— Кай, не ходи туда.
— Еще чего? Лаэ, ты сдурел? А ну пропусти.
— Ты же сам велел никого не пускать, — настаивал молодой голос.
— Чтооо? Я тебе меня не велел пускать?
Ласточка с трудом разлепила глаза — в который раз за сегодня. Несколько дней спала урывками — сколько бог пошлет. Иногда не соображала уже, на каком свете — виделись яркие обломки снов, летние, душистые, полные ветра и солнца… потом ее будил стон Ланки, которую в очередной раз начинало прихватывать, или голос лорда Гертрана. Он еще толком и повернуться не мог, а единственная ласточкина помощница некстати завалилась рожать.
Ласточка даже не знала, чем штурм кончился, слышала только днем радостный рев во дворе и как выкрикивали имя молодого лорда.
За дверью препирались. Слышен был сорванный каев голос, в котором проскальзывали злые нотки.
— Там Лана родами мается, — решительно сказал найлский парнишка. — Не ходи.
— Нужна она мне. А ну отошел от двери.
Ласточка потерла виски, голова отяжелела — то ли от чадного воздуха, то ли от духоты.
Надо бы открыть, зарубит еще парня сгоряча. Она уж и сама не знала, чего ждать от болотного лорда. Временами он еще походил на ее, прежнего Кая, веселого, хоть и вздорного нравом мальчишку. А временами…
Чей ты теперь…
Встала, кутаясь в нагревшийся плащ, пошла к двери, высунулась, увидела узкую черную спину Лаэ. Перед ним застыл Кай, страшный, встрепанный, грязнущий — правая рука лежит на рукояти меча.
— А, ты не спишь, — увидел Ласточку, отодвинул найла в сторону, шанул вперед.
Без церемоний сгреб в охапку, притиснул к себе, поймал губами губы.
Здоровый стал, черт.
Жаром и смертью так и шибало от него, словно только что из пекла вылез. Смертью, желанием, дикой, необузданной силой, которой неведомы запреты.
Ласточка жмурилась и подставляла лицо под поцелуи, жадные и горячие, нимало не заботясь о том, что на них смотрят три пары глаз.
Кай так и остался стоять на пороге, немедленно распустил руки, едва под подол не полез. Дышал тяжело, словно пробежал миль десять без остановки и все прижимал ее к себе, крепче и крепче, с силой проводя по спине, по плечам, бормотал на ухо.
— Моя хорошая, сладкая…
У Ласточки поплыло перед глазами, воздуха не доставало — как в тисках зажали.
Она наконец опомнилась и уперлась руками в прикрытую кольчугой грудь, вырываясь.
Кай только усмехнулся, поднял ее в воздух и закружил, не обращая внимания на тесноту в комнате. На щеке алела широкая спекшаяся полоса, запачканная белыми потеками.
Запах недавнего боя, исходивший от него, тяжелый, острый — крови, железа, извести и пота, отчего-то не казался ей отвратительным.
Запустить бы руки в спутанные волосы… забыть… обо всем…
Хоть на пару мгновений.
— Ух ты, — сказал вдруг Кай, — это ты для меня сварила?
Удушающий захват разжался. Ласточку поставили обратно на пол и прошли мимо, к камину, где томился котелок с супом.
Лекарка украдкой перевела дух и огляделась. Лорд Гертран откровенно ухмылялся, блестя зубами в полумраке, а Ланке было не до того, чтобы смотреть, что происходит вокруг. Девица скрючилась на своей подстилке, на боку, и молча кусала рукав платья, время от времени всхлипывая.
Страшное шиммелево отродье, нетварь и колдун, уставилось на котелок с куриным варевом, как на чашу с дареной кровью, и блаженно разулыбалось.
Хлопнула дверь, похоже, Лаэ догадался ее прикрыть. Кай вздрогнул и обернулся.
Ласточка успела заметить на его лице тоскливое, дикое выражение, какое наверное бывает у волка, заглядывающего зимой в окно человечьего жилья. Мелькнул и погас в глазах алый отблеск углей.
— Мда, — сказал он. — Вряд ли это мне?
Ласточка решительно отлила супу в пустую миску. Потом сунула Каю в руки котелок.
— Пополам, — сказала она.
