища – непристойное слово для каждого уважающего себя археолога.

– Каждый из нас несет свое бремя, – сказал Питт. – Мы сможем встретиться и чего-нибудь выпить?

– Сейчас? Знаете, который теперь час?

– Я знаю, что вы – «сова» и ложитесь поздно. Просто немного расслабимся. Где-нибудь недалеко от вашего дома.

– Может быть, в ресторане «Олд Энглерз-Инн» на бульваре Макартура?

– Хорошо.

– Вы можете сказать мне, какие сокровища вас интересуют?

– Те, о которых мечтает каждый.

– Ух ты, это какие же?

– Расскажу при встрече.

Питт положил трубку и снова посмотрел на фотографию «Циклопа». Корабль казался жутко одиноким. Дирка все сильнее интересовало, какие же секреты он унес с собой в водную могилу.

– Стоит ли мне поискать дополнительные данные? – спросил Хоуп, прерывая затянувшуюся тишину. – Или на этом вы хотите закончить?

– Я думаю, можно прекратить, – ответил он. – Спасибо, Хоуп. Искренне обнимаю тебя.

– Благодарен за комплимент, Дирк. Но я физически не способен обменяться с вами объятиями.

– Это не отменяет того, что ты теперь дорог моему сердцу.

– Приходите ко мне за помощью в любое время.

Питт засмеялся:

– Спокойной ночи, Хоуп.

– Спокойной ночи, Дирк.

«Жаль, что он не живой», – мечтательно подумал Питт.

– «Джек Дэниелс», пожалуйста, – весело сказал Рафаэль О’Мира. – И давайте сразу двойной. Лучшее средство, чтобы очистить мозги от всякого мусора.

– Вы долго были в Коста-Рике? – спросил Питт.

– Три месяца. Дождь шел все время.

– Джин «Бомбей» со льдом, взболтать, – заказал Дирк официантке.

– Получается, вы тоже затесались в жадные ряды морских стервятников, – сказал О’Мира сквозь густую бороду, покрывающую его лицо от самого носа, как у Габби Хейза. – Дирк Питт – охотник за сокровищами. Никогда даже представить себе такого не мог.

– У меня чисто академический интерес.

– Конечно, все так говорят. Послушайте мой совет и потом забудьте его. В морских глубинах всегда будет укрыто больше добра, чем людям будет суждено добыть оттуда. Количество успешных экспедиций за последние восемьдесят лет я могу пересчитать по пальцам всего одной руки. Приключения, азарт, богатства – это все миф, выдумка.

– Согласен.

О’Мира сдвинул брови, похожие на колючую проволоку.

– Так что же вы хотите узнать?

– Вы знаете, кто такой Рэймонд Лебарон?

– Богатый и безрассудный старина Рэймонд, финансовый гений, который издает журнал «Проспертир»?

– Именно. Пару недель назад он исчез на дирижабле где-то вблизи Багамских островов.

– Как такое возможно в наше время, чтобы кто-то исчез на дирижабле среди белого дня?

– Он каким-то образом умудрился. Вы могли услышать об этом в новостях или прочитать в газетах.

Рафаэль покачал головой:

– Я уже девяносто дней не смотрел телевизор и не читал газет.

Им принесли выпивку, и Питт кратко поведал о странных обстоятельствах, окружающих тайну. Посетители начали расходиться по домам, оставляя Питта и доктора почти наедине.

– Значит, вы думаете, что Лебарон, опьяненный жаждой наживы, погрузился на старый цеппелин и отправился на поиски затонувшего корабля?

– Так говорит его жена.

– Как назывался корабль?

– «Циклоп».

– Я, кажется, знаю, что за «Циклоп». Рудовоз военно-морского флота, затонувший семьдесят один год назад. Но что-то не припомню, чтоб где-то говорилось, будто судно перевозило какие-либо богатства.

– Вероятно, Лебарон думал иначе.

– Про какие же богатства он думал?

– Эльдорадо.

– Вы шутите?

– Я повторяю то, что сам слышал.

О’Мира долго молчал, отрешенно уставившись в сторону.

– El Hombre Dorado, – наконец произнес он. – Что в переводе с испанского значит «золотой человек» или «позолоченный человек». Эта легенда – многие называют ее проклятием – будоражила людские умы четыре с половиной века.

– Есть в ней хотя бы часть правды? – спросил Питт.

– Все легенды основаны на настоящих фактах, но впоследствии их приукрашивают и превращают в красивую сказку. Точно так же произошло и с нашей историей. Феномен Эльдорадо в том, что толпы авантюристов без раздумий срывались в погоню за сокровищем, которая стала самой продолжительной в истории. Тысячи людей погибли, так и не увидев даже блеска золота.

– Расскажите, как возник этот миф.

Официантка принесла очередные порции джина «Бомбей» и «Джек Дэниелс». К удивлению Питта, Рафаэль для начала решил выпить стакан воды. Затем археолог устроился поудобнее и начал рассказ:

– Испанские конкистадоры первыми услышали слухи о золотом человеке, правителе невероятно богатого царства где-то в горных джунглях к востоку от Анд. Рассказывали, что он жил в спрятанном от людских глаз городе из золота с изумрудными улицами, и охраняли его жестокие красавицы-амазонки. Волшебник из страны Оз казался нищим по сравнению с ним. Конечно же, слухи сильно преувеличивали действительность. На самом деле таких «эльдорадо» было несколько – так называли правителей, которые поклонялись божеству, жившему в озере Гуатавита в Колумбии. Когда новый правитель племенного царства проходил коронацию, его тело обмазывали смолой, а затем покрывали золотым песком. Вот так он и превращался в эльдорадо, золотого повелителя. После этого он заходил на плот, усыпанный золотом и драгоценными камнями, и плыл к середине озера, чтобы сбросить все богатства в воду как пожертвование неизвестному нам божеству.

– Сокровища когда-нибудь находили?

– Было несколько попыток осушить озеро, но ни одна не увенчалась успехом. А в 1965 году правительство Колумбии и вовсе объявило, что теперь Гуатавита представляет собой исключительно культурный интерес, и запретило все операции по поиску сокровищ. Это было ударом для тех, кто считал, что на дне озера покоится от ста до трехсот миллионов долларов.

– А как же золотой город?

– Его так никогда и не нашли, – сказал О’Мира, подзывая официантку. – Многие искали и многие из них погибли. Никола Федерман, Амброзий Эхингер, Себастьян де Белалькасар, Гонсало и Эрман Хименес де Кесада – все они мечтали найти Эльдорадо, но вместо этого обрели лишь проклятия. Сэр Уолтер Рэли тоже в их числе. После второй неудачной экспедиции король Иаков приказал обезглавить его. Таким образом, сказочный город Эльдорадо и его несметные богатства так и остались мифом.

– Постойте, но ведь сокровища на дне озера действительно есть.

– Отчасти верно, – начал объяснять собеседник. – Но это мелочи, а главный приз, сама золотая жила, путь к которой в мечтах всех конкистадоров указывала радуга, не найдена и по сей день. Ее даже никто не видел своими глазами, если не считать двух случаев. Лишь один монах, которому после долгих блужданий по джунглям удалось выйти к испанскому поселению на реке Ориноко в 1675 году, смог описать ее. За неделю до своей смерти он рассказал, что был участником португальской экспедиции, отправившейся на поиски алмазных рудников. Из восьмидесяти человек ему единственному удалось выжить. Он твердил, что они наткнулись на заброшенный город, окруженный высокими скалами и охраняемый племенем, называвшим себя «занонас». Участники экспедиции три месяца прожили в их городе, но вскоре один за другим начали умирать. Они слишком поздно осознали, что у индейцев занонас были совсем не такие дружественные намерения, как показалось на первый взгляд. Они были людоедами и постепенно отравляли португальцев, а затем съедали их. Лишь одному этому монаху удалось сбежать от них. Он рассказывал про огромные храмы и сооружения, непонятные надписи на стенах и, конечно, о легендарных богатствах, что видел там, воодушевив других охотников за сокровищами отправиться в путь навстречу своей гибели.

– А что насчет настоящего золотого человека? – продолжал размышления Питт. – Кажется, нашли статую.

– Но, возможно, прогадали с полом, – ответил О’Мира.

– С полом?

– La Mujer Dorada – золотая женщина. Если сократить – просто Ла Дорада. Таким словом сначала называли человека и обряд, позже так называли город, а затем, наконец, целую империю. С годами это слово превратилось в термин, который означает любое место, где есть источник большой наживы. Не при феминистках будь сказано, но миф про золотого человека закрепился в умах людей, в то время как версия про золотую женщину напрочь забыта в веках. Выпьем еще по чуть-чуть?

– Нет, спасибо. Я все до сих пор свою порцию не допил.

Рафаэль заказал еще «Джека Дэниелса».

– Как бы то ни было, все знают историю Тадж-Махала, как монгольский падишах возвел роскошный мавзолей в память о своей жене. Схожая история произошла и с одним южноамериканским правителем еще до времен, когда Колумб открыл Америку. Его имя не сохранилось, но сама легенда гласит, что у него тоже была возлюбленная, одна из сотен придворных женщин. Однажды произошло какое-то небесное явление. Возможно, это было затмение, а может, появилась комета Галлея. И тогда жрецы велели правителю принести эту женщину в жертву, чтобы умилостивить разгневавшихся богов. В общем, ее принесли в жертву, во время пышного обряда сердце извлекли у нее из груди…

– Я думал, только у ацтеков были такие обряды, когда вынимали сердце.

– Отнюдь, в те времена не одни лишь ацтеки совершали подобные жертвоприношения. После обряда правитель созвал всех мастеров-рукодельников и приказал построить статую по подобию возлюбленной, чтобы вознести ее ближе к богам.

– Монах описывал эту статую?

– В самых мельчайших подробностях. Если верить его истории, она была сделана в виде обнаженной девушки и возвышалась на пьедестале из розового кварца почти на шесть футов. Она была сплошь золотой. Господи, если так и было на самом деле, значит, она весила не меньше тонны. А в груди, где должно находиться сердце, был вставлен огромный рубин, размером примерно в тысячу двести карат.

– Я, конечно, не эксперт в этом вопросе, – сказал Питт, – но насколько знаю, рубин – самый ценный из всех драгоценных камней, даже тридцать карат – большая редкость. Тысячу двести карат просто что-то невообразимое.

– Но слушай дальше, – продолжил О’Мира. – Вся голова статуи была сделана из одного гигантского резного изумруда безупречного глубокого сине-зеленого цвета. Не берусь угадать ее вес в каратах, но, должно быть, не меньше тридцати фунтов.

– Если учесть еще и волосы статуи, так вообще выходит больше сорока.

– Назовите мне самый крупный изумруд, о котором вы слышали.

Питт задумался.

– Все они весят не более десяти фунтов.

– Попробуйте представить эту статую, стоящую где-нибудь в главном холле Вашингтонского музея естественной истории, – мечтательно сказал О’Мира.

– Я могу только удивляться ее стоимости.

– Можно с уверенностью сказать, что она бесценна.

– Вы вроде бы говорили, что был еще один случай, когда кто-то мог видеть статую? – напомнил Питт.

– Полковник Ральф Морхаус Сиглер, исследователь старой закалки. Будучи инженером в английской армии, он обошел империю вдоль и поперек, охраняя границы и возводя крепости в Африке и Индии. Он был прекрасно образованным геологом и даже время своего отпуска всегда тратил на работу. Сиглер был или очень талантливым, или невероятно везучим, но ему удалось найти огромные залежи хромовой руды в Южной Африке и несколько жил с драгоценными камнями в Индокитае. Он разбогател, да только не успел насладиться богатством. Когда немецкий кайзер вошел во Францию, Сиглер получил приказ отправляться на западный фронт, строить укрепления.

– Получается, после войны он уже не смог поехать в Южную Америку?

– Смог. Летом 1916 года он сошел на берег в Джорджтауне, в тогдашней Британской Гвиане. Кажется, некоторым важным шишкам из британского казначейства пришло в голову отправить по всему миру экспедиции, чтобы найти золотые рудники для финансирования войны. Сиглера отозвали с фронта и послали в Южную Америку, изучать местность.

