Чужая. Марсианская защита

Часть 2. Крючок | Глава 10. В которой Алиса знакомится с мясником

Синчен ожидал на платной парковке у парка. Алиса вышла из небоскрёба через главный вход, пересекла небольшой парк с вертикальными светильниками, бросившими голографический свет на круглые деревья. Синчен успел найти её тачку и добраться до центра. Мощная литая форма, тупой нос с огромной решёткой, две двери. Да, это точно её тачка. Стекло опустилось. Харизматичная сорокалетняя физиономия подходила под разбитые и поцарапанные бочины кузова. Рядом с тачкой тёрлись два найсовых типа в широких индийских хлопковых штанах и тайдаймайках — блаженные, будто прямо сейчас им мастурбирует их многорукий бог с хоботом вместо носа:

— Чисто чё? — спрашивает первый.

— Чистотел, — отвечает второй.

Алиса обходит их и падает в пассажирское кресло класса люкс. Оно само понимает, что нужно откинуться назад и дать отдохнуть пассажирке.

— На этой тачке я похож на агента ноль ноль семь, — замечает Синчен.

Он кивает на афишу — голограмма болтается над площадью. Юбилейная десятая жизнь Бонда вышла в измерении Х. Ещё один наркотик. Туман разума для уставших, кто погружаются в метамиры, стоит только им добрести до дома и расправится с порцией автоматической еды.

За медленным Красным проспектом движение ускоряется по большой автостраде, что выносит в одинаково приземистые райончики таунхаусов из красного кирпича, которые затем очень быстро сменяются квадратами гигафабрик — вот они, обители печали. На парковке перед стенами фабрик крутятся те же постеры, что и в центре города. Снова Бонд, гибриды людей и животных и прочие вымышленные миры. Куда Алисе путь заказан. Не потому, что ей хватает реальности, а потому что агрессорам не войти в метаизмерение. Их чёрная метка не позволяет.

— Почему люди идут туда? — спрашивает Алиса.

— Из-за секса, — коротко отвечает Синчен.

Как и Алиса он ведёт машину сам, то и дело меняя полосу, пока автобан не поднимается над землёй, а движение не ускоряется до 200 км/ч. Тогда он занимает свободную крайнюю полосу и периодически сигналит не уступающим медленным автомобилям. Квадраты гигафабрик становятся всё ниже и ниже, а затем и вовсе делятся на ровные квадратные участки дачных кооперативов, разбросанные по обширным полям, будто сверху потрясли учебник геометрии. Алиса безучастно наблюдает за сменой индустриального пейзажа на сельский.

— Поесть бы, — мычит она, — эй, эй, эй, вон космопорт!

За горизонтом виднеются гигантские чёрные рамы стартовых направляющих для сверхтяжёлых ракет и кораблей на них. Зрелище само по себе способное уменьшить силу тяготения.

— Дурачок? А, дурачок? — говорит Синчен своему АИ, — снимай слежение.

Смотрит на Алису и снова улыбается. Считает свою улыбку очень обаятельной. Алиса пробует скопировать все эмоции на его лице и улыбается зеркально, ему в ответ его уже ухмылкой.

— Заскочим кое-куда перед вылетом, добудем тебе оружие. Алиса, Алиса…как бы нам встретиться как, поболтать о своём, — он сначала напевает, потом просто мурлычет.

Почему он так себя ведёт? Я ему не нравлюсь. Он не хочет мне понравиться. Какая у него цель? Мне нужно больше информации для ненависти к нему. Хотя… то, что он меня похитил, пусть и по приказу Минатека, уже повод для ножа в рёбра. У тебя нет ножа, Алиса.

— Когда люди разговаривают сами собой или напевают, вот точно как ты, они пытаются заговорить свой страх, — она пробует его достать, ковыряет сверху, чтобы увидеть, что там внутри, — нужно просто дышать, мистер Синчен.

— Есть в тебе что-то холодное, Алиса. Как и во всех охотниках.

