Чёрный дембель. Часть 3

Глава 24

В свою комнату я не вошёл — ворвался. Увидел кровавые следы на полу, услышал журчание воды. Прохорова я нашёл в уборной: Артурчик стоял около раковины, рассматривал в зеркале своё лицо. Он заметил нас, невесело улыбнулся. Вынул из носа пропитанные кровью тампоны из газеты, бросил их в унитаз. Пальцем потрогал разбитую губу.

— Что случилось? — спросил я.

Прохоров ухмыльнулся и тут же вздрогнул от боли, снова прикоснулся к губе.

— Женькин муж приехал, — сообщил он. — Нагрянул нежданно-негаданно…

— Какой муж?! — сказал Кирилл. — Она ведь не замужем! Сама нам об этом говорила!

Прохоров взглянул мимо моего плеча на Кира, покачал головой.

— Все они так говорят… — пробормотал он.

Усмехнулся и тут же снова ойкнул.

— Хорошо, я хоть шорты и футболку надел, — произнёс Артурчик. — Бежал по коридорам не голышом. А он меня сразу: раз!.. и кулаком в морду. Здоровый чертяка. Он как тот шкаф: пошире тебя, Чёрный, в плечах будет.

Прохоров сплюнул в раковину.

— А эта дурра кричала, что я сам к ним припёрся, — сказал он. — Говорила, что не знает меня. Как в том кино: «Не виноватая я, он сам пришёл». Смешно. Сейчас. А тогда я чуть в штаны не наложил с перепуга.

Позади меня хмыкнул Кирилл.

— А гитара где? — спросил мой младший брат.

Артурчик вздохнул, размазал по верхней губе выкатившиеся из носа тёмные капли крови.

— Где, где… — произнёс он. — Там осталась. У девок в комнате. Я сам оттуда едва ноги унёс. Этот здоровенный псих из Смоленска едва не разорвал меня на куски. Чудом вырвался из его лап. Я о гитаре тогда и не вспомнил.

Прохоров потрогал пальцем свои зубы.

Я взглядом исследовал его лицо. Отметил: нос у Артурчика не сломан (хоть и заметно опух), зубы (на первый взгляд) уцелели, а на верхней губе (наверняка) останется небольшой шрам.

Кирилл всплеснул руками.

— Так… это… гитару забрать нужно, — сказал он. — А если её сломают? Схожу за ней…

— Ты с ума сошёл?! — сказал Артурчик.

Он встрепенулся, шагнул было к Кириллу. Но тут же снова скривил губы и снова сплюнул — вода в раковине окрасилась в красный цвет. Прохоров махнул рукой.

— Фиг с этой гитарой! — сказал Артурчик. — Новую куплю… дома. Давно пора: та уже совсем старая… была. Не жалко. Фиг с ней. Хорошо, что этот сумасшедший орангутанг меня не сломал. Просто повезло!

Прохоров сунул окровавленные руки под струю воды.

— И ничего не фиг! — произнёс Кирилл. — С какой это стати мы им подарим гитару? Ты с его женой целовался. Он тебя за это поколотил. Здесь всё понятно. Но гитара-то тут причём? Не получит он её. Подавится.

Кир дёрнулся к выходу — я придержал своего брата за руку.

— Стой, малой, — сказал я. — Угомонись. Не светись там. Пока эти дурочки и на тебя грехов не навесили. Они сейчас на кого угодно свои грешки спихнут. Останься в комнате. Присмотри за Артурчиком.

Кирилл нахмурился, произнёс:

— Серый, но там же гитара…

— Сам за ней схожу, — заявил я, — за этой вашей гитарой.

Мой младший брат смущённо насупился, закусил губу. Прохоров кивнул, ухмыльнулся и снова размазал по губам кровь. Я засучил рукава тельняшки и направился к двери.

Комнату работниц чулочной фабрики я бы нашёл, даже если бы забыл её номер. Кровавые следы чётко обозначили на полу жилого корпуса профилактория путь к ней. Но я не раз уже видел, откуда выходили подружки Кирилла и Артурчика (теперь уже бывшие). Женя и Любаша проживали на том же этаже, что и тульские парикмахерши. Вот только их комната находилась по другую сторону от соединявшей этажи лестницы. Поэтому я не особенно присматривался к кровавым точкам на полу — скорее, сторонился их, чтобы не поскользнуться и не испачкать обувь. Снова подумал о том, что «проверенные кадры» лучше «непроверенных»: с парикмахершами мы в прошлой жизни не знали тех проблем, какие преподнесли нам сейчас Женя и Любаша.