– Как думаете, он мог знать историю португальского монаха? – спросил Питт.

– В его дневниках или документах нет никаких намеков, что он мог знать про затерянный в джунглях город. Парня вообще не интересовали погони за сокровищами. Он был предан своей работе. Исторические артефакты никогда не увлекали его. Дирк, вы голодны?

– Вообще-то да, если подумать. Меня сегодня прокатили с ужином.

– Для ужина, конечно, уже немного поздновато, но если мы хорошо попросим, думаю, нам принесут какие-нибудь закуски.

О’Мира снова подозвал официантку и заказал креветок с коктейльным соусом.

– Креветки – именно то, что нужно, – сказал Питт.

– Я могу есть этих маленьких чертиков хоть каждый день, – согласился О’Мира. – Так, на чем мы остановились?

– На том, как Сиглер нашел Ла Дораду.

– Ах да. Сформировав группу из двадцати человек, большинство из которых были британскими солдатами, исследователь отправился в неизведанные дебри. Месяцами о нем не было ни слуху ни духу. Англичане заподозрили неладное и отправили вслед за ним несколько поисковых групп, но ни одна из них не нашла следов пропавших. В конце концов, почти два года спустя, американские рабочие, инспектирующие железную дорогу, наткнулись на Сиглера в пятистах милях к северо-востоку от Рио-де-Жанейро. С ним никого не было, он единственный остался в живых.

– Кажется, это довольно далеко от Британской Гвианы.

– Почти в двух тысячах миль от его точки высадки, если считать по прямой.

– В каком состоянии его нашли?

– По словам рабочих, он был скорее мертв, чем жив. Они привезли мужчину в больницу в небольшой деревеньке и отправили сообщение в ближайшее американское консульство. Через несколько недель из Рио прибыла спасательная группа.

– Американская или британская?

– Вот здесь есть небольшая странность, – ответил О’Мира. – Британское консульство утверждало, что им ни разу не сообщали о том, что Сиглера нашли. Ходили слухи, что на встречу с ним прилетал сам американский генеральный консул. Как бы то ни было, Сиглер снова пропал из поля зрения. Говорили, что он сбежал из больницы и отправился обратно в джунгли.

– Не понимаю, зачем ему нужно было бежать от цивилизации после двух лет ада, – сказал Питт.

– Кто знает? – пожал плечами Рафаэль.

– Перед тем как Сиглер снова исчез, он что-нибудь рассказывал о своей экспедиции?

– Он бредил большую часть времени. Свидетели говорили, что исследователь все время что-то бормотал об огромном городе, окруженном высокими отвесными скалами и джунглями. Его рассказы были во многом схожи с историей португальского монаха. Он даже набросал рисунок золотой женщины, благо его сохранила медсестра и сейчас он находится в национальной библиотеке Бразилии. Кстати, я видел этот рисунок, когда занимался своим проектом. Реальная статуя должна быть потрясающей.

– Значит, она до сих пор захоронена где-то в джунглях.

– Не все так просто, – вздохнул О’Мира. – Сиглер твердил, что он и его люди похитили статую и протащили ее с собой двадцать миль к реке, отбиваясь от индейцев занонас. Они построили плот, подняли на него Ла Дораду и поплыли. Их оставалось всего трое. Позже еще один умер от ранений, а второй утонул на речных порогах.

Питт был увлечен рассказом приятеля, но он так вымотался, что ему с трудом удавалось держать глаза открытыми.

– Тогда следующий вопрос: куда же Сиглер дел золотую женщину?

– Если бы я только знал, – ответил Рафаэль.

– Он не оставил никаких зацепок?

– Он говорил медсестре, что плот развалился и статуя упала в реку в сотне ярдов от того места, где его нашли железнодорожные инспекторы. Но не обнадеживайте себя понапрасну. Он бормотал много всякой чепухи. Золотоискатели годами обходили эту реку с металлодетекторами, да все безрезультатно.

Питт взболтнул кубики льда в стакане. Он все понял. Теперь он знал, что случилось с Ральфом Морхаусом Сиглером и Ла Дорадой.

– Американский генеральный консул был последним, кто видел Сиглера в живых?

– Точно нельзя сказать, но многие говорят, что да.

– Дайте-ка я продолжу за вас. Это происходило в январе-феврале 1918 года, так?

О’Мира удивленно кивнул.

– А генерального консула звали Альфред Готшалк, и через несколько недель он погиб на «Циклопе», верно?

– Вы и про это знаете? – Рафаэль непонимающе уставился на него.

– Я думаю, Готшалк слышал о задании Сиглера от коллег из британского консульства. Когда железнодорожные инспекторы сообщили ему, что Сиглер жив, он не стал об этом никому говорить и сам отправился в больницу, чтобы допросить исследователя раньше англичан и выудить какую-нибудь полезную информацию для правительства своей страны. То, что ему удалось узнать, заставило его забыть обо всех моральных устоях. Готшалк решил присвоить себе драгоценную находку. Он сумел найти золотую статую в реке и поднять из воды, а потом перевез ее и Сиглера в Рио-де-Жанейро. Консул постарался замести следы, подкупив всех, кто мог рассказать о Сиглере, а если мои предположения верны, то еще он убил людей, которые помогали ему доставать статую из реки. Затем воспользовался связями с командованием военно-морского флота, чтобы перетащить исследователя и статую на борт «Циклопа».

В глазах О’Миры все сильнее разгоралось любопытство.

– Вы же не можете знать наверняка.

– Зачем же тогда Лебарон отправился искать Ла Дораду?

– Интересное предположение, но все же вы не учли кое-чего. Почему Готшалк просто не убил Сиглера, после того как нашел статую? Зачем ему было оставлять англичанина в живых?

– Все просто. Золотая лихорадка поразила генерального консула до мозга костей. Вслед за Ла Дорадой он захотел найти весь изумрудный город. А Сиглер был единственным, кто мог привести его туда.

– Мне нравится ход ваших мыслей, Дирк. Без еще одной порции выпивки нам не обойтись.

– Уже поздно, бар закрывается. Я думаю, они хотят, чтобы мы ушли сами, так что давайте поможем им и разойдемся по домам.

Собеседник приуныл.

– Есть в жизни индейцев одна хорошая вещь: нет строгого распорядка дня и часов работы.

Он осушил стакан последним глотком.

– Ну, что думаете делать дальше?

– Ничего серьезного, – улыбнулся Питт. – Собираюсь найти «Циклопа».

Президент был «жаворонком». Обычно он просыпался в шесть утра и тридцать минут делал зарядку, затем принимал душ и завтракал. Еще со времен медового месяца с женой он привык осторожно вставать с постели и тихо одеваться, чтобы не разбудить ее. В отличие от него, она ложилась поздно, и ей тяжело было вставать раньше половины восьмого.

Он надел спортивный костюм и взял из шкафа в соседней комнате небольшую кожаную папку. Затем нежно поцеловал в щеку спящую жену и спустился в тренажерный зал Белого дома под западной террасой.

В просторном помещении с различными тренажерами никого не было, кроме крепкого мужчины. Он толкал от груди штангу, лежа на скамье, и стонал при каждом подъеме, как женщина во время родов. Пот градом катился из-под густых светлых волос, остриженных под короткий «ежик». Огромный живот тоже был покрыт растительностью, как руки и ноги, крепкие и массивные, словно ветви дерева. Он походил на циркового борца, лучшие годы которого уже прошли.

– Доброе утро, Айра, – поздоровался президент. – Рад, что ты пришел.

Крупный мужчина положил штангу на крючки над головой, поднялся со скамьи и пожал президенту руку:

– Рад тебя видеть, Винс.

Президент улыбнулся.

«Ни поклона, ни раболепия, ни „добрый день, господин президент“ в ответ. Неисправимый и бескомпромиссный Айра Хаген. Старому агенту секретной службы палец в рот не клади – всю руку оттяпает», – подумал он.

– Надеюсь, ты не против, что нам пришлось встретиться вот так?

Хриплый смех Хагена эхом отразился от стен тренажерного зала.

– Мне приходилось получать распоряжения в местах похуже.

– Как идет ресторанный бизнес?

– Прибыль неплохо выросла с тех пор, как мы перешли с заморских деликатесов на непритязательную американскую еду. Прежде расходы на продукты были колоссальными. Двадцать блюд с дорогими приправами и зеленью не окупали вложенных денег. Поэтому теперь мы специализируемся только на пяти основных блюдах, каких не подают в ресторанах классом повыше: ветчина, курица, тушеная рыба, жаркое и мясной рулет.

– Судя по всему, у вас много посетителей, – заметил президент. – Последний раз я ел хороший мясной рулет еще в детстве.

– Сейчас отбоя от клиентов нет, тем более что мы подходим к их обслуживанию с энтузиазмом и стараемся сохранить уютную атмосферу. Мои официанты носят смокинги, на столах стоят свечи, все очень стильно. Даже еду мы раскладываем на тарелках так, чтобы она выглядела как на картинке. Самое главное преимущество – едоки быстрее расправляются с пищей, поэтому и заказов больше.

– То есть, даже получая хороший доход с вин и выпивки, вы все равно пытаетесь продавать еду, верно?

Хаген снова рассмеялся.

– А ты все тот же, Винс. Меня не волнует, что о тебе говорят журналисты. Когда перестанешь быть политиканом, сразу приходи ко мне и вместе откроем сеть забегаловок.

– Не скучаешь по уголовным расследованиям?

– Ну, бывает.

– Ты был лучшим агентом департамента юстиции под прикрытием, пока не умерла Марта, – сказал президент.

– Перспектива собирать улики на разных подонков для правительства уже не будит во мне такого энтузиазма, как раньше. Опять же, вместо того чтобы воспитывать дочерей, мне приходилось все время разъезжать по рабочим делам и неделями не бывать дома.

– Кстати, как поживают девочки?

– Просто прекрасно. Ты же знаешь, все три твои племянницы удачно вышли замуж и подарили мне пятерых внучат.

– Жаль, что Марта не смогла их увидеть. Я всегда любил ее больше других четырех моих сестер и двух братьев.

– Ты ведь попросил меня прилететь сюда из Денвера на самолете военно-воздушных сил не для того, чтобы просто посудачить о былых временах, – сказал Хаген. – Что случилось?

– Надеюсь, ты хватку не потерял?

– А ты случайно на велосипеде не разучился ездить?

Теперь уже рассмеялся президент:

– Дурацкий вопрос.

– Может, мои мышцы и одряхлели, но мозг по-прежнему работает на полную катушку.

Глава государства бросил ему папку:

– Ознакомься, а я пока пройду пару километров на беговой дорожке.

Хаген вытер полотенцем вспотевший лоб и уселся на велотренажер, угрожая согнуть раму своим весом. Он раскрыл кожаную папку и неотрывно читал, пока президент вышагивал свои два с половиной километра.

– Ну, что думаешь? – наконец спросил президент.

Хаген пожал плечами, продолжая читать.

– Неплохой сценарий для какого-нибудь блокбастера. Подпольное финансирование, безупречная секретность, шпионаж огромных масштабов, тайная база на Луне. Такой истории позавидовал бы сам Герберт Уэллс.

– Думаешь, выдумка?

– Скажем так, я хотел бы верить, как любой добросовестный налогоплательщик. Данная информация выставляет сотрудников нашей разведки слепыми и глухими недоумками. Однако, если это все же выдумка, где мотив?

– Кроме мысли, что перед нами очередная грандиозная схема обмана правительства, мне больше ничего не приходит в голову.

– Позволь мне дочитать. Последняя бумага написана от руки.

– Там мои воспоминания тех событий, что произошли на поле для гольфа. Прости, что написано таким корявым почерком, я все еще не научился печатать.

Хаген вопросительно поднял на него глаза:

– Ты что, никому не сказал о том, что произошло, даже совету безопасности?