— А в тебе что-то динозаврское, как и во всех стариках, — он отворачивается от трассы, чтобы взглянуть на Алису, но молчит.

Доволен собой, так его не проймёшь. Его ледяные глаза считывают её, но также сосредоточенно выглядят и люди, которым АИ подгружает информацию. Всего лишь иллюзия, что его интеллект позволяет глазам видеть насквозь. Алиса продолжает анализировать Синчена каждую секунду. Он представляет для неё опасность, поэтому она напряжена. Вряд ли он дурак, невежда, погремушка. Есть сомнения и в том, что он просто хочет поболтать и установить связь, чтобы не бояться охотника рядом. Скорее всего, он по шагам всё продумал примерно до её смерти и это неприятное ощущение. Перед ней такой же хладнокровный хищник, как и она сама. Только более опытный.

Алиса открыла окно автомобиля. Такая же прохлада, как утром в лесу. Чтобы её почувствовать нужно очень быстро ехать. В лесу же, наоборот, нужно стоять, чтобы прохлада забралась под одежду.

— Не обижаешься на меня? — говорит он громче, через ветер в салоне.

— Ты что-нибудь слышал про охотников? У нас не очень много чувств, — она закрывает окно обратно.

Кондиционер опускает температуру в салоне до комфортной. Алиса находит воду в бардачке. Выпивает 300 грамм. Ровно столько её организм может принять воды зараз.

— Найс невозможно обнаружить, — став серьёзным, говорит Синчен, — в этом вся беда. Крупица чистого вещества обогащает любое сыпучее. Можно положить крупицу найса в какао и весь мешок какао станет наркотиком. И никто не сможет выявить его. Ни одна тест система, вообще ничего. Будто найс добавляет свой код в любое вещество. Понимаешь? Типа как наши АИ — они ведь нигде не существуют, это просто сгустки информации. С найсом то же самое.

— То есть его можно потерять? Я имею в виду мешок обогащённого найсом какао. Как ты вообще определишь, что это найс.

— Его и теряют. Тоннами. Он наводняет рынок повседневных продуктов. Недавно произошла авария в воздухе. Диспетчер беспилотников был на найсе. Но доказать это не смогли. Понимаешь масштаб проблемы? Простая домохозяйка может уверовать в то, что говорила с богом, купив не ту соль. И её дети. Наркокартели Луны договорились использовать для обогащения специальную муку — на вид слегка прозрачную и голубоватую. Чтобы облегчить продажи. Но всегда находятся новички урвавшие крупицы исходного вещества и тогда они обогащают что придётся…

Но Алиса уже переключилась с Синчена. Она смотрит на молодую весеннюю зелень в полях, наверняка пахнущую первыми листьями гороха. Неужели ей было неинтересно? Нет, сестра Маша не просто так сбежала, чтобы жить свою обычную жизнь. И дело не в Луне. Хотя откуда мне знать? Лигостаев водит за нос, подкармливает кусочками информации, а мы как котята радуемся, когда из его искусственного мирка для охотников выглядываем в мир большой для людей. Что-то она такое узнала, моя Машенька. Сестра-убийца. И я узнаю. Даже если придётся смотаться на Луну.

На трассе появились большие платформы-рефрижераторы на автопилотах. Одна начала перестроение с правого ряда во второй, как раз в машину Синчена. Тот зарычал, уходя от столкновения. С третьего ряда на второй перестроилась семейная чета, также на автопилоте. Средний ряд оказался заблокирован. Зажатый между машин Синчен ударил в пол, поднимая скорость до 300, вытаскивая авто из тисков.

— Мы идём по приборам, — говорит он, — АИ отключил все системы слежения, так что для платформ и автопилотов без камер мы невидимы.

Не снижая скорости, Синчен долетел до агрополей и, оттормозившись, ушёл направо, в другую сторону от космопорта. АИ Алисы тревожно дал о себе знать в виде коротких охов. На них навелись пулемётные и бог знает, какие ещё турели — откуда АИ не знал, но следовало предположить, что из-за стены, что постепенно вырастала перед ними.

