Черный Город

НАТАЛИ

СЕБАСТЬЯН ВЕЗЕТ МЕНЯ ДОМОЙ, суетясь надо мной всю дорогу. Как только мы переступаем порог дома, я отправляюсь в лабораторию Крейвена, притворяясь, что мне нужны еще лекарства для сердца. Губы до сих пор покалывает от моего почти состоявшегося поцелуя с Эшем, моё сердце бешено бьется в груди от моего безрассудного поведения. Что заставило меня ласкать его вот так, перед всеми? Он, наверное, считает меня сумасшедшей! Хотя… он ведь прикоснулся ко мне в ответ.

Нечто очень странное произошло между нами в этом зале. Я действительно чувствую, как сердце Эша бьется у меня внутри? Как такое вообще возможно? Сердца у полукровок вообще не бьются! Мне нужно поговорить с Крейвеном. Возможно, он слышал уже о таких случаях, происходивших прежде.

Он один в лаборатории, склоняется над микроскопом, его очки в форме полумесяца сидят на кончике его длинного носа. На рабочем столе позади него стоят мензурки, наполненные радужными жидкостями; красочными, цветными жидкостями: красной, золотой, зеленой, белой и синей.

На пути к Крейвену я прохожу мимо двери с серебристой отметкой над ней. Что там внутри?

— Здравствуйте, юная леди. Чем могу быть полезен? — спрашивает он.

Я не могу смотреть прямо на него — я боюсь, что он может увидеть на моем лице выражение вины. Никто никогда не должен узнать о том, чем я занималась с Эшем.

— У меня научный вопрос. Мы проходим генетику по биологии и мой учитель сказал, что сердца у полукровок не бьются. Это так?

Крейвен протирает свои очки.

- Верно.

— Парень в моем классе сказал, что знал полукровку, у которого есть сердцебиение, но разве это возможно? Такое когда-нибудь случалось?

— Не думаю. Сердца полукровок не бьются, потому что им просто не нужно этого делать.

— Как это?

— Ну, по официальной теории, полукровки — это проклятые души, вынужденные жить между царствами живых и мертвых.

Крейвен скептически морщит лоб. Он берет образец крови из холодильника и помещает пластинку под микроскоп. Я смотрю в окуляр. В кровяной плазме извиваются крошечные микроскопические существа.

— Что они такое?

— Трипаносома вампириум. Они — то, что поддерживает жизнь в полукровках. Они насыщают кислородом их органы…

— Значит, их сердцам просто незачем биться?

— Именно. Поэтому они бездействуют. И это только одна из многих особенностей скрещивания ДНК Дарклингов и людей.

— А могут ли их сердца когда-нибудь… э… заработать?

— Никогда не слышал, чтобы происходило подобное.

Мои плечи опускаются. Должно быть, я просто себе это вообразила. Я имею в виду, я поцеловала Эша… вроде. Это заставит сердце любой девушки выскочить из груди, верно? Очевидно, все именно так и было.

Я иду наверх, более смущенная, чем когда-либо. Мне нужно поговорить с ним об этом сегодня на праздновании дня рождения Жука, но что мне сказать? Я не знаю, что чувствовала во время нашего поцелуя. Мать никогда не простит меня, если узнает, что меня привлек Дарклинг. И я не могу просто забыть тот факт, что моего отца убил Разъяренный. Но разве он не хотел, чтобы Дарклинги и люди жили вместе, как равные? Возражал бы он на самом деле?

Я потираю виски, чувствуя, как начинает болеть голова. Нет смысла терзать этими мыслями свою несчастную голову, пока я не узнаю, что думает Эш о том, что случилось. Сначала разберемся с главным. Мне необходимо каким-то образом избавиться от Себастьяна. Я ни за что на свете не позволю ему идти за мной на баржу к Жуку, чтобы всё испортить. Самый лучший выход для меня — это новый охранник, который будет за мной приглядывать; а уж потом я придумаю, как его сбагрить, когда доберусь до дома Жука.

Я иду в комнату к матери. Она сидит на краю своей кровати, уставившись на жемчужный браслет в своей руке. Она одета в длинное голубое платье, туго затянутое на талии, чтобы подчеркнуть её модную тощую фигуру, а ее блестящие черные волосы завязаны в пучок, открывая её худое лицо, которое кажется вытянутым. Если бы я обняла её, то уверена, она рассыпалась бы словно стекло. Думаю, это хорошо, что она никогда не хотела, чтобы я прикасалась к ней.