– Может быть, я превращаюсь в параноика, но Джо проскользнул мимо службы безопасности незаметно, словно лиса сквозь дырявый забор скотного двора. Он говорил, что члены «внутреннего ядра» занимают высокие должности в НАСА и Пентагоне. Я не сомневаюсь, что их люди есть и среди моих спецслужб, и среди сотрудников Белого дома.

Хаген внимательно изучил письмо президента о встрече с незнакомцем на поле для гольфа, время от времени возвращаясь к записям о колонии Джерси. Наконец он встал с велосипедного тренажера и пересел на скамью, глядя на президента.

– На фото видно человека, сидящего рядом с тобой в гольф-каре. Это и есть Джо?

– Да. Когда я вышел из клуба, мне на глаза попался журналист из «Вашингтон пост», он снимал на камеру, как я играю в гольф. Вот я и попросил его оказать услугу и отправить фотографии в Белый дом, чтобы я мог подписать их и подарить моему кедди.

– Это вовремя пришло тебе в голову, – Хаген внимательно осмотрел фотографию и отложил в сторону. – Что я должен сделать для тебя, Винс?

– Раскопать имена членов «внутреннего ядра».

– И все? Тебе не нужна информация или доказательства существования проекта «Колония Джерси»?

– Когда я узнаю, кто они такие, то сам схвачу их и допрошу, – решительным голосом сказал президент. – И тогда посмотрим, как далеко они могут засунуть свои щупальца.

– Если тебе интересно мое мнение, то я каждого из этих ребят наградил бы медалью.

– Может быть, так и сделаю, – холодно улыбнулся президент. – Но не раньше, чем остановлю их и предотвращу кровавую битву за Луну.

– Тебе придется смотреть в оба. Ты больше не можешь доверять никому из разведывательных служб, теперь я буду твоим частным агентом разведки.

– Да.

– Когда крайний срок?

– Экипаж космического корабля русских высадится на Луне через девять дней. Каждый час приближает нас к стычке между их космонавтами и нашими лунными колонистами, что может превратиться в космический конфликт, остановить который не сможет никто. Нужно убедить «внутреннее ядро» отступить. Мне нужно добраться до них хотя бы за сутки до того, как там приземлятся русские.

– За восемь дней будет непросто найти девять человек.

Президент беспомощно пожал плечами:

– Придется потрудиться.

– Боюсь, одного лишь документа, подтверждающего, что я твой зять, недостаточно, чтобы пройти юридические и бюрократические препятствия. Мне нужно железное прикрытие.

– Я позабочусь об этом. Удостоверение альфа-два должно открыть перед тобой большинство дверей.

– Неплохо, – сказал Хаген. – Даже у вице-президента только альфа-три.

– Я дам тебе номер безопасной телефонной линии. Звони и днем и ночью. Понял?

– Понял.

– Есть вопросы?

– Рэймонд Лебарон жив или мертв?

– Пока что неизвестно. Его жена заявила, что тело, найденное в дирижабле, не принадлежит супругу. И, кажется, была права. Я попросил директора ФБР Сэма Эммета забрать останки из Майами-Дейд, штат Флорида. Сейчас они находятся в военном госпитале имени Уолтера Рида, над ними проводят экспертизу.

– Я могу увидеть отчет судмедэксперта?

Президент изумленно покачал головой.

– Ты никогда не упускал мелочей, да, Айра?

– Возможно, там как раз что-нибудь и есть.

– Достану тебе копию.

– И еще нужны результаты лабораторных анализов из госпиталя.

– Их тоже предоставлю.

Хаген затолкал бумаги назад в портфель, оставив в руках фотографию, сделанную на поле для гольфа. Он всматривался в нее уже раз четвертый.

– Надеюсь, ты понимаешь, что Рэймонда Лебарона могут так и не найти.

– Я думал об этом.

– Сначала было девять негритят. Потом их стало восемь… потом семь.

– Семь?

Хаген поднес снимок к глазам президента.

– Разве ты не узнаешь его?

– Нет, честно говоря. Кстати, он говорил, что много лет назад мы знали друг друга.

– Вспомни нашу университетскую бейсбольную команду. Ты тогда играл на первой базе, я был левым полевым, а Леонард Хадсон был кэтчером.

– Хадсон? – недоверчиво выдохнул глава государства. – Ты думаешь, что Джо это именно он? Не может быть, Лео был толстяком, не меньше двухсот фунтов весил.

– Он начал вести здоровый образ жизни, бегать по утрам. Шестьдесят фунтов скинул, между прочим. Ты никогда не скучал по нашей старой шайке. А я до сих пор слежу за ними. Помнишь их? Лео всегда был мозговитым парнем, сколько наград получил за свои научные проекты. С отличием окончив Стэнфордский университет, он стал директором национальной физической лаборатории имени Харви Паттендена в Орегоне, разрабатывал и запускал ракетно-космические системы еще до того, как об этом начали задумываться другие.

– Достань его, Айра. Хадсон – ключ к остальным.

– Только мне нужна лопата.

– Он что, закопан?

– Мертв и похоронен.

– Когда?

– Еще в 1965 году. Его самолет упал в реку Колумбия.

– Тогда кто же Джо?

– Леонард Хадсон.

– Но ты же сказал…

– Его тело не нашли. Хитро, не так ли?

– Мерзавец инсценировал смерть, чтобы уйти в подполье и управлять проектом «Колония Джерси», – осенило президента.

– Блестящий план, если подумать. Кто бы мог заподозрить, что он может быть связан с секретным проектом. Он может назваться любым именем, если захочет. Он теперь никто, но может сделать намного больше, чем обычный налогоплательщик, чье имя, особые приметы и привычки записаны в тысячах компьютеров.

Затянувшуюся тишину нарушил мрачный голос президента:

– Найди его, Айра. Найди и притащи Хадсона ко мне до того, как все полетит в тартарары.

Госсекретарь Дуглас Оутс изучал сквозь стекла очков последнюю страницу письма из тридцати листов. Он внимательно вчитывался в каждый пункт, стараясь уловить скрытый смысл между строк. Наконец мужчина взглянул на своего заместителя Виктора Уайкоффа:

– Кажется, это не подделка.

– Наши специалисты думают так же, – сказал Уайкофф. – Бессодержательное красноречие, бессвязные слова, разрозненные предложения, все как обычно.

– Фидель пишет, что у него все в порядке, – спокойно сказал Оутс. – Но то, как он это написал, беспокоит меня. Такое впечатление, будто он умоляет.

– Не думаю. Кажется, он пытается подчеркнуть строжайшую секретность изрядной долей срочности.

– Последствия его плана могут быть ошеломляющими.

– Мои сотрудники досконально изучили письмо, – сказал Уайкофф. – Кастро не заинтересован обманывать нас.

– Но вы же сами сказали, что документ прошел длинный путь, прежде чем попасть в наши руки.

Уайкофф кивнул.

– Звучит безумно, но два курьера, доставившие письмо в наш офис в Майами, заявили, что тайно пересекли границу между Кубой и США на дирижабле.

Сквозь двойную линзу стереоскопа Анастас Рыков видел пустынные горы и темные хребты лунных кратеров. Перед взглядом советского геофизика пустынный лунный пейзаж разворачивался в трех проекциях и окрашивался в яркие цвета. С высоты в тридцать четыре мили все детали изображения были поразительно четкими. Ясно виднелись даже отдельные камни величиной меньше дюйма.

Рыков плотно прижал голову к подушке стереоскопа, изучая подборку фотографий, которые он медленно проворачивал под линзой на двух широких барабанах. Он был похож на режиссера, монтирующего фильм, только в более удобных условиях. Он останавливал вращение барабанов и приближал любую область на снимке, нажимая кнопки на небольшом пульте управления.

Фотографии были сделаны новейшими приборами с русского корабля, летавшего на Луну. Зеркальные сканеры отражали лунную поверхность через призму, раскладывая изображение на спектральные волны, оцифрованные в 263 различных оттенках серого, из черного на значении 263 преобразующиеся в белый на нуле. Потом компьютер космического корабля соединял элементы изображения в единую сеть на плотной ленте. После того как орбитальный космический корабль отправил данные, они были откорректированы лазером в негативный черно-белый цвет с голубыми, красными и зелеными волнами. Затем компьютер усиливал яркость и распечатывал их на двух соединенных лентах фотографической бумаги. При этом картинки накладывались одна на другую для создания стереоскопического эффекта.

Рыков поднял очки и потер покрасневшие глаза. Он взглянул на часы. Без трех минут полночь. Девять суток подряд он корпел над аппаратом, обследуя вершины и впадины поверхности Луны, лишь несколько раз прерываясь на короткий сон. Геофизик поправил очки и запустил пальцы в густые заросли сальных черных волос, отстраненно сознавая, что не мылся и не переодевался с самого начала работы над проектом.

Мужчина усилием воли отогнал усталость и снова вернулся к работе, начав рассматривать небольшую площадку вулканического происхождения на дальней стороне Луны. Оставалось всего два дюйма ленты, а потом она неожиданно заканчивалась. Начальство не сообщило, почему снимок так внезапно обрывался, но ученый решил, что просто при сканировании произошел сбой.

Поверхность Луны казалась изрытой и морщинистой, как прыщавая кожа под увеличительным стеклом, и больше отдавала в орехово-коричневый цвет, чем в серый. Метеориты изрешетили ее кратерами, словно шрамами.

Быстро проглядывая фотографии, уставший Рыков едва не пропустил кое-что необычное. Геофизик вернул изображение назад и увеличил область на краю крутого хребта, возвышающегося над маленьким кратером. Взгляд четко сфокусировался на трех крошечных объектах.

Увиденное поразило его. Рыков поднял голову и глубоко вздохнул, пытаясь избавиться от окутавшего мозг тумана. Затем снова склонился над стереоскопом.

Наваждение не пропало. Правда, третий объект был скалой – но в двух других он отчетливо разглядел человеческие фигуры.

Мужчина оторопел от увиденного. У него затряслись руки, внутри все похолодело. Потрясенный геофизик убрал голову с подушки стереоскопа, подошел к столу и открыл маленький блокнот с телефонными номерами советского военно-космического командования. Перед тем как дозвониться, он дважды набирал неверный номер.

В телефоне раздался нетрезвый голос:

– Что случилось?

– Это генерал Максим Есенин?

– Да, кто звонит?

– Мы раньше не встречались. Меня зовут Анастас Рыков. Я геофизик из космического лунного проекта.

Командующий советскими военно-космическими программами даже не попытался скрыть раздражение поздним звонком Рыкова:

– Какого черта вы звоните мне ночью?

Ученый знал, что переступает грань дозволенного, но без колебаний выпалил в телефон:

– Когда я изучал снимки с «Селена‑4», то наткнулся на кое-что совершенно невероятное. Думаю, вы должны узнать первым.

– Рыков, вы пьяны?

– Нет, генерал. Я жутко устал, но по-сибирски трезв.

– Если вы не дурак, то должны понимать, что у вас будут большие проблемы из-за того, что не доложили как следует своему прямому начальству, а позвонили сразу мне.

– Дело слишком важное, чтобы ставить в известность тех, у кого нет ваших полномочий.

– Идите проспитесь и утром не будете таким наглым, – сказал командующий. – Я сделаю вам одолжение и забуду о звонке. Спокойной ночи.

– Подождите! – закричал Рыков, забывая обо всем. – Если вы положите трубку, мне не останется ничего другого, как обратиться сразу к Владимиру Полевому.

Восклицание геофизика Есенин встретил холодным молчанием. Наконец он ответил:

– Думаете, что у начальника службы государственной безопасности найдется время выслушивать бред сумасшедшего?

– Когда он посмотрит в мое досье, то сразу поймет, что я уважаемый член партии и ученый, а совсем не безумец.

– Да неужели? – Раздражение Есенина сменилось любопытством. Он решил дать Рыкову выговориться. – Ладно, слушаю вас. Что же может быть настолько жизненно важным для Родины-матери, что вы решили звонить сразу мне?

Ученый попытался взять себя в руки.

– Я нашел доказательства того, что на Луне кто-то есть.