Двухполосная автомобильная дорога вообще стояла в пробке. Так что скорость сильно снизилась.

— Здесь всегда либо самые богатые тачки, либо развалюхи. Другого не дано. Новосибирский Агроснаб во всей красе, — пояснил Синчен, — видишь, справа выпирает — это гигантский распределительный центр, туда направляются все платформы. Для них даже построена отдельная дорога. За этой стеной производство, жильё, своя армия, аэродром — в общем, всё. Такие агломерации размещаются возле всех крупных городов на континенте. Агроснабовцы не любят контактировать с внешним миром. Даже в отпуск летают в другое застенье. Очень закрытые люди. Война с Агроснабом никому не нужна. Были попытки захвата. Китайцы науськали казахов, сказали, поддержат. Ну и ага. Казахи кумыс попили и домой поехали. И нет теперь у них искусственного мяса. Голод. Зато китайцы теперь втридорога им продовольствие продают. Всё, приехали.

За гигантскими бетонными стенами их ждал тамбур под крышей и значительная очередь к КПП на въезд, но Синчен вырулил на вип-полосу, подъехал к роботу, венчающему автоматическую турель. АИ о чём-то покумекали и бронированный шипастый стоппер опустился в дорогу.

Под открытым небом “застенье” не впечатляло красотой — дороги огибали несколько больших, с распределительный центр, производственных фабрик-коробок. Потом ещё. Потом ещё. Всё одинакового ржавого цвета сгнивших пятидесятилетних панелей, которыми их зашили. Раньше они были разноцветными, это видно по пятнам побуревшей краски. Впечатление корпуса производили унылое. Поэтому вдоль них насадили деревьев, построили качественные зоны отдыха с освещением и это стало похоже на прогулочные улицы — чистота поражала. Алиса будто оказалась в саду камней — всё на своём месте и ухоженное (если не смотреть на производственные корпуса). Люди же — в целом те же новосибирчане. Только предпочитали примерно одинаковую одежду из грубой джинсы. Мамы с колясками создавали свой, отдельный от дорог трафик, более хаотичный. Они постоянно притормаживали, чтобы поболтать друг с другом или проведать своих агроснабовских малышей.

Через десять минут за лесополосой открылось несколько районов из панелек с прилегающей инфраструктурой. Пространства становилось больше. Синчен держал 80 км в час, так что быстро, без пробок авто подобралось к старому посёлку и уже по грунтовой дороге покатилось к сельскому участку.

— Луна — это закрытая тема. Там ограниченное количество воздуха, ресурсов. Понимаешь? Возникла социальная конкуренция. Люди разделились и перекрыли свои сектора. “Агроснабжение” первыми закрыли ворота. Это их способ вести дела. Если ты не свой, то ты не попадёшь на их территорию. Естественно, место превратилось в Мекку для отъявленных негодяев. Если на Земле тебя по-любому достанут, то в лунном секторе Агроснаба — ты в безопасности. Покупай билет за дохулион эфира и…ну ты поняла, какое это местечко, — Синчен опустил одну руку с руля, высунул в окно и растёкся в кресле. На улице пахло дерьмом и травой. Так что он, видимо, почувствовал себя в безопасности.

— И они собирают найс, — замечает Алиса.

— Мой опыт говорит, что да, собирают. Слава богу, у меня есть один человечек, который сможет нам помочь. Если это задевает его интересы. Я тебя не на экскурсию привёз.

— Да понятно уже. Очередное похищение. Я избавлюсь от тебя, Синчен, как только доберусь до Луны. Или раньше.

Они подъехали к концу дороги. Справа на зелёном участке присела избушка на курьих ножках. То есть и правда — изба с резными наличниками на оконцах поместилась на двуногой роботизированной платформе погрузчиков. А дальше избы, в отличие от основной тесноты Агроснаба — поле. До самого горизонта.

— Я так понимаю, самое ценное за стеной это простор? — спрашивает Алиса.

— И возможность по нему прогуляться! — отвечает Синчен.