Около номера смоленских девиц я остановился, прислушался. Ухмыльнулся: услышал за дверью громкий мужской голос. В дверь я не постучал — вошёл без стука. Секунду потратил на оценку ситуации. Гитара Прохорова, Любаша, Женя и её муж-орангутанг — все четверо присутствовали в комнате. Целая и невредимая гитара притаилась в углу номера. Люба сидела на стуле около окна, изображала торшер или мраморную статую. Женя разместилась на кровати: забралась на неё с ногами, прислонилась спиной к стене, прижимала пальцы к уже налившейся синевой правой скуле. Похожий телосложением на тяжелоатлета мужик замер посреди комнаты. Он обернулся на звук моих шагов. «И правда, похож на обезьяну, — подумал я. — Но только не на орангутанга, а на гориллу».

В три шага я приблизился к мужчине и пробил «двоечку» ему в корпус. Гость из Смоленска произнёс: «Кхууууу!» И запоздало отвесил мне поклон. Я похлопал его по плечу — оно опустилось на уровень моего живота. Прошёл к гитаре, взял её в руки — убедился, что на ней ревнивый Женин муж свою ярость не вымещал. Подмигнул даже не пошевелившейся при моём появлении Любаше. Взглянул на Женю, полюбовался уже вполне оформившимся фингалом у неё под глазом. Покачал головой — Женя вздрогнула и вжалась спиной в стену, словно изобразила пантомиму «Цыпленок табака». Я заметил, что её муженёк уже почти восстановил осанку и силился то ли рыкнуть на меня, то ли надеялся меня по-дружески обнять. Шагнул к нему — ударил его по печени.

Гостя из Смоленска перекосило на бок.

Я взял мужика за чёлку — запрокинул его голову, посмотрел ему в глаза.

— Это тебе таблетка для памяти, — сказал я. — Чтобы ты запомнил: девчонок бить нельзя — даже если очень хочется, даже жену или тёщу.

Струны гитары завибрировали — я прижал их к своей ноге.

Музыкальный инструмент умолк — тишину в номере нарушали лишь всхлипывания Жени и сопение её муженька.

— Ты кто? — выдохнул мужик.

— Чёрный дембель, — представился я.

Забросил гитару на плечо и вышел из комнаты.

Утром в столовой за нашим столом царило упадочное настроение. Артурчик страдал из-за раны на губе. Ворчал о том, что на «эту дуру потратил столько сил и времени», а в итоге «всё напрасно». У Кирилла внезапно проснулось чувство вины перед Прохоровым. Мой младший брат вообразил: Артурчика не поколотили бы, если бы он не оставил его вчера в комнате работниц чулочной фабрики. А я думал о том, что не все перемены в этой новой жизни к лучшему. В прошлый раз наш отдых здесь не омрачался разбитыми лицами и рогатыми мужьями. В моей памяти об отдыхе в пансионате «Аврора» сохранились только позитивные воспоминания (во многом связанные с тульскими парикмахершами).

Оксана и две её подруги явились на завтрак раньше нас. Они заметили наше появление — прервали разговор, впились в меня внимательными взглядами. Я не подошёл к их столу — поприветствовал девчонок издали взмахом руки. Парикмахерши ответили мне милыми улыбками. Я отметил, что девчонок из Тулы сегодня будто бы не интересовала еда. Позабытый завтрак остывал в их тарелках. Девицы посматривали в нашу сторону и шушукались (пока мои соседи по столу ковырялись вилками в тарелках и совсем не по-мужски жаловались на жизнь). А я размышлял о прошедшей ночи и сравнивал впечатления от неё с теми, что остались у меня после прошлого посещения пансионата «Аврора».

— …Море, солнце, пляж, — говорил Кирилл, — а больше нам здесь ничего и не нужно. У меня есть Инга. У тебя — Наташа Торопова. У Серёги — эта его официантка из «Московского»… и Котова…

— Мне Наташка заявила, что до свадьбы «ни-ни», — сообщил Артурчик. — А когда она, та свадьба, будет? Я взрослый и здоровый мужчина! Тут, на море, полно взрослых женщин. И что ж мне теперь?..

Прохоров пожал плечами, прикоснулся к ране на губе.

— От Наташки не убудет, — сказал он. — Сама виновата! Да и не узнает она ни о чём… если вы ей не расскажете. На море потому и едут: за развлечениями. А во всем остальном наши пляжи на речке ничем не хуже морских.

— Скажешь тоже… — произнёс Кир.

— Скажу! — заявил Артурчик. — Если мы здесь до отъезда только в море плескаться будем — я с ума сойду от скуки. С Чёрного бери пример. Вон, как на него та блондинка посматривает.

