Раздавшееся по громкой связи требование пристегнуть ремни означало, что лайнер вот-вот начнет вход в атмосферу. Аустову пришлось слегка попотеть, прежде чем ему, наконец, удалось отлепить Сью от иллюминатора и усадить в кресле как полагается. Малышка чуть ли не всю дорогу таращилась в окно, несмотря на то, что большую часть времени по ту его сторону простиралась лишь бездонная чернота.
– Уже прилетели?
– Почти.
– У-у-у, так быстро! – курносая мордашка скорчила недовольную гримасу.
– Ты всю дорогу донимала меня своим «ну когда?», «ну когда?», – старик поднял спинку своего кресла и пристегнулся сам, – а теперь недовольна?!
– Мне хотелось поскорее прилететь и увидеть фею, – не моргнув глазом, разъяснила малышка, – но лететь-то можно было и подольше!
– Помотаешься с мое – тебя тошнить начнет от этих скучных и однообразных перелетов…
– Меня – не начнет.
– …и встречи с феей я тебе не обещал.
– Но деда, ты же говорил!
– Ничего такого я не говорил. И, потом, настоящую фею сможет увидеть только хорошая и послушная девочка.
– А я послушная! – Сьюзен выпрямилась в кресле как по стойке «смирно» и положила руки на подлокотники, в результате чего ее локти оказались почти на уровне ушей.
Аустов знал, что это ненадолго, пара минут максимум. Этот крохотный бесенок был органически неспособен усидеть на одном месте. И действительно, как только лайнер мелко затрясся, вгрызаясь в атмосферу, Сью немедленно позабыла обо всем на свете и снова прижалась носом к иллюминатору, глядя на пляшущие за стеклом лиловые языки пламени.
Постепенно мысли госсекретаря вернулись в прежнее русло. Он до сих пор воспринимал все происходящее с ним, словно в полусне, все еще сомневаясь, действительно ли он сидит в лайнере, заходящем на посадку в центральный космопорт Клиссы. Как он мог пуститься в такую авантюру!
Решение далось ему непросто, но, приняв его, Аустов внезапно обнаружил, что на пути к его реализации возникает масса больших и малых трудностей. И самой главной проблемой оказался острый дефицит информации. Только на то, чтобы выяснить, каким образом можно добраться до Клиссы, у него ушел почти целый день!
Дело тут было не в запретах или неких ограничениях, просто Клиссу словно вычеркнули из информационного поля. На новостных лентах пестрели сообщения со всех концов Республики и с прочих миров Галактики, но среди них – ни одного с Клиссы. Словно там и не происходило ничего, или же планеты с таким названием не существовало вовсе. Ее и раньше-то не особо жаловали, а после памятного визита Руорна руководство Республики вообще наглухо перекрыло информационный поток с этого мира, оберегая впечатлительные умы сограждан от всего, что не укладывалось в привычные рамки.
Аустову пришлось собирать нужные сведения буквально по крупицам. Регулярные рейсы на Клиссу совершала только одна компания, базировавшаяся на территории Конфедерации, и сесть на ее лайнер можно было лишь на Новой Ямайке, славившейся своими курортами. В итоге Аустов решил там и провести свой отпуск, чтобы попутно, если повезет, слетать на Клиссу. Он не стал никого посвящать в свои планы, логично рассудив, что руководство их вряд ли одобрит.
Прибыв на курорт, он совершил второе неприятное открытие, заключавшееся в полном отсутствии билетов на все ближайшие рейсы. Аустов никак не ожидал подобного сюрприза от направления, казавшегося ему совершенно непопулярным. Ситуацию спасло лишь то, что Священная Канцелярия Клиссы на каждом рейсе всегда бронировала пару мест для своих нужд, и которыми он смог воспользоваться. Только теперь госсекретарь, ранее вращавшийся исключительно во внутренних вопросах Республики, начал потихоньку догадываться, насколько сильно заблуждался насчет Клиссы, Сиарны и всего, что было с этими понятиями связано.
То, насколько сильным оказалось влияние этой планеты среди миров Конфедерации, и насколько глухой барьер воздвигли для нее власти Республики, наводило на занятные мысли. Выходило, что в правительстве откровенно боялись Клиссы и ее растущей популярности, поскольку не имели ни малейшего понятия, как с этим бороться.
