Черный Камелот

Глава 9

С терпением у Колвина дела обстояли плохо: он совсем не умел бездельничать. Если бы слежку вел он сам, ловко маскируясь в толпе, не спуская глаз с объекта, то чувствовал бы себя куда счастливее. Но этим занимались другие, и поэтому Колвин изнывал от скуки.

Конуэя взяли на заметку в Хэйсхэме, где ирландец садился на белфастский паром. Никакой заслуги полиции в этом не было – репортер открыто явился в порт и во время плавания вел себя совершенно естественно. У Колвина было достаточно времени, чтобы договориться с белфастской полицией о наружном наблюдении. Слежка продолжалась два с половиной дня и велась вполне профессионально. Ничего примечательного Конуэй за это время не делал: шесть раз сходил в кино, питался в скучнейших ресторанах английской кухни, провел две ночи в тихом пансионе.

– Спит допоздна, ходит в кино и больше ни черта не делает, – доложил Колвин своему непосредственному начальнику, комиссару Уиллсу.

– Чего-то ждет, – заметил Уиллс.

– Конечно. Но интересно – чего? Может быть, хочет по-тихому пересечь границу?

– Возможно, но вряд ли.

У комиссара Уиллса была репутация человека, обладавшего отлично развитым инстинктом. Уиллс стеснялся этой репутации и сам своим инстинктам не доверял. Однако, к собственному раздражению, неоднократно убеждался в том, что предчувствие обманывает его редко.

– Ну допустим, – согласился Колвин, – но граница все-таки меня беспокоит. Она расположена совсем рядом с Белфастом. Достаточно просто доехать на автобусе до стены, перемахнуть через нее – и поминай как звали. Нам его уже будет не достать.

– Законным образом, – поправил его Уиллс.

Колвин выругался.

– Я не понимаю, зачем он вообще поперся в Белфаст. Ему нечего делать в Северной Ирландии, мог бы отправиться на пароходе прямиком в Дублин, получилось бы быстрее и проще. Но нет, Конуэй зачем-то едет в Белфаст. Зачем?

– Попробуйте ответить на этот вопрос сами.

– Попробую. Белфаст находится хоть и в Ирландии, но на территории Великобритании. Если же Конуэй отправился бы в Дублин, то переехал бы из воюющей страны в нейтральную. Ну и что? Если он чист, почему бы ему не вернуться на родину прямиком?

– У него с собой что-нибудь есть? – спросил Уиллс.

– Нет.

– Значит, будет.

Томительное ожидание продолжалось – на этом настоял Уиллс. Это он решил – не забыв извиниться, потому что опять полагался на свой инстинкт, – что Конуэй может оказаться гораздо важнее, чем им поначалу показалось. Колвин придерживался мнения, что они имеют дело с хитрым, но мелким мошенником. Колвин обладал гораздо большим опытом общения с преступниками, чем комиссар, и был уверен, что профессиональное чутье никогда его не подводит. В частности, он полагал, что «берлинский список» – плод художественного воображения Конуэя. Репортер – просто лавкач, придумавший хитроумную идею. Шантажом вообще занимаются люди слабые. А это значит, что Конуэя нужно схватить за шиворот, как следует потрясти – и он расколется сам. Надо было самого начала придерживаться этой тактики.

Но окончательные решения принимал Уиллс, а он велел:

– Нет. Дайте ему побегать.

С Белфастом постоянно поддерживалась связь – с той самой минуты, когда Конуэй ступил на берег. Днем и ночью Колвин не отходил от телефонного аппарата. Что касается комиссара Уиллса, то его интересовали не столько передвижения Конуэя, сколько подробности его поведения. Он потребовал, чтобы белфастская полиция докладывала о том, как Конуэй выглядит. Волнуется ли он, проявляет ли нетерпение или нервозность? Белфастские детективы томились от безделья точно так же, как Колвин, и устроили себе целую забаву. Они докладывали, что Конуэй с тревогой посмотрел на часы; нервно закурил сигарету и так далее. После того как Колвин получил сообщение, что Конуэй передвигается по улице «нервной трусцой», он велел детективам завязывать с шутками. Кстати говоря, выяснилось, что «нервной трусцой» Конуэй бежал в общественный туалет.

На третий день подозреваемому, очевидно, наскучило слоняться по кинотеатрам.

– Куда-то идет с озабоченным видом, – доложил голос в трубке с явным белфастским акцентом.

– Я уже приказывал воздержаться от определений и комментариев, – прошипел Колвин. – Ясно, куда он движется?

– Пока нет.

Колвин нажал кнопку селектора.

– Сэр, объект покинул отель и куда-то идет. Судя по всему, с озабоченным видом. Наверное, опаздывает в кино на «Унесенных ветром».

– Подключите меня к линии, пожалуйста, я хочу послушать, – попросил Уиллс.