— Всё хорошо? — спрашиваю я.

— Не могу застегнуть браслет.

Я застегиваю браслет вокруг её тонкого запястья.

— Полагаю, это не визит вежливости. Чего ты хочешь? — спрашивает мама.

— Я хочу нового телохранителя.

— Опять ты об этом?

— Да, опять и снова. Ты же знаешь, что я больше не встречаюсь с Себастьяном. Становится неловко, что он всё время ошивается возле меня, — я умалчиваю, что сегодня вечером у меня свидание с полукровкой и не хочу, чтобы Себастьян об этом узнал.

— Хорошо, — устало говорит мама.

— Спасибо! — ого, да это оказывается проще, чем я ожидала.

— Но только по вечерам и в выходные. Себастьян продолжит приводить тебя в школу и забирать из неё.

Я знала, что получила желаемое слишком легко.

- Почему?

— Потому что я так сказала, — говорит она.

Это лучше, чем ничего.

Я спешу к себе в комнату и немедленно начинаю подыскивать себе наряд для сегодняшнего вечера, одновременно скидывая с себя одежду. Краешком глаза я ловлю своё отражение в большом, во весь рост, зеркале, и приостанавливаюсь, мои глаза задерживаются на вздымающемся шраме, царапине, спускающейся по моему сердцу. Это было глупо, думать, что я ощущала, будто сердце Эша бьется во мне. Как сказал Крейвен, это просто невозможно. С другой стороны, даже если бы сердца полукровки действительно бились, это не объясняет, что именно я почувствовала в своей груди. Единственное рациональное объяснение произошедшему в том, что моё сердце перенапряглось от боя на мечах, и мне пришлось пережить странные ощущения, вот и все. Так почему же я в это не особо верю?

Полчаса спустя я полностью готова, на мне черные обрезанные брюки, заправленные в высокие сапоги выше колен, короткий топ и пиджак Эша. Я открываю дверь моей спальни, в прихожей меня уже поджидает Себастьян.

— Ты заменила меня? — спрашивает он.

Я прохожу мимо него и смотрю на папины часы на своем запястье. Стекло лопнуло, но я все еще могу увидеть под ним время: четверть седьмого. Я опаздываю! Себастьян тащится следом за мной.

— Да пойми же, наконец! — кричу я на него. — Я не хочу, чтобы ты крутился около меня, понял?

— Я не позволю тебе так просто от меня избавиться, — говорит он.

— Убирайся с дороги, пока я не попросила моего нового охранника препроводить тебя вон из здания.

Себастьян стискивает зубы, но отступает в сторону.

Мой новый телохранитель, Малкольм, ждет меня рядом с центральным входом. Ему около сорока, с зачесанными назад волосами и его глаза постоянно бегают по окрестностям в поисках опасности.

— Есть шанс уговорить Вас остаться здесь? — спрашиваю я.

Он качает головой, а я закатываю глаза.

Мы выходим из дома. В воздухе ощущается свежесть после дождя, и я нетерпеливо приглаживаю волосы, пытаясь усмирить кудри. Везде вокруг на улицах были натянуты красочные флаги в рамках подготовки ко дню Примирения в ближайшую субботу. Мне хотелось знать, хочет ли все еще Эш видеть меня этим вечером. После моего утреннего побега я, вероятно, последний человек, которого он бы хотел видеть. Но может быть (тут я хватаюсь за соломинку), он хочет поговорить о том, что произошло? Я имею в виду то, что я чувствовала, как бьется его сердце у меня внутри! Я думаю… Ох, я не знаю! Это звучит глупо, но что-то ведь произошло.

Я так увлечена своими мыслями об Эше, что не сразу замечаю, что температура воздуха вокруг меня понизилась на несколько градусов. Внезапно электрический разряд проходит по моей коже, заставляя меня покрыться мурашками, именно так, как это происходило на тренировке Ищеек, когда сработал мой V-ген. Малкольм останавливается. Он чувствует то же самое.

— Что? — шепчу я.

Он исследует место, где мы находимся, проверяя тени на малейший намек движения.

— Вы что-то заметили? — спрашиваю я, а моё сердце безумно колотится. — Одичалого Разъяренного?