Артурчик указал вилкой на Оксану.

— Сразу видно: твой брат шампанское не без пользы израсходовал, — сказал он. — Сегодня, небось, опять к ней пойдёт. А мы с тобой книжку про пиратов будем читать. Да, Чёрный?

Парикмахерши заметили наш к ним интерес — кокетливо поправили причёски, приняли «выгодные» (с их точки зрения) позы. Я отметил, что лица парикмахерш подкрашены косметикой, а причёски девиц уложены, словно для похода на светский раут. Девчонки стреляли в нашу сторону глазами, улыбались. Выглядели приветливыми и жизнерадостными, явно настроенными на общение… с нами. Будто позабыли о том, как отшили Артурчика всего пару дней назад. Я неспешно дожевал кусок творожной запеканки, запил его уже остывшим какао. Подумал о том, что неплохо «постарался» сегодня ночью и что некоторые события из прошлой жизни стоили того, чтобы я их пережил снова.

Я посмотрел на Артура и сообщил:

— Та чёрненькая — твоя.

Прохоров и Кирилл взглянули в сторону стола парикмахерш.

Артурчик потрогал пальцем рану на губе.

— Почему мне досталась именно чёрненькая? — спросил он.

Я дёрнул плечом.

— Потому что блондинку я уже… занял. А та, что с веснушками, как ты сказал: до свадьбы ни-ни. Она идеальный вариант для Кирилла. Целоваться она к нему не полезет. Зато кучу книг прочла, в том числе и о пиратах.

— Хватит уже, Чёрный! — сказал Кир. — Я сейчас твоих советов не спрашивал…

— Я тебя ни в чём не упрекаю, малой. И ничего тебе не советую. Но та конопатая девчонка тебе действительно понравится. Как друг. Не будешь же ты скучать в одиночестве, пока мы с Артурчиком…

Я не договорил.

Артурчик приподнял брови.

— Чёрный, откуда ты всё это знаешь? — спросил он. — О тех девчонках. Ты уверен…

— Знаю, — заверил я. — Уверен.

Ухмыльнулся.

— Ладно, — сказал Прохоров.

Он кивнул и произнёс:

— А брюнетка, значит…

— Наташе мы ничего не расскажем, — пообещал я.

Мы с Артурчиком одновременно посмотрели на Кирилла.

Тот не донёс до рта запеканку, опустил вилку с нанизанным на неё куском.

— А что я? — спросил Кир. — Я тоже ей ничего не скажу. Обещаю. Я ж не предатель. Сами разбирайтесь со своими подругами. И с Тороповой, и с официанткой из ресторана… и с Ленкой Котовой.

— Малой, Котова-то тут причём? — спросил я.

Кирилл и Артурчик посмотрели мне в лицо, переглянулись.

— Это… не причём, — сказал Кир. — Это я так… к слову пришлось.

Мой младший брат закусил губу.

Артурчик усмехнулся — на его губе блеснула капля крови.

— Да ладно тебе, Чёрный, — сказал Прохоров. — В институте все давно знают, что Ленка Котова в тебя влюблена. И что ты неспроста ни с одной девчонкой столько не общаешься, как с ней. Это же понятно…

Я повёл правой бровью.

Кирилл кашлянул.

Артурчик уронил вилку и приподнял руки.

— Ладно, ладно! — произнёс он. — Молчу. И не надо на меня так смотреть. Чёрный, я же просто… Все об этом говорят! Да и вообще, правильно Кирюха сказал: сами в своих отношениях разбирайтесь.

Прохоров насупился.

— Хватит на меня пялиться, пацаны, — сказал Артурчик. — Дайте мне поесть спокойно!

После завтрака я представил Кирилла и Артура тульским парикмахершам. Отметил, что события прошлой жизни примерно повторились, но только с задержкой в три дня. На пляже утром мы отдыхали единой группой (работниц чулочной фабрики из Смоленска я там не увидел). Прохоров со своей новой подругой быстро нашёл общий язык. А вот Кирилл и конопатая парикмахерша поначалу сторонились друг друга. Но после обеда и их отношения наладились: они «спелись» на почве общей любви к приключенческой литературе. Хорошее настроение Артурчика окончательно восстановилось, когда во второй половине дня он (во время перекура на балконе) увидел Любашу, Женю и её мужа бредущими с вещами к автобусной остановке.