Колвин держал телефонную трубку на плече, то и дело проверяя, в порядке ли связь. Бывало и так, что почтовое ведомство не вовремя разъединяло линию. На этот раз все было в порядке. Полицейский сержант, находившийся на противоположном берегу Ирландского моря, докладывал:

– Объект свернул на Донегал-стрит.

– Там находится что-нибудь примечательное?

– Редакция газеты «Белфаст ньюслеттер». Вы же говорили, что он журналист.

– Да, верно, – повторил Колвин в селектор. – Он отправляется в редакцию местной газеты, сэр.

– Правда? Сейчас я к вам присоединюсь.

Колвин послушал еще белфастского полицейского и добавил:

– Заходит внутрь.

– Ждите, сейчас буду. – Через несколько минут комиссар вошел в кабинет. Он был похож на скромного, ничем не примечательного клерка.

– Итак, на третий день объект начал действовать, – сказал он.

Они подождали еще какое-то время. Колвин то и дело проверял связь, шли минуты.

– Выходит, – доложили из Белфаста.

– Ну и?

– Несет посылку.

– Посылку? – переспросил Уиллс. – Форма, размер?

– Небольшая. Примерно как пара толстых книг.

– Вот то самое, что он собирается взять с собой в Дублин, – прошептал Уиллс.

– Похоже, возвращается в гостиницу, – доложил сержант.

Уиллс вопросительно взглянул на Колвина:

– Хочет взять чемодан?

– Понятия не имею, сэр.

– Таможня может проверить посылку на границе.

– Вот уж в чем я совершенно не сомневаюсь, сэр, так это в том, что он к таможенному посту и на милю не подойдет.

– Звонит по телефону, – сообщили из Белфаста.

– Можете узнать, куда именно? – быстро спросил Колвин.

– Пробуем. Подождите.

Они подождали.

– О чем-то договаривается, – нетерпеливо сказал Колвин.

Через две минуты из Белфаста взволнованно сообщили:

– Мы выяснили, что посылка была адресована редактору отдела хроники «Белфаст ньюслеттер». Пришла сегодня утром, с пометкой «передать лично мистеру Конуэю». А вчера редактор получил письмо, в котором его предупреждали о посылке.

– От кого было письмо?

– От самого Конуэя.

– Вы хотите сказать, что он отправил посылку самому себе? – спросил Колвин.

– Похоже на то, сэр.

– Откуда?

– Письмо было из Лестера. Редактор сказал, что штамп на посылке разобрать не смог. – Сержант хмыкнул. – Вот любопытный дьявол.

– Он журналист. Любопытство – его профессиональная болезнь. – Колвин обернулся к Уиллсу: – Все продумано заранее. Нужно брать его, не то сбежит.

– Если он действительно отправляется в Дублин, – мягко заметил Уиллс. – Очень любопытно было бы знать, куда он двинется теперь.

– Он исчезнет. Ему это очень просто сделать. Ведь он исчезал от нас и прежде.

– Насчет телефонного звонка, сэр. Объект звонил в Дублин, но мы подключились слишком поздно – не успели подслушать... Он снова куда-то направляется.

– Куда?

– Возможно, на автовокзал, сэр.

– Не забудьте, что у него есть билет на поезд, – заметил Колвин. – Линия границы длинная, пересечь ее можно где угодно. Ради Бога, сэр.

Уиллс молча посмотрел на него. Колвин редко о чем-то просил.

– Он найдет пустырь, перелезет через стену – и был таков, – настаивал Колвин.

– Ну хорошо, допустим, я соглашусь. Что мы получим?

– Его самого плюс посылку.

– Если дать ему еще погулять, мы можем получить гораздо больше.

– Если мы дадим еще погулять ему, то получим пшик.

– Здравый смысл подсказывает, что вы правы.

– Я действительно прав.

Уиллс еще поколебался, потом неохотно кивнул.

– Не могли бы вы его зацапать? – сладким голосом произнес Колвин в трубку.

– С превеликим удовольствием, сэр.

Конуэй угодил в какой-то кошмар. Прежде чем он успел опомниться, его схватили под руки, втолкнули в полицейский автомобиль, отвезли в участок, раздели догола и тщательно обыскали. Посылку вскрыли. При этом не было произнесено ни единого слова.

Через час репортера уже доставили в аэропорт, посадили в военный самолет, и самолет тут же взлетел.

Самолет был транспортный, без сидений. Скованного наручниками Конуэя усадили на железный пол и приковали к какой-то скобе. С ним по-прежнему никто не разговаривал.

Самолет приземлился на военном аэродроме в Хаунслоу. Ирландца пересадили в закрытый кузов грузовика, где он в полном одиночестве трясся минут двадцать. Потом двери распахнулись, он спрыгнул на землю и увидел, что находится в каком-то гараже. Открылась дверь, Конуэя пихнули в спину, он оказался в коридоре, потом в какой-то комнате.