Разъяренные стали в последние дни чаще перебираться через стену, главным образом потому, что их стало слишком много, так как болезнь продолжает распространяться в стенах Легиона. У Разъяренных нет страха, быть пойманными Ищейками; часть их мозга отключена. Все, что им нужно — это охота.

— Нет, — спокойно говорит он. — Этих можно учуять за версту…

Он ждет еще мгновение, затем показывает мне, что мы можем продолжать движение. Его рука не покидает рукоять меча на всем пути до лодки Жука. Я держусь поближе к нему, переживая, что Дарклинг, которого мы почувствовали, был тем же самым, который убил Трюфелька и преследовал меня в музее. Я больше не чувствую его. Что ж, возможно, вид Малкольма отпугнул его?

— Жди здесь, — говорю я Малкольму, когда мы добираемся до набережной.

Он нахмурился.

— Да ради Его Всесилия! Я собираюсь побыть на барже со своими друзьями. Никто не собирается причинять мне зла, и Вы точно будете знать, где я нахожусь. Мы лишь собираемся немного спуститься вниз по каналу.

Он издает какой-то грубоватый звук, который я принимаю за его согласие.

Желтая баржа светится благодаря развешанным на ней гирляндам, калейдоскоп цветных огоньков напоминает мне зимние торжества. Жук и Дей уже на палубе, пьют Шайн из кофейных чашек и флиртуют друг с другом. Обычно неопрятные волосы Жука чисто вымыты и причесаны, одет он в модную рубашку и черные брюки, на Дей простенькое, но симпатичное голубое платье. Жук видит меня первым и что-то ворчит, что явно не является комплиментом, учитывая удар по руке от Дей.

Жук замечает Малкольма, наблюдающего за набережной.

- Он отправляется с нами?

— Нет. Я сказала ему, чтобы он оставался на месте.

Дей предлагает мне выпить, я соглашаюсь, глядя через её плечо, высматривая признаки присутствия Эша. Когда я не вижу его, ощущаю некий дискомфорт.

— Не хочу быть третьей лишней, поэтому, если мы больше не ждем никого, могу оставить вас двоих наедине, — говорю я.

— Эш присоединится к нам через минуту. Он ждет нас под мостом. Я предположил, что ты будешь с охраной, поэтому мы подумали, что будет лучше, если он присоединится позже, — отвечает Жук.

Жук запускает двигатель, и через минуту мы спускаемся вниз по течению, холодный воздух щекочет кожу, звезды горят над головой. Я обхватываю себя руками, дыхание призрачным туманом льется из приоткрытых губ. Скоро пойдет снег.

Мы приближаемся к мосту, и Жук ослабляет дроссель, замедляя ход лодки. С глухим стуком она качнулась в одну сторону. Эш появляется секундой позже. Он до сих пор одет в униформу Ищеек со времени сегодняшней тренировки, выглядит он великолепно в красном жакете и черных брюках. Его черные глаза встречаются с моими, и я чувствую слабость в коленях.

— Что это на тебе, братан? Это ж не костюм для вечеринки, — говорит Жук.

— Зато в таком костюмчике по городу проще прогуливаться. Люди уважают Ищеек, — отвечает Эш.

— Это не уважение — это страх, и кому, как не тебе, знать об этом. Как ты можешь? — произносит Жук.

Эш хватает выпивку и опрокидывает её одним махом.

- Отстань. Делов-то. Это просто униформа.

— Меня это злит, и ты это прекрасно знаешь, — отвечает Жук.

— Отвали. Да что ты вообще об этом знаешь? — говорит Эш — У тебя есть хоть малейшее представление, что значит быть полукровкой в этом городе? Я не собираюсь извиняться за то, что хочу хоть раз немного облегчить себе жизнь.

Он снимает свой красный жакет и бросает его на скамейку.

— Слушай, мне жаль, — говорит Жук Эшу. — Мы всё еще друзья?

— Ага, друзья, — отвечает Эш.

— Давайте уже начинать вечеринку! — говорит Дей, наливая мне еще чашечку Шайна.

Жук ставит музыку и доливает нам выпивку. Я пытаюсь сосредоточиться на том, что говорят Жук и Дей, но подсознательно мой мозг фокусируется на Эше, остро сознавая его присутствие рядом со мной, моё тело снова жаждет его прикосновений.

