Чёрный дембель. Часть 3

Глава 22

На крыше дома ворковали голуби. По небу метались крикливые чайки — они будто неразборчиво ругались на всех и вся смачными «морскими словечками». Я следил за тем, как Бурцева хозяйничала в доме подруги, собирала свои вещи: изредка я видел в окне очертания её фигуры. Заметил, что Артурчик не скучал: он нашёл на столе непочатую бутылку пива, живо её откупорил и смотрел на окружающий мир со счастливой улыбкой. Мы с Кириллом лениво срывали с дерева ещё зеленоватые абрикосы, лениво жевали их (дегустировали «дары природы»). Брат и сестра Тартановы следили за нами, хмурили брови. Фёдор вышел из нокаута относительно быстро. И почти пришёл в себя, к тому времени, когда Настя Бурцева вышла из дома с большим потёртым чемоданом в руке.

— Я всё собрала, — сообщила Анастасия. — Можем идти.

Я заметил, что «ноша» тянула её к земле — на шее Бурцевой под загорелой кожей напряглась тонкая жилка.

— Всё, так всё, — сказал Артурчик. — Надеюсь, что возвращаться мы сюда не будем.

Он без особого энтузиазма посмотрел на чемодан. На чемодан взглянул и Кирилл: он будто прикинул, кто потащит эту громадину до пансионата. Я подумал о том, что мог бы уже в ближайшее время подарить советским гражданам немножко «комфорта» — если бы внедрил в производство сумки и чемоданы с колёсами. Но тут же вспомнил о нынешнем состоянии советских дорог (особенно в деревнях и в посёлках) и признал, что изделия с колёсами в СССР были бы недолговечными. Бурцева держала свою ношу будто из последних сил. Я взял у неё чемодан, взвесил его в руке. Отметил, что колёса чемодану точно бы не помешали. Окинул взглядом принарядившуюся Настю: Бурцева сменила рваную блузу на белую футболку, натянула джинсы и даже брызнула на себя духами.

Я подумал, что духи пахли приятно, хотя их аромат и смешался с запахом табачного дыма.

Бурцева заметила, как я принюхивался — сквозь загар у неё на скулах проступил румянец.

— Нравится? — спросила Анастасия. — Это французские духи, мне их дедушка подарил. «Chahel номер девятнадцать» называются. В прошлом году за границей их признали лучшими духами.

— Неплохие, — сказал я. — Приятный запах. Французы хорошие парфюмеры.

Анастасия Бурцева улыбнулась, чуть запрокинула голову, будто решила: я понюхаю её шею.

К Настиной шее я не наклонился.

«Хороший аромат, — подумал я. — Своеобразный. Вот только это не рижская «Иоланта».

Мы выходили со двора Настиной подруги — Кирилл и Артурчик переглянулись, маякнули друг другу улыбками: порадовались, что я не нагрузил на них чемодан. Но счастье их длилось недолго, потому что я свернул не в направлении шоссе, а пошёл к «Сельмагу». Посещение магазина я включил в план похода в Григорьевку сегодня утром. Ещё в прошлой жизни я убедился, что порции в столовой пансионата «Аврора» рассчитаны скорее на детей и на подростков, а не на здоровенных почти двухметровых мужиков. Понимал, что мне и моим спутникам понадобится ежедневная «добавка».

Потому что худеть я на отдыхе в пансионате не собирался: лишний вес я для этого не заготовил. Да и Кирилл с Артурчиком в диете тоже не нуждались. А потому я предусмотрительно прихватил с собой в деревню четыре объёмные сетки-авоськи, которые загрузил в «Сельмаге» консервами, печеньем, сухарями, пивом и прочими высококалорийными продуктами. Вручил заполненные авоськи брату и Прохорову. Те не опозорились перед столичной студенткой нытьём. Но на выходе из деревенского магазина Кирилл и Артур посматривали на чемодан в моей руке едва ли не с завистью.

На обратном пути Настя Бурцева говорила мало — лишь отвечала на нескончаемые вопросы Прохорова. Она шагала плечом к плечу со мной, то и дело посматривала мне в лицо. Часто курила, словно после долгого никотинового голодания. Я видел, как по её щекам скатывались капли влаги. Настя их словно не замечала — они падали ей на грудь, ненадолго оставляли на футболке влажные пятна. В воздухе около моей головы смешивались в дурманящий коктейль ароматы морской воды и духов «Chahel номер девятнадцать» с запахами пыли, человеческого пота и табачного дыма.