Комната была совершенно пустой, и он томился там почти два часа. С момента ареста и вплоть до самого начала допроса Конуэй думал только об одном: как объяснить наличие в посылке двадцати тысяч фунтов стерлингов. Задача представлялась совершенно невыполнимой.

Дверь открылась абсолютно бесшумно. Конуэй не слышал, чтобы щелкнул ключ или сдвинулся засов – но на пол вдруг упало что-то тяжелое. Ирландец обернулся и увидел, что дверь приоткрыта, а у него возле ног лежит знакомая посылка!

Конуэй судорожно сглотнул. В комнату вошел Колвин. Репортеру хотелось что-то сказать, но впервые в жизни он почувствовал, что не может раскрыть рта. Овцы идут на убой молча, подумал он. Колвин долго разглядывал его, потом сказал:

– Вот сейчас у меня есть разрешение.

Конуэй по-прежнему не мог произнести ни слова. Ему казалось, что горло стиснуто клещами, склеилось и никогда уже не расклеится.

– Помните нашу беседу? – продолжил Колвин. – Я тогда сказал вам, что самый лучший способ получить серьезный ответ – вышибить зубы к чертовой матери. Так вот, теперь у меня такое разрешение имеется.

– Господи Боже! – прошептал Конуэй.

Этих слов он произносить не собирался, но они вырвались сами собой. По лицу Колвина расплылась неторопливая улыбка.

– Господа Бога не тревожьте, – сказал Колвин. – Он обычно выступает на стороне ангелов. – Колвин зажег сигарету, с наслаждением вдохнул дым и заметил: – Все можно сделать очень просто, сами увидите. Сначала мы превратим вас в физическую и психическую развалину, а потом навесим на вас всякие веселенькие статьи. Одни из них чреваты смертным приговором, другие – длительным тюремным заключением. К примеру, вам придется ответить за шпионаж и шантаж. Потом начнется судебный процесс. Судья запросто может приговорить вас к повешению, и мы возражать не станем. Не исключен и другой вариант. Мы дадим вам немножко помучиться, – Колвин свирепо усмехнулся, – и делается это следующим образом. Посидите в камере недели три, дожидаясь чудесного рассвета, когда вам предстоит отправиться на тот свет. За две минуты до того, как люк эшафота раскроется, вам будет объявлено о помиловании. Такое тоже случается. Но до самой последней секунды вы не будете знать, откроется люк или нет. Представляете? Даже в том случае, если смертный приговор будет отменен, вы получите каторжные работы до конца жизни. В министерство внутренних дел будет отправлена маленькая записочка, в которой будет сказано, что в нашем случае пожизненное заключение означает заключение до конца жизни. В буквальном смысле. Никаких досрочных освобождений. Даже примерное поведение вас не спасет. Сокамерники спокойной жизни вам тоже не дадут, поскольку получат соответствующие инструкции и, следуя им, смогут ускорить день своего освобождения. Вы следите за моей мыслью? И это еще не все. После того как мы возьмем вас в обработку – причем это произойдет не в каком-то отдаленном будущем, а буквально через пару минут, – вашему здоровью будет нанесен непоправимый ущерб. Для начала мы поработаем с вашими руками. Затем несколько при цельных ударов по позвоночнику и так далее. Обычно это делается примерно в таком порядке. После нашей обработки, даже если вы угодите не на виселицу, а на каторгу, инвалиду с тяжелым молотом управляться будет трудно. Вы и ноги-то передвигать будете с трудом.

Колвин бросил сигарету, не спеша раздавил ее каблуком. Репортер смотрел на него со страхом и отчаянием – плечи обвисли, колени дрожали.

– Но есть и другой вариант, – сказал Колвин.

Конуэй моргнул. Он не расслышал этих слов, потому что воображение как раз во всех деталях рисовало перед ним картины одна чудовищнее другой.

Колвин отлично понимал это и потому повторил еще раз:

– Возможен и другой вариант...

– Какой? – выдохнул Конуэй. Нет, такое испытание он не вынесет. Что угодно, только не это.

– Это будет зависеть от вашего поведения.

Конуэй содрогнулся.

– Чего вы хотите?

– Вы скажете нам все. Каждую деталь. Причем сегодня, здесь и сейчас.

Хриплым голосом Конуэй ответил:

– Согласен.

Колвин впился в него неумолимым взглядом. Репортеру показалось, что на него наведен мощный луч прожектора.

– Учтите, если вы решили расколоться, то раскалывайтесь сразу и до конца, – предупредил Колвин. – Не пытайтесь потом склеиться обратно.

– Не буду.

Колвин нехорошо улыбнулся:

– Соммерсет Моэм – по-моему, это был он – сказал: «Начинай с начала, доходи до самого конца и лишь потом ставь точку». Вот по этому принципу и действуйте.

Конуэй беспомощно пожал плечами:

– Я не совсем уверен, с чего нужно начинать.

– Какой же вы журналист тогда! Ладно, помогу. Начнем со знаменитого берлинского списка.