Спустя сорок пять минут генерал Есенин вошел в лабораторию фото-анализов геофизического космического центра. Краснолицый генерал был большим и крепким мужчиной, одетым в измятый мундир со сверкающими медалями. Волосы были пепельно-седыми, а взгляд – твердым и неуступчивым. Он тихо подошел, слегка подав голову вперед, будто высматривая добычу.

– Вы Рыков? – без прелюдий спросил он.

– Да, – коротко, но твердо ответил тот.

Несколько секунд они смотрели друг на друга, даже не думая о рукопожатии. Наконец Рыков откашлялся и указал рукой на стереоскоп.

– Подойдите сюда, генерал. Пожалуйста, положите голову на кожаную подушку и посмотрите в окуляр.

Есенин склонился над окуляром и спросил:

– Что я должен увидеть?

– Присмотритесь к небольшой области, которую я обвел.

Генерал прислонился к подушке и невозмутимо заглянул в окуляр. Целую минуту он неотрывно смотрел в стереоскоп, на миг удивленно поднял глаза и потом снова склонился над окуляром. Наконец он медленно поднялся и уставился на Рыкова, не скрывая своего изумления.

– Это не обман зрения? – недоверчиво спросил он.

– Нет, генерал. То, что вы только что увидели, – правда. Две человеческие фигуры в скафандрах наводят какой-то прибор на «Селен‑4».

Есенин не мог поверить в то, что сам увидел.

– Невероятно! Откуда здесь взялись люди?

Рыков растерянно пожал плечами:

– Не знаю. Они либо астронавты США, либо инопланетяне.

– Я не верю в фантастические сказки.

– Неужели американцы отправили своих людей на Луну без того, чтобы не осветить такое событие во всех мировых новостях? И почему о нем не узнала наша разведка?

– Можно предположить, что они оставили там людей во время программы «Аполлон», для сбора информации. Если только такое вообще могло быть.

– Их последний известный полет на Луну состоялся в 1972 году, на корабле «Аполлон‑17», – напомнил Рыков. – Человек не может семнадцать лет подряд прожить в суровых лунных условиях без пополнения запасов.

– У меня нет других идей, – огрызнулся Есенин.

Он вернулся к стереоскопу и начал пристально всматриваться в фигуры людей, стоящих в кратере. Свет солнца, находящегося справа, отбрасывал их тени в обратную сторону. На них были белые скафандры и шлемы с темно-зелеными стеклами. Такой дизайн космического скафандра был Есенину незнаком. Он четко видел их следы, ведущие в кромешную темноту в тени у края кратера.

– Я знаю, что вы ищете, генерал, – сказал Рыков, – но я уже осмотрел все, что только можно, и не увидел никаких следов космического корабля.

– Может быть, они спустились туда сверху?

– Там обрыв более тысячи футов.

– Я не знаю, как такое возможно, – произнес генерал.

– Взгляните поближе на прибор, который они направляют на «Селен‑4». Похоже на большую камеру с очень длинным объективом.

– Нет, – возразил Есенин, – в этом уж я разбираюсь. Это не камера, а оружие.

– Какой-нибудь лазер?

– Ну, не настолько продвинутое оружие. Мне кажется, они держат ручную зенитную установку американского производства. Похоже на «Лариат‑40». Наводится на цель лучом, зона поражения – десять миль на Земле, а в разреженной лунной атмосфере и того больше. Поступила на вооружение в НАТО около шести лет назад. Кажется, ваша теория про инопланетян отпадает.

По коже Рыкова пробежали мурашки.

– Во время космических полетов каждый лишний миллиметр свободного пространства в ракете драгоценен. Зачем брать на Луну громоздкую и ненужную там зенитную установку?

– Видимо, космонавты видели в ней надобность. Они использовали ее против «Селена‑4».

Геофизик задумался.

– Тогда понятно, почему сканеры перестали работать уже через минуту. Они повредили их…

– …выстрелом из зенитки, – закончил за него Есенин.

– Нам еще повезло, что сканеры смогли оцифровать и передать данные, перед тем как их разнесли.

– Жаль, что экипаж корабля был не настолько удачлив.

Рыков вопросительно уставился на генерала, будто был не уверен, что расслышал его правильно.

– Разве «Селен‑4» был не беспилотником?

Генерал вытащил изысканный золотой портсигар из кармана пальто, достал сигарету и прикурил от зажигалки, встроенной в крышку. Затем засунул портсигар в нагрудный карман.

– Ну да, «Селен‑4» был беспилотным.

– Но вы же только что сказали…

Есенин холодно улыбнулся:

– Я ничего не сказал.

Ученый понял намек. Он слишком дорожил своим положением, чтобы продолжать развивать эту тему, и в ответ просто кивнул.

– Мне составлять отчет по тому, что мы видели сегодня ночью? – спросил Рыков.

– Завтра к 10.00 оригинал должен быть у меня на столе. Без копий. И, товарищ Рыков, можете считать, что вы только что узнали государственную тайну совершенной секретности. Прошу отнестись к ней со всей серьезностью.

– Кроме вас, о загадочных снимках больше никто не узнает, генерал.

– Вот и отлично. Между прочим, это большая честь для вас.

Рыков даже не задумывался о возможных наградах, он все еще светился от гордости за проделанную работу.

Есенин вернулся к стереоскопу, увеличивая изображения людей, вторгшихся на Луну.

– Значит, фантастические звездные войны уже начались, – пробормотал он себе иод нос. – И Америка нанесла первый удар.

Питт старался выкинуть из головы все мысли о полноценном обеде, доставая из ящика стола небольшой батончик мюсли. Разорвав обертку и смахнув крошки в мусорную корзину, он снова сосредоточился на огромной морской карте, разложенной по всему столу. Для того чтобы карта не сворачивалась, он разложил по ее углам блокнот и две энциклопедии по историческим кораблекрушениям, открытые на главах, посвященных «Циклопу». Большую часть карты охватывали Старый Багамский канал, с юга окруженный архипелагом Камагуэй, группа разбросанных у побережья Кубы островов и Большая Багамская банка на севере. В верхнем левом углу карты располагались коралловые рифы Кай Сал, юго-восточная часть которых входила в состав Ангильских коралловых рифов.

Он откинулся на спинку стула и откусил от батончика. Затем снова наклонился над столом, заточил карандаш и взял в руки циркуль. Поставив его опорную ножку на шкалу внизу карты, он отмерил двадцать морских миль и аккуратно поставил карандашом точку на Ангильских рифах. Затем начертил короткую дугу на пятьдесят миль к юго-востоку. Верхнюю точку назвал «Кроган Каслом», а нижнюю дугу – «Циклопом» и рядом поставил знак вопроса.

«„Циклоп“ затонул где-то выше дуги, – про себя рассуждал он. – Все сходится, если учесть положение грузового судна в момент подачи сигнала бедствия и расстояние, какое „Циклоп“ указал в отчете».

Вот только путешествие Рэймонда Лебарона в общую картину совершенно не вписывалось.

Опираясь на свой опыт в поисках затонувших кораблей, Питт был убежден, что Лебарон сотни раз проводил те же самые расчеты, что и он, только ко всему прочему брал в расчет скорость течения, погодные условия в день исчезновения корабля и предполагаемую скорость рудовоза военно-морского флота. Но вывод у них должен был получиться одинаковым. «Циклоп» наверняка затонул на расстоянии двести шестьдесят саженей на самой середине канала, уйдя под воду на полторы тысячи футов. На такой глубине корабль могли заметить только рыбы.

Мужчина расслабился на кресле, рассматривая пометки на карте. А что, если Лебарон узнал что-то, чего не знали другие, что тогда он мог искать? Определенно не «Циклоп» и уж точно не из дирижабля. Для этой цели намного лучше подошел бы корабль с хорошим боковым обзором или подводная лодка.

Кроме того, основная область поиска была всего в двадцати милях от Кубы. Вряд ли это место подходило для неспешного, плавного полета на дирижабле, ведь был огромный риск превратиться в отличную мишень для канонерских лодок Кастро.

Питт медленно жевал мюсли, размышляя, что же он мог упустить в путешествии Рэймонда Лебарона, когда его настольный телефон запищал. Он нажал на кнопку ответа:

– Да?

– Это Сэндекер. Ты можешь подойти в мой офис?

– Через пять минут буду, адмирал.

– А лучше через две.

Адмирал Джеймс Сэндекер был директором Национального агентства подводных и морских исследований. Ему уже под шестьдесят лет, он невелик ростом, худощав и жилист, но крепко сложен, словно носил броню под одеждой. Прямые волосы и яркая рыжая бородка его словно скопированы с полотен Ван Дейка. Адмирал был ярым приверженцем здорового образа жизни и физкультуры. За свою карьеру на службе в военно-морском флоте он отличался не тактикой ведения морских боев, а трезвым подходом к делу и эффективностью. И хотя нельзя сказать, чтобы он был популярной фигурой в светских кругах Вашингтона, но политики всегда уважали его за честность и безукоризненное исполнение своих обязанностей.

Адмирал встретил Питта скупым кивком и указал на женщину, сидящую в кожаном кресле в дальнем углу комнаты.

– Дирк, полагаю, ты уже знаком с госпожой Джесси Лебарон.

Она подняла на него глаза и обаятельно улыбнулась. Питт отвесил легкий поклон и пожал ей руку.

– К сожалению, – безразлично ответил он, – я предпочел бы забыть о том, что знаю госпожу Лебарон.

Брови Сэндекера угрожающе сошлись вместе:

– Я чего-то не знаю?

– Это моя вина, – вступила в разговор Джесси, глядя в холодные глаза Питта. – Прошлым вечером я была излишне груба с мистером Питтом. Надеюсь, он примет извинения и простит мне плохие манеры.

– Бросьте, госпожа Лебарон, можно и без формальностей. Мы же с вами можем считаться старыми приятелями, так что я не буду возражать, если вы будете звать меня просто Дирк. Что касается извинений, то они недорого стоят.

– Я хотела нанять вас, – ответила она, не обращая внимания на насмешку.

Он ошеломленно перевел взгляд на Сэндекера.

– Странно, а я думал, что работаю для НУПИ.

– Адмирал Сэндекер любезно согласился отпустить вас на несколько дней. Конечно, при условии, что вы сами будете не против, – добавила она.

– Для чего вы хотите нанять меня?

– Чтобы найти моего мужа.

– Ничего не получится.

– Могу я спросить, почему?

– У меня есть другие проекты.

– Вы не хотите на меня работать, потому что я женщина, да?

– Ваш пол не имеет никакого значения. Просто я не работаю на тех, кого не уважаю.

Наступило неловкое молчание. Питт повернулся к адмиралу. Тот неодобрительно скривил губы, но его глаза шаловливо поблескивали. Кажется, старый озорник наслаждался тем, что происходило.

– Думаю, у вас сложилось неправильное мнение обо мне, Дирк. – Лицо Джесси зарделось, хотя взгляд оставался твердым, как кристалл.

– Да будет вам! – вмешался Сэндекер. – Я объявляю перемирие. В честь чего предлагаю закатить торжественный обед.

Питт и Джесси еще несколько долгих секунд смотрели друг на друга. Затем губы мистера Дирка медленно расползлись в широкой заразительной улыбке.

– Согласен, при условии, что его оплачу я.

Неожиданно для самой себя жена Лебарона тоже улыбнулась.

– Не заставляйте меня смущаться. Давайте заплатим пополам?

– Решено.

– Значит, пришла пора ударить по рукам, – деловым тоном сказал Сэндекер. – Дирк, до твоего прихода мы с Джесси обсуждали исчезновение господина Лебарона.

Питт посмотрел на даму:

– Вы до сих пор считаете, что тела на дирижабле принадлежат не вашему мужу и его экипажу?

Джесси покачала головой:

– Это не их тела.

– Я видел их. Мне показалось, что от них осталось слишком мало, чтобы суметь опознать, кому они принадлежали.