Я решаюсь на риск и гляжу прямо на него, удерживая его взгляд на секунду дольше, чем необходимо. Воздух вокруг нас потрескивает от напряжения, и острое ощущение темноты скользит по всей моей коже. Взор. Он помечает меня, как свою добычу. Моя, — молчаливо предупреждает он остальных. Я немного дрожу, страшась самой мысли о том, что он меня укусит, но мне нравится сам факт того, что он хочет меня. Все так запутано. Моя разум говорит мне, что он опасен, и я должна убежать, но моё сердце удерживает меня здесь.

Жук подхватывает Дей и кружится с ней под звуки музыки.

— Я скучал по тебе, — шепчет ей Жук.

— Я тоже по тебе скучала. Но это ничего не меняет.

— Почему? Ты меня больше не любишь? — спрашивает он.

— Конечно, люблю. И никогда не переставала любить. Но ничего ведь не изменилось. Я говорила тебе, что ты должен выбрать — или Дурман, или я. И ты выбрал Дурман.

— Я ошибся, — он жарко её целует.

Они так увлеклись друг другом, что не заметят, даже если мы с Эшем исчезнем на какое-то время. Мы поднимаемся на плоскую крышу баржи, ложимся на неё, смотрим на звезды, и наши руки прижаты друг к другу. Даже через слои одежды электричество с лёгким треском проникает к моей руке в том месте, где мы соприкасаемся с Эшем. Мы лежим так близко, что я могу видеть крошечные серебристые пятнышки в его черных глазах.

Вдалеке слышится странная, таинственная музыка. Песни Дарклингов, сидящих рядышком друг с другом, частенько слышатся из-за стен гетто Легиона. Это песни о горе, песни о праздновании. Сегодня звучит прекрасная и радостная песня.

— О чем они поют? — шепотом спрашиваю я.

— О Кровной клятве, — объясняет Эш.

— А что это?

— Когда Дарклинг находит Кровную половинку, они поют клятву, чтобы завершить их Союз, как свадебные клятвы. Это примерно переводится как «Так начинается мое сердце, так начинается наша жизнь, навечно». Затем они кормят друг друга, чтобы скрепить связь.

— Это так красиво и совершенно неприлично, — говорю я, полушутя.

Эш встает из-за чего лодку слегка качает. Запрокинув голову к небу, он издает долгий, низкий вой. Откуда-то из гетто Легион другой Дарклинг воет ему в ответ. Затем Эш садится.

— Что ты им сказал? — спрашиваю я.

— Трудно перевести — это больше выражение эмоций. Я сказал им «Любовь».

— Наверно, это трудно для тебя, быть совсем рядом и не иметь возможности увидеть их.

Он вздыхает.

- Я к этому привык.

— Прости, — говорю я.

— За что? Это не твоя вина.

Я опираюсь на локоть.

- Ты скучаешь по своей семье Дарклингов?

— Я никогда её не видел. Не знаю, жива ли моя семья.

— Возможно, однажды стена падет, и ты сможешь встретиться с ними, — говорю я.

— Сомневаюсь. Да и вообще, даже если это и произойдет когда-нибудь, я не уверен в том, что они захотят увидеться со мной. Семья моей матери не одобряет моё существование.

— Из-за того, что ты полукровка? — спрашиваю я.

Он кивает.

- Большинство из них отвернулись от матери, когда она вышла замуж за отца.

— Должно быть, тяжело расти в смешанной семье, когда родители принадлежат двум разным расам.

— Собственно, все было не так уж и плохо. Мои соседи относились к нам очень терпимо, у нас было много друзей. Мой отец был одним из немногих священнослужителей в городе, который читал проповеди и людям, и Дарклингам, так что мои родители были очень активны в обеих общинах. Конечно, все изменилось, как только начался процесс разделения рас.

Ему не нужно было больше ничего говорить. Хотя я была еще совсем ребенком, когда начался этот процесс разделения, но помню, как быстро друзья отворачивались друг от друга только потому, что принадлежали к разным расам.

— Ты говорил, твои родители расстались? — говорю я, вспоминая его разговор с Мартой на рынке.

— Да, — говорит он, не встречаясь со мной глазами.

Я с волнением терзаю ремешок своих часов, беспокоясь о том, что сболтнула лишнего.

— Разве это не мужские часы? — спрашивает он.

Я киваю.

- Моего отца.

— Я сожалею о твоей потере, — говорит он искренне. — Должно быть, это было очень тяжело для тебя.