В пансионат мы вернулись уже в обед. Уставшие, вспотевшие и голодные. На территории пансионата мои спутники словно обрели второе дыхание: зашагали резво, улыбались, высказывали догадки о сегодняшнем обеденном меню. Сетки с продуктами и чемодан мы бросили у двери в своём номере. Не переоделись, а сразу же поспешили в столовую. По пути я отметил, что количество шагавших в столовую и возвращавшихся оттуда людей уже выглядело примерно одинаковым. Встретили мы и работниц чулочной фабрики из Смоленска — договорились с ними, что через час отправимся на пляж.

На пляж около пансионата мы пришли в самый солнцепёк — в то самое время, когда разумные люди лежали на кроватях в своих комнатах и смотрели полуденные сны. Кирилл и Артурчик расстелили на песке полотенца (в том числе и для московской студентки). Они торопливо скинули с себя одежду, поглядывали при этом на своих неспешно обнажавшихся подружек. Работницы чулочной фабрики раздевались, будто на съёмках фильма для взрослых: показывали нам себя с «лучших» сторон — за их раздеванием следили и загоравшие неподалёку от нас мужчины пенсионного возраста. Бурцева сняла футболку и шорты (джинсы она оставила в нашей комнате), продемонстрировала нам ярко-синий, явно импортный купальник. И… закурила. Ветер понёс бело-серый табачный дымок мимо моего лица к ограждавшему пляж забору. Я поправил на голове сделанную из газеты пилотку. Огляделся.

Обнаружил, что в «Авроре» не только мы были «неразумными». В многочисленных голосах суетившихся около воды людей тонули даже истеричные вопли чаек. Я прикинул: народу на пляже пансионата собралось немало. Количество загоравших сейчас на песке людей лишь раза в полтора было меньше, чем помещалось тут в часы пиковой посещаемости пляжа. Берег походил на лежбище тюленей или морских котиков. По кромке воды бегали детишки в белых панамах. В море у берега степенно прохаживались мужчины и женщины: они смотрели себе под ноги, словно выискивали что-то на морском дне. Чуть дальше в море кричали и бросали друг другу красный резиновый мяч подростки. Вдали на морских волнах покачивались похожие на буи головы пловцов.

Кирилл и Артур вместе с Женей и Любашей направились к воде.

— Сергей, ты пойдёшь купаться? — спросила Бурцева.

Она затушила сигарету о гладкий серый камень, зарыла её в песке.

— Пойду, — ответил я.

Снял футболку и шорты, положил на полотенце солнцезащитные очки и свой бумажный головной убор (бросил внутрь него пару камней, чтобы его не унёс ветер). Поправил плавки. Заметил, с каким интересом рассматривала моё тело студентка филфака МГУ. На меня смотрела не только Бурцева — разглядывали меня и другие женщины, что разместились на песке в радиусе полутора десятков метров от меня. Я поднял руки и потянулся. Громко зевнул — в сторону от меня шарахнулась кружившая в небе чайка. Вдохнул насыщенный запахом морской воды воздух. Лениво побрёл к воде — Бурцева шагала рядом. Отметил, что утром море было теплее. Зашёл в воду по пояс и нырнул. Поплыл. Минуты через две сонливость развеялась. Бурцеву я рядом с собой в море не увидел.

На волнах я не лежал — сделал заплыв к горизонту. Волны слегка приподнимали меня, гладили по плечам и по лицу. Я то и дело сплёвывал горькую воду. Я изредка оглядывался — следом за мной никто не плыл. Подумал, что так далеко от берега отважился бы уплыть разве что Коля Уваров. А может, ещё и Котова: нашу реку она запросто переплывала туда и обратно. Я вспомнил, что Лена сейчас бороздила волны в Геленджике. В Новосоветск вернётся в конце августа — так она говорила. Совсем не ко времени я подумал о Зине, подружке Анастасии Бурцевой, и о владельце шикарного морского загара Фёдоре Тартанове. Скривил губы. Выплюнул попавшие мне в рот горькие капли морской воды. Оглянулся — берег уже едва виднелся вдали. Я снова сплюнул и поплыл обратно.