– Тот труп в морге был более мускулистым, чем Рэймонд, – объяснила Джесси. – И на нем была подделка часов «Картье». Дешевая копия, сделанная в Тайване. А я дарила мужу дорогие подлинные часы на нашу первую годовщину.

– Я лично сделал несколько звонков, – добавил Сэндекер. – Судмедэксперт из Майами подтвердил ее слова. Физические характеристики тел в морге не соответствуют описаниям трех мужчин, отправившихся в путешествие на «Проспертире».

Питт перевел взгляд с Сэндекера на Джесси Лебарон, осознавая, что его вовлекают в то, чего он бы хотел избежать, – в любом деле, где проводятся серьезные исследования с точными расчетами и строгой дисциплиной, не место эмоциям.

– Предположим, что тела и одежду поменяли местами, – сказал Питт, – а украшения заменили на подделку. Госпожа Лебарон, вы знаете зачем?

– Я теряюсь в догадках.

– А знаете ли вы, что с тех пор, как дирижабль исчез и снова объявился в Ки-Бискейн, в нем неоднократно пополнялись запасы гелия?

Чтобы хоть чем-нибудь занять руки, она открыла сумочку, достала носовой платок и изящно приложила к носу.

– Сразу после того, как полиция разрешила доступ к «Проспертиру», начальник обслуживающего персонала дирижабля моего мужа осмотрел каждый дюйм внутри. У меня есть его доклад; если хотите, я покажу. Хочу сказать, вы очень проницательны. Он отметил, что газовая оболочка действительно пополнялась. Только не гелием, а водородом.

Питт удивленно посмотрел на нее:

– Водородом? На дирижаблях не использовали водород с тех самых пор, как сгорел «Гинденбург».

– Забудь, – сказал Сэндекер. – Газовая оболочка «Проспертира» пополнялась гелием.

– Так в чем дело? – осторожно спросил Питт.

Сэндекер строго посмотрел на него:

– Я слышал, что ты хочешь найти «Циклопа».

– Я этого и не скрывал, – ответил Питт.

– Ты должен искать его самостоятельно, без помощи со стороны персонала и оборудования НУПИ. Конгресс съест меня живьем, если там узнают, что я помогаю тебе в охоте за сокровищами.

– Я в курсе.

– Ты выслушаешь еще одно предложение?

– Я весь внимание.

– Скажу прямо, ты окажешь мне большую услугу, если наш разговор останется только между нами. Если о нем кто-то узнает, все накроется медным тазом. Договорились?

– Как скажете.

– В следующем месяце ты назначен проводить исследования глубин Берингова моря у Алеутских островов. Тебя подменит Джек Харрис из отдела исследований в области глубоководных океанских разработок. Чтобы избежать ненужных вопросов, не привлекать лишнего внимания и увернуться от бюрократической возни, мы разорвем все твои связи с НУПИ. Ты отправляешься в отпуск до тех пор, пока не найдешь Рэймонда Лебарона.

– Найти Рэймонда Лебарона, – саркастично повторил Питт. – Проще простого. За две недели его уже и след простыл, и с каждым часом найти пропавшего будет все сложнее. Мы не знаем, почему он исчез, у нас нет никаких зацепок, никаких догадок, кто и как мог такое провернуть. Будет преуменьшением сказать, что его отыскать невозможно.

– Ты можешь хотя бы попытаться? – раздраженно спросил Сэндекер.

Питт опустил взгляд на тиковый пол в кабинете адмирала, представляя себе тропическое море, расположенное за две тысячи миль отсюда. Он не любил связываться с загадками, если не мог предположить, откуда начинать ее распутывать. Но адмирал знал, что он примет вызов. Дирк никогда не мог устоять перед погоней за неизвестным.

– Если я возьмусь за дело, мне понадобится лучшая научная команда НУПИ, чтобы укомплектовать первоклассное научно-исследовательское судно. Мне нужны будут средства и политическое влияние для поддержки. А в случае неприятностей может понадобиться помощь военных.

– Дирк, мои руки связаны. Я ничем не могу тебе помочь.

– Что?

– Ты все прекрасно расслышал. Нужно, чтобы поиски велись без лишнего шума. Тебе придется обойтись без помощи нашей организации.

– Вы понимаете, о чем просите меня? Вы хотите, чтобы я в одиночку сделал то, чего не удалось выполнить половине военно-морского флота, военно-воздушным силам и береговой охране, вместе взятым? Почему они не смогли найти стопятидесятифутовый дирижабль – черт их дери, – пока он сам не грохнулся мне на голову? Хотите, чтобы я отправился на поиски на каноэ и тыкал в воду ивовой палочкой, надеясь что-нибудь обнаружить?

– Кажется, нужно лететь по последнему известному курсу «Проспертира», – терпеливо объяснил Сэндекер.

Питт медленно опустился на офисный диван.

– Плана безумнее я еще не слышал, – сказал он и недоверчиво повернулся к Джесси: – Вы тоже поддерживаете такую идею?

– Я сделаю все возможное, чтобы найти мужа, – спокойно сказала она.

– Дурдом какой-то, – вздохнул Дирк. Он встал и начал взад-вперед ходить по комнате, заламывая руки. – Почему такая секретность? Ваш муж был важным человеком, знаменитостью, общался с такими же богатыми и известными людьми и высшими государственными чиновниками, был финансовым гуру для руководителей всех крупных корпораций. Да ответьте же мне, какого черта я должен быть единственным человеком, который будет его искать?

– Дирк, – мягко сказал Сэндекер, – финансовая империя Рэймонда Лебарона охватывает тысячи людей. Из-за того, что он числится в списке пропавших без вести, будущее империи неясно. Никто не может доказать, жив ли он или мертв. Правительство отменило все дальнейшие поиски, потому что военные поисковоспасательные группы – к слову, на них было потрачено более пяти миллионов долларов – так и не смогли найти никакого следа, ни хотя бы намека, где он мог пропасть. Озабоченные бюджетом страны конгрессмены последнюю шкуру сдерут с того, кто решит потратить государственные деньги на новую бесплодную попытку найти Лебарона.

– А как же бизнесмены и деловые партнеры, поддержавшие издателя?

– Многие крупные бизнесмены уважали его, но в то же время большинство из них были в пух и прах разнесены в передовицах его газет. Они и жалкого гроша не потратят на поиски. А что касается людей из окружения пропавшего, то многим выгодна смерть этого человека.

– Вот поэтому Джесси и пришла к нам, – произнес Питт, глядя на нее.

Она чуть улыбнулась:

– Не стану отрицать. Конечно, большая часть имущества мужа пойдет на благотворительность или будет отдана в наследство другим членам семьи. Но и я получу весьма значительную долю.

– Госпожа, у вас же есть собственная яхта. Почему бы вам просто не нанять экипаж исследователей, чтобы они нашли вашего супруга?

– Есть причины, почему данному делу нельзя придавать широкую огласку. Вам не нужно их знать. Мы с адмиралом думаем, что есть шанс, хоть и очень небольшой, что втроем мы сможем без лишнего шума восстановить маршрут «Проспертира», пойти по его следу и узнать, что случилось с Рэймондом.

– Ради чего? – спросил Питт. – Первые поисковые группы уже прочесали все острова и рифы, где дирижабль мог заправляться. Мы без толку потратим время на то, что уже сделали до нас.

– Они могли что-то упустить.

– Может быть, Кубу?

Сэндекер покачал головой:

– Кастро бы заявил, что Лебарон проник на кубинскую территорию по поручению ЦРУ, и не забыл бы щегольнуть перед миром захваченным дирижаблем. Нет, должен быть другой ответ.

Дирк подошел к окну в углу комнаты и бросил тоскливый взгляд на флотилию небольших парусных лодок, участвующих в регате по реке Анакостия. Они наперегонки мчались к финишным буйкам, их белоснежные паруса блестели на фоне темно-зеленой воды.

– Откуда нам знать, где искать? – не оборачиваясь, спросил он. – Область поиска огромна, она простирается на тысячи квадратных миль. У нас уйдет несколько недель на то, чтобы обшарить всю местность.

– У меня есть все записи и карты мужа, – сказала Джесси.

– Он оставил их вам?

– Нет, их нашли на дирижабле.

Питт молча наблюдал за парусниками, скрестив руки на груди. Мужчина пытался понять причины исчезновения, распутать интригу, подсчитать шансы на успех. Он попробовал все разложить по полочкам у себя в голове.

– Когда приступаем? – наконец спросил он.

– Завтра с восходом солнца, – ответил Сэндекер.

– Вы все еще считаете, что я подходящий кандидат для этой увеселительной прогулки?

– Без сомнений, – решительно сказала Джесси.

– Я хочу взять в команду двух моих старых приятелей. Они оба работают в НУПИ. Либо берем их, либо я отказываюсь.

Лицо Сэндекера мрачно посерьезнело:

– Я же уже объяснил…

– Адмирал, вы хотите, чтобы я добрался до Марса, даже не подбросив меня до Луны. Мы с вами дружим уже достаточно долго, чтобы вы поняли, что я не берусь исполнять непродуманные идеи. Просто дайте мне взять с собой в отпуск еще двоих людей. Мне без разницы, как вы это сделаете.

Сэндекер не выглядел ни сердитым, ни даже раздраженным. Если в стране и был человек, способный решить неразрешимую загадку, то им был именно Питт. Карта адмирала оказалась бита, поэтому он поддался.

– Хорошо, – спокойно ответил он. – Я выполню твою просьбу.

– Тогда позвольте сказать еще кое-что.

– Давай, – напрягся Сэндекер.

Питт повернулся с мрачной улыбкой. Потом перевел взгляд с Джесси на адмирала, пожал плечами и сказал:

– Я никогда не летал на дирижабле.

– Мне кажется, вы пытаетесь что-то провернуть за моей спиной, – откровенно сказал Сэм Эмметт, начальник Федерального бюро расследований.

Президент посмотрел на него из-за стола в Овальном кабинете и мягко улыбнулся:

– Ты совершенно прав, Сэм. Именно это я и делаю.

– Я буду очень благодарен вам, если вы будете говорить со мной начистоту.

– Не беспокойся. Это никоим образом не зависит от моего удовлетворения твоей работой и работой ФБР.

– Тогда почему вы не можете мне все рассказать? – спросил Эмметт, стараясь скрыть негодование.

– Во-первых, дело касается международных отношений.

– Тогда необходимо уведомить Мартина Брогана из ЦРУ.

– Я не говорил с Мартином. Можешь поверить на слово.

– Ладно, а что во-вторых?

Президент не собирался поддаваться.

– Это уже мое дело.

Эмметт застыл.

– Если президент хочет моей отставки…

– Ничего подобного, – отрезал глава государства. – Ты самый способный и ответственный работник, которому можно доверить возглавлять бюро расследований. Ты блистательно выполняешь свою работу, и я всегда был одним из твоих самых ярых сторонников. Однако, если хочешь собрать вещички и бросить работу, обидевшись на то, что твою профпригодность якобы поставили под сомнение, – тогда вперед. Докажи мне, что это не так.

– Но если вы не хотите мне доверять…

– Погоди минуту, Сэм. Давай сейчас не будем говорить друг другу то, за что завтра придется извиняться. Я не ставлю под сомнение твою преданность или честность. Никто не собирается тебя одурачить. Дело не имеет никакого отношения к криминалу или шпионажу и не касается ни ФБР, ни других спецслужб. Суть в том, что мне очень нужна твоя поддержка, хотя бы в течение следующей недели. Согласен?

Эмметт на время успокоился. Он пожал плечами и уступил:

– Ваша взяла, господин президент. Будь что будет. Я с вами. Президент глубоко вздохнул:

– Обещаю, что не подведу тебя.

– Я ценю это.

– Хорошо. Тогда давай начнем сначала. Ты узнал что-нибудь о трупах из Флориды?

Напряжение спало с лица Эмметта, и он облегченно выдохнул. Открыв чемодан, мужчина достал папку в кожаном переплете и передал президенту.

– Здесь подробный отчет из лаборатории патологической анатомии имени Уолтера Рида. Данное исследование очень сильно помогло нам в опознании тел.