— Наверное. — Мне не кажется правильным говорить о своем горе с Эшем, ведь мой отец во время войны был вовлечен в процесс отправки Дарклингов в Бесплодные Земли на смерть. Он был честным последователем Пуриана Роуза, пока не увидел всего ужаса концентрационных лагерей. Это стало поворотным моментом для моего отца. Вот когда он перешел на другую сторону.

— Я помню, слышал в новостях, что он погиб при нападении Дарклингов, это так? — продолжает он.

— Да, — говорю я, хотя это и не вся история. Мой голос срывается от горя, хотя прошло уже столько времени. — Некоторые назвали бы это поэтической справедливостью, полагаю.

— Возможно. Почему же ты тогда так добра ко мне?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну… я на половину Дарклинг…

— А я и не замечала, — тупо шучу я.

Эш кладет руку за голову, обнажив медный браслет на его запястье. Мне становится стыдно от воспоминания, как я дала Марте что-то подобное, когда мы переехали сюда. Он прикрывает браслет рукавом.

С минуту мы молчим, просто слушая пение Дарклингов. Внезапно он склоняет ко мне свое лицо и атмосфера между нами меняется. Воздух приходит в движение. Пришло время обсудить то, что действительно у нас на уме. Мы начинаем говорить не сразу. Каждый из нас ждет, что другой начнет первым.

— Извини, что сбежала утром, — говорю я.

— Почему ты ушла?

— Я испугалась.

— Почему? — спрашивает он.

Неожиданно я боюсь говорить ему, вдруг он подумает, что я сумасшедшая, и то, что я чувствовало, было не взаправду.

Он приподнимается на локтях.

- Я почувствовал кое-что.

— Что? — во мне нарастает волнение.

— Мне кажется, ты знаешь.

— Я подумала, может, это случилось только со мной.

— Что ты почувствовала?

— Другое сердцебиение, — говорю я, понимая, как это звучат нелепо, как только слова слетают с моих губ. А что, если он в виду что-то другое?

Но он не смеется. Вместо этого он ложится назад и проводит ладонью по своему лицу.

— Я тоже это почувствовал.

— Но как? Ты не… в смысле, полукровки… - я не знаю, как сказать это правильно.

— Нет сердцебиения? — заканчивает он.

— Ага.

— Я не знаю.

Где-то вдалеке, двое Дарклингов продолжают петь свою прекрасную Кровную клятву, и мы тихо слушаем, наслаждаясь музыкой. Это так трогательно, узнать, что они нашли свою любовь. Но затем Эш садится прямо.

— Я не могу поверить, что был настолько глупым! — говорит он.

— Что? Что ты имеешь ввиду?

— Ты когда-нибудь слышала историю Айгуса и Зантины? — говорит он.

— Нет, — отвечаю.

Эш указывает вверх на полную луну.

- По легенде Дарклингов, богиня луны Селена и бог солнца Солис влюбились друг в друга, но так как она была — ночь, а он — день, то у них не могло быть детей. И, чтобы угодить жене, Солис создал мальчика — Айгуса — из звезд. — Он указал на созвездие из шести звезд. Я взглянула, пытаясь найти это созвездие. — Селена так сильно любила Айгуса, что вырезала для своего сына второе сердце, чтобы убедиться, что он будет жить вечно.

Я улыбаюсь, хотя не уверена, что правильно поняла, где именно это созвездие находится.

— Айгус был счастлив, но по мере того, как он становился старше, ему становилось все более одиноко. Он не хотел жить вечно, если это значило одиноко блуждать в темноте, поэтому он вырвал свое второе сердце и бросил его на Землю.

Я смотрю на рот Эша, пока он говорит, зачарованная плавным изгибом его губ. Сконцентрируйся, Натали!

— Когда Айгус заплакал, его слезы упали на Землю, образуя первые океаны. Он в изумление увидел, как из моря медленно вышла прекрасная женщина, с его брошенным сердцем, бьющимся у неё в груди. Он нарёк её Зантина, «моя вечная любовь». Вне себя от радости они танцевали среди звезд, и их движения создавали галактики. С этого момента, Айгус и Зантина сделали так, чтобы каждый Дарклинг рождался с двумя сердцами, и второе начинало биться каждый раз, когда они встречали свою Кровную половинку, как напоминание об их любви.

Мои глаза широко распахиваются.

