Глава 2

Ну вот и позавтракали.

Тёплая кашка провалилась в желудок и уже готовилась ворваться ко мне в кишки. Конечно не кусок сочного мяса, но что поделать, и так сойдёт. У меня было желание попросить «кишхелу», которую Отто уплетал за обе щёки, но соседство с твёрдыми орехами ничего хорошего мне не сулит. Это как лежать на острых и шершавых камнях, которые непросто впиваются в твою плоть, а медленно рвут её на тонкие лоскуты.

В области живота всё напряглось. И я даже знать не хочу, что последним употребляла Инга, но если я не спущу давление, кишки лопнут вместе со мной.

Я тихо пускаю шептуна, а когда первые нотки начинают играть в воздухе, зажимаю нос пальцами и говорю:

— Фу, Отто, ну ты и засранец!

Поначалу никто ничего не понял. Все смотрели на меня продолжая завтракать. Но когда отец учуял мой аромат, тут такое началось. Это был полный пиздец. Отто зачем-то выскочил из-за стола и попытался убежать, но не тут то было. Я реально подумал, что батя сейчас прибьёт мелкого пиздюка. Уже хотел вступиться за него, но не стал. Да и не успел бы. Мне хотелось до конца насладиться происходящим. Не фонтан, но хоть что-то.

Отец отвесил смачного подзатыльника шкету и приказал вернуться за стол. И всё.

— Это не я, — хныкал Отто.

— А кто? — кричал отец. — Сколько раз я тебе говорил, чтобы за нашим столом не было ни каких игр! Решил выпендриться перед Ингой?

— Это не я!

Я так и вижу, как пацан напрягается из-за волны несправедливости, беспощадно смывшей его в океан позора. А я, вместо того, чтобы проявить чуточку сострадания, перданул еще разок, но слабее. Мне необходимо было очистить кишки от газов, вызывающих у меня дикий зуд.

Сделав вид, что я сыт и доволен, я встал из-за стола. Мать Отто смахнула посуду в деревянный тазик, похожий на раздутое ведро, и, прежде чем удалиться с кухни, спросила нас:

— Может добавки?

— Нет, — ответили все хором.

— Инга, пойдём, — говорит отец, — я кое-что приготовил тебе в дорогу.

Мы переместились в комнату, где отец протянул мне кожаный мешок, похожий на рюкзак. По весу — лёгкий.

— Что там? — спросил я.

— Твоя маска, и еще кое-что.

Тут он подмигнул мне, но я вместо того чтобы улыбнуться в ответ, открыл рот и сказал:

— Бля, точно! Я совсем забыл про маску!

Мужчина резко прекратил улыбаться, и уже смотрел на меня с подозрение.

Ну да-да! Я всё никак не могу привыкнуть к тому, что я девушка. Двадцатилетняя девушка с плоской грудью!

— Инга, я надеюсь, что ты полностью осознаешь все риски…

— Полностью. Деваться некуда.

— Ну как же «некуда». Оставайся! Будешь, как и раньше, усмирять животных, помогать в разведении.

О Господе, я еще выступал и в роли свахи? А природа что, не сможет без меня? Нет? Бычку надо указывать, куда сувать свой стручок? После таких новостей, желание съебаться у меня резко возросло. Ни осталось никаких сомнений, что я поступаю верно.

— Нет, — категорично заявил я. — Главное сейчас — убить эту… ох… Главное сейчас — спасти Роже и как можно быстрее вернуть её домой.

— Да-да, тут я с тобой согласен. Но если вдруг мы потеряем и тебя, — он отвернулся в сторону. Походу дела решил смахнуть слезу, что успела блеснуть на его глазу, — деревня может исчезнуть. Ты понимаешь?

— Понимаю-понимаю. Не переживай, всё будет хорошо.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Ну хорошо, ты меня успокоила. Ладно, пойдём во двор. У меня к тебе есть просьба. Последняя.

— Крайняя…

— Крайняя?

— Ну да, я же вернусь, так что просьба твоя не последняя. Понимаешь?

Даже не попытавшись убрать с лица нагромоздившуюся кучу сомнений, он рукой указал мне на дверь, и мы вышли из комнаты. А затем вышли во двор.