Конуэй поморщился. Список находился в Дублине, у Раша, далеко отсюда.

– Я даже не знаю, подлинный ли он, – с надеждой произнес ирландец.

– Не важно, подлинный или нет. Выкладывайте.

Конуэй облизнул губы:

– Это список британцев, которые потенциально готовы к сотрудничеству с немцами.

Колвин не сводил с него глаз.

– Какой в этом смысл? Ведь война скоро закончится.

– Вы не понимаете. Список был составлен давно, когда немцы готовились к вторжению.

– Давайте-ка вести беседу под протокол, – сказал Колвин.

В комнату внесли магнитофон и подготовили его к записи.

– Список. Где он находится сейчас?

– В Дублине.

До этого момента Колвин сомневался в том, что список действительно существует, но простой ответ Конуэя звучал убедительно.

– Ладно, об этом после. Сначала расскажите мне, что там, в этом списке. Много там имен?

Конуэй кивнул:

– Довольно много.

– Сколько?

– Тысячи две, я думаю.

– Среди них есть имена, вам известные?

– Да, например...

Тут Колвин, к удивлению репортера, остановил его:

– Нет-нет, сейчас у нас период быстрого знакомства, чисто предварительного. Подробности мы вытрясем из вас потом. Где вы взяли список?

– В Швеции.

– Точнее?

– В Стокгольме.

– Послушайте, вы заставляете меня вытягивать из вас сведения клещами, – с угрозой сказал Колвин. – Мне нужны настоящие, развернутые ответы.

– Вы же спросили – где. Я сказал – в Стокгольме.

– Вы получили список от кого-то. Ведь кто-то передал вам его, верно?

Конуэй подумал о Раше, который сейчас сидит в доме у миссис Монаган, находясь в полной безопасности. А он, Конуэй, вынужден переносить такие ужасы.

– Список я получил от одного немца.

Нет, покрыть Раша все равно не удастся. Да и с чего бы?

– Имя?

Может быть, сказать, что он не знает? Некий таинственный немец просто взял и вручил ему список? В Стокгольме такие чудеса встречаются, и эти люди должны об этом знать. Конуэй посмотрел на суровое лицо Колвина, на колючие глаза и почувствовал, как его начинает бить озноб.

Колвин проводил допросы по собственной методике: руководствовался инстинктом, опытом и безупречной логикой. На сей раз он решил действовать грубо:

– Жду две минуты, потом задам вам такую трепку, которую вы будете помнить до конца жизни. И это будет только начало.

Конуэй сглотнул слюну и сказал:

– Раш.

– Это что, имя или междометие? Я не понял, – мрачно заявил Колвин.

– Так зовут немца.

– Продолжайте.

– Он дезертир. Сбежал в Швецию. Эсэсовец. Вы знаете, что такое СС?

– Более или менее.

– Он гауптштурмфюрер. Это соответствует званию капитана.

– Ясно. Почему вы?

– Что вы имеете в виду?

– Почему он выбрал именно вас?

– Мы познакомились случайно. Он знал, что я репортер.

– Хотел осчастливить мир своей информацией? И решил выбрать именно вас?

– Он собирался передать списки русским, – объяснил Конуэй. – А я его отговорил.

– Кажется, начинаю понимать. Вы решили, что из этих списков с помощью шантажа можно извлечь кое-какую прибыль, верно? Ну и мерзавец!

Конуэй сидел, обмякнув на стуле. Пытался утешить себя тем, что по крайней мере не выдал, где находится Раш. Во всяком случае пока.

– Зато списки не достались русским, – сказал он.

– Русские – наши союзники, к вашему сведению. Расскажите мне еще о своем дружке Раше. Гаупт... Кто он там у нас?

– Гауптштурмфюрер. Капитан.

– Будем звать его капитаном, так проще. Не слишком высокое звание. Как списки угодили к нему?

– Понятия не имею. В Стокгольме они уже были у него.

– Всякие чудеса случаются, – заметил Колвин. – Что еще вам известно о Раше?

– Он большая персона. Состоял в «Лейбштандарте», это личная охрана Гитлера.

– Неужели? Он что, настоящий, твердокаменный фашист?

– Кто его знает, – пожал плечами Конуэй. – Но он не какой-нибудь заурядный головорез из СС. Сбежал от них потому, что ненавидит их. Вообще-то он не обычный солдат, а коммандо или что-то в этом роде.

– Я думаю, старине Адольфу не хватит никаких коммандос, чтобы спасти свою шкуру, – с глубоким удовлетворением заявил Колвин. – Вы сказали «что-то вроде»? В каком смысле?

– Раш был в группе, которая похитила Муссолини. Он служил у Скорцени. Вы слышали про Скорцени?

– Это тот, которого называют Меченый, Человек Со Шрамом? Да, я слышал, что он настоящий мясник. Судя по всему, ваш Раш – фигура любопытная. Что еще вы о нем знаете?