Они вышли из машины. Ни цветов, ни деревьев, только земля и сеяный клевер. Алиса вдохнула воздух. Сейчас я спокойная. Хладнокровная. Почувствовала ритм поля, его запах — недавно косили траву, крутили в стога и увозили. В агроснабе выращивали коров и приглашали охотников, которым не хватало способностей, на забой. Работаешь себе на просторе, дышишь вот буквально сразу небом. Но здесь отсутствовало главное: насекомые, грызуны, птицы и звери. Агроснаб держал свою территорию стерильной. Видимо, чтобы не заразить производимое им искусственное мясо.

АИ нетерпеливо провибрировал — снова сканируют. Она тут же рапортовала, что просканировала в ответ, на что избушка потопталась на месте, да и развернулась. Из одного оконца выглянула большая выбритая голова, блестящая на солнце.

— Это Слава Мясник. Так его называют. Из того, что информации в инфополе о нём нет, могу заключить, что он один из топов всей структуры Агроснаба.

Мясник Слава заговорил на дикой смеси выдуманного языка сильно модернизированного пацанским наречием с подстройкой к русскому:

— О! — широко через рот протянул он букву, — Ооооо! — округлясь сам в бесконечное О! И далее по своему алфавиту воткнулся во вторую букву “Б”, — “Б”ратец, здОрОвО! — и снова всё с длинными О.

— Здорова, Славян! — ответил Синчен.

— Это что за девица с тобой? Ты такая худая, как кардиотренировка!

— Алиса, — представил её Синчен.

Та поклонилась ему в пояс. Слышала, что такое принято у мясников. Слава от этого разомлел и заулыбался, но всё равно обозначил:

— Ну что ты делаешь? Мы ж не ортодоксы, — он погладил рукой лысину, — мы ж бандиты.

— Слава, мне бы с твоим братом поболтать на Луне.

— Да ты же знаешь, я не люблю, когда люди говорят херню, я люблю, когда говорят по факту. Вот это меня задевает, — Слава театральным жестом похлопал себя возле сердца.

— Найс, — говорит Алиса.

— Вот так и продолжайте. Найс — грешок известный, только брат мой ни при чём. Мы по нему затирали. Господь с тобой. Добро пожаловать в ООО Сириосли, — кажется, это означало нет.

— Давай в деньгах попробуем?

— Не знаю как вы, а я получил балл. Доступы имеются, как и деньги, Женя. Ну шо ты как мыльница, пузыри пускаешь, — похоже, Синчен понимал, что ему отвечает Слава. Алиса полностью выпала из контекста.

— Тачка? — Женя Синчен повернулся к двухдверному купе с большой решёткой и газелью на морде.

— Маловато, — он покрутил масляной головой, — битая к тому же. С секретом тачка?

— Она на минатековских номерах, братец. А ещё её взломал боевой АИ, пойдёшь по следу, сделаешь тачку незаметной. Никто её перемещение отследить не сможет.

— Вот почему у меня хейта не водится, я профессионал в торговле! Кое-что попрошу сверху тачки. Пошли погуляем, Алиса. Охотница без ножа. Мне от тебя надо.

Ввязываться в авантюру с мясниками не хотелось. Алиса покрутила головой, так что к ней сразу подскочил Синчен и тихо произнёс:

— Он единственный человек, который может провести тебя в закрытый сектор Агроснаба на Луне. Не тупи.

— Ладно, главное твоё лицо не видеть.

Она залезла на крылечко и уселась на платформу. Избушка развернулась и пошла в поле.

— Ты ж голодная, девочка? — спрашивает Слава Мясник.

— Очень… — протянула Алиса.

— Шибко не наедайся.

Из второго окошка выглянула старушка в платочке — на тарелке искусственное сало, горчица, зелень: петрушка, лук, кинза, чёрный хлеб, нарезанный большими ломтями, помидорки, огурчики. И кружка чёрного кофе. То, что нужно. Алиса, не торопясь, стала есть, а старушка смотрела на неё и приговаривала:

— Потчуй, потчуй.