Уличный воздух был пронизан вонью кирпичного коровника, возле которого огромные кучи навоза сушились третий день на солнце. Я не могу сказать, что воздух дурно пахнет и меня от этого воротит. Нет. Люди ко всему привыкают. Страшно, когда ты начинаешь наслаждаться ароматами фекалий и гнили. Набрав полную грудь воздуха, я слегка содрогнулся от удовольствия.

Оказавшись во дворе, отца сразу потянуло к стойлам, где ютились корова и свинья. Ночью я подумал, что меня конкретно плющит. Я испугался, приняв происходящее за галлюцинации, вызванные моим недавним проживанием вблизи девичьего мозга. Ну кто его знает, как молофья может повлиять. Мало ли. Но когда я успокоился и понял, что с моим телом всё в порядке, я начал вслушиваться. Я точно слышал мычание и хрюканье, но ни это меня напугало. Меня напугало то, что я понимал их срач. Корове не нравилось, что свинья вечно ссыт и срёт в своём загоне, ну а свинья выдвигала аналогичные претензии корове. И вот, они пол ночи пытались выяснить, кто из них начал первым.

Пока я завтракал, животные молчали, но, когда отец потопал в их сторону, пластинка снова заиграла.

Вначале свинья пустила тугую струю мочи, а вслед за ней, корова навалила груду горячих лепёх. Я не удержался и прокричал:

— Свинья была первой!

Отец замер. Обернулся. Медленно спросил:

— Что?

— Свинья нагадила первой, — и зачем я это сказал?

Не знаю, что там подумал батя, но он отвернулся и пошёл дальше. Поравнявшись с загоном, он говорит мне:

— Как ты понимаешь, без Роже я не смогу… Как бы это сказать… — он начал подбирать слова, но я быстро понял, что за проблема нарисовалась в его жизни. — Я не смогу срезать с коровы мясо и при этом оставить её в живых.

Да ты даже и не попробовал!

— О да, я это прекрасно понимаю. И что ты хочешь от меня?

— Корову сегодня в любом случае придётся забить, — бедное животное, и он так это говорит, как будто это всё из-за меня происходит, — и мне бы хотелось, чтобы она, — тут он приблизился к корове и нежно погладил её по голове, водя ладонью между коротеньких рожек, — не испытывала боли. Три зимы кормила нас.

Ну ты еще зарыдай.

Своим огромным лбом он прижался к голове коровы и зарыдал, но так, чтобы я не слышал. Начинается! Здоровый мужик, а плачет как дитя.

Он шмыгнул носом, утёр низом рубахи лицо. Повернувшись ко мне, говорит:

— Поможешь, в последний раз.

Ну тут не поспоришь. Для коровы это точно будет в последний раз.

— А что я должна сделать? — ага, у меня уже получается использовать женский род!

— Ну… как ты всегда делаешь…

— Как я всегда делаю? — обожаю эту игру. Но я реально не знаю — как я это делаю!

— Инга, мне сейчас не до шуток.

Действительно? А я так не считаю. Мне кажется, что ты и не прекращал шутить ни на секунду. Ладно-ладно, надо помочь мужику в трудную минуту.

— Да я прикалываюсь, — говорю я, подходя к корове.

— Подожди, — говорит отец, — дай сперва вытащу её во двор.

Провозившись минуту, отец подвел бурёнку к столбу и накинул ей верёвку на шею.

— Всё, — говорит он, — можешь приступать.

Так… Как там это делала Роже — водила рукой, закидывала голову и что-то бормотала. Интересно, вот это бормотание имеет какой-то смысл или это побочный эффект от применения магии? Сейчас узнаем!

На блестящей влажной плёнке чёрного коровьего глаза виднелось отражение, в котором я вскинул руку над рогами и начал рисовать круги. Раздалось мычание, животное чуть дёрнулось. На землю вывалилась очередная порция навоза.

— Что ты делаешь? — раздалось откуда-то сбоку, а может быть и снизу. Я сразу и не понял, но голос звучал так, как будто говоривший держал металлическое ведро перед губами. Мне показалось, что говорил отец.

— Как что, — отвечаю я, — пытаюсь усыпить корову.