Однако, Новая Ямайка хоть формально и являлась членом Республики, весьма фривольно относилась к соблюдению установленных в ней правил игры, что позволяло, в частности, открыто говорить о вещах, считающихся в метрополии предосудительными или даже запретными.
По соседству с офисом авиакомпании располагалось турагентство «Белый свет», логотип которого, выполненный в виде паука с длинными тонкими лапами, обнимающими некую планету, недвусмысленно намекал, куда именно они отправляют туристов. И здесь Аустов смог заполнить некоторые пробелы в своих познаниях, а заодно пообщаться с людьми, называвшими Сиарну своей матерью и считавшие Клиссу своим вторым домом.
Один из них, грузный, солидный мужчина, являвшийся техническим директором крупной фирмы, специализирующейся на производстве высокоточных станков и оборудования для программируемого синтеза, сидел сейчас через проход от Аустова и ожидал посадки с явным нетерпением. Он курировал строительство нового завода, которое его компания осуществляла на Клиссе по Священному Договору. Но, несмотря на то, что все работы им приходилось оплачивать фактически из собственного кармана, директор был исключительно доволен таким поворотом дел.
– Мы были одними из первых, кто получил Благословение на такое крупное и сложное производство! – рассказывал он, с благоговением и гордостью продемонстрировав Аустову икону Сиарны в своем бумажнике. – Это случилось четыре года назад, а сейчас мы вообще закрыли оба завода, которые находились на республиканских планетах, а все остальные площадки в Конфедерации получили Печать Сиарны и работают так, что конкуренты только пыль глотают. Наш новый завод – лишь малая часть нашей благодарности Светлой Госпоже!
И подобных историй Аустов за прошедшие несколько дней успел выслушать множество. Практически любой из тех, кто сидел сейчас в салоне лайнера мог рассказать свою. Клисса медленно, но верно завоевывала умы и сердца людей. Она переманивала их на свою сторону, предлагая честное и взаимовыгодное сотрудничество, что привязывало куда сильнее, нежели страх и принуждение, которыми свои подчиненные миры удерживала Республика.
Госсекретарь огляделся. Он вполне мог считаться завсегдатаем межпланетных рейсов, а потому с одного взгляда мог отличить тех, кто летел в чужие края, от возвращающихся из вояжа. По блеску глаз, по интонациям, по наклону головы, по тому, что и как они рассовывают по сумкам в последние минуты перед посадкой – чутье его еще ни разу не подводило. Вот только сегодня интуиция вдруг забарахлила.
Это казалось удивительным, но заполнявшую лайнер разношерстную публику, собравшуюся здесь со всех концов Галактики, отличала одна общая черта – все они летели домой.
* * *
Руорн предполагал, что к концу дня, до предела насыщенного различными мероприятиями, госсекретарь будет валиться с ног от усталости, но, как он к старику ни присматривался, так и не смог разглядеть никаких признаков утомления. Видимо, Аустов был настолько опытным политиком, что на любом официальном мероприятии чувствовал себя как рыба в воде.
По сравнению с его суматошной подготовкой, сам визит проходил на удивление гладко и спокойно. Поначалу Советник опасался определенных неловкостей, которые могли возникнуть в общении Аустова с другими Служителями, поскольку те страдали довольно своеобразным восприятием простых людей, но все обошлось. То ли этому способствовал тот факт, что визит проходил под Благословением самой Сиарны, то ли причиной являлся почтенный возраст и острый ум самого Аустова, который мгновенно находил общий язык с любой аудиторией, но Служители воспринимали его как равного.
В центральном храме столицы – Храме Света он терпеливо отстоял всю службу от начала до конца, после которой еще почти часа два упражнялся со Жрицами в сравнительной теологии. В конце концов, он заявил, что пока все же останется безбожником, но к культу Сиарны, в отличие от некоторых других религий, у него никаких претензий нет.
В Интернате Аустов прочитал пространную лекцию об истории и государственном устройстве Республики. Поскольку данные дисциплины и так входили в обязательную программу обучения, то свое выступление он сосредоточило на малоизвестных моментах и тонкостях, представляя, таким образом, взгляд на Республику изнутри. Ответы на бесконечные вопросы кадетов и преподавательского состава затянулись далеко за полночь.
Сьюзен целый день находилась на попечении Сестры Кьюси, имевшей богатый опыт общения с детьми в интернатах и приютах, а потому легко поладившей с маленькой и озорной девочкой. Когда Руорн, наконец, проводил Аустова в отведенные ему в крыле Служителей роскошные покои, та уже спала крепким сном.