Последующая неделя почти полностью повторила то время, которое я уже однажды пережил здесь, в пансионате «Аврора». Мы купались днём и ночью в море. Любовались закатами и встречали рассветы на пляже. Смотрели на горизонт с вершины Птичьей скалы — искали на море корабли с алыми парусами. Танцевали, пели песни под гитару (в пансионате появилась группа поклонников певческих талантов Кирилла и Артурчика). Прохоров и мой младший брат покрылись тёмным загаром (Кир походил на поднявшегося из угольной шахты после рабочей смены шахтёра, а Артурчик превратился в чернокожего африканца). Я тоже неплохо загорел; даже спел в честь этого под гитару песню о шоколадном зайце — эксклюзивно для светловолосой парикмахерши Оксаны.

Отношения с Оксаной у меня сложились не точно такие, как в прошлой жизни. На этот раз мы с блондинкой слегка поменялись ролями. Теперь уже не парикмахерша из Тулы обучала меня всевозможным «интересным и приятным забавам», когда мы с ней оставались наедине. Сейчас я щедро делился с ней приобретённым в прошлой жизни опытом — представлял, как обалдеют от умений и знаний Оксаны её будущие любовники. Подруги Оксаны посматривали на меня с нескрываемым восхищением и уважением: блондинка явно не скрывала от них подробности наших интимных встреч. Эти мои подозрения подтвердил и Артурчик — он поделился со мной и с Кириллом идеей «интересной забавы», о которой его брюнетка (без сомнения) узнала из рассказов Оксаны.

Неделя в компании девчонок из Тулы промчалась, как одно мгновение. Она оставила после себя приятные впечатления и воспоминания, отчасти отличавшиеся от тех, которые уже хранились в моей памяти. Я на время окунулся в безумства молодости. Артурчик наслаждался «нормальными взрослыми отношениями». Даже мой младший брат не выражал недовольство: поведение конопатой подружки теперь его вполне устроило. Сожаленье и у нас, и у девиц из Тулы вызвало лишь то обстоятельство, что срок пребывания парикмахерш в пансионате «Аврора» истёк на три дня раньше нашего. В прошлый раз только для Кирилла и Артура этот факт стал причиной для печали. Но теперь опечалились и парикмахерши (хотя я точно помнил: «тогда» в день отъезда грусти в их взглядах не было).

Двенадцатого июля после обеда мы дружной компанией отравились на пляж. Этот поход к морю со стороны выглядел вполне буднично, как и предыдущие. Вот только теперь на лицах парикмахерш, Кирилла и Артура я не видел улыбок. Прохоров по обыкновению шутил. Но его шутки даже мне казались скорее грустными, чем смешными. Ещё вчера вечером Артурчик и Кир выспросили у своих подруг их домашние адреса — я подобным делом не заморочился. Не сомневался, что парни и теперь отправят в Тулу по письму. Прикинул, что в этот раз шансы на получение ответных посланий у Кирилла и у Артурчика гораздо больше, чем в прошлый. Вот только понимал: вряд ли парни теперь нуждались в этих ответах так же, как «тогда».

На этот раз я настоял, чтобы мы вышли к автобусной остановке заранее.

Автобус не обманул моих ожиданий: снова приехал раньше, чем следовало (согласно расписанию).

Светловолосая Оксана не сразу пошла в салон следом за своими подругами. Она запрокинула голову, посмотрела мне в лицо. Неуверенно улыбнулась.

— Серёжа, а можно… я тебе письмо напишу? — спросила она.

— Зачем? — сказал я. — Нам было весело и интересно вместе. Но теперь у меня своя жизнь, а у тебя своя. Ты клёвая девчонка, Ксюша. Не сомневаюсь, что всё у тебя в жизни сложится хорошо. Без меня.

Оксана кивнула, печально вздохнула и пошла к автобусу.

Я посмотрел ей в вслед; отметил, что в прошлый раз Оксана мне подобные вопросы не задавала.

Без тульских парикмахерш даже мне пребывание в пансионате показалось скучным. Почти трое суток мы провели на море: словно отбывали скучную, но обязательную программу. Чётко по расписанию ходили на пляж и в столовую. Ели, загорали, купались — без особого желания, словно по привычке. Вечера проводили в своём номере. После отъезда девчонок из Тулы Прохоров не устроил для отдыхавших в пансионате советских граждан ни одного концерта. Сборы домой стали для нас не печальным, а радостным событием. Кир и Артур с самого утра в день отъезда обсуждали свои планы на оставшиеся летние дни. Вечером мы приехали на автобусе в Первомайск. А ближе к ночи загрузились в проходивший через Первомайск поезд до Москвы.

В Новосоветск мы прибыли чётко по расписанию.

Ещё из вагона поезда я заметил стоявшую под часами около здания вокзала Лену Котову.

«Ты-то откуда здесь взялась? — подумал я. — Ты же до конца августа уехала к тётке в Геленджик».