Мясник Слава, глядя на свои просторы млел и сыто улыбался. Избушка всё шла и шла, и шла, пока они не оказались у парковки. Рядом такой же, как и остальные ржавый корпус гигафабрики. Он проследил, когда Алиса доест и начал, отсвечивая бритой головой, говорить:

— Мишкина фабрика. Мой корешок дорогой. На парковке шаром покати. Отчего? Нелюдь завёлся на фабрике. Мясо зреет, а у нас издержки. Я людям помогать привык и тебе помогу. Ты ток достань зверя оттуда. Тварь опасная, мясо не жрёт, только людей убивает. А у нас откуда умельцам взяться? Он их всех положил уже. Понимаешь? Мы к департаментам не обращаемся. Сами живём. Без Кремля, без царя, без бати, без Минатека. Тёть Маш, ты нож-то давай мясницкий мой.

— О чё, прям твой нести? — тёть Маша недовольная.

— Ну а какой ещё?

В избушке поднялась возня. Слава махнул рукой и Алисе прилетели голографии. АИ развернула парочку: разодранные тела, огромное количество крови. Всё очень показательно. Голографиям от пяти до трёх дней. Все понимают, что скоро тварь уйдёт на новую гигафабрику. Страх. Ненависть. Бессилие. И отвага. Сопротивление внешним обстоятельствам. Алиса поняла, что чувствуют люди за стеной, когда на них охотятся.

Избушка пересекла парковку и остановилась у тамбура гигафабрики.

— Давай свой нож, — буркнула Алиса.

Бабушка высунула из окошка нож в ножнах.

Сытость разливалась по Алисе. Она понимала, что на запах искусственного мяса в кишечнике зверь среагирует. Если он таких уже пожрал, её он учует мгновенно. И Слава это знал, поэтому подсунул ей искусственное мясо намерено. Но дроны не поймали зверя в кадр. Потому что это человек. На фабрике охотится психопат. Нож в кожаных ножнах из окна она приняла не глядя. Ну большой, как её предплечье. Этого будет достаточно.

Избушка слегка присела, Алиса спрыгнула. Перед дверью на фабрику её окликнул Слава:

— Надень робу. А будешь выходить, помойся! Внутри вонь, на дворе пироги.

За дверью открылись белокафельная проходная, вертушки, пустые наблюдательные. Далее антисептики и большие раздевалки с душевыми. Алиса прошла сквозь помещения, разделась, открыла шкафчик с формой — о нет, так не пойдёт. Форма оказалась одноразовой и белой. Она будет шелестеть, а сама Алиса станет пятном для зверя. Оставшись в одном нижнем белье, босиком, Алиса проскользнула в цех.

Запах сразу снёс её органы чувств. Невероятно вонючий и настолько противный, что аж разъедает глаза, будто кусок испражнений засунули через нос сразу в мозг. Алису согнуло пополам, она едва не проблевалась. Если бы не поела, то спазмы выгнали всю желчь это точно, но она быстро взяла себя в руки. Хорошо бы найти его побыстрее.

Под низким потолком в метров пять без окон, без дверей с плохим люминесцентным освещением расположился цех, размером с футбольное поле. И если здесь занимаются спортом, то это вполне мазохистский спорт — насколько видно, из жестяного прогнившего от уборки с щёлочью решётчатого пола торчат шесты. Между каждым метра два не больше. И на этих шестах растут ужасные живые куски мяса — обнажённые красные окровавленные куски, с жилами, с мышцами, растут как гигантский кебаб на вертелах. К ним подведены трубки с питательным раствором. При росте мясо выделяет из себя газы, отсюда такая вонь, в остальном — ноль отходов. Температуру держат градусах на десяти цельсия, так что Алиса сразу почувствовала, скоро она замёрзнет в этой зловонной искусственной и дикой для нормальной жизни пустоте. Пустоте, которая пульсирует и шевелится, но мало похожа на жизнь.