– Зоопарк, аттракционы, бассейн, – пояснила Кьюси, – умоталась малышка. Но ничего, завтра она будет как новенькая.
– Ладно, нам пора, – Руорн, вслед за Жрицей направился к выходу. – Если Вам что-нибудь понадобится, то я буду в соседней комнате.
– Не стоит беспокойства, Советник, – отмахнулся Аустов. – Спокойной ночи!
– Спокойной ночи! – уже закрывая дверь, Советник обернулся. Вид освещенного неверным светом ночника седовласого госсекретаря, заботливо укрывающего одеялом разметавшуюся по кровати крохотную фигурку, надолго врезался ему в память.
«Маленький человечек – ключ к великим свершениям!» Странно, прежде Руорн не испытывал никаких сомнений или угрызений совести, принимая те или иные решения, которые подчас ломали людские судьбы. Если ситуация того требовала, то для колебаний в его сердце не оставалось места. Но после того как он несколько дней побыл в шкуре смертного, к нему вернулись давно забытые эмоции, которые теперь вызывали неприятный зуд где-то глубоко внутри. Мысль о том, что он собирается использовать малышку в качестве рычага для воздействия на ее деда, неизменно портила ему настроение. Раньше подобных приступов рефлексии он за собой не замечал.
На следующий день с утра намечалось посещение Центрального Музея. Вообще, любой уважающий себя город, страна, тем более, планета, просто обязаны иметь музей, рассказывающий об их собственной истории. И Клисса не являлась исключением. Вот только ее экспозицию от прочих отличал один нюанс, на который по невнимательности можно было и не обратить внимания.
Часть экспозиции, описывавшая последние сорок лет, по своему содержанию оказывалась эквивалентна нескольким векам в любом другом музее. В ее начале на витрине стоял деревянный плуг, а в конце – интерактивный макет новейшего ракетного двигателя собственной разработки. И должного эффекта данная ретроспектива достигала, только когда посетители не ленились читать пояснительные таблички.
Аустов их изучал очень внимательно, но вот Сью… К полудню от бесконечных вопросов и комментариев бесенка с короткими светлыми волосиками у Руорна уже начала гудеть голова. Он не имел опыта общения с маленькими детьми, и то, как Первой Танцовщице удается сохранять спокойствие и доброжелательность, казалось ему совершенно непостижимым. Судя по тому, что и сам Аустов не обращал на поведение своей внучки особого внимания, такое ее состояние являлось, по-видимому, нормой.
От мысли, что весь третий день им придется провести вместе, Руорну стало совсем грустно.
После обеда их пути снова разошлись. Сьюзен и Кьюси отправились на детское сафари с воспитанниками одного из приютов, а госсекретарь и Советник отбыли в Торговый Дом, что явилось прямо-таки вожделенным избавлением от мельтешащего под ногами писклявого кошмара. Экономика всегда была для Руорна родной стихией. Полный зал людей, разговаривающих на нормальном языке и на понятные темы, после общения со Сьюзен откровенно радовал душу.
Чтобы никого не смущать своим присутствием (и Аустов и приехавшие на встречу бизнесмены являлись смертными, и присутствие Советника на их встрече выглядело как появление родителей на молодежной вечеринке), Руорн, поприветствовав присутствующих, уединился в комнате для Служителей, где следил за ходом встречи по монитору.
Аустов оказался как всегда на высоте, гости проявляли искренний интерес, вопросы поднимались неожиданные и актуальные, напитки хороши, кресло удобное и мягкое…
…И приснились Руорну «чемоданы с ушами», битком груженые Советниками и Жрицами, отбывающими на Эзон для проведения конференции, посвященной вопросам правильного воспитания маленьких вертлявых девчонок.
– Как правило, наша любовь к детям прямо пропорциональна расстоянию, нас от них отделяющему, – Аустов отхлебнул свой коктейль, – но для меня Сьюзи, пожалуй, последняя радость в этой жизни.
Руорн повернулся на стуле и оглянулся на соседний столик. Сьюзен и Кьюси уже расправились с обедом, и теперь девочка вывалила на освободившийся стол почти все содержимое своего рюкзачка. Плюшевый медвежонок с неровно пришитым крупными стежками правым ухом (Руорн уже знал, что его зовут Эдик) расположился на свободном стуле и рассеянно наблюдал за разворачивающимся кукольным действом. Судя по всему, Жрица пыталась в форме игры разъяснить правила поведения на приеме в Тронном Зале. Ситуация немного осложнялась тем, что у большинства кукол ноги не гнулись в коленях.