Президент удивленно посмотрел на него:

– Вы их опознали?

– Анализ состава борщовой пасты расставил все по своим местам.

– Что вы имеете в виду?

– Помните, судмедэксперт округа Дейд зафиксировал смерть от переохлаждения?

– Да.

– В общем, борщ в тюбиках – противнейший продукт, который выдают российским космонавтам. В желудках всех трех трупов были найдены его остатки.

– Ты имеешь в виду, что Рэймонда Лебарона и прочих членов экипажа кто-то заменил на трех погибших советских космонавтов?

Эмметт кивнул.

– Мы смогли установить их имена с помощью советского дезертира, бывшего хирурга космической программы русских. Он несколько раз их осматривал.

– Когда он дезертировал?

– Он перешел на нашу сторону в августе 1987 года.

– Чуть больше двух лет назад.

– Верно, – подтвердил Эмметт. – Вот имена космонавтов – Сергей Зощенко, Александр Юденич и Иван Ронский. Юденич был новичком, но зато Зощенко и Ронский – настоящие ветераны с двумя космическими полетами за спиной.

– Я тебе свою годовую зарплату отдам, если объяснишь мне, каким образом они попали в треклятый дирижабль.

– К сожалению, пока не могу сказать. На тот момент только четверо русских находились в космосе на орбитальной станции «Салют‑9». Но люди НАСА, следящие за космонавтами, говорят, что с ними все в порядке.

Президент кивнул.

– Значит, нужно исключить тех советских космонавтов, которые находились в космосе, а рассматривать только тех, кто остался на Земле.

– Все не так просто, – продолжил Эмметт. – В заключении врачей из отдела судебно-медицинской патологии лаборатории имени Уолтера Рида говорится, что, вероятнее всего, трое мужчин до смерти замерзли, когда находились в космосе.

Президент удивленно поднял брови:

– У них есть доказательства?

– Нет, но, по их словам, имеется несколько факторов, указывающих на возможность подобного. Например, все та же борщовая паста и анализы другой сублимированной пищи, которые потребляли советские космонавты. Или физиологические признаки того, что мужчины дышали воздухом с высоким содержанием кислорода и провели значительное время в состоянии невесомости.

– Уже не первый раз русские отправляют своих людей в космос и не могут потом их вернуть. Может быть, космонавты годами плавали в космосе и упали на Землю только пару недель назад после того, как их корабль сошел с орбиты.

– Я знаю только о двух случаях, закончившихся летальным исходом для русских, – сказал Эмметт. – В первый раз погиб космонавт, чей корабль запутался в стропах парашюта при входе в атмосферу и упал в Сибири на скорости пятисот миль в час. Во втором случае при утечке кислорода из-за неисправного люка погибли еще трое членов экипажа.

– Это только те трагедии, которые они не смогли скрыть, – возразил президент. – В ЦРУ зафиксировали около тридцати смертей их космонавтов с начала космических исследований. И девять тел все еще плавают в космосе. Но мы должны делать вид, будто не знаем об этом, чтобы не вскрыть наши источники в разведке.

– Понятно, мы знаем, но делаем вид, что не знаем.

– Именно.

– И это снова возвращает нас к трем космонавтам, трупы которых лежат у нас в Вашингтоне. – Эмметт раскрыл чемодан, лежащий на его коленях.

– И к сотне вопросов, начиная с главного: откуда они взялись?

– Я провел несколько проверок в центре управления действиями командования воздушно-космической обороны. Технологи сказали, что, если не брать во внимание их орбитальные станции, единственным советским космическим кораблем, способным долговременно поддерживать жизнеобеспечение экипажа, были лунные зонды «Селен».

При слове «лунные» в голове президента что-то щелкнуло.

– И что там с ними?

– Три отправились в космос, но ни один не вернулся. Ребята из командования воздушно-космической обороны считают, что для Советов очень нетипично три раза подряд провалить обычные полеты на орбиту Луны.

– На борту были люди?

– Думаю, да, – сказал Эмметт. – Советы погрязли во лжи. Как вы уже говорили, они почти никогда не признают свои космические провалы. И в строгом порядке продолжают тайно наращивать силы для посадки на Луну.

– Ладно, если мы рассмотрим теорию, что три трупа – бывший экипаж корабля «Селен», тогда как они попали на Землю? Они же не могли как ни в чем не бывало приземлиться где-то в степях Казахстана.

– Я думаю, скорее где-то в районе Кубы.

– Куба. – Два слога медленно сорвались с губ президента. Затем он покачал головой: – Ну уж нет, русские никогда бы не допустили, чтобы их национальные герои, живые или мертвые, попали в чьи-либо чужие руки.

– Может быть, они не знали?

Глава государства ошеломленно посмотрел на собеседника:

– Не знали?

– В общем, скажем так, их космический корабль потерял управление и рухнул около Кубы при входе в атмосферу. Примерно в то же время туда на дирижабле отправляется Рэймонд Лебарон на поиски корабля с сокровищами, где его и захватывают кубинцы. Затем, по каким-то непонятным причинам, кубинцы меняют Лебарона и его экипаж на трех мертвых космонавтов и отправляют воздушный корабль назад во Флориду.

– Ты понимаешь, как нелепо это звучит?

Мужчина засмеялся:

– Конечно, понимаю, но ничего лучше мне на ум не приходит.

Президент откинулся назад и уставился на богато украшенный орнаментом потолок.

– Знаешь, кажется, ты прав.

Эмметт улыбнулся:

– В каком смысле?

– Все сходится. Предположим, что таким образом Фидель Кастро пытается что-то нам сообщить.

– Если так и есть, то он выбрал весьма странный способ, чтобы передать нам свое сообщение.

Президент взял ручку и начал что-то черкать в блокноте.

– Фидель никогда не был мастером дипломатических тонкостей.

– Прикажете продолжать расследование? – спросил Эмметт.

– Нет, – коротко ответил президент.

– Вы все еще будете держать меня в неведении по данному делу?

– Это не внутреннее расследование министерства юстиции, Сэм. Большое спасибо за твою помощь, но ты уже узнал об этом гораздо больше, чем следовало.

Мужчина захлопнул чемодан и встал.

– Могу я задать вам один щепетильный вопрос?

– Задавай.

– Мы наконец-то обнаружили хоть какую-то, пусть даже самую минимальную, возможность того, что Рэймонд Лебарон похищен кубинцами. Почему даже теперь президент США все еще предпочитает держать информацию при себе и запрещает следственным органам продолжать расследование?

– Хороший вопрос, Сэм. Возможно, через пару дней мы оба будем знать ответ.

Спустя несколько минут после того, как Эмметт покинул Овальный кабинет, глава государства развернулся на кресле и уставился в окно. У него пересохло во рту, а подмышки вспотели. Его не отпускало предчувствие, что между колонией Джерси и неудачами советских лунных зондов есть связь.

Айра Хаген остановил арендованный автомобиль у ворот охраны и показал удостоверение личности, выданное президентом. Охранник позвонил в приемную национальной физической лаборатории имени Харви Паттендена и затем разрешил ему проезжать.

Он покатил к стоянке и нашел свободное место, медленно пробираясь сквозь гущу разноцветных машин. Лабораторию окружали высаженные группами хвойные деревья и зеленый газон, где лежали покрытые мхом камни. Здание выглядело как типичный технологический центр, какие можно встретить во многих городах страны. Современную архитектуру кирпичного здания подчеркивали закругленные углы и обилие больших бронзовых стекол.

Привлекательная секретарша, сидящая за подковообразным столом, подняла голову и улыбнулась посетителю:

– Чем могу помочь?

– Томас Джадж, к доктору Муни.

Она привычно подняла телефонную трубку и кивнула:

– Хорошо, мистер Джадж. Пожалуйста, пройдите в центр охраны за моей спиной. Они скажут, куда дальше.

– Перед тем как я пройду, можно мне воспользоваться туалетом?

– Конечно, – ответила она, указывая пальцем. – Дверь справа, под фреской.

Хаген поблагодарил ее и прошел под огромным рисунком футуристического космического корабля, парящего между призрачными иссиня-зелеными планетами. Он вошел в кабинку, запер дверь и присел на унитаз. Открыв чемодан, мужчина вытащил желтый блокнот и раскрыл на середине. После этого в верхней части страницы сделал несколько записей и зарисовок систем безопасности, замеченных при входе в здание. Хороший агент, работающий под прикрытием, никогда не делает записей на бумаге, но Хаген мог позволить себе расслабиться, зная, что президент выручит, если что-то пойдет не так.

Через несколько минут он вышел из туалета и открыл дверь в комнату со стеклянными стенами. Там четверо охранников в форме всматривались в двадцать огромных телевизионных экранов, вмонтированных в стену. Один из них встал и подошел к стойке.

– Сэр?

– У меня назначена встреча с доктором Муни.

Охранник достал список посетителей.

– Да, сэр, вы, должно быть, Томас Джадж. Могу увидеть ваше удостоверение?

Хаген передал ему водительские права и правительственное удостоверение. Охранник вежливо попросил его распахнуть чемодан и после беглого осмотра закрыл, жестом показал, где расписаться, и дал гостю пластиковый пропуск, какой закрепляют на груди.

– Кабинет доктора Муни находится прямо в конце коридора за двойными дверьми.

Проходя по коридору, Хаген остановился, чтобы надеть очки и рассмотреть бронзовые таблички на стене, на каждой из которых приводилась информация о людях, имеющих отношение к лаборатории. Одна из табличек была посвящена доктору Харви Паттендену, основателю лаборатории, на ней приводился краткий перечень его достижений в области физики. Но Хагена интересовала другая табличка, где было написано:

«Не особо оригинально», – подумал Айра, мысленно отдавая Хадсону должное за безукоризненно, даже в мелочах, исполненную роль мертвеца.

Он вошел в прихожую и тепло улыбнулся секретарше, серьезной пожилой женщине в темно-синем костюме мужского покроя.

– Мистер Джадж, входите, пожалуйста. Доктор Муни ожидает вас.

– Благодарю.

Эрлу Дж. Муни было тридцать шесть, но выглядел он моложе, чем ожидал Хаген, изучив биографию этого человека. Его прошлое было удивительно схоже с историей Хадсона – он тоже отличался неординарным умом, у него была такая же высокая успеваемость, да еще и в том же университете. Толстый паренек сбросил вес и стал директором лаборатории имени Паттендена. Зеленые глаза выглядывали из-под грозных бровей, а густые усы делали ученого похожим на Панчо Вилью 1. Он был одет в белый свитер и синие джинсы, что наводило на мысль, что Муни не такой уж и педант, как кажется.

Он вышел из-за стола, заваленного бумагами, тетрадями и пустыми бутылками из-под пепси, и пожал гостю руку.

– Присаживайтесь и рассказывайте, чем могу вам помочь, мистер Джадж.

Хаген уселся в кресло и сказал:

– Как я уже говорил вам по телефону, я из Центрального финансового управления, и мне было приказано проверить ваши системы бухгалтерского счета и провести аудиторскую ревизию финансовых расходов.

– Кто вам приказал?

– Сенатор Генри Кальтенбах.

– Надеюсь, он не подозревает лабораторию имени Паттендена в мошенничестве, – осторожно сказал Муни.

– Не беспокойтесь. Вы же знаете сенатора, он любит устраивать проверки, чтобы узнавать, куда уходят бюджетные деньги. Такая «охота на ведьм» – отличная реклама для его предвыборной кампании. Между нами говоря, многие мои сотрудники желают ему провалиться под землю, чтобы он перестал посылать нас гоняться за собственным хвостом. Хотя должен отдать сенатору должное: мы обнаружили несколько нарушений в других аналитических центрах вроде вашего.

Муни немедля поправил его:

– Мы привыкли именоваться научно-исследовательским центром.

– Да-да, конечно. В общем, нам приходится делать выборочные проверки.

– Вы должны понимать, что наша работа строго засекречена.