— Ты это с кем говоришь?

Открыв глаза, я вижу отца, уставившегося на меня с таким прищуром, что его глаза с трудом заметны между складок кожи.

— Это я всем говорю. Настраиваю себя на работу.

— Да, ну ладно. В прошлый раз ты молча всё делала. Приложилась лоб к корове и готово.

Точно! Я же помню эту историю.

На блестящем глазу свиньи, продолжающей ссаться в своём загоне, моё отражение приблизилось к корове, схватилось обеими руками за рога и прижалось лоб в лоб.

— Ты что делаешь? — снова слышу я. И в это раз я понимаю, что со мной говорит корова.

— Хочу отправить тебя в вечный сон.

— Я буду спать? Но я недавно проснулась. Я не хочу спать!

— Спи!

— Не буду!

— Спи!

— Не хочу!

Да бляха муха! Как же тебя усыпить? Есть один вариант. Мерзкий и противный. Вылезти изо рта Инги и быстро проскочить корове в рот, затем в кишки, и, овладев телом, приказать корове спать. Я прям вижу, как сливаюсь с коровой в «французском поцелуе», скольжу по языкам, пытаясь сменить тело. Фу! Нет! Я так не могу…

Должен быть другой вариант!

Так, стоп!

Ага, точно-точно. Закрыв глаза, я отправился в чертоги Ингиной памяти. Откатил плёнку на пару дней назад, и остановился в том месте, где отец привёл Ингу во двор, упрашивая в очередной раз усыпить корову. Я тогда стоял как сейчас — перед коровой, взявшись за рога, приложившись лбом, — а дальше память обрывается. Пиздец. Словно всё стёрли.

Последний раз я испытал похожее разочарование, когда в подростковом возрасте привёл домой друзей. Мы сели напротив телика. Все в предвкушении, комната быстро наполнилась запахом возбуждения. Мы нервничали. Трясущейся рукой я вставляю VHS кассету в видик и нажимаю кнопку «play». На наших взмокших лицах играет отражение зернистой картинки. Играет и играет. И больше ничего не играет. Перемотав вперёд, наконец-то появляется изображение, и это оказывается серия очередного говёного сериала, которыми засматривалась моя мать перед сном!

МАТЬ СТЁРЛА МОЮ ПОРНУХУ! СТЁРЛА НАХУЙ ВСЁ И ЗАПИСАЛА ОЧЕРЕДНОЕ ГОВНО!

Вот так и сейчас. Кто-то или что-то стёрло всё из памяти. Следующие кадры — отец благодарит Ингу, а корова в полудрёме валяется на земле.

Тупая ты корова! Я сильнее сжал рога, сильнее вжался в её лоб. В этот момент произошла магия. Моё сознание закружилось в чёрном водовороте. Вокруг меня всё затряслось. Звуки потекли к моим ногам густыми черными линиями, в которых отражался космос. Когда тряска прекратилась, я огляделся. Меня действительно окружал космос, а сам я и корова стояли на чёрном плоском блюдце. Здесь ни холодно, ни жарко. Я не испытывал голода, но и не был сыт.

Стоящая передо мной корова была обычной коровой. Я был обычным человеком, являющимся центром данной реальности. Мои руки свободно висели вдоль тела, но когда я попробовал схватиться за рога, мои пальцы прошли сквозь них как сквозь дым.

Корова замычала.

— Спи! — кричу я.

— Спи-спи-спи-спи… — бесконечное эхо моего голоса кольцом окутало меня и корову.

Забавно…

— Соси!

— Соси-соси-соси… — вместо того, чтобы слиться, новое кольцо развеяло старое.

Как-то всё это странно работает. Я заглянул корове в глаза. И увидел там своё отражение, но не девчонки, а своё, старое тело. Ну не старое, оно было довольно молодое. Я имею ввиду — своё тело, что было у меня в первой жизни. Это так необычно. Я не удержался и ткнул пальцем в глаз. И ничего не произошло. Палец провалился сквозь полупрозрачную материю, не причинив корове никакого вреда.