Третий день визита полностью отдали на откуп гостям. Руорн просто положил перед Аустовым карту Северного континента и предложил ему самому выбрать, куда отправиться, в какой-нибудь город или на природу – куда угодно.
– Можете говорить с кем хотите, и задавать любые вопросы. Таким образом, по возвращении, у вас не будет оснований утверждать, что мы показали вам только парадный фасад, скрыв от вашего взгляда гнойные язвы нашего общества, – пояснил он.
Аустов поблагодарил Советника за оказанное доверие, но отказался «играть в провокации» и попросил показать ему и Сью природу Клиссы, ограничившись общением с людьми, встреченными на местах. Финальной точкой их короткого турне стала смотровая площадка на одном из утесов в заливе Улон-Герг, откуда открывался шикарный вид на самый прекрасный закат на планете, а заодно и на новый Улонский мост, ванты которого в его свете сверкали золотистой паутиной.
– А у вас, Советник, есть семья, дети? – вопрос Аустова оторвал Руорна от раздумий.
– Служителям не позволяется иметь семью и заводить детей, – отрицательно покачал головой тот. – Наличие привязанностей делает человека уязвимым. Близкие люди, родственники – та слабость, ухватившись за которую им можно управлять. Служители же – суть лишь послушные орудия, инструменты в руках Госпожи, а инструментам не полагается проявлять эмоции или сомнения. Вот вам, господин госсекретарь, понравился бы молоток, испытывающий сочувствие к гвоздям?
– С точки зрения здравого смысла мне все понятно, – закивал Аустов, – но каким образом можно убить в себе абсолютно все эмоции? По-моему, это просто невозможно!
– Это идеал, к которому должно стремиться. Но могу сказать лишь одно – любые плотские радости меркнут рядом с тем непередаваемым ощущением, которое испытываешь, когда через твое тело струится Божественная Сила Сиарны, проникая в каждую клеточку. Обладание этой Силой, управление ей дает столь мощный эмоциональный заряд, что многим кроме этого больше ничего и не требуется. Порой даже смерть кажется меньшим злом в сравнении с перспективой лишиться этого дара. Со временем способность к проявлению посторонних эмоций словно атрофируется.
– Мне кажется, что вы должны чувствовать себя очень одинокими, – в глазах Аустова промелькнуло сочувствие. – Вам не кажется, что это одиночество – как раз и есть слабость?
– В принципе, контакты между Советниками и Жрицами, и даже связи Служителей со смертными не запрещены, хотя и не поощряются. Условие одно – не должно возникать серьезных, долговременных отношений, – Руорн пожал плечами. – В конечном итоге, Советники и Жрицы – тоже люди, только предохранительный клапан на их котле затянут несколько туже обычного. Если бы вы только знали, какие страсти выплескиваются наружу, когда его срывает, и поблизости нет посторонних глаз!
– То есть, вы хотите сказать, что ваше высокомерие, отстраненность – это все напускное? Всего лишь маска?
– Я кажусь вам высокомерным?
– Нет, нисколько, но…
– Поймите меня правильно, – развел руками Советник, – когда ваш возраст исчисляется веками, когда перед вашими глазами проходят жизни поколений, когда занимаешься проектами, реализация которых занимает многие десятилетия, рано или поздно начинаешь воспринимать окружающих тебя людей как фон. И стараешься соблюдать дистанцию, чтобы ненароком не сблизиться с кем-нибудь слишком уж сильно. Смерть тех, к кому успел привязаться – это всегда боль.
– Вы сказали – веками? – Аустов недоверчиво нахмурился. – Сколько же вам лет?
– Шесть сотен с гаком. Я – один из Первопризванных.
– Вы были одним из тех, кого Сиарна призвала сразу после победы над Анрайсом? То есть вы – живой свидетель Войны Богов?
– Именно так, – Руорн кивнул. – Нас осталось всего трое: я, Собати и Сестра Нилх.
– Что же это был за катаклизм, что превратил целый континент в выжженную пустыню?
– Как вы и сказали – Война Богов. Я помню только огонь и боль, Свет и Голос, но ничего из того, что им предшествовало. Никто из нас не помнит.