- Так вот почему второе сердце Дарклингов приходит в действие? Это так прекрасно. Я не имела ни малейшего представления.

Эш заключает мое лицо в ладони и проводит большим пальцем по губам.

- Есть причина, по которой я хотел, чтобы ты знала эту историю.

— Какая? — шепчу я, едва в состоянии сосредоточиться на чем-то другом, кроме его пальцев на своей коже.

— Ты — моя Кровная половинка.

Его сердцебиение пульсирует в моих венах, и я знаю, что это правда.

— Это сводит тебя с ума? — спрашивает он.

Я кусаю свою губу. Это слишком, чтобы принять. Когда я проснулась сегодня утром, я не была даже уверена, что нравлюсь Эшу, и теперь он говорит мне, что мы Кровные половинки. Все происходит так быстро, что нормальная девушка уже бежала бы без оглядки, но правда в том, что я не напугана и даже удивлена. Быть с Эшем так же естественно для меня, как дышать.

Я переплетаю свои пальцы с его. Я пыталась бороться со своими чувствами с того момента, как мы встретились под мостом, но нет нужды притворятся больше. Я — его Кровная половинка. Это объясняет, каким странным образом мое сердце реагирует всякий раз, когда он рядом и то, что я не могу прогнать мысли о нем из своей головы. Это облегчение во многих смыслах, узнать, что мои чувства к Эшу — большее, чем просто влечение, что это нечто прекрасное. Что нам суждено быть вместе. Но даже так, я не могу полностью избавиться от вины, что меня привлек Дарклинг. Убеждение, что люди и Дарклинги не должны быть вместе укоренилось во мне за годы; это не могло измениться в одночасье. Но изменение когда-то же должно начаться. По крайней мере, так однажды сказал мне отец.

— Нет, не сводит. А тебя это беспокоит? — спрашиваю я.

Он мотает головой.

- Это кажется таким…

— Естественным?

Он кивает.

— Но как это вообще возможно? Я человек, — говорю я.

— Не знаю. Может, потому что я наполовину человек, это действует по-другому на меня?

— Не думаю, что сейчас это действительно имеет значение. Я просто счастлива, что это произошло.

Он сияет.

- Ты клянешься?

— Клянусь, — говорю я.

— Так что же теперь с нами будет? Ничего не изменилось. Я все еще полукровка…

— А я дочь Эмиссара.

— И это незаконно, — осторожно напоминает он.

Я знаю, мы играем в опасные игры. Если нас поймают, то казнят точно так же, как Тома и Яну. Стоит ли рисковать? Эш поглаживает меня по щеке, и все мое тело покалывает, пробуждаясь, оживая.

Ответ: Да.

— Я хочу быть с тобой. Нам просто надо быть осторожными, — говорю я.

— Если кто-нибудь узнает…

— Никто не узнает. — Я поднимаю на него глаза.

Его глаза пылают черным огнем, его губы раскрываются немного по мере того, как он наклоняется ближе, его дыхание слегка холодит мою щеку. Будто я на вершине горки, готовая к спуску с нее в любую секунду, предвкушение нарастает. Почти… почти…

Наши губы встречаются. Я вздыхаю прямо перед его ртом, а затем растворяюсь в нем, пока он жадно целует меня. Биение его сердца отдается у меня в ушах. Его руки ласкают моё лицо и спину. Он притягивает меня к себе, и мы оба задыхаемся от мощного взрыва искр между нашими сердцами, открывающего невидимый проход между нами, впускающий все его эмоции внутрь меня: его удовольствие, его любовь, его радость. Они заполняют моё сердце, пока мне не начинает казаться, что оно взорвется от переполняющих меня чувств.

Ощущения слишком сильные, и я вырываюсь, моя грудь вздымается.

- Что это было?

Его губы складываются в идеальную улыбку.

- Наши души соединились. Твоя стала частью моей, а моя — твоей.

Я закидываю руки ему на шею и снова прижимаюсь своими губами к его.

— Какого черта здесь происходит?

Звук голоса Дей заставляет нас отпрянуть друг от друга. Дей и Жук сердито смотрят на нас с палубы.

— Все не так, как выглядит, — я говорю инстинктивно, хотя знаю, что это глупо, когда мы были пойманы с поличным.

Эш помогает мне подняться, и мы спускаемся по лестнице.

— Выглядит это так, будто вы в засос целовались, — говорит мне Дей.