Вернулся на берег — увидел, что мой младший брат и Артурчик уже сидели на полотенцах и развлекали девиц игрой в карты.

Играла с ними в «подкидного дурака» и Настя Бурцева.

— …В своих работах, — говорила она, — Ницше критиковал буржуазный строй, ратовал за его уничтожение и создание нового свободного от либерально-сентиментального и лицемерного человеколюбия…

Настя заметила меня, прервала монолог.

— Сергей, присоединяйся к игре, — сказала Бурцева.

Она подвинулась — освободила место на полотенце рядом с собой.

Я покачал головой.

Сказал:

— Чуть позже. Полежу пока. Погреюсь на солнце.

Я улёгся на спину, закрыл глаза.

— Между прочим, — продолжила лекцию московская студентка, — Ницше выстраивал своё философское кредо на парадоксальной основе: отрицании морали как самоценности, обособленной от реальной человеческой жизнедеятельности…

Мне почудилось, что голос Бурцевой вдруг стал тише, словно отдалился.

Крики чаек и плеск волн тоже доносились теперь издалека.

А солнце будто вдруг спряталось за облаком…

…Я почувствовал запах шоколадного бисквита. Он ещё не выветрился из квартиры Котовых. Хотя последний корж мы с Леной испекли пять часов назад. За прошедшее с того момента время я завершил оформление тортов: уложил на покрытой шоколадной глазурью поверхности все затвердевшие в морозильной камере холодильника кремовые элементы «украшений». Котова к тому моменту уже задремала. Я её не будил — больше часа лежал в тёплой ванне, вдыхал аромат хвои, слушал, как лопались на воде пузырьки пены (мне чудилось, что слышал ещё и крики чаек, и шум прибоя). А пять минут назад мы с Котовой погрузили картонные коробки с «изделиями» в «Волгу» Дмитрия, водителя директора швейной фабрики.

В окно спальни Котовой светило замершее над крышей пятиэтажки солнце. Оно согревало моё тело, слепило мне глаза. Я стоял около окна босиком, почти голый: в плавках. Смотрел на безоблачное небо за окном и на круживших там ворон, которые кричали голосами чаек. Вдыхал запах бисквита, который смешался с запахом морской соли, и к которому добавился запах духов «Иоланта». Слышал, что за стеной, в соседней квартире, тихо бубнил телевизор. Голос дикторши зачитывал нудную лекцию: «…Ницше развернул корабль классического философствования от трансцендентальной всеобщности человека…». Я отметил, что уже слышал эту передачу: совсем недавно. Услышал шорохи шагов за спиной. Обернулся.

Обнаружил, что ко мне подошла Лена. Я понял, что это от неё пахло духами: не французскими — рижскими. Котова замерла в полушаге от меня. Смотрела на меня своими большими глазищами. Не моргала. Часто дышала, точно после пробежки — чувствовал на губах тепло её дыхания, пропитанного ароматом морской воды. Мне почудилось, что Котова стала выше ростом, будто стояла на каблуках. Я посмотрел Лене в глаза — почувствовал, что сердце в моей груди забилось чаще. Пересохло во рту, словно с похмелья. В глазах Котовой я увидел своё отражение: очертания непричёсанной головы на фоне… блестевших на солнце морских волн. Отметил, что Лена сменила домашних халат на платье: то самое, которое я видел на ней в новогоднюю ночь.

— Серёжа, ты останешься со мной? — спросила Котова.

Платье, будто по волшебству, соскользнуло с её тела и упало на пол.

Я опустил взгляд и увидел, что на Лене не было нижнего белья.

Котова шагнула ко мне, приблизила губы к моему уху.

— Чёрный, проснись! — сказала она голосом моего младшего брата…

…Я дёрнулся и открыл глаза.

Синее небо. Солнце. Чайки. Пляж. Море. В спину между лопатками упирался спрятавшийся под полотенцем камень. Аромат рижской «Иоланты» сменился на запах табачного дыма.

— …Чёрный, проснись! — повторил Кирилл.

Он толкнул меня в плечо.

Я посмотрел на лицо младшего брата.

Кирилл хмурил брови.

— Не сплю, — заверил я. — Ещё немного полежу и будем играть.

Услышал женский смех.

— Перевернись на живот, — попросил Кир.