Сколько же тут мясников работает? Ухаживает за техникой, за мясом, срезает куски, сколько крови стекает при этом? Сколько за день мяса увозят в обвалочный цех? Что-то конвейерных лент тут не наблюдаются. Значит, возят на тележках. А потом Алиса видит, что каждый шест подписан сверху краской. Пупс, Кринжа, Дохлый…они дали мясу имя…жесть. Алиса проходит мимо Дохляка. Кусок жилистый красный, будто это мясо много бегало, как бедро бегуна висит. Тощий кусок. Мышцы сжимаются в конвульсиях. Рядом висит и жирдяй, кусок покрыт жёлтым жиром, в нём килограмм двести, его приходится обходить. Как охотник Алиса испытывает внутренний ужас, от которого нужно кричать, но она лишь сжимает его во всё более прочный кристалл молчания, сияющий ледяным светом.

— Дура, видишь что-нибудь?

— Смотрю с теплового спутника. Мясо заслоняет полностью.

— Ни спутникового, ни теплового обзора, ни даже запаха. Света ноль. Помещение полутёмное. Идеальное место.

— Ты здесь один на один, замухрышка, удачи.

Можно сколько угодно просить себя не думать, но эта мысль остаётся ведущей. И она не про запах. Вдруг это Маша — её сестра совершенно спятила, решив жить в этой вони? Долбанная психопатка никогда ни перед чем не останавливалась. Но это — не в её вкусе. Маша убивала людей. Ты теперь тоже убивала, Алиса. Но Маша делала это на пути к своей цели. О чём она думала и что хотела? Больше власти. Всегда. Да и Луна тут не вписывается.

Алиса вышла к торцу цеха и пошла вперёд. Мясо на вертелах свисало шмотками, хлюпало и шевелилось, источая невероятную вонь. Через десять минут её перестало подташнивать. Началась литературная аллея: Чехов, Пушкин, Гоголь. За ними нашёлся Стейнбек. Запах, будто липкая мразь. Шершавый язык облизал её. Запах как слюна изо рта, половина зубов в котором сгнили от сахара. На коже, в волосах, кислый, аммиачный. Это вонь в прямом смысле слова стоит. Она осязаема, она постоянно трогает.

Алиса продолжает пробираться вдоль стены, стараясь не прикасаться к особенно разросшимся кускам. Она сразу замечает его. Её ледяной свет обрисовал его контур. Он сидел на корточках — это не его гнездо нет, он спустился к трупу и завис над ним. Слетел с катушек. Штаны чёрные от запёкшейся крови, какая-то кофта, куртка. Дыши, Алиса. Ты сможешь подкрасться к нему. Это просто зверь. Психопат. Отбракованный из Учреждения, опасный, но не талантливый.

Она пригнулась и ускорилась. Пока он её не видел она бесшумно, на носках, подлетела на расстояние удара. Большой. Это мужчина. Он больше её в два раза. Вот он его вдох, он не почувствует движение воздуха. Она занесла нож, но зверь резко рванул вбок, опуская нож Алиса рубанула его по предплечью, разрезала до кости. Его безобразное лицо бесшумно заревело. Зверь сбил её с ног, упал на неё всем телом, схватил её руки, она сгруппировалась, но он прижал её, впечатал в ледяную решётку пола и слегка протащил, раздирая спину о ржавь. Перед тем как выдрать ей шею зубами, он заглянул в её глаза, посмотрел на лицо, чтобы запомнить. И тогда Алиса узнала его.

— Я видела. Я видела тебя! — заорала она, — Ты мальчик из Учреждения! Помнишь охоту? Дурацкие болоньевые куртки, плащи. Помнишь? Помнишь? Тебе было шесть или семь. Нас забрали. Алло, ты слышишь? Ты не мог завязать шнурки, потому что на ботинках у тебя были липучки! Ты помнишь? Я такая же, как ты.

— Я помню тебя, — он ослабил на секунду хватку, — да, я помню тебя, — он наморщил лоб и беспристрастно добавил: — Меня же отбраковали в тот же день. Ты не знаешь? — этот зверь говорит человеческим голосом. Обычным. Он мимикрирует.