— И? Ты не можешь указывать мне, кого целовать, — говорю я. — Кто, черт возьми, думаешь, ты такая? Пуриан Роуз?

— Он — дилер наркотиков, он разрушает жизни людей, — говорит Дей.

— Эш не виноват, что Жук предпочел тебе кайф, — огрызаюсь я в ответ.

Дей вздрагивает, будто от пощечины.

— Будь ты настоящей подругой, то была бы счастлива за меня, — я говорю ей.

— Будь ты настоящей подругой, то даже не рассматривала бы возможность быть с Эшем, — немедленно отвечает Дей.

Эш делает шаг в направлении Дей.

- Я не забираю Натали у тебя. Если ты за это переживаешь.

— Как ты забрал Жука, ты имеешь в виду? — говорит она.

Я закатываю глаза.

- В моей жизни есть место для вас обоих. Нет нужды ревновать.

Она ощетинивается.

- Я не ревную…

— Ты ведешь себя именно так, — отвечаю я.

— Эш Фишер — плохое влияние, дилер Дурмана и козел, — говорит Дей. — Если ты уйдешь с ним — мы больше не подруги. Итак, кто это будет?

Я смеюсь.

- Ты серьезно предлагаешь мне сделать выбор между тобой и Эшем?

— Да, — говорит она.

— Отлично. Я выбираю Эша, — говорю я.

На ее лице отражается боль. Мне было бы жаль ее, но я просто слишком зла. Как она смеет ставить мне ультиматум?

Жук берет ее за руку и враждебно смотрит на Эша.

- Братан, что ты делаешь? Она дочь Эмиссара!

— Да, и что? — спрашивает Эш.

— Что случилось с тобой, парень? Сначала ты становишься Ищейкой, а потом зависаешь с девчонкой из Центрума? Знаешь, как называли людей вроде тебя во время войны? Предатели.

Эш набрасывается на Жука. Они падают на палубу и дерутся, осыпая друг друга дикими пинками. Эш одним метким ударом попадает по лицу Жука, разбивая ему нос. Он снова заносит кулак.

— Эш, остановись! — умоляю я.

Эш немедленно отпускает Жука.

- Даже не думай снова назвать меня предателем, — кричит он.

Дей бросается к Жуку и пытается остановить кровотечение. Она смотрит на меня, я в ответ враждебно смотрю на неё.

— Ты в порядке? — спрашиваю я Эша.

— Ага, я…

БА-БАХ!

Лодку дико трясет. Эш бросается к штурвалу, который остался без присмотра во время борьбы, и направляет лодку обратно на курс. Когда тряска проходит, я проверяю ущерб лодки. Царапина на лакокрасочном покрытии и разбито несколько фонарей, но к счастью лодка серьезно не пострадала.

Жук берет штурвал, и мы сидим в гневном молчании, не глядя друг на друга. Я желаю, чтобы баржа стала пароходом, и мы быстрее были дома. Чем скорее я уберусь от этой дурацкой баржи и Дей, тем лучше. Я думала, что мы хорошие друзья, но если она не может порадоваться за меня и Эша, то очевидно я ошибалась. Лодка, наконец, подходит к причалу, и Жук выключает двигатель. Я собираюсь сойти на берег, когда Эш хватает меня за руку, останавливая.

— Что-то не так. Я чувствую кровь, — говорит он. Я вижу, как у него шевелятся волосы.

— Малкольм! — кричу я.

Я выпрыгиваю из лодки и устремляюсь на набережную, страх сжимает мое горло с каждым шагом. На траве лежит тело. Так много крови… так же, как у Трюфелька… так же, как у отца. Одежда Малкольма разорвана, демонстрируя отверстие в его груди. Я подавляю крик.

Его сердце вырвано.

Пара фар освещает дорогу рядом с нами, направляясь в нашу сторону. Должно быть, Стражи уже вызваны на место происшествия.

— Иди. Здесь небезопасно, — говорю я Эшу.

Эш бросает последний долгий взгляд на меня и исчезает в тени.

* * *

Вернувшись в мою спальню, Марта заворачивает меня в одеяло и крепко обнимает. Она такая мягкая и округлая, это как обнимать подушку.

— Это моя вина. Я сказала ему ждать там. Если бы я не… — Мои слова прерываются новым потоком слез.