– Разработка ядерных ракетных технологий и ядерного оружия третьего поколения, мощность которого фокусируется в лучах с узкой диаграммой направленности, распространяющихся со скоростью света и способных поражать цели далеко в космосе. Вы об этом?

Юдин из лидеров повстанцев во время Мексиканской революции 1910–1917 гг.

Ученый подозрительно уставился на Хагена:

– Вы очень хорошо проинформированы.

Тот пожал плечами:

– Начальник ввел меня в курс дела. Я бухгалтер, а не физик, доктор. Мой мозг не способен мыслить абстрактно. В старшей школе я несколько раз заваливал экзамены по алгебре. Ваши данные в безопасности. Моя работа заключается в том, чтобы помогать честным налогоплательщикам сполна возвращать их деньги из финансируемых правительством программ.

– Чем могу вам помочь?

– Я хотел бы поговорить с вашим главным бухгалтером и персоналом управления. И с персоналом, работающим с финансовыми документами. Через две недели из Вашингтона прибудет моя аудиторская группа. Я был бы очень благодарен, если бы вы проложили наш маршрут поближе к отделам, где ведется бухгалтерский учет.

– Можете рассчитывать на наше полное сотрудничество. Естественно, я дам указания службе безопасности, чтобы вашей группе предоставили полный допуск.

– Разумеется.

– Я лично пройду с вами и познакомлю с нашим главным бухгалтером и персоналом службы бухгалтерского учета.

– И еще кое-что, – сказал Хаген. – Вы работаете после окончания рабочих смен?

Муни улыбнулся:

– В отличие от обычных офисных работников, которые трудятся с девяти до пяти, у физиков и инженеров нет установленного рабочего графика. Многие из нас работают круглосуточно. Мне часто приходится работать больше тридцати часов подряд, без перерыва. Поэтому мы сами устанавливаем себе скользящий график по компьютеру.

– Вас устроит, если я сейчас проведу предварительную проверку примерно, скажем, до десяти часов вечера?

– Конечно, не вижу никаких проблем, – согласился Муни. – Если захотите перекусить, у нас на нижнем этаже работает круглосуточное кафе-закусочная. Охранник проведет вас.

– И держите меня подальше от мест, где вы храните секретную информацию, – засмеялся Хаген.

– Думаю, вы знакомы с системами безопасности в подобных лабораториях?

– Конечно, – признал гость. – Если бы мне платили по центу за каждый час, когда я проводил аудит в различных отделах Пентагона, я бы уже давно разбогател.

– Тогда проходите за мной.

Ученый встал и направился к двери.

– Утолите мое любопытство, – сказал Айра, оставаясь в кресле. – Я многое слышал о Харви Паттендене. Он вроде бы работал с Робертом Годдардом…

– Так и есть, доктор Паттенден изобрел несколько ранних ракетных двигателей.

– Но вот про Леонарда Хадсона я совсем ничего не знаю.

– Довольно умный малый был, – сказал Муни. – Он разработал большинство из наших космических кораблей, перед тем как их построили и отправили в космос. Никто не знает, каких еще успехов он мог бы достичь, если бы не погиб в самом своем расцвете сил.

– Что произошло?

– Авиакатастрофа. Он летел на семинар к доктору Гуннару Эриксену в Сиэтл. Самолет взорвался в воздухе и упал в реку Колумбия.

– А что за доктор Эриксен?

– Он был великим мыслителем и, возможно, самым блестящим астрофизиком, какого когда-либо видел свет.

В голове Хагена зазвучал тревожный звоночек.

– Он занимался чем-то конкретным?

– Да, работал над геолунной синоптической морфологией для индустриализации человечества.

– Можете перевести на нормальный язык, если не сложно?

– Конечно, – засмеялся Муни. – Эриксен был одержим мечтой построить колонию землян на Луне.

Десять часов спустя, в два часа ночи, в Москве четверо мужчин собрались у камина в небольшой гостиной Кремля. Комната была погружена в мрачную полутьму. Сигаретный дым смешивался с дымом сигары.

Президент СССР Георгий Антонов[7] задумчиво смотрел на языки пламени. После легкого обеда он сменил пиджак на старый рыбацкий свитер. Он сидел, сняв обувь и положив ноги в одних носках на украшенный вышивкой пуфик.

Рядом стояли глава КГБ Владимир Полевой и начальник управления советскими космическими программами Сергей Корнилов, одетые в темные шерстяные костюмы, пошитые в Лондоне на заказ, а возле них в мундире, украшенном орденами, сидел генерал Есенин.

Полевой положил на низкий столик отчет с фотографиями и изумленно покачал головой:

– Не понимаю, как они провернули это все без утечки информации.

– Такой колоссальный прогресс кажется невозможным, – согласился Корнилов. – Пока своими глазами не увижу – ни за что не поверю.

– Все доказательства ясно видны на фотографиях, – сказал Есенин. – Отчет Рыкова не оставляет никаких сомнений. Просто подробно изучите его. Четко видно, что две человеческие фигуры, стоящие в лунном кратере, – реальны. Это не мираж, отброшенный тенью, и не ошибка системы сканирования. Они и вправду стояли там.

– Их скафандры не такие, как у американских астронавтов, – возразил Корнилов. – Да и шлемы другие.

– Не буду спорить по пустякам, – сказал Есенин. – Но то, что у них в руках оружие, не вызывает сомнений. Я могу с уверенностью сказать, что они держат пусковую установку зенитных ракет американского производства.

– А где тогда их космический корабль? – упорствовал Корнилов. – Где луноход? Они же не могли материализоваться из ниоткуда.

– Я разделяю ваши сомнения, – сказал Полевой. – Такого не может быть, чтобы американцы отправили на Луну людей и припасы и об этом не узнали наши разведывательные спецслужбы. Наши станции слежения узнали бы о любых странных передвижениях в космосе.

– Меня больше удивляет, – сказал Антонов, – почему американцы никогда не объявляли миру о своих столь значительных достижениях. Разве им выгодно сохранять это в тайне?

Корнилов кивнул:

– Мы находим все больше фактов, противоречащих докладу Рыкова.

– Вы недооцениваете одну важную вещь, – ровным тоном произнес Есенин. – «Селен‑4» исчез сразу после того, как его сканеры засняли людей на фото. Я думаю, что наш космический зонд был поврежден выстрелом ракеты, которая пробила корпус корабля и нарушила герметичность внутри, что и привело к гибели наших космонавтов.

Полевой удивленно посмотрел на него:

– Что вы сказали о космонавтах?

Есенин и Корнилов озадаченно переглянулись.

– О некоторых вещах не знает даже КГБ, – сказал генерал.

Полевой уставился прямо в глаза Корнилову:

– «Селен‑4» был пилотируемым?

– Как и «Селен‑5», и «Селен‑6». На каждом корабле находилось по трое космонавтов.

Глава КГБ повернулся к Антонову, спокойно попыхивающему гаванской сигарой:

– Вы знали об этом?

Президент утвердительно кивнул:

– Да, конечно, меня уведомили. Но вы должны помнить, Владимир, что не все вопросы, касающиеся космических программ, подпадают под компетенцию органов государственной безопасности.

– Почему-то, когда ваш драгоценный лунный зонд упал и исчез в Вест-Индии, никто из вас не побрезговал прийти ко мне за помощью, – сердито сказал Полевой.

– Непредвиденное обстоятельство, – спокойно объяснил генерал. – После возвращения «Селена‑4» с Луны при входе в атмосферу Земли мы потеряли управление – лунный зонд вышел из-под контроля, и наше космическое командование списало его как утерянный. Спустя приблизительно полтора года его полета по орбите была сделана еще одна попытка восстановить контроль над ним. Системы управления ответили, но успешно произвести посадку не удалось. «Селен‑4» упал в десяти тысячах миль от места посадки. Необходимо было сохранить в тайне новость о гибели наших героев-космонавтов, вот поэтому нам и потребовалась помощь КГБ.

– Сколько космонавтов погибло? – спросил Полевой.

– Без жертв на благо будущего Советского Союза было не обойтись, – негромко ответил Антонов.

– Вернее сказать, чтобы скрыть промахи нашей космической программы, – с горечью сказал Полевой.

– Отставить споры, – приказал президент. – «Селен‑4» сделал огромный вклад, прежде чем потонул в Карибском море.

– Причем его еще можно найти, – добавил Полевой.

– Верно, – подтвердил Есенин. – Но мы достали данные корабля о Луне. Это являлось главной целью миссии.

– Вам не кажется, что американские системы наблюдения за космосом должны были отследить падение корабля и определить место приземления? Если бы они хотели достать космический корабль из-под воды, они бы уже перепрятали его на свои базы.

– Конечно, они отследили, куда упал корабль, – ответил генерал. – Но у их разведывательных спецслужб не было оснований предполагать, что «Селен‑4» – нечто большее, чем научный зонд для исследования далекого космоса, запрограммированный на приземление в водах Кубы.

– В вашей тщательно продуманной теории есть прореха, – возразил Полевой. – Через несколько дней после падения с орбиты «Селена‑4» спасательные службы Соединенных Штатов провели тщательные морские и воздушные поиски пропавшего капиталиста Рэймонда Лебарона в том же самом районе, где должен был упасть корабль. Подозреваю, что на самом деле они собирались искать не пропавшего гражданина, а именно наш космический корабль.

– Я читал ваш доклад об исчезновении Лебарона, – сказал Корнилов. – И не согласен с вашими выводами. Я нигде не заметил, чтобы они проводили подводные поиски. А саму спасательную миссию вскоре отменили. В американской прессе пишут, что Лебарон и его экипаж до сих пор числятся пропавшими без вести. Никто уже не надеется, что они живы. Этот случай – просто совпадение, ничего более.

– Тогда мы все должны согласиться с тем, что «Селен‑4» вместе с космонавтами лежит где-то на дне моря. – Антонов выпустил кольцо дыма изо рта и продолжил: – Тем не менее главные вопросы все еще открыты. Допускаем ли мы возможность того, что у американцев есть база на Луне? И если допускаем, то что будем делать дальше?

– Я полагаю, что база существует, – убежденно сказал Есенин.

– Мы не можем сбрасывать со счетов саму возможность, – согласился Полевой.

Антонов перевел взгляд на Корнилова:

– Сергей, а вы как считаете?

– Наша первая программа пилотируемого корабля под названием «Селен‑8» с высадкой на Луну планируется к запуску через семь дней, – вдумчиво ответил он. – Мы не можем отменить ее, как в тот раз, когда американцы обогнали нас с программой «Аполлон». Из-за того, что наше правительство тогда не захотело быть вторым в космической гонке, мы поджали хвосты и свернули проект. Хотя я считаю, что ставить политику и идеологию выше научных достижений – огромная ошибка. Теперь у нас есть проверенная тяжелая ракета-носитель, способная разместить всю межпланетную станцию с экипажем из восьми человек на лунной поверхности. В плане пропаганды и военных перспектив наше преимущество неизмеримо. Если мы собираемся добиться постоянного превосходства в космосе и одолеть американцев в борьбе за Марс, то должны идти до конца. Я считаю, что нужно отдать приказ «Селену‑8» высадиться недалеко от того кратера и уничтожить американских астронавтов.

– Полностью согласен с Корниловым, – поддержал Есенин. – Факты говорят сами за себя. Американцы проявляют откровенную агрессию к нам в космосе. Судя по этим фотографиям, они уже уничтожили один из наших космических кораблей вместе с его экипажем. Боюсь, что космонавтов «Селена‑5» и «Селена‑6» постигла та же участь. Скорей всего, американцы вознамерились сделать Луну своей колонией. Если они увидят, что на Луну высаживаются космонавты с красными звездами на груди, то сразу же постараются убить их.

После его слов наступила мертвая тишина. Никто не торопился высказывать свои мысли.

Наконец Полевой прервал молчание:

– Значит, вы и Корнилов предлагаете первыми атаковать американцев?

– Да, – ответил генерал. – Подумайте, что может произойти. Захватив американскую лунную базу и присвоив их научные технологии, мы продвинем нашу космическую программу на десяток лет вперед.