Любопытно. Про то, как вернуться в реальность, я даже и не помышлял. Мои мысли были направлены на животное, упорно не желающее подчиняться моей воле. После очередных двух неудачных попыток усыпить корову, я задумался. И когда первые мысли родились в моей лобной доле, я ощутил тепло, бегущее по моему телу нарастающей волной. Источником отопления и был мой лоб. И тут до меня дошло. Произнесённые слова не имеет никакого веса в этой реальности, но вот мысли… Мысли — это другое.

Уставившись на корову, я мысленно произношу:

— Спи!

Громко замычав, корова задрала голову. Крутанула хвостом, кисточкой нарисовав в воздухе круг. Взглянула на меня и в тот же миг обрушилась на блюдце. В ту же секунду я открыл глаза и услышал голос отца:

— Спасибо, Инга!

Корова лежала на боку. Дыхание ровное, вывалившийся язык розовый. Животное мирно спало.

— Пусть животинка поспит, — говорит отец, нагнувшись к корове, — а когда вернусь, сделаю всё, чтобы она ничего не почувствовала. Без Роже не видать нам халявного мяса, придётся снова возвращаться на лесопилку и жить обычной жизнью.

А как ты думал? Халява вещь такая — непостоянная. То в золоте купаешься, то хуй посасываешь. Надо было масштабнее думать, разведением заняться, а не обсасывать бедную бурёнку.

Своей могучей рукой он нежно погладил корову по лоснящейся шерсти на шее, пару раз хлопнул по плечу, и выпрямился.

— Ладно, пойдём.

Выйдя на улицу, мы еще минут десять пёрлись под палящим солнцем, наматывая сотни метров по песчаной дороге. Дом этого мужика находился где-то на окраине деревни и, может, это даже хорошо. Мне не хотелось ни с кем встречаться, а то мало ли кто еще что попросит. Извращенцев во все времена хватало, и многие люди не ради дружбы заводят себе животных.

Когда мы поравнялись с двухэтажным домиком, приютившегося в тени огромного дуба, отец сказал:

— Пришли, — а потом как крикнул на весь двор: — ЭДГАРС, ВЫХОДИ!

Еще до такого, как отец надорвал свою глотку, в доме слышалась суета, и нас точно никто не ждал. Дверь дома отворилась. С порога нас встретил высокий мужчина лет за пятьдесят. Седые короткие волосы, аккуратно стриженные седые усы и седые кустистые брови, готовые своим весом раздавить линзы очков, похожие на два овала.

— Юлиус, Инга, — он вежливо с нами поздоровался, но весь его вид говорил о том, что нашему визиту он не рад. Он куда-то торопился и из-за чего-то сильно волновался; только и успевал смахивать влажным платком капли пота со своего бледного лица.

В отличие от всей деревни, этот мужик знал толк в моде. Ни одной серой вещи на нём не было. Зелёные штаны и рубашка были сшиты явно не из дешёвого материала. Только не хватало на груди белой таблички с надписью: Hello: я — гомосек. Он напоминал разноцветного богатея, туго затянутого в брендовое шмотьё, но день был настолько неудачным, что пришлось спуститься в душное метро. И как подобает богатею в простецком обществе, он небрежно спрашивает:

— Чего вам?

Быдло!

— Эдгарс, — говорит отец, — хотел у тебя помощи просить. Инга собирается Роже вернуть в деревню…

— Роже вернуть! Инга, ты с ума сошла? — и смотрит на меня.

Так и хочется ответить: да. Но…

— Мне нужно догнать «Кровокожих», — говорю я, — Я уверена, что смогу освободить Роже. Но я даже не представляю, куда они могли отправиться.

— И вы думаете, что я знаю, куда они ушли?

— Нет, — говорит отец. — Но ты знаешь, как добраться до ближайшей деревни. И я уверен, что ты знаешь, у кого можно поспрашивать про «Кровокожих».

Мужичок протянул руку и поманил нас ладонью.

— Заходите в дом. Живо.

Внутри было всё обставлено со вкусом. На полу меха, на стенах висели дубовые полки, битком набитые рулонами ткани различных цветов. Украдкой заглянув в соседнее помещение, я увидел подобие швейного станка, только в разы больше.

— Ты куда-то собрался? — спрашивает отец у мужика.