Она гладит мои волосы, шепча утешения на ухо. Часть меня не может не возмутиться отсутствию моей матери рядом. Она переложила даже свои материнские обязанности на прислугу. Я для нее — всего лишь еще одна рутинная работа, которую нужно сделать.

— Что еще хуже, я почти чувствую облегчение, — признаюсь я. — Это мог бы быть Себастьян. Это ужасно?

Она качает головой.

- Ты заботишься о нем, и не важно, что происходит между вами двумя.

Я слышу стук в дверь, и входит Себастьян, беспокойство отражается на его красивом лице. Марта отходит в сторону, когда он притягивает меня в объятия и целует в лоб.

— Я говорил с твоей матерью. Было ошибкой позволить Малкольму сопровождать тебя сегодня; мы договорились, что я буду единственным, кто будет защищать тебя с этого момента, — говорит он.

Я ожидала этого, и сказать честно, я благодарна. Мысль, что Дарклинг по-прежнему на свободе, охотится за мной, ужасает. Я знаю, что Себастьян никогда не позволит ему причинить мне вред.

Я выпрямляюсь, вспоминая кое-что.

- Кто-то преследовал нас ранее.

— Ты уверена? — спрашивает Себастьян.

— Да, Малскольм почувствовал это. Сейчас я уверен, что это кто-то, убивший Трюффелька и преследовавший меня в музее.

Я снова расплакалась. Зачем я выходила сегодня? Я должна была вернуться в тот момент, когда Малкольм почувствовал, что что-то было не так. Я не понимаю, что происходит. Почему этот Дарклинг преследует меня? И зачем он вырывает сердца своих жертв?

— Я хочу побыть одна, — говорю я.

Как только они уходят, я хватаю с пола куртку Эша и закутываюсь в нее, позволяя слезам свободно струиться по моему лицу, больше всего на свете желая, чтобы он был здесь со мной. Я вдыхаю запах его куртки, и мое сердце трепещет.

Кровная половинка. Я его Кровная половинка.

Дверь открывается, и Полли проскальзывает в комнату. Она ложится рядом со мной и гладит мои волосы. Зигзаги ее шрамов выглядят отчетливее в лунном свете. Слезы льются сильнее при воспоминании о том, как она так же успокаивала меня в старые добрые времена, прежде чем пострадала.

— Я встретила парня, — доверяюсь я ей. — Но он Дарклинг. Я не знаю что делать. Мать убьет меня, если узнает, и после того, что случилось с отцом… Я просто чувствую себя предательницей по отношению к нему, когда хочу быть с Эшем.

— Ты не предаешь отца — ты прославляешь его. Он хотел, чтобы Дарклинги и люди были на равных. Он умер ради этого, — шепчет она в ответ.

— Но они так опасны, — отвечаю.

— Этот парень опасен? — спрашивает она.

— Он моя Кровная половинка. Он никогда не причинит мне вреда.

Я рассказываю ей о сердце Эша, как я его запустила.

- Он не похож на тех, других Дарклингов. Он добрый и благородный, и он заботится обо мне.

— Звучит, будто ты знаешь, чего хочешь, — отвечает она.

— Мне страшно, — признаюсь я.

Полли сжимает мою руку.

- Не живи в страхе. Если ты хочешь быть с ним, так будь. Будь смелой, сестренка.

Ее слова прокручиваются в моей голове. «Будь смелой». Я сделаю все возможное. Я хочу быть с Эшем, и я буду бороться за него, но глубоко внутри, я боюсь, что у нас никогда не будет счастливого будущего. Полли обнимает меня, и вскоре я засыпаю.

* * *

Я нахожусь в красной пещере. Стены вокруг меня пульсируют, и я, наконец, понимаю, почему они настолько теплые и липкие на ощупь. Эта пещера не сделана из камня; она сделана из плоти. Ужас пронизывает меня. Где я?

Ребенок с бритой головой стоит в центре пещеры, из одежды на нем только зеленый лист вокруг пояса. У его ног лежат трупы Малкольма и Трюффелька. Кровь непрерывным потоком покидает их тела, наполняя комнату, пока не достигает моих лодыжек.

— Чего ты хочешь? — кричу я.

Мальчик подносит свои руки к лицу и начинает рыдать, ужасный, пугающий звук. Он медленно поворачивается, его руки все еще скрывают лицо. Что-то ужасающе неправильно.

Я кричу, когда понимаю что это.

Там, где у мальчика должно было быть сердце — дыра.