– Он награжден Рыцарским крестом с дубовыми листьями. Это примерно равнозначно вашему Кресту Виктории.

– И что, он взял и просто так удрал в Швецию?

– Да.

– Действительно, настоящие чудеса. Что вам известно о нем еще?

Конуэй глубоко вздохнул:

– Он служил в «Аусландсзихерхайтдинст».

– Обожаю немецкие слова, – заметил Колвин. – Каждое из них длиной с целую милю. Послушайте, вы начинаете действовать мне на нервы. Вместо того чтобы терроризировать меня своими длинными словами, объясняйте мне, что они значат. И делайте это сами, без просьб с моей стороны. Понятно? Что такое означает этот ваш «аусланд»?

– Это зарубежная разведывательная служба СС. Руководит ею человек по имени Шелленберг.

– Большая шишка.

– Еще бы.

– А какое звание у Шелленберга?

– Не знаю. Но немалое.

Колвин задумался, не сводя глаз с бледной физиономии Конуэя. Потом сказал:

– Шантаж – шутка скверная. Еще хуже, когда он связан с вопросами безопасности. Теперь же мы перебираемся на уровень высшей политики.

– Боюсь, что да, – с кислым видом согласился Конуэй.

– Вне всякого сомнения. Возможно, это превосходит мои полномочия. Так что придется нам подождать, пока вами займутся люди более компетентные, чем я.

Колвин встал и вышел из комнаты. Через пару минут вернулся с портативной пишущей машинкой.

– Пока меня не будет, попрактикуйтесь в своей профессии. Напечатайте ваши показания. Со всеми деталями. Имена, даты, географические названия. Все, как положено.

– Включите защитное устройство для телефонной линии, – попросил комиссар Уиллс и нажал кнопку на зеленом аппарате.

На другом конце провода Колвин сделал то же самое.

– Ну что?

– Сам Конуэй – фигура невеликая, – сказал Колвин. – Но связи от него тянутся очень высоко. Он колется очень быстро, но мне трудно судить, какая информация является ценной, а какая – не очень. Мне нужен человек, который хорошо разбирается в германских делах.

– Почему вы так думаете?

– Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Шелленберг? – спросил Колвин.

Уиллс ответил не сразу.

– Шелленберг? – повторил он с нескрываемым удивлением.

– Это руководитель «Аусландсзихерхайтдинст», – с трудом произнес Колвин. – И фигурирует тут еще один немец по имени Раш. Экзотическая фигура. Служил и у Шелленберга, и в личной охране Гитлера, и в штурмовой группе Скорцени.

– Знаете что, – сказал комиссар. – Пожалуй, я подключусь к работе сам. Чем сейчас занимается Конуэй?

– Печатает свои показания. Надо было занять его делом.

– Хорошо. Пусть потрудится до моего приезда.

Когда в комнату вошли двое мужчин, Конуэй протянул им отпечатанные страницы, но британцы не обратили на них ни малейшего внимания.

На незнакомца репортер почти не взглянул. Он решил, что Колвин привел с собой второго следователя, чтобы играть в обычную следовательскую игру. Сразу было видно, что второй – мелкая сошка.

Уиллс спросил:

– Итак, Раш работает на Шелленберга?

Конуэй вновь взглянул на невзрачного следователя, но уже другими глазами. Голос и манера говорить явно свидетельствовали о высоком служебном положении.

– Да.

– Где сейчас Раш?

Конуэй не ответил, и комиссар взглянул на Колвина:

– Вы предупредили его о возможных последствиях?

– Весьма красноречиво, сэр.

– Пожалуй, я все-таки добавлю кое-какие разъяснения. – Уиллс говорил ровно, тихим тоном; глаза смотрели невозмутимо из-за очков в дешевой оправе. – Не думайте, что у нас здесь действуют какие-либо законы. Мы можем поступить с вами любым образом, каким сочтем нужным. При этом мы не испытываем ни малейших сомнений, ни малейших угрызений совести. Как только мы почувствуем, что вы сотрудничаете с нами не на все сто процентов, немедленно последуют санкции. Это понятно?

Чего уж яснее, подумал Конуэй, и по спине у него пробежали мурашки.

– Раш в Дублине, – быстро сказал он и тут же испытал неимоверное облегчение.

Глаза Колвина удивленно расширились, глаза второго сохранили прежнее выражение.

– Адрес?

Конуэй сообщил. Магнитофон работал, но Уиллс тем не менее достал карандаш и записал что-то в блокнот.

– Он вас ждет?

– Да.

– Когда?

– Когда я закончу... работу.

– Иными словами, когда операция по шантажу будет закончена и вы вернетесь с деньгами.

– Да.

– Назначен ли конкретный день?

– Нет. Только...

– Стало быть, конкретный день не назначен. Но тем не менее он ожидает вас в ближайшее время?

– Думаю, что да.