Мужчина молчал. Забыв про нас, он ходил вдоль полок, пальцем подсчитывая рулоны. Обойдя комнату по периметру, он подошёл к огромному кожаному рюкзаку, стоявшему в углу, и достал из него рулон синей ткани, а потом закинул его на свободное место в полке.

— Юлиус, ты что-то спросил?

— Да, ты куда-то собираешься?

— Верно. Нужно пополнить запасы. Срочно!

— Отлично! Значит, мы вовремя пришли.

Мужик не просто был чем-то взволнован, его что-то серьёзно беспокоило, и после слов отца, он словно взорвался.

— Роже больше нет! — он подошёл к отцу и, встав нос к носу, снова прокричал: — Роже больше нет! Нам надо готовиться к холодам! Юлиус, ты понимаешь это?

— Конечно понимаю, поэтому и привёл Ингу.

— Дурак! Ты думаешь она успеет вернуть её до холодов?

Честно, мне вообще похуй, когда я смогу её вернуть. И сроков ни каких я устанавливать не собираюсь! Просто, укажите мне дорогу! Я много не прошу.

— Эдгарс, успокойся! — отец явно начинает заводиться. — Инга единственный человек в деревне, кто обладает даром, при помощи которого у неё есть шансы найти Роже. Понимаешь?

— Понимаю.

Мужчина отстранился от отца и начал ходить вокруг нас, кидая взгляд то на меня, то на отца. Реально псих какой-то.

— Ну допустим, — говори мужик, — мы придём в Окрост, что дальше?

Отец кинул на меня вопросительный взгляд и повторил сказанное мужчиной:

— Что дальше?

— А дальше… — начинаю я. — А дальше мы найдём другую дорогу. Там же есть еще дороги?

— Есть-есть.

— Ну вот и замечательно. Отправлюсь дальше, по дороге. Возьму след, если мне выделят собаку.

— Юлиус, а ты знаешь, идея небезнадёжна, — почёсывая подбородок, мужчина подошёл ко мне. — Только вот местные защитники вряд ли смогут выделить тебе собаку. У них сейчас каждая псина на счету. Времена нынче сложные, и опасные. Окрост регулярно подвергается атакам, но мы… — тут он осёкся, прокашлялся и продолжил, — … но они регулярно их пресекают. Пресекали! Что сейчас будет — никто не знает.

— А тебе откуда ведомо об их проблемах? — спросил отец, неумело скрыв подозрения.

— Слухи-слухи.

— Так ты проведёшь её до Окроста?

— Юлиус, ну послушай ты меня, пойми, что даже если мы придём в Окрост, даже если ей укажут на дорогу, по которой пришли «Кровокожи», куда она дальше отправиться? Снова бродить по лесам? Из Окроста давным-давно никто никуда не путешествует. Люди пропадают в лесах. Постоянные набеги происходят. Это безумие! Самоубийство! Путь в никуда. У неё даже зацепок нет никаких.

— Ну почему же нет, — говорю я, ставя свой рюкзачок на пол. Засунув в него руку, я выудил наружу маску. — Я еще не знаю как, но уверен, что она поможет мне.

Коричневый кусок запёкшейся крови, искусно исписанный тонкими порезами, напоминающий измученный лик человека, блеснул в жидких лучах солнца, примагнитив к себе мужские взгляды.

— Любопытно-любопытно, — говорит мужик, затем протягивает пальцы к маске, но вдруг резко замирает, отстраняет руку. И молчит, косясь то на меня, то на маску.

— В Окросте есть маги, или чародей? — спрашиваю я. — Мне нужно им показать маску.

— Ты имеешь ввиду — тебе подобные?

— Именно.

— Нет. Там никого нет.

Я уже было приуныл, как вдруг мужичок подарил надежду:

— Но я сведу тебя с одним человеком. Я тут вспомнил, что за пару ручных волков он на многое готов пойти, а я уверен, что ты сможешь помочь ему решить этот вопрос. Верно?

Уххх, я любой вопрос могу решить с лёгкость, если только знать как.

— Конечно, — говорю я, — без проблем. Так мы выдвигаемся?

— Да-да, я только вещи соберу, и сразу же выдвигаемся.

Загрузка...