Лорд Гертран хмыкнул в углу, но промолчал.
Кай сел около огня и взял ложку. Держал он ее неловко, словно отвык и пальцы отказывались брать что-то помимо рукояти меча.
Ласточка прислонилась спиной к двери, сложила руки на груди и молча ждала, пока он поест.
Кай пару раз черпанул из котелка, потом скривился, отер лицо рукавом — видно почувствовал наконец ожог.
— Вода есть?
— Подожди… — лекарка подошла, плеснула в кружку с водой немного уксуса.
Белое — это вроде известь, едучая штука. Случалось видеть…
Она осторожно смыла присохшую кипелку, смазала струп кусочком куриного жира.
— Ууууу, — простонала Ланка, вытаращив темные, лихорадочно блестящие глаза. Видно ей стало совсем невмоготу. — Хоть бы ты сдох поскорее. И никто тебя сегодня мечом не рубанул, паскуду…
Ласточка напряглась. Но Кай невозмутимо хлебал суп, повернувшись спиной к камину и вытянув ноги в заляпанных белым покоробленных сапогах. То ли начало его попускать после драки, то ли просто устал.
— Найдется на тебя управа! — взвыла Ланка, цепляясь за края подстилки. — Уйййй…
— Да чего ты орешь? — неожиданно миролюбиво спросил Кай. — Первая в мире что ли рожаешь? Подумаешь, важное дело.
— Тебе бы так! Узнал бы, что к чему!
— Я рожать не намерен, да к тому и не приспособлен, — Кай допил остатки куриного варева через край и блаженно зажмурился.
— Ка-те-го-рически.
— Кобель подзаборный! Да что б ты сдох! — Ланка пошла по второму кругу.
— Погоди, может желание твое еще исполнится. Довольно скоро.
Кай отставил пустой котелок, поднялся, потом кивнул Раделю.
— Не произвел ваш золотой полководец на меня впечатления. Как-то он не проявляет старания. Может, я тут тебя на дыбе подвесил или собакам скормил, что ж они не усердствуют?
— Ты мой суп сожрал, — мрачно ответил старостержский лорд.
— Половину.
Кай поманил к себе Ласточку.
— Запри дверь как следует, — сказал он тихо. — И больше не впускай никого, даже меня. Поняла?
— Отбились? — Чума безразличо смотрел в окно, на остатки навесной галереи и торчащую верхушку осадной башни.
Отдаленно стучали топоры, верхушка тряслась — башню подрубали у основания, чтобы завалить в ров — ни к чему оставлять лишнюю лазейку на стены.
— Отбились, — Лайго утомленно потер лоб, на котором четко отпечатался край подшлемника. Длинные черные волосы найла слиплись и свисали прядями, безбородое лицо выглядело бледнее обычного. — Я бы не сказал, что королевские войска так уж стараются взять крепость, сэн Расон. Мы отбросили их довольно легко. Противник потерял обе башни, в ворота даже не ударили ни разу. Пробились на стену, но наши люди дрались, как звери. Боги, я никогда не видел такого. Руками рвали. Страшное зрелище.
— Это все мальчишка, — проворчал Чума. — Заводит толпу, как пьяное зелье. Мозгов бы ему еще…
— Он словно слепнет в бою, — Лайго сокрушенно покачал головой. — Если бы я не знал его раньше, решил, что это безумец, одержимый.
— В некотором роде он и есть безумец, — Чума крепко потер лицо, собирая кожу складками. Глаза его покраснели от бессонницы. — Совершенное оружие… и никогда не знаешь, когда оно обратится против тебя самого. Тебе снятся кошмары, Лайго Экель?
— Случается.
— Вот и мне, бывает, снятся. Будто бы… — он чуть запнулся, склонил тяжелую голову, словно сраженный усталостью. — Будто бы десница вернулась ко мне в целости, даже шрама не осталось. Пальцы, ладонь, все такое… живая, шевелится.
Лайго внимательно слушал, поставив кольчужный локоть на издрызганную карту Верети.
— Только она… я не могу ей приказывать, — закончил старый рыцарь. — Не могу запалить свечу или отворить дверь. Кончается всегда одинаково… когда я пытаюсь вытянуть меч из ножен, рука разжимается и вцепляется мне в горло.