— Слабый нюх? — догадывается Алиса, мимикрируя под него.

— Точно, — кивает он и совсем очеловечивается. Будто вспоминает кто он. Его простые глаза моргают — её голубое безжалостное сияние ослепляет его. Он уже не понимает, почему держит Алису, ведь она этого не хочет. Он отпускает руки. И тогда она втыкает нож в его беззащитную шею и одним движением наполовину рубит её, чувствуя точной рукой, как кончик задевает кость позвоночника.

Он остаётся на ней пока его жизнь, очень быстро выходит. Буквально толчками, через разрубленную шею обдаёт ей лицо и грудь. Заливает горячим будто бы всю её. Долбанный психопат, откуда в тебе столько крови. Наконец, тело становится мягким и придавливает её всем весом. Лес. В этом лесу поют птицы. Он прохладный. Утренний туман поднимается от травы. Я знаю, как называется каждая травинка. Кровь больше скользкая, чем липкая, но это скоро изменится. Алиса извивается и выбирается из-под тяжёлого тела. Оно остаётся лежать, как мешок. Мальчик для которого нет запахов. Которого отправили срезать живое мясо на фабрику, вонь от которого въедается в кожу. От которого воняет также. И на его ногах ботинки на липучках.

Тело, превратившееся в сталь, постепенно становится человеческим. Эта жажда, это сияние, что изнутри неё поднимается и становится затем ей — отступает и теперь надолго. Голубое свечение в ней успокаивается.

Как я могла это допустить? Как это произошло? Она не думает о том, что убила человека, она думает, как вышло, что чуть не убили её. Недооценила его возможности? Не учла, что он может быть не просто психопатом, а тренированным психопатом? Всё-таки я тормоз от ракеты.

Алиса пробирается к выходу. Душевые тёмные, под ногами полуразвалившиеся сколоченные из досок подмостки. Вода тёплая, но не горячая, хоть кран и вывернут наизнанку. Она громко и с наслаждением писает под себя. Мыло и шампунь в больших баках пахнут новыми запахами. Уйдёт добрая половина, чтобы смыть с себя столько крови.

На улицу она выходит свежей, отмытой, но в очень неудобном синтетическом одноразовом нижнем бельё под своей одеждой.

Вместо избушки перед ней огромный золотой внедорожник. Пассажирская дверь гостеприимно открывается в обратную сторону, не как у обычных авто. Так ладно. Только спокойно. Попробуем выманить с него как можно больше. Буду вся из себя дурочка.

— Ну привет! — Алиса заглядывает в роскошный салон.

Экран водителя поднят. Пахнет дорогой, но выращенной наверняка здесь же кожей. Слава показывает на кресло рядом. Он такой жирный, что едва помещается в этот огромный Роллс-ройс. Алиса же, наоборот, усевшись в большое кресло, теперь с виду очень хрупкая. Дверь автоматически закрывается за ней.

— Можешь поставить тут памятник моей отваге, — она бросает ему под ноги окровавленный нож. На белом ковре останутся следы, пожалуй, навсегда, но Алиса продолжает — это был психопат. Я его знала, он не чувствует запах.

— Ммммм… этот штришок. Твоего возраста мальчик. Знакомый мне, — Слава не сводит глаз с ножа. К крови он привык. Но не привык терять дорогие ковры из настоящего животного, а значит, редкую вещь, как первое издание книги.

— В порядок убраться умеем сами, не парься, — он задумался, а потом будто вспомнив, что Алиса пережила, добавил: — А ты то, девочка, что чувствуешь? Дало тебе толчок?

— Меня чуть не убили — дало неплохой такой толчок здравомыслия. Вообще, не понимаю, как я на это подписалась, — Алиса продолжает хитро наблюдать за Славой, — из-за этого корпоративного мудака? — она кивает в сторону, откуда они пришли, — вот сам в эту вонь пусть и лезет.