Уиллс взял отпечатанные листки, коротко взглянул на них и сказал:

– У вас взяли двадцать тысяч фунтов. Это все деньги?

Конуэй колебался не более секунды. Он не был уверен, что деньги, спрятанные в дублинском банке, находятся в безопасности, но все-таки надеялся, что когда-нибудь в будущем их можно будет забрать. Но даже этого короткого промедления оказалось достаточно, чтобы Колвин размахнулся и открытой ладонью врезал репортеру по уху.

От острой боли Конуэй свистнул и схватился за ухо.

Колвин сказал:

– Если я ударю обеими руками, у вас лопнут барабанные перепонки.

– У меня есть еще десять тысяч, – пролепетал Конуэй.

– Где?

– В Дублине. В депозитном сейфе.

– Каким образом вы можете забрать эти деньги?

– Я должен явиться туда лично.

Эти слова Конуэй произнес с вызовом. Пусть только они дадут ему добраться до Дублина, там им его не достать. Руки коротки.

– Список там же, где деньги? – скрипучим голосом спросил Уиллс.

– Нет, они... – Конуэй запнулся и тут же втянул голову в плечи, ожидая удара.

Удара не последовало.

– Не трусьте, – сказал Колвин. – Я понемногу начинаю разбираться в вашем характере. Во всяком случае, я уже могу определить, когда вы собираетесь солгать, а когда просто выбираете слова. – Список у Раша?

– Да.

– Почему же вы тогда заколебались с ответом?

– Я хотел...

– Осторожно, – процедил Колвин.

Конуэй передернулся.

– Дело в том, что там есть еще один документ. Так вот он находится в банке, где и деньги.

– Что за документ?

– Вы ничего мне не сказали про второй документ, – рявкнул Колвин.

– Я и сам не знаю, что он собой представляет, – сказал Конуэй.

– Вы ведь знаете немецкий?

– Да.

– Документ на немецком языке?

– Да.

– Чего же вы в нем не поняли?

– Там цифры, – объяснил Конуэй. – Какая-то финансовая отчетность. Я не смог в ней разобраться.

– И этот документ в Стокгольм тоже привез Раш?

– Да.

– Итак, у Раша было два документа. Первый – список имен. Назовем его «белый список», потому что, в отличие от «черного списка», туда занесены лучшие из лучших. – В глазах Уиллса мелькнула ироническая искорка. – Раш работает на Шелленберга, который руководит всей внешней разведкой СД. Наш парень отправляется в Стокгольм, чтобы передать документы советским властям. Я правильно все излагаю?

– Да.

– Довольно странное поведение, – пожал плечами Уиллс и после паузы продолжил: – Как вы думаете, какую это преследует цель? Еще один вопрос: вы сказали мистеру Колвину, что Раш внезапно проникся ненавистью к фашистской Германии, к той самой Германии, которой он так доблестно служил. Почему?

– Его подставили, вот почему, – ответил Конуэй.

– Очень может быть. – Уиллс посмотрел на Колвина: – Вы правы. От этого человека тянется ниточка наверх, но мы пока не располагаем достаточно полной информацией.

– Так точно, сэр.

– Нужно узнать все, что возможно.

Колвин и Уиллс вышли. Затем первый вернулся с термосом в руке.

– Хотите чаю?

Конуэй кивнул, и Колвин налил ему из термоса коричневатой жидкости.

– Пейте.

Конуэй поблагодарил и выпил. Чай был едва теплым, но у ирландца пересохло во рту, и он жадно сделал несколько глотков. Тем временем Колвин взял металлическую корзинку для мусора и передал ирландцу. Десять минут спустя Конуэя вырвало – прямо в корзинку. Приступ тошноты продолжался долго.

Колвин наблюдал за этой сценой с совершенно бесстрастным видом. Потом сказал:

– Если будешь врать или говорить не всю правду, я заставлю тебя блевать не переставая.

Когда тошнота прошла и многочасовой допрос закончился, Конуэй получил подробные инструкции. Ему уже и в голову не приходило изворачиваться и хитрить. Да и прежней уверенности, что в Ирландии британская секретная служба до него не доберется, у Конуэя не было. Вперемежку с инструкциями репортера накачивали угрозами: он наслушался и про длинную руку, и про недреманное око, и про неистощимое терпение британской службы безопасности.

Тем же самым транспортным самолетом Конуэя доставили в Белфаст. Сидеть в кабине по-прежнему было негде, но, по крайней мере, хоть без наручников обошлось. Рядом на полу лежала посылка с деньгами – настоящими, не фальшивыми.

Конуэй по-прежнему дрожал от страха. Забыть о потрясении ему не давал слабый, но вполне ощутимый запах рвоты, исходивший от его одежды.

Из телефонной будки, находившейся неподалеку от автовокзала, репортер позвонил миссис Монаган и сказал ей, что не совсем здоров – съел что-то несвежее и долго маялся желудком.

– Вам теперь лучше?