– Мне как-то немного не по себе, – госсекретарь задумчиво потер переносицу. – Одно дело читать древние священные тексты, и совсем другое – лично беседовать с человеком, видевшим все это воочию. В голове не укладывается.
– Ничего, со временем привыкнете.
– Не знаю, не знаю. Мне, знаете ли, крайне непросто смириться с тем фактом, что боги реально существуют. Я привык видеть в подобных вещах козни шарлатанов и происки откровенных жуликов от религии. Меня с детства приучили к тому, что чудес не бывает, а сейчас я сталкиваюсь с десятками свидетельств обратного! Все, что я узнал о Клиссе за последние недели, идет вразрез со всем моим предыдущим жизненным опытом, а такие перестройки не бывают безболезненными. Мои представления о мироустройстве буквально вывернули наизнанку!
– Сочувствую.
– Да что там! – Аустов никак не мог успокоиться. – Сам образ вашей планеты в информационном поле Республики искажен до невозможности. Клисса представляется миром, погрязшим в средневековом варварстве, и где вся власть сосредоточена в руках закрытой касты Служителей. Простой народ так запуган, что не осмеливается даже помыслить о неповиновении. Любой, даже ничтожный проступок карается мучительной смертью, если не замолить грехи при помощи обильных пожертвований. Разъедающая пирамиду власти коррупция приобрела поистине ужасающие масштабы. Служители погрязли в чревоугодии и потворстве самым грязным своим порокам. Службы в храмах почти всегда сопровождаются кровавыми жертвоприношениями и разнузданными оргиями. Любое беззаконие, любой произвол оправдан, если он творится именем Сиарны.
– Мне все это известно, – спокойно заметил Руорн.
– Но ведь в действительности все обстоит совершенно иначе!
– Что ж, у вас есть прекрасная возможность стать одним из тех, кто скажет людям правду, тем лучом света, что разорвет мрак лжи, окружающий наш мир. Именно для этого вы здесь. Чтобы все увидеть собственными глазами.
– И даже саму Сиарну? – госсекретарь подался вперед.
– Вы об Аудиенции? Боюсь вас разочаровать, но на ней вы будете общаться с Первой Наместницей, которая, пребывая в Священном Трансе, может говорить от имени Госпожи.
– Жаль, – вздохнул Аустов и хитро прищурился. – Ведь согласитесь, это дает еще один аргумент в руки скептиков, утверждающих, будто никакой Сиарны не существует, а всем заправляет кучка жриц, морочащих людям головы, наряжая одну из сестер и выдавая ее за воплощение своей богини.
– Боги не устраивают показательных выступлений ради переубеждения неверующих.
– Я понимаю, просто…
– Вы совершаете типичную ошибку, пытаясь персонализировать нечто божественное, – терпеливо разъяснил Руорн. – Сиарна – не человек, не какое-то существо или машина. Это Высшая Сила, и мы можем иметь дело только с теми или иными ее проявлениями, ее проекциями на наш мир. Ее суть, ее природа лежит за пределами нашего понимания, и, пытаясь уложить ее в прокрустово ложе ограниченного человеческого разумения, вы неизбежно ее упрощаете и выхолащиваете. Это не поможет вашему разуму Ее понять и только помешает вашему сердцу в Нее поверить.
– Но, насколько мне известно, Служители все же имеют возможность общаться непосредственно с Сиарной. Разве нет?
– Да, это так. Поступающий на Службу приносит клятву лично Госпоже и в дальнейшем может обратиться напрямую к ней, если возникнет такая необходимость. Кроме того, – Советник поднял вверх палец, – чтобы предупредить вертящееся у вас на языке замечание об очередном жульничестве, добавлю, что раз в год, в Праздник Урожая, Сиарна является перед собравшимися на Дворцовой Площади. Перед всеми, даже перед самыми убежденными безбожниками.
– Я наслышан об этом, – кивнул Аустов. – И как это выглядит?
– Свет. Белый, очень яркий, но не ослепляющий свет, льющийся с центрального балкона. И голос, раздающийся у тебя в голове.
– О чем он говорит?
– Каждому свое. И, поскольку это очень глубокое, личное переживание, то обсуждать услышанное не принято. Вы лучше прилетайте к нам осенью, и тогда сами все увидите.
– Увы, но об этом мне остается только мечтать, – госсекретарь печально вздохнул.
– Не расстраивайтесь, – Руорн коснулся его плеча, – ведь даже самые дерзкие мечты иногда осуществляются.