Я уловил в его голосе гневные ноты. Голова младшего брата загородила солнце. Мне почудилось, что над волосами Кирилла светился золотистый нимб.

Я зевнул, прикрыв рот ладонью, спросил:

— Храплю?

Кирилл покачал головой.

— Хуже, — сказал брат. — Перевернись!

Я приподнял брови.

— Нафига?

— Не знаю, что там тебе приснилось, — сказал Кир, — но я прикрыл тебя полотенцем.

Я приподнялся на локтях — увидел ухмыляющегося Артурчика, смущённые улыбки на лицах Насти, Жени и Любаши.

Заметил на своём животе полотенце. Оно прикрывало и мои плавки. Приподнял его... — девчонки хихикнули.

— Мне даже интересно, Чёрный, кого ты сейчас видел во сне, — заявил Прохоров.

Девицы из Смоленска отреагировали на его слова смехом.

Кирилл не улыбнулся.

Я посмотрел на лицо Насти Бурцевой — та смущённо опустила глаза.

С пляжа пансионата «Аврора» мы ушли в послеобеденный «час пик», когда на песке около моря почти не осталась пространства, незанятого покрывалами, одеялами или полотенцами. Наши места заняли, едва мы отошли от них на шаг. Женя и Любаша с нами не пошли. Но Кирилл и Артурчик с подругами не остались: заявили, что проводят вместе со мной до автобусной остановки нашу московскую знакомую. Настя уходила с пляжа нехотя, печально улыбалась и заглядывала мне в лицо. Посматривали на меня и парни: Кирилл и Артурчик — они будто ожидали от меня некой команды. Я зевал, то и дело приподнимал солнцезащитные очки и потирал глаза. На пляже я вздремнул меньше четверти часа; мечтал сейчас о том, как вечером завалюсь на кровать и «вырублюсь» до утра.

Мой младший брат и Артур набросились на купленные сегодня в Григорьевке продукты, как только мы перешагнули порог комнаты. Они словно и не обедали три часа назад в столовой. Бурцева от еды отказалась. Лишь бросила за щеку предложенную ей Кириллом карамельку. Она грустно вздыхала, пока складывала в чемодан свои вещи. Поглядывала на меня глазами брошенного щенка. Я посматривал на часы. Автобус до Первомайска останавливался рядом с пансионатом «Аврора» ровно в шестнадцать часов. До его появления оставалось три четверти часа. Но подъехать он мог и раньше — это я помнил по прошлой жизни. Парикмахерши из Тулы на него едва не опоздали. А вот в день нашего отъезда из «Авроры» автобус подъехал к пансионату только в начале пятого.

Из жилого корпуса пансионата мы вышли за двадцать минут до отправления автобуса. Кирилл и Артур шли с улыбками на лицах — радовались, что чемодан москвички снова нёс я. Бурцева держалась за мой локоть — крепко, словно боялась, что без опоры не устоит на ногах. Прохоров развлекал приунывшую Настю шутками и забавными историями: многие из которых я и Кирилл слушали не первый и даже не в десятый раз. Тени деревьев накрыли аллею, прятали нас от прямых солнечных лучей. Прохоров фантазировал на тему того, как мы («возможно даже следующим летом») приедем в Москву и отправимся на спектакль с участием Владимира Высоцкого в Театр на Таганке — Настя раздобудет нам билеты. А затем все вместе поедим мороженного на Красной площади, у стен Кремля.

Его фантазии словно развеяли плохое настроение Бурцевой. Анастасия заулыбалась, поддакивала Артуру и побрасывала идеи-дровишки в костёр фантазии Прохорова. При этом посматривала Настя на меня. Будто следила за тем, как я реагировал на её слова. По тенистой аллее мы вышли к воротам пансионата. Издали заметили, что на автобусной остановке стояли люди с сумками и с рюкзаками — из «Авроры» сегодня уезжала не только Бурцева. Я вышел за ворота, поставил чемодан на землю. Заметил, что Кир и Артур с усмешкой взглянули на тех «несчастных», что дожидались автобуса — тех, у кого уже завершился отдых на морском курорте. Бурцева достала красную пачку «Marlboro» (Прохоров тут же стрельнул у неё сигарету), закурила. Пристально посмотрела мне в глаза.

— Сергей, а у тебя есть невеста? — спросила Анастасия.