– Немного лучше, – ответил Конуэй. Стоявший рядом Колвин слегка улыбнулся. – Сяду на поезд и отправлюсь в Дублин.

– Зачем так рисковать? – сказала пожилая леди. – Если у вас с собой что-нибудь опасное, лучше просто пересечь границу в каком-нибудь тихом месте.

– Ничего, со мной все в порядке.

– Ну, смотрите, – с сомнением молвила миссис Монаган.

Конуэй повесил трубку.

– Рад, что вы не поддались искушению, – заметил Колвин. – Было бы очень скверно, если бы вы предупредили Раша.

– Ничего, – с неожиданным вызовом процедил Конуэй. – Вы увидите, что он куда более крепкий орешек, чем я.

Колвин усмехнулся:

– Это меня не пугает. Люблю решать сложные задачи. А то противно, когда допрашиваемый раскалывается так быстро. – И добавил: – Вроде вас.

В кармане у Конуэя лежал заряженный пистолет. Ирландец шагал к дому миссис Монаган и держал руку в кармане плаща. Черный и плоский автоматический пистолет лежал в пиджаке, и под плащом его видно не было. Деньги лежали в чемоданчике – так распорядился Колвин.

Конуэй был один, но Колвин и еще двое агентов держались неподалеку. Они изображали пьяных – шатались, орали какие-то песни, но дистанцию держали четко. Конуэй оглянулся, остановившись перед решетчатыми воротами, и увидел, что «пьянчуги» затеяли какую-то яростную перебранку. Инструкции были получены самые точные, Конуэй повторил их два раза и запомнил наизусть.

У вас есть ключ?Нет.

Значит, позвоните в дверь.Он позвонил.

Возьмите чемоданчик в левую руку и достаньте пистолет.

Конуэй стоял на пороге, держа чемоданчик в левой руке, пистолет – в правой. Сзади, с улицы, пистолет был не виден – его прикрывала пола плаща.

Когда она откроет дверь, скажите...

~~

При виде пистолета улыбка с лица миссис Монаган сползла, челюсть отвисла.

Она вполне может заупрямиться и закричать, предупредить его. Не упускайте инициативу.

– Тихо. Два шага назад, от двери, – приказал Конуэй.

Миссис Монаган посмотрела ему прямо в глаза. Конуэю ужасно хотелось обернуться и посмотреть, что там делают Колвин и остальные, но он не посмел.

Не сводите с нее глаз. Пистолет имеет гипнотическое воздействие на люден. Как только она уставится на него, считайте, что дело в шляпе.

–Два шага назад, я сказал!

Миссис Монаган медленно повиновалась.

– Дальше. Вперед по коридору.

Выясните, где Раш. Не спрашивайте, находится ли он наверху, – она наверняка соврет. Впрочем, вы поймете по ее глазам.

–Где Раш? – спросил Конуэй.

Он старался говорить тихо и не сводил взгляда с ее лица.

О том, что человек лжет, можно догадаться по мускулам век.

Они чуть-чуть дрогнут. Главное – не упускайте инициативы.

– Он находится в каком-нибудь необычном месте? – быстро спросил Конуэй, не дожидаясь ответа.

Старуха моргнула и промямлила:

– Ну... он...

Конуэй не слышал, как сзади подкрался Колвин, и тихо спросил:

– Он наверху, у себя в комнате, как обычно?

Миссис Монаган уставилась на него, потом смачно плюнула ему в лицо.

– Ты англичанин! – прошипела она и уже открыла рот, готовая завопить.

Колвин, не тратя время на то, чтобы вытереть плевок, ударил старуху двумя пальцами под подбородок, она засипела и заткнулась.

– Так он наверху, миссис Монаган? – повторил Колвин очень тихо.

Лицо старухи побагровело. Она кивнула, и Колвин оттолкнул ее в руки одного из агентов. Тот моментально запихнул ей в рот кляп.

Колвин закрыл входную дверь, шлепнул Конуэя по плечу и кивнул.

Как только старуха будет выведена из игры, сразу же поднимайтесь вверх по лестнице. Даже если он выйдет вам навстречу, все равно идите вверх. Таким образом вы заставите его попятиться назад, в комнату.

Конуэй чувствовал себя каким-то автоматом. Мерным шагом он стал подниматься и вспомнил, что в прошлый раз Раш действительно встретил его на середине лестницы. Сейчас Раша на лестничной площадке не было. Конуэй поднялся наверх и повернулся к двери, которая вела в комнату.

Внезапно дверь распахнулась, две сильные руки схватили его за лацканы и затащили внутрь. Времени выхватить пистолет не было. Конуэй и опомниться не успел. Прямо перед собой он увидел сосредоточенные глаза немца.

– Кто эти парни?

Если он заметит нас, дело плохо. Помните, что на карту поставлена ваша жизнь. Нужно будет как-то отвлечь его внимание.