– Я уверен, что Белый дом сразу же запустит пропагандистскую кампанию и выставит нас перед всем миром в виде агрессора, как было в инциденте с южнокорейским «Боингом», – возразил Полевой.

– Они не будут поднимать шум, – заверил его Есенин. – Как они могут заявить о захвате чего-то, о чьем существовании никто не знал?

– Генерал прав, – признал Антонов.

– Но вы должны понимать, что из-за нас может начаться космическая война, – предупредил Полевой.

– Первый удар Соединенные Штаты уже нанесли. Отомстить им – наш священный долг.

Есенин повернулся к Антонову:

– В любом случае решение за вами.

Президент СССР снова перевел взгляд на огонь. Затем затушил сигару о пепельницу и с удивлением заметил, как дрожат руки. Его лицо, обычно румяное, побледнело. Реакция была понятна всем. Его внутренние демоны вытесняли ангелов добра. Он понимал, что должен сказать свое слово, остальное станет заботой других людей. Глава государства не мог так просто позволить империалистам плюнуть в лицо его Отчизне. Спустя несколько мгновений, показавшихся всем чрезвычайно долгими, президент повернулся, устало кивнул и торжественно произнес:

– Ради Родины! Ради партии! Приказываю вооружить космонавтов и уничтожить американцев.

Выслушав длинный инструктаж и проведя три утомительные беседы с доктором Муни, Хаген сидел в маленьком кабинете, лихорадочно набивая цифры на счетной машинке. В отличие от ученых, помешанных на компьютерах, и инженеров, сходивших с ума по цифровым калькуляторам, бухгалтеры оказались старомодными людьми. Они по-прежнему предпочитали работать на традиционных счетных машинках с огромными кнопками и перфорированной бумагой.

Главный бухгалтер был сертифицированным специалистом высшей квалификации, окончившим факультет экономики и предпринимательства в Техасском университете, и бывшим служащим ВМС. Чтобы лишний раз потешить свое самолюбие, он развесил награды и фотографии кораблей, где ему приходилось служить, на самых видных местах дубовых стен своего кабинета. Айра сразу уловил беспокойство в его глазах, хотя другой реакции от управляющего финансами компании, на встречу к которому явился аудитор, он и не ждал.

Когда Хаген попросил разрешения на проверку записей телефонных звонков за последние три года, никто и не думал ему возражать. Хоть весь его опыт работы бухгалтером в министерстве юстиции и ограничивался фотографированием бухгалтерских ведомостей в глухую ночь, он хорошо выучил счетоводческий жаргон и не мог проколоться. Вряд ли кто-либо, кто заходил в кабинет и видел, как он строчит заметки и внимательно изучает листы бумаги, мог усомниться, что видит перед собой матерого профи.

Цифры, напечатанные на бумаге, он брал с потолка. А вот записи были схемой коридоров с отмеченными местами, где установлены камеры наблюдения, от входа и до самого кабинета Муни. Немного ниже мужчина выписал два имени и напротив них составил колонки с обозначениями. Рэймонд Лебарон и Леонард Хадсон. Теперь он знал еще и третье имя – Гуннар Эриксен.

Айра был уверен, что Эриксен инсценировал свою смерть, как и Хадсон, чтобы посвятить остаток жизни работе над проектом «Колония Джерси». Он знал, что они оба не могли оборвать все связи с лабораторией имени Паттендена. Такую мощную организацию с большим количеством талантливых молодых ученых просто нельзя было не использовать для своих целей. Где-то здесь должна была скрываться потайная база «внутреннего ядра».

Записи телефонных звонков трех тысяч работников умещались в нескольких картонных коробках. Придраться было не к чему. Все, кто пользовался телефоном для деловых или личных целей, должны были заполнять дневник вызовов. Тем не менее Хаген не собирался проверять каждый звонок, это могло занять несколько недель. Его интересовали только звонки доктора Муни. Особенно совершенные на дальние расстояния.

Хаген не был экстрасенсом. Более того, он знал многих людей, способных находить нестыковки гораздо точнее, чем он. Но глаз и чутье редко его подводили.

Он переписал шесть номеров, по которым Муни звонил более одного раза за последние три месяца. Два из них были записаны как личные звонки, остальные четыре были деловыми. Все они не вызывали особых подозрений, но других способов выйти на след прочих членов «внутреннего ядра» Хаген пока не придумал.

Не нарушая установленных правил, он снял телефонную трубку, набрал оператора лаборатории имени Паттендена и попросил соединить его с открытой линией, пообещав записать все свои звонки. Час был поздним, а большинство номеров начинались с кода городов Среднего Запада или Восточного побережья. Абоненты запросто могли положить трубку из-за того, что часовые пояса различались, а значит, там было на два-три часа позднее, но, несмотря на это, Хаген начал диктовать номер.

– Сентенниальская служба поддержки, – устало ответил мужской голос.

– Здравствуйте, вы еще работаете?

– Нет, офис закрыт. Вы позвонили в круглосуточное бюро приема заказов.

– Меня зовут Джадж, я из федерального правительства. – Хаген решил назваться чужим именем на случай прослушки. – Мы проводим аудит физической лаборатории имени Паттендена в Бенде, штат Орегон.

– Перезвоните завтра утром, когда мы откроемся.

– Хорошо. Только скажите мне, чем занимается сентенниальская служба поддержки?

– Продажей записывающих устройств и запчастей для них.

– Записывающих устройств? Для чего?

– В основном для бизнеса. Например, видеокамеры для записи заседаний, лабораторных испытаний или для служб безопасности. Диктофоны для секретарей. Ну и тому подобное.

– Сколько у вас сотрудников?

– Около дюжины.

– Большое спасибо, вы очень помогли, – сказал Хаген. – И еще кое-что. Вы часто получаете заказы от лаборатории имени Паттендена?

– Не очень. Каждую пару месяцев они покупают у нас видеокамеры или запчасти к ним.

– Еще раз спасибо. До свидания.

Хаген вычеркнул номер из списка и продолжил. На следующие два звонка откликались автоответчики – сперва химической лаборатории Университета Брандейса в Уолтеме, затем неопознанного офиса национального научного фонда в Вашингтоне. Следующие два номера он решил оставить на утро и набрал номер, отмеченный как личный вызов.

– Алло?

Хаген посмотрел на имя в списке вызовов Муни.

– Доктор Дональд Фримонт?

– Да, я слушаю.

Хаген представился.

– Что вас интересует, мистер Джадж? – Голос Фримонта, казалось, принадлежал пожилому человеку.

– Я делаю выборочную проверку дальних звонков. За последние девяносто дней вам звонили из лаборатории имени Паттендена? – притворно спросил Хаген, поглядывая на даты звонков.

– Что? А, да, звонил доктор Эрл Муни. Он был моим студентом в Стэнфорде. Я ушел на пенсию пять лет назад, но мы до сих пор поддерживаем связь.

– А у вас случайно не было студента по имени Леонард Хадсон?

– Леонард Хадсон, повторил он, будто пытаясь вспомнить. – Я встречался с ним пару раз. Хотя он и не учился в моем классе. Это было давно, еще до моей работы в Стэнфорде. Когда он был студентом, я преподавал в университете Южной Каролины.

– Спасибо, доктор. Больше не буду вас задерживать.

– Ничего страшного. Рад был помочь.

Хаген вычеркнул четвертый номер. Следующим был Энсон Джонс. Он не ответил сразу, но Хаген набрал еще раз, не собираясь сдаваться. И в этот раз удача его не подвела.

– Алло?

– Господин Джонс, меня зовут Джадж.

– Как?

– Томас Джадж. Я из федерального правительства, мы проводим аудиторскую проверку в физической лаборатории имени Паттендена.

– Не знаю никакого Паттендена. Вы ошиблись номером.

– Имя доктора Эрла Муни вам о чем-нибудь говорит?

– Никогда о таком не слышал.

– Он вам звонил три раза за последние шестьдесят дней.

– Какая-то ошибка.

– Вы Энсон Джонс, код города – триста три, телефонный номер – пятьсот сорок семь.

– Нет, вы ошиблись номером.

– Перед тем как вы положите трубку, я должен передать сообщение.

– Какое еще сообщение?

Айра сделал паузу, затем резко проговорил:

– Скажите Лео, что Гуннар требует денег за дирижабль. Поняли?

На пару мгновений его собеседник замолк.

– Это розыгрыш?

– До свидания, господин Джонс.

Он попал в цель.

Чтобы перестраховаться, Хаген набрал последний номер, на который отозвался автоответчик брокерской фирмы. Дело в шляпе.

Восторг – вот что он чувствовал. После того как он добавил очередную запись в заметки, ему стало еще веселее. Муни не был членом «внутреннего ядра», ио поддерживал связь… с одним из офицеров, подчиненных высшему командованию.

Мужчина набрал чикагский номер и подождал. После четырех гудков ответил приятный женский голос:

– Дрейк-отель.

– Меня зовут Томас Джадж, я хочу забронировать номер на завтрашнюю ночь.

– Секундочку, я соединю вас с приемной.

Хаген повторил заказ. Портье попросил номер кредитной карты, с которой будет оплачена комната, и Айра продиктовал телефон Энсона Джонса.

– Ваш заказ принят, сэр.

– Спасибо.

Сколько там уже времени? Он взглянул на часы – без восьми минут полночь. Он закрыл чемодан и накинул пальто. После этого вытащил из кармана зажигалку и щелкнул ею. Затем из нагрудного кармана вынул тонкий металлический стержень со стоматологическим зеркальцем на конце.

Он подошел к двери, остановился на пороге и, зажав чемодан между колен, уставился в зеркальце на коридор. Никого. Хаген навел зеркало на камеру в дальнем конце коридора, слегка высунул зажигалку за дверь и снова щелкнул кремнем.

Экран одного из мониторов внутри помещения охраны за вестибюлем внезапно начал снежить. Охранник начал удивленно проверять сигнал.

– Что-то случилось с двенадцатым монитором, – сказал он.

Его начальник вышел из-за стола и уставился в экран.

– Помехи. Умники из отдела электрофизики опять что-то затеяли.

Неожиданно помехи прекратились, но через мгновение появились на другом экране.

– Интересно, – сказал начальник. – Я никогда не видел, чтоб помехи ходили у нас по экранам.

Через несколько секунд экран снова заработал как нужно, показывая пустой коридор. Двое охранников посмотрели друг на друга и пожали плечами.

Мужчина убрал миниатюрный генератор электромагнитных помех, как только вошел в кабинет Муни и закрыл за собой дверь. Он тихо подошел к окну и задернул шторы. Надев тонкие резиновые перчатки, Хаген включил свет.

Он был непревзойденным мастером, когда дело касалось обыска. Он не стал возиться с наиболее очевидными местами, выдвигать ящики, копаться в документах, адресных книгах или телефонных справочниках. Он направился прямиком к книжной полке и менее чем за семь минут нашел то, что искал.

Возможно, Муни был одним из самых лучших физиков в стране, но информацию прятать не умел. Внутри книги Горация Делисо «Вся правда о небесной механике» был спрятан маленький блокнот. Записи в нем были зашифрованы в виде уравнений. Для Хагена это был темный лес, но он не стушевался. Обычно в таких ситуациях он фотографировал страницы и затем клал документ на место, но в этот раз просто засунул блокнот в карман, понимая, что расшифровывать записи прямо здесь нет времени.

Когда Айра подошел к помещению охраны, охранники все еще таращили глаза на экраны.

– Разрешите выйти? – улыбнулся Хаген.

Начальник охраны подошел с непонимающим выражением лица:

– Вы только что вышли из бухгалтерии?

– Да.

– Мы не видели вас на экранах.

– Даже не знаю, что сказать, – с невинным видом ответил Хаген. – Я вышел из двери, прошел по коридору и оказался тут.

– Вы заметили что-нибудь необычное?

– Нет. Разве что свет пару раз мерцал и немного тускнел.

Охранник кивнул:

– Думаю, электрофизики снова шалят с приборами.

Мужчина вышел на улицу в безоблачную ночь, тихонько напевая себе под нос.