— Может быть…стоит прислушиваться к тому, о чем говорят сны, — серьезно сказал Лайго.
— Глупости, — Чума придвинул к себе исписанные листки, подслеповато вгляделся. — Лучше скажи мне, Экель, сколько человек участвовало в штурме?
— Сотни полторы. В железе, все как на подбор. Королевских цветов.
— А маренговы наемники?
Лайго призадумался.
— И впрямь, я ни одного не видел. Даже среди убитых. Может быть, они стоят в резерве?
— Может быть, — сказал Чума. — Может быть…
Лайго прижал карту ладонью, задумался. Черные непроницаемые глаза тоже обвело алым с недосыпа — были пределы даже силам несгибаемого найла. У рта залегли жесткие складки, делавшие длинное лицо совсем уж тощим и костистым.
— У нас южная башня плохо прикрыта… — сказал он наконец. — Возможно, пойдут в обход…
— Верно мыслишь.
— Если бы эти люди нормально слушались приказов… — найл стиснул руку в кулак. — Но они — как звери. Толпа кровожадных баранов. Мой сын говорит… что жажда крови застит им глаза.
— Твой сын умен для своих лет. Не то, что этот чертов мальчишка! — Чума не выдержал и ударил ребром уцелевшей ладони по столещнице. — Я смотрел из окна — когда штурм захлебнулся, вы могли бы ударить в ответ, контратаковать… А он вместо этого носился по стене, как бесноватый упырь. Кидается только на то, что видит!
Старый рыцарь поперхнулся и задышал тяжело, с присвистом.
— Когда мы начали побеждать… я не решился открыть ворота, — Лайго покачал головой. — Вся толпа ринулась бы наружу, рассеялась и их перебили бы по одиночке. Невозможно командовать людьми, которые не слушают приказов. Только те, кто пришел со мной, и сохранили какое-то подобие рассудка. Боги, легче сражаться с помощью лесного пожара…
— Так было и в прошлый раз! Мальчишка убивал для собственного удовольствия, чтоб у него руки отсохли, вместо того, чтобы сжечь лесопилку… И его оборванцы вслед за ним лакали кровь, как псы. Отказался он от бесовской силы, как же! Сам по себе… щенок он сам по себе, хоть и вырос здоровенный бугай…
— Но он дальновидно пощадил лорда Раделя.
— Дальновидно… он и слова-то такого не знает. Демоны того спасли… Не иначе. Да черт с ним. Пускай рубит, кого хочет. Лишь бы продержался до того, как ударят морозы. Радель готов к переговорам, а вот тот, другой… видимо, королевский приказ звучит недвусмысленно.
— Смерть настигает нас лишь однажды, — задумчиво сказал Лайго. — Не о чем жалеть.
— Я не хочу, чтобы смерть настигла меня должником, Экель. Я всегда расплачивался, всегда.
— Осыпь на южной башне можно укрепить…пару возов туда поставить. Если основной прорыв начнется здесь… — Лайго потыкал в карту. — Похоже, что их предводитель не из тех людей, что легко отступают. Тропа узкая, но людей провести можно, мы сами там шли. Я поговорю с Каем.
— С таким же успехом можешь о стену лбом побиться. Поверь мне, он уже в стельку пьян и валяется у своей бабы…
В дверь постучали, вежливо, но решительно.
Лайго встал, звякнув железом, отпер засов. На пороге мялся Заноза.
— Вы это… благородные сэны… слышь, Чума… там их лордское высочество праздновать затеяло.
Чума выматерился себе под нос.
— Приглашает вас, гневается, — гнул свое разбойник. — Отчего мол, нету на пиру. Солонины бочонок открыть велели и вот еще вина, которое у купцов зимой взяли. Ты его еще на лечение себе отложил…
Найл поднял бровь. От Занозы ощутимо несло дорогим хесером.
— Лайго, помоги подняться, — мрачно сказал Чума. — Пойдем, поздравим наше блядское высочество с великой победой.
— Сэн Расон…
— Да-да, знаю, ты ему служишь, не мне. Но надо втемяшить в смазливую башку хотя бы начатки плана. Может, пока пьян, легче пойдет.
Лайго молча поднял увечного рыцаря на ноги и подставил плечо.