Не так-то просто было отвлечь внимание немца – Конуэй понял это, глядя в жесткие, сосредоточенные, проницательные глаза Раша. Наверное, именно таким взглядом мангуст смотрит на кобру.

– Это пьянчуги какие-то, – сказал Конуэй. – Они всю дорогу сзади плелись...

– Они подошли к входной двери!

Главное – отвлечь его внимание. На карту будет поставлена ваша жизнь.

–Я привез деньги. Двадцать тысяч. Хэллидей из Лестера заплатил сполна.

Раш немного ослабил хватку.

– Пойдемте, я покажу вам, – быстро сказал Конуэй.

– Что за пьянчуги?

– Просто какие-то пьяницы. Миссис Монаган разберется с ними сама.

Конуэй щелкнул замком чемоданчика, откинул крышку и достал сверток.

– Вот, смотрите!

Раш взглянул на посылку.

Помните: вы ни в чем не должны сфальшивить.

– Вот как выглядят двадцать тысяч фунтов стерлингов пятифунтовыми банкнотами, – сказал Конуэй. – От второго проекта пришлось отказаться. Он показался мне сомнительным. Но ничего, у нас с вами тридцать тысяч. Только подумайте! И будут еще.

Помните: нужно отвлечь его, занять чем-то его руки.

Конуэй потер ладони.

– Ну же, разворачивайте. Я хочу, чтобы вы убедились сами. Английская пятифунтовая бумажка выглядит просто очаровательно.

Раш подошел к окну и выглянул. Трое пьянчуг, пошатываясь, брели к калитке. Очевидно, миссис Монаган их выставила. Немец вернулся к кровати, взял сверток и стал его разворачивать. Конуэй взмахнул руками, делая вид, что наслаждается моментом.

– Двадцать тысяч фунтов. В рейхсмарках это будет... дайте-ка сосчитаю...

Пистолет уже был у него в руке.

– Ни с места, – сказал он.

Раш поднял голову, и в один миг его лицо окаменело. Не раздумывая, немец бросился вперед.

При малейшем движении сразу бейте его ногой снизу вверх – неважно, по лицу, по шее, куда придется.

Подстегнутый страхом, Конуэй ударил со всей силы. Носок ботинка врезал Рашу по переносице. Раздался сухой треск, Раш рухнул лицом вниз, а ирландец поспешно отскочил на два шага назад. Немец приподнялся, потом, покачиваясь, встал на ноги. Из носа у него ручьем текла кровь.

Предупредите его всего один раз, но четко и ясно, чтобы он понял.

Конуэй сказал:

– Еще одно движение – и я стреляю.

У Раша из глаз текли слезы – от удара он наполовину ослеп.

Потом стукните три раза ногой об пол.

Конуэй стукнул. Раш протер глаза. Он отлично понял, что означает этот сигнал.

– Сесть на кровать, – приказал Конуэй.

После того, как вы подадите сигнал, мы в два счета окажемся рядом с вами.

Но секунды шли, а подмога не появлялась. Прислушиваясь к шагам на лестнице, Конуэй допустил вторую ошибку. Первой ошибкой было то, что он позволил Рашу сесть слишком близко от трости. А теперь последовал еще один промах – на секунду Конуэй отвел глаза в сторону.

Когда он вновь взглянул на Раша, то увидел что-то темное, стремительно рассекавшее воздух. Трость выбила пистолет у него из руки, а отпрыгнуть репортер не успел.

Раш подмял его, схватил пальцами за горло. В следующую секунду немец откатился в сторону, к занавеске, куда отлетел пистолет.

Но дверь уже распахнулась, и в комнату влетели Колвин и агенты. Не теряя времени даром, Колвин подхватил маленький столик и швырнул его в Раша. Тот увернулся и развернулся к двери. В руке у него был пистолет...

Если бы Раш прицелился в Колвина, все могло бы обернуться иначе. Три выстрела, и с агентами было бы покончено – Раш бы не промахнулся. Но немца подвела ярость – он во что бы то ни стало решил сначала прикончить Конуэя.

Это оказалось не так-то просто – Конуэй скрупулезно выполнял инструкции. А инструкции гласили: после того, как в комнату ворвутся агенты, под ногами не путаться.Именно так Конуэй и поступил.

Он сразу же юркнул под кровать, и Раш увидел, что целиться не в кого. Секунду спустя он заметил торчавшую из-под кровати ногу, но было уже поздно – тяжелый ботинок с размаху ударил ему в висок. Во второй раз за считанные секунды пистолет отлетел в сторону.

Но Раш не сдавался. Отшвырнув перевернутый столик, он ринулся к двери: зубы оскалены, в глазах ярость, кулаки выставлены вперед.

Один из агентов ударом ноги по коленной чашечке сбил немца с ног, а второй довел дело до конца.

Инструкции гласили: вам сообщат, когда можно будет выбираться из убежища.

–Вылезайте, храбрец, – сказал Колвин. – Ситуация под контролем.