Лицо Славы становится серьёзным. Как будто на нём не косоворотка, а пиджак хьюгобосс. Красные воспалённые глаза на жирном лице собираются в кучу:

— Бежала бы ты, Алиса. За распонятки тебя не потянут.

— Моя сестра уже сбежала так. А я не моя сестра.

— Ты в целом вообще понимаешь, что хочешь?

— Правды.

Слава вздыхает, отворачивается, смотрит в окно.

— Женя Син Чен — штрих известный. Макиавеллиевский интеллект. Слышала? А про дивергентное мышление читала? Его задача — находить нестандартные решения в нестандартных ситуациях. То есть дурить, путать, журить и даже убивать. Только ты как бы ни при чём и работаешь для всей матушки Земли во ВДОХе, а он работает на себя. А кто этот сам — никто не знает.

— И зачем же я ему?

— Я бы сказал тебе, что лицензия на убийство ему по замыслу. Потери посписывать. Но там что-то большее. Он играет в большую игру. Это непростой оперативник. Слухи шатаются, он в поисках древнего артефакта нашей системы.

— И это на Луне?

— Что-то на Луне, что-то на Марсе. Ты занимаешься одним делом, он занимается другим.

— Мне нужно попасть в сектор Агроснаба на Луне.

— Попадёшь. У меня тоже к тебе кое-что есть за такое, — Слава раздвигает свои толстые пальцы козой и тыкает в неё. На каждом по большому золотому перстню. Бандит бандитом.

— А разве не достаточно было этого, Слава? — Алиса кивает на гигафабрику.

— Скажу тебе просто, проверку ты прошла. А теперь не в падлу, — и снова пальцами во все стороны, такому не отказывают, — Братец мой шальной на Луне революцию поднимает и его свои же грохнуть хотят. Понимаешь, бенефициары. Стейкходеры такие и вот такие. И получается, что мой братец стал никому не выгодный, кроме своего электората. На Луне его любят. Присмотришь за ним и он тебе поможет с твоими делишками.

— Что значит присмотришь?

— У тебя бывают предчувствия, девочка? У меня постоянно и всегда вообще плохие, — Слава начал ворчать и слегка задыхаться. Похоже, то количество слов, которое он уже сказал — для него слишком большое.

Он брезгливо смотрит на нож, лежащий на ковре. Кровь пропитала ворс и стала красным контурным пятном вокруг лезвия:

— Мой братец Ульян проворачивает сделку с Минатеком и с картелями тоже проворачивает сделку. Но хочет сокрушить и тех и других, потому что он идиот, — чем меньше у Славы воздуха, тем нормальней его речь, — Знаешь, как называются распонятки в его мире? Идеалы! Он кумекает, что на этом спутнике, помойке Земли, можно построить рай… проследи чтобы всё хорошо закончилось и Ульян тебе поможет, — он тяжело вздыхает, подбородки Славы колышутся, — Я просто хочу видеть его живым.

Лимузин выезжает на проспект. Сотни людей идут рядом друг с другом. Болтают, показывают пальцами на небо. Все они похожи между собой и все они отличаются от городских жителей за стеной. Есть в них ясное понимание собственной жизни и того, что вокруг. Слава какое-то время довольный смотрит на них. Некоторые оборачиваются к лимузину и машут руками, но таких немного. Снова опускает глаза на окровавленный нож.

— Человечья значит кровь. Я сейчас из тачки выйду, а ты выбирай, что водителю сказать. Или сразу в космопорт тебя отвезёт или куда скажешь. И перо подбери. С таким ножом ты в Агроснабовский сектор на Луне вхожа.

Дверь открывается и он тяжело, очень тяжело, даже не с первой попытки поднимает себя с сидения и выкатывается из салона, заслонив вечернее солнце огромной, как у слона спиной.

— И ещё, — заглядывает Слава, — прикупи какую-нибудь куртку. На Луне прохладно.

Дверь мягко и бесшумно закрывается. На экране впереди появляется водитель:

— Куда путь держим, сударыня?